Текст книги "Открытие Индии (сборник)"

Участь кобеля

– Вот оно, логово, – сказала Марфа. – Целое.

Строение и вправду сохранилось лучше прочих. Подумать, всего-то двенадцать лет, как объект покинули, а кажется, будто люди отсутствовали тут целый век.

– Точно? Чуешь машинное масло? – улыбнулась Василиса. Это была их традиционная шуточка «на удачу». Марфе полагалось презрительно фыркнуть в ответ и ответить…

– Да здесь маслом всё насквозь пропиталось. – Марфа брезгливо поморщилась. В ответ поморщилась и Василиса: не стоило бы нарушать ритуал. Марфа спохватилась: – Только пустоголовые считают, что андроиды – машины. Они живые. Аммиак чую. Аммиак.

– Ты уверена, что это не удобрения, собачка? – машинально проговорила Василиса, внутренне собираясь и настраиваясь на действие.

Однажды они несколько часов кряду обшаривали огромные, заросшие жуткими колючками ангары, пока Василисе не пришло в голову прочитать, что написано на обрывке мешка. Обрывки валялись повсюду. Это был их первый, и пока единственный прокол.

– А то! – Марфа поднялась на задние лапы, обнюхала панель замка и после секундного раздумья, пробормотав: «так-так-так, говорит пулемётчик, так-так-так, говорит пулемёт», – уверенно отстучала носом некий ритм. Диод на пульте засветился. – Вот и не заперто больше. Входим?

– Запросто, – сказала Василиса, опуская забрало. – Во имя человека и зверя и всякой божьей твари…

– Аллилуйя! – пролаяла Марфа и метнулась вперёд.

* * *

Логово покинули недавно и весьма спешно. Останки толстяка в «разделочном цехе» были совсем ещё тёплыми, даже кровь не начала свёртываться. Василиса смотрела на то, что осталось от человеческого лица, и взахлёб материлась. Выглядело это, надо полагать, диковато. Стоящая столбом мосластая девица в камуфляже – короткие волосы всклочены, в опущенной руке шлем, в другой страшенная «Ангара» с сорокамиллиметровым подствольником – изрыгает жуткую брань, неотрывно глядя на изрезанного в лоскуты мертвеца.

Хорошо, что девчонки не видят. Стыдоба.

Марфа хладнокровно изучала помещение. Вот уж кто никогда не сорвётся. Она оставалась хладнокровной даже тогда, когда они вскрыли подземный гараж, с лёгкой руки Лёлика Кокорина окрещённый позже газетчиками «детским приютом». Василиса разбила рыло Кокорину прямо в редакции. Чтобы оплатить зубные протезы и косметический ремонт щекастого Лёликова фасада, ей пришлось продать новенький «Сапсан». Повторись подобная ситуация снова, она переломала бы ему всё, что могла. Может, тогда и бросил бы писать, оставил сумасшедшую идею, будто андроиды гуманнее любого из людей; что необходимо всего-навсего понять их.

И не валялся бы здесь, распотрошенный точно бройлерный цыпленок.

Нет. Ничто бы его не остановило. «Золотое перо». «Журналист божьей милостью»… Кретин жирный!

– Здесь терминал, – пролаяла Марфа. – Целёхонький.

Василиса накрыла труп Лёлика расписанной виноградными кистями клеёнкой (андроиды питали необъяснимую тягу к кухонной клеёнке и покрывали ею в своих убежищах всё, что только могли) и двинулась к напарнице.

Терминал поражал воображение. Мощная графическая станция, отличный голодисплей, устройство ввода с виртуальным интерфейсом. Ящики системы охлаждения, увешенные ячеистыми радиаторами, вентиляторами, толстыми гофрированными шлангами. И ничего нового в базах данных. Как всегда. Как обычно. Атлас «Анатомия человека», самое последнее издание. «Философия. От античности до наших дней». «Библиотека классической трагедии» и тому подобное.

Василиса тщательно примерилась и с маху двинула прикладом в самое нутро дисплея. Опалесцирующий куб мигом погас. «А смысл? – спросила она себя. – Да никакого. Просто душу отвести». Впрочем, хотелось не бить, а стрелять. Нажать спусковой крючок, ощутить толчки отдачи, услышать ни на что не похожий клёкот «Ангары»…

Василиса села на пол, спиною привалилась к стене. У неё вдруг страшно начал зудеть недавно приращенный (даже ноготь ещё толком не отвердел) палец. Будто в насмешку, – правый указательный. Она сунула палец в рот, почесала о зубы. Марфа остановилась поодаль и смотрела на неё, точно чего-то ожидая.

– Они изучили человека досконально. Для чего эти зверства? Скажи мне, собака? Вот ты тоже результат лабораторного производства. Ты хочешь посмотреть, что у меня внутри?

– Я отлично вижу, что у тебя внутри.

– Вредное животное! Я не об этом!

– Ты, самая независимая в мире амазонка, спрашиваешь совета у искусственно изменённого существа? У овчарки с разумом семилетнего ребёнка? У собачки, отзывающейся на свист?

– Сомневаюсь, чтобы семилетние малыши были способны на подобную язвительность.

– И тем не менее…

– Да, чёрт тебя раздери! Да! Спрашиваю!

– Изволь. Если бы у тебя были собственные дети…

– Мы уговорились не затрагивать…

Марфа ощерилась:

– Слушай ответ! Так вот, если бы у тебя были собственные дети, ты бы знала, что, сколько им не рассказывай о внутреннем строении жучков и червячков, они всё равно будут тайком расковыривать разных букашек, чтобы проверить, есть ли внутри скелетик? Какого цвета кровь? Сколько времени муха способна бегать без крылышек и летать без ножек? Им не слишком-то важно, что говорят взрослые. Они хотят сами!

– Андроиды не дети. Они в каком-то смысле взрослей любого человеческого мудреца. – Василиса вдруг поймала себя на том, что говорит абсолютно по-кокорински и замолчала.

– Да ведь и то, что лежит вон под той клеёнкой, не таракашек.

– Ну и что они ищут? Какой, мать их, «скелетик»?

– Думаю, то, чего нет у них самих.

– Душу, что ли? – тоскливо спросила Василиса.

– Как вариант. – Марфа покачала башкой. – Как основной вариант.

– Блин! – сказала с бешенством Василиса. – Сопли, сплошные сопли. Не ожидала от тебя.

Она зажмурилась.

Марфа, ещё до того, как её подвергли модификации, провела полтора года, охраняя ясли. Василисе иногда казалось, что псина понимала людей гораздо лучше, чем она сама. Ну, а уж андроидов-то – точно.

– Считаешь, они ещё вернутся?

Марфа только тяжело вздохнула. Вопрос был риторическим. Василиса-амазонка и её собака воплощали для андроидов само понятие гибели. Понятие смерти. Может быть больше, чем все остальные истребительные службы вместе взятые.

– Ладно, уходим. – Василиса принялась настраивать таймер катализатора. Пять килограммов «розового масла» за какой-нибудь час превратят логово андроидов в озерцо вспененной грязи. Через неделю в неё сползутся все окрестные черви, навозные жуки и прочая живность, а к осени будет готов превосходный чернозём. Несколько сотен квадратов плодороднейшей почвы. Заготовка для золотого сада. Только вот люди поблизости не живут. Жаль. Всё зарастёт дрянью.

Почему дрянь так живуча? Почему?

Звук послышался, когда Василиса приготовилась вскрыть мешок с «маслом». Кто-то там был, за холодильными камерами.

* * *

Конечности парня были скованы крест-накрест, рука с ногой, а в рот засунут теннисный мяч. Извлечь его целиком не представлялось ни малейшего шанса. Василиса осторожно потрошила мяч ножом и выковыривала ошмётки не прекращающим чесаться пальцем. Зато с наручниками возиться не пришлось. Керопластовые челюсти Марфы способны успешно решать и более сложные задачи.

Потом Василиса жёстко, без малейшей бережности, разминала парню затёкшие мышцы, а Марфа рыскала по логову в поисках каких-нибудь медикаментов. Тратить медпакет на найдёныша напарницы сочли излишеством.

Нашелся бинт в упаковке, початая настойка валерианы да термометр. Василиса смешала валерьянку с водой и спиртом из заветной фляжки, тонкой струйкой влила парню в рот. Термометр показал, что температура у него в норме. Да и вообще – проблем со здоровьем явно не наблюдалось. Молодой, поджарый. На «разделке» часов пять протянул бы.

А сколько протянул Лёлик?

Довольно скоро бывший пленник смог подняться на ноги и что-то пробормотать.

– Ещё раз?! – прикрикнула Василиса. Нежданная обуза её вовсе не радовала. – Повтори.

– Курить просит, – сообщила Марфа. – Имя лучше своё скажи, дядька.

– Ви-ктор, – выдавил «дядька». – Ку-рить дай-те.

– Перебьёшься, – сказала Василиса.

– Нету у нас, – добавила Марфа миролюбиво. – Мы физкультурницы.

– Идти сможешь? – спросила Василиса.

Виктор неуверенно кивнул.

– Тогда пойдём.

–  «Пойдём со мною, бежим со мною, летим со мной, летим! Рискни приятель, пусть ворон каркал, чёрт с ним!» – провыла Марфа и широко оскалилась, ожидая похвалы.

– Вот именно. Рискни, Витя. – Василиса запустила таймер.

* * *

Виктор оказался на удивление крепким парнем. К исходу первого часа он окончательно расшевелился и теперь мерно вышагивал, ничуть не отставая. Даже едва ли не насвистывал. Василиса скормила ему уже вторую шоколадку и подумывала теперь отправить Марфу на охоту. Еды для троих могло просто не хватить. Аппетит за время плена у парня отнюдь не пострадал.

– А почему пешком? – спросил он вдруг.

Василиса ухмыльнулась.

– Как ты попался?

– На рыбалке. Во сне скрутили.

– Ты рыболов-спортсмен? – проявила живейший интерес Марфа.

– Скорей браконьер. Хариуса промышлял. Оттого и забрался в глушь. Не хотел попасться рыбинспекции. Так почему вы не на транспорте?

– Ты ловишь рыбу, мы – андроидов. Если не ошибаюсь, хариус – очень осторожная рыба?

– А-а, понял, – сказал после короткой заминки Виктор. Помялся в нерешительности и, наконец, спросил: – А вы, наверное, и есть знаменитые Дикая Амазонка с Бурой Сукой? Я читал про вас. Круто!

Редкой всё же сволочью был покойничек Кокорин – «золотое перо»! Василиса положила руку Виктору на плечо, остановила, и почти без замаха ткнула кулаком в живот. Виктор, сдавленно охнув, осел.

– Её зовут Марфа, – отчеканила «Дикая Амазонка». – Меня Василиса. А ты с этого момента и до тех пор, пока я не отменю распоряжение, получаешь партийную кличку Герасим.

– Это Тургеневский персонаж, – оскалилась во всю пасть Марфа. – Глухонемой от рождения.

– Три минуты тебе на отдышку и оправку, – сказала Василиса. – Уложись в них.

* * *

На ужин пришлось размочить аж четыре пакета гречки с мясом. А хлеба какая прорва ухнула? Это ж авария полная! В спальник Василиса забралась сердитой, как мегера. И, само собой, долго не могла заснуть. А когда, наконец, задремала, Виктору приспичило поболтать с Марфой. По душам. Разбудили, понятно. Василиса совсем было собралась рявкнуть на них через три колена – заступать на утреннюю стражу не выспавшейся больно уж хреново, – но уловленный обрывок вопроса почему-то её заинтересовал. Неужели потому что её в первую очередь заинтересовал этот… браконьер? Да нет, фигня, сказала она себе.

И навострила ушки.

Голос собаки, пытающейся говорить шепотом, звучит странно. Если не выразиться сильней. Мурашки по коже. Василиса-то до сих пор не вполне привыкла, а каково Виктору? Крепкие у парня нервы, с неожиданным удовольствием отметила Василиса.

Парень с крепкими нервами допытывался у псины:

– Колись, хвостатая: правда, что амазонкам запрещено общаться с мужчинами?

– Как правило, – ответила Марфа. – Впрочем, нет, не так. Просто амазонка сама решает, когда и с кем ей быть. Сама.

– А если я вздумаю немного с ней пофлиртовать? Поухаживать, а?

– Ради бога. Главное, постарайся не преступить черты безобидного флирта. Ухаживания, ага?

– Ну а если вдруг преступлю? Случайно или по недомыслию. Скажем, ласково похлопаю где-нибудь. Она что, руку мне, положим, сломает?

– Не она, – отрезала Марфа. – Это сделаю я. Спокойной ночи, Виктор.

– Погоди! А вдруг с ней, не дай бог, что случиться? Ранение, болезнь. Нога затечёт, головка закружится. А я соберусь помочь. Искусственное дыхание, то, сё. Тоже бросишься?

– Буду точно знать, что ты доктор, тогда не брошусь. Ты доктор?

Виктор печально вздохнул:

– Если бы…

– Тогда вешайся, – с очевидным удовольствием пролаяла Марфа. Через мгновение она уже вовсю топталась под боком у Василисы, устраиваясь.

– А как же охрана? – встревожено спросил, подползая на коленках, Виктор. – Кто будет стеречь наш бивак открытый?

– Займись сам, если имеешь желание. – Собака обрушилась на землю с таким шумом, точно её сбросили с ближайшего дерева. Почуяла, мерзавка, что хозяйка не спит.

– Не очкуй, Витя, – миролюбиво сказала Василиса. – Укладывайся спокойно. Первая смена за Марфой, вторая – за мной. Сильный пол от вахты освобождается. Как слабейший.

– Но вы же обе легли?

Напарницы тихонько засмеялись.

– Если ты не станешь чересчур громко храпеть…

– …Или курить эти твои вонючие листья…

– …Или пускать ветры…

– …Мы и лёжа услышим и учуем всё, что следует.

– Очень остроумно, – без обиды пробурчал он.

Или была-таки некоторая?..

* * *

Выяснилось, что Виктор – спец не по одним только по хариусам, а браконьер весьма разносторонний. Принесённого Марфой зайчонка он ободрал и выпотрошил буквально на ходу, практически не испачкавшись в крови и пухе. Затем так же на ходу нашпиговал тушку какими-то подозрительными ягодками, травками, натёр солью, завернул в лист лопуха и сообщил, что подготовительные процедуры сооружения легендарного рагу по-охотничьи завершены. Дело за костром. И что дамы уже сейчас должны готовиться проглатывать от восторга языки, облизывать пальчики и тому подобное…

– Облизывать пальчики я готова, – сообщила Марфа. – А ты, Васка?

– Привал по графику через три часа. Не протухнет полуфабрикат?

– Протухнуть-то не протухнет, – расстроено сказал Виктор, – но свежатинка, она ж всегда вкуснее. Подтверди, псина.

Марфа, вместо того, чтоб облаять наглеца за «псину», только одобрительно замотала башкой. Ну и куда было после этого деваться Василисе? Да и перспектива полакомиться горячей зайчатиной после скудного утреннего чая вприкуску с обезвоженными хлебцами… Между нами, девочками говоря, такая перспектива вовсе не казалась ей отталкивающей.

– Уболтали, черти, – протянула она с показной неуступчивостью. – Как только обнаружим место посуше…

– Уже! – с энтузиазмом завопил Виктор. – Вон под теми пихтами! Вон, гляди… – от избытка чувств он приобнял Василису за плечи. И тут же рухнул мордой в землю.

Сбившая его Марфа преобразилась в какое-то краткое мгновение – шерсть дыбом, клыки напоказ, – и неотрывно смотрела в сторону «вон тех пихт», тихонько рыча.

– Ты чего, лохматая? – попытался вывернуться из-под её лап Виктор. – Я ж ещё ничего такого…

– Заткнись, – приказала сквозь зубы Василиса. – Там андроиды. Лежать, не дёргаться, бояться. Понял? Марфа?

– Двое. Мелочь. Чебурашки из игрушечной партии.

– Нас слышат?

– Пока нет. Спариваются. Гранату?

– Чебурашек гранатой? – удивилась Василиса. – Постереги Витю, перестраховщица.

Она в два экономных движения избавилась от амуниции, перехватила «Ангару» под мышку и крадучись пошла к пихтам.

* * *

Выстрел был только один. Даже не выстрел, короткая очередь: таа-т! И тут же где-то неподалеку зашуршало, захрустели ветки. Марфа азартно греготнула горлом и метнулась на звук. Вернулась скоро. Пасть окровавлена, глаза блестят.

– Детёныш прятался, – сообщила она вибрирующим от возбуждения голосом. И тут, наконец, заметила, с каким ужасом смотрит на неё Виктор. – Что? Что, милый? Зайчиков давлю – порядок, а этих – нет?

Виктор молчал.

– Ладно, забирай вещички, двигаем к Василисе.

Когда они подошли, Василиса деловито изучала пасти убитых зверьков. Впрочем, на зверьков они, даже мёртвые, походили меньше всего. «Действительно, чебурашки», – подумал Виктор. То недолгое время, когда завести для ребёнка чебурашку считала обязательным каждая состоятельная семья, он провёл там, где игрушки имели приличную скорострельность и калибр. А когда вернулся, малых андроидов уже объявили смертельно опасными – заодно с действительно опасными «большими», или «человеками» – и почти повсеместно уничтожили. Нашлись, конечно, сердобольные родители, которые клюнули на уговоры детишек и выпустили чебурашек в леса. Кое-какие из этих мам и пап до сих пор мотали сроки. «Сед лекс…»

Сейчас Виктор мог хорошенько рассмотреть «живую игрушку». Полметра ростом, густая дымчато-шоколадная шерстка, нежные ручки с крохотными розовыми пальчиками. Только у самца вовсе не по-игрушечному торчал багровый корешок пениса, а самка… Дьявольщина! Глаза у неё были человеческими. Совершенно.

– Зачем их делали двуполыми? – спросил он.

– Во-первых, детям полезно иметь представление, каким манером продолжается жизнь на планете. Во-вторых, детёныши у них получаются настоящие лапочки. А в-третьих, – такое производство гораздо дешевле.

– Они… разумны?

– Гораздо меньше, чем даже я, – сказала Марфа. – Закопаем?

– Сожжем, – решила Василиса. – Так быстрее. И без того уйму времени потеряли.

– Быстрее? – переспросил Виктор, имеющий кое-какое представление о том, с какой скоростью горят трупы.

– У меня имеется пирофор. Хочешь, заодно запечём зайца?

Диковато взглянув на неё, Виктор замотал головой.

– Прости, – сказала она.

…Виктор сидел к месту аутодафе спиной. Лишь иногда оборачивался: посмотреть, скоро ли конец. Палениной почему-то потянуло, когда пламя уже начало сходить на нет. И тогда он, хоть и давал себе зарок, что промолчит, не удержался, продекламировал нашумевшее:

 
Ревела толпа сквозь дым:
В петлю сволочей! На кол!
И в брюхо вгоняли им
Беременный пулей ствол.
И каждый из них звал
Искусанным ртом смерть.
И каждый из них стал
Как воздух и как свет…
 

Марфа как-то неуверенно, тоненько, по-щенячьи – не то осуждая, не то недоумевая – тявкнула на него и рысцой побежала к Василисе. Искательно заглянула в глаза. Неизвестно, что разглядела там собака, однако хвост её ушёл далеко под брюхо, а спина бессильно прогнулась.

А Василиса едва сдерживалась, чтобы не разреветься, как девчонка. Лёлик Кокорин снова её поимел. Стишатами этими сволочными. Лживыми, лживыми насквозь!.. и так похожими на правду…

 
Но даже не это было главным.
Чебурашки.
Зомбик и Килечка.
Её чебурашечки…
 

* * *

Облава настигла их в пещере.

Уже под вечер как-то вдруг, совершенно неожиданно налетел холоднющий ливень с пронизывающим ветром. А тут, как по заказу, возникла эта гигантская каменюга похожая на эмблему «Макдоналдс» (а правильнее, на задницу) и обнаружился лаз, ведущий под неё! Разве можно было удержаться от соблазна и не укрыться внутри? А как они обрадовались, когда буквально в пяти шагах ( «гусиных», разумеется, шагах; на карачках) от «входа» обнаружился просторный сухой грот! Даже не то чтобы просторный, а – огромный, много больше, чем камень на поверхности. Виктор тут же сбросил мокрую куртку, выпросил у Василисы фонарь и устремился исследовать стены в поисках наскальных рисунков каменного века.

Почти сразу он наткнулся на второй лаз – гораздо более широкий, чем тот, что привёл их сюда. Виктору показалось, что там кто-то таится, готовясь наброситься. Сердце немедленно заколотилось с бешеной скоростью. Он пожурил себя за «пещерную во всех смыслах трусость» и в целях преодоления страха полез навстречу воображаемой опасности.

То, что опасность совершенно очевидная, он понял даже прежде, чем Василиса закричала «Витька, вернись!» Даже прежде, чем забубнила – и тут же смолкла – «Ангара».

Сначала он отбивался фонарём. Когда фонарь вырвали – а может, он выронил его сам – кулаками и зубами. Почему-то казалось, что нападающие берегут его. Меньше били, больше пытались облапить, повалить, придавить, скрутить.

И почему-то молчала, всё ещё молчала «Ангара».

Уже после он понял, что Василиса попросту боялась срезать в темноте и сутолоке очередью его самого. Узнал, что андроиды не любят калечить, а тем более уничтожать тех, кого наметили как жертву для «разделочного цеха». Что Василиса нарочно кружила и петляла по лесам, зная: обитатели разорённого логова следуют за ними, выжидая момента. Собираясь вернуть «законную добычу» – Виктора.

Но это всё было потом. После того, как в шумы хриплого дыхания и шарканья подошв вклинился низкий собачий рык, а сквозь аммиачную вонь упоительно запахло мокрой псиной. После того, как прямо над ухом у Виктора влажно хрустнуло, и кто-то леденяще завыл, а по руке (он отпихивал чью-то харю), обильно потекло липкое и горячее…

– Ложись, идиот! – гаркнула Марфа.

Он повалился, увлекая за собой кого-то маленького, вёрткого, цепкого. Пробороздил по камню щекой, бровью, взвыл благим матом. В рот попал локоть маленького и цепкого. Он изо всех сил сжал челюсти. И руки он тоже сжал. Под руками что-то подалось.

И тут наконец-то забубнила «Ангара».

* * *

– Не казнись, ясно тебе! Приказываю!

– Есть не казниться, – тявкнула Марфа.

– Сколько штук? – спросила Василиса.

– Восемь, – ответила Марфа. – Как ты и предполагала.

– Кто-нибудь ушёл?

– Нет.

– А флаер?

– А что флаер? Топливо они выжгли досуха. С полкилометра пешедралом топали.

– Жалко. Где Лёлик?

– Виктор, Оленька. Мы спасли Виктора, браконьера. Лёлика Кокорина – не успели.

– Какая разница? Где он?

–  «Розовое масло» разливает. Говорит, зарыть жмуров ни сил, ни времени не хватит. А бросать не по-человечески как-то. Сожжём.

– Гуманист хренов.

– Он одного – сам прикончил. Одну, вернее. Ангелочек, как с открыточки. Ты должна помнить её… Бывшая пассия Кокорина.

– А-а! Своими, значит, руками, сучку удавил. И то хлеб.

– Ты опять путаешь. Я говорю о Викторе.

– Плохо ему?

– Как сказать. То ревёт, то матерится как сапожник. То всё вместе.

– Теперь, значит, без связи? Трубе, говоришь, каюк?

– Ага. Вдребезги.

– Врёшь, тварь, она ж военная. Специсполнение корпуса.

– Рикошетом, видно, зацепило. Да ты лежи, лежи, Василиса.

– Что – лежи? Что – лежи! Я ж сдохну тут без связи и транспорта, сука ты тупая! Не-ет, вы точно с Лёликом сговорились! У меня полноги…

– С каким Лёликом? Ты бредишь! Сейчас, сейчас, милая, увидишь, что это не Лёлик… Витька, бросай ты там возиться, бегом сюда!

– Отставить лай, собака. Я в порядке. Слушай приказ. Не позволяй ему прикоснуться ко мне. Ясно? Выполнять.

– Что? Кому? Да ведь я сама не смогу… Василиса! Василиса! Эй, очнись! Ав-уууу, мать твою! Ав-уууу! Ав-уууу! Ууууу!!!

* * *

Дело выходило худое. Хуже некуда. Марфа не подпускала Виктора к раненой ближе, чем на два шага. Это было выше её сил, выше всего. Не инстинкт, не клятва – блок. Василиса, отдав последний приказ, подписала как минимум один смертный приговор.

Как минимум.

Как помочь человеку, у которого открытый перелом бедра и, похоже, очень скверная рана внизу живота? Как, если здоровенная овчарка не позволяет не только заняться раной, но даже вколоть антибиотик или хотя бы обезболивающее? Ах, если б он был врачом!

Виктор, надрываясь, тащил волокушу, а Марфа бежала рядом и выла, выла, выла. Ав-уууу! Ав-уууу!! Ууууу!!!

– Ну что тебе стоит, – молил он. – Ну отойди ты на полчаса. По нужде отойди, а я всё сделаю.

– Хочешь надругаться над ней? Не проведёшь меня. Ав-уууу! Ууууу!!!

– Нет, ну ты скажи, почему не веришь, что я настоящий врач? Да, я фельдшер. С дипломом. Акушер, вот! Давай, отойди. Я не собираюсь её насиловать. Смотри, это всего-навсего трициллин… Вот, хорошая собач… Аааа! Ты, сука, ты охренела совсем?!! Чего творишь, гадина? Она не доживёт, ты понимаешь? Нам двое суток ещё как минимум ползти! Дура! Скотина безмозглая!

– Прочь, загрызу. И хватит орать. Береги дыхание. Ав-уууу! Ууууу!!!

 «Я пристрелю её», – сказал он наконец себе.

Интеллектуальная начинка превращала «Ангару» в бесполезную для всех, за исключением хозяйки, железяку. Но оставался ещё стандартный армейский подствольник, прилаженный к автомату явно кустарным способом и – заряженный…

Виктор выбрал момент, когда Марфа остановилась, расставила задние лапы и, не прекращая подозрительно следить за ним, опустила зад к земле. В отличие от кобеля она не умела мочиться на ходу. Или не хотела. К счастью.

Хлопнуло. Браконьер и бывший солдат умел быть метким. Граната шла Марфе точно в бок. Да только и в модификацию этой овчарки деньги и силы вкладывали не зря. Она успела-таки отпрянуть в последний миг. Взрывом её перевернуло, она вскочила, сделала несколько укорачивающихся раз от разу прыжков. Потом её повело вбок, лапы подломились. Она завыла, проползла около полуметра, мучительно извиваясь, и вдруг обмякла.

Когда Виктор осторожно подошёл к испачканному землёй и кровью собачьему телу, Марфа приподняла морду и оскалилась. В горле у неё заклокотало.

– Ты молот… ток… правиль… довези… е… ё.

– Довезу, – сказал он. – Теперь довезу. Клянусь.

* * *

Госпитальный садик выглядел небольшим только на первый взгляд. При внимательном изучении оказалось: центральная аллея просто-напросто загибается, а за поворотом уходит в такую даль, что становится жутковато – есть ли у неё вообще конец? Впрочем, Виктору предстояло измерить протяжённость аллеи собственными ногами. Сиделка сообщила, что Василиса бродит где-то там, в глубине. Что такой непоседливой пациентки, как эта, свет не видывал. И что скорей бы от неё избавиться. А то амазонки эти, они ой-ой, и вообще, мало ли чего…

Виктор заметил её первым. Василиса медленно двигалась вокруг подстриженного бочкой пышного куста и вела пальчиками по обрезанным макушкам веточек. Виктор долго не решался приблизиться, а потом сказал «да какого чёрта!» и решительно двинулся к Василисе, старательно топая. Она оглянулась. Лицо её вдруг приняло какое-то ребячье выражение – будто она получила от Деда Мороза подарок, на какой не смела и надеяться. С этим светлым выражением Василиса пошла Виктору навстречу. Сделалось заметно, что она здорово прихрамывает.

Пушистый халатик едва прикрывал колени. Сквозь молочную мякоть протеза, не успевшего полностью утратить прозрачность, просвечивал голубоватый полимерный костяк, розовые и синеватые жилочки. Виктор торопливо перевел взгляд вверх, отметив, что грудь у амазонки очень даже ничего и, что называется, бурно вздымается.

Василиса улыбалась.

– Ну что, спаситель, решишься обнять-поцеловать?

– Я бы и не то ещё с тобой сделал, – проговорил Виктор тоном записного сердцееда. – Только как на это посмотрит вон та скверная псина?..

– А она отвернётся, – сказала Василиса. – Псина?..

– Больно надо глядеть на вас, – фыркнула Марфа высокомерно. – Лижитесь, сколько угодно. – И побрела по аллее прочь, фальшиво напевая: «Пойдём со мною, бежим со мною, летим со мной, летим! Рискни приятель, пусть ворон каркал, чёрт с ним…»

На загривке у неё беззащитно и трогательно топорщился беленький бантик повязки.

* * *

В рассказе помимо авторских использованы стихи Дмитрия Ревякина.