Текст книги "Заговор против террора"

Глава 5

Обостренная интуиция разведчика подсказывала Берии, что вождь против него что-то затевает. Однако никаких подтверждений надвигающейся опасности до сих пор не поступало. Верный друг Гоглидзе, став первым заместителем министра МГБ, взял все следственные дела в свои руки. Если бы что-то намечалось, он тут же бы донес об этом Берии. Игнатьев, ставленник Маленкова, тоже молчал. Сталин, дай ему Бог скорой и мирной смерти, был плох, как донесли Берии верные люди, и мог отдать концы в любую минуту. Сейчас конец октября, а вождь с середины августа все еще отдыхает в Абхазии, на озере Рица, надеясь восстановить свое здоровье. Власик и Поскребышев без Сталина беспомощны. Откуда же чувство тревоги?

В один из последних дней октября позвонил Гоглидзе и мрачным голосом, по-грузински, попросил разрешения прийти.

– Заходи, для тебя всегда есть время, – пригласил Берия.

Гоглидзе не замедлил явиться. Он по-хозяйски уселся напротив Берии и наклонился вперед. Гоглидзе был из нового поколения. Сравнительно молод, всего 51 год, с амбициями императора, способен на любую подлость и жестокость, но по отношению к Берии он неизменно, даже в самых опасных обстоятельствах проявлял искреннюю, почти собачью преданность. Им руководили не только практические соображения. Гоглидзе был верен древним грузинским представлениям о дружбе. И Берия отвечал ему тем же.

По лицу друга Берия понял: произошло что-то из ряда вон выходящее. Гоглидзе смотрел на него в своей обычной неприятной манере: как на осужденного, которого прямо сейчас следовало расстрелять. Маленькие усики под носом были почти как у Гитлера, и это еще больше нагнетало ощущение угрозы. Берия не раз советовал ему сбрить эти дурацкие усики, но Гоглидзе не соглашался.

– Меня переводят в Узбекистан, – сообщил он, продолжая говорить по-грузински. – Ты знаешь об этом?

Берия от неожиданности сморщил нос и поправил пенсне. Перевод Гоглидзе, несомненно, означал, что затевается решительная комбинация против него, Берии.

– Нет. Когда ты это узнал?

– Сегодня. Игнатьев сообщил. Он и сам не знал толком, Сталин приказал.

Берия молча смотрел на Гоглидзе, ожидая продолжения. Игнатьев, хоть и был человеком Маленкова, полагаться на него Берия не мог. Да и не имел Игнатьев ни опыта работы в МГБ, ни связей, и не знал он методов и тайных интриг, позволяющих выжить и сохранить преданных людей.

– Хозяин в последнее время на постоянной связи с Рухадзе, – продолжал Гоглидзе. Берия сразу понял, к чему он клонит. Рухадзе, министр МГБ Грузии, открыто высказывал свою ненависть к Берии. Давно надо было с ним расправиться, но, казалось, что он – фигура настолько незначительная, что жалко тратить силы и время. И вот сейчас Сталин ведет переговоры лично с ним.

– Рухадзе получил задание раскрыть связи твоей семьи с грузинской эмиграцией за границей, – продолжал Гоглидзе. – И по возможности собрать улики против тебя. Хозяин готовит суд над мегрельскими националистами. Сначала возбудить дело об их взяточничестве, а потом развернуть его в политическое. Поскольку ты мегрел, нет сомнения, что Сталин подбирается к тебе. А поскольку я твой друг, от меня пока решили избавиться, услав подальше.

– Я подозревал, он что-то затевает, – подтвердил Берия. – Есть конкретные донесения или материалы?

– Есть. Я тебе все доложу. Самое важное, однако, я еще не сказал.

– Что именно?

– Сталин приказал Рухадзе в присутствии его заместителей: «Ищите большого мегрела».

Берия и Гоглидзе уставились друг на друга, не мигая. Ведь самый большой мегрел – это Берия. Верный ему Гоглидзе понимал, что судьбы их тесно связаны.

– Скоро тебе все будет известно официально, – Гоглидзе криво усмехнулся. – Есть списки, кого из мегрелов и твоих друзей арестуют, Рухадзе уже знает, кто должен дать показания против тебя и твоих родственников. Игнатьеву дано задание организовать группу следователей для отправки в Грузию.

– Рюмин в этом деле?

– Да. Все дело Сталин хочет поручить лично Игнатьеву, он считает, что сейчас это дело важнее, чем ЕАК и врачи. Меня к грузинскому делу он не подпускает. Понятно почему.

– Но все равно этому делу мимо меня не пройти. – уверенно заявил Берия. – Пока Сталин в Абхазии, ему трудно будет распоряжаться в Москве.

– Игнатьев нервничает. В открытую идти против тебя, даже по прямому приказу Сталина, он боится, да и не хочет. Рюмин тут зад лижет Рухадзе, собирает на тебя любую. грязь, какая попадается.

– Я с ними обоими расправлюсь, – пообещал Берия. – Вот увидишь.

– На меня можешь рассчитывать, Лаврентий. Я оставлю тебе координаты человека в грузинском МГБ, который знает все, что там происходит. До мелочей. Рухадзе и его свору он ненавидит всеми печенками. Он свяжется с тобой и будет передавать документы, представляющие интерес. Неплохо бы послать туда человека надежного и сообразительного. Встречаться в открытую там нельзя, слежка за всеми, сам понимаешь. У меня есть человек на примете, но я буду в Узбекистане, оттуда трудно…

– Об этом не беспокойся. У меня есть преданные люди. А тебя я постараюсь вернуть в Москву как можно скорее.

* * *

Дело мегрелов до крайней степени озаботило всех членов Политбюро. Следуя указаниям Сталина, Маленков созвал экстренное совещание Политбюро в полном составе. С Берией все было оговорено заранее. И Маленков, и Берия провели тайные переговоры с каждым членом Политбюро. Решение, которое они договорились принять, превосходило по важности все, что до сих пор происходило внутри партаппарата за последние десять лет. Оно вразрез шло с намерениями Сталина. А его намерения были предельно ясны. Обвинить в предательстве и преступлениях ближайших друзей Берии: Шарию и Рапаву, с тем чтобы они дали показания против самого Лаврентия. На предстоящем совещании нужно было выполнить указание Сталина: назначить одного из членов Политбюро руководить расследованием дела мегрелов, Шарии и Рапавы, а также эмигрантских связей семьи Берии.

Маленков с дальним прицелом пригласил на совещание Игнатьева. Когда все собрались, ему предложили выступить.

Игнатьев, поднаторевший в интригах аппаратчик, дипломатично, но ясно объяснил суть грузинского дела. После него выступил Маленков. По разработанному с Берией сценарию ему предстояло объявить решение, с которым каждый член Политбюро вчера согласился. И хоть был это узкий круг, где ничего непредвиденного не должно было случиться, напряжение, если не страх, явно проступали на лицах собравшихся.

– Нам предстоит назначить члена Политбюро, которому будет поручено вести расследование дел в Грузии, – начал Маленков. – Не буду повторяться. Напомню только, что сам Иосиф Виссарионович контролирует процесс. В связи с важностью этого дела я предлагаю поручить его товарищу Берии.

Маленков сделал паузу, но никто не решился возразить.

– Причина, полагаю, ясна, – продолжал Маленков. – Тут нужен человек, который хорошо знает местные обычаи, людей и массу мельчайших обстоятельств, которые не ускользнут от внимания товарища Берии. Немаловажно упомянуть здесь, что товарищ Берия в прошлом помог раскрыть заговор мегрелов, за что получил высокую оценку от товарища Сталина.

Снова молчание. Предложение Маленкова было открытой крамолой, вызовом всесильному диктатору. Принять такое предложение означало, что все члены Политбюро сплотились в защиту Берии. Это был ультиматум: либо нужно завести дело против всех членов Политбюро, либо прекратить козни против Берии.

– Я за предложение товарища Маленкова, – первым отозвался Хрущев. – Товарищ Берия именно тот, кто сможет успешно справиться с этой задачей.

После смелого выступления Хрущева каждый член Политбюро одобрил предложение Маленкова. Решение о назначении Берии было принято единогласно. Противостояние Политбюро против Сталина началось.

После совещания Маленков отправился к Берии на ужин. Берия улыбался, от волнения часто протирал пенсне и, не переставая, благодарил друга за преданность.

– Придется кинуть ему в пасть моих людей в Грузии, – сказал Берия. – Постараюсь сделать все, чтобы избежать расстрелов и оттянуть суд. А Рухадзе и Рюмину еще предстоит узнать, что значит строить козни против Берии. Мы с тобой, Георгий, вдвоем горы своротим. И с бесом этим полоумным мы тоже справимся. Как только заменим Власика и Поскребышева, да еще кое-кого из охраны Кремля и дачи в Кунцево, сразу и приступим. Не будем медлить. Он торопится, и мы должны поторопиться. А после него ты станешь во главе правительства.

Часть 5
Годы 1952–1953-й

Глава 1

В первый же рабочий день Кириллу сообщили, что его назначают следователем по грузинскому делу. Одним из ответственных по этому делу был Рюмин, но Кирилл его не видел. Пока Кирилл сидел в тюрьме, Рюмин взлетел высоко: стал заместителем министра. Молодой, всего тридцать восемь лет, дурак дураком, а вот, поди ж ты, почти на самом верху. Однако есть кое-кто и посильнее его: тот, кто освободил Кирилла. Кирилл догадывался, кто это мог быть. Вскоре его догадка подтвердилась. Во время одного из посещений министерства Берия вызвал его к себе в кабинет.

– Я поручаю тебе ответственное задание, – сказал Берия, сверля Кирилла взглядом. – Связано с риском. Готов выполнить?

– Я выполню все, что вы мне поручите, – искренне отчеканил Кирилл. – Даже если потребуется пожертвовать своей жизнью.

– Полагаюсь на тебя. Слушай внимательно. Тебя вместе с другими следователями направят в Тбилиси расследовать дело мегрелов, Шарии, Рапавы, ну, словом, ты уже ознакомился немного с этими делами и имеешь представление.

– Так точно, – вставил Кирилл.

– Веди следствие объективно. Если даже услышишь ответы, компрометирующие меня, все равно записывай. И без тебя найдутся те, что соберут на меня компромат. Нужно, чтобы тебе доверяли не меньше, чем самым доверенным. Это ясно?

– Ясно.

Берия сложил ладони и взглянул на Кирилла поверх кончиков пальцев. Пенсне его зловеще блеснуло.

– Я тоже буду в Тбилиси. Буду руководить расследованием по поручению Политбюро.

Кирилл почувствовал, как что-то екнуло внутри. Вот это да! Каким изощренным политиком нужно быть, чтобы получить контроль над делом, затеянным против него же! Берия заметил его восхищение и смягчил выражение лица.

– Тебе надо будет доставлять мне кое-какие материалы. Я не могу получить их напрямую. Человек, у которого эти материалы, тебе позвонит. Я дам тебе кодовые инструкции разговора. Помимо этого, изучи как следует карту Тбилиси. Вот, возьми, это военная карта, – протянул ему Берия сложенный лист, – выучи все назубок, без этого не справишься.

– Сделаю все, что от меня зависит.

– Хорошо. До встречи в Тбилиси.

* * *

В поезде Кирилл не тратил попусту ни секунды. Он напряженно изучал военную карту Тбилиси, на ней были подробно обозначены районы города, парки и скверы, памятники и места, представляющие интерес не только для туристов.

– Всякое изучение требует стратегии и дисциплины. Кирилл решил изучать район за районом, а уж потом, когда все отпечатается в памяти, составить полную мозаику из отдельных частей.

Он внимательно прослеживал изгибы и пересечения улиц, порой причудливо кривых и извивающихся, как клубок змей. Потом, закрыв глаза, пытался восстановить карту в своем воображении со всеми важными для выполнения предстоящей задачи деталями. Убедившись, что вся картина запечатлелась в памяти, переходил к следующему району, потом возвращался к предыдущему. После этого можно было заняться более серьезным упражнением. Откинувшись назад и закрыв глаза, он закидывал руки за голову и мысленно представлял себя на первой появлявшейся в воображении улице. Здесь он обнаруживал погоню и начинал бежать, пытаясь оторваться от преследователей. Нужно было выбрать оптимальный маршрут, который бы вывел его в то место, где он мог бы исчезнуть в узком проходе между домами или в горах, где пригодился бы пистолет, или любой другой вариант. А таких вариантов было множество. От такой нагрузки он сильно уставал и вынужден был прерываться на полчаса или даже час. Тогда он тупо смотрел на проносящийся в окне пейзаж и отхлебывал горячий крепкий чай, который замечательно помогал прочищать мозги.

Приехав в Тбилиси, Кирилл сразу приступил к допросам. Здесь, как и в Ленинграде, все арестованные понимали, что от них требуется, но, как и в Ленинградском деле, многие настаивали на своей невиновности и отказывались называть мнимых сообщников. Рюмин и Рухадзе давили на следователей, настаивая на крутых мерах. Главным было накопать компромат на Берию. Однако само присутствие Берии и то, что дело мегрелов находилось под его контролем, было серьезным сдерживающим, если не устрашающим фактором.

После работы Кирилл подолгу бродил по улицам пустеющего города, угадывая путь в таинственных закоулках, пересекая парки, мосты или неторопливо шагая вдоль набережной. Нужно было не только ознакомиться с реальным городом, домами и дорогами, но и определить, есть ли за ним слежка.

В южных широтах, особенно в горах, ночь опускается рано и как бы внезапно. При свете дня этот город, казалось, был создан для того, чтобы жители и туристы могли ощутить великую ценность тех минут, которые дарованы живым, чтобы радоваться бытию. Не для следователей и пыток создавали этот город, и не для погони и попыток оторваться от нее. Казалось, что люди изменили этот город, но когда они исчезнут с лица земли, город станет прежним. А пока действуют правила этой жестокой, дьявольской игры. И Кирилл сделает все, чтобы стать лучшим игроком и выиграть. Он сверял карту, отпечатавшуюся в его памяти, с улицами, по которым бродил. Экзаменовал себя, проверяя, насколько правильно он предугадывал следующий перекресток, ближайшую площадь, сквер или мост. Почти все экзамены, которые он назначил самому себе, он сдал блестяще.

Спустя неделю после его прибытия в кабинете раздался звонок, который он с нетерпением ждал. Грубый, вероятно, специально искаженный, голос сообщил время и место встречи. Были названы кодовые слова в соответствии с инструкциями Берии. Непосвященному понять содержание разговора было невозможно. Грузинский акцент позвонившего заставил Кирилла усмехнуться. Так обычно говорят русские, передразнивая кавказцев.

Кирилл задержался на работе и вышел на улицу, когда день уже угас. Он заспешил в гостиницу, чтобы отдохнуть перед предстоящей встречей. Она была назначена на одиннадцать вечера в одном из парков, возле памятника, который Кирилл до сих пор не видел, но знал по описанию. В это время районы, расположенные даже на небольшом расстоянии от центра города, впадают в спячку. Гаснут редкие фонари, улицы погружаются в кромешный мрак, и нигде не видно даже случайных прохожих.

Лежа на кровати, Кирилл продумывал план возможных действий: всякое могло произойти. Сосед по номеру, один из московских следователей по грузинскому делу, забежал на минуту и предложил Кириллу присоединиться к вечеринке, которую его приятели устраивают в одном из местных домов.

– У меня сегодня встреча с дамой, – вежливо отказался Кирилл. – С удовольствием бы к вам присоединился, но…

– Понимаю, понимаю, – с готовностью согласился сосед. – Амурные дела важнее. Смотри, будь осторожен. Местные грузины за такие удовольствия могут засадить нож в спину.

– Она не грузинка, – возразил Кирилл. – Русская.

– Все равно. Они тут живут по своим законам. Удачи тебе.

Вскоре ночь почти без перехода в сумерки опустилась на Тбилиси. Кирилл вышел из гостиницы в темноту и стал петлять по узким улочкам, зигзагами продвигаясь к месту встречи. Времени оставалось вполне достаточно чтобы определить, установлена ли за ним слежка. Иногда он оглядывался или останавливался за углом, осматривая все вокруг. Никого. Это, однако, не успокаивало Кирилла. Он знал, что те, кому поручалась слежка, проходили серьезную тренировку. Поэтому, если придется ускользать от них, нужно выбирать такой маршрут, чтобы погоня была все время позади, и никто не смог бы ринуться наперерез.

Кирилл подошел к памятнику на полчаса раньше, пересекая безлюдный сквер в кромешной тьме. Там, чуть не наощупь, он приблизился к толстому дереву и прижался к нему, напряженно прислушиваясь к каждому шороху. В звенящей тишине он пока не уловил ничего подозрительного.

Вскоре на небе показалась луна. Она выплыла из-за гор неожиданно. Яркий свет, струившийся с безоблачного неба, позволял довольно ясно разглядеть расположенные поблизости объекты. Кирилл взглянул на часы: они показывали одиннадцать. В сквере по-прежнему царила тишина. Кирилл отошел от дерева, приблизился к памятнику и, уставившись в лунный сумрак, снова прислушался. Ни шороха, ни звука. И вдруг…

Его взгляд уперся в землю, где луна расстелила слабые, но причудливые тени, отбрасываемые деревьями. Ему показалось, что среди листвы вырисовывается чья-то голова. Тень ее падала откуда-то сверху. В груди захолонуло, сердце на секунду остановилось, а потом ударило с удвоенной силой и часто забилось, как бывало несколько лет назад перед перестрелкой. Кирилл замер, правая рука медленно потянулась к пистолету, засунутому под пиджаком за ремень, и легла на рукоять. Кирилл был натренирован стрелять, не оборачиваясь, но решил выждать. И правильно сделал. Сверху приглушенный полушепот произнес пароль. Кирилл оглянулся, потом вгляделся в темноту, но ничего не увидел, однако на пароль ответил. В кроне ближайшего дерева послышался шорох, и тут Кирилл увидел человека, сползающего с толстого сука. Он спрыгнул на землю и подошел поближе. Нижняя часть его лица была закрыта шарфом, он протянул Кириллу бумажный пакет. Кирилл тут же спрятал его под пиджак.

– Я позвоню тебе еще, – сказал человек. В голосе его почти не распознавался грузинский акцент. – Будет еще что передать.

– Что же ты все сразу не принес? – спросил Кирилл. – Опасно встречаться часто.

– Потому что я делаю снимки тогда, когда начальство просит, – последовал ответ. – В двух экземплярах. Один – для начальства, другой – для вас. Оставлять у себя надолго я их не могу. Сам понимаешь.

– Понимаю. Есть какие указания?

– В следующий раз мы сделаем так. Ты придешь на улицу, к номеру дома, который я тебе сейчас скажу. Ровно в десять вечера. Это частный дом, там есть калитка, она будет не заперта, чуть приоткрыта. Понял?

– Понял. Что дальше?

– Я буду стоять с той стороны. За оградой. На улице обычно ни души. Ты проверь, нет ли кого поблизости. Когда будешь проходить мимо, остановись на секунду. В проеме ты увидишь меня, с тем же шарфом на лице. Я тебе передам пакет. Даже если кто за тобой увяжется, он вряд ли заметит. Понял?

– Понял, понял. Не повторяй. Думаешь, к тебе идиота на встречу послали?

– Не сердись. Если тебя поймают с пакетом, тебе конец, да и меня очень быстро найдут. Так что будь начеку. За многими, кто приехал из Москвы, следят. А сейчас – уходи первым. Я уйду немного позже. На случай. Понимаешь?

Петляя по ночным улицам, Кирилл размышлял о встрече с человеком, спустившемся с дерева. Взобрался он на свой наблюдательный пункт гораздо раньше прихода Кирилла. Значит понимает, что делает. Снимает фотокопии с запрашиваемых документов. Значит, выбирает те, которые могут представлять интерес для Берии. Вероятно работает в архиве МГБ или имеет доступ к нему. Дома у него небольшая лаборатория, такая же, по-видимому, как и у Кирилла, где он проявляет снимки и печатает их. Дело опасное, несомненно, и ни негативов, ни фотографий не должно быть там. Кто-то есть у Берии, кто передает инструкции и указания этому человеку. Да, Берия. Наводит страх на всех.

В гостиницу Кирилл добрался за полночь, но соседа по номеру все еще не было. У Кирилла был большой соблазн вскрыть конверт, просмотреть содержимое, а потом снова аккуратно заклеить его, но он сдержал свое любопытство. Ведь посылка должна попасть в руки самого Берии, а от него не ускользнет ничего.

Кирилл положил пакет под подушку и уснул. В середине ночи, сквозь сон, он услышал звук отпираемого замка. Сосед по номеру, явно навеселе, неловко двигался в узком пространстве между коек. Со вздохом сев, он быстро разделся и, улегшись, сразу захрапел.

Утром на работе, получив предварительно разрешение, Кирилл пришел в кабинет Берии и положил на стол пакет. Берия проницательно взглянул на Кирилла, одобрительно кивнул, поблагодарил и отпустил.

* * *

Один из мегрелов, которого допрашивал Кирилл, признался во взяточничестве и дал показания, уличающие в коррупции некоторых партийцев и работников МВД. В Грузии частная торговля была довольно бойкой. Южные фрукты и овощи вывозили во все северные республики СССР, а вырученные деньги отправляли по хорошо отлаженным каналам наверх, к тем, кто обязан был следить за тем, чтобы никто не зарабатывал больше того, чем ему положено государством. Доказать состав преступления не составляло большого труда: люди, получавшие взятки, и те, кто их давал, жили значительно лучше, чем предполагала их зарплата. Поскольку информация исходила от мегрела, Кирилл счел необходимым сообщить об этом Берии.

Берия, выслушав отчет, не мог скрыть своей радости, что несколько озадачило Кирилла.

– Молодец, Кирилл, – услышал он неожиданную похвалу. – Продолжай в этом направлении. Если нужно нажать покрепче, не стесняйся.

– Нет в этом необходимости, Лаврентий Павлович. Такого рода преступления легко раскрыть и без нажима.

– Нашел улики? – спросил Берия.

– Да. Пока немного, но доказательства неоспоримые. Как только показываешь улики допрашиваемому, он. как правило, сразу раскалывается.

– Обнаружил ли ты какие-то нити, которые тянутся к Рухадзе?

– Нет, но намечаются. Однако не избежать обвинений против кое-кого из мегрелов.

– Отлично! – Берия блеснул пенсне, откинулся на спинку стула и несколько секунд смотрел Кириллу в глаза, не мигая. В его взгляде промелькнула целая гамма чувств: одобрение, беспощадность, злорадство. Кирилл понял, что высокий покровитель замышляет что-то грандиозное, и ему предстоит стать часть схемы, весь масштаб которой не дано понять. – Копию этого дела и ему подобных составляй и направляй мне.

Кирилл, окрыленный похвалой, работал после этой встречи допоздна каждый день. Погруженный в следствие, он почти не вспоминал о своей другой миссии, и раз как-то у него даже мелькнула мысль, что с ней покончено. Но вскоре раздался звонок, и все тот же, уже знакомый, голос с деланным грузинским акцентом пригласил на очередную встречу.

– Сегодня в десять, – услышал он короткую инструкцию на условленном жаргоне.

На работе Кирилл задержался до восьми. В гостиницу он не пошел, а сразу направился к месту встречи. Плутал, как обычно, пересекая то парки, то скверы и небольшой пустырь, который помог легко определить, что никто за ним не увязался, а потом снова петлял по улочкам и переулкам, постепенно приближаясь к месту встречи. Небо заволокло тучами, и ни свет звезд, ни луны, не проникал сквозь их толщу. Если и есть слежка, то они потеряют его в такой кромешной мгле, с удовлетворением размышлял Кирилл. Глаза его постепенно привыкали к темноте, и он уже мог определять очертания предметов на небольшом расстоянии. Однако с приближением к назначенному месту небо начало проясняться, и слабый свет звезд позволял быстрее ориентироваться.

В нескольких шагах от калитки он огляделся. Никого. Он прижался к забору, чтобы быть незаметнее, и так добрался до калитки. Слегка надавил на нее, и она без скрипа поддалась. В узком проеме появилась фигура человека, нижняя часть его лица была закрыта шарфом. Молча протянул он Кириллу плоский пакет и бесшумно закрыл калитку. Кирилл заспешил прочь, стараясь ступать на носки, чтобы погасить звук шагов.

Небо быстро и неумолимо прояснялось. Уже можно было, хоть и неясно, различить предметы на сотню шагов. Кирилл оглянулся. Никого, однако откуда-то появилось чувство тревоги. Он остановился и прислушался. Тут до него донесся ясный звук осторожных, но быстро приближающихся шагов.

Карта района, в котором он находился, постоянно находилась в его памяти. Кирилл свернул в первый попавшийся переулок и на секунду остановился. Звук быстро бегущих ног рассеял последние сомнения: за ним увязалась слежка, или еще хуже, погоня. Как же он ее до сих пор не заметил?

Ноги понесли Кирилла по спящему городу. На одной из узких улиц он заметил слева деревянный забор. По другую его сторону, возле одного из поддерживающих столбов, росло дерево, ветви которого возвышались над столбом и свисали наружу за забор. В доли секунды Кирилл оценил обстановку, просчитал риск и шанс выжить и принял решение. Он запрыгнул на забор, встал на столб и выпрямился. Таким образом он получился как бы продолжением столба. Тело его скрылось в ветвях дерева.

Преследователи ворвались на улицу буквально в следующую секунду, на бешеной скорости, тяжело дыша. Их головы пронеслись под его ногами. Как и рассчитывал Кирилл, они не смотрели вверх. Они гнались за бегущим объектом и не видели того, что находилось поверх их голов. Действовали они споро: добежав до конца переулка, разделились: один свернул вправо, другой продолжал нестись прямо.

Кирилл спрыгнул на землю бесшумно, как кошка, и быстро зашагал обратно, в сторону окраины города. Иногда он останавливался и прислушивался, но не мог уловить даже шороха. Около одного из мостов он остановился и огляделся. Не заметив никого, он почти бегом пересек мост и пошел вверх по лысой горе. Возле высокой груды камней он остановился и сел, прижавшись спиной к твердой, шероховатой поверхности. Под утро, перед рассветом, он заснул, придерживая левой рукой пакет под пиджаком, а правой ладонью касаясь рукоятки пистолета.

Рассвет разбудил его прохладой и яркими, голубыми прогалинами между облаками. Стало холодно. Его тряс озноб, но возвращаться в гостиницу было неразумно; возле нее его могли поджидать.

Кирилл стал делать разминку, чтобы согреться, приседать и бегать на месте. Это помогло: озноб прошел, и настроение улучшилось. А когда город стал просыпаться, он покинул свой ночлег.

На работу он пришел одним из первых и вскоре был принят Берией.

– За мной была слежка, – сообщил Кирилл, протягивая пакет.

Берия нахмурился и приказал рассказать все до мельчайших подробностей. Задавал вопросы, кивал головой, порой задумывался. В конце отчета сказал:

– Твоя миссия здесь закончена. Отправить тебя в Москву будет легко: Рюмин и Рухадзе недовольны твоей работой. Понятно почему: тень взяточничества падет и на Рухадзе.

– Есть у меня просьба к вам, Лаврентий Павлович.

– Говори.

– Я хочу уйти из органов.

– И куда пойдешь?

– Хотелось бы вернуться к журналистике, как к основной профессии. Вот если бы вы посодействовали устроиться в какое-нибудь московское издательство…

– Сейчас не время, Кирилл. Подожди еще несколько месяцев. Помоги мне справиться с теми, кому не место в нашем обществе. А когда мы расчистим путь порядку и законности, я тебе помогу. Хорошо?

– Спасибо, Лаврентий Павлович.