Текст книги "Заговор против террора"

– Зачем ты выходил, Лаврентий? – хмуро спросил он. – Чего тебе там понадобилось?

Берия откинулся на спинку кресла и повременил с ответом. Краем глаза он заметил румянец на щеках Хрущева и Маленкова. Булганин сидел, как каменный, ни жив, ни мертв от страха, прямо-таки идеальный военный министр для Сталина. Наверное, жалеет сейчас, что согласился на заговор, да отступать уже некуда.

Берия прогнал последние остатки колебаний, они уступили место холодному гневу и решительности. Он посмотрел в глаза Сталину так жестко, как он смотрел на подследственных высокого ранга во время допросов, и с удовлетворением заметил в глазах Сталина тень испуга и удивления.

– Ты слышал мой вопрос? – повысил голос Сталин.

– Слышал, – четко, с металлом в голосе ответил Берия. Он решил доставить себе удовольствие и отойти на шаг в сторону от намеченного плана. – На вопрос твой, Сталин, я не отвечу, а задам тебе свой вопрос, на который тебе придется ответить.

К Сталину никто и никогда не обращался на «ты». Глаза у него широко раскрылись, он приподнялся и сжал кулаки.

– Что-о-о?! – попытался закричать он, но голос отказал ему, и он захрипел. Лицо его стало сначала бордовым, а потом сизым, он стал задыхаться и хватать руками край стола.

– Сегодня тебе, Сталин, придется распрощаться с постом председателя Совмина, – продолжал Берия. – Хватит стране твоих интриг и крови. Пора идти тебе на покой.

Сталин встал во весь рост и диким взглядом осмотрел членов Политбюро.

– Пад-длы, – прохрипел он. – Бунт затеяли. Всех вас, сук, расстреляю.

Он хотел выйти из-за стола, но тут по сигналу Берии Маленков и Хрущев схватили его за руки и силой усадили обратно в кресло.

– Булганин, закрой ему рот, – грубо скомандовал Берия, доставая из кармана шприц. – Этот скот достаточно много наговорил за свою жизнь. Теперь настало время заткнуть ему глотку.

– Предатель, змея, – слабеющим голосом хрипел Сталин, пытаясь вырваться из рук Маленкова и Хрущева, но те держали его крепко. Булганин, наконец, оправился от шока, поспешно вскочил и, зайдя за спину Сталина, зажал ему рот и нос ладонью, как инструктировал Берия. Лицо Булганина исказилось накопившейся за долгие годы ненавистью. Хватка его окрепла до удушающего зажима. Сталин пытался сопротивляться, но вдруг ослаб, обмяк и затих.

– Его, наверное, кондрашка уже хватила, однако не будем шутить с судьбой, товарищ Сталин, правда ведь? – со злой ехидцей сказал Берия и всадил вождю шприц в шею. Глаза властителя устало закрылись. Маленков и Хрущев отпустили его, и он отвалился на спинку стула в глубоком наркотическом сне.

– Еще не все, – пробурчал Берия, доставая другую, целую ампулу. – Я влил ему лошадиную дозу снотворного, достаточную, по крайней мере, на сутки. Сейчас я всажу ему последний подарок – мелатонин. Даже у здорового человека он вызовет кровоизлияние в мозг, а уж у этого пса после двух кровоизлияний не будет шансов выжить.

Берия разломал ампулу и стал наполнять шприц.

– Ты уверен, Лаврентий, что он не оклемается? – спросил Хрущев.

– Уверен, – спокойно ответил Берия, всаживая в шею повергнутого повелителя второй укол. – Этого будет достаточно. – Он завернул шприц в тряпку.

– Давайте разденем его и положим в постель, – предложил Булганин.

– Зачем раздевать? – резко спросил Берия, стараясь справиться с волнением. На уколы вождю ушло много психической энергии, а еще предстояло выйти из этого логова. – Положим его, как есть, на диван.

– Будет подозрительно, если завтра обнаружат его в той же одежде, в какой он нас принимал. – Хрущев встретился с каждым внимательным взглядом, подчеркивая важность аргумента. – Дескать, как так, не раздевался после того, как мы ушли.

– Кому подозрительно? – спросил Берия, схватив безжизненные ноги вождя. – Давайте, помогите лучше перенести его.

Маленков, Хрущев и Булганин подняли обмякшее тело за руки и за плечи и положили его на диван. Как будто в знак прощания, они выстроились перед ним в шеренгу, разглядывая умирающего диктатора.

– Есть шанс, что он оклемается? – опять спросил Хрущев. Пухлые щеки его хранили следы румянца. Взгляд, однако, был жесткий, как у злого волка.

– Никакого шанса, – ответил Берия. – Слишком много снотворного и разжижающего кровь. Учти, Никита, что у него уже было два инсульта. Третий идет сейчас. Он будет обширный, спасти его будет невозможно, да и врачей не осталось, чтобы его спасать.

– И все же, – заговорил Булганин, – заметят, что он в той же одежде.

– Кто заметит? – Берия метнул негодующий взгляд в его сторону. – А если и заметит, кто что скажет? Сейчас Политбюро здесь хозяин, а не этот труп. – Он решительно махнул рукой. – Все, гасим свет и выходим. Всем улыбаться и весело болтать. – Он говорил как новый повелитель. – Ты, Георгий, позвони Суслову и Ильичеву прямо сегодня утром, когда домой придешь, и прикажи прекратить печатать статьи про дело врачей. Вообще, всю эту антиеврейскую кампанию нужно сегодня же прекратить. И грузинское дело тоже. – Он взглянул на часы. – Половина пятого. Уже утро. Пора уходить.

Берия потушил свет, и четверка направилась в выходу.

– Я согласен с тобой, Лаврентий, – сказал Маленков. – Всю прессу нужно известить, чтобы прекратили печатать статьи о врагах народа.

– Позвони Игнатьеву, Георгий, и напомни ему, чтобы по всем вопросам, связанным со здоровьем Сталина, обращались к членам Политбюро, – продолжал давать указания Берия. – На прямые звонки не отвечать. Я сообщу Молотову, чтобы держался от всего подальше. Ты, Никита, позвони Кагановичу – на всякий случай. Соберемся здесь к вечеру, когда все встанет на свои места.

Хрущев распахнул дверь, и все четверо вывалились из нее, весело и громко болтая. Хрусталев ждал их на выходе за пределами проходной комнаты, как приказал Берия.

– Товарищ Сталин лег спать, – сказал ему Берия. – Не тревожьте его, не докучайте, дайте старине выспаться и отдохнуть от дел. Понятно, Хрусталев?

– Понятно, товарищ Берия, – сказал Хрусталев и отдал честь.

Снаружи, возле входа, зябко подергивая плечами под тулупом, стоял его верный исполнитель Кирилл Селиванов. Он явно хотел что-то сказать. Берия подождал, пока члены Политбюро рассядутся по своим машинам и колонной двинутся к пропускному пункту. Выслушав его просьбу, Берия внимательно посмотрел ему в глаза и согласно кивнул.

Глава 5

Несколько месяцев Кирилл служил в охране Кремля. Во второй половине февраля 1953 года его неожиданно перевели в охрану дачи Сталина в Кунцево. «Неспроста и, быть может, не к добру это», – размышлял Кирилл. Берия перемещал его туда, где нужно было выполнять особо важные и почти всегда опасные поручения. Что же затевалось сейчас?

Помимо обычных патрульных обязанностей, ему надлежало обыскивать всех, кто допускался к Сталину. В основном это были доверенные люди из Политбюро. Сталин, согласно слухам, неважно себя чувствовал и редко кого принимал, за исключением Маленкова, Берии, Булганина и Хрущева, которые приезжали почти каждый вечер. Кирилл обыскивал их поверхностно, порой пропуская без формальной процедуры. Во время этих коротких задержек ни Берия, ни Кирилл не подавали виду, что знают друг друга.

Работа была скучной; никаких событий, кроме коротких осмотров этих четырех самых влиятельных лиц в стране, да патрулирование вокруг здания холоднющими, порой снежными ночами, заканчивающееся проводами сталинских гостей под утро, когда они подвыпивши, но всегда угрюмые, вываливались на мороз и рассаживались по своим машинам.

Во время этих дежурств Кирилл пытался представить себе, в чем же будет заключаться его основное задание. По газетным статьям, по слухам, усиленно бродившим среди охраны и работников МГБ, можно было судить, что замышляется что-то грандиозное не только против евреев, но и против кое-кого из правительственного аппарата.

Кирилл хорошо усвоил лекции Панина: Россией всегда правит царь. Что царь захочет, то и сделает, а остальные будут выполнять его волю. Если это так, то значит царь задумал все это, а Берия – как раз тот, который его волю выполнять не будет. От этих мыслей пробирал озноб, проникающий даже под теплый армейский тулуп.

Двадцать восьмого февраля неожиданно для Кирилла процедура обыска изменилась. Берия обратился к нему по имени, как к старому знакомому, как будто давая понять сопровождающим его гостям, что Кирилл – свой человек, и не разрешил даже формальный обыск. У Кирилла внутри что-то трепыхнулось, а потом застыло противным комом.

«Сегодня что-то произойдет, – решил он. – Но почему нет никаких инструкций от Берии?»

Четверка вошла внутрь здания, оставив за собой ночную тишину и нарушающий ее скрип снега под ногами. Чтобы занять свои мысли, Кирилл стал думать о Софе. Намерение жениться на ней, несмотря ни на что, утвердилось в нем окончательно. Судя по последней встрече с Берией в начале февраля, все скоро должно измениться к лучшему, так что свадьба, надо думать, не за горами.

Кирилл сообщил Берии, что хочет жениться на еврейке и потому намерен уйти из МГБ. Попросил, чтоб Берия помог ему устроиться журналистом в каком-нибудь центральном московском издании.

– Подожди еще месяц, – был ответ. – Подашь заявление об отставке, когда я тебе дам знать. Во всем тебе посодействую.

И вот уже февраль закончился, а пока никаких изменений в его судьбе. Только сегодня, кажется, произошло что-то необычное с этой четверкой из Политбюро. То ли чересчур взволнованы они были, то ли угадал Кирилл в их глазах глубоко запрятанный страх, то ли еще что, не поддающееся объяснению словами. Интуиция в таких случаях часто бежит впереди логики, давая возможность разуму прийти к правильному пониманию. Но какой вывод можно сделать сейчас? Ничего не приходило на ум.

Под утро Кирилл опять начал ходить вокруг здания, чтобы вовремя встретить сталинских гостей у выхода. Все, как обычно: свет горит в столовой, тишина вокруг, тот же скрип снега под ногами. И вдруг…

Ужас сковал сердце Кирилла, а потом оно, как будто спохватившись, ударило в грудь неистово, и затрепыхалось, как выброшенная на берег рыба.

Свет в столовой Сталина погас. А ведь гости еще не выходили. Они все еще там, со Сталиным! Сталин обычно сам выключал свет спустя некоторое время после того, как оставался один. Неужели они?.. Нет, не может быть. Впрочем, если Берия там, а он, Кирилл, на посту, назначенном Берией, все может быть.

Не прошло и пяти минут, как четверка вышла из здания и, собравшись в кучу, стала перешептываться, дожидаясь машин. Кирилл остановился на почтительном расстоянии от них. Когда Маленков, Хрущев и Булганин расселись по своим машинам и уехали, Берия повернулся к нему и дал знак подойти.

– Я хочу вам напомнить, Лаврентий Павлович… – начал Кирилл, но Берия остановил его властным жестом.

– Через неделю можешь подавать заявление об отставке, – сказал он. – Скажешь, в каком издании хочешь работать журналистом.

Он говорил уверенно и спокойно, как новый властитель. Кирилл догадался, что Сталин мертв.

– Спасибо, Лаврентий Павлович, – сердечно поблагодарил Кирилл.

Берия неторопливо сел в машину и укатил.

* * *

В начале апреля Кирилл встречал на вокзале Софу и свою мать. От волнения он бессмысленно метался по перрону, суетливо застегивал и расстегивал плащ, и каждую минуту поглядывал на часы. От сознания, что он сейчас сожмет в объятиях свою женщину, сольется с ее пухлыми, чувственными губами и встретит ее горящий откровенным желанием взгляд, становилось жарко, как в натопленной дежурке.

Наконец долгожданный поезд медленно подполз к платформе, ухнул своим гудком, издал последний, оглушительно шипящий паровой вздох и остановился, лязгая тормозами и буферами. Открылись двери вагона, вышла проводница, остановилась внизу рядом со ступеньками. Вслед за ней стали выходить пассажиры. Вот показалась мать. Он кинулся к ней, обнял ее, а она вдруг заплакала. Подошла Софа. Мать отпрянула от него, и Софа сразу бросилась в его объятия. Так они стояли с минуту, неподвижные, ничего не замечающие вокруг. Потом Кирилл шепнул ей на ухо:

– Я больше там не работаю. Устроился журналистом. Мы сможем скоро пожениться.

– Ты кого-нибудь из наших общих знакомых видел там? – спросила Софа, почти касаясь губами его уха.

– Видел, – прошептал ей на ухо Кирилл.

– Есть вероятность, что мы их увидим когда-нибудь? – спросила она.

– Нет, – лаконично ответил Кирилл.

– Когда-нибудь ты расскажешь мне все, что было, – сказала она, откидывая голову назад и глядя на него с тем выражением глаз, о котором он столько мечтал. – А пока будем залечивать раны. Я люблю тебя.

Эпилог

После фатальной, таинственной ночи с 28 февраля на 1 марта 1953 года на Ближней даче Сталина произошло много загадочных событий, всю цепь которых невозможно с достоверностью объяснить даже сейчас, когда открылись многие секретные архивы.

После ухода членов Политбюро, в течение всего дня 1 марта Сталин не вызывал охрану. В 6 часов вечера, как утверждала охрана, в его комнате зажегся свет, однако многочисленные датчики никакого движения внутри сталинских покоев не зарегистрировали.

На звонки охраны Сталина с просьбой прийти и разобраться, что происходит с вождем, ни один из членов Политбюро не откликнулся.

В ночь на 2 марта Берия и Маленков приехали на Ближнюю дачу. Сталина перенесли с пола на диван. Он был без сознания, в той же одежде, в какой он принимал членов Политбюро в предыдущую ночь. Он не раздевался и не ложился спать после того, как они ушли.

Было очевидно, что Сталин находится в бессознательном состоянии. Берия грубо приказал не беспокоить товарища Сталина. «Не видите, что ли, что товарищ Сталин спит?» – сказал он. Таково было медицинское заключение Берии. Врачей вызывать не было необходимости.

2 марта газеты прекратили печатать материалы, относящиеся к заговору врачей, и антиеврейские статьи. Это означало, что Сталина уже нет.

Полковник Хрусталев лично присутствовал при вскрытии тела Сталина. Меньше чем через месяц после этого он внезапно умер от неизвестной причины. Патологоанатом, вскрывавший Сталина, тоже вскоре скончался. Примерно в то же время умер в сравнительно молодом возрасте начальник охраны Ближней дачи. Причины его смерти остались не известны.

В конце марта было объявлено, что дело врачей сфабриковано, и виновные будут наказаны. Однако главные соучастники в деле врачей, члены Политбюро, послушно выполнявшие волю Сталина, не понесли никакого наказания за это и никому, включая Берию, это преступление никогда не вменялось.

В конце марта Берия объявил политическую амнистию, немало всполошившую членов Политбюро.

В апреле Берия издал закон, запрещающий применение насильственных методов следствия.

26 июня Берия был арестован как враг народа. По одним свидетельствам, он был убит в тот же день, по другим – расстрелян в декабре 1953 года согласно приговору суда. Не известно, был ли суд вообще. Если и был, то на этом суде никто, кроме членов суда, не присутствовал.

Мы никогда не узнаем причин заговора против Берии. Документов об этом не существует, и все участники заговора уже мертвы и могут свидетельствовать только перед Богом. Однако доподлинно известно, что все официальные обвинения против Берии – ложь. Даже сейчас, когда многие секретные архивы открыты для изучения, доказательств, подтверждающих обвинения, не найдено. Известно также, что свидетелей заставляли давать показания против Берии под пытками и угрозами расправ с их семьями. Тех, у кого хватило сил отказаться давать такие показания, расстреляли или сгноили в тюрьме. Были и те, кто покончил жизнь самоубийством.

Мало вероятно, что Берия готовил заговор против членов Политбюро. Если бы это было так, его не удалось бы заманить в ловушку: слишком хитер и дальновиден он был, слишком осторожен и слишком опытен. Скорее всего, это был заговор Хрущева; интрига, просчитанная на много шагов вперед и выполненная в духе сталинского коварства.

Игнатьев отделался отставкой: оценили его услуги в заговоре против Сталина.

Рюмин был расстрелян.

Члены старого Политбюро были сняты с должностей Хрущевым. Они умерли своей смертью в преклонном возрасте.

Хрущев был снят с поста Генсека в 1964 году и умер своей смертью.

Массовый террор прекратился в стране в день смерти Сталина и больше никогда не повторился в таком масштабе до самого развала коммунистического режима.

Не все удалось скрыть сталинистам, возглавлявшим Коммунистическую партию и Правительство Советского Союза. Слишком большой размах приняли преступления и преследования своего народа, слишком много было жертв режима и грязных, кровавых интриг. Некоторые из жертв выжили и оставили истории свои бесценные свидетельства.

Раны, нанесенные сталинским режимом, до сих пор не залечены и еще долго будут кровоточить.

В истории человечества не было тирана, который погубил бы такое множество своего народа, как Сталин. Но Сталин не был похож ни на одного тирана прошлого. С его именем на устах люди шли в атаку, на смерть, против гитлеровской армии во время Второй мировой войны. Со словами любви к нему умирали люди в лагерях. Пострадавшие от его бессмысленной жестокости оплакивали его смерть, как отца родного. В день его похорон страна была в глубоком трауре. «Что с нами будет без него, без гения человечества?» – с тревогой люди спрашивали друг друга.

Памятников его, столь многочисленных при его жизни, не сохранилось – быть может, за очень редким исключением, нигде. Но память о нем будет жить еще многие века.