Текст книги "Ищу тебя"

Недавно он вдруг понял, что и ему уже не хочется никуда уезжать. Он с радостью бежал утром в школу, зная, что сейчас встретит Наташу и целый день потом будет смотреть на её пушистые косы – она сидела на первой парте, а он на последней. Мама соглашалась с ним, что Наташа – хорошая девочка, но не слишком ли он впечатлителен? Она знала за ним такую слабость. Сильно развитое воображение сына даже несколько пугало её, но она знала, что со временем это обычно проходит.

А сегодня была совершенно волшебная ночь: и эти огромные яркие звёзды, и луна, и незнакомый для него обычай, и Наташа – всё это переполняло его душу, хотелось беспричинно смеяться, или громко кричать, или сделать ещё что-нибудь необыкновенное!

Они с Наташей, взявшись за руки, стремительно неслись по льду. Легкий морозец разрумянил её щеки, косы выбились из-под шапочки, она была очень хороша. Шурка, наблюдавший за ними, догнал их и подставил Альтаиру ножку. Тот грохнулся на лёд, увлекая за собой Наташу.

– Ты что, с ума сошёл? – Наташа кое-как поднялась, стала отряхивать пальто. – Так и покалечить можно.

– И покалечу! – он злобно уставился на Альтаира. – Болтаются тут под ногами всякие!

Филин невзлюбил Альтаира с первой же встречи. Красивый черноглазый мальчик сразу привлёк внимание деревенских девчонок, при встрече с ним они начинали кривляться, жеманничать… Подумаешь, звезда! Так он объяснил своё имя. Не имя, а собачья кличка! Но оно вызывало у всех острый интерес, как и его удивительные, похожие на черносливы, глаза. Девчонки чувствовали, что Алик не такой, как их деревенские сверстники – грубые, неотёсанные, которые могли при случае отколошматить, не считаясь с тем, что ты девочка. Деревенские ребята матерились, курили, а Альтаир был весь такой чистенький, в красивом костюмчике, всегда в наглаженной рубашке. На школьных вечерах он читал стихи, не те, что проходили по программе, а какие-то совсем другие. После школы он провожал девчонок, носил их портфели. Да Шурке было наплевать, пусть провожает, пока однажды не увидел, как Альтаир с Наташкой, весело о чем-то разговаривая, стоят у её калитки. После уроков уже часа два прошло, а они никак не расстанутся. Проходя мимо, он поддел валенком Алькин портфель, и тот, кувыркаясь, полетел в снег. «Дурак!» – фыркнула Наташа. «Сама дура!» – огрызнулся он и со злостью пнул портфель ещё раз. Наташка после этого вообще перестала разговаривать, проходила мимо, высоко задрав свой курносый нос. Ну и фиг с ней, подумаешь, принцесса, но в сердце поселилась заноза. Ведь они с Наташкой с детства вместе, а тут появился какой-то хмырь – и всё, она Шурку и знать не хочет. Шурке давно нравилась Наташа, а в последнее время он постоянно думал о ней, испытывая жгучее желание увидеть её сию же минуту – был ли это день, или вечер, или ночь… Он ненавидел всех, кто оказывался рядом с Наташей, а особенно этого… Альтаира… злоба просто душила его… Была у него и ещё одна причина для ненависти.

– Ну, чего ты привязался! – Наташа, продолжая отряхивать Альтаира, сердито посмотрела на Шурку. – Что он тебе плохого сделал?

Ещё заступается, зараза такая! Не знает ничего, а заступается. В сердце Шурки кипела злоба, так бы и убил этого мозгляка. Что сделал! Знала бы она… Понаехали тут… Он вспомнил, как вчера ругались отец с матерью, мать плакала, отец огрызался, потом собрался и ушёл куда-то. Когда вернулся, Шурка не слышал, спал. Он в последнее время частенько приходит поздно. Надоели их скандалы, домой идти не хочется. А вчера он, кажется, понял, в чём дело. Мать кричала, что пойдет к директору школы, всё расскажет, пусть убирает эту потаскуху, училку городскую. Она её на всю деревню опозорит. Отец орал в ответ, только попробуй её тронуть, она ни при чём. Ни при чём, плакала мать, а кто вчера выходил от неё в одиннадцать вечера, Пушкин, что ли? Ну и что, я по делу заходил. Знаю я эти дела, детей бы постыдился, кобель проклятый. Шурка и сам видел не раз, как отец провожает Ольгу Сергеевну, но не придавал этому значения, а тут вон, оказывается, что. Ему было нестерпимо стыдно: ребята, наверно всё знают, смеются над ним.

Он им посмеётся. Услышит хоть одно слово, всем бошки поотрывает.

Внезапно в голову ему пришла мысль: точно, мать права, надо её опозорить.

– Федька, – позвал он, – тащи сюда оставшуюся золу.

– А чо, Шурик, кому ещё посыплем? – Федя преданно смотрел на друга.

– Бери ведро и дуй к дому учительницы.

– Какой учительницы, Шурик?

– Какой-какой, русачки, вот какой.

Федя непонимающе смотрел на Шурку.

– А Алик?

– Заладил, блин, Алик, Алик… При чём тут Алик! Давай иди, а я от своего дома начну. – И видя, что Федька хочет ещё что-то спросить, дал ему пинка и скомандовал: – Быстро, я сказал!

Прибежали Альтаир с девчонками, загалдели: кому прокладываем, давай и мы… Филин злобно смотрел на Альтаира. Хочешь поработать? Сейчас устроим. – Шурка вручил ему ведро с золой, и они стали густо посыпать крыльцо Шуркиного дома, не обращая внимания на галдёж девчонок.

Когда встретились с Федей, Альтаир увидел, что дорожка ведёт от их с матерью крыльца.

– Федь, а ты зачем от нашего дома сыпал, а? Кому дорожка-то?

– Училке! – брякнул Федька и тут же осекся, испуганно глядя на Альтаира.

– Какой училке? Здесь же мы с мамой живем!

– Спроси у Шурика, не знаю я…

– Шурик, – закричал ничего не понимающий Алик, – ты что, зачем? Я не понимаю…

– Ничего, скоро поймёшь!

– Но здесь же мы с мамой живём, здесь никого нет больше.

– Вот твоей маме и дорожка, чтобы легче к любовнику бегать…

– Я не понимаю…

– А что тут понимать? К моему папашке бегает твоя мамочка! Шлюха она! – зло ощерился Шурка.

– Что? – Альтаир растерянно смотрел на ребят. Зойка и Рая хихикали, прикрываясь ладошками, Наташа с ужасом смотрела на Альтаира.

– Что слышал!

– Ты… ты не смеешь так говорить о моей маме!

– Да что ты? Неужели? Могу повторить ещё раз – для особо тупых! Твоя мать – шлюха!

– Шурик, перестань сейчас же! – закричала Наташа.

– А ты не лезь, а то получишь по соплям! Защитница нашлась! – Шурка просто кипел от злости.

Альтаир, не помня себя, кинулся на Шурку, они сцепились, как два петуха, но силы были не равны. Из разбитого носа Альки текла густая кровь, особенно зловеще выглядевшая в свете луны. Девчонки визжали, старались растащить их, но они сцепились намертво. Наконец, Альтаир изловчился и со всего маху ударил Шурку ногой по лицу. Из носа брызнул фонтан крови.

– Ну, всё! Тебе конец. – Шурка кинулся на Алика и начал молотить его своими здоровенными, как у мужика, кулаками.

– А ну пошли все отсюда! Пошли, я сказал, а то всех урою! – рявкнул он на девчонок, которые старались растащить их. Наконец, они расцепились. Носы у обоих были разбиты, кровь капала на снег.

– Алик, миленький, – Наташа подняла Альтаира и стала вытирать ему разбитое лицо. Вот же гад какой этот Шурка. Вечно на всех кидается, идиот!

– Утри ему сопельки, – издевательским голосом прогнусавил Филин. – А то мамаше некогда, она влюблена…

– Ты, подонок! – Алик вырвался из рук Наташи и снова кинулся к Шурке.

– Т-а-а-к! Что тут происходит? – в пылу драки они не заметили подошедшего колхозного конюха, высокого, крепкого мужика. – А ну, прекратили драку! О, да тут убийством пахнет, – пошутил он, разглядывая перепачканные кровью лица. – Чего не поделили?

Драчуны пытались вырваться, тяжело дыша и с ненавистью глядя друг на друга, но он держал их крепко: – Всё, я сказал. Быстро по домам!

Наташа, стараясь не шуметь, пробралась в свою комнату, где спали они с сестрой. Кати ещё не было. Лежа под тёплым одеялом, Наташа никак не могла согреться, зуб на зуб не попадал. Ну, какой же всё-таки гад этот Шурка! Её всю трясло от негодования. Как так можно! Бедный Алик. Она чуть не заплакала от жалости и стыда. Такое услышать про свою мать.

Ольга Сергеевна ей очень нравилась. Весёлая, всегда красиво одетая, она отличалась от остальных учительниц, давно разочаровавшихся в своей профессии, замученных сельским бытом, пьяницами-мужьями. Ольга Сергеевна играла с учениками в волейбол на спортплощадке, ходила с ними на уборку картошки, пела у костра песни, играла на гитаре. Все девчонки её обожали, ходили за ней, как хвостики.

И тут такое… Наташа вздохнула. Она несколько раз видела, как Павел Васильевич, Шуркин отец, провожал после уроков Ольгу Сергеевну. Ну и что тут такого, провожал и провожал… Хотя… Однажды Наташа задержалась после уроков и, выйдя из школы, увидела Ольгу Сергеевну и Шуркиного отца. Они стояли на крыльце, Павел Васильевич ей что-то тихо говорил, а она, наклонив голову, искоса смотрела на него, улыбаясь какой-то незнакомой улыбкой. Он обнял её за плечи, но она вырвалась, показала ему язык и убежала. Наташа стояла растерянная, не зная, что думать. Хорошо, что они её не заметили… На следующий день, на уроке она внимательно следила за лицом Ольги Сергеевны, но та, как всегда, была спокойна, остроумна, улыбчива. Павел Васильевич тоже вёл себя как всегда. На его уроках было интересно… Потом Наташа выбросила всё это из головы, мало ли что… какое её дело, они взрослые, а потом – может, ей просто показалось тогда… Но сегодня, когда Шурка… Неужели это правда?! Ей было жалко и тётю Любу, Шуркину мать, простую деревенскую женщину. И хоть она была тоже красивая, но с Ольгой Сергеевной ни в какое сравнение не шла. Павел Васильевич был учителем, а она обыкновенная доярка, такая же, как и все вокруг: летом ходила по деревне в халате и тапочках, скандалила с соседками, была крикливая и злая…

Наташа согрелась и уже начала засыпать, когда вдруг послышался тихий стук в окно. Кто это там? Наверное, Катя пришла, не хочет родителей будить… Но это была не Катя. За окошком стоял Васёк, сигналил: скорей выходи. Вид у него был испуганный, он весь дрожал… Наташа сунула ноги в валенки, накинула шубейку и выскочила на крыльцо.

– Наташ, скорей… скорее пойдём… они его закопали…

– Куда пойдем, Вася? Кто кого закопал? – Наташа ничего не понимала. – Ты чего не дома, поздно уже!

– Алика… Наташ, быстрей… Я всё видел… Они его догнали, били, а потом…

– Кто они? – Наташа тормошила Васю, хотя уже понимала, кто…

– Да Шурик с Федькой, и девчонки… Они его в овраге закопали…

– Они его что, убили? – Наташа почувствовала, что у неё зашевелились волосы. – Вася! Они его убили?!

– Да не знаю я, они его закопали… Возле кручи…

– Пойдём, – Наташа, забыв, что она полураздета, побежала к оврагу. – Вася, скорей, скорей!

– Не-е, я не пойду, я боюсь! Меня Шурик убьёт!

Была уже глубокая ночь. Холодно, наверное, градусов двадцать мороза… Вокруг ни огонька, ни звука. Чёрные дорожки, переплетённые причудливым узором, показались Наташе огромным чёрным пауком, раскинувшим свои страшные щупальца во все стороны.

Скорей, скорей! Где же это место?! «Алик!», – крикнула она, но никто не отозвался. Ой, вот снег истоптанный, наверное, здесь. «Алик, Алик», – звала Наташа, разрывая снег голыми руками, и не верила, что это всё происходит с ней наяву. Может, Васька пошутил? Может, это неправда? Барахтаясь, она погружалась всё глубже в снег. Да нет здесь никого, наврал, наверно, Васька… ой… мама! Показался край куртки, она стала тянуть за него, но сил не хватало. Руки закоченели и не слушались, она понимала, что ей одной не справиться, но всё разгребала и разгребала снег.

Кто-то схватил её за воротник и вытащил из ямы. Она, отчаянно отбивалась, но Шурка держал её крепко. Это был он. Рядом топтался Федька.

– Ты убил его! – Наташа колотила кулачками по Шуркиной груди. – Зачем ты его убил?!

– Кого убил, дура? Чего орёшь! – Шурка отшвырнул её от себя, скомандовал Федьке: – Давай, копай быстрее, а то ещё правда замёрзнет, отвечай за него! И так, небось, уже в штаны напустил! Прекрати орать, я сказал!

Они вытащили Альтаира, не подававшего признаки жизни, положили на снег. Наташа кинулась к нему, стала тормошить, растирать лицо, он не реагировал. Она со всей силой ударила его по лицу, он застонал, промычал что-то нечленораздельное, и, наконец, открыл глаза. «Мама, – прошептал Алик, – ты пришла…» – «Это я, Алик, Наташа». – «Мама…», – он опять отключился.

– Да помогите же мне! – закричала Наташа. – Алик, миленький, очнись!

Шурка с Федей нехотя подхватили Альтаира. Дотащив до дома, они бросили его у крыльца. «Скажешь кому – и тебя закопаю», – Филин, уходя, злобно посмотрел на Наташу. Ей стало страшно – и закопает, не пожалеет!

Наташа затарабанила в дверь. Выскочила испуганная Ольга Сергеевна, увидев лежащего сына, схватилась за сердце.

– Что с ним? Сыночек, что с тобой? Сыночек!.. Наташа, что случилось? – она разрыдалась.

– Я… я не знаю… Он сильно замёрз, его надо скорей согреть…

– Помоги мне, я не могу его поднять….

Они занесли Альтаира в дом. Он открыл глаза: «Мама, они ползут, убери их, мне страшно…»

– Кто, сыночек, кто, здесь никого нет, успокойся, – Ольга Сергеевна целовала сына, слёзы капали на его лицо. Наташа больше не могла смотреть на это и, заплакав, выбежала из комнаты.

Альтаир долго лежал в больнице в городе. Ольга Сергеевна взяла отпуск, потом вообще уволилась, и больше они в деревню не вернулись…

Наталья вздохнула и плотнее закуталась в пуховый платок. Спать не хотелось. Растревожила себе душу этими воспоминаниями… Где-то сейчас Альтаир, куда он так внезапно опять сорвался? Странный он всё-таки какой-то. Весь в себе. Близко не подпускает. Да она и не хочет особенно лезть в душу – своих заморочек хватает… Они, конечно, разговаривают о том, о сём, но никогда не касаются прошлого, не вспоминают ту страшную историю. Она чувствует, что ему это будет неприятно.

На улице становилось тише. Только редкие прохожие пробегали мимо, кутаясь в воротники – мороз становился всё сильнее… Звёзды попрятались, луны тоже не стало видно, наступила предрассветная тьма.

3.

Зам по тылу воинской части, расположенной недалеко от города Таёжинска, майору Филину в эту холодную зимнюю ночь тоже не спалось. За стеной громко играла музыка, слышались пьяные голоса, топот – соседи справляли старый новый год. В кухне громко хлопала незакрытая форточка. Хотелось курить. Он взял было пачку сигарет, но, посмотрев на спящую жену, положил сигареты обратно на тумбочку. Вставать не хотелось. В квартире был зверский холод, батареи совершенно холодные, пол ледяной. Опять загрохотала форточка, и Филин, выругавшись, всё-таки поднялся с постели. Сунув ноги в холодные тапочки и накинув халат, вышел на кухню. Не зажигая света, подошёл к окну. Ветер гнал вдоль улицы позёмку, свистел в редких кустиках, растущих под самыми окнами.

Во многих окнах горел свет – наверное, тоже праздновали. То там, то тут слышались выстрелы – народ забавлялся с фейерверком. По небу рассыпались разноцветные огоньки, образуя собой целые букеты. Слышались восторженные крики горожан. Хоть какое-то развлечение среди убожества, в котором им приходилось жить. Серое, убогое существование в военном городке делало убогими и его жителей. После ухоженного, украшенного цветами, фонтанами и скульптурами городка в Германии, после изобилия в магазинах «Военторга» попасть в такую дыру было равносильно ссылке.

А всё из-за этого идиота-прапорщика и не меньшего идиота – капитана из роты обеспечения! Нажрались, как свиньи, показалось мало, решили ещё за шнапсом сгонять. Прапорщик сел за руль бензовоза, а капитан, вместо того, чтобы остановить его, уселся рядом в кабину. И понеслись, придурки, по склону. А на спидометре – восемьдесят. Не вписавшись в поворот, сшибая на пути вековые сосны, перевернулись и взорвались. Хорошо, что хоть живы остались – дверцы и с той и с другой стороны оказались незапертыми, выбросило негодяев из кабины. Отделались переломами. А машина сгорела, и вместе с нею сгорел лесопарк, любовно выращенный несколькими поколениями трудолюбивых немцев.

Он ещё легко отделался. Сняли звёздочку, понизили в должности и отправили на родину – в сибирский военный округ. А могли бы уволить подчистую, как говорится, без выходного пособия, и без военной пенсии. И вот вместо боевой части – склад приготовленной к утилизации военной техники. Вся эта рухлядь ржавеет под открытым небом, всё мало-мальски стоящее давно распродали при прямом попустительстве командования части ушлые прапора, и не только они.

Филин сделал несколько попыток пресечь наглое воровство, но ему недвусмысленно намекнули: не суйся, если хочешь жить. А и хрен с ними! Дожить бы до увольнения, а там… После службы в ЗГВ имеются кое-какие сбережения, на первое время хватит. А может, и не только на первое…

Филин докурил сигарету, бросил её в форточку и вернулся в комнату. Жена спала. Он юркнул под одеяло, к её горячему сдобному телу. Она недовольно забурчала, отталкивая его – холодно!

Соседи утихли, за окном тоже постепенно наступала тишина. Было уже около двух часов. Уснуть никак не удавалось. Ворочаясь с боку на бок, он гнал от себя неприятные мысли, но они снова и снова возвращали его к делам в части, к никак не складывающимся отношениям с сослуживцами. Они его явно недолюбливали – везунчик, столько лет прожить в Германии, пока они тут… Он их презирал за пьянство, за то, что опустились и мало были похожи на офицеров когда-то великой страны. В части никакой дисциплины, солдаты разболтались, пререкаются с офицерами. Сегодня один такой, сопляк, вздумал спорить с ним, с Филиным, и в конце концов назвал его сталинистом. Да, он сталинист, и гордится этим! Да ты знаешь, щенок, кто такой был Сталин?! Почитай воспоминания Черчилля! Товарищ Сталин из лапотной, нищей страны сделал могучую космическую державу, а ваш Ельцин со своими пьяными дружками развалил её. Что вы создали? Ни-че-го! Одна разруха кругом. Случись война – за банку кока-колы продадитесь. А пока – три наряда вне очереди! За что? За то, что слишком умный!

…Совсем распустились! Ни стыда, ни совести у нынешней молодежи! Да что с солдат спрашивать, если офицеры пьют, воруют, а замполит части – голубой! Ведь это не укладывается в голове! Все знают, посмеиваются – и только. Говорят, особое пристрастие имеет к солдатикам из южных краёв России. Снимает на видеокамеру свои мерзости, и этим шантажирует пацанов. Они боятся сказать кому-нибудь об этом, а как докажешь – заявлений нет! Он на все разговоры отвечает: я их прижимаю с дисциплиной, а они на меня наговаривают. Приезжала комиссия, но солдаты были так запуганы, что ничего не сказали. Так и уехала комиссия ни с чем. А он продолжает своё гнусное дело. Филин недавно в присутствии командира и нескольких офицеров дал ему в морду и назвал так, как тот заслуживает. И сказал, что если командир не хочет принимать меры, то сам напишет рапорт. Скандал замяли, но замполит глядит на него теперь волком.

Филин сел на постели, нащупал пачку сигарет, закурил. Лариска сейчас проснётся, завопит, ну и чёрт с ней! Тоже ещё та зараза! Житья нет никакого…

Его невесёлые думы прервал громкий телефонный звонок. Он торопливо поднялся, почему-то сразу поняв: звонят из части. Так оно и было. Сквозь треск и шум он едва расслышал голос дежурного, не понял, кого, правда: «Товарищ майор, скорее приезжайте, никуда не могу дозвониться…» – «Кто это, что случилось?» – кричал он в ответ, но в трубке слышался один треск. Затем снова послышался невнятный голос: «Товарищ майор…», и связь прервалась.

Он быстро оделся, попытался позвонить в часть, но бесполезно – в трубке была тишина. Что-то со связью. Обрыв где-то, наверно, вон ветрище какой. «Что случилось?» – недовольно спросила проснувшаяся Лариса, но он, не ответив, выскочил за дверь. На улице сильно мело. Какая всё-таки мерзкая погода! Он вспомнил тихие тёплые зимы в Германии, когда пушистый снег плавно падает на землю, на деревья, делая всё вокруг сказочным, а наутро быстро тает, и снова улицы чистенькие, ухоженные, никакой тебе слякоти, никаких колдобин. А здесь… Всю неделю шёл злой, колючий дождь, а потом сразу подморозило, без снега, грязь застыла и теперь невозможно идти, ноги то и дело разъезжаются на замёрзших лужах. Поскользнувшись, он с трудом удержал равновесие, выругался и прибавил шагу. Что там случилось? Раздолбай чёртовы!

Он миновал мостик через речушку Бормотушку, берега которой летом густо зарастали тальником, а сейчас были голыми и неуютными. До КПП оставалось метров пятьсот.

Неожиданно прямо перед ним с земли поднялась фигура. Филин не успел разглядеть, кто это. Послышался грохот выстрела, и он подумал, что опять гуляки устроили фейерверк, никак не угомонятся, но земля почему-то вдруг взметнулась вверх и больно ударила его в лицо.

Убийца склонился над мёртвым Филиным, перевернул его ногой на спину, затолкал ему в рот горсть снега и зашагал в сторону небольшого лесочка. Скоро его фигура растворилась в снежной замети…

4.

– Мужчина, вам плохо?

Альтаир открыл глаза. Кто это? А где мама? Она только что была здесь. Нет, это не мама, это какая-то другая женщина… чужая…

– Вам плохо? – откуда-то издалека доносился встревоженный голос.

– Нет-нет, всё нормально. Всё в порядке…

– А я думала, вам плохо, вы так стонали во сне, может, думаю, с сердцем что, – полная пожилая женщина с участием смотрела на него.

Соседка по купе, вспомнил он. Ночью села на какой-то станции.

– Извините, напугал вас.

– Да ничего страшного, – уже веселее проговорила женщина, – бывает. Сон, наверное, плохой приснился?

– Да-да, сон…

В туалете, умывшись холодной водой, он окончательно пришёл в себя. Бреясь, взглянул в зеркало – ну и видок! Как после концлагеря…

– Угощайтесь! – Попутчица, постелив на стол чистую салфетку, доставала из объёмистой сумки варёные яйца, курицу, жареные пирожки, ещё что-то, завернутое в фольгу. – В дороге главное – поспать да поесть, всё время быстрей пройдёт… Ну, что же вы? Не стесняйтесь…

– Нет, спасибо, я сыт.

– Да как же так – сыт? Я же вижу, у вас ничего нет. Из командировки, небось, возвращаетесь?

– Да, вы угадали, из командировки, – Альтаир нехотя взял пирожок.

…За окном проплывали заснеженные поля, перелески, мелькали полустанки, проносились встречные поезда. Соседка спала, откинув в сторону руку с недочитанной книжкой. Мерно стучали колеса… Из командировки… Он закрыл глаза… Над ним склонилась мать… мама, ты пришла… нет, это не мама, это Наташа… зачем она здесь… уходи… Уходи!!!

Наташа исчезла. Он в купе вагона. Храпит соседка.

Болят руки. Боль невыносимая. Скоро она заполнит всё тело. Почему? Почему??? Так не должно быть! Он же сделал что положено. Филин… он был последний… И всё, больше никогда… После этого кошмары отступают, он живёт, смеётся, он дышит… Теперь всё закончилось… Но почему такая тяжесть в груди! Боль заполняет его грудь, всё тело – почему? Ведь больше никого нет! Значит, его обманули! Кто? Он не знает. Он убил их всех, а его обманули, и боль и страх снова вернулись к нему. «А Наташа?» – кричит кто-то у него внутри. При чём здесь Наташа? Она не виновата, она ни в чём не виновата! Она хорошая… Она как мама, добрая, ласковая… «Она всё знает, её тоже надо убить!»

За окном заснеженный лес. Нарядные ёлочки утопают в снегу. Снег блестит под лучами солнца, красиво, как в сказке, как на новый год.

Он ненавидит снег.

Снег везде – в воздухе, на земле, во рту, в глазах… из него не выбраться. Тело застывает, становится мёрзлым, неподвижным… Потом снег растает и тело унесёт стремительный весенний поток…

Сердце сжимается болью… Ему снова четырнадцать лет, новогодняя ночь, Наташа… а потом… снег, холод… и раки, черви… ползут… ползут… шевелятся в его глазах, в его теле… в ушах визг и хохот, в глазах – корчащиеся рожи… «Наташка, Наташка осталась!» – вопят они. Нет, нет!.. «Если не убьёшь её, мы будем приходить к тебе каждый день!» Я не хочу! Она не виновата. «Но ты же нашёл её, чтоб убить, ты же шёл к ней убить…» Да, я хотел убить, но она не виновата. Это всё они. Теперь их нет и всё закончится. А Наташа… она ничего не знает. Она ждёт его. Наташа никогда не спрашивает, куда он уезжает, чем он занимается. Вот и в этот раз она ничего не сказала, когда он вдруг сорвался и уехал неизвестно куда – для неё неизвестно куда. Теперь он может признаться ей, что главное дело в своей жизни он сделал – уничтожил их всех! Она поймёт.

«Она будет смеяться над тобой. Убей её!»

Злобные крики становятся всё громче: «Убей! Убей!» Да, наверное, он должен это сделать. Тогда прекратятся его мучения. Они правы… Как болит всё тело, сейчас всё внутри лопнет от боли… Почему? Почему? Почему??? Он же знает, что после этого всегда становится легче…

Неужели это никогда не кончится? «Кончится, только убей её!» – вкрадчиво прогнусавил голос.

– Пошёл ты!.. – он выругался, и голос исчез.

В купе стало совсем темно – зимний день короткий. Проснулась соседка, зевая, вновь принялась доставать свои свёртки с едой. Он вышел в коридор. Обрадовался, что никого нет, не хотелось ни с кем разговаривать. За окном мелькали огоньки – проезжали какую-то маленькую станцию или полустанок, поезд даже не замедлил ход. И опять белое безмолвие, неподвижные деревья и кусты под толстыми белыми шубами – снег, снег, снег… Он содрогнулся…

Скорей бы домой, к Наташе, в её тёплую, уютную квартиру. В тихие спокойные вечера, с телевизором, с горячим чаем, когда можно не разговаривать, а просто сидеть и смотреть на неё… Наташа всё больше и больше напоминает ему маму – такая же красивая, добрая… С ней так спокойно, легко… Кроме неё у него больше нет никого на свете…

«Её надо убить – раздался снова злобный голос, – тогда всё кончится. Убей её! Убей!»

Куда бы деться от этого голоса, от тварей, ползающих по его телу!.. Обманули… обманули… Что делать? «Ты знаешь, что выход есть», – прогнусавил ехидный голос. Выход… выход… Выход? Альтаир бросил взгляд в конец коридора – ему показалось, что там промелькнула Наташа. Откуда она здесь? Наверно, это проводница… Но он снова увидел Наташу, она ласково улыбалась ему и как будто звала за собой. Он пошёл за ней, открыл дверь в тамбур – никого. В следующем вагоне её тоже не было, и в следующем, и в следующем… Куда же она подевалась? Он прошёл весь состав – никого. Он открыл дверь последнего вагона. Ледяной ветер ворвался в распахнутую дверь, наотмашь ударил по лицу. Альтаир, не обращая внимания на холод, высунулся из тамбура. Стучали колёса, вагон сильно мотало из стороны в сторону… В чёрном небе сияли огромные звёзды, неторопливо плыла луна. В её тусклом свете заснеженный лес казался застывшим, неживым… И всё вокруг было белым, мёртвым… Альтаир опустил ступени и, держась одной рукой за поручень, стоял на нижней подножке. Он посмотрел назад – из-под вагона, резко выделяясь на белом снегу, убегали вдаль чёрные рельсы, и где-то там, где они сливались в одну линию, стояла Наташа, становясь с каждой минутой всё меньше и меньше – ещё мгновение, и она скроется за поворотом.

– Наташа, – закричал Альтаир, – подожди!!!

«Жди-жди-жди-жди, жди-жди-жди-жди», – стучали колёса удаляющегося поезда.

Холодная луна равнодушно смотрела на землю. Где-то, в чёрном мраке Космоса, в созвездии Орла, мчался по своей орбите Альтаир – самая яркая звезда большого космического треугольника.