Текст книги "Девятая рота"

Глава двадцать шестая

Пообедав вместе с вахтой, Лёнька, проскочив раздевалку и, не обращая внимания на переодевающуюся рембригаду, устремился в самый низ машинного отделения.

У конторки как раз собрались все вахтенные.

Второй механик принимал вахту у четвёртого механика, а вахтенные мотористы расспрашивали своих сменщиков о произошедших событиях.

Лёнька вроде бы был не при делах, поэтому скромно стоял в стороне, пялясь на приборные доски главных двигателей и стараясь прочесть на бронзовых табличках назначение этих приборов.

Когда предыдущая вахту ушла, к нему подошёл Владимир и, наклонившись к Лёнькиному уху, прокричал:

– Что стоишь, как неродной? – На что Лёнька только пожал плечами, не зная, что ответить, но Владимир продолжил: – Ты вахту принимал?

– А как? – удивился Лёнька, ведь ему его обязанности ещё полностью не объяснили.

– Ну хоть термометры какие смотрел? – вновь прокричал Владимир.

– Не-а, – отрицательно покачал головой Лёнька. – Я сразу сюда пришёл… – прокричал он в ответ, всё ещё не понимая, чего от него хочет Владимир.

– Так на кой чёрт ты здесь нужен, если даже не знаешь, какие температуры на главном?! – не на шутку возмутился Владимир.

– Как «на кой»? – не понял его Лёнька. – Я же на вахту пришёл. Там всё и станет ясно, – наивно глядел он на разозлённого Владимира.

Ведь в котельном он приходил, смотрел на водомерные стёкла и давление в котле – и всё. Предыдущая вахта уходила, а он так же тупо наблюдал за этими стёклами и давлением. Ничего сложного. Знай, где кнопки насосов нажимать – и всё.

– И что, зачем ты тогда сюда пришёл? – продолжал допрашивать Владимир, уняв первоначальное возмущение. – Что? Чтобы показаться: смотрите на меня, какой я здесь красивый появился, и зафиксируйте мою красоту?! Так, что ли, получается? – уже с издёвкой Владимир смотрел на Лёньку.

Из-за шума в машинном отделении Лёнька с трудом разбирал, что кричит ему Владимир, но основная мысль ему стала понятна. До него начало доходить. Он сделал что-то не так. Но что именно, пока понять не мог.

– Не-а, – покрутил головой Лёнька.

– Так зачем ты тогда здесь нужен? – не отставал от него Владимир, старавшийся добиться, чтобы этот салажонок, таким фертом торчащий у постов управления, сам понял свою ошибку.

– Чтобы вахту стоять, – Лёнька по-прежнему в недоумении смотрел на Владимира.

– Как?

Шарики за ролики зашли в Лёнькиной голове, и он начал обстоятельно отвечать:

– Смотреть за работой главного, за его температурой и, если что не так, то докладывать вахтенному механику.

– Эх! – махнул рукой Владимир. – Докладывать – это в последнюю очередь. Ты должен сделать всё, чтобы докладов не было. Понятно? – чувствовалось, что Владимир от Лёнькиной тупости начинает терять терпение.

– Ага, – вновь кивнул Лёнька. – А что делать-то надо, чтобы не докладывать? Ведь я толком-то ещё ничего не знаю. Это же моя первая вахта, – Лёнька вопросительно смотрел на Владимира.

– «Что-что»! – раздражённо пропыхтел тот и махнул Лёньке рукой: – Пошли, покажу.

Владимир подошёл ко второму механику и что-то прокричал ему на ухо, на что тот согласно кивнул и занялся какими-то бумагами.

Владимир махнул Лёньке, и они вновь поднялись к расширительной цистерне, где уже не надо было кричать. Там Владимир спокойно спросил:

– Блокнот с записями у тебя с собой?

– С собой, – Лёнька шлёпнул себя по карману брюк.

– Так доставай, писать будем! – усмехнулся Владимир, а Лёнька, вытащив блокнот из кармана рабочих штанов, предъявил его Владимиру.

– И что там у тебя первым пунктом записано? – ехидно поинтересовался Владимир, заглядывая в блокнот.

– Что надо посмотреть уровень в расширительной и, если надо, пополнить её, – прочитав первую строчку, Лёнька поднял глаза на Владимира.

– Вот-вот! – Владимир удовлетворённо подтвердил правильность записей. – А ты что сделал? – Он уставился Лёньке в глаза, ожидая ответа.

– А я пришёл к конторке… – констатировал Лёнька, почёсывая макушку.

– Вот именно. Пришёл к конторке, не зная, что делается в машине. Так вот, имей в виду, – поучительно начал Владимир, – вахтенный, прежде чем появиться там, – Владимир ткнул рукой вниз, – должен сначала обойти всё тут, – и покрутил рукой вокруг себя. – Просмотреть всё и запомнить это всё, а потом уже идти туда, – и он вновь ткнул рукой вниз.

– Так сколько на это надо времени? – Лёнька в недоумении посмотрел на Владимира.

– Вообще-то, по уставу на это даётся десять минут, – чётко ответил Владимир. – А когда осмотришь все механизмы и запомнишь их параметры, ты должен сменить вахтенного, который отстоял вахту. А он должен тебе сдать всё в полном порядке.

– А если не будет порядка? – задал очередной вопрос Лёнька.

– А если не будет порядка, то потребовать, чтобы он был, и заставить вахтенного навести его. Без этого вахту не принимать. Вот так вот. А теперь понятно? – для верности, что его слова дошли до Лёньки, вновь спросил Владимир.

– Это-то понятно, – согласился с ним Лёнька. – Но сколько же мне времени понадобится для того, чтобы всё осмотреть?

– У меня занимает от семи до восьми минут, – поделился с ним Владимир. – А у тебя на это уйдёт по первости намного больше, поэтому тебе придётся приходить пораньше.

– Насколько? – Лёньке захотелось всё конкретизировать.

– А это уж от тебя зависит. Хочешь, так за час приходи, но в нуль-нуль, – Володя постучал себя по запястью, где у нормальных людей находились часы, – ты должен быть там, – Владимир вновь указал вниз, – и всё знать. Теперь врубился?

– Ага, – соглашаясь, кивнул Лёнька.

– А теперь пошли, я тебе уже конкретно покажу все температуры и давления, которые ты должен знать почище, чем «Отче наш», – пошутил Владимир и пошёл вниз, где принялся под запись тыкать Лёньку во все очкуры.

Обход машинного отделения занял около получаса. Идя вслед за Владимиром, Лёнька делал скрупулёзные записи в своём блокноте, всё больше удивляясь, как много должен знать и понимать вахтенный.

Вся вахта у Лёньки прошла в том, что он кружил по машине, проверяя свои знания и сверяя их с записями.

К концу вахты Лёнька всё больше и больше начинал понимать, насколько серьёзная задача возложена на плечи вахтенных и сколько работ им предстоит переделать за время вахты. Она заключала в себя не только контроль за давлениями и температурами. Предстояло ещё научиться их регулировать, то есть досконально знать все системы главных двигателей.

К концу первой вахты Лёнька освоился в машине и, проходя мимо термометра пресной воды на входе в главный двигатель, уже знал, что она должна быть шестьдесят градусов, а масла – сорок пять. Давление на насосе пресной охлаждающей должно быть таким, а на входе в главные двигатели – два с половиной. Это начинало откладываться у него в памяти, и он теперь понимал, почему у Владимира это занимало восемь минут, а у него – почти двадцать.

Кроме того (это он усвоил ещё по вахте в котельном отделении), везде надо навести порядок, вынести мусор, проверить наличие воды в льялах и, если она там появилась, откатать её в специальный танк.

За всеми этими заботами он даже не заметил, как пролетели четыре часа, а выйдя из машины, понял, что не так-то просто находиться на вахте и не такая уж это лёгкая работа, как казалось с первого взгляда.

Ноги и руки у него чуть ли не отваливались от усталости.

С трудом дождавшись ужина и заглотив его, он даже не почувствовал вкуса пищи. Ноги автоматически привели его к койке, куда он и завалился.

Проснулся Лёнька от того, что его беспардонно теребил Витёк.

– Лёнь, пошли кино смотреть, – толкал он Лёньку.

– Ага, – согласился с ним тот и, перевернувшись на другой бок, продолжил сон чуть ли не до самого завтрака.

Утром в каюту заглянул вахтенный третьего механика и поднял своего сменщика:

– Васёк, вставай на завтрак.

Васёк чего-то пробурчал, а Лёньке этого хватило, чтобы полностью проснуться и идти умываться.

Вахту с нуля часов, как практикант, Лёнька не стоял, поэтому до двенадцати часов дня у него появилось свободное время.

А как его провести до заступления на новую вахту, Лёнька уже изобретал сам.

Можно было сходить к Петрухе на склад и там помочь ему грузить продукты, а заодно потрепаться; заглянуть на камбуз, где по старой привычке он перекидывался парой шуток с девчонками-«танкистками». Но больше всего его привлекала Валя, которая в утреннее время находилась на вахте в администраторской у музыкального салона.

Но там приходилось держать ухо вострó, чтобы не попасться на глаза пассажирскому помощнику. Встреча с ним была нежелательна, так как Лёнька помнил, что говорил ему Василий о симпатии пассажирского помощника к Вале.

Да и Валя от Лёнькиных назойливых визитов и при его появлении сразу замыкалась и делала всё, чтобы тот побыстрее ушёл. То ли она боялась, что её за посторонним занятием засечёт пассажирский помощник, то ли ещё чего… Лёнька этого никак не мог понять.

Все его усилия и красноречие разбивались о холодный взгляд большущих Валиных глаз, а один раз, когда он подошёл к администраторской, она с раздражением фыркнула:

– Опять ты здесь! Я же тебе столько раз говорила, что нам на вахте нельзя отвлекаться.

– А я тебя не отвлекаю, – не обращая внимания на Валин тон, улыбнулся ей Лёнька. – Я мимо проходил и обратился к тебе с вопросом. Ты же на вахте и должна отвечать на вопросы, – облокотившись на стойку, Лёнька наивно смотрел на сидевшую за столом Валю.

– Я должна отвечать на вопросы пассажиров, а не членов экипажа, – отрезала Валя. – И, насколько мне известно, ты к пассажирам никакого отношения не имеешь! – При этих словах она гордо задрала свой изящный носик.

Лёнька в период того разговора по заданию Палыча делал обход вентиляторных, поэтому тоже находился как бы при делах, а не бездельничал.

– Да, не имею, – согласился он с неприступной, как скалы Монблана, Валей. – Но мне в данный момент надо знать, где находится пожарный матрос, который отвечает за противопожарную безопасность в помещении вентиляторной. – И в ожидании ответа он принялся нагло рассматривать изменившееся лицо Вали и её шикарные каштановые волосы, опасаясь перекинуть взгляд на бирочку с именем, почти горизонтально лежащую на девичей груди.

– Он на обходе, и неизвестно, когда появится. – Валя попыталась отвязаться от Лёньки, но тот по-прежнему не уходил и беззастенчиво пялился на неё.

Смутившись от такого бессовестного разглядывания, Валя потупилась и уже не так безапелляционно продолжила:

– Тогда тебе не следует тут находиться. Иди в свою вентиляторную и жди его там. А когда матрос придёт, я его к тебе пришлю.

– И я что, его полдня там ждать буду, что ли? – нагло заявил Лёнька и решил: – Я тут его лучше подожду. Это будет быстрее, а то твой матрос, может, вообще в вентиляторную не придёт.

– И ничего он не мой! – тут же возмутилась Валя.

Лёньку порадовало, что матрос к ухажёрам Вали не относится, поэтому он остался у стойки, продолжая балагурить с Валей. Хорошо, что хоть Палыч его время не контролировал. У того были свои заботы в районе камбуза.

Зато сейчас, когда Лёнька от безделия не знал, куда себя девать, он имел неограниченную возможность потрепаться с Валей, но ему эти встречи приносили всё меньше и меньше радости, а вечно оставаться в дураках не хотелось.

Его больше привлекало необъяснимое желание находиться в машинном отделении и делать для себя там всё новые и новые открытия. Поэтому Лёнька с нетерпение ждал обеда, когда он мог на равных сидеть со всеми вахтенными за одним столом, а потом идти на вахту.

Подметив его любознательность, желание всё узнать и пощупать своими руками, Виталий Борисович как-то похвалил Лёньку:

– Молодец, Лёньчик, быстро ты тут со всем освоился. Чувствуется, что из тебя получится хороший механик. – И в качестве награды, в дополнение к своим словам, поручил ему с Геной разобрать и помыть масляный сепаратор.

Это был небольшой агрегат фирмы «Альфа Ла-Валь», похожий на раскорячившегося жука с серебряным панцирем.

Сепаратор предназначался для очистки от грязи и воды циркуляционного масла для главного двигателя. Сепараторов было четыре. Два – для левого двигателя, а два – для правого. Один сепаратор всегда находился в работе, а второй всегда должен был стоять чистым и находиться в резерве.

После получения задания Геннадий махнул Лёньке рукой: мол, пошли.

В кормовой части машинного отделения было тише, чем у поста управления и на платформе крышек.

Геннадий, в отличие от Владимира, особой разговорчивостью не отличался, поэтому, подойдя к сепараторам, молча указал Лёньке на большие железные поддоны: мол, давай тащи их сюда. Освободив поддоны от крепления, Лёнька подтащил их к сепараторам.

Геннадий, свистнув, чтобы привлечь Лёнькино внимание, указал на два ведра: мол, хватай их – и уже крикнул:

– Соляру набери! – указав на противоположный борт, где находился краник, идущий из расходной цистерны дизель-генераторов.

Мотористы из него всегда набирали солярку, чтобы что-нибудь отмыть.

Лёнька повиновался и принёс два почти полных ведра с дизельным топливом, именуемым на машинном жаргоне «солярой».

Геннадий в прежней позе стоял у сепараторов, но, увидев подошедшего Лёньку, вновь свистнул и пальцем указал на щит с разборочным инструментом для сепаратора.

– Чего? – не понял его Лёнька.

– Кувалду дай, – Лёнька по губам понял желание Гены.

Сняв свинцовую кувалду, он подал её Геннадию. Тот без кувалды открутил барашки на колпаке сепаратора и откинул серебряную крышку, как будто снял панцирь с черепахи. Но на этом не остановился.

– Ключик подай! – не глядя на Лёньку, потребовал он.

– Какой? – не понял его Лёнька, потому что не мог понять, какой именно ключик тому понадобился.

– Вон тот, что сбоку, – прокричал Геннадий, показывая пальцем вправо на щит.

А там висела какая-то громадная шайба, сантиметров сорока в диаметре, с рукояткой.

Не желая показаться идиотом, Лёнька не стал уточнять, что именно имел в виду Гена и снял со щита эту шайбу.

Гена установил её сверху на гайку барабана и рыкнул:

– Стопора зажми.

Что за стопора и где они находятся, Лёнька понятия не имел, но, осмотрев снаружи корпус сепаратора, увидел сбоку какие-то две рукоятки и принялся их закручивать.

– Да не так, – раздражённо отодвинул его плечом Гена, – а вот так. Смотри сюда, – и пальцем ткнул в щель между корпусом барабана и корпусом. – Чтобы стопора в паз попали. Видишь паз? – Лёнька наклонился и, рассмотрев в глубине щели какую-то выемку, согласно кивнул. – Тогда можно будет кувалдой бить по ключику, – пояснил Гена.

Лёнька последовал его совету и застопорил барабан, а Гена со всего размаха ударил по рукоятке шайбы кувалдой. После третьего удара гайка отдалась, и Гена легко её открутил.

– На, – всучил он гайку Лёньке, – положи в поддон. – Что Лёнька послушно и сделал.

– Приспосбу тащи, крышку сдёргивать будем, – было следующее приказание.

Что за приспособа и как она выглядит, Лёнька понятия не имел, но тут он уже спросил:

– Какую?

– Вон ту, с ручкой и рым-болтом, – Гена пальцем ткнул в щит, находящийся в паре метров на переборке, а сам распутал тали и установил их над центром сепаратора.

Лёнька догадался, что именно требовал Гена, и принёс ему большой винт с крупной резьбой, поперечной рукояткой и рым-болтом на наконечнике.

– Да не эту! – зло зыркнул на него Гена и прокричал: – Что, никогда раньше не разбирал сепаратор?

– Не-а, – честно сознался Лёнька.

– Так чё ты молчал тогда? Так бы и сказал! – Гена с досадой махнул рукой и уже сам принёс тот инструмент, который требовался для разборки. – Смотри сюда и запоминай, больше повторять не буду! – крикнул он Лёньке и продолжил разборку.

Вскоре все детали оказались в поддонах, а Гена указал Лёньке на пакет тарелок, стоящий отдельно от всех снятых деталей:

– А тарелки эти чтобы помыл до конца вахты, и чтобы они блестели, как у кота причиндалы, – и ушёл на обход своего заведования.

Если бы руки не были в соляре, Лёнька схватился бы за голову от того, что ему предстояло сделать.

А делать тут было много чего. На веретене, вытянутом из барабана, чёрным от гудрона цилиндром находилось нечто. Тарелками тут и не пахло. Здесь был монолит из гудрона. Что с ним делать и как его разбирать, Лёнька не представлял.

Расставив руки и выпучив глаза, он в полнейшем ступоре застыл перед этим чудом и не заметил, как к нему сзади подошёл второй механик.

– Что задумался, Лёньчик? – крикнул тот на ухо застывшему Лёньке, так что тот от неожиданности вздрогнул.

Но, поняв, что это второй механик, честно сознался:

– А где тут тарелки?

Второй рассмеялся:

– Что, в первый раз, что ли, моешь?

– Ага, – кивнул Лёнька.

– Ну так смотри, пока я жив, – весело предложил второй. – Там, на щите, – он указал на щит, – должны быть скребки и щётки. Возьмёшь их, замочишь пакет в соляре и по одной будешь их снимать и отмывать. Хоть это понятно?

– Это-то ясно, – согласно кивнул Лёнька. – Только сколько времени это у меня займёт?

– А сколько бы ни заняло, но за тебя эту работу никто не сделает. Так что, друг ты мой сердешный, хватай скребки, щётки и приступай! – Второй хлопнул Лёньку по спине и ушёл к пульту управления.

Ну, а Лёньке ничего больше не оставалось, как сесть на табуретку, взять в руки скребок, выковырять из пакета первую тарелку, опустить её в ведро с солярой и долго тереть щёткой, пока тарелка не заблестела матовыми стальными поверхностями.

И так это пришлось сделать пятьдесят четыре раза.

К концу вахты он успел все детали отмыть от налипшего гудрона, аккуратно сложить их в вычищенные поддоны и навести порядок вокруг сепаратора. Он даже развёл в воде каустик и щёткой промыл плиты от пролитой соляры.

Подошедший Геннадий крикнул ему:

– Молодец! Только поддоны кончиком закрепи. – Но, увидев непонимание на Лёнькином лице, пояснил: – Это чтобы, если ночью будет качка, они не поехали. Я на ночной вахте всё сам соберу.

Для Лёньки это было лучшей похвалой. Ведь он со всем справился сам, без всяких подсказок и нравоучений!

На следующей дневной вахте Лёнька подошёл к работающему сепаратору и остался несказанно доволен его работой. Сепаратор спокойно гудел, не трясся и не вибрировал. В одном окошке горела лампочка, и патрубок за стеклом был сух, а во втором – свободно вытекало сепарированное масло. На душе от увиденного стало даже приятно. Ведь это его рук дело! Он всё сделал правильно и без всяких понуканий.

Так и шли вахты – одна за другой, так и летели дни его практики. Если с парнями в первом рейсе они почему-то тянулись, как резина, то сейчас пролетали так, что Лёнька иной раз начинал путать, какой сегодня день.

По прошедшим дням и прохладному воздуху, дующему из вентиляции, ему стало понятно, что судно находится в районе Чукотки. Заступать на вахту в одной рубашке стало уже некомфортно, поэтому приходилось надевать рабочую куртку и стараться не попадать под струи холодного воздуха, несущегося из воздуховодов.

В один из таких прохладных дней Лёнька, одевшись потеплее, вышел на палубу и увидел, что судно идёт не по иссиня-голубой океанской воде, а по какой-то коричневатой жиже. Ну и, конечно, как опытный мэриман, который уже побывал в этих местах, сразу определил, что они подходят к Анадырю.

Спустившись к входу в машинное отделение, он услышал разговоры мотористов, из которых понял, что оказался прав: «Орджоникидзе» завтра должен подойти к Анадырю.

Но тут в машинном отделении что-то случилось, и равномерный шум работы главных двигателей, к которому Лёнька уже привык за прошедшие дни, изменился.

Турбины изменили пронзительный свист на более басовитые ноты, отчётливо стали слышны отдельные удары поршней и обороты двигателей снизились.

Пробежал, не обращая ни на кого внимания, второй механик, за ним промелькнул «дед», а всех мотористов рембригады смело, как метлой.

Лёнька почувствовал, что произошло что-то серьёзное, и, быстро пройдя в каюту, переоделся в робу. С мыслью «а вдруг и моя помощь в чём-то понадобится» он спустился к пультам управления главных двигателей.

По приборам он сразу определил, что левый двигатель почему-то остановлен, а правый работает, но и то не на полных оборотах.

Дед вышел из телефонной будки и, энергично размахивая руками, начал что-то объяснять второму механику. Тот только согласно кивал, выслушивая своего начальника.

Закончив объяснения, дед окинул взглядом собравшуюся рембригаду:

– Всем за работу! Время не тянуть! Срывается подход к порту! – И, обернувшись ко второму механику, громко напомнил: – Всем свободным от вахт и работ – на помощь второму механику! Будем дёргать крышку на третьем цилиндре.

Лёнька подошёл к рембригаде в ожидании распоряжений, которые уже раздавал второй механик.

Остановив взгляд на Лёньке, тот громко скомандовал:

– А ты, Леонид, с вахтенным дуй на зачистку подпоршневой. Чтобы всё отмыли и очистили к окончанию работ! Понятно?

– Да, – кивнул Лёнька, выискивая глазами вахтенного моториста, который на вахте четвёртого механика обслуживал левый двигатель.

Тот не заставил себя ждать. Он тут же откуда-то вынырнул и, ухватив Лёньку за рукав, прокричал:

– Пошли вскрывать!

Лёнька подчинился вахтенному и пошёл за ним следом. Что именно делать и что вскрывать, он представления не имел.

Вахтенным был Виталик, щуплый и шустрый парнишка. Лёнька с ним никогда не общался и знал его только лишь потому, что видел того на вахте с восьми до обеда. Виталька никогда не сидел на месте, а всегда носился по машине с широко раскрытыми глазами, взъерошенными волосами и пучком ветоши в руке.

Вот и сейчас он, махнув Лёньке рукой, юркнул в помещение туннелей гребных валов.

Там, по сравнению с машинным отделением, стояла относительная тишина, поэтому Виталька уже не орал, а только громко приказал:

– Отвязывай вот эти трапики, хватай их и тащи к подпоршневой третьего цилиндра. – При этом сам принялся распутывать верёвки, которыми к переборкам были привязаны пара лесенок.

Отвязав их, парни перенесли трапики на левый борт и закрепили под люком подпоршневой полости третьего цилиндра.

– Тащи сюда поддоны, вёдра и скребки, – прокричал Виталик Лёньке, – а я метнусь за ключами, – и тут же исчез.

От Виталика было столько суеты, что Лёнька порой даже не замечал, с какой скоростью у того вращаются руки. Если бы они только вращались! Нет, они у него летали, порхали, и казалось, что у Виталика нет суставов, а руки у него живут сами по себе.

Лёньке невольно подумалось: «Не дай бог, если такой попадётся на ринге. Тут точно не заметишь, откуда тебе плюха прилетит».

Не успел он принести поддоны, как появился Виталик и, взгромоздясь на один из трапиков, начал трещоткой откручивать болты, крепящие люк, закрывающий подпоршневую полость.

При остановленном двигателе и с противоположной стороны от работающего правого двигателя можно было не напрягать голоса и переговариваться.

– Чистое ведро подай, – потребовал Виталик.

Лёнька, взяв ведро, поднялся по второму трапику и, встав рядом с Виталиком, принялся принимать у него открученные болты.

Открутив болты на люке, они подвязали его за ручки верёвкой, предварительно обёрнутой в несколько шлагов на трубе охлаждения, и медленно опустили на плиты.

Подпоршневая полость оказалась почти полностью заполненной чёрной мазутной грязью.

– А я-то думаю, чего это она не продувается, – сокрушался Виталик, дёргая за рукоятку продувочного крана. – А он, чёрт бы его подрал, забился, оказывается! – И обратился к Лёньке: – Ты тут гудрон пока выгребай, а я пойду в токарку и крантик этот долбаный переберу.

Скороговоркой обозначив свои предполагаемые действия, Виталик выкрутил продувочный кран и исчез, а Лёнька взобрался на трапик, приспособил там ведро, чтобы оно не свалилось вниз, и принялся выгребать скопившийся в подпоршневой полости гудрон. Хорошо, что тот оказался ещё тёплый. Ну как тёплый… Если охлаждающая вода на входе в главный двигатель находилась в пределах шестидесяти градусов, а циркуляционное масло – сорока пяти, то гудрон на дне подпоршневой полости легко отшкрябывался. Во всяком случае, руки им не обжигало, но всё равно Лёньке пришлось надеть брезентовые перчатки, как их мотористы называли, «верхонки».

Вскоре вновь появился вездесущий Виталик с отремонтированным краном и, поднявшись по второму трапику, вкрутил его на место, а затем помог Лёньке закончить зачистку полости.

– А теперь надо вскрыть и этот люк, – указал он на второй люк, болты на котором оказались зашплинтованы стальной проволокой.

В головке каждого болта имелось просверленное отверстие, через которое продевалась проволока, идущая от одного болта к другому, скрепляя их в единое целое.

Виталька вытащил из кармана невесть откуда взявшиеся у него кусачки, перекусил проволоку и начал откручивать болты.

Точно так же спустив и этот люк и очистив пространство вокруг сальника штока поршня от скопившегося гудрона, Виталька сгонял за вторым механиком.

Тот, осмотрел сальник с подпоршневой полости и дал добро на её закрытие, напомнив при этом:

– Проволоку не забудьте отжечь, – и ушёл продолжать работу по установке крышки цилиндра.

Пока они чистили подпоршневую, Виталька не замолкал и рассказал Лёньке о причине остановки.

Оказывается, на третьем цилиндре лопнула крышка. Причин, почему она лопнула, никто не знал, но такое на этих двигателях происходило часто. Работа была обычной, поэтому каждый знал, что ему делать. На памяти Витальки это была уже третья крышка.

 
                                         * * *
 

Только несколько лет спустя Леонид, уже работая четвёртым механиком, узнал причины, почему на двигателях МАН лопались крышки. Происходило это из-за того, что внутренний бурт колпака надавливал при его обжиме на свод крышки и деформировал его. Чтобы этого на происходило, приходилось соблюдать зазоры между внутренним и внешним буртами колпака при его обжимке. В инструкции, переведённой с немецкого языка, об этом говорилось расплывчато, поэтому механики на зазоры в буртах особого внимания не обращали. Только после специальных исследований одного из конструкторских бюро этот нюанс при сборке выявили, и в дальнейшем крышки перестали лопаться.

 
                                         * * *
 

– Тут надо за расширительной смотреть, – выгребая мазут, делился с Лёнькой Виталька. – Если из какой-нибудь контрольной трубочки вместо струйки воды пузырьки пошли, то точно – опять в крышке трещина появилась. Вот её вахтенный третьего и обнаружил.

Теперь Лёнька вспомнил, почему Володя в своих объяснениях сделал особый упор на наблюдение за расширительной цистерной. Но почему-то не указал ему на эти контрольные трубочки. Но Лёнька теперь оказался предупреждён и уже точно знал, на что именно надо особо обращать внимание.

Установив внутренний люк, Виталька позвал Лёньку в сварочную. Там он отмотал с мотка метра два стальной проволоки, включил сварочный агрегат, взял в электрододержателе проволоку за один конец, добавил ток на агрегате и, дождавшись, пока вся проволока не превратится в огненную змейку, сунул её в ведро с водой.

Уверенные действия Витальки Лёньку поразили. Это же надо! Обычный моторист, а такое умеет! Но удивления своего он не выказал, а дождался, пока проволока остынет, и выхватил её из ведра. Проволока после отжига стала гибкой и легко просовывалась в отверстия, просверленные в головках крепёжных болтов.

Затянув болты и зашплинтовав их, Виталька вновь сбегал за вторым механиком и предъявил ему шплинтовку. После одобрения они с помощью верёвок затянули щит подпоршневой на место и обжали его болты.

Тут Виталька постучал пальцем по запястью руки:

– Ты бы, Лёня, помылся да на обед шёл, а то тебе скоро на вахту, – напомнил он.

Лёньку его напоминание удивило, насколько быстро за работой пролетело время.

А когда он взглянул на себя в зеркало перед умывальником, то ещё больше поразился – насколько его лицо перемазалось мазутом. Вроде бы и брызг не было, а всё лицо оказалось в мелких чёрных точках от растёкшихся чёрных подтёков.

От своего вида он сам чуть ли не рассмеялся. Получалось, что подпоршневую он чистил не скребками и щётками, а собственным фейсом. На щеках и лбу почти не осталось чистого места, насколько они перемазались.

Но с помощью соляры он оттёр мазут, а потом и смыл его хозяйственным мылом.

Если в первые дни на судне кожа у него на руках покрывалась цыпками и шелушилась, то сейчас она огрубела и привыкла ко всем видам нефтепродуктов.

Оттеревшись и отмывшись, Лёнька поднялся и посмотрел, как мотористы заканчивают ремонтные работы с крышкой. Он сожалел только об одном – что не видел, как она отдавалась и поднималась, хотя слышал, как мотористы били кувалдой по гайкам, откручивая и закручивая их.

У него была своя задача – это чистка подпоршневой, с которой он успешно справился. И очень этим гордился. Хоть его работа и не была никому видна, и оценить её, кроме второго механика, никто не мог, но Лёнька остался доволен. Он и это сделал! И сделал всё отлично!

С этим он и пошёл на обед. Ещё раз помылся в каюте и переоделся, а когда буфетчица подавала ему второе, то скривила нос:

– Ты что это, Лёньчик, душ из соляры, что ли, принимал? – чем вызвала смех матросов.

Но Егорыч цыкнул на них:

– А ну, нишкни, рогатое сословье! Лёнька знает, что надо делать. А не нравится, так не нюхайте, – от чего все вокруг моментально примолкли, а Лёнька ещё раз проникся к Егорычу уважением.

Когда он пришёл на вахту, Виталий Борисович отправил его наводить порядок после ремонта на крышках цилиндров и вокруг главного двигателя, а особенно тщательно пришлось вымывать то место, где чистились подпоршневые. Там на плитах обнаружились остатки гудрона, почему-то размазанные по ним тонким слоем.

За всеми этими заботами пролетели заходы в Анадырь и Эгвекинот, которые Лёнька отмечал только по тому, что главные двигатели останавливались, а потом вновь запускались.