Текст книги "Чашечка кофе. Рассказы о приходе и о себе"

Жизнь продолжается

Двадцатый год я священник. Восемнадцать лет служу у себя в деревне. Правда, мои прихожане большей частью проживают в поселке городского типа. Я тоже там живу. Поселок – один из наших главных центров биологической промышленности. Вакцины, вирусы, лекарства. Особые условия работы, и как результат – онкология. И раньше болели, но тогда хоть было налаженное медицинское обеспечение, сейчас ничего этого нет.

Мой список страдальцев практически не сокращается. Одни умирают, другие приходят им на смену.

Восемнадцать лет я хожу от одной квартиры к другой. Исповедую, соборую, причащаю. Освящаю квартиры после того, как в них умрет очередной мученик. Последнее время хожу очень часто.

Среди этих людей я живу уже 35 лет. Многих знал от самой их юности. Смерть каждого переживаю, особенно если человек ушел, так и не покаявшись. Потом несу это переживание в свои рассказы. Рассказы для меня – это отдушина, так легче.

Вчера освящал одну такую квартиру. Спрашиваю молодую женщину, знал ее еще младенцем, как умерла ее мама. Она рассказывает. Подробно.

– А бабушка?

– Бабушка приходила в квартиру дочери, обнимала диван, на котором она умирала, и плакала. Тогда, чтобы она не плакала, мы выбросили диван. Бабушка пришла, увидела, что нет дивана, и ее сердце остановилось.

Человек помирает. Лежит в кровати без сил. Рядом разгуливает здоровенная собака, в воздухе висят клубы табачного дыма. Не знаешь, где и примоститься. Одни, чтобы спасти любимого человека, закладывают квартиру и везут лечить кто в Германию, кто в Израиль.

Другие смиряются и существуют на фоне невозможности изменить положение дел. Отправляются на работу, потом идут на дачу кормить кур и собак. Хоронят близких, потом заболевают сами. Болезнь заразна, от мужа к жене и наоборот.

Я тоже хожу. По кладбищу. По домам, квартирам. Молюсь, молюсь.

Спроси меня раньше, хотел бы я снова стать молодым, ответил бы – нет. Сейчас знаю, если бы у меня была возможность повернуть время вспять, сперва я бы стал классным онкологом, а потом бы обязательно принял священный сан.

Начало Великого поста

Скользко. До храма полтора километра. Утром на службах людей очень мало. Те, кто раньше многие годы приходил класть поклоны, уже состарились и почти не выбираются из дому. Других молитвенников практически не прибавилось.

Вчера утром шел за машиной и встретил знакомого руководителя. Человек очень хороший, отношения с Церковью как у всех: в свое время крестил у нас внуков и бывает в храме на отпеваниях. Всякий раз, встречаясь, мы с ним здороваемся. Вот и сегодня я поздравил его с началом Великого поста. А человек задумался, не зная, как ему ответить. Своим поздравлением я поставил его в тупик. Потом поблагодарил и поздравил с постом меня и весь «коллектив церкви». Интересно, кого он имел в виду?

Вечером развез клирошан по домам, поставил машину в гараж и возвращаюсь домой. Уже темно. Неожиданно слышу рядом с собой нетрезвый женский голос:

– Мужчина, разрешите с вами познакомиться!

По голосу узнаю эту женщину. Она еще молода, ей лет тридцать пять, не больше. С ней мы тоже всякий раз, встречаясь, приветствуем друг друга. Подумал, сейчас и она меня узнает и ей станет неудобно. Ведь все знают, что начался пост, а она напилась. Прибавил ходу. Та не отстает:

– Мужчина! Куда же вы?! Я с мужем поссорилась и желаю утешиться!

Пришлось остановиться. Оборачиваюсь:

– К сожалению, не могу составить вам компанию. Я уже старый. Вот видите, у меня и борода вся седая.

Наконец она меня узнает, и, кажется, ее радости нет границ:

– Ой, батюшка! Да вы еще очень даже и ничего!

Разворачиваюсь и убегаю. Сзади доносится:

– Ну, куда же вы?!

О природе снов

Рассказывала мне одна наша верующая женщина. Ее родной дядя пропал без вести летом 1944 года в боях за освобождение Белоруссии. Ее мать всю жизнь искала могилу брата, но так и не нашла. Потом уже племянница продолжила заниматься поисками. Писала в разные инстанции.

Однажды она во сне увидела молодого человека. Он стоял на цветущем лугу босяком в белой армейской рубахе и кальсонах. Смотрит на нее и улыбается:

– Я твой дядька, которого ты ищешь. Пойдем, покажу тебе, где я живу. – И повел ее в землянку.

В землянке на полу стояли нары, над ними были установлены еще одни нары, над теми следующие. На них лежали такие же молодые люди, все в белом исподнем.

Утром следующего дня пришло известие: ваш родственник похоронен там-то и там-то в братской могиле. Потом она вместе с сестрой ездила в Белоруссию, где на памятнике выбиты имена погибших воинов, в том числе и имя их дяди.

Разговаривал сегодня с сестрой. Тоже рассказала мне свой недавний сон. Будто она заходит в большую больничную палату и видит нашего отца. Он в белом исподнем сидит на кровати и что-то читает. Рядом с ним много одинаковых кроватей. На них лежат молодые парни, все они в окровавленных бинтах.

Папа оторвался от чтения и молча смотрит на свою дочь.

Сестра рассказала сон и добавила, что не понимает, что бы он значил. А я подумал о рассказе той женщины и вспомнил: отец рассказывал мне о том, как летом того же 1944-го пришли наши, освобождая их большое украинское село, и как, собрав, по сути, совсем еще мальчишек, погнали в атаку перед наступающими войсками. Затем еще в одну и еще. Через месяц в строю остался только мой отец. Наверное, выжил кто-то еще из числа раненых, но только он один не получил ни единой царапины.

Вскоре пришел приказ, и его год отозвали с фронта. Их отправили учиться военным специальностям. Об этом разговоре с отцом я когда-то написал рассказ.

Сегодня подумал: может, мой отец, доживший до девяноста лет, стал последним бойцом, кого дожидался тот отряд, рота, батальон или как он тогда назывался? И сейчас все они в сборе. Сны возвращают в реальность.

Мой отец прожил жизнь достойным человеком. Очень порядочным. В его жизни было много разных событий, но выходит, что главным так и осталась война? Одни вопросы.

Спрашивается, почему он выжил? Может, чтобы на свет появился я, стал священником и молился о них о всех?

Может. Только имен тех, кто так и остался вечно молодым, я, к сожалению, не знаю.

Поездка в Москву

Сегодня ездил в Москву записываться на телеканале «Спас».

Когда ехал туда в электричке, напротив меня сидела молодая китаянка. Это я так думаю, что китаянка. Может, это была японка или кореянка? Но какое замечательное лицо! Любовался украдкой. Восточная классика в стиле героинь с гравюр Утагава Кунисады.

Подумал, что европейская одежда совсем не подходит для такого типа лица. Вот кимоно – это да, высокая прическа с длинными шпильками и еще шлепанцы на высоченной деревянной платформе. И чтобы шаг у нее был коротким и семенящим. Специально дождался, когда на Курском вокзале она первой встанет и отправится на выход. Разочарование. Со спины она такая же неинтересная, как и мы.

Из самых сильных впечатлений – перед съемками пообщался с женщиной-гримером. У человека располагающая, естественная улыбка. Мы с ней очень хорошо поговорили, хотя представляться друг другу не стали. Зачем? Огромный город. Здесь встретились, улыбнулись друг другу и разбежались – как правило, навсегда.

Она рассказывала о селе Михайловском, где снимался фильм о Софье Палеолог, она там, как я понял, трудилась по профилю. Показала мне фотографию дома, где в свое время жил Сергей Довлатов. Изнутри и снаружи. Надо же, теперь эта развалюха – история и такая же достопримечательность, как и усадьба самого Пушкина.

Пока ждал, когда меня позовут на съемку, вошла Марина Нефедова, автор «Лесника и его нимфы». Я сразу ее узнал. Прекрасный психолог и настоящий литератор. Если бы мы с ней заговорили, я бы поблагодарил ее за книгу. Но она промолчала, а я не решился заговорить первым.

Пока шел по улице, добираясь к месту съемок, на одном из домов увидел памятную доску «Здесь жил академик Борис Раушенбах». На обратном пути специально зашел к ним во двор. Подумать только, целых двадцать лет в этом доме жил гений. Один из самых для меня загадочных. Он ходил по этому двору, заходил в какой-то из этих подъездов и отправлялся к себе на этаж. По вечерам выходил из дому, проходил здесь по этим дорожкам и шел прогуляться вдоль по улице.

Теперь его нет. Есть только высокая и очень худая женщина в сером пальто, которая курит, молча уставившись в одну точку. Интересно, о чем она думает? О Раушенбахе? Вдруг именно в этот момент она пытается вспомнить его математическое доказательство троичности Лиц Пресвятой Троицы? А может, она решает, что приготовить мужу вечером на ужин? Сосиски или котлеты?

Раушенбах – и котлеты, рассмеялся я и поспешил дальше незнакомыми дворами, чтобы где-нибудь выйти к метро и дальше мчаться на Курский вокзал. Как говорил классик, все дороги в Москве рано или поздно упираются в громаду Курского вокзала.

Теплота

Много лет назад я служил в Советской армии. Носил погоны рядового, заступал в наряды и нес караульную службу. Самое паршивое дело – ходить по периметру в сезон дождей, осенних, затяжных. Мало того, что сапоги, хоть и кирза, постоянно протекают, так еще и сам за два часа продрогнешь до самых костей. В караулку придешь, чаю горячего хватанул, очи смежил – и снова на пост.

Вот однажды нашему товарищу с родины, откуда-то, по-моему, из Норильска, прислали чудо-прибор. Самонагревающийся металлический пенал. Капнешь внутрь пенала горючего вещества, и начинается в нем реакция с выделением энного количества тепла. Сунешь такой пенал за пазуху или в карман и совсем другое дело. Дождь не дождь, мороз не мороз, ходишь с пеналом под шинелью, тебе уютно и тепло.

Так и с Богом. Идет человек по жизни. Масса встреч, бесед и прочих контактов с внешним миром. Что-то греет, что-то ранит и постоянно отвлекает. Но ты знаешь, что у тебя глубоко внутри, там где-то в области сердца, есть крошечная комнатка, в ней только ты и Христос. Больше никого. А больше никого и не нужно. Из этого места исходит тепло. Его вполне достаточно, чтобы согреться и тебе самому, и тем, кто рядом.

Вокруг идут проливные дожди, вода накрыла уже с головкой, а твоя подводная лодка не потопляема. В ней неизменно сухо, уютно и тепло. Во всяком случае, до тех пор, пока в этой потаенной комнате продолжает гореть свеча и совершается вечеря любви.

«Всяк человек ложь»

К нам в поселок на праздники из Москвы приезжала одна уже достаточно пожилая женщина, ей было 69, проведать свою девяностолетнюю маму. Проведав, она решила возвращаться обратно к себе домой, но не судьба. Умерла на автостанции прямо перед тем, как садиться в проходящий автобус до столицы. Больное сердце. Здесь же у нас ее и похоронили.

Привезти усопшую в церковь у родных почему-то не получилось, потому сегодня в полдень ходил в храм отпевать ее заочно. Полдень – время неурочное. Все знают, что службы у нас совершаются, как правило, или утром, или вечером, а днем храм закрыт.

Незаметно для всех прошел в церковь, снял помещение с охраны, разжег кадило и принялся за отпевание. Открыл все свои помянники и целый час читал имена усопших. Один в большом храме. Молишься, и тебя никто и ничто не отвлекает. Ходишь по храму, кадишь и поешь. Громко. Ощутил радость.

Отпел, собрался. Стою на выходе, а уходить не хочется. Подумал: «Стоять бы так и никуда не уходить», и вспомнил, как однажды в телефонном разговоре с дочерью сказал ей эту фразу:

– Знаешь, стоял бы так в храме и никуда бы не уходил.

На что она мне ответила:

– Кто ж тебя гонит, пап? Ты никуда и не уходи.

На самом деле, иди на клирос, возьми Псалтирь и читай себе псалмы еще хоть целый час, а увлечешься, так и все два. Останься – и пусть продолжается радость.

Нет, придумываешь себе еще целую кучу дел, поворачиваешься и уходишь.

Стыдно

Последние недели две меня ежедневно, за исключением праздничных дней и выходных, донимала неизвестная коллекторская контора. Развязным голосом молодого человека телефон требовал вернуть долг. Требовал напористо, обзываясь обидными словами.

Началось с того, что, ответив на звонок с закрытого номера, услышал в свой адрес:

– Придурок, деньги верни!

Я привык к тому, что мне все больше звонят молодые мамочки с просьбой окрестить младенчика или люди, потерявшие близких, чтобы договориться о времени отпевания. И никто из них еще не называл меня «придурком».

– Простите, – пытаюсь объясниться с молодым человеком, – видимо, вы номером ошиблись.

– Ошибся, как же! Запомни, козел, с этого дня я тебе устрою развеселую жизнь!

Через пару дней до меня дошло, что безобразничают коллекторы, которые и слышать не хотят, что они способны ошибиться номером или вообще в принципе ошибаться. Вызовы следовали один за другим с пятиминутными интервалами. Пришлось отключать звонок, а телефон носить в руке и все время смотреть на экран, звонит мне кто-нибудь или нет. Номер поменять я не могу, все контакты с внешним миром у меня на нем. Он и в храме у меня вывешен, и на храме.

Каждый день с 9 часов утра, если я в это время еще не служил, мой телефон привычно называл меня «придурком», а я, стараясь оставаться невозмутимым, убеждал невидимого собеседника проверить-таки правильность набираемого им номера. Тот меня молча выслушивал и потом традиционно завершал:

– Все сказал? Козлина, деньги верни!

Не знаю, сколько бы еще продолжались наши с ним незамысловатые переговоры, только вчера я, наконец сорвавшись, сам обозвал его упертым бараном.

– Да проверь же номер, баран ты упертый!

Сегодня утром звонят с того же неизвестного номера. Женский голос:

– Скажите, пожалуйста, вы живете там-то и там-то?

– Да, только я ни у кого ничего не занимал и никому ничего не должен.

– А ваше имя такое-то?

– Нет. Меня зовут так-то.

– А кем вы работаете?

– Я священник, батюшка.

– Извините, – и положили трубку.

Через минуту снова звонок. Знакомый мне голос молодого человека, волнуясь, просит у меня прощения за причиненное беспокойство:

– Батюшка, вы уж простите, так получилось, последней циферкой ошибся.

А я уже его и обнять готов, и «Христос воскресе» ему сказать. Простились друзьями.

Матушка видит, я о чем-то переживаю.

– Что с тобой?

Объяснил.

– Ну, так и слава Богу, все благополучно разрешилось.

– Разрешилось. Только вчера-то я сорвался и назвал его упертым бараном. Понимаешь? Вчера он еще не знал, кто я, а теперь знает. И знает, что это священник его так назвал. Что он теперь о нас подумает?

Вчера мы с матушкой оформляли ей в Сбербанке пенсионную карту для того, чтобы пенсия перечислялась ей непосредственно на эту самую карту. Девушка, работник банка, набирает в компьютере матушкины данные и вдруг радостно восклицает:

– Какая радость! Уважаемая Марь Иванна, руководство Сбербанка специально для вас одобрило льготный кредит всего под 24 процента годовых! Если хотите, мы сразу можем вам его и оформить.

Мы отказались. Потом, возвращаясь домой, матушка сказала:

– Мне кажется, наша земная жизнь во многом копирует жизнь духовную или, наоборот, духовная продолжает земную. Здесь тебе с радостной улыбкой предлагают кредит под грабительские проценты. Ты, не задумываясь, покупаешься на предложение приятной молодой женщины. Разве ждешь подвоха от таких добрых глаз?

Если брать кредит обдуманно, все рассчитав и зная, как ты станешь расплачиваться с банком, это одно. А если соблазнишься вот так, не подумавши, и попадешь в кредитную ловушку? Тогда на смену доброй девушке приходит беспощадный коллектор и начинает выбивать из тебя долги, да еще и с процентами. Так и грех. Заманивая вывеской невинной шалости, легким флиртом, забавным приключением, берет человека за горло и уже не отпускает. А бесы «звонят ему по телефону» и глумятся, как в твоем случае: «Ну что, придурок, теперь будем расплачиваться по долгам».

Недоразумение

Вернулся из недельной командировки. Служил чреду в кафедральном соборе. Однажды, уже после вечерни, вышел в город. Пройтись и немного подышать свежим воздухом. По дороге вспомнил матушкин наказ по вечерам пить «Активию» и зашел в большой продуктовый супермаркет. Отыскал, где на продажу выставлена молочная продукция. Взял бутылочку, вдобавок прихватил с собой еще и пачку мороженого.

Иду на кассу. Передо мной двое мужчин. Оба, словно сговорившись, расплачиваются за водку. Моя очередь. Выкладываю на ленту свою «Активию» и пачку мороженого.

Продавщица вопросительно кивает головой: мол, это все? Смущенно пожимаю плечами:

– Простите, даже неловко.

Девушка улыбается:

– Ничего, бывает. Не каждый же день. Иногда можно и «Активию». Зато вон молодцы девчонки, не подвели.

За мной две молодые женщины. В руках продуктовая корзинка, наполненная банками с «Жигулевским».

Продавщица мне заговорщицки подмигивает и кивает в сторону девушек:

– Спасибо за покупку! Приходите еще!

О благочестии

В начале сентября ездил в Гродно. Повидался со своими и побывал на могилке у папы. Всякий раз, приезжая на родину, окидываешь город свежим взглядом и отмечаешь в нем какие-то изменения. А если ничего и не замечаешь, то, словно пес, интуитивно начинаешь их чувствовать.

Вот и в этот раз поразился обилию в городе разнообразной рекламы. Стал обращать внимание на многочисленные вывески и отметил, что чаще всего мне попадаются предложения заказать надгробный памятник на могилку.

Интересовался у местных: у вас здесь что, мор и недород? Зачем вам столько памятников? Те только плечами пожимают: мы как-то об этом не думали. Только в любом случае, если бы не было спроса, то не было бы и соответствующего предложения.

На кладбище, когда приезжал помолиться о папе, заметил, как часто попадаются временные надгробия над участками людей, как я понимаю, пребывающих еще в добром здравии. То есть памятник стоит, но только с одной датой – рождения. Обычно это семейные захоронения. Но все равно непривычно.

Уже возвращаясь к себе, предположил, а может, это у них благочестие такое? Задумываются люди о вечности и ставят, и ставят многочисленные памятники. Даже самим себе еще при жизни.

«Преступление и наказание»

В 2005 году в прокат вышел английский фильм «Последний палач». Поставлен по реальным запискам реального палача-вешателя Альберта Пьеррпойнта. Я смотрел его. О самом фильме говорить не стану. Поразила философия главного героя: «Казнь совершается над преступником во искупление его грехов».

Он считал, насильственная смерть на эшафоте освобождает от последствий содеянного. Даже к телам казненных им нацистских преступников он требует уважительного отношения. Человек казнен, понес наказание и, значит, уже не преступник.

В обществе существовал и всегда будет существовать запрос на справедливое возмездие педофилам, убийцам, насильникам.

«Сколько-сколько дали? Почему так мало?!»

А сколько тех, кто сумел откупиться, убежать или просто не попался! Учитывая печальный опыт шальных 90-х, думаю, таких немало. Что сказать? Повезло? Избежал человек возмездия? Да, здесь избежал. А там? Пролитая человеческая кровь вопиет к отмщению. Даже случайно, не умышленно пролитая тобой кровь прольется на твою же голову.

Помню, когда я работал составителем поездов на железной дороге, как раз в те самые 90-е, рядом со мной на рабочем месте погибали мои товарищи, такие же составители поездов. Одни сами были виноваты, другие – в результате несчастного стечения обстоятельств.

Всякий раз потом, когда утихали страсти, я находил работавшего тогда машиниста тепловоза и просил его сходить в храм. Подойти к священнику и покаяться в том, что стал невольным убийцей.

Убежден, за содеянное тобой преступление, особенно убийство, отвечать нужно здесь, во времени. Иначе рассчитываться придется там, только уже в вечности. Известно, что по древним канонам воины-христиане, вернувшись с войны, несли епитимию в течение трех лет.

Прочитал, как однажды сын одного высокопоставленного чиновника, превысив скорость, убил на пешеходном переходе пожилую женщину. Понятно, сделал он это не умышленно, но закон нарушил и за смерть человека должен был отвечать. Но не ответил.

Какое-то время спустя он с семьей поехал отдыхать куда-то на море. Его маленький ребенок, не помню, девочка или мальчик, вдруг начал тонуть. Разумеется, отец бросился на помощь. Дитя спас, а сам не выплыл.

Божий суд? Собственной смертью искупил кровь другого человека? Одно утешает: умер хорошо, по-христиански. Дети вот только осиротели.

А если бы человек тогда, после трагедии на пешеходном переходе, согласился пострадать и понес наказание? Ну, год или два той же самой «химии» без права покидать место жительства. Глядишь, и жив бы остался.