Текст книги "Ищу тебя"

Владислав был рад, что она хоть ненадолго уйдёт из дома, побудет в другой обстановке.

Уходя, бабушка заперла курицу в комнате, строго-настрого запретив ей гулять по квартире.

От размышлений его оторвал истошный крик курицы и громкий голос жены. Он выскочил в гостиную. Зойка держала курицу за крылья, та билась у неё в руках, пытаясь вырваться.

– Тварь такая, опять залезла, всё переворошила, нагадила! – Зойка на глазах Влада свернула курице шею и шваркнула её в угол.

– Ты что делаешь! – Влад поднял безжизненное, обмякшее тельце Варвары. – Что ты наделала, зачем? – повторял он, как заведённый.

– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал! – Зоя залилась смехом. – Конец нашей француженке!

– Ты… ты., зачем? Как ты смела! – сердце бешено заколотилось в груди. Ему вдруг представилось, как он сжимает руками её шею и давит, давит, что есть силы. В глазах потемнело. – Как ты могла? Как ты смела!

– Да заткнись ты, чего разорался, – уперев руки в бока, Зойка наступала на Влада, глаза её сверкали, лицо налилось кровью. – Надоела мне твоя бабка со своей курицей! И ты надоел! Дармоеды! Пашу на вас всю жизнь, интеллигенты проклятые, а вы только жрать да спать! И бабке твоей туда же дорога!

Влад почувствовал, что ещё одно слово, и он её убьет. Он выскочил на улицу. Скоро должна приехать бабушка. Как ей сказать? Это невозможно… Она не перенесёт, она так привязана к свое любимице, столько лет вместе, по сути, это единственное живое существо, с кем она общается… Он, Влад, со своими проблемами, с семейными неурядицами, порой забывал о ней, редко разговаривал по душам, как когда-то…

Влад снова закурил, уже десятую, наверно, за вечер. Он никогда не простит себе бабушкину смерть. А этой – и подавно! Он ненавидел жену до дрожи, до судорог. Бабушка, милая, единственный на всём свете родной человек, и вот её нет… Из-за этой гадины!

Бабушка вернулась в тот вечер счастливая, оживленная, помолодевшая. Ставя в вазу огромный букет цветов, рассказывала, как прошёл вечер, какое ей все оказывали внимание, а Володя Феофанов, – помнишь, Владенька? – подвёз её на своей дорогущей иномарке.

– А где Варвара? – вдруг вспомнила она. Курица всегда встречала её, словно верная собака хозяина. Ответом ей было молчание. Бабушка прошла в свою комнату, но Варвары там тоже не было. – Варвара, Варварушка, ты где?

Курица не отзывалась. Старушка заглядывала во все закоулки, но любимица её как в воду канула.

– Владик, – бабушка забеспокоилась уже всерьёз, в голосе её были слёзы, – ты не видел Варвару?

Владислав молчал, не зная, как сказать ей…

– Зоя… – бабушка не успела договорить.

– Ну, достала со своей курицей! – Зоя, отбросив тряпки, поднялась с пола. – Вот твоя Варвара, любуйся! – она открыла дверцу холодильника, и взору бабушки предстала купленная вчера в гриль-баре копчёная курица. Бабушка схватилась за сердце и медленно осела на пол.

– Подумаешь, курицу ей жалко! – Зойка, услышав, что бабушка в больнице с инфарктом, скривилась, – а меня ей не жалко! Всю квартиру зас….! Негде ступить!

Он ушёл тогда из дома, иначе мог убить её.

После смерти бабушки они совсем стали чужие. Жили в разных комнатах, Владик, естественно, в маленькой. Часто, приходя домой, он заставал у неё веселую компанию – развязных девиц, каких-то похожих на братков мужчин, в основном, кавказской внешности. Он проходил в свою комнату, включал проигрыватель с записями любимых концертов, чтобы не слышать их громкие вульгарные голоса, истерический хохот женщин. Они пытались «приобщить» его, пьяные девки приставали, лезли целоваться… Его тошнило от их разговоров: Канары, Кипр, Турция, Бали, мачо, баксы… Успела уже и на Канарах побывать, два раза даже… А на Кипр каждый год ездит, иногда встречает там Рождество. Боже мой – Зоя Половинкина из деревни Дурыкино встречает Рождество на Кипре! А Канары! Однажды они были в гостях у Бориса, старого приятеля Влада, который только что вернулся из Америки, с гастролей, смотрели видеофильм, восторгались и завидовали. С их финансами о поездке за границу можно было только мечтать.

– Ой, я так хочу побывать на Канарах, говорят, там настоящий рай, – протянула Юля, жена Игоря, их общего друга. Они жили в Красноярске, в Москве оказались проездом, – да денег нет, путёвка дорого стоит.

– Ну, не так уж и дорого, – сказала Таня, жена Бориса.

– Ну, как же не дорого? От нас до Москвы самолётом, потом от Москвы до Испании, потом на Канары… Нам это не по силам.

– А чо, обязательно самолётом, что ли? – встряла Зоя. – До Испании самолётом, а до Канар и на автобусе можно. Намного дешевле выйдет.

– На Канары – автобусом? Ха-ха-ха! – не удержавшись, рассмеялась Таня и виновато посмотрела на Влада. Всем было неловко. Влад почувствовал, как загорелись уши, впервые ему стало стыдно за жену… А теперь вот Рождество на Кипре…

По наступившей в доме тишине Влад понял, что она ушла. И слава Богу. Вообще куда-нибудь исчезла бы, чтобы он её никогда больше не видел. Недавно ей пришла в голову идея разменять квартиру. Звонили какие-то люди, предлагали варианты. Владислава она и не спрашивала – согласен он на размен или нет. Вчера нагло заявила: пусть Владик переедет в комнату в коммуналке, а она останется в квартире.

Влад с омерзением вспомнил, как она сегодня липла к нему, её жирное тело в кружевном белье. Ничего, кроме ненависти и брезгливости он к ней не чувствовал. Он знал, что она ему давно изменяет, но ему было совершенно безразлично, когда она обнималась у него на глазах с очередным «чёрным» – почему-то она их особенно любила.

Влад подошёл к окну. Одинокий фонарь слабо освещал двор. На улице ни души. Шёл снег. Из-за плотной пелены снега вынырнула одинокая фигура припозднившегося прохожего. В наш подъезд, подумал Влад, но кто это, не разобрал. Да вообще-то он плохо знал соседей, хотя всю жизнь прожил в этом доме. Правда, старых жильцов осталось совсем немного – кто умер, кто переехал к детям. Из тех, кто знал его ещё маленьким, остались Елизавета Ивановна и Пётр Петрович, с первого этажа… Они частенько зазывали его, угощали пирогами, и там он чувствовал себя как дома. Правда, после этого с новой силой охватывала тоска по бабушке, он никак не мог забыть её. И ненависть к Зойке тяжелой волной накатывалась на него – из-за неё умерла бабушка, и теперь он один на всём белом свете.

Было около часа ночи, когда его, задремавшего, разбудил стук дверцы. Не зажигая огня, он посмотрел в окошко. Во дворе стояла иномарка. В освещенном салоне двое целовались. Его передёрнуло. Сейчас заявится, пьяная, шумная, будет опять лезть к нему… Совсем потеряла совесть. Да, наверное, и терять-то было нечего. Только ослеплённый любовью мог не видеть очевидного: с первых же лет она стала открыто изменять ему.

Парочка вышла из машины. Точно, Гиви, давний её дружок… Куда-то пропадал, года три не было, и вот опять здесь. С него, кажется, всё и началось… Откуда он появился в их компании, непонятно, но он вдруг стал частым гостем в доме, очаровал даже бабушку. И Влад воспринимал всё как должное, пока однажды Зойка, танцуя с ним какой-то быстрый танец, не стащила с себя – уф, жарко! – колготки и не затолкала их Гиви в расстёгнутую рубашку, за пазуху… Гиви, прижав Зою к себе, начал целовать её в губы… Она, оттолкнула его и, поправляя растрёпанную прическу, нахально глянула на мужа.

– Не устоял против красоты! Ха-ха-ха! Владик, ну чего ты надулся, ведь он же чисто по-дружески…

Гиви перестал у них бывать, но Влад знал, что она продолжает с ним встречаться…

Он отошёл от окна. Он не ревновал её, нет – ненависть душила его. За испорченную жизнь, за унижения, за бабушку… Иногда она захлестывала его с такой силой, что он боялся за себя…

В подъезде было, как всегда, темно, лампочки кто-то разбивал с завидным постоянством. Зоя, чертыхаясь, кое-как поднялась по ступенькам к лифту, долго шарила рукой по стене в поисках кнопки. Она блаженно улыбалась, на губах ещё сохранился вкус поцелуев Гиви. Прислонясь к стене, она стала ждать лифта. Она снова улыбнулась, вспомнив сегодняшний вечер. Вот настоящий мужик, не то что этот хлюпик… Спит… Спи-спи… Всё проспишь…

Внезапно она почувствовала, что рядом с ней кто-то есть, Она не слышала ни дыхания, ни шороха, но отчего-то поняла, что не одна, что кто-то ещё находится совсем близко от неё. По спине побежал холодок. Лифт скрипел уже в районе третьего этажа, сейчас раскроются двери и она шагнёт в ярко освещенную кабину…

Елизавета Ивановна и Пётр Петрович долго смотрели телевизор. Шёл концерт. Они, в отличие от многих пожилых людей, любили современную эстраду, особенно им нравились Наташа Королёва и Газманов. Дождавшись, пока выступят их любимцы, они пошли на кухню – подкрепиться перед сном. Спать совсем не хотелось, мучила бессонница, поэтому-то они и засиживались перед телевизором допоздна. Елизавета Ивановна съела яблочко, а Петрович доел оставшуюся от ужина селёдочку с холодной картошечкой.

Наконец, улеглись. Но сон никак не шёл. Баба Лиза долго ворочалась в постели, испробовала все способы борьбы с бессонницей: считала верблюдов, сжимала и разжимала большой палец ноги, пела сама себе колыбельную песенку – ничего не помогало. Ещё мешал запах селёдки, мусор не вынесли с вечера, теперь вот мучайся…

– Дед, а дед! Ты спишь? – она осторожно толкнула храпевшего мужа.

– Нет, какое там, – отвечал он, – не спится и всё тут.

– Вынеси мусор, – попросила она.

– Ты чего, среди ночи-то?

– От запаха селёдки мутит, не могу никак заснуть. Вынеси, пожалуйста…

Дед открыл дверь. В подъезде была кромешная тьма.

– С твоим мусором… Лампочку опять разбили, – заворчал Петрович, однако достал из шкафчика новую лампочку, подставил табурет и стал нашаривать патрон.

Яркий свет залил площадку, и Петрович увидел, что кто-то лежит бесформенной кучей на грязном полу подъезда. «Нажрутся, себя не помнят, свиньи, прости господи», – ругался дед, и вдруг увидел, что это Зоя, жена Владика, и лежит она в луже крови, широко раскрытыми глазами смотрит прямо на него, Петровича… На ступенях, ведущих наверх, отпечатался кровавый след…

Где-то на верхнем этаже хлопнула дверь.

– Подсудимый, встаньте! – услышал Владислав. – Вам понятен приговор?

Владислав поднялся. В зале судебного заседания было немноголюдно. Убитые горем родители Зои одиноко сидели в первом ряду. Мать беспрерывно плакала, а отец, седой, постаревший, смотрел в пол, ни разу не взглянув на бывшего зятя.

– Подсудимый, вам понятен приговор? – повысив голос, повторил судья.

– Я не убивал Зою!

Отец поднял голову, и они несколько секунд смотрели друг другу в глаза.

– Подсудимый, отвечайте!!

– Я не убивал!

Часть 3

Под ним был двухметровый слой снега, а внизу, на дне оврага, была вода, она всегда была там, даже в самые сильные морозы… Он знал, что ему отсюда не выбраться. Он замерзает… Сначала онемели ноги, потом холод пополз вверх, к коленям, охватил живот, и он почувствовала, как смерзаются его внутренности. Наверно, они сейчас такие же, как у мороженой рыбы… Холод подбирается к сердцу, ещё чуть-чуть, и оно остановится… И он превратится в ледяную куклу. Она долго будет лежать на дне оврага, пока весенний поток не унесет её в реку… А там, после того, как тело раздуется, приползут раки, и будут копаться клешнями в его глазах… Мама… мне страшно… Они ползут… ползут со всех сторон… Как болит всё тело! Почему? Так не должно быть. Он знает, что так не должно быть. Но тело всё больше деревенеет, оно как будто скованно льдом… Как холодно… мама… мне холодно… Везде снег – во рту, в ушах, в глазах… Чьи-то злобные голоса, крики, боль… боль… Что это? Зачем? Всё же кончилось! Вой в голове не прекращается, со всех сторон ползут раки… рыбы впиваются в тело… скелет улыбается своей зловещей улыбкой… мама… я не могу!!! Почему опять это? Я больше не могу!!! «Ха-ха-ха!» – как гвоздями впивается в мозг зловещий голос… Мама, они опять ползут… убери их… мама-а-а…

1.

День как-то не заладился сразу. Во-первых, забыла зонтик, а на улице снег с дождём, в результате приехала на работу, как мокрая курица. Повесила в шкаф насквозь промокшее пальто, стала снимать сапоги – сломался замок.

– Можно зайти? – в дверь просунулась голова пожилой женщины в вязаной шапке-берете.

– Входите, – с чуть заметной досадой сказала Наталья, прыгая на одной ноге. Ну что за люди, девяти ещё нет, а они идут и идут, не терпится им. Надоели! Но она тут же обругала себя: это твоя работа, голубушка!

– Слушаю вас, – уже более приветливо сказала она женщине.

– Справку мне надо, – пробормотала женщина и замолчала.

– Какую справку?

– Справку в пенсионный отдел, что мой отец был в армии Колчака, и мне, как его единственной дочери, положена персональная пенсия.

Что она несёт? Какой Колчак, какая пенсия?

– Мы таких справок не даём, – справившись с раздражением, отвечала она женщине.

– Справку дайте, – шапка сбилась женщине на одно ухо, и Наталья с ужасом увидела, что половина головы у неё совершенно лысая и синего цвета. Господи, что это за зомби, сумасшедшая, наверно.

– Давай справку! – визгливо закричал ещё кто-то. Отталкивая женщину, в кабинет ворвалась молодая девица. – Сидите тут, над людьми издеваетесь.

– Девушка, – Наташа понизила голос, по коридору ходили сотрудники, посетители, с любопытством заглядывая в дверь, – что вы кричите? Я вас ничем не обидела. Сейчас закончу разговор, и поговорим с вами.

– Справку не можете дать, я буду жаловаться, – визжала девица.

– Выйдите, пожалуйста, в коридор, не мешайте работать.

Девица подскочила к столу, схватила телефонную трубку и стала беспорядочно нажимать на кнопки.

– Что вы делаете? – Наталья пыталась остановить девицу. Но бесполезно – кнопки, вылетев из своих гнёзд, разлетелись по столу, несколько штук упало на пол. Скорей собрать, Господи, никак не получается, звонит кто-то, а она не может ответить.

– Выйдите, пожалуйста, холодно сказала она девице, – а то вызову милицию. Справки выдают в городском архиве.

Девица вышла. Наташа привела в порядок телефонный аппарат и стала раскладывать папки. Подняв голову, она вновь увидела в кабинете странную девицу, но уже улыбающуюся и довольно милую.

– Я смогу довезти вас до городского архива, – предложила посетительница.

– Хорошо, – Наталья закрыла сейф и вышла вслед за девушкой.

После продолжительной езды они остановились в каком-то незнакомом месте, что-то вроде островка, со всех сторон окруженного водой. Под ногами тоже хлюпала вода.

– Ты иди вон по тому мостику, – девица указала на деревянный настил через протоку. Наташа пошла. Под настилом бурлила грязная вода. Наконец, берег. На берегу стоял старый «Москвич» с поднятым капотом, под которым возился какой-то щуплый мужичонка. «Как странно одет», – подумала Наталья, куртка из кружевного полотна, неопределённо-грязного цвета и спортивные китайские штаны, свисающие до коленок.

Мужчина улыбнулся и показал на длинное, похожее на барак здание: иди туда. Она вошла в помещение. Длинный коридор был совершенно пуст, из-за некоторых дверей доносились голоса.

Наталья толкнула одну из дверей и вошла. На кровати с железной сеткой сидела её мать. Двое мужчин, загадочно ухмыляясь, читали какие-то бумаги. Наталья села рядом с матерью

– Так, – сказал один из мужчин, – если всё расскажешь сама, то ситуация для тебя сложится благополучно…

– О чём рассказать? Кто вы? – Наташа ничего не понимала.

– Мы? А ты разве не догадываешься? Отдай документы, назови сообщников…

– Мама, о чём они?

– Молчи, доченька, ты разве не поняла? Это они. 37-й, – шёпотом добавила она.

– Какой тридцать седьмой, мама? – Наталья увидела того самого мужичка в гипюровой куртке и в китайских спортивных штанах, и опять удивилась: что за странная компания?

Мужичок, гаденько улыбаясь, сел на скамью возле стены и стал в упор разглядывать Наталью.

Она почему-то вдруг поняла, что никогда не выйдет отсюда, ей никто об этом не сказал, но она откуда-то точно знала, что не выйдет.

– Двадцать лет тебе обеспечено, – «гипюровый» скалил жёлтые прокуренные зубы.

– Мама, надо мои бумаги срочно спрятать, – еле слышно прошептала Наталья, губами касаясь уха матери.

– Ага, значит, бумаги всё-таки есть! – заржала троица. – Ну-ка, ну-ка, и где же они? Ну, не хочешь, не надо – за двадцать лет найдем.

– Какие двадцать лет? – закричала Наташа, – за что?

В комнате появились какие-то люди, похожие на тени.

Кто-то бесцельно ходил по периметру комнаты, кто сидел, тревожно озираясь, на грязном полу. Вошёл человек, в длинном чёрном пальто и в низко надвинутой шляпе. «Вот доказательства», – глухо произнес он, и у Наташи ёкнуло сердце: голос показался ей знакомым. Все загомонили, стали передавать документы из рук в руки, хохотать и показывать на Наташу пальцами. Мужчина в чёрном пальто повернулся к ней, и она узнала мужа. Но как странно он одет – настоящий шпион! Почему он здесь? И о каких доказательствах говорит?

– Серёжа, как хорошо, что ты пришёл, – она подбежала к нему, – они тут меня арестовали, говорят, что я… что я…

– Правильно говорят, – голос его был холоден, как лёд, – ты признайся лучше сама.

– Что ты говоришь! В чём я должна признаться?

– Отдай им документы.

– Но у меня нет никаких документов. О чём ты? Серёжа, спаси меня! Уведи меня отсюда. Я не хочу в тюрьму.

– Убирайся, предательница, – он с силой отшвырнул её от себя. – Ты нарушила клятву!

– Какую клятву?! – от ужаса у неё мороз побежал по спине. – Что ты говоришь? Я не понимаю! Я ничего не понимаю!

– Уведите её! – он кивнул сидящим за столом и быстро вышел за дверь.

– Ну, что, будем заканчивать? – «Гипюровый» собрал бумаги в аккуратную стопочку и поднялся.

– Мама, – горячо зашептала Наташа, – мамочка, спаси меня! Любой ценой позвони брату, он ведь в Москве всех знает, он такой большой начальник… Мама, пусть он всё сделает, но вытащит меня отсюда, мама… Умоляю тебя…

Мать, улыбнувшись, промолвила:

– Какие у тебя зубки красивые! С утра чистишь такой хорошей пастой, так приятно пахнет…

– Мама! – отчаянно закричала Наташа, – ты слышишь, что я говорю? Спаси меня! Вытащите меня отсюда! Я не хочу здесь оставаться!

Мать поцеловала её в щеку:

– Не бойся, детка, я тебе помогу.

Наташа задрожала от радости: хоть бы эти не услышали!.. Мама, мамочка, я так и знала, что ты мне поможешь…

Вдруг раздался резкий и громкий звонок. Что это?

– Пора, – сказал «гипюровый».

– Куда пора? – закричала Наташа и… проснулась.

Громко дребезжал будильник, сердце готово было выскочить из груди. Будильник захлёбывался недовольным криком, она не сразу сообразила, что его можно выключить.

Господи, Боже мой!.. Она огляделась… Это её комната, постель, картины, цветы в горшках – никакой серой, мрачной казармы, никаких этих, из тридцать седьмого… И мамы нет. Мамы, которая умерла десять лет назад. И Сергей, одетый в чёрное, как шпион, и его странное поведение – на самом деле только сон. Сон! Она отдёрнула шторы, глядя в окно, мысленно сказала три раза: «Куда ночь, туда и сон», и перекрестилась на всякий случай.

Хотелось немедленно что-то делать: убирать квартиру, побежать куда-то, увидеть дочь, знакомых, подруг – жить! И скорее забыть весь этот кошмар. Господи, спаси моих родных и близких! Господи, спасибо тебе, что это был всего лишь сон.

В дверь постучали. Она посмотрела в глазок – соседка Анна. Принесла посуду. Вчера Анна выдавала дочку замуж. Веселье длилось почти до утра, Наташа еле заснула. И вот такой сон приснился. Анна начала было рассказывать о свадьбе, но Наташа её остановила – тороплюсь, опаздываю на работу. Анька обрадовалась: вместе поедем, мне тоже на этот автобус надо.

Наталья оделась, взяла, усмехаясь, зонтик. Лифт не работал, и она побежала вниз, по привычке считая ступени.

В автобусе был жуткая давка, как всегда по утрам. Хмурые, неулыбчивые люди, переругиваясь, толкая друг друга, входили и выходили, на их лицах не было даже проблеска хоть какой-то радости.

– Всё раздала, остались одни вилки, чьи – не знаю, – трещала Анна.

Какие вилки, о чём она? Наталья с трудом вернулась к действительности – в голове всё ещё прокручивался сон.

– Посуду всю раздала соседям, посуды-то не хватало, пришлось у всех собирать. А вилки не знаю у кого брала. Вот думаю, чьи же вилки-то у меня остались?

– Это мои вилки, – сказала Наталья, – ты у меня вчера брала.

– Ох, – заверещала Анна на весь автобус, – а я-то думаю: ну чьи же это у меня вилки-то? А это твои. А я всё утро думаю и никак не вспомню А это я у тебя брала. Ну, надо же! Оказывается, это твои вилки. Ну и ну, а я-то совсем забыла. Чьи же, думаю, вилки? А это твои…

Хмурые люди неодобрительно посматривали на Наталью и Анну. Наталье стало неудобно, она дёрнула Аньку за рукав: хватит тебе про вилки. Но та никак не унималась, и снова повторяла и повторяла историю с вилками.

Наталья вышла, не доехав одну остановку. Автобус тронулся, и она увидела в окно, как Анна, встретив, видимо, какую-то свою знакомую, принялась рассказывать так поразившую её ситуацию с вилками. «Ну, теперь на месяц разговора хватит», – засмеялась Наталья, хорошо зная свою соседку.

Погода в это утро была чудесная. Никак не могу угадать с зонтиком, улыбнулась про себя Наталья. Как только не возьму с собой, так обязательно дождик пойдёт, и наоборот. Настроение было отличное. Хотелось что-то сделать, такое что-то необыкновенное, она сама не знала, что.

Весело кивая сотрудникам, она прошла в свой кабинетик. Так, что у нас на сегодня? Дверь скрипнула, она невольно вздрогнула, вспомнив сон. Приснится же такое! Выбрось всё из головы, сказала она себе. Забудь об этом, как говорила маленькая Настя. Наведём красоту – и вперёд, на трудовые подвиги! Затренькал мобильный. Пришло сообщение. Так, что тут такое, кто домогается с утра? «По мужу соскучилась? Тогда в 11–00 у тебя дома». Что за чушь? Разыгрывает кто-то, что ли? Сергей уехал в командировку ещё вчера, вечером позвонил: добрался нормально, устроился в гостиницу… Она набрала высветившийся номер, но оператор ответил, что номер заблокирован. Телефон мужа был временно недоступен.

– Жаночка, – она позвонила подруге, – представляешь…

– Жанны сегодня нет, – прервал её мужской голос, – отгул взяла.

Домашний Жанкин тоже не отвечал. Куда это она умчалась с утра пораньше, ведь в выходные подруга раньше двенадцати не вставала. Она машинально взглянула на часы: без четверти десять. Ладно, хватит, пора приниматься за работу. Но глупая шутка не давала покоя. А вдруг… Ей стало стыдно, ну, что это такое, какой-то идиот развлекается, а она… И вообще, что они имели в виду? Кровь бросилась ей в лицо – она поняла, что имелось в виду. Да нет, глупости всё это. Никуда она не пойдёт. Ещё чего!

– Виктор Андреевич, я забыла выключить плиту! Можно, я съезжу домой? Я быстренько.

– Возьми мою машину, – начальнику нравилась Наташа, и ему было приятно сделать для неё что-нибудь.

– Ой, спасибо, я мигом – туда и обратно.

Нетерпеливо поглядывая на светофор, она прокручивала в голове строчки эсэмэски. Всё-таки, это чей-то злой розыгрыш. Конечно, розыгрыш, и ничего более. Но тогда почему ты едешь? Ты что, не доверяешь Сергею? Да нет, конечно же, нет! Какая-то ещё мысль ускользала, никак не могла оформиться… Господи, Боже мой, прожить столько лет вместе, и по первому подозрению лететь сломя голову, проверять… Какой стыд! Она уже жалела, что поддалась эмоциям, действительно, позорище… Всегда презирала подобные истории, а теперь вот сама…

Нет, это какая-то чепуха, не может быть. Наверное, кто-нибудь хихикает сейчас, развлекаясь. А она, как дура, поверила, купилась на розыгрыш…

Обычно ключ заедало, но сегодня он повернулся с исключительной лёгкостью. Из ванной доносился шум воды. Что это, действительно Серёжа дома? Но он же звонил вчера! Она шагнула в комнату – никого. Сергей был в спальне. Кровать разобрана, раскидано бельё, на полу и на спинке стула какие-то женские вещи… Увидев жену, он покрылся пятнами, стал лихорадочно хватать разбросанную одежду…

– Я тебе всё объясню, – бессвязно бормотал он, – Я, понимаешь… Я всё сейчас объясню… – Он глядел мимо неё, на дверь.

Наташа оглянулась. В дверях стояла Жанна, в её, Натальином, атласном халате, с кудрявых волос сползали капельки воды. Она была ослепительно хороша! Краска медленно сходила с её лица.

– Наташ… Я… Мы…

Отчего-то стало темно. В голове шумело. В горле рождался крик, но она усилием воли сдержала его; сквозь шум в ушах она слышала какие-то голоса, но не понимала, что и кто говорит.

«Значит, вот оно как… значит, не розыгрыш», – мелькали обрывки мыслей. Боже, какой стыд… Она пришла в себя. Жанна куда-то исчезла. Сергей, одетый, стоял у окна…

– Наташа…

– Молчи, молчи, – прошептала она. Горло болело, говорить было трудно.

– Я всё объясню! Я…

– Молчи!!! – закричала она и, схватив сумку, выскочила за дверь.

Остервенело нажимая на кнопку лифта, она сквозь зубы стонала, не от боли – от ненависти и омерзения… Вспомнив, что лифт не работает, она побежала по лестнице вниз, рискуя сломать себе шею, зацепившись высоченным каблуком о ступеньку.

– Гадость, гадость, Боже мой, какая гадость, – она не замечала, что говорит это вслух. Каблук зацепился за ступеньку, и она полетела головой вниз. Ну и хорошо, успела мелькнуть мысль, лучше сразу…

Она со всего размаху ударилась обо что-то мягкое, тёплое, и вместе с этим чем-то свалилась на грязный бетон лестничной площадки.

– Так можно и покалечить! – мужчина с лёгкой усмешкой вглядывался в нее. – Зачем же так? От кого убегаешь, или кого-то догоняешь? – он всё ещё держал её в объятиях.

Она пыталась стряхнуть с себя его руки, но он держал крепко. Она с ненавистью глянула ему в лицо. Черт бы тебя побрал! Но… что такое – она когда-то уже видела эти, похожие на черносливы, глаза. Она в них когда-то смотрела, это совершенно точно…

Она перестала вырываться, пытаясь вспомнить, и он, наконец, отпустил её.

– Алик, – неуверенно сказала Наташа. – Алик, это ты?

– Узнала, – невесело улыбнулся он. – Наконец-то!

– Алик… Алик… Господи, откуда ты взялся? Как ты меня нашёл? – она обняла его и уткнулась ему в грудь. Слёзы полились рекой. Надо же ему было появиться в такую минуту…

2.

Наташа, задумавшись, стояла у окна. На улице было многолюдно – народ праздновал старый новый год. Взлетали в небо ракеты, разбрызгивая снопы ярких разноцветных огоньков, то и дело проходили весёлые компании, играла музыка – всё как обычно в эту ночь. Интересно, думала Наташа, а если бы опять старый новый год стал просто новым годом, тогда что бы стали отмечать? Наверное, уже опять старый «старый новый год», или «новый старый год»? Она засмеялась. Впрочем, совсем невесело.

Встречать одной даже такой праздник – не очень-то приятно. И хотя она уже почти привыкла к одиночеству, всё равно было грустно. Альтаир тоже куда-то подевался. Сорвался, как всегда, внезапно, не объясняя, куда едет и зачем. Он и раньше исчезал так же неожиданно, какое-то время отсутствовал, потом так же внезапно появлялся: Наташ, я поживу у тебя? Живи, мне не жалко… Альтаир… Вот уже скоро два года будет с той памятной встречи с ним.

Боль в сердце от предательства мужа давно улеглась, или… спряталась далеко, на самое донышко души… Сергей теперь живёт в другом городе, Настя учится в институте в Питере, и Наташе бывает порой очень одиноко. Скоро пятьдесят… Молодость осталась далеко позади. Ничего хорошего в её жизни уже не предвидится… Одиночество страшит, хоть она и старается отогнать от себя эти мысли. Наверное, поэтому, когда Альтаир, вновь внезапно появившись, попросил: «Можно, я у тебя поживу?» – она совершенно спокойно ответила: «Конечно, живи». И они жили, как брат с сестрой. Она и воспринимала его как брата и была искренне рада его появлению. Хотя с ним бывало порой нелегко, он часто уходил в себя, становился колючим, даже враждебным. Она старалась не тревожить его и не лезла с расспросами о его жизни: кто он, где он, чем занимается.

Когда-то он ей сильно нравился, можно сказать, что это была её первая любовь, но всё это было давно, в какой-то другой жизни, где и сама Наташа была совершенно другая. Они никогда не вспоминали то далёкое время и ту давнюю историю, после которой их пути разошлись навсегда. Долгое время казалось, что навсегда. Но вот судьба зачем-то свела их ещё раз.

Наталья вздохнула. Какие они тогда были глупые, беспечные, всё у них было впереди! А получилось совсем не так, как когда-то мечталось… Вспомнились девчонки, Зоя с Раей. Их уже нет на свете, как странно… И Феди нет, несчастного, некрасивого Феди, безобидного, в общем-то, мальчишки… Кто его мог убить, за что, просто уму непостижимо… Вспомнился Филин, где он, интересно, сейчас, но она сразу отогнала мысли о нём. Негодяй! Жестокий и подлый негодяй!..

Но память упрямо возвращала её в ту морозную зимнюю ночь…

…Золы хватило, и даже ещё осталось два с половиной ведра. Кому бы ещё удружить? Ребята собрались за старым сараем, на берегу речушки, хохотали, пересказывали друг другу подробности приключения. Расходиться не хотелось.

Малышню прогнали домой. Васёк хотел было остаться, но ничего не вышло. От обиды мальчишка готов был расплакаться: он не пожалел родного брата, а его гонят… Филин был непреклонен. Он вообще сегодня злой, орёт на ребят, на девчонок.

Всей ватагой отправились на речку – покататься на льду.

Лёд блестел, словно отполированный. На таком кататься – одно удовольствие. Никаких коньков не надо. Разбегаешься с берега, валенки мягко пружинят на льду, легко скользят, только успевай, отталкивайся одной ногой! Красота! Надо только держаться подальше от полыньи, которая образовалась на месте впадения в речушку глубокого оврага. Она не замерзала даже в самые сильные морозы. Федя в прошлом году не успел затормозить и провалился, чуть не с головой ушёл под воду. Хорошо, Шурка успел вытащить.

Визг, хохот – теперь уже не надо таиться, сдерживать себя.

Кто-то первый упал, на него ещё кто-то, и вот уже образовалась куча-мала.

Альтаир первый выбрался из-под копошащихся ребят, увидел смеющееся лицо Наташи и сам рассмеялся, громко, счастливо. Вот уже целый месяц при виде Наташи у него становилось хорошо на душе. Сначала он совсем не обращал на неё внимания – девчонка и девчонка, что на неё смотреть.

Раньше Альтаир с матерью жили в городе, но потом маме предложили поработать в деревне, и она согласилась. В деревне Альтаиру было скучно, хотелось в город, в свой двор, к друзьям, но мама была дисциплинированным человеком и ослушаться заведующего районо не могла.

Маме в деревне нравилось. Она похорошела, помолодела, стала часто улыбаться, порой без причины, и Альтаир начал подозревать, что ей в город возвращаться совсем не хочется.