Текст книги "Ищу тебя"

Таня, стараясь быть незамеченной, выбралась из зала. Никто не обратил на неё внимания – все были заняты происходящим на сцене. Надев куртку и сапожки, она вышла на улицу. В чёрном бархатном небе сияла невероятно большая луна, мерцали звёзды, заснеженный лес казался волшебным, как на новогодней открытке. Она пошла по расчищенной аллее, удаляясь всё дальше от освещенного входа. «Луна, моя подруга, ты, как и я, одна, – складывались в голове строчки, – ждёшь, не дождёшься друга, а ночь темным темна…»

Вдруг ей послышалось, что кто-то идёт вслед за ней. Стало страшно: куда она это забрела, ночью, одна?

– Не страшно гулять одной? – раздался уже знакомый голос.

Она оглянулась. Так и есть. Опять он.

– Вы что, меня преследуете? – сердито спросила Таня.

– Ну, что вы! Просто вышел прогуляться, подышать свежим воздухом.

– Ну и гуляли бы где-нибудь в другом месте!

– А это что, ваши владения? В таком случае, простите великодушно, сударыня!

Таня, не отвечая, ускорила шаг. Но он не отставал.

– Таня, – он тронул её за плечо, – я ведь не ошибаюсь, вас Таней зовут? Почему вы такая колючая? Просто ёжик какой-то! Я вас чем-то обидел?

– Не люблю назойливых людей, – отрезала она. – Всего хорошего!

– Кстати, спасибо за сетки! – успел крикнуть он, прежде чем она скрылась за дверью.

Счастливая Виолетта уже давно похрапывала, а Таня никак не могла уснуть. Пыталась что-то сочинять – бесполезно, ничего не лезло в голову. Читала про себя стихи, она любила это делать и, кстати, никогда поэтому не скучала, если приходилось ждать, например, поезда или стоять в очереди. На этот раз ничего не помогало – перед глазами всё время всплывало красивое лицо этого… этого… красавчика… его слова… Колючая она, видите ли! Да никакая я не колючая. Стало так жалко себя – никто её не понимает, никто не любит… Хотелось плакать.

3.

– Сына, ну что это такое, опять Марина Юрьевна на тебя жаловалась, – Таня старалась говорить строго, хотя сердце её переполняла нежность к сыну. – Плохо себя ведёшь, не хочешь кашу есть…

– Не кашу, а запеканку, – уточнил сын. – Да если бы ты её сама попробовала, тоже не стала бы есть.

– Ну как же я её попробую, – устало сказала Таня, – я же в садик не хожу.

– Да вот она, у меня в кармане, – Дениска выгреб из кармана кусок слипшейся массы серого цвета.

Татьяна ахнула. Только сейчас она заметила, что на шортах сына расплылось жирное пятно. Теперь не отстирать, придётся новые покупать. Она вздохнула. Ну, Дениска, ну удружил. Каждый день какой-нибудь сюрприз! А что в школе будет!

Недавно, на занятиях, воспитательница предложила придумать слово из букв а, к, л, о, ш. Большинство детей сложили слово «школа», а Денис – сразу два: «школа» и «олкаш». Чуть со стыда не сгорела!

– Ой, – прервал её мысли громкий крик Дениса, – мама, смотри, моя белка!

Они шли по аллее одного из многочисленных сквериков, разбросанных там и тут среди многоэтажек их таежного городка. При строительстве оставляли нетронутыми участки тайги, и они прекрасно вписались в городской ландшафт и стали излюбленными местами для прогулок. Белки, бурундучки, обитающие в них, привыкли к людям и совершенно их не боялись.

На одной из скамеек сидел пожилой мужчина и кормил белочку. Испугавшись крика, она мигом взлетела по стволу сосны и сидела там, с любопытством разглядывая людей.

– Белочка, белочка, спускайся, – звал Денис, – я тебе угощение принёс!

– Это не та белочка, – сказала Таня, – наша худенькая, а это смотри какая упитанная!

– А может она уже потолстела, я же её кормил!

– Ну как же она могла за три дня потолстеть, Денис… Пойдём скорее, нам надо ещё в магазин зайти…

Дениска побежал по аллее, громко крича: – Белочка, моя белочка, ты где? Иди сюда! Я тебе еды принёс! Белочка, которая голодная, ты где?

Впереди по аллее шли мужчина и женщина, держа за руку мальчика, такого же возраста, как Дениска. Дениска вдруг остановился как вкопанный, потом кинулся вслед. С криком «Папа!» он догнал идущих и повис на мужчине. У Тани сжалось сердце – это был Андрей со своей новой семьёй.

Женщина с мальчиком молча стояли в сторонке, потом мальчик сорвался с места и стал оттаскивать Дениску от отца.

– Это мой папа! – Денис пинал пацана. – Это мой папа!

– Нет, это мой папа, мой! – не отпускал его мальчишка.

– Папа, скажи ему! – сквозь слёзы кричал Дениска. – Папа, скажи ему!

Андрей, оглянувшись на женщину, оторвал от себя Дениса и, подтолкнув его к Тане, процедил: «Иди к маме». Взяв за руку ревевшего мальчишку, он быстро пошёл по аллее, и вскоре троица скрылась за поворотом…

Денис, наконец, заснул. Спал беспокойно, вздрагивал, всхлипывал, потом постепенно успокоился и задышал ровно. Таня закрылась в ванной и долго плакала там, стараясь не рыдать громко.

Она уже свыклась с тем, что Андрей ушёл из семьи, но сегодняшняя встреча вновь всколыхнула обиду – не столько за себя, сколько за сына. Бедный ребёнок! Пусть разлюбил её, Таню, но сын! Как можно было предать свою родную кровиночку! Таня представила, что испытал Дениска, увидев своего папу с чужим мальчиком, и волна гнева и отчаяния захлестнула её.

Сквозь шум воды она услышала настойчивый звонок телефона. Кто это так поздно? И вдруг её словно обожгло – это, наверное, Андрей. Может, решил вернуться? Может, совесть замучила, хочет поговорить с сыном, сказать, что любит его, родного и единственного? Она, чуть не упав на мокром полу, схватила телефон.

– Алло, алло! Андрей, ты?

– Нет, это не Андрей. Это я, Таня, Василий.

– Какой Василий? – Таня не сразу сообразила, кто это.

– Василий, сосед твой, Данифар Рахас, помнишь? – хохотнул в трубке голос.

– Вася! – обрадовалась Таня, – откуда ты взялся? Ты же где-то на Севере!

– Да приехал вот… Ну как ты? Как поживаешь? Никто не обижает? Ты скажи, если что – составим списочек и ликвидируем по одному! – как всегда балагурил он. – Надеюсь, найдёшь как-нибудь пару часиков для старого друга. Если, конечно, муж разрешит.

Таня хотела ответить расхожей фразой «муж объелся груш», но промолчала, потом всё расскажет.

Она до сих пор испытывала вину перед Василием, и надеялась только, что он давно забыл обо всём. Как забыл, или не помнил вообще всё, что произошло ещё раньше, в больнице, когда он умирал после ранения. Вернув Василия с того света, врачи, однако, не скрывали от родных, что дело может кончиться печально. Таня вместе с его матерью день и ночь дежурила в палате. Она понимала, что виновата, если бы не она, Василий сейчас бы бегал по улицам родного посёлка, хохмил, играл в футбол и сочинял свои смешные стихи. А вместо этого лежит сейчас вот здесь, без сознания, и неизвестно, чем всё это кончится.

В один из пасмурных дней в окно заглянуло редкое уже солнце. Луч света пробежал по его лицу, и он вдруг открыл глаза. Таня испуганно вскрикнула, хотела разбудить дремавшую мать, но он что-то прошептал, и она поближе нагнулась к его лицу. «Таня, – едва слышно прошелестел его голос, – я тебя люблю. Всегда любил…» – «И я, и я тебя люблю, Вася!» – в ответ зашептала Таня сквозь слёзы. Она страшно испугалась – наверное, он умирает, она слышала, что перед смертью человек может прийти в себя, чтобы сделать или сказать то, что не успел при жизни. «Таня, – ты… ты выйдешь за меня?» – едва различала она его шепот. Сердце сжималось от горя: Васька, Васька, верный мой защитник, порой смешной, порой надоедливый… Неужели он умрёт! И она, только она будет виновата в его смерти. «Да, да, Васенька, ты только выздоравливай скорей». Но он уже не слышал её – снова впал в забытьё.

К счастью, всё закончилось благополучно. Он ни разу не напомнил Тане о данном ею обещании, да наверное и сам не помнил этого. По крайней мере, так хотелось думать Тане, она не знала, что делать, если он заведёт об этом разговор.

Он ничего не сказал, и когда узнал про Андрея. Только стал реже попадаться ей на глаза. Да ей тоже было не до него – отношения с Андреем развивались так стремительно, так поглотили её целиком, что мир вокруг перестал для неё существовать.

А Андрей вдруг исчез. Уже второй месяц ни звонка, ни слуху, ни духу. Таня терялась в догадках, пробовала его искать через знакомых – никто ничего о нём не знал.

Она внешне вела привычную жизнь: школа, ученики, тетради, контрольные, педсоветы, а внутри у неё всё кровоточило. Она не понимала, что произошло. А может быть, с ним случилось что-то страшное? Но что? Или… он испугался, когда узнал, что она ждёт ребёнка?

Время шло, она по-прежнему ничего о нём не знала. Плакала ночами, понимая, что скоро станет предметом для пересудов, и подумывала уволиться, но совесть не позволяла сделать это до конца учебного года.

«Тань, – услышала она как-то знакомый голос, – ты чего такая смурная?» – задумавшись, она стояла у калитки и не заметила, что Василий уже долгое время наблюдает за ней со своего крыльца. Она ничего не ответила, слёзы душили её. Василий подошёл, внимательно посмотрел на её осунувшееся лицо. «Что случилось, Танюша?» И вдруг ей так захотелось пожаловаться кому-то, поплакаться в жилетку! И, уткнувшись в его свитер, судорожно всхлипывая, она рассказала ему всё. Он не проронил ни слова, только сердце его забилось как пойманная птица и дыхание стало прерывистым, рваным. Танина хозяйка выглядывала в окошко, мимо проходили какие-то люди, и Василий чуть ли не силой увёл её в сторону парка. «Что мне делать, Вася? Ведь все скоро узнают, позору не оберёшься!» – «Что делать, что делать, – грубовато сказал Василий, – выходи за меня замуж. Ведь ты же обещала тогда, в больнице». Она, охнув, отстранилась от него. Оказывается, он всё помнил! «Ты что говоришь! Что ты такое говоришь! – закричала она. – Ты издеваешься надо мной, что ли? Как я могу выйти за тебя, ведь я жду ребёнка от другого!» – «А лучше будет, если весь посёлок узнает? Да тебя с грязью смешают, ты что – не понимаешь? Мы зарегистрируемся, и все подумают, что ребёнок мой…» Она молчала, совершенно оглушённая этими словами. «Я же люблю тебя, ты знаешь, – Василий робко взял её за руку, – с первого дня, когда тебя увидел, влюбился без памяти…» Она отняла руку. «Нет, Вася, я не могу, ведь ты меня просто жалеешь». – «А если и жалею – разве это плохо? Людям надо жалеть друг друга…»

Она встала со скамейки – пора домой, уже поздно. Но он удержал её: «Подожди. Давай так: мы поженимся, но если ты не хочешь со мной жить как муж и жена, то… я всё равно… Я не буду настаивать, но я должен защитить тебя от злых языков. Поживём, а там видно будет…»

Ночью, лёжа без сна, Таня обдумывала предложение Василия и понимала, что никогда на него не согласится. Прежде всего потому, что уважала и любила его как друга и так унизить его не могла. Пусть останется всё как есть. Она должна выпить свою чашу позора, обиды и одиночества сама. Причём здесь Вася, добрый, бесхитростный человек, настоящий друг? Она не будет портить ему жизнь.

Утром, выйдя из калитки, она увидела Василия, поджидавшего её. «У тебя паспорт с собой? – спросил он. Она кивнула. – Тогда иди, отпросись с работы, поедем в город, в ЗАГС».

О своем решении они никому не стали пока говорить, кроме матери Василия. Та не сильно обрадовалась этому известию, из-за неё она чуть не потеряла сына. Таня понимала это и не обижалась.

Василий ходил окрылённый. Таня – внешне не показывала свои страдания, но сердце её было неспокойно, мучила совесть. Она любила Андрея и верила, что он объявится и всё будет по-прежнему.

Он появился в посёлке перед самым Новым годом – и всё встало на свои места. Таня, ни минуты не раздумывая, уволилась с работы и уехала с ним.

Василий, как она потом узнала, тоже уволился и уехал на Север. Она, счастливая, и не вспоминала о нём все эти семь лет, и вот он снова напомнил о себе. Как-то так получалось, что он всегда оказывался рядом, в самый трудный момент. Она раньше об этом не думала, просто принимала всё как должное: есть друг, товарищ, который всегда поддержит, поможет, спасёт. А все годы своей счастливой семейной жизни она и не нуждалась в чьей-то посторонней помощи.

А счастливая семейная жизнь внезапно рухнула. В то беспокойное время «лихих девяностых» рухнуло многое: и страна, и привычный уклад жизни, и семьи… Люди теряли работу, не могли найти себя в новых реалиях, годами не получали зарплату, спивались. Андрею повезло, после закрытия завода он устроился в одну из фирм, помощником хозяина, его давнего знакомого. Всё складывалось хорошо, Таня тоже продолжала работать в школе. Одно ей не нравилось: Андрей всё чаще стал приходить домой навеселе. Начальник его был абсолютным трезвенником и, когда предстояла какая-нибудь деловая встреча, где всё всегда заканчивалось выпивкой, он отправлял вместо себя Андрея. Тот вначале неохотно принимал участие в таких мероприятиях, но со временем втянулся, обзавёлся нужными знакомствами, стал вхож в городскую элиту. Несколько раз побывал за границей, откуда привозил Тане и сыну подарки – внешне всё было хорошо, многие им завидовали. Но Таня всё чаще оставалась дома одна, с сыном, и порой не знала, где муж и что с ним.

Предприниматели города организовали какой-то свой выездной то ли семинар, то ли просто «междусобойчик», который должен был проходить на круизном теплоходе, курсировавшим по реке Амур – ближе, видимо, реки не нашлось. Через две недели Андрей вернулся отдохнувшим, помолодевшим и каким-то новым, не похожим на себя. Домой приходил, как всегда, поздно, уставший, сразу ложился спать, даже не поиграв с сыном. Спиртным от него не пахло, и Таня была очень довольна. Но временами что-то не давало ей покоя, она сама не знала – что. Он стал молчаливым, задумчивым, о поездке рассказывал неохотно, а если рассказывал, то в его разговорах всё чаще стала упоминаться какая-то Галя: Галя то, Галя сё… Что за Галя, спросила она однажды, ты так часто о ней говоришь? Какая Галя, огрызнулся он, о чём ты. Но больше о поездке не вспоминал.

Всегда найдутся добрые люди, чтобы открыть глаза ближнему. Вот и Тане доложили, что часто видят Андрея с Галиной, владелицей самого большого магазина в городе. Сердце сжалось от недоброго предчувствия, но она взяла себя в руки: ну видят, ну и что. Они же деловые партнёры, вот и встречаются. Но в сердце появилась тревога: а вдруг правда? И она решила не прятать голову в песок, а спросить мужа напрямик. Андрей тоже не стал юлить: да, у меня появилась другая женщина, я её люблю. А как же я, как же Дениска – Таня не могла поверить своим ушам. Наверное, он её разыгрывает, ведь он так любит сына. Муж пожал плечами: «Я хочу начать новую жизнь. Сыну буду помогать».

Со временем Таня свыклась с мыслью, что Андрей разлюбил её, что ж, бывает. Хотя сердце болело и кровоточило ещё долго. И вот сегодня эта встреча. Обиднее всего было за сына. Как он мог! Как такое может быть, ведь это его родная кровиночка. Когда родился Дениска, он был совершенно счастлив. Сам купал его, гулял с ним, вставал ночью менять пеленки. Когда сын подрос, стал водить его в зоопарк, на аттракционы, старался воспитывать в нем мужчину. Дениска его обожал. И вот… Ведёт за ручку чужого мальчика, а своего оттолкнул, как надоедливого щенка…

В соседней комнате вскрикнул Дениска, прервал её невесёлые мысли. Она легла рядом с ним: «Спи, мой родной, я с тобой, всё будет хорошо…» Он ткнулся в неё, как кутёнок, засопел, и сердце её переполнилось нежностью и любовью. Никто ей не нужен, никто! Она сделает всё, чтобы он рос счастливым!

– Дядя Вася, а ты белого медведя видел? – Дениска, оторвавшись от конструктора, смотрел на Василия, замирая от восторга и ужаса: неужели видел?

– Нет, Денис, медведя не видел.

– У-у-у, – разочарованно протянул Дениска.

– Белые медведи в Арктике водятся, а я до Арктики не добрался. Зато я видел северное сияние…

– Северное сияние? А что это такое? – Денис с интересом смотрел на Василия, вдруг пошатнувшийся авторитет которого снова поднялся.

– А вот приедете с мамой ко мне на север, и я тебе покажу, что это такое.

Таня, складывая в стопку выстиранные вещи сына, подняла голову и встретилась взглядом с Василием. Ну зачем он! Она видела, что Дениска за эти несколько дней привязался к нему, ходил за ним хвостиком, буквально смотрел в рот. Надо прекращать это тесное общение. Ни к чему хорошему это не приведет. Дениска привыкнет к нему, а потом снова разочарование.

– Дядь Вась, – дергал его за рукав Дениска, – а ты сейчас расскажи, что такое северное сияние.

– Денис, не приставай к дяде Васе! И вообще, пора спать. Быстро чистить зубы, и спокойной ночи!

Денис, обиженно засопев, отправился в ванную.

«Видел я северное сияние, Дениска, конечно, видел», – думал Василий, лёжа без сна, в номере убогой гостиницы. И много чего ещё видел в тундре за эти годы. Он исколесил её вдоль и поперёк. Тонул в непроходимых болотах, кормил огромных, рыжих и злых, комаров; зимой, в 50-градусный мороз, замерзал на трассе в заглохшей машине…

Жизнь на Севере не мёд, это понятно. Но он привык и даже полюбил Север. И удивлялся самому себе, когда, находясь в отпуске где-нибудь на юге, вдруг начинал тосковать и рваться назад, туда, где бушуют ураганы и солнца не видишь по полгода. Зато какое счастье, когда на горизонте появляется узкая светлая полоска, и на небо нехотя, медленно и устало поднимается невесёлое солнце! И хоть висит оно на небе всего час-другой, всё равно чувствуешь, что всё – конец долгой страшной зиме, и скоро оживёт природа и вместе с ней оживёт душа.

Все эти годы он шоферил. Дорог на Севере практически нет – болота, топи, много узких, но глубоких рек. Зимой – только зимники. Идет трактор, прочищает широкую полосу в глубоком снегу – всё, дорога готова. Случались разные происшествия. Однажды он в самом деле чуть не замёрз. Они с напарником оказались в глубоком кювете, машина не перевернулась, но застряла в снегу основательно. Попытка как-то исправить положение не удалась, и от бессилия, холода и отчаяния они начали, не выбирая выражений, упрекать друг друга, чуть до кулаков не дошло.

Ночь, мороз под пятьдесят, кругом на сотни километров ни души, только звезды равнодушно смотрят на застывшую в ледяных объятьях землю. И на две маленькие человеческие фигурки, размахивающие руками.

Почти как у его любимого Высоцкого:

 
Дорога, а в дороге МАЗ, который по уши увяз,
В кабине тьма., напарник третий час молчит.
Хоть бы кричал, аж зло берёт —
Назад пятьсот, вперёд пятьсот,
А он зубами «танец с саблями» стучит.
 
 
Мы оба знали про маршрут,
Что этот МАЗ на стройке ждут.
А наше дело – сел, поехал, ночь-полночь.
Ну надо ж так, под Новый год!
Назад пятьсот, пятьсот вперёд.
Сигналим зря – пурга и некому помочь.
 

Они забрались в кабину, всё-таки хоть какое тепло – печка пока исправно работала. Бензин расходовать не боялись, с собой ещё две канистры. Молчали. Говорить было не о чем. Каждый думал о том, выберутся ли живыми. Надежды никакой. Снаружи пурга набирала силы, ревела и бесновалась, кабина уже по окна была занесена снегом. Тихо работающий двигатель навевал сон. «Замёрзнем ведь, Вася, – захныкал Пашка, – а у меня дети… Как они будут без меня». – «Да замолчи ты! Заладил: замёрзнем, замёрзнем, – зло сказал Василий, – что ты каркаешь! Дождёмся утра и попробуем вытащить машину. У меня одна идея появилась…» – «Какая идея, Вась?» – шмыгая носом, спросил с надеждой напарник, но Василий не ответил. Мысли его были далеко.

Он думал, что вот, может быть, здесь и закончится его жизнь. А что он сделал в этой жизни, кого сделал счастливым? Никто и не вспомнит, что был на свете такой Василий Сахаров, Васька-Рафинад, хохмач и весельчак… Друзья-приятели выпьют за помин души и назавтра забудут – у каждого свои заботы и проблемы. Тамара? Да что Тамара! Так, «подруга дней моих суровых» для редких встреч… В общем, ни семьи, ни любви… Нет, если удастся выбраться из этой передряги, надо кончать с этой жизнью. Уедет на юг, к Чёрному морю, купит там домик, благо, денег заработал прилично, и будет наслаждаться теплом и солнцем. И он представил, что лежит на золотом песке, набегающие волны щекочут ноги, а из моря, вся в сверкающих капельках, выходит Таня… Таня-Танюша, песня моя неспетая!

Он был сейчас так далеко отсюда, что не слышал воя пурги, не ощущал холода, постепенно заполнявшего кабину, и не услышал, что звук урагана стал другим. Очнулся от громкого стука в дверцу кабины – на них чуть не наехал вездеход, водитель которого, заметив какое-то тёмное пятно в снежной круговерти, решил посмотреть, что это такое.

Василий вздохнул, посмотрел на светящиеся стрелки часов – три часа. До рассвета ещё далеко. Уснуть видно не придётся. Вчера он сделал предложение Татьяне. Она только удивлённо посмотрела на него и ничего не сказала и вообще никак не прореагировала на его слова, что он увезёт их с Дениской на юг, там у него, на самом берегу моря, есть дом, и как хорошо им будет вместе. Он любит её и сделает их с Дениской счастливыми! Он никому не даст их в обиду. Он много ещё чего говорил, а она молчала, и в глазах её Василий не увидел ничего, кроме глубокой тоски.

Скоро рассвет… Он закурил, распахнул окно – вон, через дорогу её дом. Но она так же далека от него, как была далека всегда. Он для неё только друг. И никогда не станет никем иным. Даже если согласится стать его женой. Она не любит его, он всегда это понимал. И как же она будет жить с нелюбимым? Разве она будет счастлива? А он хочет, хочет сделать её счастливой, но, получается, сделает её ещё более несчастной?

Вечером, встретив её после уроков, он ни слова не сказал о вчерашнем разговоре, и она с благодарностью взглянула на него. И от этого благодарного взгляда ему стало так больно и горько, что он чуть слышно застонал. Она с видимым облегчением восприняла его слова, что ему надо срочно уехать. «Спасибо, Вася! – она на мгновение прижалась к нему и тотчас отстранилась. – Спасибо тебе за всё».

Через месяц Татьяна получила заказное письмо. В нём была дарственная на дом в Геленджике на её имя и небольшая записка, в несколько строк. Адреса и номера телефона в ней не было.