Текст книги "Девятая рота"

Глава девятая

На двухъярусной койке, стоявшей у входа, отодвинулись занавески, и на Лёньку уставились две заспанный физиономии, а он после ухода Сергея остался в неведении стоять посередине каюты.

Парень с верхней койки легко спрыгнул на палубу, подошёл к Лёньке и, крепко пожав руку, представился:

– Миша.

Парень оказался ростом с Лёньку. Что-то странное отличало его от всех тех, с кем ему пришлось встретиться сегодня. Лёнька никак не мог понять, что именно, но когда Миша назвал себя, то моментально понял. Его выделяли выразительные глаза и непомерно большая голова с взъерошенными остатками волос.

– Лёня. – В ответ Лёнька сильно тряхнул руку Михаила и получил в ответ пружинистый ответ, что говорило о том, что Миша, несмотря на свой интеллигентный вид, силушкой обладает.

С нижней койки выкарабкался другой парень и протянул Лёньке ладонь:

– Сергей, – тут же пошутив: – Что, говоришь, вместе куковать тут будем? Ну давай устраивайся. Сам-то откуда будешь? – Он с неподдельным интересом рассматривал Лёньку, но тот на его вопрос ответить не успел.

Дверь каюты распахнулась, и в неё ввалился ещё один персонаж.

Это был парень с Лёньку ростом, сухощавый, с взъерошенной копной русых волос, в распахнутой на груди рубашке, от которого шёл жар.

Парень держал в руках две большие сумки, которые осторожно поставил около рундуков. Освободившись от груза, он с облегчением выдохнул и плюхнулся на свободный стул возле стола.

– Фу-у! – громко выдохнул он и, помянув всех чертей и матерей, закончил свою тираду: – Да чтоб я ещё поддался на вашу провокацию и ходил в эти магазины…

– Чё, купил, что ли? – спокойно поинтересовался Миша, не обращая внимания на возмущение вошедшего, и, присев на корточки, открыл одну из сумок.

Проверив её содержимое, он констатировал:

– Во! Это то, что надо. Все бурелые и не очень крупные. Довезём до Провидения, а что не довезём, то сожрём, – тут же пошутил он.

Лёнька непроизвольно глянул в сумку. Там лежали помидоры. Это его удивило, и он посмотрел на Мишу:

– Это чё у вас такое?

– Не видишь, что ли? – поднял на него голову Миша. – Это мы обещали привезти нашим знакомым в Провидения, вот и купили. Не много ли? – он перевёл взгляд на пришедшего парня, который, расслабившись, сидел в кресле и вытирал с лица пот.

– Нормально. Самое то что надо! – отмахнулся тот и посмотрел на Лёньку: – А тебя чё, тут поселили, что ли?

– Ага, – утвердительно кивнул Лёнька.

– Ну тогда держи краба! – улыбнулся пришедший и, привстав со стула, протянул Лёньке руку. – Василий, – громогласно заявил он при этом.

– Леонид, – в тон ему ответил Лёнька и вцепился в протянутую ладонь.

Василий энергично потряс её и тут же спросил:

– А бельё ты уже получал? – в его голосе даже прозвучали заботливые нотки.

Лёнька удивился тому, с какой скоростью поменялось настроение у Василия, но вида не подал.

– Не успел ещё. Только что получил инструктаж у Борисыча, а старшина Котов показал койку, – пожав плечами, спокойно пояснил он.

– Так чё ты тут стоишь? – чуть ли не взвился Василий. – Сейчас кастелянша куда-нибудь свалит, тогда ищи-свищи её. Только после отхода сможешь бельё получить. Тем более обед же скоро!

При чём здесь обед и кастелянша, Лёнька связать не успел, поэтому поинтересовался:

– А где она, эта кастелянша? – и, надеясь на помощь, осмотрел присутствующих.

– А, – махнул рукой Василий, – всё равно не найдёшь. Пошли, покажу, – и, махнув рукой Лёньке, чтобы тот следовал за ним, открыл дверь и вышел в коридор.

По длинным коридорам, то поднимаясь, то опускаясь с палубы на палубу, Василий привёл Лёньку к заветному месту, где можно получить бельё. Василий оказался прав, сам Лёнька ни в жизнь бы не добрался до этого белья.

Помещением, где обитала кастелянша, оказалась небольшая чистенькая каюта с идеально наведённым порядком.

Под стать помещению оказалась и сама кастелянша. Симпатичная, невысокого роста женщина с аккуратным макияжем и перманентной завивкой. Такая завивка была в моде, и все красавицы Советского Союза щеголяли с такими причёсками. Поговаривали, что точно такая же причёска была у какой-то французской то ли певицы, то ли актрисы.

Лёнька в таких делах особо не разбирался, потому что его свободное время в основном занимали спорт и учёба. В девчонках ему больше нравились стройные ножки да коротенькие юбочки, а причёски были ко всему этому только каким-то дополнением.

Василий, судя по обходительному общению, был знаком с кастеляншей, поэтому получение белья не заняло много времени.

Возвращаясь назад, Василий игриво поинтересовался у Лёньки:

– Ну и как тебе женский персонал у нас? – кивнул он назад, в сторону покинутого помещения.

– Как «как»? – удивился Лёнька. – Нормально. Старовата только. Сколько ей? Лет тридцать, что ли?

– Где-то так, – прищурив глаз, качнул головой Василий и с видом знатока поделился: – Но ты не на возраст смотри. Женщина – что надо. Тут про неё говорят, что она такой роман со старпомом крутит, что любая молодуха позавидует, – и таинственно закатил глаза к подволоку, будто выдал какую-то сокровенную тайну.

Но времени рассказать об интригах, пронизавших шикарный пассажирский лайнер, у Василия не хватило, потому что они пришли в каюту, где Лёнька принялся застилать постель.

Он ещё не закончил с постелью, как в каюту зашли двое парней, одетых в курсантскую форму, но только со споротыми лычками и без гюйсов.

Один из них, назвавшийся Юрой, симпатичный парень ростом с Лёньку, с отточенными чертами лица и не в меру отросшими чёрными, постоянно лезшими ему в глаза волосами, которые он постоянно поправлял. Говорил он мало, больше прислушивался. Ему, как показалось Лёньке, очень хотелось увидеть и послушать новенького, который приехал чёрт знает откуда и будет с ними проходить практику.

Другой (потом выяснилось, что зовут его Сашей) постоянно старался шутить и сам же громче всех смеялся своим шуткам.

Если Юра на них только слегка реагировал, скромно улыбаясь, то Саша смеялся от души, но как-то казалось странным, что во время этого смеха рот у него раскрывается только чуть-чуть, как будто у него треснула губа и он боится, чтобы шрам на губе не причинил ему особой боли. Хотя губы у него были целыми, и никаких трещин на них не было.

Парни наперебой принялись рассказывать о прошедшем рейсе и о том, что их ждёт впереди.

Оказывается, они уже сделали один рейс на Провидения, который длился целый месяц.

«Орджоникидзе» стоял на линии Владивосток – Провидения с заходами в Корсаков, Петропавловск-Камчатский (как они называли его, Питер), Беринговский, Анадырь, Эгвекинот. Последним портом был Провидения, где стоянка составляла больше суток.

Они откровенно делились переполнявшими их впечатлениями и старались довести до Лёньки все правила судового расписания.

Лёнька впитывал всё то, что говорили парни. Его всё интересовало. Тем более что отход был назначен на завтра, и он сам сможет воочию увидеть всё то, о чём ему сейчас рассказывали парни.

Одним из главных правил являлось то, что курсанты с восьми утра работают в машинном отделении до обеда. Обед – в двенадцать часов, а потом им выделяются четыре часа на работу над составлением отчёта по практике. На вопрос Лёньки «Ну и что, составили уже отчёт?» Василий с полной серьёзностью ответил:

– Конечно нет, – чем вызвал всеобщий смех, а Саша указал на Мишу:

– Он у нас голова. Мы ждём, когда он начнёт, так мы и передерём у него. Ну а если и Данилов присоединится к нему, – он кивнул на скромно сидящего в стороне Сергея, – то у нас с отчётами всё будет в ажуре, – и рассмеялся громче всех.

Разговор так и продолжался бы до бесконечности, если бы Василий не взглянул на часы.

– О! – делано удивился он. – Мужики! Мы так за базаром и обед прозеваем. Давайте-ка собираться. Там, наверное, экипаж уже заканчивает харчить, так что нам подгребаться пора.

– Да не боѝсь ты, Гусев, тебя там никто не засамолётит, – вновь подшутил над Василием Саша.

Василий с полной серьёзностью отреагировал на его нелестное замечание:

– А ты, Шастин, вообще, если не хочешь идти, так и сиди тут и соси лапу дикого дикобраза, а без меня обеды не проходят. Вы все, как хотите, а я пошёл. – Он поднялся с кровати, где сидел во время разговора, и направился к двери.

– Обожди, Вась, ты чё, я же пошутил! – подскочил со стула Шастин и последовал за Василием.

А тот, обернувшись к Лёньке, с удивлением посмотрел на него:

– А ты чё, не пойдёшь, что ли?

– Почему? Пойду, – удивился Лёнька и, поднявшись со стула, пояснил: – Так я же не знаю, куда идти.

– Иди следом за мной и не ошибёшься, – веско изрёк Василий и для верности подкрепил свои слова энергичным жестом.

Из соседних кают начали выходить парни, и толпа голодных курсантов с шутками и прибаутками двинулась в направлении столовой.

 
                                         * * *
 

Столовая для экипажа имела два входа. Один – от ресторанного камбуза, а другой – со стороны кают второго класса, который проходил через уголок отдыха экипажа, где стояло несколько диванов и столиков для игры в домино и шешь-бешь. На столиках и сейчас в беспорядке лежали домино и коробки для шахмат и шашек, а диваны оказались завалены подшивками газет. В одной из переборок виднелись прорезанные квадратные отверстия, сквозь которые выглядывали линзы киноаппаратов.

Всё это мимоходом подметил для себя Лёнька, подумав, что тут можно будет посмотреть и кинофильмы.

Комната отдыха или, как её официально называли, Ленинская комната переходила в столовую, где в два ряда стояли столы для приёма пищи или места для просмотра кинофильмов.

За столы можно было садиться с обеих сторон на привинченные к палубе вертящиеся стулья.

В левом ряду сидели матросы, а в правом – мотористы. Первые два стола слева, находившиеся ближе к раздаточной, предназначались для боцмана, подшкипера и матросов первого класса, а два других справа – для токаря, сварщика, старшего моториста и мотористов первого класса.

Матросы второго класса с палубными практикантами и женским персоналом садились на оставшиеся столы слева.

Мотористы второго класса и курсанты садились на оставшиеся столы справа.

Места посадки, а особенно – для старших чинов, занимать никто не имел права. Весь экипаж негласно придерживался этих правил.

Да и остальные члены палубной и машинной команды старались садиться на «пригретые» места. Поэтому неразберихи при приёме пищи никогда не возникало.

На каждом столе стояло по две кастрюли с борщом, тарелка с хлебом и отдельно в стопках пустые тарелки. Там же лежали ложки, вилки, и стоял вместительный чайник с компотом. Так что за шанцевым инструментом по помещению бегать не было необходимости.

Как потом стало ясно Лёньке, при штормовой погоде стеклянная посуда на столы не ставилась. Её по мере необходимости выдавали в раздаточной, туда же относилась и грязная посуда.

 
                                         * * *
 

При входе в столовую весь этот гомон утих, а курсанты чинно и благородно устроились за столами, покрытыми клеёнками.

По мере уничтожения первого блюда каждый вставал и подходил к раздаточной, сдавал использованную тарелку, и ему, уже в чистую, накладывали второе блюдо. Суеты не было. Если кто не наедался, то без проблем выдавалась добавка.

Василий, увидев застеснявшегося от чинности и порядочности Лёньку, окликнул его:

– Лёнь, ты чё это там застыл? Иди к нам. У нас тут как раз есть свободное место.

Лёнька, устроившись на вертящемся стуле рядом с Василием, присоединился к общей трапезе.

Так что утолить голод он смог без проблем. Тем более что борщ оказался очень вкусным, а котлеты абсолютно не похожи на курсантские. Они, конечно, имели некоторые добавки, но мясо в них было, и его вкус отчётливо ощущался.

А так как судно стояло в порту, и только что получили свежие продукты, на столы поставили салаты из свежих огурцов и помидоров.

«Так это, если не работать, а регулярно посещать столовую, при таком питании можно вскоре стать колобком», – шутливо подумал про себя Лёнька.

Отобедав, парни потянулись из столовой на палубу. Василий снова провёл Лёньку по всем коридорам, трапам и вывел на кормовую швартовную палубу.

Курящие парни выстроились вдоль фальшборта и, опёршись локтями на планширь с видом бывалых мореманов, дымили дешёвыми сигаретами и папиросами.

Лёнька к подобной пакости старался не прикасаться, и сейчас, обойдя группку курящих матросов и мотористов, постарался оказаться в зоне, где дым не доходил до него.

Василий тоже не курил, и они, перейдя на правый борт, наслаждались тёплым летним деньком, разглядывая акваторию бухты и стоящие в рыбном порту суда.

Понаблюдав за бухтой Золотого Рога, по которой постоянно сновали мелкие буксирчики и пассажирские катера, Лёнька поделился с Василием проблемой, которая волновала его:

– Слышь, Вась, тут мне надо кое-чего купить, не смог бы ты мне показать, где это можно сделать без проблем? Ты же местный, знаешь же всё… – Лёнька просительно посмотрел на Василия и предложил: – Давай сходим в город.

– Нет проблем, – пожал плечами Василий, – сходить можно. А что тебе купить-то надо? – Василий с интересом взглянул на Лёньку.

– Пасту зубную, одеколон, носки да, может быть, ещё чего… – в раздумье принялся перечислять Лёнька.

– Ну это ерунда. В ГУМе это всё есть, – с видом знатока успокоил его Василий. – Тем более что на стоянке мы не работаем, да и недалеко тут. Видишь? – Василий указал рукой в сторону памятника на площади.

Лёнька прекрасно запомнил памятник с красноармейцем и огромным флагом, когда они осматривали его с Сергеем и Виталием, поэтому согласно кивнул.

– Так вот, – по-деловому объяснял Василий, – за этим памятником находится кинотеатр «Уссури», а рядом с ним ГУМ. Если хочешь, то и в кино сходить можно, а если нет, то покупки сделаем и просто прогуляемся. Мне за этот месяц уже надоело сидеть на этой коробке, – с видом бывалого моряка заключил Василий.

– Так что, – оживился Лёнька, – пошли, что ли?

– Пошли, – уверенно заявил Василий. – Вот только Котова предупредим, что мы свалили, и пойдём. Я маманю свою с батей вчера навестил, так что они придут провожать пароход только завтра, поэтому делать мне нечего. Не в «тыщу» же с Коротковым и Даниловым резаться.

Василий, как старого знакомого, приобнял Лёньку за плечи, и они теми же самыми хитроумными путями вернулись к себе в каюту.

Выйдя на привокзальную площадь, Лёнька направился к широкой улице с трамвайными путями, по которой несколько дней назад прогуливался с друзьями, но Василий остановил его:

– Ты чё, по 25-го Октября решил идти, что ли? – На что Лёнька согласно кивнул головой. – Пошли другим путём, там ближе, – кивнув куда-то в сторону, предложил Василий. – По Почтовому переулку быстрее выйдем на площадь, – пояснил он свою мысль.

– Пошли, – согласился с ним Лёнька. – Тебе виднее. Ты же местный.

Они свернули в небольшой переулок, в котором Лёнька почувствовал, будто оказался в прошлом веке, и даже ощутил запах старины, идущий от зданий. Ему невольно представилось, что именно по этому переулку когда-то Бонивур убегал от белогвардейцев, настолько здесь всё оказалось пронизано экзотикой.

Переулок оказался узким и извилистым. Справа за металлической оградой круто шёл вниз обрыв, на дне которого пролегали железнодорожные пути, а слева возвышались старинные дома. Почти все они были не оштукатурены, и тронутые временем, потрескавшиеся чёрно-красные кирпичи показывали, насколько преклонным оказывался возраст этих строений.

Василий шёл по переулку уверенно, так что Лёнька едва поспевал за ним. Минут через пять они вышли к памятнику, и Василий начал рассказывать:

– Видишь за памятником кучи земли? – Он ткнул рукой вправо и, когда увидел, что Лёнька подтвердил его вопрос кивком, продолжил: – Так вот эту землю разровняют, и за памятником будет огромная площадь, – для убедительности Василий даже развёл руки, насколько ему позволил их размах. – Парады на ней проходить будут.

Но, увидев недоверчивый взгляд Лёньки, с жаром принялся объяснять:

– Это недавно на лекции один мужик из архитектуры города нам рассказывал. А здесь, слева, – Василий указал влево от памятника, – они хотят построить большое белое здание этажей в двадцать для всей городской шушеры. Так что через пяток лет нам не придётся бегать по городу с бумажками, потому что всё начальство будет сидеть здесь.

– Да не может такого быть, – недоверчиво посмотрел на Василия Лёнька, – чтобы всякие-разные клерки да в одном здании уместились! Ни в жизнь не поверю. Их, знаешь, сколько?.. – Лёнька попытался найти сравнение, но у него это не получилось, и он выпалил: – Их сто миллионов тысяч куч. Вот.

– Ну ты даёшь! – Удивление пополам с возмущением было написано на лице Василия. – Я ему говорю, что мужик нам из архитектуры рассказывал, а он мне не верит…

– Ладно, – примирительно согласился Лёнька. – Пусть живут тут, но сейчас же здесь только котлован. И когда этот дом построят? – с недоверием закончил он.

– Да лет через пять, я тебе говорю, – всё больше раздражался Василий.

Лёнька понял, что Васю больше не надо донимать вопросами, поэтому задал более-менее тривиальный вопрос:

– Так где, ты говоришь, ГУМ этот?

– «Где, где?» – передразнил его Василий. – В Караганде, – и вновь ткнул рукой на противоположную сторону улицы. – Там.

Подойдя к ГУМу, Лёнька обратил внимание, что здание ГУМа тоже очень старое, поэтому задал Василию очередной вопрос:

– Так сколько лет-то ему? Я смотрю, оно как бы не до революции было построено.

– Точно подметил. – И довольный Василий продолжил объяснение: – Ему лет сто, а может, и больше. Купец его какой-то построил, а когда буржуев прогнали, то точно такой же дом он где-то в Китае выстроил. Видишь ли, – Василий хитро усмехнулся, – ностальгия его замучила.

Но больше времени на воспоминания об истории Василий тратить не захотел и махнул Лёньке рукой:

– Пошли, чё застыл? – И они вошли в здание.

Здесь и в самом деле оказалось, как во дворце. Высокие лепные потолки со всякими выкрутасами, мраморные лестницы с чугунными старинными перилами. Светильники под старину. Лёнька такое видел только в Ленинграде. Но долго разглядывать красоты дворца Василий ему не дал.

Они поднялись на второй этаж, где Василий отвёл Лёньку в отдел галантереи.

Здесь и в самом деле нашлось всё, что хотел купить Лёнька.

Он остановил свой выбор на зубной пасте «Поморин» по тридцать пять копеек за пачку. Мыло было всякое-разное, но Лёнька выбрал «Земляничное» по двенадцать копеек за пачку и одеколон «Русский лес» в красивой бутылке (рубль десять копеек за флакон).

Когда продавщица выставила перед парнями весь набор, Василий удивился:

– Зачем тебе этот «Русский лес»? Вон, смотри, – он указал на одну из полок, – там «Шипр» есть. Он стоит девяносто шесть копеек за бутылку, да и в этой бутыляке его в два раза больше.

– Не, – отрицательно покачал головой Лёнька, – «Шипр» ни в коем случае.

– А чё так? – На лице Василия изобразилось неподдельное удивление. – Вон, мой батя им всю жизнь мажется – и ничего. Всё нормально.

– Не могу я его запах переносить. Тошнит меня от него, – попытался объяснить Лёнька, но Василия это не убедило.

– И чего это тебя от него тошнит? – презрительно хмыкнул он. – Никого не тошнит, а его, видите ли, тошнит… Интеллигент, что ли? – с ехидной усмешкой уставился он на Лёньку.

– Никакой не интеллигент, – отрезал Лёнька (ему уже стала надоедать придирчивость всезнающего Васьки). – Просто как-то бичуганы дали мне его попробовать, так меня сутки полоскало, а потом месяц всё воняло эти поганым «Шипром».

– А-а, – с видом знатока протянул Василий, – тады ясно, – и отстал со своими советами от Лёньки.

Тот расплатился за покупку, и продавщица завернула всё купленное в лист плотной коричневой бумаги, а он уложил пакет в сетчатую авоську, специально прихваченную для этих целей.

Тут же на втором этаже Лёнька выбрал себе в трикотажном отделе хлопчатобумажные носки по тридцать пять копеек за пару, и, завершив все покупки, они вышли на Ленинскую.

На трамвайной остановке напротив кинотеатра «Уссури» дождались попутного трамвая и поехали на площадь железнодорожного вокзала, до которой оказалась всего одна остановка.

На вокзале Лёнька попросил Василия:

– Вась, а где тут можно телеграмму дать родителям, а то я, балбес, как приехал, так и не поставил их в известность, что добрался нормально.

– А, – Василий даже не удивился Лёнькиной просьбе, – тут рядом, пошли.

У окошка почтового отделения очереди не было, поэтому Лёнька быстро написал маме, что добрался хорошо, и адрес почтового отделения училища, куда ему можно будет писать.

Затем в камере хранения они с Василием забрали Лёнькины вещи.

Хорошо, что он пошёл в ГУМ и камеру хранения с Василием, где-то в глубине души радовался Лёнька, потому что с покупками, сумкой и чемоданом он бы один не управился.

А тут Василий подхватил покупки, а Лёнька – сумку с чемоданом. Вот так вдвоём, весело болтая, они вернулись на судно.