Текст книги "Далеко от неба"

Поскольку, как я уже говорил, бесследно исчезают только следы на воде, и то не всегда, сведения о пропавшем драгоценном металле теми или иными неисповедимыми путями просочились в сегодняшнюю действительность. В массы – в виде легенды, а отдельным личностям, в том числе и некоторым из здесь присутствующих, в виде полудостоверных сведений и даже вполне убедительных артефактов, в виде малой толики исчезнувшего в таежных дебрях клада. Я не ошибаюсь, Игорь Кириллович?

Домнич вынужденно кивнул головой.

– Из вышеизложенного делаем вывод номер один. Груз действительно был, груз исчез, груз находится где-то в районе охотничьих угодий вашего весьма обширного хозяйства. Или, во всяком случае, весьма близко к его границам. Но вот где он конкретно находится, его, так сказать, точные координаты, до сих пор неизвестно. Или, вернее, они не уточнены до степени его немедленного изъятия. Я прав, Юрий Анатольевич?

Шабалин пожевал губами, намереваясь что-то сказать, но в конце концов тоже молча кивнул головой.

Чикин снова взбунтовался:

– Что, дорогие подельнички, ехали прямо, да попали в яму? Мало того, что здесь свои нежелательные элементы под ногами путаются, теперь, оказывается, и в области на наш кидняк глаз положили. Оцениваю оперативную обстановку как на грани развала. Нам еще только разборок по полной здесь не хватало. При такой утечке информации сюда скоро черножопые заявятся. Тогда всем мало не покажется. Положительных перспектив с таким раскладом в ближайшем будущем не наблюдаю. За золотым журавлем погонишься, синицу упустишь. Лично мне, что имею, до инфаркта хватит, да еще безутешной вдове останется. Достану Ваську – и ша. Мне этот Герой России принципиально существовать мешает. А вы ищите, может, и доскребетесь.

Чикин с сожалением оглядел накрытый стол и, с грохотом отодвинув стул, поднялся.

– Сядь! – неожиданно громким и сильным голосом приказал Шабалин. – Поздно переклеиваться. В одной лодке сидим. Посеред порога выпрыгиваешь, первым на дно пойдешь. Всем, как один, к берегу грести, тогда на спокойную воду выгребем. Садись, не психуй! Сейчас не красиво, потом скажешь спасибо.

Чикин стоял, низко опустив голову. Звучала музыка, но присутствующие, казалось, ее не слышали, наступившая тишина до отказа заполнила полусумрачное пространство зала. Стук стула, придвинутого к столу Чикиным, разрядил нараставшее с каждой секундой напряжение. Чикин сел и, зло зыркнув исподлобья на Шабалина, потянулся к бутылке. Все облегченно вздохнули, зашевелились.

– Могу продолжать? – с нескрываемой иронией поинтересовался Проценко. – Спасибо. Как я оцениваю сегодняшнюю ситуэйшн? Прошу поправлять, если в чем-нибудь окажусь не прав.

Предположим, что не сегодня-завтра потерявшийся некогда груз оказывается в ваших руках. Как вы намерены с ним поступить? Поясняю – доставка, охрана, реализация. Если первые два вопроса вы еще худо-бедно в состоянии решить собственными силами, в чем, ввиду последних событий, я теперь весьма сомневаюсь, то реализация абсолютно вне ваших весьма скромных возможностей. Так?

– Нужда научит калачи есть, – проворчал старик и отобрал рюмку у собравшегося вторично приложиться зятя.

– Обожаю народную мудрость, особенно в виде пословиц и поговорок, – резко изменив добродушный тон на предельно жесткий, мгновенно отреагировал Проценко. – Отвечаю в том же духе: нашел черт шапку, да на рога не лезет. Согласен с майором – при малейшей огласке гарантирована не только потеря найденного. Весьма проблематичным станет дальнейшее ваше проживание в этом благословенном крае, который и без клада дает вам возможность посидеть вот за таким вот столом. Уверяю вас, стрельба начнется даже не на областном уровне, выше берите. Поэтому я рад, что вы сделали правильный вывод, благодаря которому мы сегодня находимся среди вас. Вернее, рядом с вами. Совместными усилиями – предчувствую, что они будут весьма и весьма непростыми – постараемся справиться с поставленной задачей.

Это, так сказать, общая оценка. Теперь давайте оценивать конкретику. Что мешает нам сделать последний шаг к непосредственному обретению искомого? Или кто? Получив эту информацию, обсудим конкретные меры по устранению препятствий. Если я правильно понимаю обстановку, в результате некоторых ваших, скажем пока мягко, непрофессиональных действий, кое-какая информация уже вышла за пределы дозволенного. Понатоптали следов, пострадавшие имеются, и даже конкуренты объявились. Так вот, друзья-товарищи, ошибки надо исправлять. С конкурентами немедленно разобраться, груз изъять. Уложиться самое большее в неделю. Иначе тут такое начнется… Представляете, если ваши фартовые мужички узнают, какой охотой мы тут с вами занимаемся? Гражданскую войну регионального масштаба я вам гарантирую. Шуму будет больше, чем от встречи цыганского табора с инопланетянами. А там уже и кое-кто покруче нагрянет. Из маленьких, но очень гордых республик Кавказа. Они такую возможность не упустят. Вам это надо? Правильно, никому не надо. Поэтому начнем с конкурентов. Кто такие номер один, два, три? Если есть еще четыре и пять – не стесняйтесь. Лучше сразу расставить все точки, чем потом спотыкаться о многоточия. Кто будет докладывать? Вы, Игорь Кириллович?

– Нет уж! – дернулся Домнич. – Пусть докладывает руководитель проекта. По его собственноручному сегодняшнему признанию, у него все козыри в загашнике. Лично у меня только одно категорическое соображение – кончать резину тянуть. Преимущество в настоящий момент с вашей помощью на нашей стороне. Да, определенные затруднения имеют место быть. Не все сольные номера исполнялись на должном уровне. Ответственность не снимаю, но и либретто, как оказывается, требовало уточнения. Поэтому свежие идеи, профессиональные исполнители, режиссерские находки действительно были необходимы. Лично я настаивал на этом с самого начала.

– Похвальная предусмотрительность, – снова переходя на ироничный тон, одобрил Проценко. – Давайте все-таки сосредоточимся на главном. Чтобы вам было легче начать, сообщаю весьма интересный факт. Когда в университете историки знакомили меня с документами вековой давности, имеющими непосредственное отношение к теме нашего разговора, выяснилось, что за последнее время я уже не первый, кто интересовался этой увлекательной историей. Вам ничего не говорит фамилия Ермаков Р.И.?

– Абсолютно! – почти сразу откликнулся Домнич, ожидавший услышать другую фамилию.

Хмуро поглядев в его сторону, явно хотел высказать какое-то соображение Шабалин, даже уже привстал, но его опередил Чикин.

– Выдали бы мне эту информацию маленько пораньше, я бы с ним по-другому поговорил.

– Представляет опасность или так, любитель?

– Туфту гнал про генерала и спецрасследование. Хорошо, у меня свой человечек в Управлении имеется. Говорит, в отпуске он, без содержания. Вот, значит, что получается…

– Что?

– По собственной инициативе землю роет. Понятно теперь, в каком направлении. Плохо только, что с Егором Рудых снюхался. Того в тайге лучше по кругу обходить, ежели что.

– А что, ежели?

– Хрен его знает. Подумать надо, прежде чем.

– Хорошо, подумаем. Значит, двое. Детали и координаты изложите моим людям. Кто еще?

– Герой России тут у нас объявился, – все больше оживлялся Чикин. – Ну, с этим я сам, собственноручно.

– Пока он Иванову цидульку не сыскал, ты от него комаров отгонять будешь, не то что… – резко повернулся к нему Шабалин.

– В общих чертах я в курсе, но про цидульку прошу подробнее, – заинтересовался Проценко.

– Доказательства имеются, что покойник к самому месту подошел. А с ним это… несчастный случай, – нехотя пояснил старик.

– С покойником?

– С Ванькой.

– Что за цидулька?

– Гипотеза, – вмешался Домнич.

– Помолчи, раз понятия не имеешь! Тут тебе не канкан, а капкан может оказаться. – Шабалин развернулся к Проценко. – Вроде он записку для братана, для Васьки, оставил. Излагает, что, как и где.

– Батец опасается, что там точные сведения, кто покойнику в жмурики отправиться помог. Объясняю, эксперт, который разбирался, говорит, тот в таком состоянии находился, что, кроме зеленых чертей и болотных кикимор, ничего другого ему привидеться не должно было. А уж чтобы показания дать или карту нацарапать, на двести процентов исключается.

– Согласен! – громогласно поддержал Домнича Чикин.

– На чем основываете свои предположения? – спросил Проценко у Шабалина.

– Нутром чую, – проворчал тот. – Оно меня еще ни разу не подводило. Василий тоже в полной уверенности. Узнаю, говорит, что и как, такую вам войну объявлю, про золото про свое думать забудете.

– Выходит, и он в курсе насчет золота?

– Доложила сволочь какая-то. Догадываюсь кто, – зло сказал Домнич и потянулся за бутылкой.

– Три, – подвел промежуточный итог Проценко. – Эту гипотезу треба разжевати и со счетов не сбрасывать. Бывает, что и покойнички стреляют. Тем более что братец его, судя по слухам, крутоват и нагловат. Портит настроение хорошим людям, вмешивается не в свои дела. Принимаем к сведению. Дальше!

– Тоже гипотеза, – сказал Домнич, которого воодушевил выпитый коньяк и явное согласие Проценко вмешаться в непростую ситуацию местных разборок. – Был тут один Попандопуло. Пытался возникать, пока не исчез в неизвестном направлении.

– Смотри, как бы снова на твою задницу не возник, – проворчал Шабалин.

– Кто такой? Чем был или может быть опасен?

– Теперь уже ничем, – отрезал Домнич, явно не желая раскручивать неприятную тему.

– Тоже нос совал не в свое дело, – решил объяснить Чикин. – По первому разу не осознал, пришлось повторить. С тяжелыми последствиями для обеих сторон, зато результативно.

– Круто работаете. Не считаясь с потерями, – не то осудил, не то одобрил Проценко. – Впрочем, в ваших краях, возможно, наилучшая тактика. Тем более при полном содействии местной исполнительной власти. А посему, как говорится, ветром сдуло, водой унесло.

Теперь попробуем подвести предварительные итоги…

В закрытую на ключ дверь зала кто-то постучал. Проценко вопросительно посмотрел на Шабалина. Снова постучали, на этот раз более настойчиво. Шабалин поднялся и пошел к двери. На ходу, не то объясняя, не то оправдываясь, бормотал: – Была команда не беспокоить. Только в самом крайнем случае. Похоже, приспело кому-то. Вы пока это самое, а я выйду поинтересуюсь, почему приказ нарушают.

– Извините, Юрий Анатольевич, – не согласился Проценко. – Предлагаю поинтересоваться всем вместе. Не исключено, что потребуется оперативное вмешательство. Открывайте, открывайте!

Шабалин оглянулся на приготовившихся к любым неожиданностям спутников Проценко и открыл дверь. За дверью стоял задыхающийся, вспотевший Шевчук. Шабалин втащил его в зал и выглянул в коридор, проверяя, не стоит ли кто за дверью. Осторожно прикрыл дверь и только после этого обратился к своему добровольному соглядатаю:

– Ну?

– Кандей… – выдохнул тот и опустился на стул, стоявший у входной двери.

– Помер, что ль? – раздраженно спросил старик, явно намереваясь высказать недовольство незначительностью доставленной новости.

– Исчез!

Ответ Шевчука настолько ошеломил его хозяина, что он повернулся к сидящим за столом, словно приглашая всех разделить его недоумение.

– Кто такой Кандей и почему так важно, что он исчез? – спросил Проценко.

– Не мог он исчезнуть, – растерянно пробормотал Шабалин.

– Почему?

– Так переломанный весь. Нога, рука, ребра, голова… Авария, которая ночью. Врач говорил, вот-вот загнется, – поспешил вмешаться Домнич.

– А он вместо этого исчез. Важный свидетель?

– Да какой он свидетель?! Сам ни хрена понять не может, что и как, – уверенно заявил Чикин.

– И все-таки исчез, – не унимался Проценко.

– Может, это… В морг перекантовали? – неуверенно высказал предположение Шабалин.

– Всю больницу прочесали, – стал объяснять слегка отдышавшийся Шевчук. – Главный говорит, днем Надежда Юрьевна к нему заходила. Имела непродолжительную беседу. Содержание расслышать не удалось.

– Кто такая Надежда Юрьевна?

– Понял, батец?! – сорвался с места Домнич. – Понял теперь, против кого она аргументы собирает?

– Записываем номером пятым? – ухмыльнулся Проценко. – Как, говорите, фамилия этой дамы?

– Не берите в голову, – пришел наконец в себя Шабалин. – Надька это. Дочка. Моя дочка.

– Лично я ей такого поручения не давал, – вмешался Чикин.

– После беседы пострадавший сильно нервничал и просил сестричку сделать внеочередной обезболивающий укол, – выложил оставшиеся сведения Шевчук.

– В данном случае правильно оценить событие способны только те, кто хорошо знает его участников. Вы уверены, что уважаемая Надежда Юрьевна имеет какое-то отношение к исчезновению этого самого…

– Кандея, – подсказал Шевчук.

– Она за этого графа Люксембургского новенькую «вольву» мне угробила и санкции обещала. Хотя я ей сразу обозначил – никакого отношения не имел и не имею.

– Заткнись! – Голос Шабалина снова обрел прежнюю силу и уверенность. – Не мог бабой как положено распорядиться, нечего теперь мусор со всех углов сгребать. Я ей поручение дал – подробности, как и что было, уточнить. Правда Арсений живой или почудилось со страху. Вот она, видать, и расспрашивала его.

– Ну а куда он тогда подевался? – В голосе Домнича зазвучали истерические нотки.

– Кто?

– Кандей!

– Она его, что ль, сперла?

– Запросто. Она мне еще не то обещала.

– Да, союзнички-соратнички, нервишки у вас действительно начинают сдавать. Что для дела абсолютно недопустимо.

Проценко демонстративно наполнил свой фужер и встал.

– Предлагаю… Предлагаю всем успокоиться. Выпьем за наше деловое сотрудничество, закусим, чем Бог послал и хозяин распорядился, после чего приступим к дальнейшему спокойному обсуждению происходящих событий. Как вы считаете, – повернулся он к Шевчуку, – куда мог исчезнуть загипсованный и нетранспортабельный гражданин… как его?

– Кандеев, – подсказал Домнич.

– Считаю, похитили для выяснения обстоятельств, – высказал предположение польщенный тем, что интересуются его мнением, Шевчук.

– Может, имеется соображение, кто похитил? Не стесняйтесь, самые нелепые предположения в ваших заповедных местах могут оказаться наиболее достоверными.

– Кроме покойника, больше некому, – после непродолжительного раздумья решился Шевчук.

– Снова покойник и снова действующее лицо. Сплошная мистика. Какой это уже по счету?

– Пока второй, – подсказал один из боевиков и коротко хохотнул. – Расклад, бл…, как в опере Мусоргского – сплошные кровавые мальчики в глазах.

– Оценили ваше действительно неординарное предположение, – обратился Проценко к Шевчуку. – А кого вы имели в виду под покойником?

– Так это… Арсения Павловича. Ему свидетели тоже ни к чему. Конечно, в том случае, если он живой.

– Он все-таки живой или покойник?

– Полной ясности пока не имеется.

– Понятно. Юрий Анатольевич, позвольте вашему нештатному сотруднику выпить за упокой души будущего покойника. Если, конечно, он уже не покойник. Черт, запутался я с вами… Пей!

Проценко протянул свой фужер Шевчуку.

– А потом постарайся добыть дополнительные сведения. Особенно насчет ожившего покойника.

– Не пьет он, – забрал у Шевчука фужер Шабалин. – По причине слабого здоровья. Как выпьет, так про Русско-японскую войну рассказывать начинает. Про то, как его деда в плен взяли, а бабка за ним в Японию поехала. Ступай, давай, – развернул он Шевчука к двери. – Доставь главного врача в срочном порядке. А с Надехой я сам разберусь.

Шевчук безропотно двинулся к выходу, но у самых дверей, вспомнив еще одну новость, притормозил.

– Пехтерь со своими из тайги вышел. Сидят в милиции, заявление пишут.

– Какое еще заявление? – рявкнул Чикин. – По нему самому параша давно тоскует. Пишет он. Писатель! Я им сейчас такую резолюцию оприходую, по окружности райцентр обходить будут. Нам еще пиратов до кучи не хватало.

– Погоди, шуметь потом будешь. Чтобы Пехтерь в милицию пришел, серьезный повод требуется. Очень серьезный. Чего он там пишет?

– Кадры у него пропали. Двое. Отошли, говорит, всего на пять минут – и с концами. Они даже искать их не стали, испугались, что до них тоже доберутся.

– Кто доберется? – спросил окончательно сбитый с толку Домнич.

– Или тот, кто этих двоих оприходовал, или милиция.

– При чем тут милиция? – удивился Чикин.

– Так пропали же.

– А милиция при чем?

– Подумают, что между собой не поделили чего. Пехтерь говорит, раз они нас под наблюдение взяли, пускай теперь сами разбираются.

– Кто их брал? В чем разбираться? На х…р они вообще мне сдались? – снова загремел Чикин.

Шевчук с показным недоумением пожал плечами.

И в это время вдребезги разлетелось одно из окон зала. Почти сразу все услышали второй выстрел. Посыпались на пол осколки второго окна. Быстрее всех среагировал Шевчук – он мгновенно присел и прикрыл голову руками. Все остальные, кроме Шабалина, бросились на пол. Старик даже не пригнулся. Стоял посреди зала и пристально смотрел через разбитое окно на дотлевающую за крышами полосу заката. Еще через несколько секунд в зале погас свет. Это один из спутников Проценко, профессионально перекатившись по полу, привстал и дотянулся до выключателя.

– Кстати, кто такой Пехтерь? Кто такие пираты? – раздался в темноте спокойный голос Проценко. – Прежде чем мои люди приступят к работе, я хотел бы иметь исчерпывающую информацию.

* * *

Старый двухэтажный деревянный дом стоял на другой стороне улицы, чуть наискось от епифановского питейного заведения. Прежде в нем размещался райком, который в годы перестройки передали под нужды какого-то скороспешного лесозаготовительного кооператива. Кооператив вскоре начисто погорел из-за полной неспособности хозяев наладить заготовку и сбыт лесных богатств бездорожного района. Никто из местных жителей не захотел пластаться на издавна презираемой «заготовке дров», которая к тому же в будущем грозила обернуться серьезным ущербом для охотничьего промысла. Попытка же заманить из города бригаду ничего не смыслящих в лесном деле «лесорубов» оказалась для кооператива последней каплей в его недолгом существовании. Наемники, еще в городе приговорив невеликий аванс, разбежались в первую же неделю своего пребывания на ближней лесной делянке. Кто на попутных средствах передвижения подался обратно в город, кто ненадолго приткнулся к вздымщикам, некоторые, прослышав про вольную, не обремененную постоянной работой житуху вольных старателей на старых приисковых отвалах, подались к пиратам. Почти год здание пустовало, и его наверняка дотла растащили бы по домашним надобностям хозяева соседних дворов и домишек, если бы не строгая охрана, оплачиваемая районной администрацией, польстившейся на обещания заезжих коммерсантов превратить пустующее двухэтажное здание не то в современный супермаркет с обилием необходимых для поселка товаров, не то в досуговый центр, набитый хитрыми игровыми автоматами. Но, видимо, подсчитав будущие доходы и расходы, коммерсанты решили не рисковать и, махнув рукой на сгинувшую без следа предоплату, больше в поселке не появлялись, ограничиваясь редкими звонками по поводу состояния так и не приобретенной окончательно собственности. Когда звонки прекратились, здание торжественно вручили едва влачащей жалкое существование музыкальной школе и полуживой после перестроечных передряг районной библиотеке. Новоявленный культурный центр с трудом перебивался с хлеба на воду, пока за его поддержку не взялся Зарубин. Выделил деньги на ремонт, для музыкальной школы приобрел пианино и комплект струнных инструментов, для библиотеки пригнал из города чуть ли не полный грузовик книг и стал оплачивать подписку на несколько газет и журналов. Здание ожило. В зимние, весенние и осенние дни светились окна, то и дело открывалась тяжелая входная дверь, раздавались детские голоса, звучали знакомые мелодии. Летом здание пустело и затихало. Не работала даже библиотека. Библиотекарша, все еще не потерявшая надежды на счастливую семейную жизнь, брала отпуск и уезжала, как она говорила, «от жуткой провинциальной скуки» в город, где ей, может быть, было не так скучно, но так же неуютно и одиноко по причине перевалившего критическую отметку возраста.

Ермаков, сообразив, что приезжим не миновать гостеприимства заказчиков в единственном пригодном для показушного коллективного застолья заведении, решил их получше разглядеть, полагая узнать кого-либо из знакомых по прежним контактам с криминальной средой родного города. Проникнуть в пустующее здание музыкальной школы особого труда не составляло – сторож обычно пребывал в застекленной каморке у входа, а дверь со двора, которую он использовал для торопливого посещения удобств, расположенных в дальнем конце огороженной высоким забором школьной территории, закрывалась обычно на крючок, да и то не очень плотно. Впрочем, на этот раз дверь даже не была закрыта. Ермаков осторожно вошел и некоторое время стоял неподвижно, привыкая к темноте и прислушиваясь. Телевизор в сторожевой будке грохотал во всю мочь, сторож, не отрываясь от экрана, расправлялся с очередной кружкой чая. Ермаков спокойно поднялся по лестнице на второй этаж и подошел к одному из окон в коридоре. Зал, в котором Шабалин, Домнич и Чикин принимали своих гостей, был отсюда, как на ладони, если бы пыльные, хотя и не очень плотно запахнутые, шторы не мешали подробно разглядеть происходящее. Пришлось воспользоваться биноклем, который Ермаков предусмотрительно прихватил, надеясь хорошенько ознакомиться с собравшимися. Как назло, все приезжие сидели спиной к окнам. Подосадовав, Ермаков своего поста все же не оставил и вскоре был вознагражден за терпение, разглядев лицо ораторствовавшего Проценко.

– Ясненько, – пробормотал он и, спрятав бинокль, собрался уходить, поскольку статус, даже клички проценковских сотрудников были ему хорошо известны. И в это время услышал шаги поднимавшегося по лестнице человека. Дверь класса напротив была приоткрыта. Ермаков поспешно скользнул в спасительную темноту. Дверь закрывать не стал, считая, что это сторож ни с того ни с сего решил обойти охраняемый объект.

Невысокая коренастая фигура с двустволкой за спиной темным силуэтом обозначилась на фоне окна, у которого только что стоял Ермаков. Видимо, разглядев, что надо, человек забрался на подоконник, открыл форточку и, сняв ружье, взвел курки.

«Неужели будет стрелять? – удивился Ермаков. – Дохлый номер. На цыпочках, через форточку… Окно открыть, что ли, трудно? Или не хочет следов оставлять? Кого же из собравшихся он так не любит? Шторка, стекло, на цыпочках… Определенно дохлый номер».

Человек тем временем просунул ствол в форточку и, прилаживаясь, повел им из стороны в сторону.

«Да никого он не собирается убивать, – догадался Ермаков. – Понт хочет навести, чтобы эти наемники на полную безнаказанность не рассчитывали. Мол, мы тут тоже не пальцем деланные, сообразили, для чего вы сюда прибыли. Теперь ходите и оглядывайтесь, а еще лучше – разворачивайте свою супердорогую иномарку и чешите по холодку в обратном направлении».

Раздался выстрел, за ним второй. Эхо выстрелов гулко отдалось в пустом коридоре. Стрелявшего это, похоже, не обеспокоило. То ли был уверен, что сторож за воплями телевизора ничего не услышит, то ли был с ним в сговоре. Неловко спрыгнул с подоконника, переломил ружье, доставая гильзы, выронил одну из них и, согнувшись, стал нашаривать ее на полу.

– Между прочим, народ там серьезный. Их разбитым окошком не напугаешь. Сориентируются, что к чему, здесь нарисуются. Так что лучше вам, господин террорист, сматываться сейчас отсюда со всей возможной скоростью, – посоветовал Ермаков, неслышно подойдя к согнутому поиском человеку. Тот замер было в своем неудобном для скорой реакции положении, но, сориентировавшись на звучавший вполне добродушно голос, решил, что неизвестный советчик вряд ли представляет серьезную опасность, медленно выпрямился и повернулся к Ермакову.

– Я, пожалуй, смоюсь вместе с тобой, а то под горячую руку по шее накостыляют, – продолжал Ермаков, подходя к окну. – Все, опоздали, – тут же откомментировал он, разглядев перебегавшие улицу то и дело пригибавшиеся тени. – Придется маскироваться. Дверь за собой хоть закрыл?

– А я ее и не открывал.

– Сквозь стену, что ль, просочился?

– Через чердак.

– А на чердак каким образом?

– С листвяка. Самолично на воскреснике, когда еще в пионерах находился, здешнюю партийную территорию озеленял. Пригодился теперь для доброго дела.

– Считаешь, доброго?

– А то нет. Это им предупреждение на случай недопонимания обстановки. Что мы тут тоже не пальцем деланные. Пускай задумаются маленько.

– Они, дорогой народный мститель, задумываться не умеют. Даже маленько. Задумчивость в корне противоречит основам их существования. Они задания выполняют. За очень хорошие баксы. Поэтому нам с тобой сейчас лучше до поры до времени замаскироваться хорошенько. Чтобы дальнейшие события разворачивались не по их, а по нашему сценарию. Ферштейн?

– Вери гуд, – подумав, ответил явно не разбиравшийся в немецком «террорист» и, смущенно улыбнувшись, протянул Ермакову руку: – Михаил. Тельминов. Здешний житель и охотник.

– Теперь все ясненько. Наслышан о некоторых увлекательных подробностях твоей биографии. Впечатляет. Где скрываться будем?

– Пошли. У моей Катюхи кладовочка здесь имеется. Она тут уборщицей. Рядом стоять будешь, не догадаешься ни фига. Там раньше бюст вождя находился, теперь заместо него чучело поставили.

– Какое чучело?

– Тезки моего, Михаила Ивановича. Считается, что ребятня в его присутствии дисциплину соблюдает, а они под него целоваться прячутся. А Катька там швабру, тряпки и всякий шурум-бурум сохраняет.

На ходу сообщая Ермакову пикантные подробности жизни музыкальной школы, Михаил провел его в небольшой зал, поднялся на огороженную вылинявшим красным бархатным занавесом сценку и подвел к большой тумбе, на которой было укреплено чучело огромного медведя. Сковырнул ногтем какую-то незаметную зацепку и открыл небольшую дверку. Внутрь тумбы пришлось забираться, согнувшись чуть ли не вдвое. Только кое-как пристроились на каких-то ведрах и тряпках, в коридоре послышались шаги и голоса. Скрипнула дверь и яркий луч мощного фонарика внимательно стал обшаривать пространство зала.

– Да тут у меня и муха дурная не залетит, не то чтобы кто посторонний, – суетливо убеждал сторож проценковского профи. – У нас с этим делом строго. Материальная ответственность за сохранность…

– Дурная-то как раз и залетит, – не согласился тот.

– Двери все запертые, сами видели…

Луч фонарика высветил оскаленную морду медведя.

– Ни хрена себе! Это что за бабай там корячится? – в голосе непрошеного гостя проскользнуло невольное уважение к размерам и страхолюдности зверя. Его опущенная было рука с пистолетом снова заняла исходное для любых неожиданностей положение.

– Подарок, – охотно объяснил сторож.

– Пацанам, что ль? Музыке учить? – коротко хохотнул боевик.

– Зачем пацанам? Напоминание населению об окружающей жизни.

– Закон тайга, прокурор – медведь!

– Вроде того. Раньше тут партейный райком размещался. Вот охотнички к седьмому ноября и расстарались, чтобы понимание имелось, кто и где здесь хозяин. Раньше он внизу, рядом с Доской почета находился. Так один очень ответственный товарищ из области с похмела в штаны наложил. Только очки нацепил, а тот как рявкнет…

– Кто?

– Мишка, гад, Тельминов. Он как раз за чучелом стоял, на прием дожидался. В носу, говорит, с партейного перегару засвербело. Ну и не то чихнул, не то еще чего.

– Весело вы тут живете.

– Не скучаем. Хотели потом этого зверюгу на герб района разместить – хрен вам, запретили в категорическом порядке. Так что никто из посторонних, кроме вас, за последнее время сюда не приближался. Тут, не считая привидений, в вечернее и ночное время никого. Получается, уважаемые господа-товарищи, зря вы кипиш подняли.

– Надыбал чего? – заглянул в зал еще один проценковский.

Вместо ответа его коллега снова осветил фонариком морду медведя.

– Красавец! У меня тоже голяк. Все обшманал. Только падлой буду, отсюда шмальнули. В коридоре порохом шибает.

– Я и объясняю вашему товарищу – привидения! То порохом, то водярой, а то, прошу прощения, гавном. Причем исключительно в ночное время. Днем они такого себе не позволяют. Сейчас темнеть начало, вот и запахло.

– Ты, дядя, горбатого нам не лепи, тебе же хужей будет.

– Привидения вообще запаха не имеют по причине бестелесности, – пояснил тот, который, желая блеснуть эрудицией, несколько минут назад вспоминал про «кровавых мальчиков».

– Может, где и не имеют, а у нас полный срач по причине партейного происхождения. Особенно один достает – из бывшего отдела по этой самой… по кадровой идеологии. Как мимо пройдет, хоть на улицу выбегай. Исключительно тухлой рыбой отзывается. Говорят, поп к нам прибыл, так я планирую на ближайшее время сюда его замануть, пусть сообразит, как от этих пережитков прошлого избавиться. А то никакого спокоя. За такую зарплату я еще ихние ароматы нюхать должен.

– Ну, ты и трапездон! Кончай гнать картину, не борзей! А то я из тебя самого сейчас привидение сделаю. Последний раз спрашиваю…

В это время с улицы послышался предупреждающий свист, вслед за которым раздался выстрел. В ответ прозвучало сразу два выстрела. Похоже, начиналась перестрелка. Нежданные гости переглянулись и, ни слова не говоря, побежали к выходу. «Видать, оказывать помощь кому-то из своих» – решил сторож. Понимающе хмыкнул и по привычке, выработанной за долгие часы своего профессионального одиночества, сам себе вслух объявил:

– Спрашивай, не спрашивай – за такую зарплату никаких показаний давать не обязан. Порохом ему шибает. Еще не так шибанет, ежели будешь нос совать, куда не положено. Чего таращишься, шкура барабанная? Верно говорю? – уже в дверях обратился он к медведю.

В ответ со стороны медведя раздались немыслимые для нормального человеческого слуха звуки – не то вой, не то надсадный рев, перемежаемый какой-то непонятной возней. Сторожу, не боявшемуся приведений, показалось даже, что медведь зашевелился и вот-вот соскочит со своего надоевшего постамента. Совершенно не ожидавший такой подлянки со стороны привычного и совершенно безобидного чучела, сторож от страха потерял и соображение и ориентировку в пространстве. Он медленно, почему-то на цыпочках попятился, осторожно закрыл за собой дверь и так и пошел по коридору, пятясь и балансируя для равновесия обеими руками. Медленно спустился по лестнице, увидал настежь распахнутую в темноту позднего вечера дверь, стал зачем-то принюхиваться и, учуяв знакомый запах, сменил ошеломленное выражение лица на плачущее и незамедлительно рванул в дальний конец двора к стареньким, до последней досочки знакомым удобствам.