Текст книги "Лев Яшин. Блеск сквозь слезы"

В конце концов, такова была реальность советской жизни. Многим она раздражала Льва Ивановича, но это была его жизнь, его страна. А знаменитый вратарь был просто человек. Без всякой корысти – вот уж чего был начисто лишен, – но с понятными любому обыкновенными, даже элементарными человеческими желаниями: привезти из-за границы подарки жене, детям, друзьям, себе – бутылку виски, а победу – в качестве подарка своей стране. Издержки бытия забывались, когда наступало время представлять ее, и недостойным выступлением подвести страну, пусть нещедрую и суровую к своим подданным, он никак не мог. Особенно в «матче века», где представлял ее один-одинешенек. Поэтому чрезвычайный настрой, усиленную концентрацию, полную готовность обнаружили десятки миллионов зрителей и телезрителей в действиях советского вратаря.

Всех футболистов, прибывших в Лондон по приглашению ФИФА, решено было обязательно выпустить на поле – нашего вратаря, как заранее предусматривалось, во втором тайме сменил Милутин Шошкич. На следующий день газеты называли его «жертвой Яшина». В том смысле, что гремевший в ту пору югославский кипер явно проигрывал на яшинском фоне всеми своими повадками, не говоря уже о двух пропущенных мячах. Он был заметно расстроен и с горечью сказал Яшину, с которым жил в одном номере отеля «Кенсингтон пэлас»:

– Если бы второй тайм играли вы, англичане не дождались бы этих голов.

В своих воспоминаниях Шошкич пишет, как знаменитый коллега утешал его, словно малого ребенка, стараясь убедить, что неправильно располагались защитники и нечего винить себя за их ошибки (хотя, как мы с вами убедимся, он всегда это делал сам). Зряшность самобичевания своего сменщика Яшин подкрепил фразой:

– Напрасно ты переживаешь – у англичан праздник, и пусть они сегодня радуются!

Мне при этом вспомнилась реплика Сергея Сальникова: «Лева же человек понимающий!» Понимание ситуации, понимание ближнего всегда было его визитной карточкой и на футбольном поле, и в обыденной жизни.

Югославский вратарь, вспоминая лондонский праздник, утверждал, что никогда не встречал такого простого и деликатного человека среди известных людей. Шошкичу предстояло в шесть утра отправляться в аэропорт, а накануне он вернулся в отель поздно, сосед уже спал, и Милутин хотел оставить записку со словами благодарности. Но когда проснулся, Яшин уже бодрствовал и в ответ на удивленный взгляд сказал, что встал пораньше, намереваясь попрощаться и проводить его до автобуса. Шошкич был поражен душевной щедростью старшего друга, подмеченной, кстати, и в мемуарах известного чешского вратаря, чемпиона Европы 1976 года Иво Виктора, который совсем еще молодым ощутил согревающее внимание вратаря с мировым именем, при этом далекое от всякой покровительственности.

Сам Яшин рассказывал, что никогда ни до, ни после «Уэмбли»-63 не испытывал такого блаженства, какое доставляла легкость взаимопонимания на поле, так что казалось, будто все эти звезды провели годы в одной команде. Игравший центра нападения непревзойденный Ди Стефано вдруг оказался в своей штрафной, куда пришел на подмогу, и не глядя откатил мяч назад немного сместившемуся вратарю. «Откуда он знал, что я окажусь в этой точке? – недоумевал Яшин. – Был уверен, чувствовал. Даже не обернулся, подлец, чтобы убедиться, у меня ли мяч». Со Шнеллингером они улавливали взаимные намерения с полудвижения, полунамека (что подметил и использовал в дальнейшем тренер Хельмут Шен: «У этой пары отличный контакт»), хотя один не знал ни одного русского слова, а другой запомнил лишь пару немецких:

– Яшин, арбайтен (нем. работай. – А.С.)!

– Шнеллингер, цурюк (нем. назад. – А.С.)!

Напряжение большого футбола всегда требует разрядки, поэтому игроки особенно ценят шутки, розыгрыши. Установлено: чем мастер выше классом, тем больше склонен он воспринимать юмор, хотя бывают и исключения. Во всяком случае, сразу после лондонского саммита, который по звездной представительности, пожалуй, так и не был повторен, Яшин хохотал как никогда. Футбольные корифеи – те же артисты, а в артистах до поры до времени прячутся дети.

Узнаются они и в послематчевых проделках футбольных светил, и в самих солнечных впечатлениях Яшина: «Опять заставил всех надорваться от смеха неугомонный Шнеллингер. Белотелый настолько, насколько могут быть лишь рыжие, веснушчатые люди, он проводил своей большой пятерней по черному телу Джалмы Сантоса, а затем с деланным изумлением рассматривал руку, не почернела ли. А в душевой схватил мочалку, намылил ее и стал растирать стонущего от смеха бразильца – может, побелеет? Намыленные кидались на только что вышедших из душа и заключали их в свои пенные объятия. Растеревшись досуха полотенцем и сев в кресло, ты вдруг ощущал над собой холодную мокрую губку, чей-то галстук висел под потолком, и никто не понимал, как мог он туда попасть и как его оттуда достать. И все мы чувствовали себя так, словно знакомы тыщу лет и играем вместе давным-давно».

В футбольных раздевалках подобная обстановка не редкость, но мало кому удавалось застать ее в такой компании. Как мало кому доводилось испытывать столь необычные знаки внимания, удивившие даже видавшего виды Яшина. По окончании матча во время раздачи автографов к нему подошли два респектабельных джентльмена и, представившись членами руководящего совета одного из любительских футбольных клубов лондонского предместья, предложили стать… почетным президентом клуба.

– На общем собрании мы решили выбрать кандидата после сегодняшнего представления на «Уэмбли». Выбор пал на вас, и нам поручено сделать официальное предложение.

– Мне? Пост почетного президента? Но почему?

– Вы лучший вратарь мира, образцовое сочетание блестящего коллективного игрока с мощной индивидуальностью, не допускаете грубостей в игре, держитесь скромно и корректно, вы представляете великий народ. Если согласны на наше предложение, автомашина будет ждать вас после заключительного банкета. Вы распишетесь в «Золотой книге» нашего клуба, сфотографируемся, выпьем по бокалу шампанского и через час отпустим вас на свободу.

В глазах собеседников Яшин увидел столько надежды, что ответил согласием. Не хотел обижать ни учтивых джентльменов, ни маленький скромный клуб. Ему даже пришлось втихую, что называется, по-английски, покинуть затянувшийся банкет по случаю 100-летия британского футбола и юбилейного матча. Уже через 20 минут почетный президент оказался в небольшом старинном зале, украшенном советскими флагами, и выслушал несколько вовсе не пышных, скорее искренних тостов в честь вратаря сборной мира и великой тогда еще страны, которую он представлял.

Председательствующий подытожил: «Наш клуб наконец-то имеет почетного президента, и мы гордимся такой честью, потому что это Лайон (англ. лев. – А.С.) Яшин. Отныне мы не будем похожи ни на один другой клуб». Яшин давно привык ко всяким торжественным приемам, но этот камерный вечер, неожиданно увенчавший исторический матч, запомнился какой-то особенной, близкой ему человеческой теплотой.

Не прошло и трех недель после лондонского концерта, как Яшин на бис дал еще один, на этот раз в сложнейшем турнирном матче 1/8 финала Кубка Европы. Вплоть до полуфинала каждая пара встречалась дважды с дальнейшим выбыванием проигравшего. Стартовую игру в паре СССР – Италия взяли советские футболисты – 2:0. Яшин наблюдал за ней с трибуны московских Лужников. Это был первый случай за 10 лет, когда он пропускал столь ответственный матч, пребывая в полном здравии, – до этого из дела его могла выбить только болезнь, травма. Сам Лев Иванович в «Записках вратаря» деликатно объяснил, что был освобожден от участия тренером Константином Ивановичем Бесковым «под предлогом, что должен готовиться к «матчу века».

Между тем по футбольному закулисью гуляло мнение, что Бесков перестал доверять ветерану. Владимир Маслаченко прав, что тренер сборной тогда делал ставку на Рамаза Урушадзе и Йонаса Баужу. Но после «матча века», куда Бесков летал вместе с Яшиным и председателем нашей футбольной Федерации Гранаткиным, он круто изменил взгляд и вернулся к кандидатуре старого проверенного зубра. Однако окончательное решение выпустить его на поле принял в день римской встречи 10 ноября 1963 года незадолго до ее начала. Запоздалость решения объясняется не возобновлением колебаний, а внезапным недомоганием Яшина, с которым все-таки удалось справиться. Это было спасительное для тренера, команды и страны решение. Честно говоря, вратарь избавил сборную от крупного поражения. Ничья (1:1), да и то добытая хозяевами на последней минуте, вывела сборную СССР в следующий круг.

Наутро «Стампа» написала коротко, но ясно: «Дайте нам Яшина, и мы готовы играть со сборной мира». А начальник советской команды Андрей Старостин не мог этого триумфа забыть, когда давно уже утихли все страсти: «Подумайте сами – в течение получаса Яшин совершил три чуда: отбил на угловой немыслимый мяч ногой, когда Анджело Доменгини «расстреливал» его из вратарской, взял пенальти от Сандро Маццолы и выиграл дуэль у Джанни Риверы, казалось, неотразимо пробившего в нижний угол. Эти три боевых подвига полностью деморализовали итальянцев, которые убедились, что перед ними неприступная живая стена».

Но это всего три эпизода, хотя и решающих: игра шла в одни ворота. Пусть защитников нельзя было упрекнуть в отсутствии старательности, порой создавалось ощущение, что «скуадре адзурре» противостоит один Яшин. Хорошо еще, Геннадий Гусаров забил важный гол. Но это только добавило итальянским набегам на ворота гостей отчаянного неистовства. Яшин так часто вторгался в ход событий, отразил такой град ударов, что римский матч не мог сравнить ни с одним другим. Поэтому и выступили на его глазах слезы, когда в изнеможении вернулся в гостиничный номер, который тотчас оказался усыпан букетами цветов от впечатлительных «тифози» и пачками благодарственных телеграмм-молний с родины. Когда улетали домой, во время посадки в Милане героя Рима окружили обворожительные стюардессы с других рейсов, наперебой требовали автографы и кокетливо щебетали:

– Как мы ненавидели вас в день игры! И точно так же обожаем прекрасного Яшина сейчас, когда отошли от вылета из европейского Кубка.

От себя могу со всей определенностью добавить, что не видел подобной вратарской игры за все 60 своих зрительских лет. Не помню другого случая, когда вратарю удавалось прервать столько атак в зародыше, раз за разом не позволяя вообще состояться удару, а если предотвратить его не было возможности, вытаскивать один обалденный мяч за другим со взятым пенальти в придачу! Так что Яшин – «король вратарей» не только потому, что у него за плечами годы и серии прекрасных матчей, он заслужил трон и за один, поистине королевский матч. Хотя действительно трудно выбрать самый-самый из двух шедевров подряд в Лондоне и Риме.

Лидер вратарей дояшинской эры легендарный Рикардо Замора готов был следующим же летом присовокупить к ним и третий, но это уже достаточно спорная оценка. После выигрыша в 1/4 у шведов (1:1, 3:1) и уже в заключительном раунде, по приезде в Испанию, где собрался квартет лучших, в барселонском полуфинале – у датчан (3:0), советские футболисты отдали решающий поединок «испанской фурии» со счетом 1:2. Честно говоря, игра нашей команды выглядела победнее хозяйской, как-то обесточенная испанским наступлением. С учетом еще и присутствия ненавистного нам Франко, проигрыш был расценен в советских верхах как форменный политический скандал, стоивший должности Константину Бескову. Но Яшин, словно жена Цезаря, на сей раз остался вне подозрений…

После финала, сыгранного на мадридском стадионе, который теперь называется «Сантьяго Бернабеу», вечером 21 июня 1964 года Замора говорил журналистам: «Если до 84-й минуты держался равный счет, мы должны благодарить только Льва Яшина. Стоит вспомнить лишь два случая. Луис Суарес вырвался по центру на передачу и метров с десяти сильно подрезал тяжелый мокрый мяч в верхний угол ворот. Я вскочил, приветствуя успех Испании. Но оказалось – аплодирую Яшину. Через несколько минут он еще больше удивил меня. Защитник, занявший при корнере позицию у ближней штанги, принял мяч плохо. Но Яшин, и здесь учуявший беду, успел отвести ее даже не в броске, а в каком-то выпаде наподобие фехтовального: молниеносная атака на мяч увенчалась успехом. Не могу считать своих соотечественников очень уж объективными зрителями, но они закатили овацию на несколько минут».

Заморе вторил испанский журналист Антонио Даца: «Не часто нам выпадает наслаждение видеть на своих полях такого мастера, как Яшин. Истинное удовольствие доставляли его перехваты и броски. Яшина нельзя упрекнуть ни в одном из забитых в его ворота мячей. Такие мячи не взял бы ни один вратарь мира».

Прочитав этот комментарий, хотелось воскликнуть: есть такой вратарь! Его фамилия… Яшин – только не 1964 года, а 1963-го. Поэтому согласен с маститым французским обозревателем Жаком Ферраном, который в своих корреспонденциях из Испании тоже отмечал бесконечно ценимого им вратаря, но, привыкший к яшинской фантастике, все же не скрывал некоторого разочарования.

Кинокадры с решающим голом Мартинеса Марселино в финале я просматривал не один раз. Бил нападающий не с полутора метров, как казалось Яшину («Счастье трудных побед», 1985). Это не смахивало на оправдание ни по тону заметок о матче, ни по привычке – Яшин никогда не оправдывался. Такая аберрация встречается у непосредственных участников футбольных событий. Но я четко видел, что фланговый навес Хесуса Марии Переды был принят Марселино за границей вратарской. Не вышел Лев на перехват, как обычно поступал при таких обстоятельствах, потому что Альберт Шестернев, пытаясь выловить в воздухе мяч, вступил с испанцем в борьбу, а третий – вратарь – всегда в таких случаях лишний. Увы, форвард выиграл опережение, а вот почему Яшин на его кивок головой даже не дернулся, застыв статуей, для меня вопрос без ответа.

Удар головой Бобби Смита в «матче века» был, по-моему, сложнее. Этот, конечно, тоже не назовешь подарком, но секрет, видимо, таится не в общем рассуждении типа: такой матч, как в Лондоне, выдается раз в 100 лет – недаром окрещен «матчем века». Секрет в каком-то тонком нюансе. Говорят, защитник уже крикнул «играю!» – и, не исключено, вратарь мог расслабить внимание. В любом случае удар оставлял мало шансов для вратаря. Но ведь сам Яшин приучил нас удивляться не взятым мячам.

…Бывают ничем не примечательные для футболиста сезоны, проходящие без особых отклонений от нормы, без каких-либо всплесков положительных или отрицательных эмоций, когда и игрок, и его команда заканчивают футбольный год не со щитом и не на щите. Таким Яшину достался сезон 1965 года. Ни он сам, ни «Динамо», ни сборная СССР ничем выдающимся не отметились, но и не провалились. Нельзя же считать таким уж жутким провалом пятое место «Динамо» или поражение сборной, хоть и со счетом 0:3, но от кого! От заворожившей переполненные Лужники сборной Бразилии во главе с самим Пеле.

Яшин в этом матче не играл – еще не оправился от болезни, вратарскую позицию занял Виктор Банников, которого во втором тайме заменил Анзор Кавазашвили. На них с перспективой мирового чемпионата все пристальнее посматривал новый тренер сборной Николай Петрович Морозов, да и большинство отборочных игр с командами Дании, Уэльса и Греции ворота охраняли именно эти вратари. Но Морозов не скрывал желания быстрее задействовать Яшина, поскольку Банников его малость разочаровал. А при подготовке к отборочным встречам убедился в моральной цене основного вратаря, умевшего озонировать командную атмосферу. Как тренеру было не радоваться, что Яшин пренебрег «бюллетенем» и 20 дней сборов провел рядом с ребятами, помогая практическими советами и повседневной поддержкой.

К отборочным играм Яшин был подключен лишь осенью на финишной прямой, которая и обеспечила путевку на финальный раунд в Англию. И совсем уж основательной проверке ветеран был подвергнут в очередном туре по Южной Америке. Когда Яшин оклемался, тренер облегченно вздохнул – предстояли игры с командами, на которых он собаку съел, тем более оба вратаря в московской встрече с бразильцами дали повод усомниться в их психологической устойчивости. А у Яшина, с нетерпением ожидавшегося за океаном, не наблюдалось бразильского, как и аргентинского, синдрома. Старый конь, всем известно, борозды не портит, и сборная с живой легендой «в рамке» свела обе встречи вничью (соответственно 2:2 и 1:1). Это был уже не победный 1961 год (сборная 1961–1962 годов многими нашими специалистами считалась очень качественной), и такие результаты на чужом континенте воспринимались одобрительно.

Хвори как будто специально отпустили Яшина к осени, чтобы подарить и ему, и сборной эту поездку, а подключился он к играм национальной команды в начале сентября, проведя первый тайм товарищеской встречи с футболистами Югославии. Мало чем примечательная встреча в политых дождем Лужниках (0:0) соответствовала промежуточности всего невыразительного сезона. Но моего друга, главного редактора белградского еженедельника «Фудбал» Джордже Палича всколыхнул в достаточно вялой игре объявившийся вдруг Яшин.

Как ни в чем не бывало, будто и не пропустил полсезона, он отразил пару очень грозных ударов. Во втором тайме у Кавазашвили уже не было таких трудностей, и Палич, не веривший, что тот мог парировать эти мячи, сказал мне: «Нам не повезло, что Яшин стоял в первом тайме. Если бы было наоборот, определенно увезли бы из Москвы победу». Через несколько дней, получив «Фудбал» с его обширным отчетом, прочитал дословно то же самое в резюме. А я со своей стороны убедился, что если летом 1966-го Яшин не разболеется, играть главные матчи своей сборной на чемпионате мира предназначено именно ему.

Разительный результат выявил и опрос, проведенный мной для справочника-календаря «Футбол. 1966», где 14 футбольным деятелям, тренерам, журналистам и «коллективному болельщику» (Клуб любителей футбола при Лужниках) было предложено предугадать нашу заявку на мировой чемпионат из 22 фамилий, выделив основной состав из 11. Яшин получил все 14 голосов в качестве основного вратаря. Морозов, уверившийся на полях Бразилии и Аргентины в «неиспорченности» заслуженного ветерана, не мог знать, как поведет себя его все менее предсказуемое здоровье, поэтому, обремененный ответственностью, продолжал параллельно наигрывать других вратарей.

Отголоски «заболевания» Яшиным в Англии я сам ощутил там через три года после «матча века» – срок для футбола колоссальный, если принять во внимание, что какая-то пара матчей может сгубить репутацию, особенно вратарскую. Чемпионат мира-66 едва начался, Яшин (прибереженный Морозовым к главным схваткам) еще даже не выходил на поле, а его назойливо доставали журналисты со всего света и фаны даже вдали от шума городского, в уютном местечке Дарэм, где остановилась советская команда.

Там я был свидетелем показательной сцены. Закончилась тренировка, и Яшин вышел за ограду стадиончика – у него оставался пяток минут для встречи с женой, приехавшей в группе туристов. Но советского вратаря подкараулила, пожалуй, не стайка, а хищная стая местных мальчишек, по виду младшего и среднего школьного возраста, плотно прижала к красной кирпичной стене стадионной конторы и вынудила давать автографы. Яшин делал это не равнодушно-пренебрежительно, как иные величавые и неприступные чемпионы тех лет (сейчас смирились – это входит в рабочий регламент), а терпеливо-благожелательно, с фирменной своей, покоряющей улыбкой. Не уверен, что Валентина Тимофеевна помнит этот мелкий, но, по-моему, многозначительный эпизод, а я и сейчас вижу ее понимающий, но грустный взгляд – поговорить-то после месячной разлуки, связанной со сбором и ранним выездом команды на место, так и не удалось.

Подобные сцены приходилось наблюдать в разных странах и городах, да и у себя дома, когда спутникам приходилось подолгу, набравшись терпения, ждать Яшина, пока он не закончит раздачу автографов. Н.П. Симонян рассказывал, что однажды, спеша с Яшиным в гости, дожидался его на выходе из Лужников ровно 45 минут – целый футбольный тайм! «Извини, дружище, что поделаешь, отказать не могу», – только и произнес в оправдание. Я же хотел отметить тягу к нему именно на родине футбола, где чемпионат мира, по моим наблюдениям, вызывал интерес постольку, поскольку в нем играла и претендовала на «Золотую богиню» английская сборная. Остальные в силу культивируемого там десятилетиями комплекса национального футбольного превосходства мало кого занимали. И брешь в этом безразличии могли пробить лишь бразильцы во главе с Пеле (пока не оскандалились), уже в ходе чемпионата Эйсебио и, может быть, венгр Альберт, а в течение всего пребывания – один Яшин.

Морозов освободил возрастного вратаря от расхода нервов в менее значительных матчах предварительной группы, первом и третьем – со сборными КНДР (3:0) и Чили (2:1). Трудно сказать, как оценивался бы этот шаг в случае малейшей осечки, но он оказался удачным. А во второй игре, определявшей выход в плей-офф, на поле «Рокер парк» в Сандерленде появился Яшин. Противник был знакомый – сборная Италии, но «скуадра адзурра» была настроена как никогда агрессивно. Правда, урон она понесла от сборной СССР более плачевный, чем тремя годами раньше. Непопадание из предварительной группы в решающую стадию игр расценивалось на родине двукратных чемпионов мира как несмываемый позор.

Помню, как мои соседи по ложе прессы, пожилые писатели Лев Кассиль, Леонид Малюгин, Цезарь Солодарь синхронно глотали валидол – так велико было напряжение. Но оно будто не касалось Яшина – маститый вратарь проявил завидное хладнокровие. Обе команды играли в свою силу, правда, у нашей козыри были поярче – труднопроходимый оплот обороны Альберт Шестернев, разумно распоряжавшийся мячом Валерий Воронин и прежде всего Лев Яшин с Игорем Численко. Их взнос в минимальный выигрыш равной схватки (1:0) перевесил все итальянские контраргументы.

Участнику матча, одному из лучших защитников мира той поры Джачинто Факкетти (скончался в 2006 году президентом миланского «Интера») оставалось только грустно вздыхать: «Наша команда проиграла – не знаю, как точнее сказать – то ли из-за меня, то ли из-за Яшина. Я любил атаковать и вот прорвался к воротам, ударил сильно впритирку со стойкой. Мяч непременно должен был попасть в сетку. Как Яшин дотянулся, я понять не мог. И до того расстроился, что почти остолбенел – не мог играть несколько минут. Численко получил полную свободу и в это самое время забил мяч, решивший исход дела».

Факкетти привел этот эпизод, поскольку сам был задействован, но решающее влияние Яшина на ход и исход матча не ограничивалось одним эпизодом, и английская пресса уже в вечерних выпусках газет это подчеркивала. «Таймс» отмечала, что «как только итальянским форвардам удавалось выйти на свидание с Яшиным, у них начинали дрожать коленки».

Оказавшись в 1/4 финала, советские футболисты вновь использовали столь грозное оружие, временно припрятанное во время последнего группового матча, уже не имевшего спортивного значения в связи с досрочным выходом в следующий круг. Как можно было ожидать, появился в игре с командой Венгрии, еще недавно регулярным партнером на ежегодных рандеву с советской сборной. Венгры до этого украсили мировой форум красивой и убедительной победой над самими бразильцами (3:1) в одном из лучших поединков турнира. Но у нас с ними сложились свои счеты, и при массе обоюдных ошибок, сборная СССР в очередной раз взяла верх (2:1).

Слово вратарей и здесь оказалось самым весомым и зримым. Один сплоховал, а другой выручил. Нет нужды смаковать очередные яшинские подвиги, но показательно, что британское телевидение в вечернем выпуске шесть раз показывало их подборку, не уставая сопровождать словами «лучший вратарь чемпионата мира». Хотя, чего скрывать, по окончании турнира вратарем № 1 в большинстве классификаций был признан англичанин Гордон Бенкс – может быть, потому, что был далеко не последним в рядах завоевателей «Золотой богини».

Тяжелые испытания ожидали Яшина в Ливерпуле, где 25 июля 1966 года на стадионе «Гудисон парк» состоялся полуфинал СССР – ФРГ. Уже выход советских футболистов на разминку сопровождался шумным скандированием: «Яшин! Яшин!» Но всерьез раззадорили публику 10 тысяч немецких туристов. Яростно, не жалея голосовых связок, они хором выкрикивали имя центрфорварда сборной ФРГ Зеелера: «Уве! Уве!» И тут мы, несколько советских журналистов, с боем взявших места в экспрессе Лондон – Ливерпуль (вытеснив, помню, из купе самого Пушкаша с парой спутников), услышали, как остальная, более внушительная «английская» часть старого, похожего на средневековую крепость стадиона, начала перекрывать хор этих, показалось, маложеланных гостей: «Яшин! Яшин!»

Еще больше всколыхнули трибуны самообладание и мужество нашего вратаря. Когда выбыл из строя травмированный Йожеф Сабо и был удален Игорь Численко, защита несколько растерялась. Лев Яшин как каменный утес принял на себя бушующие волны немецких атак. Один за другим он парировал опаснейшие удары Лотара Эммериха и Хельмута Халлера, даже с перебинтованной после столкновения головой отчаянно бросался в ноги Зигфриду Хелду и самому Зеелеру по прозвищу Бульдозер. «Дейли миррор» писала, что «немцы играли очень нервно против девяти русских и были не в состоянии сломить их дух и великолепие их вратаря Яшина».

В какой-то момент метрах в пятнадцати от наших ворот вдруг рухнул наземь Зеелер. Он оставался лежать, а отбитая атака стремительно покатилась в нашу сторону. Итальянский арбитр Кончетто Ло Белло почему-то игру не остановил, но Яшин без раздумий и оглядки на возможное взятие ворот ринулся оказать помощь сопернику. Потом ставшему, к слову, одним из самых добрых зарубежных друзей Яшина, который до последнего времени не оставлял вниманием его вдову.

Жест поддержки соперника поднял на ноги весь стадион. У меня мурашки побежали по спине от гордости – чувства, которым не грешу. Но какую же еще реакцию могла вызвать эта бурная овация чужой публики с громовыми раскатами: «Яшин! Яшин!». После матча немецкие футболисты, забыв о своих грубых провокациях во время игры (хотя Численко не должен был отвечать), выстроились в очередь, чтобы пожать руку советскому вратарю, а Зеелер крепко обнял в порыве чувств. Пропагандистское клише советской прессы, как футбол укрепляет дружбу между народами, вдруг обрело осязаемые черты.

Наши проиграли 1:2, и «Таймс», не особо склонная к умилению, позволила себя величать Яшина «трагическим героем матча». Верно – с учетом не слишком заслуженного поражения его команды, да еще «наезда» тренера Николая Морозова, который вместо благодарности обвинил своего вратаря в мяче, пропущенном от Беккенбауэра (одна из чудовищных, больно ранящих несправедливостей, угнетавших Яшина, так что по этому эпизоду плачут «Ухабы большого пути», которые еще ждут читателя).

Полуфинал СССР – ФРГ обычно не включается в реестр яшинских матчей-откровений – может, действует далекое эхо проигрыша или беспардонного морозовского упрека, но утверждаю (и в этом не одинок): уж в пятерку самых шикарных матчей Яшина он входит наверняка. Это такой же медицинский факт, как бронзовые медали английского чемпионата мира за четвертое место – самое высокое до сего дня достижение нашей сборной в главном турнире международного футбола. Жаль, что один из немногих матчей, в котором Яшин вывел сборную в качестве капитана команды (заболел Шестернев), был проигран в споре за третий приз португальцам (1:2).

Но и этот проигрыш оставил Яшину приятный след в образе друга до конца дней. Я говорю о «черной жемчужине» Эйсебио, который был очарован советским вратарем еще в совместных выступлениях за сборную УЕФА 1964 года. А в последующем не упустил ни одного случая, встречаясь с советскими футболистами или тренерами у себя или на других территориях, передать горячий привет Яшину, приезжал на его 60-летие и теперь, бывая в Москве, непременно навещает могилу незабвенного мастера.

«Когда-то Лев приглашал меня в гости, а я так и не выбрался, – сокрушался 67-летний Эйсебио в январе 2009 года, – теперь же я около него, как только оказываюсь в Москве. Хорошо помнит, как 25 лет назад в Лиссабоне мялся возле автобуса сборной СССР, стесняясь войти и нарушить тягостное молчание: гости только что проиграли (0:1) отборочный матч Евро-84 португальцам. Но все-таки решился подняться в салон и произнести: «Извините, что беспокою в такой неподходящий момент, но не так часто появляется возможность переслать дружеские чувства в Москву Яшину…»

В 60-е годы Лев Яшин покорил вдоволь международных вершин, и чемпионат мира в Англии, пожалуй, поставил точку, нет, восклицательный знак в этой впечатляющей серии. За четыре оставшихся года было сыграно немало матчей, закрепляющих его устойчивую репутацию, – и за «Динамо», и за сборную СССР, и за сборную мира. Когда он был в форме, снисхождения к возрасту Яшина никто не мог себе позволить – особых поводов не предоставлял. Но годы и болезни давали о себе знать чаще. 16 июля 1967 года Яшин последний раз вышел на поле в составе сборной. Это был квалификационный матч чемпионата Европы с футболистами Греции (4:0). На заключительные игры через год в Италию уже не поехал – здоровье подвело.

В эти последние сезоны Яшин «где родился, там и пригодился», то бишь своему клубу – помог ему дважды выиграть Кубок и серебряные медали первенства. На финише 1969 года и в стартовых матчах 1970-го даже отметился на прощание фантастическим результатом, отстояв 662 минуты подряд в первенстве страны, включая шесть полных матчей, без единого пропущенного мяча.

Как и прежде, был все это время визитной карточкой «Динамо» за рубежом, одним своим выходом на поле поднимая гонорар за каждое выступление команды не меньше чем в два раза. Но это не значит – отбывал номер. До последнего шага на футбольной арене оставался Яшиным – ответственным и искусным вратарем. Уже не на голову выше других, но и никак не ниже. Никто ведь не заставлял Г.Д. Качалина включать его в сборную на мексиканский чемпионат мира 1970 года и дать шанс выхода на поле (отклоненный самим Яшиным). Никто не удалял его и из футбола, мог еще немного посторожить ворота, если б пожелал – игроцки был в порядке, подтолкнула, как признался мне в интервью, травма руки. А я думаю – еще и развернутая с 1968 года «Известиями» (инициатива неуемного Бориса Федосова) кампания по организации прощального матча, где была задействована ФИФА: не могла же подготовка к торжественным проводам продолжаться бессрочно. И все же Яшин сам, а не кто-то за него, решил – пора. А нам с читателями пора покидать «этапы большого пути» и внимательнее присмотреться к его ухабам, то и дело норовившим выбросить путника из дорожной колеи.