Текст книги "Девятая рота"

Судно встало носом к течению, третий помощник ещё что-то скомандовал боцману, и тот, вновь покрутив ту же рукоятку, приослабил стопор. Якорь-цепь уже без прежнего грохота вновь лениво загремела по клюзу, уходя за борт.

После пары-тройки таких операций до Лёньки донёсся зычный голос старпома, идущий из серебристого громкоговорителя, расположенного над крылом мостика:

– На баке! Так стоять будем. Всё закрепить – и свободны. Далеко не уходите. Пассажиров примем и пойдём дальше.

Третий помощник, подняв голову в сторону мостика, что-то проговорил в спикер, который держал в руке, а боцман с матросами, закончив работу с брашпилем, ушли с бака.

Тем временем от причала порта отошёл большой буксир и двинулся в сторону прибывшего пассажирского судна.

Вскоре он приблизился к борту «Орджоникидзе», и на него спустились пассажиры, шедшие до Анадыря, а пассажиры, доставленные им, поднялись на борт.

Смотреть за отходом с якорной стоянки Лёнька с парням не захотели, и они уже собрались спуститься к себе в каюту, когда Миша, посмотрев за борт, воскликнул:

– Парни, смотрите, что там такое?! – показывая рукой за борт.

Парни сбежали на шлюпочную палубу и, перегнувшись через деревянный планширь, уставились на воду.

Ожидания их оправдались. Из глубин жёлто-коричневой воды почти у самого борта судна показалась белая спина огромной рыбины. Она раскрыла дыхательный клапан на голове, громко выдохнула и вновь исчезла в речной мути.

– Это чё такое? – невольно вырвалось у Лёньки.

– Да это же белуха! – радостно пояснил Серёга. – Они и в прошлый раз тут плавали. Играют они тут, что ли? Или рыбу ловят? Непонятно. Но только в одиночку они тут не плавают. В прошлый раз их тут было то ли три, то ли четыре. Давай ещё посмотрим! – азартно предложил он, и парни остались на палубе.

Вскоре из воды показалось ещё пара спин этих экзотических животных. Лёнька такое видел впервые, поэтому его восторгу не было предела, и он жарко обсуждал с парнями каждое новое появление белух.

Тем временем с бака вновь раздался характерный звук выбираемой якорь-цепи, из трубы вылетел сноп чёрных выхлопных газов, и судно, сделав плавный разворот, направилось на выход из реки в Анадырский лиман.

Василий авторитетно сообщил:

– Завтра утром подойдём к Эгвекиноту, вот тогда уже можно будет и сходить на берег – в магазин заглянуть. А сейчас пошли в каюту, что здесь торчать да мёрзнуть?

И парни, вернувшись в каюту, занялись своими обычными делами.

Миша продолжил составлять отчёт по практике, которого ждали все его друзья. Серёга завалился на койку дочитывать очередной исторический роман, Василий ушёл в соседнюю каюту, а Лёнька собрался навестить Галю, чтобы поделиться сегодняшними впечатлениями.

Подойдя к двести третьей каюте, он только стукнул в дверь, как та сразу же распахнулась и на пороге возникла улыбающаяся Галя.

– А я как чувствовала, что ты придёшь! – радостно известила она и предупредила: – Подожди, я сейчас оденусь, – и захлопнула перед Лёнькиным носом дверь.

От захлопнувшейся с треском двери он отшатнулся, с усмешкой подумав: «Во даёт, пигалица!» – отошёл к переборке и принялся ждать осмелевшую за последние несколько дней Галю.

Она уже воспринимала его как своего, поэтому ни в действиях, ни в чувствах не стеснялась, а то, что у неё в данный момент было на душе, выкладывала без утайки.

Лёнька сам удивлялся, что с начала их знакомства прошло чуть больше недели, а ему казалось, что они знакомы уже кучу времени.

Одевалась Галя недолго. Выскочив из каюты, она так же с треском захлопнула за собой дверь. Но даже за эту секунду, пока дверь была открытой, Лёнька успел расслышать задорный девичий смех, которым подруги сопроводили её на свидание.

Выйдя на прогулочную палубу, они приткнулись к одному из окон, и Лёнька поделился своими впечатлениями от швартовки в реке и увиденными белухами.

Завтра по расписанию предстоял заход в Эгвекинот, поэтому Лёнька предложил:

– А пошли завтра выйдем вместе в посёлок. Походим, побродим. Там, говорят, недалеко до Полярного круга, и до него можно доехать на автобусе. Походим по тундре. Автобус через час возвращается, и мы на нём вернёмся на судно.

– Фу, – недовольно фыркнула Галя, – эка невидаль – Полярный круг, тундра. Да всеми этими пейзажами я сыта по горло. Вот если бы ты мне сказал: давай сядем в электричку и съездим на Санаторную, а там побродим по бережку, искупаемся и съедим по мороженому… Так я бы, и секунды не задумываясь, помчалась туда. А в тундру – нет. Езжай сам. У нас этих красот в Провидения – пруд пруди. Я их уже насмотрелась.

Лёнька вообще-то рассчитывал на другой ответ и был обижен на реакцию Гали. Ведь чукотской тундры он не видел, хотя в Мурманске они с парнями ездили в тундру. Поэтому он и сейчас хотел повторить яркие впечатления, оставшиеся после прежних поездок. Да и присутствие на самом Полярном круге являлось знáковым, особенно если после этого останутся фотографии. Ведь это же память на всю жизнь! Когда такое ещё может случиться? Лёнька горел невероятным желание оказаться там, за Полярным кругом, но, услышав Галин ответ, сдержал эмоции и безразлично пожал плечами:

– Ну как знаешь…

Ответ Гали вбил какой-то ледяной клин в их сегодняшнюю встречу, и Лёньке моментально расхотелось вообще о чём-то говорить, да и у Гали настроение, с которым она выскочила из каюты, кардинально изменилось. Она вновь превратилась в прежнюю ледышку с холодными ладошками.

На палубу начали выходить пассажиры, и многие из них косились на притихшую парочку у окна. От их взглядов и обрывков разговоров Лёньке стало неудобно, и он увлёк Галю на шлюпочную палубу, где они спрятались от пронзительного ветра за надстройку и продолжали наблюдать за блеклым северным солнцем, никак не желавшим приблизиться к горизонту.

Галя с нетерпением ждала предстоящий приход в Провидения и встречу с родителями, поэтому постоянно о чём-то думала и невпопад отвечала на Лёнькины вопросы, и создавалось впечатление, что она его почти не слушает, а занята только собой.

Когда время подошло к пяти часам, Лёнька решил, что пора уже заканчивать эту бесцельную прогулку, потому что надо идти на ужин. Гале – в ресторан, где кормили пассажиров, а ему – в столовую команды.

Поняв, что надежды на сегодняшнюю прогулку полностью провалились, Лёнька проводил Галю до каюты и вернулся к себе.

Заметив кислый вид, с каким Лёнька вернулся в каюту, Василий с «сочувствием» подметил:

– А что это мы не улыбаемся? А чем это мы так расстроены?

Но что Лёнька отмахнулся от него:

– Да иди ты!.. – и эмоционально обозначил маршрут Василия на ближайшую перспективу, чем вызвал только его хохот.

Обычно, когда Лёнька возвращался после вечерних прогулок, парни подшучивали над его ухаживаниями за малолеткой. Но он как-то ответил им:

– Годы то идут, и через пару лет она малолеткой уже не будет.

Тогда парни над его ответом посмеялись, мол, блажен, кто верует, и тут же известили его, что во Владивостоке в университете такие девушки учатся, что глаза разбегутся, а если ещё поискать кое-кого в ДВИСТе или мединституте, то времени увольнений не хватит на визиты к таким красавицам. Зато Серёга, мысленно проследив маршрут, по которому предстояло двигаться Василию, вразумительно ответил:

– Года-то идут, а жрать хочется три раза в день. Хорош базланить! Пошли лучше в столовую.

Такое кардинальное решение вопроса о малолетках парни поддержали единогласно.

После ужина Миша продолжил заниматься оформлением отчёта, и Лёнька присоединился к нему, надоедая докучливыми вопросами.

Миша от его приставаний разозлился и успокоился лишь тогда, когда Лёнька предложил для успокоения подорванной нервной системы продолжить соревнование в «тысячу».

Утром, как обычно, Лёнька пришёл на вахту в котельное отделение, но не успел он перекинуться парой фраз с Коляном, как на пороге появился Василий и поманил его таинственным жестом.

– Чё случилось? – Озадаченный таинственностью друга, Лёнька подошёл к нему.

– Чё ты тут торчишь? – с возмущением накинулся Василий на Лёньку.

– А что такое? – не понял его тот.

– А то, что в порту мы, курсанты, вахт не стоим, и Здор приказал мне довести это до твоего сведения, – торжественно объявил о цели своего визита Василий.

– Ну так мы же ещё не пришли в порт? – Лёнька в недоумении пожал плечами.

– Так скоро придём, – со смехом ответил Василий и махнул рукой: – Пошли отсюда. Пусть Колян один тут кукует. – И, чтобы Колян его услышал, громче добавил: – Хватит ему издеваться над бедным Лёнечкой.

Услышав слова Василия, Колян фертом подошёл к ним и с независимым видом, скривив губы, поинтересовался:

– Это кто тут над кем издевается?

Ни Лёнька, ни Василий на взъерошенный вид Коляна не отреагировали, а Лёнька только махнул ему рукой:

– Пока, Колясик! Здор приказал мне с вахтой на сегодня завязывать. – И, развернувшись, последовал за Василием, хотя вслед ему неслись удивлённые междометия Коляна:

– А как… А это, как его…

Но Лёнька уже вышел из котельного отделения и остального, что пытался высказать возмущённый Колян, не слышал.

Войдя в раздевалку, Василий предложил:

– Мы тут в город собираемся, когда встанем к причалу. Пойдёшь с нами?

Зачем было предлагать такую прозаическую вещь? Лёнька был за всё, что бы ему ни предложили, кроме голодовки, поэтому тут же подтвердил:

– Конечно пойду! – и, скидывая робу, вслед уходящему Василию поинтересовался: – А кто ещё пойдёт?

– Саша Пустовой, Юра Мясоеденков. Ну я ещё, а теперь и ты, – перечислял Василий, быстро идя по коридорам надстройки.

– А ещё кто пойдёт? – не отставал от него Лёнька, чуть ли не дыша Василию в затылок.

– Да что-то желающих больше нет. Вернее, денег ни у кого нет. В Провидения переводы получат, там и пойдут, а сейчас желающих нет. – Василий открыл каюту и дал пройти в неё Лёньке.

– А на Полярный круг поедем? Помнишь, кто-то рассказывал, что туда автобусы ходят? – не отставал с расспросами Лёнька.

– Серёга Котов говорил об этом, – вспомнил Василий. – Но это уже по обстоятельствам, – ответ его был уклончив, и он поторопил Лёньку: – Ты тут долго не рассусоливай, а быстрее переодевайся, и пойдём посмотрим, как пароход входит в залив и будет швартоваться. Наши все на верхнюю палубу пошли. Там нас найдёшь! – И, накинув бушлат, вышел из каюты.

Получив вводную, Лёнька, зная об изменчивости чукотской погоды, переоделся в одежду потеплее и через несколько минут уже был на верхней прогулочной палубе.

Парни стояли у ветроотбойника, наблюдая за видами, открывающимися перед ними, и делясь впечатлениями от увиденного.

Подойдя к ним, Лёнька увидел то, что так сильно поразило его друзей.

Над головой – ни единого облачка, только где-то вдали за чёрные цепи гор, покрытые снежными языками, зацепились мрачные тучи, предвещающие ненастье.

Солнце светило во всю свою полярную мощь, не принося, однако, достаточно тепла, позволяющего раздеться и наслаждаться августовскими лучами, а пронзительный ветер, который всегда во время хода судна гулял по палубе, сдувал его остатки.

За ветроотбойником ветер не ощущался, поэтому можно было спокойно стоять, никуда не прячась.

Лёнька вплотную подошёл к парням и опёрся обеими руками об леер.

Ветер от ветроотбойника с негромкими завываниями вздымался ввысь перед самым лицом и, если чуть дальше выставить голову, овевал её прохладными потоками и лохматил отросшие за лето волосы. Встав так, чтобы потоки ветра проносились мимо и не мешали наблюдать за движением судна, Лёнька осмотрелся.

Вода в заливе, по сравнению с Анадырским лиманом, приобрела невероятно синий цвет.

Морская гладь открывающейся бухты раскинулась по обе стороны от судна и простиралась далеко вперёд.

Лёгкий ветерок поднимал слабую рябь на поверхности бухты, отчего она переливалась алмазными брызгами. От этих отблесков на неё было больно смотреть и приходилось прищуривать глаза, чтобы не выступали слёзы. Саша с Юрой оказались прозорливее, потому что наблюдали за всеми прелестями открывающейся бухты в тёмных солнечных очках, но у Лёньки очков не было, поэтому ему приходилось рассматривать чукотские красоты сквозь густые ресницы прищуренных глаз.

Слева от берега в глубину бухты выступала длинная песчаная коса, перекрывающая «Орджоникидзе» дальнейший проход. Казалось, что несущееся судно вот-вот врежется в неё и тогда катастрофы не миновать, но управляемое опытной капитанской рукой судно отклонилось вправо, оставляя косу по левому борту, и пошло дальше.

С обоих бортов появились пологие, почти лишённые растительности невысокие сопки, соединённые между собой распадками, в некоторых из которых до сих пор лежал снег.

Зато впереди в полной красе величественно открылась гряда островерхих гор с вершинами, покрытыми вечными снегами.

Из разговоров моряков, побывавших раньше в этих местах, Лёнька слышал, что при любых ветрах в бухте всегда стоит штиль. Исключение составляет северный ветер. Зимой он задувает при проходящих циклонах, но в зимнее время бухта покрывается льдом, поэтому северный ветер досаждает только местным жителям. А летом тундра, которая находится за пиками гор, огораживающих бухту с севера, сильно прогревается, тёплый воздух из неё поднимается выше вершин гор и с огромной скоростью срывается в бухту. Тут уже судам, которые находятся в ней, чтобы избежать неприятностей, приходится срочно выходить за песчаную косу, в просторы залива Креста.

После разворота влево далеко впереди показалось окончание бухты, где от жёлтых пляжей резко вверх шли чёрные горы со снежными вершинами. Справа они переходили в пологие холмы, разделённые между собой неглубокими распадками, а слева показался сам посёлок, расположенный у подножия одной из гор, резко вздымавшейся ввысь.

Сам посёлок почти не просматривался из-за выступающего в глубь бухты пирса. Виднелись только двух и трёхэтажные дома да высокая чёрная труба кочегарки, из которой нещадно валил чернющий дым, накрывающий весь берег серым облаком, как покрывалом.

– Это же надо! – невольно воскликнул кто-то из парней. – Вокруг такая стерильная чистота и воздух, которым не надышишься, а тут – вон они, следы цивилизации.

Парни от такого замечания рассмеялись. Хорошо, что ветер шёл от входа в бухту в сторону гор, поэтому запах «цивилизации» до них не доходил.

«Орджоникидзе» сбросил ход до малого и осторожно приближался к длинному пирсу, выдающемуся далеко в глубь бухты.

Сделав длинный разворот, судно почти параллельно пирсу подходило к нему. Невесть откуда взявшийся маленький буксирчик уткнулся в правую скулу «Орджоникидзе» и, выпуская чёрные клубы дыма, надсадно пытался помочь огромному белому лайнеру пришвартоваться.

Его усилия, контролируемые с мостика судовыми штурманами, в конце концов увенчались успехом.

С бака ловкой матросской рукой на пирс была отправлена выброска, пойманная береговыми швартовщиками. Быстро выбрав тоненький кончик выброски, они принялись вытягивать швартовный трос, поданный им через клюз палубной командой.

Судно по инерции медленно прошло вдоль пирса, затем судовые двигатели отработали на задний ход, и оно застыло.

Швартовщики закрепили продольные концы со шпрингами на береговых кнехтах, и судовыми лебёдками судно вплотную притянулось к причалу.

На пирсе толпилась небольшая группа встречающих, радостно приветствовавших друзей и родных, прибывших домой. А когда на причал спустили трап, пассажиры со своим скарбом спешно бросились в их объятия.

Швартовка закончилась, и парни, чтобы не мешать на палубе, вернулись к себе в каюты.

– Ну что, сидеть тут будем или в города рванём? – вопросительно посмотрел на Лёньку Василий.

– Нашёл города! – хмыкнул Серёга. – Тут и деревней не пахнет.

– Почему не пахнет? – рассмеялся Миша. – Тут даже ею не пахнет, а воняет. Лично меня абсолютно не прельщает перспектива подышать запахом кочегарки, поэтому я предпочту сходить на обед, покемарить пару часиков и спокойно провести вечер. А желающих хлебнуть экзотики без эротики я приглашаю на выход. – И, театрально сделав книксен, он расшаркался перед Василием.

– Да ну тебя! – отмахнулся от него тот. – Вечно ты со своими прибамбасами. Не обращай на него внимания, Лёнь, – обратился он к Лёньке. – Давай пошли. Котову скажем, что уходим, и пойдём. Саня с Юрой уже ждут нас.

Длинный пирс, возле которого стоял «Орджоникидзе», шёл под прямым углом к берегу. Сейчас на нём было безлюдно, и только в конце его стояли на рельсах два портальных крана «Ганс». Точно такие же краны использовались для выгрузки судов и во Владивостоке, и в Мурманске.

Выйдя на площадку трапа, Лёнька не сдержал эмоций, когда увидел, что трап расположен почти горизонтально поверхности причала.

– Ну ничего себе! – непроизвольно вырвалось у него. – Во Владике приходилось карабкаться по трапу, а сейчас, смотри, – он посмотрел на впереди идущих парней, – можно спрыгнуть на причал! – чем вызвал их смех, зато вахтенный солидно ответил:

– Да… приливы тут метра по три. Помощник мне приказал не отходить от трапа и смотреть за ним. Через полчаса прилив начнётся. Вот и придётся мне побегать, чтобы его не покорёжило да пассажиры с него не попадали, – В голосе вахтенного слышались нотки гордости той работой, что непосильной ношей легла на его плечи.

Но, не обращая внимания на такого важного и занятого человека, Лёнька прошёл по трапу и, спрыгнув на причал, оглянулся посмотреть на оставшийся за спиной «Орджоникидзе». Иллюминаторы кают, в которых они жили, находились почти вровень с уровнем причала, судно низко сидело по отношению к пирсу, и прежней величавости и белокрылости, которая так поразила Лёньку в первый момент, когда он увидел «Орджоникидзе» во Владивостоке, сейчас абсолютно не наблюдалось.

Но он всё равно предложил парням:

– А давайте сфотаемся! Ведь когда ещё будет такая возможность?

Саня согласился с ним и скомандовал:

– А ну ка встали ровненько, чтобы я вас всех увидел! – И, раскрыв фотоаппарат, сделал пару снимков.

Щёлкнув, он попросил Юру:

– Юр, давай и меня на память щёлкни.

Юра, не проронив ни слова, взял фотоаппарат и запечатлел застывших Саню, Василия и Лёньку.

Саня оглянулся и, посмотрев на пейзаж, простиравшийся за его спиной, с сожалением покачал головой:

– Да, видос, конечно, желает лучшего, но зато, смотрите, какие ровные, зализанные сопки. Вот где когда-то, в последний ледниковый период, поработал ледник!

– Да, сопочки здесь и в самом деле приглаженные, и на них даже что-то растёт. Смотрите, – показал Юра на противоположный берег бухты, – видите, сколько зелени там?

– Видеть-то мы видим, а вот ты лучше посмотри вперёд и тогда точно увидишь, сколько здесь зелени, – со смехом предложил ему Василий.

Парни перевели взгляд на конец причала, от которого с небольшим подъёмом уходила вверх каменистая осыпь, переходившая в скалы, резко уходящие высоко вверх. Безжизненные склоны горы без единой травинки представляли из себя сплошные россыпи серых камней, как водопадом нисходящих к портовым постройкам. И только вершину этого безжизненного нагромождения скал завершала зализанная, покрытая жалкой зеленью полянка. Она смотрелась на этом лунном пейзаже как какая-то нашлёпка, которую, вопреки силе разрушения, природа сама пришпандорила и заявила: «А жизнь всё-таки есть! Она существует!»

Лёнька, поражённый безжизненной первозданной картиной, представшей перед глазами, задрал голову и, не в силах оторваться от открывшегося зрелища, рассматривал этот лунный пейзаж. Выдернул его из созерцания окрик Василия:

– Лёнь, шею свернёшь! Чё застыл? Пошли!

Ускорив шаг, Лёнька догнал друзей, и они двинулись в сторону предполагаемой проходной.

Проходная и в самом деле существовала, но это было только её номинальное название, потому что через неё проходила дорога из порта.

В будке людей не наблюдалось. Одна половинка ворот оказалась оторванной и валялась на земле, а вторая висела на одной петле. Но надо отдать должное администрации порта: половинки ворот кто-то покрасил голубой краской, сглаживающей суровость и неприглядность окружающей обстановки.

Выйдя за границу порта, парни оказались на развилке. Одна дорога уходила вправо вдоль берега бухты, а вторая шла влево и, по всей видимости, в посёлок.

– Ну что? Куда направимся? – обернулся к друзьям Василий.

– Налево, конечно, – уверенно ответил Саша. – Что, не знаешь, что ли, что настоящие мужчины всегда ходят только налево? – пошутил он, и парни, ответив ему дружным смехом, свернули на плотно укатанную грунтовку, ведущую в посёлок.

Первыми постройками, который попались им на глаза, оказались какие-то сараи, стоящие над берегом на высоких сваях. Назначения их Лёнька не понял. То ли они предназначались для лодок местных рыбаков, то ли ещё для каких целей. Но времени и желания разбираться в этом вопросе не было, и парни, с любопытством осматриваясь в новом месте и комментируя различные мелочи, прошли мимо местной достопримечательности.

Грунтовка привела их в посёлок с центральной улицей, покрытой бетоном, а не асфальтом, как в городах на материке. Вдоль бетонки шли тротуары. Лёньку поразило то, что тротуары представляли из себя деревянные коробы, сколоченные из добротных толстых досок. Кое-где доски проломились, и это вынуждало пешеходов соблюдать осторожность, чтобы ноги не попали в провалы, а то дело могло закончиться переломами.

Вдоль центральной улицы расположились одно или двухэтажные здания.

Одним из таких зданий являлась кочегарка, представляющая из себя одноэтажное здание с парой подслеповатых окон, когда-то выкрашенное в белый цвет, а сейчас почти не отличающееся по цвету от огромных куч угля, наваленных вдоль её стен.

Не оставалось никаких сомнений, что это именно кочегарка, потому что над зданием торчала высоченная чёрная, безбожно дымящая труба.

– Надо же, – Лёнька с разочарованием покачал головой, – вокруг столько чистого воздуха, а тут дымища и вонища. Как же это люди себя не любят.

– Это их жизнь. Они тут сами знают, что им делать, – невесело посочувствовал местным жителям Саня.

На пути следования им попалась автобусная остановка. Такие навесы для ожидания общественного транспорта стояли вдоль трасс по всему Союзу. Единственным отличием этой от всех остановок мира являлось то, что на ней никто не написал ни номера автобуса, который бы здесь останавливался, ни тем более времени, когда этот транспорт здесь вообще появлялся. Покрутившись, парни поняли, что автобуса им тут ни в жисть не дождаться, а спросить о нём было не у кого. На улицах они пока не увидели ни одного человека.

Лёнька разочарованно подметил:

– И на Полярный круг мы не попадём.

– И в этом ты прав, друг мой! – похлопал его по плечу Василий. – Пошли-ка лучше посмотрим, что здесь есть более доступное.

В центре посёлка заметно выделялось здание администрации с колоннами у входа, клуб и так всем знакомое и влекущее своей яркой вывеской здание. Конечно же, этим зданием являлась «Столовая».

Подойдя к ней, Василий, прочитав расписание работы оного заведения, помещённое в непрезентабельную рамочку, констатировал:

– А гляньте-ка, парни, она после восемнадцати функциклирует как ресторан. – И с сожалением добавил: – Да, жаль, что у нас отход вечером, а то можно было бы и наведаться.

– Ну ты, Вася, и дал! Наведаться! Денег у тебя хватит, чтобы туда наведаться? – пошутил Саня, но в свою очередь предложил: – Давай просто так зайдём и посмотрим, чем там кормят. Может быть, у них тут какие-то свои северные блюда предлагают, – предположил он.

– А что, – согласился с ним Василий, – пошли заглянем. Всё равно делать нечего, – разочарованно добавил он.

Столовая ничем от всех подобных заведений, которые пришлось посетить Лёньке, не отличалась.

Пластиковые столы на алюминиевых ножках и точно такие же стулья. Слева от входа находился стол раздачи, покрытый блестящей поверхностью из оцинкованной стали и огороженный высокими леерами, дабы оголодавшие северяне соблюдали очередь и не расталкивали друг друга при выборе блюд.

На стенке в невзрачной рамке скромно прилепилось меню.

Подойдя к нему, Василий вслух прочёл его содержание и, оглянувшись на друзей, констатировал:

– Наше на пароходе на-а-амного разнообразнее. А вот бифштекса из медвежатинки нет.

– Зато всё сделано из оленины, – заглянув Василию через плечо, подметил Саня. – Ешь – не хочу! – Этим замечанием он вызвал смех у друзей, а Василий посоветовал:

– Будут денежки, ты лучше в «Заимку» на двадцать восьмом зайди. Там будет тебе и медвежатина, и оленина с кабанятиной…

– Да, – причмокнул Саня, – столько условностей в твоём предложении. Были бы денежки, была бы «Заимка», был бы Владик… А жрать-то хочется сейчас. И не во Владике, а тут, в Эгвекиноте, считай, почти на Полярном круге.

– Ты глаз-то скоси вправо, – Василий ткнул пальцем в меню, – и у тебя сразу и голод пропадёт, и домой на пароход ты побежишь со страшной силой П нулевое, чтобы успеть на ужин. Обед-то, считай, мы пропустили.

– Это точно, – веско изрёк Саня, просмотрев цены на предлагаемые оным заведением блюда. – Давай ка лучше в магаз зарулим и посмотрим – может, что для удовлетворения своих низменных потребностей там и найдём.

Хотя подобное предложение не отличалось новизной, но парни его единогласно одобрили и, покинув одну из крайних точек общепита в Советском Союзе, вышли на улицу.

Там Лёнька осторожно поинтересовался у Василия:

– Это про какую заимку ты говорил Сане?

– А, – отмахнулся от него Василий, – это во Владике, за городом, открылся новый ресторан. Обозвали его «Заимкой». Батя рассказывал, что там все блюда из свежины делают. Но сам я там не был. Батя говорил, что цены там кусаются, но готовят всё знатно. В городе подобного ресторана нигде нет, – закончил он, и, прибавив шагу, они направились к магазину, который находился рядом со столовой.

Представлял он из себя одноэтажное здание на высоком фундаменте. Поэтому, чтобы зайти в него, пришлось подниматься на высокое крыльцо. В магазине царила тишина.

Увидев вошедших парней, две продавщицы прервали беседу и с любопытством разглядывали посетителей.

– Вы, мальчики, с «пассажира» будете, что ли? – поинтересовалась одна из них. – Или какими другими ветрами занесло вас сюда?

– С него самого и будем, – подыграл женщинам Василий, подходя к ним ближе.

Женщины, как и весь женский персонал подобных заведений в нашей необъятной стране, выглядели одинаково. Выкрашенные волосы, густо намазанные синими тенями веки и несметное количество ядовито-красной помады на губах. Это уже не говоря о золотых перстнях почти на каждом пальце и гирляндах золотых цепей, украшающих рыхлые шеи.

Продавщицы выглядели намного старше Василия, но он, проявляя присущую ему галантность и обходительность, вежливо начал беседу.

Лёнька такими талантами не обладал, поэтому занялся осмотром витрин и их содержимого.

В витринах в основном красовались консервы отечественного производства в виде супов, каш и прочего. На удивление, здесь присутствовало много болгарских консервов – маринованных огурцов, помидоров и компотов из различных фруктов. Да, пароходы дальневосточного пароходства хорошо снабжали продуктами чукотских жителей, проявляя достойную заботу о них.

Что особо бросалось в глаза, так это уголок со спиртным. Водка была только «Магаданская».

На что до сих пор молчавший Юра хмыкнул:

– Ну и пакость…

Лёнька за время прогулки вообще не слышал его голоса. Всё, что происходило вокруг, Юра воспринимал спокойно, без посторонних комментариев и лишних эмоций. За время своего присутствия на судне Лёнька непроизвольно подметил эту Юрину особенность.

Сейчас он стоял рядом с Лёнькой и безразлично осматривал магазин и содержимое его полок.

Цены на все товары имели северный коэффициент, точно такой же, как и в Мурманске, поэтому Лёньку цены не удивили, хотя Саша всё сокрушался, что в магазине всё очень дорого.

Коньяк на полках отсутствовал, зато выделялись яркими этикетками различные грузинские и болгарские вина: «Саперави», «Цинандали», «Варна», «Тамянка».

– Что возьмём? – поинтересовался Лёнька у Сани.

– «Тамянки» возьмём пару пузырьков, – решил Саня. – У нас она по два тридцать, а здесь по три рубля. Закуску и тару я взял, – кивнул он на сумку, перекинутую через плечо.

– А я всё думаю, что это у тебя там в сумке блямкает? – усмехнулся Юра. – А ты вот, оказывается, какой предусмотрительный.

Решив с выбором, Саня нараспев позвал:

– Ва-а-си-и-ли-ий! Хорош с дамами любезничать, пора бы и делом заняться.

На что Вася, неохотно прервав беседу, пробурчал:

– Вот уже и парой слов с прекрасным половиной человечества перекинуться нельзя, – чем вызвал у дам обворожительные улыбки.

Выйдя из магазина, парни дошли до края посёлка, где заканчивалась бетонка, и сошли на берег бухты.

Погодка располагала к пикнику.

Послеобеденное солнышко пригревало, слабый ветерок, дувший с утра, почти пропал, и могло показаться, что вновь наступило лето и открылся пляжный сезон, если бы от воды не шёл неуютный холод.

Парни спустились с бетонки на галечный пляж, чем-то напоминавший сочинский (если бы не одно веское «но», касающееся возможности искупаться), и, найдя сухое место, которое не заливалось приливом, устроились на невесть откуда взявшемся толстом бревне. Насобирав сухих веток, валявшихся между камнями, они запалили костёр.

Вино, оказавшееся терпким и сладким, расслабило, и они, каждый по-своему, устроились у костра.

Разговаривать особо не хотелось, и все наслаждались покоем и тишиной, царящими вокруг.

Здесь даже не летали горластые чайки, и только слабый шелест небольшой волны, набегающей на песчаную кромку пляжа, нарушал эту идиллию.

Но разве полные энергии молодые и здоровые парни могли долго сидеть в таком аморфном состоянии? Поэтому, выпив по второй, они устроили соревнование по метанию голышей, наблюдая, сколько «блинчиков» выйдет у чемпиона. А когда оказалось, что Саня стал абсолютным чемпионом, любовались на пологие сопки противоположного берега бухты, делясь сведениями о Чукотке, почерпнутые от бывалых моряков.

Василий, чётко следивший за временем, вскоре скомандовал, показывая для наглядности на свои «командирские» часы и постукивая по ним пальцем:

– Харе балдеть, парни. Пора бы и на ужин собираться.

Вернувшись в посёлок, Лёнька скромно предложил всё-таки дождаться автобус и доехать до тринадцатого километра, который находился точно на Полярном круге, и сфотографироваться там. Но любованием чукотскими красотами парни насытились «по самое не хочу» и большинством голосов решили вновь посетить местный гастроном, взять там ещё пару «Тамянок» и вернуться на судно.

Что они с удовольствием и совершили.

Поздно вечером, после отхода, они удобно устроились в каюте и с чувством выполненного долга по отношению к красотам Севера употребили приобретённую «Тамянку».