Текст книги "Сальтеадор"

Заключение

На другой день, на рассвете, бесчисленная толпа наводнила площадь Лос-Альхибес, теснясь около воздвигнутого в центре эшафота. Палач, скрестив руки на груди, стоял у подножия машины смерти. Тайна завладела городом: говорили, что свершится первый суд короля дона Карлоса. Среди этого стечения народа можно было узнать мавров – не столько по восточной одежде, сколько по жгучим взглядам. Эти глаза блестели от радости при мысли о том, что они увидят казнь дворянина – богатого человека и христианина.

В тот момент, когда на башне Велы прозвонили девять часов утра, открылись ворота Альгамбры, гвардия выстроилась шеренгами, оттеснила толпу и заставила зевак расположиться вокруг эшафота. Потом появился король дон Карлос, бросавший по сторонам беспокойные взгляды. Можно было подумать, что он по привычке искал глазами долгожданного вестника. Но вестник еще не приехал, и взгляд короля стал, как обычно, бесстрастным.

Короля сопровождала девушка под вуалью, вуаль не позволяла рассмотреть ее лица, но по богатому и изысканному костюму можно было догадаться, что она принадлежит к благородному сословию. Дон Карлос, пройдя через толпу, приблизился к эшафоту и остановился в нескольких шагах. Позади него появились верховный судья и донья Флор. Она опиралась на руку отца. Заметив эшафот, оба остановились, и трудно было сказать, кто из них побледнел больше – отец или дочь.

Король обернулся, чтобы посмотреть, следует ли за ним верховный судья, и, заметив, что последний остановился, поддерживая ослабевшую дочь и сам готовый упасть, он послал офицера сказать дону Иниго, чтобы тот подошел. В это же время с противоположной стороны через толпу пробирались двое: это были дон Руис и донья Мерседес. У каждого из них при виде эшафота лица принимали совершенно различное выражение.

Не прошло и пяти минут, как в сопровождении стражи появились два противника: дон Фернандо и дон Рамиро. Дон Фернандо, как мы уже рассказывали, был арестован; дон Рамиро по приказу сам пошел под арест. Все действующие лица разыгравшейся драмы собрались для последней сцены. Наступила тишина, которой присутствие палача придавало какое-то таинственное, но ужасное значение.

Король дон Карлос поднял голову, бросил последний взгляд в сторону мавританских ворот и, увидев, что там так никто и не появился, остановил свой взор на доне Иниго, которого под этим ледяным взглядом охватила дрожь с головы до ног.

– Дон Иниго Веласко де Гаро, – произнес король голосом, который, хотя и звучал как обычно, но был слышен во всех концах площади, – вы дважды, не приведя никаких веских доводов, просили меня даровать жизни преступнику, который трижды заслужил смерти. Вы больше не верховный судья Андалусии.

Шепот пронесся по толпе, и дон Иниго сделал движение, чтобы подойти к королю и оправдаться.

– Вы больше не верховный судья Андалусии, – продолжал король дон Карлос, – но вы военный советник короля. Человек, плохо управляющий системой правосудия, может мужественно держать боевую шпагу.

– Государь! – прошептал изумленный дон Иниго.

– Молчите, советник, – прервал его дон Карлос, – я еще не закончил.

– Дон Руис, – продолжал король, – уже долгое время я вас знаю как одного из наиболее благородных дворян моего королевства; со вчерашнего же дня я убедился, что вы обладаете одним из благороднейших сердец мира.

Дон Руис поклонился.

– Вы займете место верховного судьи Андалусии вместо дона Иниго. Вы вчера просили у меня суда за оскорбление, нанесенное вам, – судите теперь сами.

Дон Руис задрожал. Донья Мерседес побледнела как смерть.

– Дон Фернандо, – продолжал король, – вы дважды виновны: в первый раз вы восстали против законов общества, и тогда я простил вас; во второй раз вы восстали против законов природы, и на этот раз, чувствуя себя не вправе судить за такое преступление, я предоставляю оскорбленному право карать и миловать. Но во всяком случае начиная с этого момента я вычеркиваю вас из числа дворян, лишаю вас состояния и делаю, к сожалению, не таким чистым, но таким бедным, таким одиноким, таким нагим, как в тот день, когда вы появились на свет. Хинеста, вы больше не цыганка из венты «Король мавров» и не монахиня монастыря Аннунциаты – вы графиня де Кармона, маркиза де Монтефрио, княгиня де Пульхар, вы грандесса первого класса, и титул гранда вы можете передать со своим именем вашему мужу, возьмете ли вы его из народа, или среди мавров, или у подножия эшафота.

Наконец, обращаясь к дону Рамиро, король сказал:

– Дон Рамиро, вы свободны; вас принудили к ссоре, и вы не могли не ответить на вызов, но вы уважили старость, которая после Господа Бога достойна на земле наибольшего уважения. Я не смогу сделать вас богаче, чем вы есть, но в память обо мне вы прибавите к своему имени имя Карлос и увенчаете свой герб бургундским львом. Теперь же окончим суд и раздачу наград! Ваша очередь, верховный судья королевства.

Наступило глубокое молчание. Все взоры перекинулись на дона Руиса, все обратились в слух. Донья Мерседес, до этого момента стоявшая неподвижно, как статуя, казалось, с трудом оторвала ноги от земли и прошла медленно и торжественно пространство, что отделяло ее от мужа, стоявшего со скрещенными на груди руками.

– Сеньор, – произнесла она, – мать просит у вас помилования для своего сына, во имя всего святого!

Некоторое время в душе дона Руиса происходила молчаливая борьба. Потом он положил одну руку на голову Мерседес и сказал с невыразимой нежностью:

– Я прощаю!

Громкий шепот прошелестел в толпе. Дон Фернандо страшно побледнел. Он искал на боку оружие: вероятно, ему легче было бы убить себя, чем принять прощение от старика. Но дон Фернандо был безоружен и во власти стражи.

– Ваша очередь, графиня де Кармона! – сказал дон Карлос.

Хинеста подошла и, подняв вуаль, опустилась на колени перед доном Фернандо со словами:

– Дон Фернандо, я люблю тебя!

Молодой человек вскрикнул, с минуту он был точно оглушен, потом бросил долгий взгляд на донью Флор и протянул руки Хинесте, которая, счастливая, как никогда, бросилась ему на грудь.

– Графиня де Кармона, маркиза де Монтефрио, княгиня де Пульхар, берете ли вы в мужья осужденного Фернандо, у которого нет ни звания, ни титула, ни состояния? – спросил дон Карлос.

– Я люблю его, государь, я люблю его! – повторила Хинеста.

И, заставляя дона Фернандо стать на колени, она бросилась вместе с ним к ногам дона Карлоса.

– Хорошо, – произнес дон Карлос, – король должен держать свое слово. Поднимитесь, граф Карлос, маркиз де Монтефрио, князь де Пульхар, испанский гранд первого класса по жене – сестре короля и дочери короля!

Потом, не дав присутствующим прийти в себя от удивления, он сказал:

– Ваша очередь, дон Рамиро!

Дон Рамиро преодолел неровной походкой пространство, отделявшее его от доньи Флор. Перед его глазами все переливалось золотом и пурпуром, а в ушах точно звучало ангельское пение. Он преклонил колено перед доньей Флор.

– Я люблю вас два года, сеньора, – произнес он. – Дон Рамиро д’Авила не смел сказать вам этого, но дон Карлос д’Авила почтительно просит вашей руки.

– Сеньор, – пролепетала донья Флор, – спросите моего отца.

– На сегодня я – ваш отец, донья Флор, – проговорил дон Карлос, – и я отдаю вашу руку вашему вестнику любви.

Все находились еще в том же положении, как мы описали, когда у ворот Правосудия раздался сильный шум, потом появился всадник, покрытый пылью, в котором дон Карлос узнал по костюму германского дворянина. Он размахивал пергаментом и кричал:

– Король! Где король?

Дон Карлос, в свою очередь, побледнел как мертвец и, будто по волшебству, из судьи обратился в подсудимого.

– Король! Где король? – все еще кричал всадник.

Все перед ним расступались. Дон Карлос сделал десяток шагов навстречу и сказал глухим голосом, в то время как его бледное лицо выдавало сильное душевное волнение:

– Он здесь!

Лошадь сразу остановилась, дрожа всем телом и сгибаясь под тяжестью доспехов. Все с трепетом ждали. Всадник поднялся в стременах.

– Слушайте, все вы, присутствующие здесь! – провозгласил он. – Слушай, Гранада! Слушай, Бургос! Слушай, Вальядолид! Слушай, Испания! Слушай, Европа! Да здравствует Карл Пятый, избранный император! Честь его царствованию! Слава его сынам и сынам его сынов! – И, спрыгнув с лошади и преклонив колено, он вручил пергамент, который подтверждал избрание дона Карлоса императором Германии.

Дон Карлос взял дрожащей рукой пергамент и сказал голосом, в котором нельзя было уловить и тени волнения:

– Благодарю вас, герцог Баварский! Я не забуду, что обязан вам этой важной новостью.

Толпа радостно подхватила слова гонца:

– Слава Карлу Пятому! Слава сынам его и сынам сынов его!

– Господа, – воскликнул император, поднимая руку, – слава Богу единому, потому что только Господь велик!