Текст книги "Золотая ангулоа"

От большой потери крови дон Карлос ослабел и временами терял сознание. Костя напоил его, так как тот сильно хотел пить, после чего занялся своими ранами.

Во влажной сельве даже пустяковая царапина грозила непоправимыми последствиями. Руку и ногу он обработал всё той же мазью и перевязал марлевым бинтом. На ощупь прошёлся смазанным ватным тампоном по борозде на лице, оставленной пулей, после чего заклеил её стерильным лейкопластырем. Часа полтора или два раны по-прежнему мозжили, но затем боли как будто стали утихать, должно всё обойтись. Обойдётся ли у его противника? Для него он тоже сделал всё возможное, остальное в руках Божьих.

Рубаха на груди и животе до пояса почти сплошь была в кровяных подтёках. «Позже, на следующей стоянке, отстираю», – подумал Костя.

Передохнув немного, он осмотрел отвоёванную лодку и принялся за её починку. Вырезал из ветвей заготовки, выстругал из них чопы и забил ими пулевые отверстия в бортах. Несколько чопов оставил про запас.

В лодке, оказавшейся теперь в его распоряжении, помимо тех припасов, которые он доставил с собой, также имелось продовольствие, и это улучшало шансы на благополучное завершение пути. Вдобавок, в небольшом отсеке носовой части находился довольно значительный запас спиртного, а также сигар и сигарет. Курево ему было не нужно, но и его он не стал выбрасывать. В запасном рожке АКМ осталось семнадцать патронов – для серьёзного боя маловато.

Но кроме имевшегося у него Калашникова, в лодке охранников находились два автомата незнакомой системы с тремя сотнями патронов к ним. Пятнадцатизарядный пистолет вместе с кобурой он снял с дона Карлоса. При обыске он нашёл у него и небольшой короткоствольный револьвер, похожий на так называемый «бульдог». В общей сложности, оружия было достаточно, и при благоприятном стечении обстоятельств он мог дать достойный отпор даже превосходящим силам противника.

Костя уже убедился, что в случае огневого контакта может проявить себя умелым бойцом и нейтрализовать вражеского стрелка.

«Научился воевать, «друзья» выучили, наподобие этого, – подумал он, хмуро взглянув на дона Карлоса. – Впрочем, дело, может быть, не в умении, а в везении». Однако нельзя исключать, что ему помогала и армейская подготовка, которую он проходил много лет назад и о которой в этот момент не вспомнил. В «наследство» Косте достались также брезент, ещё один топор, три ножа, компас и бухта капроновой верёвки. Плохо было только, что из трёх канистр с водой, найденных в носовом отсеке, две также были повреждены пулями.

Во второй половине дня он вытащил начальника поселковой охраны на берег и положил на густую мягкую траву. Скатав снятую с него лёгкую куртку, подсунул ему под голову. Жестами и немногочисленными словами пояснил, что здесь и оставит его.

– Сами понимаете, дон Карлос, взять вас с собой я не могу – это всё равно, что положить за пазуху раненую змею. Посему – извините.

Он вынес из лодки десятидневный запас еды, канистру с водой, кружку, пару бутылок крепкого вина, сигареты, зажигалку и разместил всё это рядом с раненым охранником.

– Как вы убедились, – сказал Костя, присаживаясь возле дона Карлоса, – у меня нет зверских наклонностей, в отличие от вас. Вы причинили людям много зла и, может быть, если останетесь в живых, причините ещё больше. Другой на моём месте не стал бы с вами нянчиться… Да знала бы иная мать, что её ребёнок, повзрослев, всю жизнь до конца дней своих будет приносить людям одни только несчастья, вряд ли бы она радовалась его появлению на белый свет.

Подумав немного, Костя воткнул в землю возле дона Карлоса один из ножей.

– Надеюсь, он вам пригодится. Если выздоровеете, берегом доберётесь до ближайшего посёлка – местность вам знакома. А из посёлка попасть в Чачабамбу вам будет несложно, у вас ведь наверняка везде свои люди, в сельве вы хозяева.

Солнце было ещё высоко, и надо было чем-то занять себя. Костя прошёлся по берегу. Вернувшись, он сообщил:

– Недалеко отсюда протекает ручей. Спуск к нему удобный, пологий, воду легко можно зачерпнуть. На первое же время вам хватит того, что в канистре.

Дон Карлос был выносливым мужчиной с развитой рельефной мускулатурой; его самочувствие заметно улучшилось, сознание он уже не терял, но перемещаться и обслуживать себя ещё не мог.

– Воды, – сказал он по-испански. – Грациас, – поблагодарил он, напившись. Но усмехнулся презрительно – мужчина с мягким характером был для него человеком второго сорта.

– Я сохранил вам жизнь, и вы презираете меня за это, – сказал Костя, заметив усмешку. – Знаю, если бы я оказался на вашем месте, вы меня, живого, попросту сбросили бы за борт на корм пираньям. Все люди разные. Одни способны к милосердию, другие – нет. Для меня вы враг, но враг поверженный, значит, я должен быть к вам снисходителен. Вы, насколько я понял, верующий человек, по крайней мере вспоминаете о Боге в трудную минуту. Вам должно быть известно, что Христос тоже призывал к милосердию.

Несмотря на ранения, дон Карлос насмешливо улыбнулся. Он окончательно понял, что беглец не причинит ему вреда, как бы ни относиться к его словам.

– Вот вы смеётесь надо мной за эту лекцию. Но ведь я прав. Представьте только, что бы произошло, если бы все люди, все без исключения, стали кем-то наподобие вас, то есть злыми, беспощадными созданиями. Да они уничтожили бы друг друга, мир перестал бы существовать. Разве не так?

– Глупец, – сказал охранник.

– В ваших глазах – да. И всё-таки человечество сохраняется благодаря милосердию, а не злу. Это давно сказано, только как-то иначе.

Костя спустился к лодке, взял бутылку агуардьенте – местной водки, вернулся к дону Карлосу и сел возле него. Ему самому надо было как-то поддержать себя; он сделал несколько глотков прямо из горлышка, запил крепкий напиток водой и закусил галетами.

– Попав в Чачабамбу, я почти сразу стал готовиться к побегу, – сказал он, сопровождая слова жестами и поглядывая на лежавшего рядом противника. Он думал о Тересе, и ему хотелось отвести от неё подозрения на случай, если этот тип доберётся до своих. – Собирал понемногу вещи и припрятывал их. Сказать, где был мой тайник? Не надо? Ну и ладно. Так вот, самым сложным было добыть автомат, но, как вы убедились, и с этим я справился. Поначалу я хотел отправиться сельвой, но потом река показалась мне более надёжным путём. Вытащив ломиком причальное кольцо, я сел в лодку. Если хорошо поискать, ломик можно найти в воде возле пристани. Хотя как найдёшь – пираньи…

– Без помощи поселковых тут не обошлось! – вырвалось у дона Карлоса.

– Кто мне мог помочь! – Костя рассмеялся с какой-то надрывной горестью, сделал ещё один глоток водки, негромко кашлянул и вытер рот тыльной стороной ладони. – Кто? Везде чужие люди, ни одного русского слова. Кому довериться? Среди ваших я чувствовал себя как в пустыне, настоящим изгоем. Изгоем! А на душе тоска дремучая… Нет, я рассчитывал только на свои силы.

– Кто-то тебе помог, помог, – повторил охранник. Он упёрся ладонями в землю, пробуя принять более удобное положение. Костя поддержал его, чтобы тот сдвинулся с места.

– Как хотите, так и считайте. Я же сказал, как было на самом деле. Что за смысл обманывать вас? Если бы надо было отвести от кого-то угрозу, я мог просто не перевязывать вам раны, и вы умерли бы от потери крови.

Спиртное расслабило и настроило Костю на благодушный лад, хотелось поговорить.

– Я вот смотрю на вас и думаю, как люди, подобные вам, оказываются в рядах наркокартелей? Главное – зачем? Разве это нормально – месяцами или даже годами жить в сельве, в крохотной деревушке, оторванными от обычной полноценной жизни? Погубить молодость, чтобы обеспечить сытую старость? Неужели только ради этого? У вас есть жена, дети?.. Не хотите отвечать, ну и не надо. Но скажите всё же, как вы-то попали к наркодельцам? Гены ли в этом виноваты, или так сложились обстоятельства?

– Это долгая история, – слабо проговорил охранник. Повернув голову и скосив глаза, он посмотрел на Костю, – одно скажу, просто к твоему сведению: тому, кто попал в эту сферу, из неё уже не вырваться. Только если на тот свет.

– А если бежать?

– Найдут. И прикончат. И хорошо, если смерть будет быстрой.

С наступлением сумерек Костя позволил дону Карлосу выпить стакан вина, разбавленного водой.

– Вино вас поддержит… Скоро совсем стемнеет. Пора расставаться. Вот тут, в полутора метрах от вас, я кладу револьвер. Думаю, вы не сумеете дотянуться до него прежде, чем я отплыву. Револьвер может понадобиться вам при встрече с хищными зверями.

Скулу, задетую пулей, неожиданно сильно заломило. Костя издал невольный стон и дотронулся рукой до пластыря.

– Это я тебя так? – услышал он вопрос.

– Пожалуй, что вы.

– Не радуйся слишком-то, ты ещё не ушёл от нас, – сказал дон Карлос.

– Я знаю, – ответил Костя. – Но первую атаку я отбил. Будущее покажет, кто из нас сноровистей.

Он подождал ещё несколько минут.

– Ну всё, адиос, я отправляюсь. Хотелось бы, чтобы вы были менее жестоки с людьми. Жизнь проходит, поступки остаются, сказал один восточный мудрец. Что останется после вас и после меня?

С этими словами Костя оттолкнул лодку от берега.

Часть четвёртая
Одиночное плавание

Тринадцать ночей плыл он по своенравной реке, петлявшей между холмами с нахлобученной на них, прущей навстречу солнцу, зелёной сельвой. С самого начала он всё прикидывал, какое расстояние преодолевает от одной стоянки до другой, и не переставал думать о приближающихся порогах. Наконец течение стало заметно ускоряться, впереди зашумело, забурлило, начался тот самый отрезок реки, о котором предупреждала Тереса. Несколько раз лодку с треском ударило о подводные камни, но днище выдержало.

Ночь была темна, ещё темнее была вода, зрение улавливало лишь то, что выступало поверх неё. Он старался держаться стремнины, его несло всё быстрее и быстрее. Каким-то неведомым чувством он определял, где таилась наибольшая опасность, и успевал увернуться, оттолкнувшись веслом от очередного каменного нароста, скрытого водой.

Лодка кренилась то влево, то вправо, даже сидя нелегко было удержаться в пределах бортов. Не единожды он падал на днище и оказывался на волосок от гибели, но, видимо, ангел-хранитель оберегал его, и после получасового «полёта» между порогами лодка вышла на более спокойную воду.

Ему удалось избежать встреч как с индейцами, так и с белыми. Явную погоню за ним уже не устраивали, острое зрение и тонкий слух позволяли своевременно обнаруживать приближение случайного (случайного ли?) каноэ, и он успевал спрятаться от него в прибрежной тени.

Ещё до того, как начинал брезжить рассвет, он приставал к берегу и, тщательно замаскировавшись, ждал наступления следующей ночи. Раза три или четыре, пока продолжалось путешествие по реке, видел он несколько тусклых огоньков. Были ли это стойбища индейцев или поселения белых, он определить не мог, да ему это было всё равно, он только старался как можно скрытее проплыть мимо.

Один раз он заметил одинокий костёр и сидевшего возле него мужчину с винтовкой на коленях.

Что это был за человек, каким ветром занесло его в глубину сельвы? Возможно, это один из старателей, рискнувший отправиться на поиски золотых или алмазных россыпей. Или это такой же беглец, как и Костя?

Он хорошо разглядел его в бинокль. Человек с винтовкой поджаривал на костре куски пекари. Его бородатое мужественное лицо, отчётливо видневшееся в отсветах костра, было спокойно и не выражало угрозы. У Кости даже возникло было желание пристать к берегу и подойти к незнакомцу. Вдруг бы они стали друзьями и отправились по реке вдвоём! Насколько бы это облегчило путь! А что если это один из тех, кто неутомимо охотится за беглым «чучелом», за поимку которого, наверное, назначено определённое вознаграждение? Да что награда! Человек может удариться в погоню за другим человеком даже не из-за денег, а только лишь для того, чтобы поддержать своё реноме. Где находилась лодка этого человека, не было видно. Э, да тот мог спрятать её в любом месте. А может, её вообще у него нет.

Мимо костра Костя проплыл, не взмахнув веслом.

И вот Акувьяре осталась позади, и перед ним открылось Карибское море. Ярко горели южные звёзды, прямо над головой светила ущербная, словно надкушенная, луна, дул лёгкий попутный ветер. Лодкой заиграла невысокая пологая волна.

Костя взял курс на восток, отдалившись от берега не более чем на одну морскую милю. Он не стал запускать мотор, шум которого мог привлечь внимание военного патрульного судна или ещё кого-нибудь из местных, и потому шёл на вёслах. Попутный ветер помогал ему, греблось сравнительно легко, и он преодолевал километр за километром. Небольшая качка не утомляла, а как бы успокаивала и задавала определённый ритм вёслам.

Незадолго до рассвета он приблизился к берегу, сразу за которым вздымалась лесная чащоба. Лес был отделён от воды неширокой полосой, вылизанной приливными волнами и штормами. С полчаса ещё он шёл на восток, пока не выбрал место для стоянки, показавшееся ему достаточно укромным. Здесь его не должны были увидеть ни с суши, ни с моря.

Как только рассвело, Костя выбрался на берег и, не выпуская из рук оружие, отправился на поиски пресной воды. Пробираясь лесными зарослями и стараясь не упускать из виду море, он прошёл в одну сторону, в другую, но не обнаружил ни ручья, ни родника. Придётся пить воду из канистры.

На днище лодки, которая представляла собой большой баркас, не в середине, а немного ближе к носу, имелся прочный деревянный нарост с углублением в центре. Оказавшись в баркасе после боя на реке, Костя сразу догадался, что это гнездо для мачты. По всей видимости, когда-то это судёнышко ходило под парусом.

И вот теперь он снова решил оснастить лодку парусами, чему и посвятил почти весь этот день. Срубив в лесу и ошкурив подходящие деревца, Костя изготовил мачту и реи и закрепил их вантами, на которые израсходовал большую часть капроновой верёвки. Нижний конец мачты он установил в гнездо или степс, как его называют моряки. Из кусков брезента смастерил два паруса: один, – прямоугольный, – прикрепил к реям, непосредственно к мачте, а второй, косой – кливер – поставил спереди. Передний угол кливера присоединил к бушприту, пристроенному на носу лодки, а задний – к лёгкому поперечному брусу, который он положил перед мачтой под нижней реей, и концы которого выступали по обе стороны бортов. Задний угол кливера мог присоединяться к этим концам – слева или справа, в зависимости от направления ветра. Используя кливер и меняя положение основного, прямоугольного паруса, Костя рассчитывал двигаться вперёд не только при попутном ветре, но и при боковом.

Критически оценив оснастку, её прочность, он подумал, что в штормовую погоду созданная им парусная конструкция может не выдержать напора ветра и полететь за борт. И хорошо будет, если при этом не перевернёт лодку. Поэтому он решил идти под парусами только при умеренном ветре, а при усилении его немедленно убирать их. Но тогда опять придётся браться за вёсла.

«Ну, мы там посмотрим, – сказал он себе, выбирая слабину вант. – В случае ухудшения погоды можно оставлять один лишь кливер, который недолго и зарифить».

Следующей же ночью, отойдя на вёслах на достаточное расстояние от берега, Костя поднял оба паруса. Как и в предыдущий раз дул спокойный, несильный ветер, и, немного накренившись на левый борт, лодка пошла приблизительно со скоростью трёх-четырёх узлов или, в пересчёте на метрическую систему измерений, пять с половиной-семь километров в час.

Костя сидел на корме, управляя лодкой с помощью руля подвесного мотора. Он был доволен собой и своей работой. Как всё ладно получилось с парусами, мачтой и всем такелажем! Главное – не надо теперь налегать на вёсла.

Дабы вознаградить себя за труды, он достал фляжку с мескалем – крепкой мексиканской водкой из агавы, янтарного цвета, сильной на вкус, – и сделал пару крупных глотков. По желудку растеклось благотворное тепло, и настроение ещё больше повысилось. Теперь путь, который предстояло пройти, уже не казался таким далёким и трудоёмким, а грядущие опасности – столь уж серьёзными.

Тропическая ночь длинна в любое время года, и от заката до рассвета Костя оставил за собой не менее тридцати пяти миль. Пристав к берегу, он почувствовал себя не только не уставшим, но даже немного отдохнувшим потому, что в пути несколько раз вздремнул. Пусть засыпал он ненадолго, всего на несколько минут, но и этот короткий прерывистый сон придал ему бодрости и сил.

Вторая стоянка у морского побережья оказалась более удобной и скрытной. Костя завёл лодку в небольшой, метров сто пятьдесят в диаметре, заливчик, в который впадал из промоины быстрый говорливый ручей. Напившись из ручья, он заменил всю воду в канистрах и остальных ёмкостях на свежую. Затем добавил в них немного порошкового консерванта, изготовленного на основе серебра. «С этим порошком вода долго не портится», – говорила Тереса, готовя его к побегу.

Что бы стало с ним, если бы не эта женщина!? Гм, что бы стало, ещё спрашивает! После извлечения героина было бы непременное сожжение «чучела» в каком-нибудь крематории. И летал бы он сейчас в воздушном пространстве в виде молекул углекислого газа и азотных окисей. Ну и ещё осталась бы горстка золы, которую развеяли бы где-нибудь согласно «воле усопшего».

Лазурная вода в заливе была чистой и прозрачной. Над самым дном проплывали многочисленные рыбы самого разного строения. Движения их были плавны и красивы. Некоторое время он любовался ими, впадая в своего рода душевный комфорт, а потом вспомнил про рыболовные снасти. Он так давно не ел ничего горячего, свежесваренного.

Костя внимательно огляделся. Лес вокруг казался мирным, уютным: не слышно было ни порыкивания хищных зверей, ни истошных воплей обезьян, только пели сладкоголосые птицы да звенели насекомые. И он решился. Поймав на берегу несколько насекомых, похожих на кузнечиков, вывел лодку на середину залива, насадил на крючок наживку и забросил удочку.

Затаив дыхание, он смотрел, как, увлекаемая грузилом, наживка опускается вниз. Вот она остановилась; грузило на дне – наживка, ещё шевелящая лапками, сантиметрах в десяти над ним. И тут же её схватила какая-то рыба, отделившаяся от стаи.

Всё происходило на его глазах. Не верилось, что так быстро повезёт. Ему захотелось сплюнуть через левое плечо, чтобы не сглазить. Костя сделал подсечку, потянул удилище, ощутил руками волнующую тяжесть, и на дне лодки забилась рыба, похожая на сельдь. Сколько раз почти такую же, только солёную, доводилось покупать в магазинах. Трижды ещё он забрасывал удочку, и улов пополнился ещё тремя «селёдками».

Так можно было ловить хоть целый день. Но Костя укротил пробудившийся азарт. Здесь, в центре залива, он на виду. А лес на берегу, несмотря на кажущееся спокойствие, всё же мог быть небезопасным. Осторожность не помешает. Что, если где-нибудь притаились индейцы? Их то он больше всего сейчас и боялся. У него было надёжное скорострельное оружие, но ему претила сама мысль о возможном боестолкновении. Да первым он и не стал бы стрелять. Его же запросто могли завалить из-за любого куста. Он бы и не узнал, кто в него пустил пулю или стрелу.

Ограничившись этим уловом, Костя погрёб вдоль неширокой косы, отделявшей залив от моря, к взгорку, поросшему отдельными деревьями. Выйдя на берег, он подыскал подходящую площадку для костра. Со стороны открытого моря её закрывал высокий, плотный кустарник, а суша сквозь редкий прибрежный лес просматривалась на несколько десятков метров. Незаметно подобраться сюда было не так-то просто.

Собрав валежник, Костя подготовил рыбу, запустил её в казан и стал ждать наступления ночи. Днём он не осмелился разводить костёр – дым мог быть заметен на километры вокруг.

У него было время, чтобы осмотреть лодку, а также имущество, которым располагал, и заняться собой. Раны на руке и ноге уже начали зарубцовываться – осталась лишь небольшая сухая короста – и он снял с них повязки.

Всё последнее время его беспокоила борозда, оставленная пулей на лице. Под пластырем, которым он заклеил её, мокло, пухло, нередко возникали дёргающие боли, отдававшие в затылок. Особенно сильно болело по ночам. Повышалась температура тела, временами познабливало – эти симптомы ему были хорошо знакомы.

Он проверил аптечку. Осталась последняя упаковка антибиотика. Отправив в рот двойную дозу таблеток, Костя запил их водой. Все мази, имевшиеся в аптечке, уже были испробованы, и он решил оставить поражённое место открытым и больше ничем не обрабатывать. «Пусть подышит, может, на солнце и ветру лучше подсохнет», – подумал он, и так оно и вышло – уже на следующий день болевые ощущения в области раны заметно пошли на спад, а затем и вовсе остались лишь воспоминанием.

Часовая стрелка на циферблате доползла до шести, и солнце, пройдясь по небосводу, потонуло на западной стороне моря. Стало быстро темнеть.

Всё, пора. Чиркнув спичкой по коробку, Костя поднёс крохотный огонёк к сухому хворосту, сложенному в кучку, который сразу же занялся. Языки пламени были как стайка петушиных гребешков, и жара, исходившего от них, вполне доставало для приготовления еды. Скоро вода в казане закипела: миновало положенное время, и рыба стала отставать от костей. Соль была единственной приправой, но человеку, изголодавшемуся по горячей пище, и её было достаточно. Как только уха сварилась, Костя подхватил казанок, перенёс его в лодку и взялся за вёсла.

Наступила уже полновластная ночь, когда он вышел в открытое море. Терять время больше было нельзя, и он сразу начал поднимать паруса. Управившись с ними, сел на корме и поставил рядом с собой казан с ухой. Придерживая одной рукой руль, принялся ложкой черпать варево, исходившее густым, аппетитным запахом. Уха уже вполне остыла, и можно было есть, не обжигаясь. Рыба была жирная, и бульон покрывала сплошная маслянистая плёнка.

Снова дул ровный, спокойный, но более свежий попутный ветер, и лодка довольно ходко, заметно быстрее, чем прошлой ночью, шла на восток. Костя зорко поглядывал вперёд, да и по сторонам тоже, выискивая возможные опасности: корабль или рыбацкую лодку, которые могли стоять на его пути или идти встречным или пересекающимся курсами, или какую-нибудь скалу – столкновение с ней означало бы верную гибель. Думалось и о подводных камнях и рифах, но здесь уж приходилось надеяться на авось.

Вычерпав казанок до дна, Костя сунул его под скамью, на которой сидел. Мыть его он будет завтра, на очередной стоянке.

На четвёртую ночь небольшое судно достигло горла залива, за которым далёким заревом светились огни Сан-Фаррероса. Костя в очередной раз вспомнил наставления Тересы, как лучше добраться до российского консульства. Но тут же перед мысленным взором всплыло бегство с яхты на рыбацкой лодке, погоня и стрельба в лабиринтах Гуаяче, бой на реке Акувьяре. Вспомнились тошнота и кошмарные боли в голове, когда они ехали на вездеходе по тряской лесной колее, и то, для чего его доставили в Чачабамбу. И что-то в его душе оборвалось.

До Сан-Фаррероса отсюда рукой подать. Стоит повернуть руль влево, и через два-три часа он достигнет города. Но жуткий, панический страх, неожиданно вселившийся в душу, никак не давал совершить этот поворот. Он боялся наркомафии; эта организация всесильна, мысль о том, что его непременно поймают и снова захотят использовать как «чучело», вгоняла в испарину. Тело точно оцепенело, и он оставался неподвижен, продолжая удерживать руль в том же положении.

Вот зарево, которым отсвечивало небо над Сан-Фарреросом, начало незаметно уходить назад и постепенно меркнуть. Ещё можно было убрать паруса, сесть на вёсла или включить мотор, взять направление к берегу и добраться-таки до портового города. Но страх по-прежнему сковывал его волю, и Костя продолжал сидеть не шелохнувшись.

А лодка, подгоняемая ветром, продолжала путь на восток. Так она шла ещё несколько часов. Неожиданно для самого себя Костя слегка сдвинул рукоять руля в сторону, затем переставил кливер на другой галс, и, сменив крен с левого борта на правый, лодка взяла курс на ост-норд-ост. Берег, всё время остававшийся по правую руку, стал отходить всё дальше в южную сторону и скоро совсем скрылся из виду. Вокруг было одно лишь море, тёмное, таинственное, чуть-чуть посеребрённое луной.

Костя продолжал испытывать уничтожающее чувство страха. Он боялся всего, в том числе и морской волны, плещущейся за бортом. Какое он мягкотелое, ничтожное, не годное на решительные поступки существо. Что он делает, почему не поворачивает на юг, ведь впереди безбрежный океан, погубивший сотни тысяч, а может и миллионы человеческих жизней, и пересечь который на таком судёнышке фактически нет никакой возможности?!

* * *

Океан пугал его, но ещё больше он боялся наркомафии, о зверствах которой ему было известно не понаслышке. Страх, неодолимый раздавливающий страх перед ней помешал ему направить лодку к горловине залива. В голове было пусто, ни одной мысли. И он держал, держал курс на восток-северо-восток.

Ему показалось, что он задремал всего на одну минуту, а когда открыл глаза, край неба впереди и справа уже начал светлеть, заниматься багрянцем, охватившим вскоре пол неба. Ещё несколько минут, отмеченных на часах, подаренных Тересой, и показалось солнце, разом осветившее огромный пустынный океан. Оно поднималось не наклонно под острым углом, как у них на восточной окраине Среднерусской возвышенности, а почти вертикально, поднималось быстро и вскоре оказалось высоко над горизонтом. Сколько раз ему доводилось наблюдать подобное зрелище и на яхте «Олимпия», и в Чачабамбе!

Лодка с тихим плеском рассекала волны и двигалась вперёд. Незаметно к нему вернулась способность мыслить. Костя в очередной раз осмотрелся по сторонам. Не видно ничего, что хотя бы отдалённо напоминало берег, и ни одного судёнышка. Один, один посреди водяной пустыни!

Глупец, ну почему, почему он не вошёл в горло залива и не пристал к тому портовому городу?! При свете дня Сан-Фаррерос уже не казался таким страшным, как несколько часов назад. Повернуть обратно и попробовать всё-таки добраться до этого Фаррероса? Или взять курс прямо на юг, приблизиться к берегу, пройти вдоль него на восток и попробовать пристать к другому городу? Но какая судьба постигнет его среди чужих людей, без знания их языка и обычаев?

Ему представилась галдящая тёмноликая толпа, размахивающая руками перед его носом. Кто-то скажет, я первый его увидел, значит, он мой. А другой поставит этому первому бутылку крепкого вина, они ударят по рукам, и Костя обретёт нового хозяина.

Воображение рисовало сцены одна ужаснее другой. Где гарантия, что он в очередной раз не попадёт в неволю, и его не используют если не в качестве «чучела», то как бесплатную рабочую силу? Где-нибудь на плантации сахарного тростника или на рубке леса. И он будет гнуть спину, пока не выработается весь без остатка, а после его, полуживого, выгонят вон или просто прибьют, чтобы избавиться от лишних проблем. Ему пришла на ум работорговля, не такая уж редкая как в России, так и во всём мире.

Нет, только не рабство, он уже был рабом на Кавказе, следы на ногах, оставленные кандалами, сохранились до сих пор! Вот они, застарелые рубцы, чуть выше щиколоток, а на спине – многочисленные полосы от плетей – и то, и другое теперь на всю жизнь. Перед глазами всплыл холодный сырой подвал, куда изо дня в день, из месяца в месяц его возвращали после долгой тяжёлой работы; вспомнились смертная тоска, одолевавшая его, и изматывающие ревматические боли в суставах, из-за которых невозможно было уснуть.

Ну, а раз нет, то остаётся одно: держать курс на восток, вернее, на восток-северо-восток. Но впереди весь Атлантический океан, который так велик, что при одной мысли об этом меркнет в глазах, и готовы отняться руки и ноги.

Между тем ветер продолжал дуть в прежнем направлении, и в какой-то момент Костя уверился, что достигнет побережья Европы. «Мы с той женщиной, Белогорской, изначально тоже ведь хотели добраться до европейского берега, – подумал он, пытаясь убедить себя в правильности принятого решения. – Не получилось тогда, возможно, получится на этот раз».

Сейчас он находится немного ниже двадцати градусов северной широты. А ему, самое малое, надо подняться до сорока градусов. На этой широте, если память не изменяет, расположена Португалия. Какие там города на побережье? Лиссабон, а кроме него? Нет, ничего больше не вспомнить. Ладно, не имеет значения. Главное добраться до какого-нибудь из них, а там… Путь по европейскому континенту казался ему лёгкой беззаботной прогулкой.

Костя благополучно миновал Малые Антильские острова, оставив справа от себя принадлежавшую Франции Гваделупу. Он заметил на горизонте какие-то размытые очертания, но подумал, что это продолжение южноамериканского берега с его бесконечной сельвой.

Если бы он знал, что в действительности представляет собой эта земля, то, скорее всего, постарался бы подойти к ней. Всё-таки Франция по духу, по взаимности отношений не так уж чужда России. Большинство населения, на девяносто девять процентов, негритянское, но среди чиновников, представляющих местную власть, очевидно, есть и французы. Кто знает, может, на острове ему помогли бы добраться до дому?..

На седьмые сутки после прохода между Антильскими островами направление ветра стало меняться. Сначала он подул с юга, а затем за какие-нибудь три часа переменился на восточный. Убрав паруса, Костя взялся за вёсла и шёл навстречу волне с десяти утра до полудня. Вконец выбившись из сил, он пересел на корму и запустил мотор, задав винту самые малые обороты, чтобы только удерживать лодку на нужном курсе.

А скорость встречного ветра всё возрастала. Волны вскипели, закурчавились, сделались выше и круче. Лодку стало захлёстывать всё больше и больше, и Костя, ещё не успевший отдохнуть после напряжённой гребли, взялся за черпак и принялся энергично вычерпывать воду за борт. Он с тревогой поглядывал на хлипкое парусное вооружение – долго ли оно продержится против стихии?

Его опасения подтвердились: внезапно налетевший шквал вырвал мачту из гнезда и сбросил за борт. Мачта потащила за собой весь такелаж, забился на ветру вмиг распустившийся парус, лодка сильно накренилась и зачерпнула воды.

Смерть заглянула человеку в глаза и замерла на мгновение, чтобы насладиться его отчаянием. Время и волны тоже словно замедлили свой бег. Оставив руль, захлёбываясь в вихрях брызг, окатывавших его, Костя схватил топор и принялся рубить один канат за другим. Наконец все снасти оказались за бортом и тут же исчезли в бурлящих волнах. Теперь быстрее к рулю, чтобы удержать лодку на заданном курсе. Полузатопленное судёнышко тяжело поднималось навстречу катившим валам. Незадачливый моряк неистово орудовал черпаком, пытаясь облегчить лодку, но каждая новая волна добавляла ему работы.