Текст книги "Девятая рота"

Глава тридцатая

В длинном подвальном коридоре вещевого склада царила прежняя тишина. Лёньке даже показалось, что не было прошедших двух месяцев. Как будто он только вчера вышел отсюда, а сегодня вновь зашёл в это таинственное подземелье.

Теперь в едва освещённом коридоре Лёнька без труда нашёл дверь, за которой находилось царство всемогущей Марьванны.

Постучавшись, он осторожно приоткрыл её и, заглянув в образовавшуюся щель, скромно поинтересовался:

– Можно?

– Кого это там опять принесло? – раздался недовольный голос хозяйки подземелья.

Марьванна, как и в прежние Лёнькины визиты, сидела за столом, уложив на него пухлые руки со спрятанным в них мельхиоровым подстаканником с тонкостенным стаканом, в котором просматривалась та же самая чёрно-коричневая жидкость.

Но стоило ей поднять глаза на вошедшего Лёньку, как выражение её лица изменилось.

– А-а, – протянула она уже подобревшим голосом. – Так это ты? – признала она Лёньку, – И с чем ты в этот раз пожаловал ко мне?

– Так вот, – Лёнька протянул Марьванне бумажку, выданную командиром роты. – Сысоев послал к вам, Марьванна, чтобы вы мне форму и постельное выдали.

– Ну давай, давай сюда сию цидулю. Посмотрим, что там твой командир намалевал. – Марьванна водрузила на свой изящный носик внушительного вида очки и принялась за чтение. – Ну теперь понятно, – довольно проговорила она, оглядывая Лёньку, – что тебе надобно.

И, встав из-за стола, подошла к нему.

– Как, говоришь-то, звать тебя? – склонив голову на бок, она с улыбкой посмотрела на Лёньку.

– Леонидом, – важно ответил Лёнька.

– Так вот, Лёньчик ты мой дорогой, ты, наверное, уже получил втычок за свой видок? – Марьванна рукой провела вдоль цветастой Лёнькиной рубашки и светлых расклешённых брюк.

– Ага, – согласно кивнул в ответ Лёнька. – Раздолбал меня Сысоев за него.

– Так есть за что, – рассмеялась Марьванна. – А особенно если взять твою причёску, то нарядов на пять она потянет. Ты посмотри на него! – восторженно удивилась Марьванна. – Какую он шевелюру отрастил! Всем девчонкам на зависть будет. – И пухлой ладошкой взъерошила отросшие за лето Лёнькины волосы. – Но состричь их придётся, – в её голосе даже проскользнули нотки сочувствия. – Парикмахерская хоть знаешь где?

– Не-а, – отрицательно покачал головой Лёнька.

– Ты, как я помню, здесь у нас, – Марьванна сделала круговое движение рукой, – ничего не успел узнать ещё?

– Не-а, – Лёнька ещё раз отрицательно покачал головой.

– Ну тогда слушай, – начала пояснять Марьванна. – Как выйдешь со склада, так пройдёшь на Верхнепортовую, а там иди только по Бестужева, на развилке на Посьетскую не сворачивай. Там как раз на развилке новая девятиэтажка стоит. Так вот у неё в пристройке парикмахерская и находится. Хорошие там мастера работают. Я даже сама иной раз там причёски делаю. – Марьванна кокетливо поправила свои хорошо уложенные волосы. – Ну, ладно об этом, пошли лучше со мной, я тебе кое-что подберу. – При развороте к дверям она чуть не снесла со своего пути Лёньку, но тот успел вжаться в тюки, выложенные на полках стеллажей.

В коридоре Марьванна открыла одну из дверей.

– Подожди тут, – предупредила она Лёньку, который устремился за ней. – Я сама знаю, что тебе надо.

Вскоре она вышла со стопкой форменной одежды, сверху которой красовалась чёрная фуражка.

– На, держи, – положила она одежду в протянутые Лёнькины руки. – Здесь всё: и рабочее, и парадное. Пойдём, я тебе обувь и постельное выдам. За бушлатом и шинелькой завтра приходи, а то всё зараз не утащишь, – усмехнулась она. – А форму тебе всё равно ушивать придётся. Наши фабрики на таких стройных мальчиков, – она оценивающе посмотрела на Лёньку, – шьют только балахоны.

Повернувшись к Лёньке, она поинтересовалась:

– Ты и мастерская где находится не знаешь, конечно же?

– Не-а, не знаю, – подтвердил её догадку Лёнька.

– Так я тебе всё расскажу, и будешь ты выглядеть у нас как самый настоящий порядочный курсант. Значица так, – начала Марьванна, – напротив гастронома на Авраменко, что около вашей столовки, есть пятиэтажка. В ней-то на первом этаже и находится ателье. Там спросишь Розу Михайловну, а она уж из тебя куколку сделает. – Марьванна при этом даже хохотнула и, заперев закрома на мощный амбарный замок, направилась дальше по коридору.

В следующей комнате на шею Лёньке Марьванна повесила форменные ботинки и называемые так курсантами их нелюбимые «гады», то есть рабочие ботинки.

Затем они прошли в помещение, заваленное матрасами и подушками. Там Лёнька разложил выбранный матрас и завернул в него подушку с постельными принадлежностями и формой.

– Утащишь всё за раз? – озабоченно поинтересовалась Марьванна.

– Утащу, – храбро заверил её Лёнька и, потуже завернув матрас, взвалил его на плечо. – Спасибо за всё, – поблагодарил он Марьванну, на что та довольно ответила:

– Спасибо завтра будешь говорить, когда шинельку с бушлатом получишь. А сейчас иди. Да осторожнее будь. Смотри под ноги, – заботливо напутствовала Лёньку Марьванна.

Вернувшись в роту, Лёнька обнаружил отсутствие в кубрике Бэндэра.

Матрас с подушкой он кинул на первую койку справа, а бельё с формой положил в рундук на свободную полку.

Для интереса, что за форму выдала ему Марьванна, он примерил на себя суконные брюки. Да… Марьванна оказалась права. В таком балахоне Лёнька ходить не собирался, поэтому тут же пошёл искать ателье.

Ориентиры, выданные Марьванной, оказались точными, поэтому Лёнька без труда нашёл его.

В комнате за столом сидела только одна женщина. По тому, как она копалась в бумажках, Лёнька понял, что это приёмщица, поэтому сразу же обратился к ней.

– Здрасьте, – подошёл он к столу. – А брюки у вас перешить можно? – с вопросом обратился он к занятой женщине.

Та, оторвавшись от бумажек, подняла на него глаза.

– Что за брюки? – недовольно спросила она.

– Вот, – Лёнька положил на стол перед женщиной только что полученные брюки.

– Форменные, что ли? – женщина развернула их.

– Ага, – кивнул Лёнька.

Повертев в руках брюки, женщина пронзительным голосом, от которого Лёнька даже вздрогнул, позвала:

– Роза Михайловна!

Из соседней комнаты послышалось приглушённое:

– Чего тебе?

– Выйдите на минутку. Тут к нам клиент пожаловал, – уже потише пояснила приёмщица.

– Щас, – послышалось в ответ.

Через пару минут из соседней комнаты вышла полная женщина в рабочем ситцевом халате. Тёмно-синий передник прикрывал её внушительную стать спереди, а курчавые чёрные волосы она повязала модной гипюровой косынкой.

Женщина подошла к приёмщице и, взяв со стола брюки, повертела их в руках.

Глянув на Лёньку большими, слегка выпуклыми карими глазами, она недовольно посмотрела на него.

– Иди примерь, – кивнула она в угол комнаты, где находилась примерочная, и всучила Лёньке в руки штаны.

Пройдя в примерочную, он напялил на себя результат работы советских швей-мотористок и, выйдя, предстал пред испытующим взором Розы Михайловны.

Та, подойдя к нему, наклонилась и грубо ухватила рукой за промежность свисающих брюк, а потом обеими руками так же грубо с обеих сторон у бёдер и махнула рукой:

– Снимай. Завтра после десяти приходи, – и, развернувшись, молча ушла.

Ошарашенный такой примеркой Лёнька безмолвно остался стоять посередине комнаты.

– Чего застыл? – прикрикнула на него приёмщица. – Иди переодевайся. Или тут торчать будешь?

Лёнька подчинился и, вернувшись в примерочную, снял балахонистое безобразие и надел свои гражданские брюки.

Ещё находясь в шоке от произведённой примерки, он безмолвно рассчитался с приёмщицей и вышел из ателье.

Теперь дело оставалось за стрижкой.

Погода стояла прекрасная. Лёнька знал, что на довольствие он ещё не поставлен, поэтому в роту идти, чтобы вместе с ней сходить на обед, ему не хотелось, и он зашёл в гастроном.

Там, на его счастье, в хлебном отделе он нашёл «тошнотики». Голод – не тётка, да и по Лёнькиному бюджету они ему подходили в самый раз.

На двадцать копеек он взял четыре штуки, а в отделе «Соки-воды» за восемь копеек стакан томатного сока.

Подкрепившись, он направился в парикмахерскую, чтобы и в самом деле не отличаться своей шевелюрой от курсантской братии. Это ему сейчас Сысоев простил отросшие космы, а не дай бог попасться начальнику ОРСО – запросто можно схлопотать пять нарядов вне очереди. Начинать с нарядов ему не хотелось, поэтому после гастронома он взял курс на парикмахерскую. Заодно ему хотелось осмотреть окрестности училища. По характеру своей неуёмной души он предполагал, что, возможно, когда-нибудь, в далёком или недалёком будущем, ему придётся оказаться в самоволке. Поэтому сейчас в спокойной обстановке у него как раз имелось время разведать пути отхода и скрытные подходы к училищу.

К своему удивлению, он обнаружил, что училище не имеет забора, и свалить в самоволку никакого труда не представляет. Вот в Макаровке и в Мурманске это была проблема из-за высоких глухих заборов и проходных с бдительными дневальными, а здесь – гуляй, ВАСЯ…

Тем более что на сегодня дел никаких не предвиделось, и Лёнька двинулся в сторону парикмахерской.

Её он нашёл без труда. Очереди в этот дневной час не было.

Узнав у кассира, где есть свободное место, он устроился в кресле в ожидании мастера.

Подошедшая к нему женщина поинтересовалась:

– Как стричься будем, молодой человек?

– Под полубокс, пожалуйста, – попросил её Лёнька.

– А почему не под польку или модельную? Такие красивые волосы… Жаль состригать. – Женщина расчёской разровняла Лёнькин пробор.

– Мне коротко надо, – настаивал на своём Лёнька и пояснил: – Командир роты приказал.

– Ты что, курсант, что ли? – удивлённо посмотрела на него женщина.

– Да, – гордо ответил Лёнька.

– А-а-а… – с каким-то разочарованием протянула парикмахер. – А по причёске не скажешь. Я уж подумала, что студент.

– Нет, я из ДВВИМУ, – ответил Лёнька и понял, что парикмахерша ещё больше разочаровалась.

– Жаль, что не из ТОВМУ, – вздохнула она и принялась кромсать Лёнькину причёску.

Минут через пятнадцать она закончила работу и с холодом в голосе указала на кассу:

– Там расплатишься, – и скинула с его плеч белую простыню.

Лёнька осмотрел себя в зеркале, потрогал пальцами пробор и остался доволен причёской.

«Всё! Теперь-то уж Сысоев не доколупается», – довольно подумал он.

Расплатившись, он вышел на улицу, прошёл через дворы на Посьетскую, а там по лестнице, мимо памятника Ленина, спустился на привокзальную площадь.

Любопытство познания нового города превысило все остальные желания. Тем более что на сегодня он покончил со всеми делами, поэтому не спеша двинулся по улицам.

По знакомому переулку вышел на площадь с огромным красноармейцем на пьедестале. Обошёл памятник и со всех сторон осмотрел его. Никто не лез с вопросами и нравоучениями. Ходи, глазей, лови ворон. Что хочешь, то и делай.

И Лёнька двинулся по Ленинской, как когда-то шёл по ней с Виталиком и Серёгой. Но сейчас он никуда не торопился, а только старался запомнить, где и какие примечательные места расположены.

Дойдя до памятника морякам торгового флота, погибшим в годы Великой Отечественной войны, он внимательно прочёл все названия пароходов и перешёл на другую сторону улицы.

Взобравшись на зелёный косогор холма, он растянулся на одной из скамеек и долго смотрел в синее небо, по которому не спеша проплывали редкие облака.

От солнечного тепла его начало клонить в сон, и только проезжающие трамваи не давали ему уснуть. А злой женский голос:

– Ты чего это тут развалился? – полностью привёл его в себя. – Что? Пьяный, что ли? – требовал ответа голос, на что Лёнька недовольно огрызнулся:

– С чего это вы взяли? – повернув голову в сторону дотошной бабульки. – Я просто небом любуюсь.

– Нормальные люди по скамейкам не валяются, – не отставала от него бабулька.

– А какие тогда валяются? – в шутку начал он выяснять у блюстительницы порядка, но спорить с пожилым человеком ему не очень-то хотелось, поэтому он отвернулся от дотошной женщины и пошёл в сторону площади Лазо.

Он помнил, что рядом находится кафе «Театральное».

На ужин в училище он уже не попадал, поэтому, зайдя в кафе, набрал себе еды с таким расчётом, чтобы хватило до завтрака.

Кафе, наверное, считалось популярным у молодёжи, поэтому он с интересом разглядывал оживлённых парей и девушек за соседними столиками. Да и к нему за стол подсели две девушки, которые, не обращая внимания на молчащего парня, продолжили свой разговор о каких-то преподавателях, которые что-то высказывали им о каком-то мудрёном спектакле.

Чтобы не оказаться полнейшим профаном в таком умном разговоре, Лёнька на стал вмешиваться в него, а, спокойно доев бефстроганов и запив его компотом, пожелал девчонкам приятного аппетита и пошёл дальше шляться по улицам.

В училище возвращаться не хотелось. Лёнька ведь там никого не знал, и там его ожидала только зелёная тоска.

С утра в кубрик к Лёньке заглянул Рогозин и хриплым голосом то ли задал вопрос, то ли прокричал:

– Чего валяешься? Подъём на завтрак!

От его окрика Лёнька автоматически сел на кровати и тупо посмотрел на Рогозина, а тот уже тише повторил:

– На завтрак пойдёшь?

– Ага, – кивнул Лёнька, всё ещё ничего не понимая.

– Тогда чего сидишь? Собирайся, – не отставал от него Рогозин.

– Форму ещё не получил, – соврал Лёнька. – А по гражданке можно? – посмотрел он на своего будущего старшину в надежде, что тот от него отстанет.

– Сегодня ещё можно, – важно ответил тот, – а вот с первого числа уже будет нельзя. – И предупредил: – Через десять минут выходим.

Ополоснувшись после сна, благо умывальник находился на расстоянии трёх кубриков от Лёнькиного, он пристроился к толпе желающих позавтракать и отправился в столовую.

Дежурный офицер, увидев беспорядочную толпу курсантов, бредущих на завтрак, попытался их остановить, но, узнав, что это остатки девятой роты, занятия у которой ещё не начались, пропустил парней без замечаний.

Покончив с завтраком, Лёнька вернулся в роту и растянулся на койке в ожидании десяти часов, чтобы сходить в ателье.

В назначенное время он вошёл в ателье.

За столом сидела та же приёмщица. При виде Лёньки она задала сакраментальный вопрос:

– Тебе чего?

– Я вчера брюки сдавал перешить. Хотелось бы узнать об их готовности, – как можно вежливее обратился к ней Лёнька.

– Что за брюки? – непонимающе уставилась на него женщина.

– Обычные, курсантские, – попытался объяснить Лёнька.

– Квитанция есть? – потребовала женщина.

– Есть. Вот она, – протянул квитанцию Лёнька.

Женщина взяла у него квитанцию и, прочитав её, с удивление подняла глаза на Лёньку.

– Так это твои брюки, что ли, Роза Михайловна перешивала?

– Да, мои, – подтвердил Лёнька.

– Во дела! – хмыкнула приёмщица. – А я тебя и не признала. Вот что причёска делает с людьми. Совсем другой вид. Вчера был юноша такой симпатичный, а тут настоящий курсант, хоть и по гражданке.

Она поднялась и вышла в соседнюю комнату, откуда вернулась со свёрнутыми брюками.

– Твои, что ли? – Она сверила номер на брюках с накладной и поинтересовалась: – Мерить будешь?

– Буду, – тут же ответил Лёнька.

Как он мог отказаться от этого? Ведь таким способом, как вчера Роза Михайловна, его ещё никогда не измеряли. Во всех ателье закройщики подходили к нему с сантиметром и после тщательных измерений записывали данные на листочке. А тут – один зажим и два облипа, и всё…

Взяв брюки у приёмщицы, Лёнька зашёл в примерочную и надел их.

Каково же было его удивление, когда он глянул на себя в зеркало! Брюки сидели на нём идеально! Ни морщиночки, ни складочки! А внизу они были даже расклешены и сделан модный скос к каблуку.

Таких брюк у Лёньки ещё не было! Нет, конечно, были, но чтобы так, да с первого раза, и без всякой примерки, и так быстро… Не-ет! Такого ещё не было.

Полюбовавшись собой, Лёнька вышел из примерочной и обратился к приёмщице:

– А можно как-то поблагодарить Розу Михайловну?

– Сейчас нельзя. Она будет только после обеда, – отмахнулась от него приёмщица. – Но, если так сильно хочется, вон «Книга жалоб и предложений», – показала она в угол комнаты, где на гвоздике болталась какая-то тетрадка. – Напиши что хочешь. Ей будет приятно, – и соблаговолила улыбнуться.

Переодевшись в примерочной, Лёнька взял указанную тетрадь и написал в ней слова благодарности замечательному мастеру своего дела Розе Михайловне.

До первого числа оставалось ещё три дня. В роте почти никого не было. Скукотища страшная. По утрам приезжал Сысоев. Выстраивал прибывших и проверял их наличие. Начали стоять вахту у тумбочки и делать ежедневную приборку по роте. Лёньку как новенького к нарядам не привлекали. Появившиеся старшины сформировали наряд и регулярное питание в столовой, на которое прибывающая рота ходила уже строем, а по утрам в коридоре раздавался истерический вопль дневального:

– Рота, подъём! – который сопровождался нелицеприятными выражениями проснувшихся курсантов.

От скуки парни не знали, куда себя девать. Каждый изгалялся по-своему.

В один из дней, когда уставшие от приёма завтрака курсанты залегли по койкам, их неожиданно разбудил громогласный вопль дневального у тумбочки:

– Рота! Подъём! Всем приступить к чистке обуви, хранящейся в рундуках!

Чего только не наслушался Лёнька от изнывающих от тоски дневальных, но такое объявление он слышал впервые.

Поднявшись с койки, он выглянул в коридор. И таких любопытных оказалось множество.

Каждый из них отреагировал на необычное объявление по-своему. Но в основном шутник был вознаграждён смеющейся братией посылами куда подальше.

Из отпуска начали возвращаться курсанты. Возвращение каждого из них сопровождалось громогласными криками и воплями, многократно отдающимися от голых стен коридора.

Один из этих воплей известил, что вернулся Серёга Котов.

Увидев вышедшего навстречу Лёньку, Серёга обрадовался.

– Ты заходи в мой кубарь, – пригласил он. – Я такую штучку привёз… Закачаешься!

– Что за штучка? – не утерпел Лёнька.

– Самогоночка наша местная. Батя специально приготовил. Говорит, чтобы я её с лучшими друзьями опробовал. Вот мы сейчас этим и займёмся.

– Так я сейчас за закусончиком метнусь, – засуетился Лёнька.

– Да ничего не надо. Всё есть у меня, – попытался отговорить его Серёга, похлопывая по вместительной сумке.

– Нет, – настаивал на своём Лёнька, – я сгоняю.

– Ну, смотри сам, – сдался Серёга и принялся рассказывать друзьям о проведённом отпуске.

Лёньке повезло. В гастрономе покупателей почти не было. Ему взвесили пару огромных бочковых селёдин.

– Спафарьевская, – нахваливала продавщица. – Вчера я домой парочку взяла, так все ещё запросили, когда распробовали. Но уже не было, – цыкнула она языком. – Придётся сегодня ещё принести.

Попутно Лёнька взял несколько пакетиков морской капусты и пару банок рыбных котлет. Хлеб, он понадеялся, кто-нибудь из курсантов прихватил из столовой.

Продавщица все его покупки завернула в толстую упаковочную бумагу, а Лёнька, крепко прижав свёрток к груди, бегом вернулся в роту.

Пришёл он как раз вовремя.

Парни только расставили стаканы, разрезали хлеб и привезённое Серёгой сало.

Увидев Лёньку с покупками, парни обрадовались, а Серёга, развернув свёрток, поинтересовался у Лёньки:

– А ты нашу тихоокеанскую селёдку вообще-то чистить умеешь?

– Пока не пробовал, – честно сознался Лёнька. – До этого я только с атлантической дело имел.

– А-а, – понимающе протянул Серёга. – Ну тогда смотри, – торжественно объявил он, – показываю только один раз, да и то только потому, что Лёнька новичок в нашей группе.

– Не, Серёга, – Лёнька с сожалением посмотрел на Котова, – Сысоев меня в первую группу определил.

– А что так? – удивился Серёга. – Почему не в нашу, третью?

– Не знаю, так он решил, – развёл руками Лёнька.

– Жаль, конечно. Привыкли мы как-то к тебе. Но он командир, ему виднее, – пожал плечами Серёга и переключился на селёдку. – Ну а теперь смотрите и запоминайте, – и он вынул из бумаги одну из селёдин. – Берём её, радёмую, за хвост, закручиваем до отказа и делаем вот так, – Серёга одним незаметным движением развёл руки – и селёдка развалилась на пару ровных частей, в середине которых торчал очищенный от мяса скелет. Кишки каким-то образом сами собой вывалились на подстеленную бумагу.

Окружающие не сдержались и отблагодарили фокусника международного масштаба одобрительными возгласами, а Коля Кобелев даже не сдержался и зааплодировал.

Лёнька такой разделки никогда в жизни не видел, потому что вначале он сдирал кожуру, вытаскивал хребет и пальцами отрывал голову.

Саму тушку, уже свободную от костей, Лёнька всегда резал на мелкие ломтики и обкладывал луком, а дома ещё и поливал постным маслом.

Ну а в сложившейся ситуации ни лука, ни масла у курсантов не было, поэтому ребята довольствовались тем, что имели.

Мясо селёдки на обёрточной бумаге лежало, нарезанное ломтиками, рядом – хлеб горочкой, стаканчики выстроены в ряд, а содержимое бутылочки, привезённой Серёгой, он аккуратно разлил по стаканчикам. Филигранности разлива мог бы позавидовать любой бармен мира. Но в данный момент не это было важным, а важным было то, что все друзья собрались вместе и вместе готовы дальше идти по жизни.

После опустошённой бутылочки разговоры пошли о прошедшей практике, о предстоящей учёбе и планах на жизнь.

Серёга подошёл к окну и, посмотрев во двор, спросил у примолкшего Серёги Веденёва:

– А что, Гена до сих пор на своём зелёном мотоцикле приезжает?

– А то, – усмехнулся его тёзка. – Кажный божий день он ставит его перед окнами канцелярии и постоянно проверяет, чтобы ни одна подозрительная рожа к нему не приблизилась.

Лёнька, ничего не понимая из рассказа Серёги, в недоумении посмотрел на Котова, а тот, усмехнувшись, пояснил ребятам:

– Лёнька ведь не знает этой истории. Так слушай, – начал он, от чего остальные ребята примолкли на пару минут. – У командира нашей роты есть подпольная кликуха – Гена Крокодил. – От его слов возбуждённые ребята расхохотались, а Лёнька вспомнил, как Василий ему при первом отходе на «Орджоникидзе» рассказывал об этом.

Серёга, подождав, когда гомон утихнет, продолжил:

– Купил наш Геннадий Гаврилович себе зелёный «Урал». Точно такой же «Урал» купил и его друг капитан Пляскин. И каждое утро эти два дружбана на своих зелёных «Уралах» приезжали в свои роты. Но Гене как-то раз попала шлея под хвост, и решил он сделать нашу роту передовой. Но у каждого материала есть свой предел пластичности, и вы это прекрасно знаете, – поглядел он на грохнувших от смеха друзей. – Так вот парни устали от Гениных домогательств и на втором курсе подсыпали ему в бензобак сахарный песок. Кому-то он очень сильно насолил. Так этот кто-то решил ему подсластить жизнь. – Парни вновь расхохотались. – В тот день Гена долго мучился с заводкой мотоцикла, а потом сообразил: попробовал на вкус бензин и слил его. Конечно, он понял, что это ему пришла ответка за проводимый террор и поэтому снизил прессинг по отношению к курсантам. А мотоцикл с тех пор ставит только напротив окон своего кабинета и по сто раз на день проверяет его.

Воспоминания о ротной жизни продолжились, а чтобы они не заглохли, кто-то сгонял в «Зелёный» магазин за добавкой, и тут общество раскололось на небольшие группки по интересам.

Саня Пустовой сидел в обнимку с Чикой, и их разговор поразил Лёньку концептуальной сложностью.

– Представляешь, – внушал Саня своему другу, – в наш сугубо межпланетный век каждый индивидуум в силу своих концепций, фибрусально вращаясь в сфере демократических интеллектов, вправе бороться за апофеоз коммунистических тенденций. У тебя может возникнуть вопрос: а является ли регресс аксессуаром деградации или же интерпретацией эволюции прогресса? А я тебе на этот вопрос честно отвечу. В научных теориях, основанных на пифагоровых феноменах, говорится, что регресс является аксессуаром деградации, но не интерпретацией эволюции прогресса.

А когда Лёнька из уст этих умных людей услышал невероятной сложности шедевральную фразу, от которой мозг обязан закрутиться в невероятной сложности узел, то понял, что на сегодня пора заканчивать с возлияниями и надо перемещаться в направлении манящей его кровати в кубрике с силой П нулевое.

Пока рота не собралась полностью и в ней царила анархия, безнаказанно поспать в течение дня ещё было возможно, но через пару дней об этом можно будет только мечтать.

Утром Лёньку поднял бодрый голос дневального, который во всю глотку орал:

– Рота, подъём!

На завтрак неполная рота выдвинулась уже одетая по форме, под руководством недавно прибывшего старшины роты Валеры Миронова.

А после завтрака к Лёньке зашёл Серёга Котов.

– Хочешь приколоться? – хитро улыбаясь, поинтересовался он.

– А что случилось? – удивился Лёнька.

– Сейчас сам увидишь, – улыбался Серёга, но, чтобы долго не мучить Лёньку, пояснил: – Толик Власенко вернулся с индивидуальной практики и привёз с собой обезьяну. Как он провёз её через таможню, он не рассказал, наверное, где-то прятал на судне. Так он нам хочет показать аттракцион под названием «Отличие человека от обезьяны». Хочешь посмотреть?

– Конечно, – подскочил Лёнька с кровати, на которой только что собирался вздремнуть.

В кубрике он до сих пор жил один. Бэндэр не появлялся, а остальные две койки так и оставались пустыми.

– Тогда пошли, – Серёга поманил за собой Лёньку.

Толик жил в кубрике рядом со старшинским, и парни сразу прошли в него.

Обезьянка оказалась маленьким шустриком. Миниатюрное, чем-то напоминающее человеческое лицо, огромные глаза, большой рот и ручки с тоненькими пальчиками. Обезьянка не сидела на месте. Она скакала вокруг своего хозяина, придерживающего её за короткий поводок, прикреплённый к ошейнику.

Толик с гордостью показывал своё достояние набившимся в кубрик парням.

Лёнька услышал хриплый голос Рогозина:

– Чё ты её сюда припёр? Тебе жить, что ли, надоело? Если Гена увидит её, то он тебе такое устроит! А если не дай бог ещё и Косте на глаза попадёшься, то вместе с твоей мартышкой он тебя выкинет из бурсы в два счёта.

По разговорам парней Лёнька уже знал, что знаменитый Костя, которого все почему-то боялись, являлся начальником ОРСО. Со слов ребят Лёнька понял: с подполковником Константином Игнатьевичем Пивоваровым шутки плохи. Дядька он строгий, но справедливый и просто так нарядов не раздаёт. Виновники их получали справедливо и по заслугам.

– Да ладно тебе стращать. Пуганые мы, – не сдавался Толик. – Зато ты посмотри, какая Люся умная. – Толик взял мартышку на руки и принялся всем её показывать. – Она поумнее нас с тобой будет, – для достоверности обратился он к Рогозину.

– Да будет тебе! – ухмыльнулся тот.

– Не веришь? – обиделся Толик на недоверчивость Рогозина. – Так вот смотри. На, подержи пока Люсю, – и Толик поднялся с кровати.

Он прошёл к двухъярусным кроватям, стоявшим первыми у входа, и завязал между ними верёвку. Затем посередине верёвки привязал нитку, на конце которой находилось яблоко.

Яблоко от пола висело на расстоянии около полутора метров. Оно находилось для Люси очень высоко. С кроватей до яблока тем более дотянуться невозможно.

Заинтригованные парни затаили дыхание.

– Вот как бы ты достал в этом случае яблоко? – обратился Толик к Рогозину.

– А кто его знает как? – почесал затылок Рогозин и предположил: – Ну, наверное, развязал бы узел, а когда яблоко окажется на полу, то забрал его.

– Эх ты… – усмехнулся Толик. – А теперь смотрим на Люсю и сейчас мы убедимся, кто у нас тут самый умный.

Толик отстегнул поводок от ошейника и показал Люсе на яблоко:

– Люся! Яблоко. Достать! – и выпустил обезьяну из рук.

Обезьянка выскочила у него из рук и взлетела на кровать, а потом, мелко перебирая лапками, перебралась к центру верёвки. Остановилась там, подождала, пока верёвка перестанет раскачиваться, и, держась за неё только задними лапками, передними принялась тянуть к себе нитку с яблоком. Яблоко через секунду оказалось у неё в руках, и Люся, подозрительно оглядев экспериментаторов, заскочила в верхнее открытое отделение рундука, где спокойно съела по праву принадлежащий ей приз.

– Ну и кто у нас оказался тупее Люси? – Толик торжественно осмотрел собравшихся.

Парни разразились гоготом, показывая на обалдевшего Рогозина.

Но Котов выразил своё мнение более открыто:

– Конечно, всё это хорошо. Фокусы, яблоко, но Витёк был прав. От Люси может получиться такой головняк, что всей нашей роте от этого мало не покажется. В анналы истории можем войти. Ты подумай, Толик, как ты от неё избавишься.

Но тут из толпы любопытных раздалось:

– А мы сегодня с Лёвой собрались на барахолку на Баляйку идти. Надо кое-что сдать из остатков капитализма. Вот если ты нам на её отдашь, – парень, которого почему-то все называли Злодеем, указал на Люсю, – то мы её там толканём.

– Так уж и толканёте? – недоверчиво переспросил Толик.

– Ну если не толканём, то назад принесём, – заверил его Злодей.

– Ладно, – подумав, согласился Толик. – Только мне за неё принесёте девяносто рублей.

– О’кей, какава люкс, – согласился Злодей. – Давай сюда свою мартышку.

И присутствующие всей толпой бросились ловить маленькое шустрое существо.

Даже несмотря на всю свою изворотливость, Люсю выловили, Толик пристегнул её к ошейнику и вручил Злодею.

Довольный зрелищем народ разошёлся, а Злодей с Лёвой Кимом и Люсей через полчаса отправились на барахолку.

В последний день перед началом занятий в Ленинской комнате командир роты разрешил выставить телевизор, чтобы народу хоть чем-то можно было развлечься.

Но, кроме телевизионных программ, Лёнька увидел вечером ещё одно шоу.

В роту мимо дневального на страшной кочерге пробирались Злодей с Лёвой. Они, едва удерживаясь за выкрашенные зелёной краской стены, прокрались к кубрику Толика Власенко и ввалились в него.

Чтобы не пропустить очередной концерт, Лёнька с парой парней перестали смотреть телевизор и бросились на помощь обессилившим Злодею с Лёвой.

– Вы чё это такие? – недоумевал Толик. – Где Люся?

– А Люся того… – махнул рукой приподнявшийся Злодей.

– Чего «того»? – не понял их Толик.

– Она у хороших людей, – с трудом выговаривал Злодей, что кивком подтвердил Лёва.

– Каких хороших? – продолжал недоумевать Толик.

– А во таких, – сделал объёмный жест руками Злодей. – Которые её так целовали, – и жестом показал, как происходил данный процесс.

– А деньги? – продолжал спрашивать Толик.

– А вона они, – и Злодей достал из кармана форменных брюк комок скомканных бумажек.

– Ладно, чёрт с ними, с деньгами, – махнул рукой Толик. – Вы-то где так наклюкались?

– А тама, – опять в какое-то пространство махнул рукой Злодей, что молча таким же кивком подтвердил Лёва.

– Так, парни, давай разнесём их по кубарям, – попросил собравшихся любопытных Толик. – А то не дай и не приведи дежурный офицер с проверкой нагрянет.