Текст книги "Спецзона для бывших"
Автор книги: Александр Наумов
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Часть 4
«Убить может каждый»
Труп в лесу
Неверная жена. – «Она клялась на иконе». – Жестокое убийство. – Инсценировка похищения. – «Меня пристегнули наручниками к шканарю…» – Запоздалое раскаяние.
Покачивая головой, осужденный П. тихо произносит:
– …И даже мои дети сказали: «Ты маму нашу убил». Да, я понимаю, что я натворил… Я собственными руками задушил собственную жену.
Осужденный П.:
– Я родился в 1954 году. По образованию я врач. Закончил мединститут в Красноярске. Работал по распределению… даже не по распределению, потому что меня оставляли в Красноярске, а я по доброй воле поехал в Кызыл, это в республике Туве. Мне обещали, что там у меня будет большая практика, а я хотел стать хорошим хирургом. В Кызыле я работал с 1977 года в хирургии до тех пор, пока меня не пригласили в систему МВД. Мне предложили существенное повышение зарплаты. И я согласился. Сначала я исполнял обязанности начальника туббольницы в одной из колоний. Потом перевелся на должность старшего инспектора по лечебной работе медслужбы МВД. То есть у нас же МВД в республике свое.
– Сколько лет вы проработали в правоохранительной системе?
– Двенадцать.
– Какое звание у вас было?
– Я дослужился до майора.
– За что вас посадили?
– Преступление мое чисто бытовое. Моя жена… мы с ней дружили с девятого класса, это была моя первая любовь и первая женщина. Перед шестым курсом мы поженились. То есть у нас была вот такая длинная дружба. И отношение у меня к ней изначально было таким, что она является тем человеком, с которым я проживу всю жизнь. Такое сильное у меня к ней было чувство. Я просто знал, что это мой человек, на всю жизнь. Детей у нас двое. В официальном браке мы прожили двадцать три года, не считая пяти лет дружбы. То есть можно сказать, что наша совместная жизнь была двадцативосьмилетней. А потом оказалось, что она была неверна мне. В течение двух последних лет совместной жизни. Изменяла мне. Она была торговым работником и часто ездила в Москву, в командировки. Она вообще была из более состоятельной семьи… Я-то в молодости по стройотрядам мотался, и у меня всегда было отношение к работе серьезное, к семье – серьезное. И я считал, что у нас все хорошо. Но позднее я стал понимать, что ее не устраивал активный отдых… допустим, на катамаранах. Я аквалангом занимался двадцать пять лет. Лет, наверное, четырнадцать я летал на дельтапланах и мотодельтапланах. То есть все у меня вроде бы было в порядке. И вдруг до меня стали доходить нехорошие слухи. Что в Москве у нее появился мужчина. Что он ее и встречает, и провожает. Я и сам чувствовал, что она стала меняться. Но я даже не пытался говорить с ней на эту тему. Почему я был таким «чайником»? Да потому, что мне казалось ниже собственного достоинства исследовать вопрос: встречается ли она с кем-то или не встречается. И вдруг я узнаю, что она подала на развод. Якобы из-за того, что я стал выпивать. А я действительно последние года два-три выпивал. С друзьями… потому что из МВД я уже уволился и у нас был магазин, которым она заведовала, а я в этом магазине выполнял роль снабженца, мотался, наполнял его товарами. И вот ко мне с ее стороны не было никакого уважения. Даже появилось, наоборот, какое-то пренебрежение. То есть моя жена стала от меня отдаляться. И я даже ловил себя на мысли, что не хочу идти домой. Да, у меня появилась компания, друзья, с которыми я выпивал, и, бывало, по два-три дня не приходил домой. Но однажды я не вытерпел и все ей высказал о том, что подозреваю ее в изменах. А потом я предложил ей начать новую жизнь, я сказал: «Давай начнем жизнь как с чистого листа. И ни в чем больше друг друга подозревать никогда не будем». Она потом на иконе клялась – была у нее бабушкина икона – она говорила мне: «Димка, я никогда в жизни тебе не изменяла». Разговор происходил в присутствии младшего сына. Я спросил ее: «Ну и с кем ты после развода будешь жить?» И назвал фамилию того человека, которого подозревал в связях со своей женой. А самое удивительное, что я еще пятнадцать лет назад однажды видел этого человека. И тогда же меня посетил ген ревности. Просто я увидел, как он общался с моей женой, и меня в тот же момент так сильно царапнуло по сердцу. Через пятнадцать лет это оказалось правдой! Она изменяла мне. С ним. И вот жена, в присутствии младшего сына, сказала мне, что она после развода будет жить одна, то есть без мужчины. Вот так мы с ней поговорили и вроде помирились. Во всяком случае, я успокоился и даже пообещал, что брошу пить. В последнее время я пил с друзьями в водно-моторном клубе. Раньше мы этот клуб посещали всей семьей, катались на водных лыжах. Я всегда был спортивным и старался приучить к спорту и детей, и жену. В свои сорок пять лет моя жена была женщиной с очень приятными формами. Но это к делу не относится. Главное в том, что мы опять стали жить вроде бы как раньше. Мы с ней бегали утром и вечером вдоль протоки Енисея. После пробежки я обычно делал ей массаж. У нее начиналось варикозное расширение вен на ногах, и я всякий раз массировал ей ноги… ну, понятное дело, однажды после душа и после массажа у нас произошла интимная близость. Вроде бы она отвечала взаимностью. А потом я вижу, что она меня не воспринимает и даже отталкивает от себя и говорит… то есть она сравнивает меня с любовником!.. Для меня в тот момент произошло самое страшное: я всегда опасался узнать правду! Я даже думал с ужасом: что же будет, если окажется, что она действительно мне изменяет?! Ощущение было такое, будто у меня в башке разорвалась бомба. Еще у меня в памяти зафиксировался негатив ее лица. Не просто ее лицо, а именно как на фотопленке – негативное отображение. А дальше я не помню… мрак. Не знаю, сколько часов прошло. Дело в том, что когда я включился, я был на ней верхом, она – холодная. У меня руки тоже холодные, меня озноб бил, голова кружилась. Я чувствовал какую-то слабость… И когда я включился, я понял, что же я наделал. Я собственными руками задушил собственную жену. В итоге мне дали двенадцать лет строгого режима. Почему так много дали? Тот человек, из Москвы, имел там какое-то влияние. Раньше он в Кызыле жил… Подлили масла в огонь и мои дети, они сказали: «Ты маму нашу убил». Да, я понимаю, что я натворил. Я получился вот такой Отелло. Но если бы сейчас можно было ретроспективно отмотать время назад… Да никогда я не вынашивал планов убить ее. Я не знаю, почему это случилось. Я не могу объяснить, почему я взял и убил ее. Возможно, это стечение обстоятельств. В момент совершения убийства я, видимо, не отдавал себе отчета. Я ведь любил жену. А когда пришел в себя, то увидел: вот она, любимая женщина, лежит задушенная моими руками. Я тут же в первую очередь подумал о младшем сыне: у него психика была слабая и мог начаться реактивный психоз. Он любил мать… За старшего сына я был спокоен, я знал, что он нормально перенесет смерть матери. Он вообще рос таким мальчиком, испорченным временем, деньгами, которые давала ему мать. У него рано появилась девочка, с которой он спал, а потом я услышал, как он цинично о ней отзывался. И я, помню, так поразился этому, я думал: как же так, это мой сын, ну мужчина, который не должен говорить плохо о девушке, женщине… И совсем другой был у меня младший сын. Он был какой-то очень ранимый, очень домашний. Я боялся за его психику, если он узнает о смерти матери. И хотел отдалить этот страшный момент. В итоге, я решил спрятать труп, инсценировав похищение жены.
– Куда вы ее спрятали?
– Самое интересное, что я увез труп, а потом забыл, куда увез. Я только помнил, что вокруг были большие деревья.
– Вы спрятали тело в лесу?
– Да.
– Что было дальше?
– Я записки написал… самому себе, как будто от имени похитителей, с требованием выкупа. Потом я пришел в милицию и сказал, что похитили жену, показал записки. А когда приехал из другого города мой старший сын, его допросили, и он сообщил, что мать подавала заявление на развод с отцом. Его спросили: «Ну а батя мог, допустим, убить мать?» И сын ответил: «Да, в принципе, мог». Его опять спросили: «Почему отец мог убить мать?» Сын пояснил, что я очень сильно ее любил, но иногда я мог вспылить и ударить ее… Но это же было неправдой! За все двадцать восемь лет я только один раз ей влепил пощечину. И это опять же было спровоцировано ревностным моментом…
– Вы сказали, что разыграли похищение жены.
– Да, мне сначала поверили. Прошло семь дней. Я все эти семь дней выпивал. Вместе с этими оперативниками.
Они держали меня в курсе проведения расследования. И вот через семь дней они мне пересказали разговор с моим сыном. И вот тут-то я понял, что сын, оказывается, такой же предатель, какой была и его мама. После этого открытия мне было так хреново! Если у меня артериальное давление всегда было нормальное – я же летал на дельтаплане! – то здесь у меня резко поднялось давление и стало запредельным. Прямо в кабинете у оперативников у меня наступил спастический инсульт. У меня отключилась нога, потерялась сила в руке… То есть у меня развился сосудистый компонент всего этого дела. Потому что потом я попросил сигарету… хотя я уже не курил одиннадцать лет, до этого случая. В общем, я получил основательный стресс. Я понял, что сын был на стороне матери, возможно, он знал, что она изменяла мне, но покрывал ее… по крайней мере, в течение двух последних лет. И тут же в кабинете я вдруг почувствовал, что мне стало все равно, что со мной теперь будет. Я только спросил оперативников, какие зацепки у них есть ко мне. Оказалось, никаких. Кроме слов моего сына. А я в тот момент страшно волновался, я опять начал курить, нервничал, и они это видели… Потому что в тот момент мне было настолько грустно, больно, плохо. Я вдруг понял, что зря притворялся. Зря старался спасти себя. Во имя чего и для кого? Для своих же детей, которые тоже были против меня!.. Моя жизнь в одночасье потеряла для меня всякий смысл. Я вообще зря все инсценировал. Одним словом, когда мне сообщили о разговоре с сыном и когда я понял, что я безнадежно одинок в своем будущем, мне стало очень хреново… Я сказал: «Все, я больше не могу притворяться». А потом я хотел встать со стула, но не смог. Отказала одна нога. Меня подхватили под руки и куда-то потащили. В каком-то подсобном помещении меня пристегнули наручниками к шканарю… Ну, понятно, что это всё запрещенные методы, которые нигде не фигурируют. Но я даже не поднимал никакого шума. И потом не опротестовывал эти методы, потому что я чувствовал себя виноватым. Умышленно или не умышленно – я все равно преступник. Ведь я же убил человека! Так получилось… Я чувствовал себя настолько плохо, что в тот момент твердо решил: если я доживу до утра, то есть если не разовьется дальше моя внезапная болезнь, то утром я сажусь и сам пишу явку с повинной. А потом помогаю следствию найти труп жены. Иначе никто не узнает, где она похоронена. Даже детям не будет возможности прийти на ее могилу. Дожил я до утра, сознался. И сразу такое облегчение у меня наступило. Мне было уже все до лампочки. Возможно, этим самым я и спас себе жизнь и мой начинавшийся инсульт остался только на сосудистой стадии. По латыни это называется peso crinus. Потом было громкое судебное разбирательство, на суд приходили мои бывшие коллеги и говорили: «Мы не верим, что Дмитрий Васильевич вот так взял и умышленно убил свою жену. Потому что он всю жизнь носил ее на руках. Это была образцовая семья». Ни у кого не укладывалось в голове, что я убийца. У нас была абсолютно нормальная семья. До того момента, пока меня не посетил ген ревности. Я считал себя счастливым человеком до того момента. Хотя теперь я понимаю, что я был… нелюбим. Почему? Еще в школе я был лучшим учеником, а в институте – лучшим студентом. Всю мою жизнь окружающие мне прочили блестящее будущее. Моя жена была женщиной неглупой, и ее мама тоже была человеком прагматического склада. Видимо, они сначала сделали ставку на меня. А потом я вроде бы не оправдал надежд своей жены. У нее появился другой человек. Но я боялся это услышать от нее. Я думал, что, не дай бог, если Танька мне неверна, то я уже – однозначно! – жить с ней просто больше не смогу. Но это не значит, что я собирался ее убивать. Я не знаю, как это случилось… Судмедэксперт после осмотра трупа моей жены сделал заключение о трех орудиях убийства. У нас под кроватью стояли гантели. А возле балконной двери лежал «блин» от штанги. Мы этим «блином» подпирали дверь, чтобы наш кот мог ходить на балкон. Не знаю, скорее всего, я одним из этих предметов ее и… а потом еще душил. У меня на следствии все допытывались, в котором часу произошло убийство. А я откуда знаю. Я на часы не смотрел, когда ее душил. Я отвечал: «Не знаю. Может быть, час ночи. Но могло быть и два часа, и три». Они поставили в деле два часа. Взяли среднюю цифру. И вот, убив ее, я завернул ее в спальный мешок и отнес на заднее сиденье машины. Я ее закопал на глубине всего двадцати сантиметров. Потому что торопился я. Полчаса затратил, чтобы закопать. Я не буду лукавить. Если вариант с похищением прошел бы, я никогда бы не признался, что убил жену. Что такое следствие? В деле написали: якобы я из ревности начал избивать ее ногами, руками. Три орудия. Разводной ключ, которым я затягивал самодельные гантели. Ключ максимум на тридцать сантиметров. А в заключении написали, что это чуть ли не труба. И вот я говорил, что возле балконной двери лежал еще «блин» от штанги. У него скругленная грань, и резиной обтянута. Это государственное изделие. Да, скорее всего, им я ударил. А мне еще какую-то удавку предполагали. Якобы нашли на шее борозду. Дескать, на шее была какая-то петля. Да я потом ретроспективно восстанавливал картину. Не для суда, а для самого себя. Я писал судмедэксперту, – а я его хорошо знал, – я писал: «Коля, я сломал ей подъязычную косточку. Да это явно руками я сломал». Правда, чем-то, может, я перед этим и ударил ее. Но зачем мне приписали веревку? Которую потом не нашли. Я вообще пришел к выводу, что в ходе следствия меня подводили под тяжелую статью. Наше судопроизводство разочаровало меня вдребезги. Мне шел сорок шестой год, и меня посадили на двенадцать лет. А для меня это очень большой срок. Тем более что я теперь стал гипертоником. После всех этих событий. У меня давление бывает под двести. Я могу в колонии от инсульта умереть.
«Особо опасный, дерзкий, с оружием»
Милицейская романтика. – «Ты просто сдохнешь». – Обыск в десятой колонии. – Из спецназа в охранную фирму. – Турция, Израиль, Арабские Эмираты. – Первая судимость. – «Я просто слетел с катушек». – Труп с расплющенной головой. – 70 миллионов в одном пакете. – «Да не согласен я!» – Королевство кривых зеркал. – Амнистия для орденоносца. – Тюрьма учит обходить законы.
– Убить-то я могу человека запросто, – говорит осужденный Е. – Могу по-любому – хоть кулаком, хоть ножом зарезать.
– Не каждый о себе такое может сказать, – замечаю я.
– А чего тут стесняться? – спокойно удивляется Е. – Другие просто боятся сами себе в этом признаться.
Осужденный Е.
– Я родился в Самаре в 1964 году. Ну, шестидесятники… у нас романтика была. Помню, я голубей гонял, а во дворе – хулиганы… Они сами так себя называли. Была у нас в городе еще такая криминальная группировка спортсменов, да и много других группировок было. Самара все-таки большой город, в котором есть где разгуляться. А я не относился ни к хулиганам, ни к спортсменам. Был самым обычным подростком. Мечтал о военной карьере. Окончил школу, поступил в Горьковское высшее военное ракетно-зенитное училище. Но меня с первого курса отчислили и в армию направили. Я подрался с одногруппником, сломал ему нос. Вот за это и отчислили. Служить я попал в Германию. Отслужил, приехал домой и обнаружил, что все мои товарищи работают в милиции. Тогда мода пошла на милицию: пистолет под мышкой, красные корочки в кармане. Одним словом, уголовный розыск, которому везде «пожалуйста» – вход свободный. Двери в кабак ногой открывали… Ну вот, думаю, дай я тоже попробую. Отец у меня в то время был начальником горноспасательной службы пожарной охраны Самарского, в то время еще Куйбышевского облисполкома. И отец мне протеже устроил в милицию. Но я там совсем мало проработал. Мне в милиции сразу не понравилось.
– В какой службе вы работали?
– В патрульно-постовой.
– Не понравилось, что надо было выезжать на задержания?
– Да это ерунда все, задержания – это не то… сама атмосфера не понравилась! Я вот так посмотрел и подумал: «Нет, ребята, это невывозная такая работа». Первый день службы у меня закончился. Был час ночи, меня зовут в гараж. Старослужащие. Подходит лейтенант толстопузый Юра: «Айда, зайдем». Захожу в гараж. Он говорит: «Ну что, будем знакомиться?» Ящик пива вытаскивает. На капот. Из своих «жигулей»… А без этого у них в ППС нельзя, там не вывезешь иначе. Вот если пять лет отработал, то считай, что закрепился. Меньше пяти лет проработал – ты еще туда-сюда, еще не в коллективе. Почувствовал я, что это не мое. В военкомат пришел, говорю: «Давайте мне направление обратно в армию». Ну меня с удовольствием взяли. На должность секретаря бюро ВЛКСМ батальона Самарской учебной дивизии. Я заправлял всеми этими комсомольскими делами, и вроде бы нормально… Квартиру получил трехкомнатную. Женился, родился сын. А потом пошла вся эта неразбериха с армией, когда уже стало зазорно быть офицером, не почетно. Я смотрю, все рапорта пишут, увольняются. Я тоже к комдиву пошел… Но тут у меня еще личные амбиции сыграли, я такой человек сам по себе. Мне замполит, помню, высказывал: «Да кому ты нужен там, на гражданке? Да ты просто сдохнешь там!» А потом смотрю, что и замполит подал рапорт на увольнение. Короче, я тоже ушел. Рапорт написал и месяц не выходил на работу. На меня подготовили приказ и уволили. Тут же я устроился в один гараж, водителем на «Ураган» – мощная такая машина, ракеты таскает. Тяжелую технику я перевозил: экскаваторы, бульдозера. Работа хорошо оплачивалась. А тогда пошло движение РОСМ – рабочие отряды содействия милиции. Раньше были дружинники. Когда их упразднили, создали рабочие отряды. И с каждого предприятия надо было выделить человека для такого отряда. И вот опять без меня меня женили. Вызвали в отдел кадров и приказали: «Иди в РОСМ». Я получал ту же самую зарплату от своего предприятия, но был прикомандирован к милиции. А в милиции меня уже знали, подходили и говорили: «Вадим, кончай дурью маяться. Ну какой из тебя дружинник? Подавай документы на аттестацию». Аттестовали меня, и в Самарский РОВД назначили помощником оперативного дежурного. Год я там просидел, составлял бумажки на задержанных. Потом меня вызывает начальство и говорит: «Вадим, хватит тебе здесь просиживать, давай на группу задержания. Старшим пойдешь?» Я говорю: «Пойду». Вневедомственная охрана была к нам прикомандирована. Ездил с ними проверять охранную сигнализацию магазинов. Так вот работал и работал, началась уже перестройка, а меня все тянет опять в армию, ну хоть убей. И тут у отца друг был, полковник Александров, он говорит: «Слушай, ну чего ты дурью маешься? Пошли, я тебя устрою в зону работать. Будешь начальником отряда. Там форма тоже зеленая». А я-то вообще далекий от всего этого. Услышал только про форму и подумал, что это здорово. Говорю ему, что согласен. Пишу рапорт. Меня увольняют из милиции. Устраиваюсь в зону общего режима. В колонию № 3. Вот я вышел в первый день службы, посмотрел на всех и… обалдел. Если уж мне в милиции в свое время не понравилось в первый день, то здесь… вообще какой-то кошмар у них творился! Я все-таки привык выполнять четкие задачи, как в армии. Круглое – катить, квадратное – кантовать. А в зоне же вообще… там же анархия. Особенно в отношении формы, не поймешь какой. Ну потихонечку начал втягиваться, туда-сюда, с ребятами познакомился… Кстати, половина милиционеров, которых выгнали из милиции, они теперь работали в зоне. И этого толстопузого Юру из ППС я тоже встретил в зоне. Спрашиваю: «Ну чего же ты?» Он говорит: «Да все нормально». Начал я с ними работать в должности инспектора отдела безопасности. И вот однажды наш ГУИН проводил плановый рейд – обыск в одной из самарских колоний. И практиковалось в ходе таких рейдов привлекать на обыск сотрудников из других колоний. Для чего это делалось? В той или иной колонии у сотрудников с зэками могли складываться дружеские отношения. И могли происходить поблажки в ходе обысков со стороны таких сотрудников. А человек посторонний, из другой колонии, обычно проводит обыск как положено, руководствуясь режимными требованиями. Вот для этого и привлекались люди со стороны. Меня и еще несколько сотрудников из нашей колонии тоже привлекли на это мероприятие. Нас отправили проводить обыск в десятую колонию. И вот с этого момента в моей жизни и начались все приключения, которые в конечном итоге привели меня к двадцати годам лишения свободы.
Приехали мы в «десятку», а там уже работает отряд спецназа ГУИН. Мы проводим обыск, и они проводят обыск, параллельно с нами. И вот после обыска командир спецназа по фамилии Лютый говорит мне: «Слушай, старина, а ты не хочешь у меня поработать?» Я спрашиваю: «А в какой должности? Кем ты вообще меня там видишь-представляешь?» Он говорит: «Давай я сначала тебя возьму заместителем командира 3-го взвода, а там посмотрим, как и что». Я уточняю: «А кто меня из колонии отпустит?» – «Да ерунда, за день всё сделаем». И я опять загорелся, думаю: «Ого, спецназ!» Согласился. Меня по-быстрому перевели. Сначала назначили в группу обеспечения спецопераций бойцом штурмовой группы. По командировкам покатался, туда-сюда… Нормально было, в отряде сложилась хорошая армейская обстановка. Наш отряд считался лучшим спецподразделением по всей России среди ГУИНов. Со всех сторон к нам приезжали за опытом. Вообще, наш отряд хотели сделать базовым отрядом спецназа ГУИН России, открыть у нас учебный центр по подготовке сотрудников спецназа.
А потом как-то раз иду по улице и вдруг встречаю своего старого знакомого, я даже могу фамилию назвать – Олега Юрьевича Свиридова. Когда-то в милиции вместе работали, он был начальником уголовного розыска. Смотрит он на меня и удивляется: «Ты чего это, Вадим, в краповом берете?» А я весь гордый, в краповом берете, в берцах, весь в лейблах. Ну чего там говорить – рейнджер! Круче не бывает. Я спрашиваю: «А ты чем, Юрьевич, занимаешься?» – «У меня своя фирма. Охранная. Подо мной перевозки». И он называет фирму. По названию я вдруг вспоминаю, что об этой фирме говорят, будто она всех в городе разводит… крутая такая. Потом он предлагает: «Пойдешь ко мне? Я тебе для начала оклад два миллиона положу». А тогда же все в миллионах получали. И он опять говорит: «Будешь работать или не будешь, но я тебе просто сделаю оклад. А ты походишь, присмотришься. Если понравится, будешь получать, как наработаешь». Я спрашиваю: «А в чем работа-то заключаться будет?» – «Ну, пока около двери у меня посидишь. В офисе. Поохраняешь. Потом посмотрим, куда пристроить. Может, на перевозки». И вот я рапорт написал на увольнение из отряда. Меня долго не отпускали. В отряде я проработал пять лет пять месяцев и четыре дня. Наконец я уволился, и перешел к Свиридову. Смотрю, у Олега Юрьевича уже свои пароходы по Волге плавают: двухпалубный, трехпалубный… Разборки какие-то происходят. Банку деньги не проплатили, вызывают банкира, с ним тут беседуют, кто-то на кого-то наезжает. Нас-то, охранников, в принципе, это не касалось, мы не лезли никуда. Я потом говорю Олегу: «Это не моя работа – сидеть в офисе и охранять». Я просто сидел около его кабинета и ничего не делал. Если он едет куда-нибудь, говорит: «Поехали с нами». Ну, сядем в машину, доедем куда надо, он сделает свои дела, приезжаем обратно. По сто баксов вручит каждому, скажет: «Спасибо, ребята». – «За что, Олег?» – «Ну, за время потраченное». А в подробности он не посвящал. И вот я потом говорю ему: «Ну что я как мальчик сижу под дверью. У тебя вон сколько настоящих “быков”, в команде. Шею свернут зараз. Пусть они тебя охраняют. А ты найди мне работу посолиднее». И он нашел мне такую работу. Начал я работать по сопровождению грузов. Он мне сделал лицензию на хранение и ношение огнестрельного оружия, лицензию на занятие частной охранной деятельностью. Там серьезно все у него, на широкую ногу поставлено было дело. Начал я возить грузы под Иркутск, в город Ангарск. Там есть такой магазин – фирма «Автомобили», я директора этой фирмы хорошо знаю. Я ему целые эшелоны «жигулей» пригонял. Он сам самарский, а живет в Сибири давно. Потом в Ашхабад я гонял машины. И так все закрутилось… Олег сделал мне загранпаспорт, восемь человек народу дал и организовал службу безопасности полетов аэропорта в Самаре. Мы должны были сопровождать туристов, летевших за рубеж. В то время как раз начинался челночный бизнес и за границу стали летать кто попало – перепьются в самолете, распускают руки… Вот и приходилось их успокаивать. Летали мы в Турцию, Арабские Эмираты, Израиль. Сопровождали группы туда и обратно. Пока группа путешествует по стране, мы живем в гостинице. Зарплату нам платили в долларах. Я в неделю тратил по 600–800 баксов. Сразу поменял свою «копейку» на новую иномарку. И тут у меня началось… Друзья из криминала и прочее, прочее, прочее. Один раз, в 1996 году, нас задержали. Олег нас всех выкупил.
– За что вас задержали?
– У нас эксцесс получился… типа рэкета хотели нам инкриминировать. Но не получилось. То есть на нас налетели эти «маски-шоу» в офис, всем руки заломили, на пол положили, как вот по телевизору показывают. Я ведь сам когда-то работал в этой системе и сам потом два раза попадал под облавы. Я кричу: «Я свой, не бейте!» Ну, некоторые-то еще помнят, знают меня, собровцы вот эти. Они мне с удивлением: «Ты-то чего тут делаешь, длинный?» Я говорю: «Ну как чего? Работаю». Они в ответ: «Вас тут половина работает». Пол-отряда спецназа ГУИНа перешло туда, в эту охранную фирму. И куда ни посмотришь, везде одни и те же физиономии. Командир взвода ушел, командир отряда Лютый тоже ушел. Ну вот все так и завертелось. С женой пошли напряги. Первую судимость мне дают в 1997 году. За разбойное нападение, которое потом переквалифицировали на статью 158-ю, часть вторую, то есть кражу. Весь этот рэкет отметался. И дали мне два года. Условно. С отсрочкой приговора на два года. То есть два на два. Но самое интересное заключается в том, что Олег Юрьевич Свиридов вскоре тоже оставил работу в охранном агентстве. Он опять восстановился в криминальной милиции и теперь в Самаре ее возглавляет. Я одного не пойму: как он умудрился это сделать? Я ему писал, но не получил ни ответа ни привета.
– Вы сказали, что участвовали в криминале…
– Ну а как не участвовал? У меня новый приговор – двадцать лет. Короче, мне вменили убийство. А вообще, сначала нам вешали четырнадцать эпизодов.
– У вас было какое-то организованное преступное сообщество?
– Да, группа лиц, которая «по предварительному сговору совершала разбойные нападения с целью завладения имуществом, деньгами, ценностями». Ну что значит «совершали нападения»? Да это все ерунда. Если честно говорить, я уже привык к этому сроку, но фактически я, самое большее, лет семь заработал. За свои деяния. За основные. А вот за остальное я не несу ответственности. Потому что следствие прекрасно знало, кто убил. Следователь знал, прокурор знал, оперативные работники знали. Но все говорили: «Ничего не можем сделать, Вадим. Ты вот попал паровозом, ты и пойдешь». То есть получился я без вины виновным. Конечно, и за свои деяния я ответил, и плюс на меня навешали роль организатора вот этого сообщества преступного. Поскольку двадцать лет дали, то я у них как главарь оказался.
– Что значит «оказался»? Это было не так?
– Вот если обо всем сейчас вспомнить по порядку… Я где-то, в какой-то момент, слетел с катушек. Как с Натальей, с женой, начались напряги. То есть я то уходил, то приходил, то опять уходил, то снова приходил. До развода у нас дело с ней не дошло. Сын уже взрослый, Денис, в армии сейчас. У меня еще чувство такое… просто из неприязненных отношений я не смогу на человека наговорить. Даже если меня будут заставлять, пальцы ломать. Этим оперативникам потом по шесть лет дали. Они нас пытали в Самаре, выбивали показания. Меня вывозили из колонии в 2001 году на суд, в Самару, где я не стал давать показания даже против них. Просто отказался говорить. И вот для меня было шоком, когда мне сказали, что я убил человека. Я пытался объяснять, что я никого не убивал. Так там собралась куча «свидетелей», я уж под конец начал сомневаться: может, правда, я кого убил? Ну, думаю, нет, я за собой такого не помню. Правда, побить побили немножко. Ничего страшного там не было. Надо было жути нагнать.
И вот опять про жену… Новый год я отпраздновал с товарищами, в Новокуйбышевске, я тогда у матери жил. А сын хотел шапку, все говорил: «Папка, шапку хочу норковую». Я ему купил в подарок такую шапку, очень хорошую богатую полную шапку. И думаю: поеду, мальчишке сделаю приятное. Приехал я к ним, был вечер, посидели с женой. Обычные дружеские отношения. Дениска тут рядом крутился. Жена говорит: «В школу страшно зайти, наркоманы достали». То есть в школе продают героин, анашу, ханку. Детей с наркотическими отравлениями увозят с уроков. Шестой класс, пятый. Для меня вообще это шок был. Дико!
Я спрашиваю: «А кто наворачивает?» Она говорит: «Наверное, Свиридовы». Там семейство Свиридовых, жуликов, неподалеку жило. Я советую ей: «А чего же ты Суслову не скажешь?» Там у них бригада «сусликов» держала район. Она говорит: «Ну что Суслов? Он же постоянный пост туда не поставит». И вот мне что-то в голову это засело. Из дома вышел, во мне зло кипит, еще за сына досадно, думаю, не дай бог, он же в этой школе как раз учился… А машина у меня как раз новая, да я был не один, а с товарищем. Вот мы и решили поехать к этим Свиридовым, поговорить с ними. Они жили на улице Арбатской. Однофамильцы Олега Свиридова, два брата Артур и Валера, оба уже покойные. Заехали к ним, сначала нормально разговаривали. Я говорю: «Вы бросьте ерундой заниматься. Школа все-таки. Ханкой бодяжите… Ну так вы выходите на улицу, идите к ночному клубу и там продавайте. Или боитесь, что башку там отшибут? А здесь, с детьми-то, можно, значит?» Слово за слово, туда-сюда, у нас тут свалка получилась. Ну как свалка? Мы вдвоем были, с товарищем, а их человек восемь было… наркоманов, все сопли развесили. Мы их просто перебили, как мух. И уехали. Через три дня встречаю знакомого, он говорит: «Тебя милиция спрашивает, везде ищет». Я говорю: «А что случилось?» – «Да как что случилось? На Арбатской вы столько трупов наваляли». По городу уже объявления развешаны: «Особо опасный, дерзкий, с оружием, бывший спецназовец, при задержании может оказать сопротивление…» Меня как задерживали, это было вообще смешно. Три автоматчика встали напротив меня, автоматы направили. Один кричит: «Что, Вадим, допрыгался? Всё, давай!» Я говорю: «Что давай?» Потом говорю: «Началось?» Он: «Ну началось». Наручники вытаскивает, но не подходит ко мне, а присел и по полу швырнул их мне. Они по коридору катятся, по линолеуму. Такой гладкий, хороший линолеум у меня был. Я их ногой – раз! – остановил. Он кричит: Надевай сам! Я близко подходить не буду». Ладно, надеваю наручники, раз уж так вышло. Я ведь не думал, что так получится.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.