Текст книги "На все случаи смерти"

Герои расплылись в тех же почтительных улыбках, которыми их заразила Огнецвет, даже приветливо помахали руками тем, кто к ним обернулся, и Майя тоже пользовалась их «звёздным часом». А Вася думала только о том, как красиво Огнецвет удавалось обходить слово «обвинитель».

– Рядом со мной ― всегда молчаливый Константин, ― девочка указала на Каренина, лицо его выражало тоску смертную. ― Он возглавляет специалистов, диагностирующих и поддерживающих ваше состояние здесь. Те, у кого уже состоялось освидетельствование, знают, о чём я говорю. Некротерапевтов вам индивидуально назначает Константин, или же работает с вами сам.

Он раскошелился на целый кивок для присутствующих, хоть и без особого энтузиазма.

– Очень хороший врач, ― по секрету поделился старик с Васей. ― Если он занимается тобой, считай, тебе повезло.

– У меня ещё нет врача, ― пробормотала Вася.

Ох, как хотелось ей добавить, что меланхолия Каренина беспокоит её, а не доверие внушает, и что она предпочла бы другого некротерапевта. Но открыто делиться мнением с кем-то, кроме Степана, было попросту небезопасно. Особенно для той, кто тяжело переживает осуждение. Особенно если и переживать-то больше не может.

– А с этим молодым человеком вы уже определённо все знакомы, ведь это он позвал вас сюда, ― Огнецвет указала прямо на одну из дыр в свитере Дьяконова. ― Вадим много занимается имиджем Эгиды, но это не единственная его задача. Он также руководит представителями ваших интересов в суде, вашими личными помощниками в следствии, о которых вам, безусловно, тоже известно. Работая слаженно, все мы приносим одинаково много пользы ― и пожертвовавшие, и пострадавшие, и подавлявшие. Неважно, какую вы прожили жизнь. И неважно, какой вас приютил угол. Кем бы вас ни назвали терапевт и Судья, это не ваш приговор, это ваше предназначение. Ваш способ принести всем пользу.

Каренин опустил голову ― казалось, он прячет ехидную улыбку от Огнецвет. Игроки «на галёрке» тоже оживились и о чём-то заново начали перешёптываться, что мешало другим обдумывать то, что сказала глава Фемиды.

И вдруг знакомое чувство коснулось плеча Васи ледяной костлявой рукой. Она снова была готова поклясться, что за ней кто-то упорно шпионит со своим загадочным умыслом. Кто-то видит и анализирует все её жесты и движения, как тогда в атриуме. Видимо, наблюдатель был неподалёку, прямо в этой аудитории, и она удерживала на себе его пристальный взгляд. Осторожно оглядываясь, она одновременно желала узнать, кто это, и боялась столкнуться с ним. Наверняка это был кто-нибудь из пакостных игроков, которым хватало наглости делать ставки на исходы чужих судов. Ведь где-то они находили души для ставок, так почему не здесь, где много новичков?

– Теперь, мои прекрасные, когда наше знакомство полноценно состоялось, мы можем перейти к вашим насущным вопросам, ― торжественно объявила девочка. ― Если какая-то информация покажется вам важной, вы можете сохранить её в своей памятке. Для этого положите руку на памятку и запишите то, что сочтёте важным, точно таким же способом, которым всегда подписываете документы.

Вокруг зашелестели конверты: оказалось, многие принесли их с собой, лишь Вася оказалась неподготовленной. Старичок с любопытством оглядывался на чужие памятки, не имея при себе собственную. Ему явно не было нужно что-то записывать, он уже знал всё, что хотел.

И только Вася начала поспешно формулировать своё разочарование в ругательства ― мысленно, подальше от его слуха ― как вдруг…

Шлёп ― её красный конверт с призывно выглядывающим оттуда листом упал ей на колени. Над Васей нависал её наставник. Как всегда, продуманный на сто шагов вперёд. И когда он только успел прихватить с собой её памятку? Беззвучно, одними губами Василиса медленно вывела для Степана его заслуженное «спасибо», и тот закивал головой в качестве «не за что». Она проводила взглядом его спину, пока детектив возвращался на место к незнакомцу с угольными глазами. «Если здесь и есть шпион, то он похож на него больше всех», ― заключила она про себя, едва снова заметив его. ― «Вот бы ещё вспомнить его фамилию. И понять, что ему от меня нужно».

Пока она отвлекалась, Огнецвет уже отвечала чьей-то поднятой для вопроса руке. И не забывала при этом попытки смотреть на каждого:

– Не существует единой, безоговорочной формулы для подготовки к судебному разбирательству. Вы можете испробовать всё, что идеально помогло другому человеку, но при этом не преуспеть. Вам нужно дисциплинированно подходить к просмотру воспоминаний и свиданиям с близкими, извлекать из них как можно больше пользы, не тратя силы на отрицание и сопротивление. И, разумеется, очутившись в Постскриптариуме, не стоит упорствовать в антипатии к нему. Доверьтесь ему, и, если таково ваше желание, он отпустит вас быстрее. Индивидуальные советы вы можете попросить у следователя. У нашей Эгиды много опыта по подготовке к заседанию. Прислушивайтесь к нашим доблестным адвокатам.

Похоже, Вадим очень ждал хоть чего-то, что можно счесть за разрешение вклиниться в её речь. И когда Огнецвет после этих слов вновь указала на его свитер, он охотно подхватил инициативу:

– Всё верно! Ведь это и есть цель Эгиды ― ваша защита от несправедливости. Вы и так много натерпелись от неё в суетном мире. Так что всё, что посоветует вам следователь, стопроцентно пойдёт на пользу.

Он обращался с предложениями гораздо быстрее девочки. Вадим не подбирал лучшие выражения, зато его было легче слушать. Он тоже заглядывал в глаза разным слушателям, но он больше задерживался там, где ему нравилось. Чьи-то глаза были ориентиром для него, и он обращался к ним чаще. Васю он почти не видел, и сама она не была уверена, что хотела бы большую долю его внимания.

– И хоть нет такой клёвой формулы, которая выручила бы всех, ― вкрадчиво заговорил Вадим, ― у каждого угла своя тактика на суде. Ведь вам придётся объяснять суду историю самостоятельно, как вы дошли до преступления против себя. А все ли вы в ладах со словом? То-то. Советы адвокатов не навредят, правда же?

Он как будто рычагом прибавил громкость втрое: аудитория загудела почти по-пчелиному. И Вася разделяла их эмоции. Самой говорить в суде?.. Самой защищать поступок, до которого память, и та не дотягивается. Что она будет делать, если так и не раскроет секрет, ― лгать?

– Тише-тише, ― спокойно продолжил Вадим. ― Столько людей прошло через это, разве вы не справитесь?

Встревоженный «улей» это почти не утешило. Даже от тех, кто молчал, будто был слышен эфир их негативных мыслей, в которых они жаловались на свалившуюся из ниоткуда ответственность. Васе очень хотелось поддержать с кем-нибудь возмущённый диалог и найти в этом успокоительное. Но справа от неё не было никого, а дедушка по левую сторону откровенно наслаждался мероприятием. А ещё эти игроки позади ― что, если показывать перед ними беспокойство означает привлекать к себе больше их внимания?

Огнецвет, похоже, хотела прийти ему на помощь, взять слово и доказать, что у неё оно более весомое, но Вадим просто не мог ей этого позволить.

– Успокаиваемся, ― надавил он голосом, ничуть не прибавив серьёзности выражению лица. ― Ну, ведь не позовут вас в зал суда раньше, чем вы будете готовы. Даю слово. Так что успокаиваемся, ребята, и продолжаем. Мы говорили о тактике ― наверняка ваши следователи вам будут советовать ту, которой обычно пользуются в вашем углу. Но в общих чертах я расскажу вам про них все.

Это подействовало на слушателей: переговоры плавно убавили громкость и сменились новой волной шуршания конвертов. Те, кто захватил с собой памятки, приготовились что-то записывать в них. Для обычного человека это зрелище точно выглядело бы дико: люди, держащие перед собой листы, к которым прижимают палец, а не ручку или карандаш. Но Вася давно не обычный человек, и потому отставать не собиралась, руки её сами схватили лист поудобнее со слабой надеждой, что писать у неё всё-таки получится.

– Первый угол ― наши спасатели, которые отдали жизнь за что-то важное, но всё же нарушили закон. Как и всем остальным, им нужно достоверно объяснить то, что они сделали. Их тактика ― хорошая, чёткая оправдательная речь, которая покажет, что их поступок был их долгом. Что он доказал их благородство, а не сумасшедшую тягу к тщеславию. Приговоры для первого угла, конечно, всегда не большие, но они всё ж таки зависят от того, насколько ваше действие было оправдано. Ну, а если вам не удастся его оправдать, вы вообще можете попасть в другой угол.

Подсмотреть, что нужно об этом записать, Васе было не у кого, однако монолог Вадима оставлял следы на чужих бумагах. Кто-то выводил много текста, а кто-то отделывался парой пометок, и отставать было никак нельзя. Вася изо всех сил нажала на лист, и ей наконец-то поцарапало палец, но вместо крови на нём появилось слово «оправдываться». Крупнее, чем ей бы хотелось, зато получилось.

– Угол пострадавших ― те, кому в суетном мире очень тяжко пришлось, и суд зачастую готов это понять. Если только вы грамотно это объясните. Имеют значение все подробности вашего дела. Состояние здоровья, условия жизни и даже то, как вы питались. Вот мой дружище Константин, как доктор в обоих мирах, не даст соврать: если есть мало овощей и фруктов, в депрессии вы окажетесь куда быстрее, чем тот, кто их поглощает. Так-то…

До того, как Вася увидела этот непереводимое выражение лица Каренина, она была уверена, что перебить кого-то взглядом невозможно. Особенно такого разговорчивого, как Вадим. Но и это, конечно, смутило его ненадолго.

– … В общем, нужно постараться восстановить все подробности того, что с вами случилось. А потом ― предоставить ответное обвинение вашей жизни. Да-да, вы услышали правильно. Ведь если не вы виноваты в том, что всё так печально кончилось, то виновных нужно найти ― неважно, люди это или обстоятельства. Это и есть ваш способ укоротить срок или не потерять хотя бы второй угол. Суд должен хотя бы отчасти согласиться с вашим обвинением.

«Я пытаюсь помочь найти альтернативных виновных, чтобы наказание не понёс тот, кто уже и так лишился жизни» ― сказал ей Степан в самую первую встречу, чем тогда очень удивил её. Виновных явно больше, чем кажется на первый взгляд, почему же одна Василиса Снегирёва должна отвечать за всё, чем это обернулось?

Это слово далось ей легче, чем любые старания что-то ещё писать: «обвинять». Она неожиданно преисполнилась готовности найти всех, кто столкнул её в эту яму. И совершенно не вовремя любопытный дедушка как бы невзначай повернулся к ней. Вася тут же подвинулась на стуле вправо и отодвинула лист на правую коленку, стараясь рукой закрывать то, что на нём уже написано.

– И не будем забывать про третий, наших деспо… подавлявших, которых суду понять труднее всего, а оправдать почти нельзя. Здесь всё не так просто, как у героев, и обвинения предъявлять тоже не выйдет. Самое невыгодное положение, которое может оставить вас в треугольнике так надолго, что вы потеряете себя. Если вы не хотите этого, у вас есть один выход. Грубо говоря, разжалобить Судью. Подробности вам, как и всем, пригодятся не меньше, так что постарайтесь честно вспоминать то, какие чувства вас обуревали в суетном мире, признавайтесь в них откровенно. Представьте, что ваша задача ― заставить всю вселенную понять вас и простить.

Доверившись сумбурным чувствам, Вася провела по бумаге и под пальцем обнаружились новые буквы: «жаловаться».

– Это путь, который я и сам прошёл, к сожалению, я не горжусь им, но и не могу его стыдиться, ― сознался Вадим безо всякого смущения. ― Так что я точно знаю, о чём говорю, и не только потому, что руковожу следователями.

– Вот уж точно, ― тихо поддакнул старичок. ― Разжалобить любой суд ― это по твоей части.

Интересно то, что, несмотря на толику неприязни к Вадиму, исходившую от этого дедушки, от Майи и даже, возможно, от Константина, многие в аудитории смотрели на главу Эгиды с большой симпатией, некоторые девушки даже с чем-то на грани обожания. Он не скрывал того, что был осуждён как деспот, и при этом не терял свой необъяснимый шарм. Он был словно распахнутой книгой с возмутительными откровениями, доступной для прочтения любого человека, и именно тем притягательной.

– … И не надо забывать, что в третий угол может отправиться любой, кто, согласно решению суда, этого заслуживает, так что тактика и подготовка ― это не то, от чего стоит отмахнуться, ― подвёл Вадим черту под страхами Васи. ― А обман приближает вас к третьему углу неизбежно.

Несколько человек вздрогнуло от того, как бесцеремонно отозвался на это смех с задних рядов. Это было ликование игроков ― необъяснимое, но такое искреннее, они разве что не похлопали в ладоши. Оглядываться на них было жутко: воображение Васи дорисовывало алчный и циничный блеск в глазах, которыми они рыскали повсюду. Был ли он правдой, она не могла узнать, потому что никогда не стала бы разглядывать их так же откровенно, как они.

– Внимания на этих шакалов не обращай, ― прошелестел старик, презрительно кривя рот.

– Зачем они всё это… почему они такие? ― прикрывая конвертом памятку, Вася повернулась к нему.

Вопреки её опасениям, дедуля не взялся ворчать на её неосведомлённость. Он был сосредоточен на другой идеальной мишени для ворчания.

– Разве есть где-то такое место, где никто не хочет лёгким способом зажить в удовольствиях? ― Он важно поднял подбородок. ― Эти уже и не живут, а всё туда же. Где есть деньги, там грабители. Где есть СОН, там хитрые молокососы, которые хотят его неограниченно смотреть. Никогда не делай ставки. Если хочешь однажды выбраться из треугольника, даже думать об этих треклятых пари забу…

Их перешёптывания заметила Огнецвет, она смотрела прямо на них без одобрения, и всё же заранее извиняюще, как воспитатель или няня. Дедушка послушно приложил палец к губам, намекая на обещание больше не нарушать порядок. Всё это выглядело типичной ситуацией на собрании, словно вот так он ведёт себя каждый раз в этом кабинете, и она к этому привыкла.

Отвлекшись вместе с ним, Вася прослушала, о чём говорилось, но поняла, что начали подключаться вопросы. Мужчина с другого конца её ряда поднял руку, и почти сразу заговорил, как только Дьяконов кивнул ему:

– Ты сказал про то, что у каждого угла тактика есть, это понятно. А если я с ней не согласен? Если советы моего следователя мне не подходят? Если на суде я произнесу не ту речь, которую он мне навяжет?

Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что на этот раз загудели голоса тех, кто стоял позади у стены. И среди них явно было одно выразительное «хм-хм». Вадим же не смутился ни на секунду, улыбка его храбро встретила вызов новичка.

– Не обижайтесь, друзья, вспомните себя в самом начале, ― бросил он своим подчинённым, а потом обратился к тому, кто тянул руку. ― Никто в Постскриптариуме не принимает решение за тебя, приятель. Задача следователя ― помочь, а не запрограммировать тебя для суда. Ты сам выбираешь, как будешь доказывать свою невиновность, выбираешь стратегию и прочее.

– Каждый тридцатый суд проходит непредсказуемо, ― хмуро вмешался Константин. ― Эгида репетирует с обвиняемым его защиту, продумывая всё до мелочей, а потом встаёт он за трибуну, и выдаёт такое, к чему никто не готовился. Ну и приговор у таких обычно тоже может и удивить…

– Но! ― Резво прервал его Вадим. ― Любому моему следователю выгодно, чтоб ваши дела разрешались наилучшим образом. От этого зависит и его срок. Так что вовремя задайся вопросом, есть ли смысл спорить с твоим союзником?

Мужчина, который интересовался, совершенно точно хотел узнать что-то ещё, но Вадим категорично отвернулся от него и обратился к следующей поднятой руке.

– Я не могу понять, ― заговорила смуглая девушка из второго ряда с голубыми волосами. ― Приговор подразумевает срок службы на Эгиду, так? То есть если я не героиня… ну, не пожертвовавшая, то я стану адвокатом, и без вариантов?

Каренин в ответ на это как-то чудаковато улыбнулся посмотревшему на него Вадиму, как будто хотел без слов ему сказать: «видишь, я же говорил, они меня даже не видят».

– Варианты есть, моя дорогая, ― пролился голос Огнецвет. ― Будучи из второго и третьего углов, нельзя попасть только в Фемиду, но в Эгиде можно выбрать некротерапию или расследования. Так сложилось, что большинство пострадавших предпочитает расследования, подавлявших ― терапию. Это не строгое указание, вы все вправе на собственные предпочтения. Константин, к примеру, выбрал терапию, потому что сам был врачом, хотя он из числа пострадавших, из второго угла. Пока у каждого из вас проходит подготовка к суду, есть возможность познакомиться с чужой работой, сделать выбор.

– А какие такие плюсы у следователей, что к ним стремится большинство? ― выкрикнул кто-то неподалёку.

– Плюсы, дамы и господа, есть в любой профессии, ― отрезала Огнецвет. ― У нас остались ещё вопросы?

– Я хочу спросить, ― дрожащим голосом вмешался мальчик, сидевший прямо перед Васей. Рука его то тянулась вверх, то опускалась, и когда Наталья посмотрела на него, рука исчезла не сразу. ― Есть ещё надежда попасть в первый угол, если я из третьего?

Ненадолго растерянность захватила власть над Огнецвет, но видно это было только по трём секундам её изломанной улыбке, стремившейся уголками вниз. На мальчика оборачивались другие деспоты, сверлящим взглядом обвиняя его в предательстве. Константин где-то потерял свой скучающий вид, но в отличие от всех, смотрел он на Огнецвет.

– Самые важные заключения делает некротерапевт и судья, ― без волнения она вывела ему ответ. ― Если у тебя уже было освидетельствование, велика вероятность, что твой угол уже определён. Но последнее слово за судьёй. После суда ничего не изменить, на апелляцию не подать.

– Но тебе будет интересно узнать, приятель: иногда случалось, что заключённые из третьего угла переводились в первый, ― весело брякнул Вадим, всё равно, что поделился шуткой. ― Я и сам знал одну особу, которая, очнулась здесь в углу подавлявших, потому что чувствовала вину. Родители оставили её следить за младшим братом, а она не справилась и поняла это только тогда, когда мальчик уже был на дороге. Она успела его спасти. А себя нет. Она пошла за братом на проезжую часть, а чувство вины пошло прямо за ней в треугольник. Она никого не подавляла, это вина подавляла её.

Некоторые из присутствующих кивали ― то ли в знак согласия, то ли в знак одобрения. И дедушка был среди них ― тех, кому было из сказанного понятно гораздо больше, чем остальным.

– Конечно, её перевели к героям, ― закончил Константин за друга. ― Когда некротерапевт диагностировал чрезмерную вину. Вот вам всем ещё один ответ на вопрос, зачем нужна наша работа.

– И ещё один вывод о том, что в треугольнике случается всё! ― Заявил Вадим.

– Ты приходишь к неправильному выводу, ― бескомпромиссно сказала Огнецвет. ― В Постскриптариуме нет плохих углов, вот о чём надо думать. И если кто-то останется в углу подавлявших, это не конец света. Как нам в очередной раз доказал Константин, с этим можно принести много пользы. Вот какой вывод из этой истории мы все должны делать.

– Как же, как же, ― пробубнил старик, почёсывая спину пультом, насколько мог дотянуться, ― все углы у нас хорошие, но только попробуй спросить, почему нельзя в них сделать одинаковые условия.

– Слава, у тебя вопрос? ― Снова остановилась на нём Огнецвет. Она обратилась к нему так вольно, что Василиса не сразу осознала, к кому обращается девочка.

– Да-да, любезная, давно у меня назрел вопрос, ― не растерялся старик. ― Я застану всё-таки группы поддержки или они так и не планируют открыться?

И вновь те же самые люди, которые кивали истории о героине, переведённой из третьего угла, поддержали вброшенную мысль. А вот прочим, как и Васе, ничего не было понятно.

– Обещали же! ― Подхватил чей-то визгливый голос.

– Давно пора! ― Гаркнул кто-то из игроков.

Властный жест руки Огнецвет, призывающий всех к тишине, возымел над толпой куда больший эффект, чем недавние просьбы Дьяконова успокоиться. Мальчик перед Васей и другие новички растерянно оглядывались, сверяя между собой чужие реакции, из которых они надеялись решить загаданный ребус. Это была одна из возможностей воспользоваться суматохой для того, чтобы ещё раз рассмотреть толпу поподробнее и догадаться, кто следит за ней. Но столкнуться лицом к лицу с чужим намерением преследовать её, по ощущениям, было близко к тому, чтобы остаться в одной комнате с вооружённым незнакомцем. Не так уж она и была к такому готова.

– Мои юные друзья, скажи я, что ваше недоверие для меня не обидно, это было бы обманом, ― невозмутимо произнесла Огнецвет, даже на игроков глядя благосклонно. ― Разве я заслуживаю ваше недоверие? Разве я подводила вас?

– Не расстраивайся, Натали, ― панибратски обратился к ней Вадим, едва не перебив её. ― Ведь им даже сравнить не с чем, другое руководство они не видели…

Он неловко покачнулся от тычка, который адресовал ему Константин, с трудом до него дотянувшийся, и замолчал. Но ни раскаяния, ни сожаления его открытое лицо не желало выразить. Дедушка Слава хохотнул в кулак под видом кашля: «Вот же засранец!»

– Не будем роптать, друзья, это никому не поможет, ― не меркло спокойствие Огнецвет. ― Группы поддержки будут открыты. Мы все задействованы в решении данной задачи. Я была автором идеи, а я никогда не отступаю от тех идей, которые вы поддерживаете. Я сама хочу, чтобы всё сложилось наилучшим образом, и у каждого из вас была идеальная возможность выговориться. Да, Слава, и у тебя ― в особенности.

– Тогда почему никто чего-то не торопится с этим? ― Под прикованным к нему вниманием Слава постарался горделиво выпрямиться.

– Совсем не потому, что мы хотим тебя подвести, мой свет. Нам нужно сделать не одну, а целых три группы, чтобы вы все могли найти именно тот круг общения, к которому и стремитесь, будь то ваш собственный угол или чужой. И нам нужны те, кто достаточно разбирается в психологии, чтобы начать вести группы и поделиться опытом с последующими коллегами.

– А психологи ― ну не то чтобы очень часто себя… приводят в треугольник, ― выразительно заметил Константин.

Шорохи и шепотки попрятались по углам, повисла задумчивая пауза, продлевавшая эхо от тягучих гласных Каренина. Некоторые из тех, кто возмущался, быть может, впервые задумались о том, чего они просили от треугольника и Огнецвет. А Слава обратно скрючился в своё стабильное стариковское состояние.

– И я прошу… ― Огнецвет запнулась, когда лидеры Эгиды, стоявшие по обе стороны от неё, посмотрели на неё одновременно, ― … мы все вместе просим любого, кто имеет знания в психологии и желание посвятить свою жизнь в треугольнике этому благородному делу, уведомить нас об этом. После вашего заседания вы сможете реализовать себя в поддержке вне зависимости от угла, в котором останетесь. Всякая душа важна и значима. И мы до сих пор имеем право на выбор. Чтобы помогать другим, не нужно ждать особенного назначения и небывалых условий. Нужно лишь выбрать. Это единственный способ искупления тяжкого преступления: искренне решиться на помощь, думая при этом вовсе не об искуплении или собственном благе.

Другие герои начали распространять овации по кабинету, подкрепляя речь своего руководства уверенной точкой. И эту точку вместе с Огнецвет они ставили на всём семинаре. Несколько сидящих тоже мгновенно начали хлопать, дедушка Слава же ради этого не хотел расставаться с пультом, он что-то комментировал для соседа с другой стороны. Вадим с энтузиазмом выставил перед собой руки для того, чтобы влиться в аплодисменты, и Константин почти сразу последовал его примеру ― вяло и вымученно, однако без сомнений.

И Вася чувствовала желание сделать то же, что и они. Не для того, чтобы угождать первому углу, а потому, что ей было необходимо присоединиться к тому, что сказала Огнецвет. Ей хотелось быть там, где справедливы эти слова, там, где и окружающие её люди верят в них. Она положила руку на лист и, к своему удивлению, без труда вывела на нём, пусть и не очень изящным почерком: «ещё не поздно выбрать».

Секреты есть у любого места, и в треугольнике они по-прежнему сидели за чужими спинами, в половине теней и в чьих-то глазах, следящих за ней. Всё это открывалось Васе так медленно и несговорчиво, ― впрочем, как и в типичном незнакомом месте, ещё не привыкшем к ней. Но удивительнее всего то, какие секреты незнакомое место открывало в ней самой.