Текст книги "Человек Точка"

– Ну-ну, держись Толик! А эти, что здесь эти делают? – грубо спросил Графский у Анатолия, который выпустил немало слез и слюней на его дорогой костюм, который стоит, как хорошая иномарка.

Птаха понял, Граф спрашивает о «Родне».

– Игорь Федорович, вы же сами приказали мне в фонд вступить!

– Да, а что они на похоронах делают?

– Я их не приглашал, – оправдывался Анатолий Птаха, – Они сами пришли.

– Ладно, успокойся, пусть Тонечке земля будет пухом. Я ее еще ребенком помню, славная девочка была, красивая.

Птаха зарыдал так громко, что занервничали соседские собаки, для которых специфический звук за высоким забором представлял явную угрозу. Нечасто услышишь, как воют кобели, провожая в последний путь красивую породистую суку.

После Графского, убитого горем мужа обнимали Олег Качалов и Родион Павлович Хомяк. Птаха плакал на их плечах меньше, видимо запасы слез и липких слюней у мужчин лимитированы.

Александр Евгеньевич показал Жанне жестом подойти к его царственной особе. Она подчинилась, как будто у нее есть выбор…

– Это что за цирк? – злобно сквозь передние зубы процедил Чертков.

– Александр Евгеньевич, мне организаторы похорон не сообщили, что индусы тоже придут. Я только что сама узнала у родственников Птахи, что, оказывается, Тоня племянница Игоря Графского.

– Твою мать! Она только что узнала, я тебе, Громовик, за что деньги плачу? Пиарщица хренова, ты обязана знать все, что касается фонда и его учредителей. Ты оштрафована на пятьдесят процентов заработной платы, точка.

Жанна знала привычку шефа не менять свои решения, даже если со временем он вдруг задумается над их правильностью. Слово «точка» означало – обратной дороги нет, решение принято и обжалованию оно не подлежит.

Безжизненное тело Тони, упакованное в шикарном дубовом гробу, до катафалка несли работники службы безопасности Черткова. Игорь Графский дал команду своей охране, которая последовала за ним на светское похоронное мероприятие, перехватить инициативу по прибытию на кладбище. Еще чего не хватало, разнервничался Граф, его племянницу провожают в последний путь люди Черта. Безобразие!

За катафалком два перегруженных автобуса с родственниками и вереница машин представительского класса двигались в направлении городского кладбища. Между машинами VIP-персон Задорожья возникла заметная конкуренция за право первыми следовать в похоронной процессии после катафалка, особо отчаянные водители выскакивали на встречную полосу движения, сигналили в надежде получить козырное место на дороге. Но в плотно сформировавшемся еще на старте потоке машин никто из водителей место не уступал. Между индусами и «Родней» назревал конфликт городского масштаба. Водитель Александра Черткова, активно участвующий по приказу шефа в автомобильной гонке, быстро потерял работу, он не сумел обогнать кортеж индусов. Сначала Черт его обзывал по матушке и батюшке, а потом поставил точку в его карьерном росте в самой мощной, существующей в Запорожье, корпорации «Родненькая».

Птаха ехал в катафалке, убитый горем, морально растоптанный, навсегда лишенный красивого женского тела, поэтому страстей, разгоревшихся на дороге, он не замечал.

Кладбище глубокой осенью выглядело, как съемочная площадка в фильме ужасов. Черные голые ветки старых деревьев тянули хищные сухие руки вдоль главной кладбищенской аллеи, усыпанной прогнившими мокрыми листьями. Ветер бесновался, обрывая с венков, обрамлявших свежие могилы, искусственные цветы. Бумажные лепестки роз и хризантем падали на головы вновь прибывших на кладбище горожан, которые скорбно выстраивались в длинную процессию, чтобы провести в последний путь молодую красивую женщину по имени Антонина.

Охранники Игоря Графского первыми подбежали к катафалку и, засучив рукава, стали вытаскивать гроб. Люди Черта ехали в отдельной машине за кортежем «индусов», соответственно, они опоздали. Работники корпорации «Родненькая» не привыкли отступать. Гроб, сильно раскачиваясь, переходил из рук в руки. Душа Антонины покинула землю своевременно, а иначе она могла стать свидетелем борьбы за ее бренное, изувеченное в аварии тело, оказалось, оно кому-то еще нужно.

Люди Черта били по ногам конкурентов, показывали им платки, повязанные на их рукавах, демонстрируя людям Графа особое положение в процессе доставке покойницы к месту захоронения. Тщетно, люди Игоря Графского не отступали Потасовка переросла в драку, конфликтующих окружили плотным кольцом родственники, их мнения разделились. Кто-то из них поддерживал «Родню», кто-то считал, что пора передать «груз 200» индусам. Анатолий Птаха с перекошенным от страха и отчаянья лицом ни к одной из конфликтующих сторон симпатию не проявлял. Он стиснул, как дева Мария, руки на груди и жалобно причитал:

– Господа, побойтесь Бога, это же моя Тонечка. Господа, успокойтесь, я вас очень прошу…

Молодые люди не реагировали на мольбы. Среди зрителей постыдной сцены друг напротив друга стояли Граф и Черт, они злобно наблюдали за сценой, чьи люди победят. Покойницу подбрасывало в гробу, трясло, родственники с замиранием сердца дружно ахнули, когда им показалось, что тело бедной Тони выпрыгнет из гроба.

– Господа, что же вы делаете? Остановитесь, так нельзя, отдайте мне мою Тонечку, я сам ее понесу, – Птаха ринулся в бой, он схватился за ручку гроба и сильно потянул ее на себя, тем самым нарушив шаткое равновесие.

Покойница выпала, Анатолий упал на обезображенное тело. Он увидел изувеченную фигуру, застывшую в странной, неестественной для покойников позе, разрезанное красное платье на спине, почувствовал отвратительный трупный запах и осознал – Тоня по-настоящему мертва, она вонючий мерзкий труп.

– Кто разрезал ее любимое платье, кто посмел? Господи, за что! – громкий и пронзительный крик Птахи испугал кладбищенских ворон.

Грязные, отвратительные, черные птицы заволокли хмурое, холодное небо, они интенсивно гадили под себя, махали крыльями и старались перекричать земного сородича, безутешного Птаху.

Работники ритуальной службы оттеснили мужа покойной, уложили тело назад в гроб, убрали с загримированного лица мокрые листья.

– Это ты разрезал ее любимое платье, ах ты, сволочь такая? – прицепился к одному из рабочих Анатолий Птаха.

– Простите, так у нас принято. Так надо.

– Надо!!! Неверное, ты мерил платье на свою жену, а оно ей не подошло? Знаешь, сколько оно стоит? Быдло ты кладбищенское!!!

– Угу, – пробурчал мужик, понимая, что у очередного клиента истерика и лучше с ним не спорить.

– Ворюги!!!– закричал Птаха, и бросился на мужика с кулаками, он бил его самозабвенно за все плохое, что произошло в его жизни.

Окружающие не вмешивались, мужик упал на землю и сгруппировался, улучил момент и отполз к воротам кладбища, где бомжи просили милостыню, подальше от сумасшедшего.

Не успел работник ритуальной службы вытереть грязным рукавом кровь с лица, как к нему подошел человек от Игоря Графского и сунул деньги. Потерпевший полез в карман за компенсацией и, на удивление, обнаружил сто долларов, новенькие.

– Да за такие деньги пусть ваш псих меня каждый день колотит, – с улыбкой в голосе произнес завсегдатай кладбищенской суеты в спину уходившему охраннику Графа. Ответа не последовало, такой заработок сродни крупному выигрышу в лотерею.

Покойницу к месту захоронения несли четверо, впереди два представителя корпорации «Родненькая», сзади пристроились охранники Графа. Конфликт урегулирован впервые за время противостояния двух враждующих в городе группировок. Кладбищенские птицы умолкли, тишина, их больше никто не беспокоит.

Антонину Птаху похоронили на главной аллее городского кладбища. Здесь покоились чиновники высокого ранга, герои Украины, крупные бизнесмены, их любимые жены. За место на этой аллее муж Тони заплатил пять тысяч долларов. Музыканты замерзли, скрипачи жалобно скрежетали смычком по окоченевшим струнам старых скрипок, которым напрямую передавалось настроение похоронной процессии.

Провожающие молодую женщину в скорбный путь плакали, батюшка чуть сам не угодил в свежевырытую яму, обходя с кадилом последнее пристанище на земле красавицы Антонины. Его поймал за локоть охранник Графа, слава высшим силам, очередного конфуза не произошло. Гроб опустили, первые комья земли на крышку, украшенную ручной резьбой, бросили близкие люди. Александра Евгеньевича Чертков замерз, он наклонился, взял горсть земли, и тоже простился с Антониной. За ним к открытой, как рана, могиле подошел Игорь Графский, земля показалась ему холодной и пахнущей навозом. Неудивительно, еще вчера на этом месте находилась компостная яма, а сегодня в срочном порядке работники кладбища за солидную мзду превратили небольшой кусочек земли в элитное захоронение. Чернозем перемешали с песком, и готово, любо-дорого посмотреть, дорого для Птахи, ведь ему для любимой жены теперь ничего не жалко.

Через полчаса участники похоронного процесса организованно прибыли в «Филин». Борис Борисович Шарапов приказал обслуживающему персоналу ночного клуба подготовить банкетный зал к поминкам. Скромно украшенные столы, стены завешены белой тканью, скрывающей атрибуты ночной жизни, приглушенный свет, еле тлеющие угли в камине. Гости замершие, голодные, с подавленным настроением, прибыли в самое увеселительное заведение Задорожья. Столы ломились от яств, выпивки. На столах присутствовала водка исключительно торговой марки «Родненькая». Для городского бомонда в полном составе похороны молодой женщины явились серьезным поводом для общения, обмена последними новостями и городскими сплетнями. Гости «Филина» отогревались, активно поедали деликатесы, шушукались. Александр Чертков первым взял слово, приглашенные на поминки гости, жужжащие минуту назад, как пчелы в улике, умолкли.

– Господа! Сегодня мы проводили в последний путь очаровательную женщину, первую красавицу нашего города, – Птаха зарыдал. – Сегодня мы все почувствовали себя родственниками, единой «родней», нас объединило общее горе. Мы любим и всегда будем помнить нашу Тонечку, давайте помянем ее стоя, молча, пусть земля ей будет пухом, – гости, как по команде, встали.

Остались сидеть только индусы, почтенное собрание осуждающе посмотрело в сторону хозяев города. Первым не выдержал Игорь Графский, он встал, за ним поднялись: Олег Качалов, Родион Павлович Хомяк и мэр Иван Копейка, который успел посетить такое светское мероприятие года, как поминки.

– Мы что, будем пить «Родненькую»? – тихо возмутился Граф.

– Другой водки на столах нет, – ответил Олег Качалов, он же Фотограф, самый зоркий глаз «индусов».

– Бля, нас опять, как пацанов, развели, – возмутился Зверь.

– На нас все смотрят, черт, придется пить «Родненькую».

Индусы, повинуясь стадному инстинкту, выпили вместе с присутствующими на поминках гостями вражескую водку из фирменных рюмок, на которых золотыми буквами красовалось одно единственное слово «Родненькая». В этот пикантный момент, откуда ни возьмись, в банкетном зале появился фотограф из местной газетенки и зафиксировал скандальный факт. Индусы от неожиданности чуть не подавились водкой, фотограф ослепил их яркой вспышкой, и тут же исчез.

Жанна Громовик с поставленной шефом задачей справилась. Полчаса назад Черт прислал ей sms-сообщение, в котором приказал в извращенной форме скомпрометировать врагов. Извращение получилось, через сутки все местные газеты напечатали на развороте фото индусов, пьющих «Родненькую». Надпись под фотографией гласила: «Лучшая водка – для лучших людей». Новый виток конфронтации в отношениях двух местных кланов в Задорожье состоялся.

В любви, как на войне

Ольга и Тарас, по мнению Зюскинда, плохо и фальшиво изображали семейную пару. Они театрально улыбались друг другу и, с нескрываемым удовольствием, собирали в саду гнилые яблоки и листья. Разгоряченные охранники от несвойственной их профессии работы, сексуально светились изнутри. Веник следил за ними сквозь тяжелые шторы и думал о том, что в настоящей супружеской жизни так не бывает. Жена должна командовать мужем, он в ответ огрызаться, потому что никому из них не хочется убирать сад, где пропал небывалый урожай яблок. Если бы Ольга закатила истерику лже-мужу по этому поводу, вот это сермяжная правда жизни, а так – пустая трата времени. Театр.

Веня задернул пыльные шторы, болезненно чихнув несколько раз подряд. Узник изнывал от тоски, охранники обращались с ним радикально сдержанно, как с больным, которому необходим строгий уход. В его сторону за время заточения с их стороны не сказано ни одного лишнего слова. Зюскинд бесцельно шатался по дому в поисках приключений, они отсутствовали. Ужас! От тоски хотелось умереть. «В милицейских застенках страшно, но не скучно», – с горя подумал помощник Черткова. На кухне он включил электрический чайник, чаю не хотелось, сработала привычка заполнять день бессмысленным чаепитием. Веник открыл холодильник. Сыр, колбаса, консервы, зелень, маленькая зеленая кастрюлька, в ней четыре крупнокалиберных яйца. Может, их страус снес или неведомая в мире птица? Оля плохая хозяйка, она не варит борщи, очень редко диетические супы, где плавает крупно нарезанная, как будто порубленная топором, морковка, картошка и сельдерей. Есть кулинарную дрянь два раза в неделю невозможно, но Вениамин Зюскинд стряпней давится.

Зазвонил мобильный, узник встрепенулся, как от удара электрического разряда. На холодильнике Ольга забыла белый айфон, на нее не похоже, но женщина есть женщина, пусть она трижды профессиональный охранник, подумал Зюскинд. Как все типичные представительницы слабого пола, Ольга плюет в тушь и открывает рот, когда красит ресницы, любит часами разговаривать по телефону и сидит на диете, хотя в этом нет необходимости. Она просто женщина.

Зюскинд подбежал к окну, охранники активно работали, жгли сухие ветки, выкопали яму для гнилых яблок. Время есть, главное, чтобы Ольга не вспомнила о телефоне. Веня дрожащими руками набрал номер Артура, тот долго не реагировал на звонок, вызвав у него неконтролируемый приступ ревности. Через две минуты томный голос Артура произнес:

– Слушаю.

– Арчи, привет мое солнышко, как ты?

– Веня это ты?

– Я, а кто же еще. Ты что, не один? – ревностно спросил Зюскинд.

– Один, я только что вышел из ванной, – у Вениамина защемило сердце, он мгновенно вообразил точеную фигуру Артура, вспомнил запах его чистого, холеного тела, испытав при этом давно забытое возбуждение.

– Веня, про тебя тут такое пишут местные газеты! Что тебя убили менты, и твое тело закопали в лесу. Как я рад, что ты жив!

– Арчи, ты, правда, рад?

– Безумно!

– Я хочу тебя.

– Я тоже. Веня, я так по тебе скучаю. Я плакал, думал, тебя менты убили. Господи, что я пережил!

– Арчи, давай встретимся. Запоминай, переулок академика Петрова дом 65, это за городом, элитные коттеджи. Меня охраняют два человека, телефон эти сволочи отобрали. У меня не будет другой возможности позвонить тебе. Бери такси, жди меня сегодня у дома №60, там автостоянка, в два часа ночи, если я опоздаю – уезжай. У меня есть деньги, мы уедем вместе в Москву, затеряемся.

– Веня, ты делаешь мне официальное предложение?

– Да, любимый. Я еще месяц назад купил для тебя кольцо. Все ждал подходящего повода.

– Кольцо, а какое оно?

– Я его сделал на заказ. Белое золото, а посредине два больших бриллианта. Ты и я всегда вместе.

– Круто! Я уже хочу его надеть.

– Арчи, будь осторожен, нам нужно убежать от корпоративной охраны и ментов. Прихвати с собой женскую одежду, я переоденусь в девушку, достань парик, очки, смотри, чтобы за тобой не было хвоста.

– А парик, какой купить? Ты хочешь быть блондинкой, брюнеткой или рыженькой?

– Арчи, это не имеет никакого значения, я хочу быть просто живым. Понимаешь?

– Да, любимый.

– До встречи, на этот телефон не звони, будь осторожен, любимый!

– До встречи!

– Целую тебя крепко.

Веня Зюскинд стер в телефоне последний зафиксированный звонок, положил телефон на место. Он вылил из чайника горячую воду, остудил его под струей холодной воды, вытер кухонным полотенцем насухо стол. И быстро, не оглядываясь, побежал к себе в спальню, на второй этаж. Пленник закутался в одеяло, крепко закрыл глаза, его пробуждение для охранников не должно вызвать подозрений. Прошло полчаса, прежде чем Ольга обнаружила – телефон она оставила в доме. Опозориться перед напарником она не хотела, поэтому под предлогом попить чайку пошла в дом. Тарас замерз и через три с половиной минуты появился на пороге кухни.

– Оля, сделай бутерброды, я жрать хочу.

– А у самого что, руки отсохнут?

– Да нет, – Тарас в армии работал коком на судне, поэтому умело нарезал тонкими колечками колбасу, сыр и хлеб.

– Я пойду, посмотрю, как там наш домашний зверек поживает, – сказала Ольга и направилась в комнату, отведенную для Веника.

Она шла по коридору и внимательно изучала функции в телефоне, с телефона никто не звонил, но интуиция подсказывала ей, Зюскинд мог воспользоваться ее айфоном. Домашний зверек, скрутившись калачиком, спал в постели или делал вид, что крепко спит.

– Ты мой телефон брал? – грубо спросила Ольга спящего Зюскинда, не подававшего признаков бодрствования. – Хватит целку разыгрывать, кому ты звонил? – пленник не пошевелился. Бывшая каратистка подпрыгнула и больно стукнула правой ударной ногой клубок. Зверек застонал.

– Кому звонил, последний раз спрашиваю!

– Да никому. Я хотел позвонить, а потом передумал, это опасно.

– Кому хотел позвонить?

– Морозову, хотел спросить у него, сколько времени мне еще прятаться здесь.

– Не ври мне, я все равно проверю. Кому хотел позвонить?

– Другу, но он к телефону не подошел.

– Бросил тебя твой любовник. Трахается, как кролик, с другим мальчиком, а ты, Зюскинд, страдаешь. Все вы, педики, одинаковые.

– Оля, прошу тебя, оставь меня в покое, у меня кошки и так на душе скребут. Тошно мне и одиноко.

Ольга развернулась, чтобы уйти, но потом передумала, подошла и второй раз со всей силы ударила Зюскинда, удар пришелся по самому мягкому месту, которое несколько дней назад перестало болеть. Веня вспомнил милицейские застенки.

– За что? – застонал Зюскинд под одеялом.

– А так, для профилактики. Если узнаю, что ты меня обманул, убью.

«Хоть бы скорее сбежать из этой загородной тюрьмы», – подумал узник.

Охранники весь вечер активно пили вино, смотрели страшилки по телевизору. Мерзкие крики зомби доносились с первого этажа, заставляя Зюскинда периодически вздрагивать. Тарас хотел заполучить Ольгу, как женщину, он добросовестно вошел в роль мужа, поэтому плотские фантазии в реальном мире жаждали применения. Охранник с безукоризненными физическими данными, изображая кровожадного зомби, завалил, после выпитых до дна двух бутылок грузинского вина, напарницу на диван. Она сопротивлялась ровно пять минут, а затем, повинуясь животному инстинкту, отдалась.

Сладострастные крики услышали даже соседи. Достоверно играют супружескую пару, подумал Зюскинд и накрыл голову пуховой большой подушкой. Ольга в жизни все делала со страстью – била подопечных, отрабатывая на них приемы карате, ела, пила, ругалась, вступала в интимные отношения. Страсть в ее представлении демонстрировала окружающим силу духа, которая в ее женском организме присутствовала с избытком.

«Господи, что же она так кричит, может Тарас ее душит, скорее бы задушил эту злобную сучку», – переживал Зюскинд. Он посмотрел на часы – половина первого ночи, открыл настежь окно, впуская в комнату холодный воздух. Кромешная тьма, два тусклых фонаря, лай соседских собак, сильный ветер. Веня надел теплый свитер, кроме пары трусов, носков и спортивного костюма, больше личных вещей у него не было.

За окном пахло свежим загородным воздухом. Пахло свободой Ольга перестала кричать, Зюскинд закрыл окно, наверное, страсть закончилась, два зомби, которых лично знал Веня, угомонились. Сердце Веника стучало аритмично и громко, болели виски, хотелось спать. Он замотался в одеяло с головой и думал об Артуре, как они сбегут вместе с ним из этого проклятого города, подальше от Черта, его грандиозных многоходовых игр. Там, за окном существовала иная жизнь, без насилия, унижения и страха, там обитала любовь.

Зюскинд последние годы жизни посвятил корпорации «Родненькая». Ее хозяину служил преданно, самозабвенно, выполнял любые прихоти Черта. Из обыкновенного сома лепил русалку, из заурядной водки – бренд мирового масштаба, он знал тайны шефа, оберегал его личное пространство от посягательства извне. А что в итоге? Его используют, как подсадную утку в войне с индусами. Изувеченное в милицейских застенках тело, душа, утомленная ожиданием рокового конца, и животный страх быть пойманным сегодня.

Дверь в комнату Зюскинда открылась, под пристальным взглядом, пронизывающим пуховое толстое одеяло, пленник загородного дома скрутился в клубок, как дикий зверек, которого поместили в клетку. Это Тарас, подумал Веня и не ошибся.

– Ты спишь? – спросил охранник.

В ответ тишина, дверь захлопнулась, Тарас в предвкушении продолжения бурной ночи закрыл пленника на ключ.

Веня вскочил с постели, упал перед дверью на колени, он дрожал, как в лихорадке. Зюскинд подождал, пока шаги за дверью стихнут, и только после этого слабо подергал ручку. Это конец, дверь закрыта. Он метался по комнате, грыз ногти, плакал. Через тридцать пять минут нужно быть в условленном месте возле дома № 60, там небольшая стоянка машин и маленькая загородная АЗС. Должен быть выход, Зюскинд работал у Черта, поэтому слова «нет» в его сознании не существовало. Выход есть всегда и везде, главное не унывать и не сдаваться.

«Окно» – промелькнуло ключевое слово в голове у пленника. Он потихоньку стал открывать металлопластиковую конструкцию. На первом этаже грянула музыка, аргентинское танго, громкий смех Ольги, праздник продолжается. Страстная музыка оказалась кстати Зюскинд открыл окно, за окном все та же пустота и темнота, высота второго этажа впечатляла, ноги сломать просто, выбраться из западни – вряд ли. Беглец максимально высунулся из окна, деревья далеко, лестницы нет. Что делать? Веня взял настольную лампу, посветил вниз. Под окном находилась очередная куча гнилых листьев, которую не успела закопать в компостную яму липовая семейная парочка. Зюскинд посмотрел на часы. Пора, или сейчас – или никогда. Шеф не захочет, чтобы хранитель его тайн еще раз побывал в милицейских застенках, риск для него – дело неблагородное. Зюскинд смутно представлял свое будущее в корпорации «Родненькая», а вот с Артуром он готов встретить завтрашний день. Пленник снял кроссовки, прыгать нужно тихо, главное попасть в центр лиственной кучи. Музыка стихла, Веня сел на скользкий подоконник в позе зародыша, прыгать сейчас опасно, услышат.

«Девчонка, девчо-оночка, синие ночи…» Песня Димы Белоусова музыкальному эстету, с идеальным от природы слухом, никогда не нравилась, но сейчас Зюскинд готов расцеловать автора стихов и музыки, этой некогда популярной песни. Ольга фальшиво запела, перекричать ее старался Тарас. Пора.

Он прыгнул, и почти попал в центр кучи, кроссовки в стремительном полете к земле разлетелись в разные стороны и потерялись. Нога подвернулась в лодыжке, острая боль мешала логично думать. Зюскинд одной рукой держался за ногу, другой закрывал рот, чтобы не закричать. Время безбожно, особенно когда оно в дефиците. Веня пополз на четвереньках, в белых носках, по холодному сонному саду, через несколько минут носки утонули в кромешной темноте, перепачкались гнилыми яблоками и землей, их больше нельзя отличить от земли. Калитка, закрытая на внутренний засов, предательски скрипнула, беглец с трудом преодолел две ступеньки последнего рубежа.

Через двадцать метров, исцарапав колени и ладони в кровь, Зюскинд возле соседского забора решил встать, сильно прихрамывая на левую ногу, а фактически прыгая на правой ноге, он корчился от сильной боли. Следующие пятьдесят метров показались ему длинными километрами жизненного тернистого пути.

Дом под номером шестьдесят – это кирпичная сторожка, где круглосуточно находится внутренняя охрана поселка. Сегодня здесь дежурит Кузьмич, прапорщик в отставке. На маленькой АЗС ни души, только стая бродячих собак опрокинула урну и отчаянно ищет среди окурков и оберток от конфет съестное. Завидев странного, прыгающего на одной ноге человека, собаки дружно залаяли. Кузьмич после самогонки обычно спал крепко, но на этот раз проснулся, службу он нес добросовестно, сказывалось военное прошлое.

Собак от молодого человека Кузьмич отогнал, затащил покалеченного парня к себе в домик.

– На, выпей, согреешься.

– Фу, как воняет. Самогон?

– Он, родимый, сам делаю на ореховых корочках, от геморроя помогает. А тебя как зовут? Ты как в наших элитных краях оказался, у нас контингент серьезный, а ты не вор часом?

– Нет, я у друзей был, вот ногу подвернул. А вы не видели на стоянке такси?

– Ага, значит у друзей, а обувь твоя где, парнишка?

– Как вас зовут?

– Кузьмич.

– Очень приятно, а меня Вениамин. У меня, Кузьмич, большие неприятности, мне помощь нужна. Даю слово джентльмена, на вверенной вам территории я ничего не разбил и не украл. Сам, как видите, пострадал. За мной приехать должны мои друзья.

– Раз должны, значит приедут. Выпей, вот огурец, хрустящий, моя жена солила. Она у меня хозяйка замечательная!

От безысходности Зюскинд выпил, и с аппетитом, как в последний раз, съел большой огурец. Закуска действительно, на удивление, громко и аппетитно хрустела. Ради вкуса соленого огурца стоило прыгнуть со второго этажа, подвергая свою жизнь опасности, ободрать до крови колени и ладони, не пожалеть левую лодыжку.

– О, твои приехали. Сиди, сиди, я сейчас сам их позову, пусть ближе подъедут.

Участие Кузьмича в судьбе абсолютно чужого для него человека сильно впечатлило Веню, он наблюдал из окна, как сторож руководит таксистом, указывая ему сумбурными жестами, где необходимо припарковаться. Артур вышел из такси, Зюскинд, хромая, выбежал на порог сторожки. Они встретились, страстно обнялись. Родные братья, подумал Кузьмич, прощаясь с ночными визитерами. Таксист опасности этой поездки не представлял, поэтому сообщил пассажирам, что необходимо заправиться. Спорить с ним оказалось совершенно напрасным занятием. Пока Веня и Артур, сидя на заднем сидении, страстно целовались, машину заправили разбавленным бензином. Водитель не спешил, он сходил в туалет, купил сигарет, хотел выпить кофе, но Зюскинд его поторопил.

– Спешить некуда, ночь на дворе, – философски рассуждал таксист.

– Вам некуда, а мы торопимся, – огрызнулся Зюскинд.

Водитель нехотя подчинился, завел разбитый на отечественных дорогах «Ланос». Он наблюдал в зеркальце заднего вида за двумя парнями и никак не мог понять, откуда берутся гомосексуалисты, как можно любить мужика, когда красивых грудастых девок вокруг полно.

– А кто у вас «девочка», а кто «мальчик»? – решил выяснить у странной парочки таксист.

– Я – «девочка», – обманул Зюскинд таксиста и достал из пакета парик, женские вещи, стал быстро переодеваться, превращаясь в симпатичную блондинку.

– Ой, чудные вы ребята, только в машине не размножайтесь, а на все остальное я готов закрыть глаза.

– А можно вас попросить ехать быстрее? – нервничал Веник.

– Дорога плохая, ночь на дворе, я не хочу машину разбивать. Доедем.

Загородные дороги, разгромленные грузовым транспортом, пугали пассажиров такси скорбящим одиночеством, слева и справа дорожного полотна густой лес. Звезд на небе практически не видно, и только полная луна косит на дорогу зловещим, светящимся, желтым зрачком.

– Страшно, – таинственно произнес Артур, посмотрел на Веню и тут же рассмеялся.

– Смешной? – спросил Зюскинд.

– Очень. Кстати, ты мне больше нравишься «мальчиком», – кокетливо сообщил Артур.

– А мне «девочкой», – бесцеремонно заявил таксист. Он достал одной рукой сигарету и закурил.

– А можно вас попросить не курить? – морща носик, закапризничал Артур.

– Воняет махоркой, что вы курите? – возмутился Зюскинд.

– Нормальные мужские сигареты, – издевательски ответил таксист и, между прочим, добавил, – А мы не одни на трассе, за нами несется черный джип.

– Это за мной, если догонят, то всех убьют, – спокойно сказал Веник.

– Твою мать! – таксист выбросил сигарету, добавил газу, – Говорила мне моя мама ночью на улицу не выходить, не послушался. Твою мать! Вы что натворили, парни, за что убивать вас будут?

– А мы работали на вора в законе и обокрали его, – напустил страху на таксиста Зюскинд и поправил парик, в надежде, что преследователи его не узнают.

– Плохи дела, что ж вы раньше не сказали?! Догонят, у них машина крутая, а у меня корыто, господи помилуй.

Машина влетела в яму, пассажиры подскочили, синхронно ойкнули.

– А если свернуть с дороги… – предложил Зюскинд.

– Там застрянем, там грязь, еще хуже будет.

– Тогда не гони, сбрось скорость.

– Что?

– Не гони, Артур меня обнимет, я притворюсь спящей девушкой, может, пронесет, и мы выкрутимся. Или ты уверен, что старый «Ланос» круче нового джипа? Сбавляй скорость, дядя, я дело говорю.

– А если не выкрутимся?

– Будь предельно спокойным, пусть они поверят, что мы не те, кого они ищут.

Тарас и Ольга куролесили до двух часов ночи. Когда решились разойтись и выспаться, Тарас вспомнил, что закрыл пленника на ключ в спальне, а туалета там нет. Изможденный сексом и утомленный вином, он открыл дверь и обнаружил, что Зюскинд не спит в своей постели, окно открыто настежь. Сознание прояснилось мгновенно, высокооплачиваемая работа для Тараса важнее, чем интрижка с Ольгой. Через семь минут они приехали на заправку, разбудили Кузьмича, расспросили. Машина на скорости сто восемьдесят километров в час прыгала по кочкам, догоняя тусклый свет от фар убегающей впереди машины. Кузьмич «крутяков» недолюбливал, поэтому наврал мажорной парочке, что на стоянку приезжала красная иномарка, а не такси белого цвета.

У таксиста тряслись руки, он вдруг вспомнил, что занял у тещи тысячу долларов и если с ним этой темной ночью случится беда, теща жену запилит до костей, потому что зятя она невзлюбила с первого дня их знакомства.

Зюскинд уткнулся в плечо Артура, тот от страха икал, Веня почувствовал, у любовника кровь стынет в жилах. Ужас!

– Через минуту догонят, – хриплым голосом констатировал таксист и закурил.

– Спокойно, наше спасение в театрализованном представлении, сыграем правдоподобно, будем жить, – сдерживая волнение, произнес Вениамин.

Джип поравнялся с ланосом, таксист лениво зевнул, выпустил дым из ноздрей и улыбнулся водителю иномарки. Молодая женщина, сидевшая на первом сидении в джипе рядом с водителем, опустила стекло в машине и стала нагло и пристально рассматривать пассажиров ланоса. Артур посмотрел женщине прямо в глаза, ночь и плохая дорога, которая способна разрушить любой, даже самый зоркий фокус глаза, сделали свое дело, страха в глазах молодого человека Ольга не заметила. Они искали Зюскинда, а в такси ехала сонная парочка. Джип на большой скорости помчался дальше.