Текст книги "Золотая ангулоа"

– Неужели! – скептически произнесла Юлия Иннокентьевна, ещё больше ободрённая его тоном. – Вы для того меня и привели, чтобы рассказать о своей бедности? Немногого же вы добились за столь продолжительную войну с правительством, а фактически со своим народом. Только и получили, что самодельный кривобокий стол и чурбак вместо табурета. Да и те, пожалуй, не ваши – насколько я поняла, эти предметы домашнего обихода вы позаимствовали у наркодельцов.

– Не упрекайте нас, сеньора. Повторяю, все средства…

– Кстати, почему меня заперли в тёмном сарае, а других, с кем я летела, оставили на поляне? Разве я, женщина, представляю для вас повышенную опасность?

– Мы заперли вас в сарае только для того, чтобы вы стали более сговорчивы, только для…

– Вот как! Быстро же вы приоткрыли свою личину. Чтобы я стала более сговорчива! Теперь я вижу перед собой настоящего «команданте», истинного «борца» за счастье народа. А то «извините, не можем принять в достойных условиях»! Выходит, в тёмной клети условия были «достойные». Что-то у вас не сходятся концы с концами.

– Уверяю вас, концы с концами сойдутся, – в голосе команданте Линовареса прозвучало явное раздражение, глаза его потемнели, кончики пониклых усов взъерошились. – Вы ведёте себя неблагоразумно, постоянно перебиваете меня. Вы хотите новых неприятностей? Это легко устроить. Сеньоре не терпится вернуться в ту же клеть? Да? Мы вас вернём.

«Ничего себе, культурный, начитанный», – подумала Юлия Иннокентьевна. Сердце её вновь стало сжиматься от страха. Тем не менее она решила доиграть свою роль до конца.

– Возвращайте в клеть, возвращайте! – сказала она, повышая голос. – Никакие вы не повстанцы, а самые настоящие бандиты, способные только мучить неповинных людей! Это я сразу поняла, как только увидела на поляне ваших подручных…

– Э-э, да вы совсем распоясались!

Человек в камуфляже посмотрел на пленницу, о чём-то размышляя, лицо его всё заметнее наливалось кровью.

– Нет, клеть – это пустяки, она ничему вас не научит. Мы устроим вам кое-что погорячее, и вы сразу убавите свой пыл. Взгляните в окно. На поляне мои бойцы. Они провели в сельве месяцы – без женщин. Хотите побыть в их компании? Не важно, хотите вы этого или нет. Эй, Хорхито, иди сюда!

В хижину вбежал и встал у порога молоденький боец, ещё не вышедший из отроческого возраста.

– Хорхито, тебе снятся по ночам женщины?

– Конечно, команданте. По несколько раз.

– И ты доволен?

– Чем?

– Своими снами. Которые по несколько раз.

– Они возбуждают меня.

– А хотел бы ты вместо сонных грёз получить настоящую женщину, живую, во плоти?

– Какую?

– Вот эту, – команданте Линоварес показал на пленницу, сидевшую напротив него на чурбаке.

– О, это было бы высшей наградой! – восхищённый Хорхито шагнул к Юлии Иннокентьевне. – Она такая гладкая, ухоженная. У неё тело…

– Стой, мой мальчик! – Линоварес голосом и жестом остановил подростка. – Ты думаешь только о себе. А как же твои товарищи? Им тоже надо развлечься.

– Они – после меня! – воскликнул Хорхито. Он пробежался взглядом по пленнице, задерживаясь на интимных местах.

Женщина сидела неподвижно и была белее полотна. Она уже раскаивалась, что не придержала язычок. Действительно, никакие это не повстанцы, а те же бандиты, если не хуже. И командир ничем не уступает своим подчинённым.

– Хорхито, подойди к ней и потрогай, живая ли она, а то, может, уже умерла от страха.

Боец-подросток приблизился к Юлии Иннокентьевне и положил ладонь на её плечо.

– Она жива и задрожала, как только я до неё дотронулся. Время, проведённое с ней, надолго запомнится и мне, и всему нашему отряду.

С этими словами он без какой-либо нерешительности одной рукой взял женщину за грудь, другой же, скользнув по спине, ухватил за ягодицу.

Как ужаленная, Юлия Иннокентьевна вскочила с чурбака и наотмашь ударила подростка по лицу.

– Щенок! – воскликнула она по-русски. И повторила по-испански: – Кахорро!

Удар был силён. Хорхито, полетев с ног, врезался головой в стену хижины и упал на пол. Почти сразу же он схватился за кобуру и вытащил пистолет. Глаза его горели безумием, губы конвульсивно подёргивались – подросток готов был выстрелить. Юлия Иннокентьевна ногой машинально ударила бойца в пах, и оружие выпало из его руки. Быстро наклонившись, она схватила пистолет и наставила на Линовареса.

– Браво, сеньора, браво, давненько я не видывал ничего подобного. Круто вы расправились с Хорхито, круто! – команданте размеренно захлопал в ладоши, и, раздвинув губы в улыбке, показал крепкие зубы, пожелтевшие от табака. – Впору принимать вас в мой отряд. Я восхищён вашими решительными действиями!

Юлия Иннокентьевна кивнула на распахнутую дверь.

– Встать! – сказала она командиру повстанцев. – Выйти из-за стола! Мы отправляемся к вертолёту. При малейшем неповиновении я стреляю.

– Браво! Вы хотите улететь! – воскликнул Линоварес, продолжая улыбаться и не двигаясь с места. – Отважная женщина. Мне нравятся такие. Только я не встану и никуда не отправлюсь. Неужели вы думаете, что я, команданте, полжизни проведший в боях, пойду под дулом пистолета?! Подгоняемый представительницей прекрасного пола! Что обо мне подумают? Да все наши меня просто засмеют. Лучше пристрелите меня прямо здесь, в хижине. Почему вы медлите? Вам страшно убить человека? К вашему сведению, у вас в руках тринадцатизарядный бразильский «Таурус». Знаете, как с ним обращаться? Нет? Снимите его для начала с предохранителя. Надо сдвинуть вон ту штучку. Сдвинули? Хорошо. Теперь можете стрелять. Но прежде подумайте, что потом с вами произойдёт. Подумали? А раз так, положите пистолет на стол. Кладите, ну! Вот умная женщина, – и показал на чурбак, – присаживайтесь.

– Хорхито, – сказал он пришедшему в себя бойцу, – тебе ещё долго надо учиться обращению с оружием, да и с женщинами тоже. Послезавтра мы будем в Карманьете. Не забывай, там тебя ждёт Челита. Что она скажет, если узнает, как ты вёл себя с этой сеньорой?

– Ничего не скажет. Ей известно, каково нам в сельве, и она простит меня.

– Раз простит, два простит, а потом… Она наша связная, и важно, чтобы она была накрепко к нам привязана. Ты должен был отказаться от моего предложения, тем более что оно было непристойно. Непристойно – обрати на это внимание! Ладно, Хорхито, иди. Да не забудь свой пистолет.

Прижимая руки к промежности и прихрамывая, молодой боец выбрался из хижины.

– Извините меня, – обратился команданте к Юлии Иннокентьевне, когда они остались вдвоём. – Каюсь, я виноват, я потерял выдержку и вёл себя неподобающе для мужчины. Ещё раз говорю, я восхищён вами, вы держались более чем… Словом, вы молодец, не каждая бы… В своё оправдание могу сказать только, что я не допустил бы дальнейшего развития событий. Ладно, забудем об этом. Теперь – всё внимание на меня.

Командир повстанческой группы вытряхнул из пачки сигарету и закурил, не спросив разрешения у пленницы.

– Вы проявили легкомысленность, отправившись в сельву, – сказал он, облокачиваясь на стол и отводя глаза от дыма. – А легкомысленность наказуема. Мы знали о вашем существовании, а также о том, что вы летите в Чачабамбу. Маршрут нам был известен. Оставалось только уточнить время полёта и устроить вам встречу. Когда добыча сама лезет в руки, глупо отказываться от неё.

Линоварес выпустил плотную струю дыма в сторону от сидевшей перед ним женщины.

– Мы располагаем немалыми сведениями о вас и вашем дяде, сеньоре Белогорском. Нам известно, что вас уже похищали с целью получения выкупа в размере пятидесяти миллионов. Сделка сорвалась, вы сбежали. Сейчас вы в наших руках. Мы народ не жадный, нам достаточно всё тех же пятидесяти миллионов.

Он достал из-под стола сумочку и протянул её пленнице.

– Ваша?

– Моя.

– Проверьте, всё ли в сохранности.

Юлия Иннокентьевна щёлкнула замком и заглянула внутрь.

– Всё на месте.

– Берите телефон и звоните Брониславу Арнольдовичу. Он должен перевести деньги на наши банковские счета.

– Ваши счета будут немедленно арестованы.

– Уверяю вас, сеньора, с ними ничего не случится, и вообще это вас не касается. Как только деньги будут переведены, вы отправитесь в Сан-Фаррерос на том же вертолёте, на котором прибыли сюда.

– А вы не боитесь, что я расскажу о вас полиции?

– Рассказывайте. Они прекрасно знают, кто я, и будут только завидовать, что не они оказались на моём месте и не им достались эти пятьдесят миллионов. Итак – звоните.

Юлия Иннокентьевна взяла телефон.

– Дядя, милый, это я, – жалобно проговорила она.

– Судя по твоему голосу, золотко моё, ты попала в очередную неприятную историю. Не похитили ли тебя снова?

– Да, дядя, похитили. На этот раз южноамериканские повстанцы. Мы возвращались из Чачабамбы, и нас захватили. Они требуют пятьдесят миллионов.

– Ну, Юленька, душенька моя, поздравляю тебя с очередным приключением. Ты в них попадаешь, как муха в патоку. За каким чёртом ты полезла в эту Чачабамбу? Чтобы поскорее увидеть своего ухаря? Ты хоть вызволила его? Нет! Почему? Он сбежал! Ну, хоть это хорошо, люблю смелых удалых людей. А до повстанцев даже мне не дотянуться, прямо тебе говорю. Регулярная армия и та не может справиться с ними десятилетиями. Ты уверена, что они оставят тебя в живых?

– Должны, дядя, оставить хотя бы только для того, чтобы когда-нибудь попробовать содрать с меня ещё один куш.

– Вот, мерзавцы, всё-таки на пятьдесят миллионов президента «Алмазов севера» они раскрутили. Рано или поздно ты, золотко, своего дядюшку разоришь.

После перевода денег на указанные счета Юлия Иннокентьевна вылетела в Сан-Фаррерос. Почти всё время полёта она провела в размышлениях о своих поступках, из-за которых неизменно попадала впросак. Но затем мысли её переключились на Костю и она подумала – если бы не эти поступки, она не встретила бы его. Поэтому ещё неизвестно, что хорошо, а что плохо!

В салоне вертолёта были все четверо. Боевикам даже вернули их оружие.

– Это была инсценировка? – спросила Юлия Иннокентьевна у дона Фернандо, имея в виду приём, оказанный на поляне.

– Помилуйте, сеньора, – обиженно проговорил мафиози, – какая инсценировка! Это были настоящие повстанцы, и между нами нет никаких отношений. Если откровенно, лично я к ним претензий не имею. Они ждали вас, а не меня. По всей видимости, до них дошла информация о вашем появлении в сельве. Мне же они никакого ущерба не нанесли, не считая того, что в Сан-Фаррерос мы прибудем с некоторым опозданием.

* * *

Во второй половине дня Костя и Юлия Иннокентьевна прогуливались на лодке по озеру. Он сидел на вёслах, она же, расположившись на корме, слушала его рассказ о пребывании в сельве и о путешествии по Акувьяре и океану. Какая умница эта женщина – ни одного вопроса ни о письме, ни о Тересе.

Она не отводила от него глаз, а он, не смея смотреть на неё, делал вид, будто любуется окружающим предосенним пейзажем. Юлии Иннокентьевне была занимательна его робость, и ей стоило большого труда не рассмеяться.

– Костя! – прервала она его рассказ.

– Да, слушаю вас, Юлия Иннокентьевна.

– Что ты всё разглядываешь по сторонам? Ты делаешь вид, будто тебе очень интересны этот луг и эти деревья. Я – вот она, здесь. Посмотри мне в лицо, загляни в глаза, загляни… Ты видишь, как я к тебе отношусь? Ну, видишь теперь?!

– Я помню, как вы пожалели меня…

– Ой, какой ты всё-таки злопамятный! Я и сейчас жалею тебя и буду жалеть всю жизнь. Разве ты не знаешь, что на Руси слово «жалею» всегда означало слово «люблю». Негодяй! Вынудил меня признаться в любви. И перестань мне «выкать» и называть Иннокентьевной. Сколько можно! Для тебя я – Юля.

– Вы прелестны, Юлия Ин…

– Вот, опять.

– Юлия, ты… Поверь, я часто думал о тебе. В галлюцинациях ты приходила ко мне посреди океана и поила прохладной пресной водой. Я пил эту воду и целовал твои руки. А когда реальность возвращалась, я грёб и грёб, чтобы…

Яркая красота этой женщины приводила его в экстаз. Всё в ней было прекрасно, и душа и тело. Он вспомнил о Тересе, но образ латиноамериканки как бы уменьшился и потускнел, отчего Костя почувствовал себя виноватым. Тереса спасла ему жизнь, а он уже стал забывать её. Действительно, кто же он тогда, если не негодяй?

– Ах, Серьга, до чего же хорошо быть рядом с тобой! – Юлия Иннокентьевна замолчала, с любовью изучая его черты. – А ты поседел – в-то вон как обметало. И верх изрядно посеребрило. Взгляд – посуровел. И этот шрам на лице… Видно, досталось тебе после того, как мы расстались.

– Да нет, пожалуй, ничего особенного не происходило. В океане, конечно, пришлось поработать вёслами. Хорошо, нервы не подвели. Да они, наверное, притупились у меня.

– Вероятно, было из-за чего им притупиться.

– А где мои пятьсот тысяч, которые были наличными и половина суммы, вырученной от продажи бриллиантов? – спросил он, переменив тему разговора. – Хотелось бы взглянуть на эту прорву денег.

– Я и истратила.

– Как, и их тоже?!

– Да, мой суженый. Я подумала, что им лежать без толку? Приехав в ваш город, я ознакомилась с местными предприятиями и… купила фабрику по производству гончарных изделий. Фабрика обанкротилась, и её пустили с молотка. Я приняла участие в аукционе. Её никто не хотел покупать, по сути, она досталась нам за гроши.

– Нам?

– Да, нам – тебе и мне. Ведь мы с тобой будущая семья, ты не будешь этого отрицать?

Лицо мужчины пошло красными пятнами.

– Ты владелец фабрики, а я, – Юлия Иннокентьевна расцвела в улыбке, – генеральный директор.

– Однако, хватка у тебя ещё та – настоящий бизнесмен.

– Я подумала, надо же нам как-то зарабатывать на жизнь. Если ничего не делать, то эти миллионы – фьють, и улетели.

– И… фабрика работает?

– Начала работать. Ты знаешь, из Сан-Фаррероса со мной приехала Мария, девушка, которая спасла меня, я рассказывала о ней. Она у нас главный художник. В роспись бокалов, ваз, чашек и прочих изделий Маша – я по-другому её не называю – привнесла такой южноамериканский колорит! Я и фабрику-то назвала с намёком – «Золотая ангулоа». Этот красивейший цветок произрастает только на южноамериканском континенте. Конечно, кроме экзотической росписи много дала и хорошая реклама. Современным людям мало знакомы целебные свойства глины. Как и то, что кушанья, приготовленные в керамических горшках, гораздо вкуснее и дольше не портятся. Мы не пожалели денег, чтобы довести это до потенциальных покупателей. И наша продукция пошла на «ура!» Уже подписаны договоры на поставки в Москву, Новосибирск, Петербург, Тюмень, Самару, многие другие города. К тому же я использовала кое-какие старые связи.

– Когда только ты успела всё это провернуть?!

– Успела! Главное – не спать. Мы не просто работаем. Мы расширяем производство и начинаем дополнительный набор людей. К нам охотно идут – труд на фабрике самый высокооплачиваемый в городе. Стали возвращаться лучшие мастера, те, которые когда-то уволились. Подожди, не пройдёт и полгода, как мы наладим выпуск фаянсовых и фарфоровых изделий.

– Не заскучаешь здесь после Москвы?

– За интересной работой некогда скучать. Ну и я часто бываю в разъездах, только за последний месяц дважды наведывалась в столицу. Встречи с деловыми партнёрами нередко гораздо важнее телефонного разговора, – она в очередной раз с любовью посмотрела на гребца, подмечая самые незначительные перемены в его облике, ставшем родным, и слегка кивнула. – Поэтому, миленький ты мой, Москва от меня недалеко ушла.

– А помнишь наш разговор о благих делах? – Костя немного насмешливо улыбнулся. – Когда мы нашли клад с деньгами и драгоценностями!

– Я, ненаглядный ты мой, ничего не забыла и не упустила. Фабрика сотрудничает с обоими детскими домами города, обеспечивая всем необходимым для роста и развития – как физического, так и духовного – более чем сто воспитанников.

– Здорово! У меня нет слов!

– Вот так, сударь. Неделю назад шестерых, после достижения ими восемнадцатилетнего возраста, мы приняли на работу и обеспечили благоустроенным жильём. В пожизненное пользование их самих, их детей, внуков и правнуков. С единственным ограничением: без права продажи этого жилья. Мы планируем и дальше обеспечивать работой и жильём всех детдомовцев, достигших совершеннолетия. Одну воспитанницу, очень способную девочку, отправили в художественное училище – на полном пансионе. Очень бы хотелось, чтобы ты не возражал против всего этого нашего начинания.

– Обеими руками только «за», – оценивающий взгляд на директрису в плане мужества и выдержки. – А как бандиты, не беспокоят?

– Я предвидела их появление и попросила дядю выделить группу прикрытия. После того как фабрика заработала и стала развиваться, представители местной мафии вместе с вооружёнными людьми, так называемые рейдеры, не замедлили посетить нас. На руках у них было свежеиспечённое судебное решение об отторжении предприятия. Однако когда с ними поговорили «по душам» и объяснили, с кем они хотят связаться, мафия больше носа не показывает. Бумажку же, с которой они пришли, им посоветовали засунуть в задницу своему продажному судье.

– Довольно бесцеремонно.

– Такова жизнь.

– И группа прикрытия…

– Она контролирует ситуацию.

– А оплата?

– За счёт фабрики.

– Не маленькая, наверное?

– Всё окупается динамичным развитием предприятия.

– А где ты поселила эту кудесницу Машу?

– На оставшиеся «чемоданные» деньги я купила ей двухкомнатную благоустроенную квартиру и обставила с учётом её вкуса. Она бесконечно рада и не знает, как меня благодарить. На работу ездит на новеньком автомобиле. Многие молодые люди набиваются ей в женихи, но она не спешит с выбором и правильно делает. Зачем торопиться, когда нет и девятнадцати?! А хочешь посмотреть наше производство? Да? Тогда поворачивай к берегу.

Переодевшись в более подходящую для посещения фабрики одежду, они выгнали машину из гаража, миновали улицу и выехали на асфальт, ведущий к городу.

Юлия Иннокентьевна продолжала рассказывать о предприятии, а Костя, слушая её, думал о том, как лихо играет с ним судьба. Только вчера он стоял на краю гибели, а сегодня – уже фабрикант. Важно не отставать от… этой женщины и во всём помогать ей. Ему совершенно не претила мысль, что всё, почти всё за него решает кто-то другой. Поступки и решения госпожи Белогорской очень и очень разумны и во всех отношениях полезны. А р так, то стоит ли подчиняться принципу: пусть хуже, но по-моему?

Ему вспомнилась концовка недавнего разговора, когда он сказал Юлии, что она связалась с нищим. Как она ответила? «Ах, эти деньги! – воскликнула она. – Да пусть бы они заваливали меня с ног до головы! Много ли толку от них, если рядом со мной не будет тебя?»

Взглянув на сидевшую за рулём женщину, Костя долго не отводил от неё глаз, восхищаясь её красотой и теша себя размышлениями о будущей супружеской жизни. Он чувствовал себя вполне счастливым и экономически свободным. Ради этого стоило держаться там, в океане. Впрочем, он не из-за этого выдержал всё, а хотел лишь выжить. Да, смерть уже не идёт бок о бок с ним, исчезла, притаилась до будущих времён… Надо сообщить обо всём Эриху Майеру – и о Юлии, и о фабрике. Отличный парень этот второй помощник капитана «Канта»! «Он будет рад такому исходу со мной, – подумал Костя, перекидывая мысленный мостик до Гамбурга. – Рада будет и вся команда немецкого судна».

– А помнишь Перфильева? – спросила вдруг Юлия Иннокентьевна. Она не отрывала взгляда от летевшего навстречу дорожного полотна.

– Разве его забудешь. Я изрядно побегал от него по фавелам Сан-Фаррероса.

– Этот субчик везде успел наследить. Так вот, сейчас он в Соединённых Штатах под следствием. Ему грозит пожизненное заключение за наркоторговлю и другие грязные дела. Его поимке содействовал мой дядя Бронислав Арнольдович. А того, с бородкой, что допрашивал тебя, разыскивает Интерпол. Его фамилия Саблинский. Было бы справедливо, если бы и он получил своё. Ещё несколько человек из этого преступного сообщества исчезли, словно сквозь землю провалились, но, надо думать, рано или поздно и их всех найдут. Семь или восемь, с небольшим разрывом по времени, были обнаружены убитыми – очевидно, с ними расправились соперничающие кланы. А ты не забыл Хосе?

– Гм, скажешь тоже. Такая колоритная фигура!

– Они всё же приструнили тамошнюю мафию. Организовали самооборону, создали отряд милиции. Короче, от рыбаков отстали, на них уже никто не паразитирует, и в их семьях появился маломальский достаток.

– У меня нет слов, как я рад за них.

– А Эстебано, тот паренёк, что вёл нас фавелами? Вот кто молодец! Я дала ему десять тысяч. Он их не прогулял и не пропил, а поступил на юридический факультет и уже практикует, защищая интересы всего Гуаяче.

– А тот дед, который снял нас с яхты, – спросил Костя. – Что-нибудь известно о нём?

– Он в полном здравии. Старую лодку продал и купил новую, она и большей вместимости, и с более сильным мотором.

Юлия Иннокентьевна бросила секундный испытующий взгляд на своего пассажира.

– Ты, конечно, не забыл, как зовут твою бывшую жену, – сказала она, вновь обратив внимание на дорогу.

Костя поскучнел лицом.

– Нет, не забыл, её имя – Анна.

– Довожу до вашего сведения, сударь, – эта Анна развернула весьма бурную деятельность по получению части прибыли от деятельности «Золотой ангулоа». Она близко к сердцу приняла информацию, что владельцем предприятия является некий Константин Иванович Серьгин, отец их общего сына, и изъявила желание, чтобы на её имя регулярно приходили кругленькие суммы – в качестве алиментов. Что вы скажете по этому поводу, мой господин?

Минуту или две Костя размышлял над услышанным.

– У нас ведь есть юрисконсульт на предприятии? – заговорил он, прерывая молчание.

– Даже два юриста – целый отдел.

– Пусть они занимаются оформлением алиментов, я же этого дела касаться не хочу. Скажу только, что сумма выплат должна обеспечить достойное материальное положение парня. В счёт зарплаты, которую, надеюсь, я на этой фабрике буду получать.

– А какое содержание следует положить вашей бывшей ненаглядной?

– Никакого содержания. Она вполне здоровый человек, и у неё достаточно денежная профессия. Лишние фити-мити только испортят её. Точнее сказать – ещё больше испортят.

– Хорошо. Всё будет делаться в точном соответствии с данными инструкциями. А у тебя нет в мыслях встретиться со своим сыном?

– Пока нет. Я как-то не задумывался об этом и… морально к такой встрече не готов. Да и он, если бы я оставался нищим, вряд ли стремился увидеть меня.

Доехав до окраины города, они повернули направо, к промышленной зоне. Ещё один поворот, проехали ворота, и машина остановилась перед внушительным, буквой «г», двухэтажным зданием, за которым виднелись дворовые сооружения.

– Вот и наша фабрика, – сказала Юлия Иннокентьевна. Заглушив мотор, она открыла дверцу. – Ну, начинаем осмотр?

Они прошли по цехам, где Костю ознакомили с процессом изготовления керамических изделий. В столовой выпили по стакану свежего крепко заваренного чая. На одной из дверей первого этажа новоявленный фабрикант обратил внимание на слово «Здравпункт», выведенное золотом по красному, открыл эту дверь и увидел… Зину, соседскую девушку. В белом халате и шапочке она смотрелась особенно очаровательной.

– Здравствуйте, Константин Иванович! – сказала она, поднимаясь из-за стола.

– Здравствуй, Зиночка! Как ты…

– Как я сюда попала? А вот, Юлия Иннокентьевна, выкупив фабрику, зашла к нам вечерком и предложила мне перейти сюда. Зарплата меня устроила, и я согласилась.

– Я рад, что ты здесь. Один нескромный вопрос: ты замужем?

– Нет, Константин Иванович, не замужем. А за кого выходить? За какого-нибудь пьянчугу?

– Ну, далеко не все пьяницы. Хочешь, я познакомлю тебя с одним парнем? Он не пьёт и вообще хороший человек.

– Познакомьте, – медфельдшер окрасилась ярким румянцем и стыдливо потупила взор.

Юлия Иннокентьевна и Костя поднялись в директорский кабинет.

Вслед за ними вошла Мария Бранко, главная художница предприятия. Развернув рулон белой шероховатой бумаги, она стала показывать эскизы орнаментов, разные линии и стебельки. Костины же мысли были в Сан-Фарреросе, в лачуге, где эта девушка прятала от бандитов любимую им женщину.

Он поблагодарил черноглазую красавицу за проделанную работу, отдав дань восхищения представленным рисункам, и Мария вышла из кабинета, светясь от похвалы. Рисунки, по мнению владельца фабрики, действительно были верхом изобразительного искусства.

– Она понравилась тебе? – спросила директриса, заметив, каким взглядом вчерашний мореман проводил девушку. Косте показалось, что в голосе Белогорской прозвучали нотки ревности.

– Отличная художница. С её участием фабрика многого сможет достигнуть.

– А как женщина? Твоя головушка не закружилась при виде её стройных ножек?

– Юля, у меня кружится голова, только когда я вижу тебя.

– А когда я за пределами вашего взора, мой господин?

– Тогда мной владеет одно лишь желание – увидеть тебя вновь. Даже пусть ты не дальше соседней комнаты.

– Ты меня не обманываешь?

– Сударыня, пора бы вам знать – я всегда говорю только то, что думаю.

– Да, я давно убедилась – иногда ты бываешь даже чересчур искренним и откровенным. Но всегда ли ты такой? Проверим твою искренность ещё раз: скажи мне, милый друг, какие отношения у тебя были с этой Тересой?

«Всё-таки не удержалась, спросила», – подумал Костя.

– Какие отношения? Много лет назад я спас ей жизнь, отбив у шайки хулиганов. В Чачабамбе же она спасла меня, организовав побег.

– Ага, вот как! То есть она с тобой расквиталась.

– Можно сказать и так, если ты хочешь применить это слово.

– И чем это сопровождалось? Вы были с ней близки?

– Мы с ней были и остаемся большими друзьями.

Юлия Иннокентьевна подошла к окну, думая, много ли правды в Костиных словах. Нет, всё-таки он, подлец, увернулся от прямого ответа. Не та ли это женщина, что встретилась ей в Чачабамбе? Ладно, потом я выпытаю у него. Стараясь хотя бы на время забыть о далёкой латиноамериканке, директриса начала говорить о предприятии, но остановилась на полуслове и приблизилась к своему возлюбленному.

– Ну её, фабрику – без тебя для меня она не существует.

– Слушай, Серьга, – сказала Юлия Иннокентьевна, склонив голову ему на грудь. – Это безобразие: приехал и ни разу меня не поцеловал, – она подняла лицо, и он увидел смеющиеся, с чёртиками, глаза. Её поцелуй был таким сладким и продолжительным, что он чуть не задохнулся.

– Сладко? – в кон его ощущениям спросила генеральный директор, прервав наконец поцелуй.

– Угу.

– Давай завтра сходим в отдел записей актов гражданского состояния, – сказала она, всем телом прижимаясь к владельцу фабрики и чувствуя, как возбуждает его.

– Зачем? – обнимая её, проговорил он.

– Чтобы подать заявление. Об этом мог бы и не спрашивать. Разве ты не понял, о чём речь?

– Завтра я не могу, – он купался лицом в её локонах.

– Да? А почему?

– Потому что завтра я улетаю в Германию, – он прихватил губами прядь волос возлюбленной и, повернув руку за её спиной, посмотрел на циферблат часов, подаренных Тересой; до ночи ещё далеко, ему же загорелось поскорее повторить всё то, что было у них с Юлией на юте «Олимпии» возле палубной надстройки и по возможности наверстать упущенное. Костя бросил взгляд на оконные шторы, оценивая степень их плотности.

– В Германию?! Для чего?

– Для участия в киносъёмках, – промямлил он, еле выговаривая слова.

– В каких ещё киносъёмках? – откинувшись назад, она удивлённо посмотрела ему в глаза. Костя держал её стан, не отпуская от себя. – Только приехал и сразу бежать! – она провела пальчиками по шероховатому, бугристому шраму на его лице. – Что за шуточки, путешественник?!

– Никаких шуток. Мне надо лететь, чтобы рассказать сценаристам кинокомпании «Зонгартен» о наших с тобой приключениях. И меня должны показать в первых кадрах фильма, – он хотел поцеловать её в шею, но Юлия Иннокентьевна уклонилась.

– А, вон оно что! Тебя хотят показать в качестве прототипа главного героя. Подожди с поцелуями. Значит так: отложи поездку. Сначала давай поженимся. Мне хочется поскорее стать твоей женой. Я и так уже извелась, ожидая твоего возвращения. Теперь опять ждать.

– Не могу не поехать. Я подписал контракт.

– Какой скорый! Надеюсь, не безвозмездно? А то с тебя станется.

– Нет, после выполнения контракта я должен получить довольно крупную сумму евро.

– Негодяй! И при этом он ещё прикидывается нищим и безработным! Ладно, Серьга, можешь отправляться в свою Германию. Учти только, я лечу вместе с тобой.

– Вместе со мной?!

– Да. Я не хочу оставаться одна. К тому же, я участница приключений и мне не меньше твоего есть о чём рассказать сценаристам. Боюсь, один ты там приврёшь что-нибудь.

– Ну, это вряд ли. И без вранья столько всего.

– Или что-нибудь убавишь. Короче, один рассказчик хорошо, а два – в сто раз лучше. У слушателей получится, так сказать, пространственное видение того, что происходило.

– А как же фабрика?

– Здесь всё отлажено. В моё отсутствие исполнять директорские обязанности будет мой заместитель. А в Германии, кроме всего прочего, я попробую заключить контракты на поставки керамических изделий. Ты только представь: на прилавках Европы появляется продукция людей, послуживших прообразами героев знаменитого фильма. Это такая реклама! Один южноамериканский орнамент, руку к которому приложила Мария, девушка из Сан-Фаррероса, тоже участница приключений, чего будет стоить! За нашими горшками, вазами и статуэтками будут охотиться, они пойдут по бешеным ценам, нам останется только наращивать производство. Мы освоим дополнительные мощности, построим новые корпуса, наше предприятие – в своей сфере – станет лидером в России, а то и во всём мире, прибыль будет возрастать в геометрической прогрессии.

– Ты фантазёрка, милая моя.

– Фантазёрка, говоришь? Нет, милый мой, я реалистка и представляю, как всё устроить. И добьюсь своего.

Юлия Иннокентьевна замолчала, изучающе оглядела своего возлюбленного, обняла и запечатлела на его устах ещё один долгий нежный поцелуй.

Прозвенел звонок. Костя достал телефон.

– Слушаю.

– Гутен таг, Костя! Узнал меня?

– Сразу же. Здравствуй, Эрих! Где ты?

– В Москве, в аэропорту Шереметьево.

– А как же родители?

– Я перед ними извинился. Через час вылет к вам. На аэротакси. Встретишь меня?

– Конечно! Я чертовски рад твоему приезду!

– Как твои дела?

Костя в нескольких словах обрисовал ситуацию с фабрикой и сказал, что собирается жениться – на спутнице, что была с ним на яхте.

– Поздравляю, господин фабрикант! А как поживает Зиночка? Она ещё не успела выйти замуж?

– Нет, Эрих, она не видит вокруг себя подходящих женихов. Но когда ты приедешь, всё может измениться.

– Как бы мне хотелось услышать её голос!