Текст книги "Девятая рота"

Глава десятая

В каюте стоял ажиотаж. Миша с Сергеем куда-то собирались. Сонного состояния, царившего прежде в каюте, как не бывало.

– Что случилось? – поняв серьёзность обстановки, попытался допытываться у них Василий.

– Да отстань ты! – отмахнулся от него Миша, а Сергей, с удивлением посмотрев на Василия, буркнул:

– Чё, не помнишь, что ли? Второй же собрался на стоянке поршень дёргать.

– Уау! – стукнул себя ладонью по лбу Василий. – Как же я об этом забыл! – И, забросив Лёнькину авоську к нему на койку, начал лихорадочно переодеваться. – А ты чё не переодеваешься? – мимоходом задал он вопрос Лёньке.

– А куда? – Лёнька никак не мог понять нервозности парней.

– «Куда-куда», – передразнил Василий Лёньку. – Второй механик будет с рембригадой поршень на главном двигателе дёргать, и сказал, чтобы мы пришли на моточистку. Ему надо до нуля все работы сделать. Ведь завтра же отход, и оба двигателя должны быть готовы к отходу.

– А обязательно там быть? – удивление у Лёньки так и не проходило.

– Ты чё такой деревянный? – раздражённо отреагировал на его тупость Василий. – Хочешь – иди, а хочешь – нет. Тебя палкой туда никто не гонит. Мне, например, просто интересно, как это всё делается. Вот поэтому я и иду. Серёге с Михой тоже. – И, посмотрев в их сторону, Василий, ища у друзей поддержки, спросил: – Интересно ведь?

Но те оказались настолько заняты своими делами, что не обратили на Васькин вопрос внимания, продолжая молча переодеваться.

– Во! Видишь! – гордо подтвердил Васька. – Им тоже интересно.

Лёньке не хотелось выглядеть белой вороной среди своих новых знакомых и он, раскрыв сумку, достал старые хэбовые брюки, куртку и рабочие ботинки.

Посмотрев на его экипировку, Василий удивился:

– А чё это у тебя за куртецон такой блатной? – Он указал на куртку, в которую облачился Лёнька.

Такие куртки их роте выдавали на первом и втором курсах. Синие, хлопчатобумажные, с отложными воротничками и длинными рукавами на манжетах. Носились они навыпуск.

Длина курток была ниже пояса, и вдоль всего низа шёл пристроченный поясок. Застёгивались они с самого низа до ворота на пуговицах, а под ворот всегда надевался чёрный галстук.

Но сейчас у Лёньки, конечно, галстука не было, а куртка у него потому и осталась, что он исхитрился не сдать её при получения новой формы на втором курсе. Куртка когда-то имела ярко-синий цвет, а сейчас, после многочисленных стирок, синева на ней значительно уменьшилась, и она приобрела вид прополосканной в синьке тряпки.

После Васькиного вопроса Лёнька осмотрел себя и пожал плечами:

– Чё, позорная, что ли? – И в оправдание своего вида попытался объяснить: – Рабочая форма у нас такая была, но сейчас её заменили и выдают такую же, как и у вас, – и он указал на Василия.

Василий с друзьями надели для работ обычные синие, как у матросов ВМФ, хэбовые фланки с такими же брюками.

– Не «у вас», а теперь уже «у нас» будет, – с ехидцей поправил его Васька. – Но сойдёт и так.

Из коридора донеслись возбуждённые голоса ребят, поэтому дискуссию по поводу Лёнькиной одежды парни прекратили и вышли в коридор.

Лёнька последовал за остальными. На него внимания никто не обращал, поэтому по многочисленным коридорам и трапам они всей толпой вереницей спустились к входу в машинное отделение.

Перед входом в него располагалась раздевалка с многочисленными металлическими шкафами и скамейками, где мотористы и механики могли посидеть, передохнуть или перекурить.

Не задерживаясь, парни быстро входили в машинное отделение, переступая высокий комингс входной двери.

Мощный поток тёплого воздуха, идущий из недр машинного отделения и несущий с собой запахи масла и разогретого металла, обдал Лёньку и взъерошил волосы у него на голове. Вдохнув столь непривычный для себя запах, Лёнька оказался совсем в другом мире.

Под ногами вместо привычного пола, покрытого линолеумом, оказались воронёные плиты, прикрученные ярко-жёлтыми шурупами к обрешетнику, выкрашенному зелёной краской.

Пути, ведущие к трапам, ограждались леерами, выкрашенными в белый цвет, с отполированными до блеска стальными поручнями. Сами трапы оказались очень крутыми, так что, спускаясь по ним, приходилось крепко держаться за поручни, чтобы не загреметь вниз. Парни же применяли скоростной метод спуска. Они, ухватившись за поручни и подогнув ноги, съезжали вниз, мягко амортизируя на нижестоящей платформе.

Лёнька последовал их примеру. Взявшись обеими руками за поручни, он опёрся на них локтями, подогнул ноги и проехал над ступеньками трапа, ощутив от соприкосновения с металлом только свист в ладонях. Поручни оказались настолько отполированными, что от соприкосновения с ними на ладонях даже не ощущалось жжения. Лёнька невольно взглянул на ладони и, поднеся их к носу, ощутил непередаваемый запах металла, который ему уже начинал нравиться.

Через пару метров находился следующий трап, который он так же легко преодолел.

Конечной целью бега оказалась платформа между двумя главными двигателями, светло-зелёные крышки цилиндров которых возвышались с обеих сторон от неё.

Парни столпились на платформе в ожидании приказов.

Лёнька ещё полностью не мог понять, зачем они здесь и что собираются делать. Он только крутил головой и с любопытством осматривал место, куда попал. А здесь было на что посмотреть.

Вверх от платформы крышек шла шахта машинного отделения. Раньше, когда Лёнька тайно пробирался в машинное отделение на траулерах, он уже видел такое. Но здесь всё оказалось больше и солиднее.

Переборки шахты, выкрашенные в белый цвет, освещались многочисленными лампами дневного света. Так что создавалось впечатление, будто человек оказался в большом светлом храме. Только в храме стояла бы тишина и витал аромат ладана, а здесь слышался надсадный гул вентиляторов, которые гнали тёплый воздух, пропитанный запахом нагретого металла и масла.

По периметру шахты располагалось несколько ярусов площадок, и по ним можно было сосчитать, какой же «этажности» машинное отделение. Непроизвольно Лёнька сосчитал. Получилось шесть.

Шахта прикрывалась сверху двумя большими стальными листами с многочисленными иллюминаторами. Сейчас они находились в полуоткрытом положении, и сквозь них проглядывало синее вечернее небо.

Вокруг всё блестело и сверкало. Чувствовалось, что для наведения такого порядка здесь кто-то приложил хозяйскую руку. Даже площадку, где стояли парни и на которой предполагалось провести работы, чьи-то заботливые руки покрыли брезентовым полотном с разложенными на нём инструментами и приспособлениями.

Два человека, взобравшись на крышку одного из главных двигателей, что-то откручивали на ней. Ещё несколько человек выслушивали высокого стройного мужчину с копной слегка посеребрённых сединой волос.

Мужчина, одетый в видавшую виды хорошо выстиранную спецовку, что-то энергично объяснял окружавшим его людям.

Закончив разговоры с подчинёнными, седовласый подошёл к сгрудившимся практикантам.

Осмотрев их, он, не напрягая голоса, степенно начал:

– Так, парни. Я вижу, что вы готовы переборки проломить и леера в дугу загнуть, но делать этого сейчас не надо. Ваша задача – не мешать, а помогать и мотать на ус то, что мы сейчас будем делать. А вот во время этой помощи вы будете только чётко выполнять всё то, что вам будут говорить мотористы. – он кивнул себе за спину, в тот район, где мотористы работали на крышках главного двигателя. – Я понимаю, что вы – будущие инженера́, но знайте и запомните, что настоящего механика из инженера никогда не получится, если он не начинал с самых низов и не познал вкус мазута. – Седовласый ещё раз осмотрел притихших курсантов, стараясь понять, насколько до них дошли его слова, и продолжил: – Я тут уже определил фронт работ. Мотористы знают его, так что прикрепляю вас к ним, и, пожалуйста, следуйте только их указаниям. И главное! Никакой самодеятельности, – при этих словах седовласый повысил голос. – Делайте только то, что вам скажут.

Шум от работающих дизелей, несущийся из соседнего помещения, не мешал седовласому говорить, поэтому он даже не повышал голоса.

Лёнька впитывал каждое слово говорящего, понимая, что на сегодня это его самый главный начальник.

Он стоял рядом с Мишей Коротковым, который, как и вся группа практикантов, молча выслушивал инструктаж. Толкнув в бок Мишу, Лёнька, кивнув на говорящего, шёпотом поинтересовался:

– А это кто?

– Второй механик это, Николай Васильевич, – едва раскрыв губы, прошептал в ответ Миша.

– А-а, понял, – согласно закивал Лёнька, а второй механик тем временем продолжил:

– Так, Сергей, – обратился он к старшине Котову, – распредели людей по два-три человека для каждого моториста, и сейчас будем приступать. – И, осмотрев оживившийся народ, уже громче добавил: – Всем соблюдать технику безопасности, которую я вам тут долдонил целый месяц, и чтобы каждый спустился к конторке и расписался там в журнале.

Парни, подчинившись приказу, начали спускаться вниз, а Лёнька, ещё не зная, что ему делать, остался в одиночестве на платформе.

При виде его у второго механика вырвалось удивлённое:

– А это что тут у нас за интеллигент такой? – и он посмотрел на Котова.

– А это наш новый практикант, – начал пояснять ему Сергей, – он только сегодня прибыл.

– Та-ак, – в раздумье протянул второй механик и решительно закончил: – А ну-ка, господин-товарищ практикант, немедленно дуй отседова, и чтобы я духу твоего тут не видел. Не хватало мне тут ещё инцидентов всяких. Мало того, что Витьке на вахте третьего ноготь сорвало, так мне ещё смотреть за этим интеллигентом, чтобы ему бóшку не снесло.

Лёнька понял, что теперь из-за его выпендрёжной куртки кличка «интеллигент» прилепится к нему навсегда, и, стараясь не возражать и не заострять на себе дальнейшего внимания второго механика, понуро побрёл к трапу, ведущему в раздевалку.

Значит, не суждено ему увидеть, как будут «дёргать» поршень на главном двигателе, с горечью начинал осознавать он, а ему так хотелось на это посмотреть…

Но какое-то внутреннее чувство в нём воспротивилось, и, воровато оглянувшись, он вместо того, чтобы подняться до второй платформы и выйти из машинного отделения, перешёл на противоположный борт и затаился там.

Со своего места он прекрасно видел, что делается внизу.

Неожиданно за спиной послышался грубый голос:

– А ты чё тут делаешь?

Обернувшись, Лёнька увидел невысокого коренастого парня, нагло разглядывающего его.

Поднявшись с корточек и справившись с секундным замешательством, он с вызовом ответил:

– А тебе-то чё? Сижу тут себе и смотрю…

– Чё, сачкуешь, что ли? – с ехидной усмешкой продолжил допрос коренастый. – Все вкалывают, а ты тут тыришься?..

– Не тырюсь я, а просто сижу. – Лёньке надоело оправдываться перед неизвестным контролёром, и он пояснил: – Я только сегодня пришёл на судно и технику безопасности не прошёл, поэтому второй отправил меня из машины, а я только хочу посмотреть, как поршень будут дёргать. Чё, нельзя, что ли? – уже начал напирать он на коренастого. – И вообще, кто ты тут такой, чтобы что-то запрещать?

– Почему нельзя? – сразу пошёл на попятную коренастый. – Смотри, если нравится, только ко мне в котельную не суйся. Второй запрещает мне отвлекаться на вахте.

Чувствовалось, что коренастый уже настроен на миролюбивый лад, и, поняв это, Лёнька протянул ему руку:

– Лёня.

Коренастый в ответ, обтерев ладонь о брюки спецовки, мирно представился:

– Колян.

– Ты чё, Коля, вахту тут стоишь, что ли? – Лёнька кивнул на раскрытую дверь, из которой появился коренастый.

– Ага, – подтвердил Колян, – стою. Ещё пару часиков с лишним осталось. – Он поднял руку и взглянул на ручные часы.

– Ну стой, а мне тут всё интересно. Понимаешь, первый раз такое вижу и не хочу пропустить, – откровенно поделился с Коляном Лёнька.

– Ладно, смотри, – как какой-то очень большой начальник, разрешил ему Колян, и сам, облокотившись на леера, уставился вниз.

А там события разворачивались своим чередом.

Парни, ковырявшиеся на крышке, вытащили огромную форсунку и куда-то унесли её. О том, что это была форсунка, Лёнька догадался сам, хотя всезнающий Колян, пытался ему всё объяснять.

Слушая вполуха болтающего Коляна, Лёнька с интересом смотрел за всем, происходящим внизу.

Двое парней установили на гайки крышки огромный ключ и начали по нему бить здоровенной кувалдой, стараясь открутить их.

Одну за другой они откручивали гайки и устанавливали их на шпильки соседней крышки. Лёнька понял эту хитрость. Это чтобы в дальнейшем их не перепутать. Им как-то на лекции по технологии металлов говорили об этом. Теперь он видел это воочию.

Когда все гайки оказались открученными, второй механик взял в руки пульт, и грузовой кран, установленный над главными двигателями, поехал к разбираемой крышке.

Крышку с помощью специальных крючков сняли краном и поставили на специальную треногу, стоящую на брезенте. К ней тут же подошли курсанты и под руководством моториста принялись её чистить.

Тут снизу начали громко кричать. Колян пояснил Лёньке, что это второй механик отдаёт приказы мотористам, работающим в картере. В каком картере и что такое картер, Лёнька не знал, но вида о своём профанстве Коляну не подал, а по-прежнему на каждое его замечание или объяснение согласно кивал.

Тем временем крики стихли, и зацепленный специальным кольцом поршень под команды «Вира помалу, вира, мать твою!.. и т. д., и т. п.» начал вылезать из цилиндровой втулки.

Лёнька и раньше видел поршни, да и сам несколько раз участвовал в переборках мотоциклетных двигателей, но таких громадин ещё никогда не встречал.

Чёрный от копоти и нагара поршень медленно появлялся, блестя боковыми поверхностями. А когда его полностью вытянули из втулки, то отвезли в сторону и установили в специальное приспособление.

Тут на него вновь накинулись курсанты с мотористами для очистки от нагара и дальнейших замеров. Это уже Лёньке до малейших подробностей дотошно объяснял Колян.

Дальше смысла прятаться и следить за происходящими событиями не было, и Лёнька поинтересовался у Коляна:

– А у тебя на вахте всё нормально?

Колян от его слов чуть не подпрыгнул:

– Бляха муха, а про котёл-то я и забыл! – и метнулся в открытую дверь, откуда недавно появился.

Лёнька прошёл за Коляном и оказался в большом помещении, где посередине стоял непонятный ему круглый агрегат, выкрашенный серебристой краской.

Колян что-то «колдовал» с обратной стороны агрегата.

Неожиданно он спичками поджёг факел, сунул его в какое-то отверстие, нажал какую-то кнопку и дёрнул за рычаг с красной рукояткой. Внутри агрегата что-то загудело, из щелей пыхнуло чёрным дымом, а Колян, выдернув факел из отверстия, радостно прокричал:

– А куда ты на фиг денешься, влюбишься и женишься!

Его действия оказались абсолютно непонятными Лёньке, поэтому он с вытаращенными глазами смотрел на довольного Коляна.

– Чё радуешься-то? – удивлённо спросил он.

– «Чё, чё?» – передразнил его Колян. – Автоматика на запал форсунки полетела, так приходится разжигать его вручную. Электромех только завтра её получит в СМТО, а пар нужен сегодня, поэтому, чтобы держать его на марке, приходится чуть ли не каждые полчаса разжигать эту заразу. – И он ладонью шлёпнул по странному агрегату в виде улитки, выкрашенному в красный цвет.

– Понятно, – протянул Лёнька, хотя ничего толком из объяснения Коляна не понял.

– Ну, если понятно, то вали отседова, а то, если второй увидит посторонних в котельной, влетит мне, – неожиданно важно заявил Колян, уперев руки в бока и нагло уставившись на Лёньку.

Лёньке стало понятно, что Колян нагоняет себе цену и пыжится изо всех сил, чтобы показать свою значимость, но спорить он не стал и вышел из котельной.

Осторожно пройдя вдоль переборок, чтобы его невзначай никто не увидел снизу, он вышел из машинного отделения и вернулся в каюту.

В каюте он находился один. Делать было нечего. На столе лежало несколько кусков хлеба с котлетами, которые ребята прихватили с обеда.

Устроившись у стола, он с удовольствием умял один из бутербродов и завалился спать. События сегодняшнего дня дали себя знать, поэтому в сон он провалился моментально.

Проснулся Лёнька от громких возбуждённых голосов ребят, которые вернулись из машинного отделения.

Шторку на кровати Лёнька перед сном задёрнул, поэтому того, что он находится на ней, никто не видел.

Громче всех возмущался Василий, который, не стесняясь в выражениях, отчитывал Сергея с Мишей за то, что они долго очищали поршень от нагара.

На что те энергично оправдывались, объясняя это тем, что никто им не дал подходящего инструмента.

Естественным ответом Василия на это прозвучала поговорка о неудавшемся танцоре, которому всегда что-то мешало. Переведя разговор в шутку, парни ушли в душ, а Лёнька вновь заснул, да так крепко, что даже не слышал, как вымывшаяся троица вернулась в каюту.

Глава одиннадцатая

Утром после завтрака Лёнька, как и все парни, переоделся в рабочую одежду и спустился к входу в машинное отделение. В раздевалке уже сидели мотористы, которых вчера Лёнька видел при моточистке поршня.

На вид парни оказались намного старше его. Они молча сидели на лавочках и не спеша курили. Лишних разговоров в раздевалке никто не вёл. Все чего-то ждали.

Галдящая толпа курсантов тут же примолкла, и те, кому хватило места на лавочках, присели на них, а остальные выстроились вдоль шкафчиков для сменной одежды и молча стояли.

Лёнька вместе с Василием, Серёгой и Мишей тоже пристроились в уголке.

Ждать пришлось недолго.

В раздевалку энергичной походкой вошёл второй механик и, окинув взглядом собравшийся народ, поздоровался:

– Здорово, мужики! Как настроение?

В ответ народ нестройно прогудел:

– Доброе утро. Нормально, – или ещё что-то в этом роде…

– Ну если нормально, то, значит, сегодня поработаем. – Бодро известил подчинённых второй механик. – Значит так, – начал он и, указывая пальцем на каждого присутствующего, извещал его о предстоящем объёме работ, возлагающихся на него сегодня.

После распределения работ второй механик перевёл взгляд на Лёньку:

– А тебе и тебе, – кивнул он на молоденького паренька, скромно прячущегося за спинами мотористов, – в машине делать пока нечего. Дуйте к деду, и пусть он для начала ознакомит вас с ТБ. И только потом я допущу вас к работам. – Посчитав, что инструктаж окончен, второй механик развернулся и направился к входу в машинное отделение.

От такого приказа Лёнька застыл в недоумении, потому что сомневался, правильно ли он понял второго механика. Тем более что термины ТБ и дутьё у какого-то старика его смутили.

Зато второй механик, увидев, что Лёнька с места не сдвинулся, остановился и громко возмутился:

– Чего стоим? Чего ждём? Что, непонятно, что я сказал?

– А куда идти-то? – в нерешительности разведя руками, удивлённо захлопал глазами Лёнька.

– А-а-а, понятно, – усмехнулся второй механик и перевёл взгляд на Василия. – Давай-ка, Вася, отведи своих корефанов до деда, а то они до обеда будут блукать по коридорам или запрутся чёрт-те куда. – Его слова вызвали дружный смех у окружающих, но второй механик резким жестом руки прервал веселье и серьёзно добавил: – А сам чтобы тоже нигде не затерялся. Мухой туда и обратно. Будешь стармоту помогать вчерашний инструмент по местам крепить.

Услышав приказ, Василий пробубнил:

– А я чё? Я ничё! – Но, увидев, что второй механик уже зашёл в машинное отделение, махнул Лёньке и нерешительному парнишке рукой: – Пошли до деда, парни.

По пути Василий объяснил, что дедом зовут старшего механика и он должен с вновь прибывшими провести инструктаж по технике безопасности. Оказалось, что парнишку зовут Витёк, и он после первого года обучения в шмоньке тоже, как и Лёнька, прибыл на практику.

Лёнька при таком известии почувствовал себя на голову выше этого салаги Витька. Ведь в Школе морского обучения (в обиходе – шмонька) обучались пацаны сразу после школы или после армии. Выпускались они мотористами или матросами, а Лёнька-то после окончания училища выпустится инженером-механиком, и мотористы будут у него в подчинении. Тем более что по виду Витёк относился к бывшим школьникам и армии не нюхал. Значит, тем более был салагой.

Если бы Лёнька сам искал каюту старшего механика, вряд ли нашёл бы её с первого раза, а с Василием они через пару минут оказались на месте.

Постучав в косяк открытой двери, Василий просунул голову за порог.

– Разрешите, Юрий Николаевич? – осторожно поинтересовался он.

– Кого это там принесла нелёгкая? – недовольно послышалось из глубины каюты.

– Это второй механик прислал вновь прибывших на инструктаж по технике безопасности, – Василий кивнул на Витькá и Лёньку, молча стоявших у него за спиной.

– А-а-а, – протянул старший механик, – звонил мне второй насчёт них. Подождите немного. Сейчас я занят. Ждите тут, – и указал Василию на порог двери.

Делать нечего, с начальством не поспоришь. Василию пришлось возвращаться в машину, а Лёнька с Витьком подпёрли переборку у каюты деда и остались ждать дальнейшего хода событий.

В открытую дверь Лёнька исподтишка рассматривал интерьер каюты. С их каютой даже не сравнить! Большая, просторная, с широкими окнами и палубой, покрытой коричневым паласом. Широкие диваны, обшитые светло-коричневой тканью, стояли вдоль переборок, отделанных панелями под дерево. Изящные бра с матовыми плафонами в виде раскрывшихся бутонов тюльпана прикреплялись к переборкам под самым подволоком.

Около диванов расположился небольшой журнальный столик, окружённый шикарными низкими креслами, а в углу находился большой письменный стол, заваленный бумагами, в которых в это время и копошился старший механик.

Лёнька видел только его круглую голову без единого волоска да очки, свисавшие с кончика внушительного носа.

Деду и в самом деле, было не до новичков, поэтому Лёнька с Витьком молча ждали своей участи.

Наконец из каюты раздалось:

– Парни, вы чё там примолкли? Не свалили ещё?

– Нет, тут мы, – осторожно, как и Василий, Лёнька сунулся через порог, чтобы зафиксировать своё присутствие.

– Давайте заходите побыстрее, – увидев Лёнькину голову, махнул рукой «дед».

Парни осторожно вошли в каюту и молча застыли у одного из книжных шкафов, где за стеклянными дверцами виднелось множество папок с документами.

– Та-а-к, – протянул, оторвавшись от бумаг, старший механик и внимательно осмотрел парней. – Начальник практики дал мне ваши документы, так что кто из вас кто? – Он пододвинул к себе толстую амбарную книгу, взял ручку и приготовился записывать.

Лёнька назвал себя. То же самое сделал и Витёк.

Записав их фамилии в журнал, стармех полистал какие-то листочки в папке внушительного вида и, удовлетворённо хмыкнув, поднял голову.

– Вот что, ребятки, заниматься мне с вами некогда. Так что вот вам инструкции. Идите и читайте их. Через пару часов подойдёте ко мне, а я проверю, что вы там усвоили, – и протянул парням две небольшие потрёпанные книжечки.

Лёнька, вообразив себя за старшего, подошёл к столу и, приняв их из рук стармеха, замешкался.

– Чё застыл? – воззрился на него дед. – Идите и учите, – махнул он на Лёньку рукой и вновь уткнулся в очередную бумагу.

Подчинившись столь нелюбезно выданному указанию, Лёнька чётко развернулся на каблуках и вместе с Витьком вышел из каюты.

В нескольких метрах от каюты деда находилась дверь, ведущая на палубу. Лёнька обратил на неё внимание, когда Василий вёл их к деду.

Выйдя через неё, парни оказались на широкой палубе, устланной деревянными досками, отдраенными до светло-серого цвета. С интересом озираясь по сторонам, они прошли в сторону кормы.

Справа над их головами на специальных приспособлениях висели четыре шлюпки, накрытые сверху брезентовыми чехлами.

– Это мы сейчас на шлюпочной палубе, – по-деловому посвятил Лёньку Витёк. – Выйдем в рейс, так нам шлюпочные тревоги играть будут. У каждого будет своя шлюпка.

– Ага, – с пониманием кивнул головой Лёнька, но с нескрываемым сомнениям спросил у гордого Витька, который дефилировал впереди с задранным носом: – А ты откуда всё это знаешь?

– А нам в шмоне на занятиях об этом рассказывали, и мы даже на таких шлюпках по заливу катались, – с гордостью начал рассказывать Витёк.

– Не катались, а ходили, – со смешком прервал гордеца Лёнька.

У них в училище таких шлюпок не было, поэтому Лёнька остановился, чтобы поподробнее всё рассмотреть. Конечно, ему сразу вспомнились рассказы Лёхи о соревнованиях на ялах и походах под парусами. Тяжело вздохнув от сожаления, что всё это он знает только по рассказам, Лёнька продолжил идти за Витьком в сторону кормы судна.

В конце шлюпочной палубы находилась широкая площадка с встроенным бассейном посередине. Да! Самый настоящий бассейн, выкрашенный изнутри нежно-голубой краской.

Вокруг бассейна стояли деревянные лавочки, а под тентом – несколько плетёных кресел.

На небе не было ни единого облачка. Солнышко начинало припекать. День обещал быть жарким, но сейчас ещё ощущалась утренняя прохлада, и небольшой ветерок, дующий с причала, заставлял порой поёживаться.

Поэтому парни, подхватив кресла, переставили их в место, где ветерок не задувал, а под ласковыми утренними лучами солнца даже можно было позагорать, но инструкции, выданные дедом, к этому абсолютно не располагали.

Поэтому, устроившись в креслах, они занялись их изучением.

Лёньке подобная книженция в руки попалась впервые, и он с интересом и любопытством начал читать о премудростях, изложенных в ней.

Поразили слова: «картер», «переноска», «льяла», «ветошь», ГСМ, а также порядок подчинения и обязанности, которые предстояло исполнять ему как мотористу второго класса.

Почему им в училище об этом даже и словом не обмолвились? Всё математика, физика, химия, начертательная геометрия и прочее, и прочее, о чём в этой инструкции и слова не написано.

Вон, Витёк сидит как кум королю, и всё ему понятно, а у него, у Лёньки, только волосы дыбом встают от каждого мудрёного слова.

А когда он дошёл до изучения обязанностей, то тут вообще пошёл тёмный лес, потому что, кроме элементарных для слесаря знаний, Лёнька ничем не обладал, а мог только этой самой ветошью вытирать от пролитых ГСМ плиты.

То, что к работе в качестве моториста допускаются мужчины, достигшие восемнадцатилетнего возраста, он понял. Достиг уже – значит, может.

Дальше пошли часы работы и отдыха, в которых он запутался. Кто, где и сколько должен отдыхать и работать – в голове от этих данных вообще всё пошло наперекосяк.

А когда он дошёл до того, что моторист должен знать о возможном контакте с вредными и опасными производственными факторами, то вообще запутался.

Ему легче было рассчитать напряжение на балке или составить эпюру моментов на ней, чем усвоить эти термины и условности, связанные с интригующими названиями механизмов и конструкций судна.

А от требований типа: безопасность перед началом работы, безопасность во время работы, безопасность в аварийных ситуациях, да ещё и безопасность по окончании работы – у Лёньки вообще опустились руки.

А когда он прочитал о том, что он ещё должен знать о правилах оказания первой доврачебной помощи, то тут невольно вспомнились студенточки из медучилища, но там о правилах оказания медицинской помощи и речи не шло. Там были только действия, приводящие к оказанию медицинской помощи. Но судьба его миловала, и этими правилами ему не пришлось воспользовался.

Всплывшие в памяти моменты его расслабили, и он бесцельно разглядывал противоположный берег Золотого Рога с его причалами, складами и снующими по акватории бухты небольшими катеркам. Благодатное солнышко чувствительно пригревало, и он начал проваливаться в сон, из которого его вывел окрик Витька:

– Лёнь! Ты чё, дрыхнешь, что ли? Харé учиться, потопали к деду. Два часа уже прошло.

«Ничего себе», – взглянув на ручные часы, отметил про себя Лёнька о быстро пролетевшем времени и, стряхнув чары обволакивающего сна, резко поднялся с кресла.

– Пошли, чё Му-Му тянуть за хвост, – бодро пошутил он и добавил: – А не сдадим деду экзамен, так он нас на переэкзаменовку отправит, как двоечников, – и, хлопнув Витька по плечу, направился на левый борт.

Подойдя к каюте деда, Лёнька, как прежде Василий, осторожно постучал в косяк двери и елейным голоском чуть ли не пропел, застыв в полупреклонённой позе на пороге каюты:

– Разрешите?..

Дед сидел в одном из кресел около журнального столика.

– А-а, это вы… – пробурчал он и, поставив недопитый стакан с чаем на журнальный столик, вяло махнул рукой: – Заходите.

Лёнька с Витьком с опаской пересекли рубеж каюты и истуканами застыли под проницательным взглядом «деда», который даже не пошевелился, продолжая вальяжно восседать в глубоком кресле.

Пробуравив огненным взглядом вошедших, «дед» потребовал:

– Ну рассказывайте, что вы там битых два часа долбили?

Лёньку от этого вопроса как будто обухом по голове вдарило, и он почувствовал, что стал примерно на полметра ниже. От такого ощущения у него не то что знания, полученные из долбаной инструкции, начали изливаться, а он вообще забыл, как его зовут и где он находится. Но взгляд «деда» упёрся в Витька и он ткнул в него пальцем.

– А ну честно сознавайся, что должен знать моторист? – неожиданно громогласно потребовал «дед».

У Витька, который и так трясся от нервозности, задрожали колени и вместо слов начало вырываться какое-то блеяние:

– Знать эти… ну как их там… ну эти самые… А! – осенила его мысль, – инструкции для этих самых, ну… как его… ну… этих… да… механизмов. Вот… – громко выдохнул Витёк и тыльной стороной ладони вытер пот со лба. – А ещё он должен… ну это… как его… а-а… докладывать механику обо всём…

– Об чём обо всём? – подыграл ему «дед», обалдевший от такого занудства Витька.

– Ну… обо всём этом, ну… что он увидел… – вытаскивал по слогам из глубины своего сознания Витёк.

– И о бабах тоже? – съязвил «дед».

– Ну… если они неправильно себя ведут, то тоже… – продолжал мямлить Витёк.

От ответов Витька «дед» уже не знал, плакать ему или смеяться, но, подавив улыбку, серьёзно уточнил:

– И где это они себя могут неправильно вести? – Приподнявшись на подлокотниках кресла, «дед» грозно вгляделся в потупившегося Витька.

– Ну это… там, – Витёк указал пальцем куда-то вниз.

– Где «там»? – У деда уже пропал весь грозный вид, и он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. – В каюте, что ли?

– Не-а, – отрицательно покачал головой, не потерявший серьёзности Витёк. – У прачечной али на камбузе, – уже более отчётливо уточнил он.

– А-а! – Дед, подавив спазм смеха, продолжил допрос: – И что там, на этом камбузе?

– А там, если оборудование сломалося, то надо доложить, а самому лазить тудой не надоти, а то может оказаться травма али повреждения, – серьёзно пояснял Витёк, чётко выговаривая слова и покачивая головой при завершении каждой фразы.