Текст книги "Алые маки «Арваза». Южная граница: люди, события, факты (1970-2000 гг.)"

Капитан Аникин – агроном по основному образованию – был классическим примером человека случайного в военной среде. Одно слово – сельский партнабор! Военная карьера, если быть откровенным, занимала в перечне его жизненных ценностей одно из последних мест. Значительно уступая, скажем, урожайности огурцов, зеленого перца или лука с укропчиком и петрушкой в сколоченном им самолично парнике. Или скорости произрастания двух десятков цыплят, добывания для них комбикорма. Со стороны его хлопоты по этой части походили на научные изыскания или хобби, вполне, впрочем, уместные для агронома.

При этом Алексей Михайлович отличался исключительной добросовестностью в службе, неукоснительным выполнением приказов командования и служебных инструкций, правда с поправкой на жизненную целесообразность. Если, к примеру, застава продолжительное время не обеспечивалась отрядной продовольственной службой свежим мясом, капитан со своим помощником – надежным сержантом – брал в руки автомат и с утречка уходил на охоту. Спустя пару-тройку часов, завалив кабанчика, он, нет, не скрывал сей факт. Как раз наоборот, по собственной инициативе звонил в штаб части и бодро докладывал оперативному дежурному, что во время проверки левого фланга внезапно обнаружил запутавшегося в МЗП полуживого дикого кабана, которого, в силу безвыходности ситуации, пришлось пустить на довольствие личному составу. Похихикав и пообещав дежурному пару килограмм свежатины для проведения «экспертизы», он, довольный собой, переключался на другие дела.

Примечательно, что версию начальника заставы стопроцентно поддерживал весь личный состав, клятвенно заверяя проверяющих из штаба, политотдела и даже въедливого особиста, что именно так все и было. Для подчиненных капитан Аникин был скорее заботливым отцом, опытным наставником, мудрым советчиком по жизни, чем командиром. Именно за это рядовые пограничники его уважали и любили, называя в своем кругу не иначе как «Алексей Михалыч».

Однажды с капитаном Аникиным приключилась большая неприятность. На охоте целился в кабана, а попал в дикую свинью. Стали ее забирать из ущелья и вдруг обнаружили четверых маленьких поросят. «Эка неприятность!» – корил себя всю дорогу Алексей Михайлович. Но даже из этого неприятного случая он вышел вполне достойно: приказал всех диких поросят забрать на заставу и поставить на довольствие, наряду с маленькими домашними хрюшками. Серо-полосатые остроносые бестии вместе со своими «бледнолицыми» собратьями лихо носились по отведенному для них загону, активно толкались у корыта, поедая остатки солдатского обеда, и уверенно набирали вес. Лишь когда повзрослели, они были отпущены на «вольные хлеба». При этом еще не раз приходили подкормиться на заставу, позволяя детворе поиграть с ними.

– Природу нужно беречь, мы ж не какие-то там браконьеры! – любил повторять капитан А. М. Аникин, общаясь с рядовыми пограничниками.

Все так и было. Бережное отношение к окружающей природе, животному миру было правилом, которому неуклонно следовали на всех пограничных заставах.

Дети офицеров застав часто играли с одомашненными дикими кабанами

Сам будучи политработником, я с интересом наблюдал за стилем работы своих старших коллег, уже упомянутых мною Серафима Яшонкова, Анатолия Торопова и, конечно же, Владимира Старикова. Последний, как мне показалось, был политработником по призванию. Он постоянно интересовался политическими событиями в стране и за рубежом, охотно «глотал» литературные новинки, а также с большим трудом добытую, дефицитную по тем временам, отечественную и зарубежную классику. Много внимания уделял вопросам службы, дисциплины, взаимоотношений внутри коллектива, стараясь на каждого солдата влиять, прежде всего, индивидуально, без лишних нотаций и понуканий.

Уж не скажу точно, что творилось в его душе, но в любой ситуации, особенно в случае допущенных солдатами-срочниками нарушений по службе или воинской дисциплине, он всегда оставался внешне спокойным и уравновешенным. Никогда не срывался на грубость. Старался не только дотошно разобраться в деталях происшедшего, но прежде всего понять, откуда произрастают корни негативного явления. Только после проведенного «мозгового штурма» он предлагал конкретные пути решения накопившихся проблем. Как воспитательных, так и дисциплинарных.

Будучи человеком воспитанным и тактичным, Владимир Стариков частенько сдерживал горячий пыл некоторых даже старших по должности и воинскому званию офицеров. Не стесняясь, высказывал несогласие, если чувствовал свою правоту. Порой ему это выходило боком. И все же свои убеждения, моральные и нравственные принципы офицер ставил превыше всего, не идя ни на какие компромиссы, особенно с хамоватыми, зарвавшимися начальниками.

В среде людей с ярко выраженным комплексом чинопочитания и даже угодливости перед вышестоящим командованием – а добрая половина офицеров разного уровня, к сожалению, относилась именно к таковым – манера поведения Старикова, на мой взгляд, заслуживала всяческого уважения. Позаимствовав у коллеги эти качества, в последующие годы я и сам частенько получал «по шапке» за неуступчивость характера. Порой шел на открытый конфликт с власть предержащими, но не отступал. Считаю, что принципы и убеждения офицера – не пустой звук и не флюгер, который, подобно магнитной стрелке, неукоснительно движется вслед за начальственным перстом. Встать на сторону слабого, а особенно несправедливо наказанного военнослужащего, проявить человеческое участие, дать шанс на исправление – разве не в этом суть многогранной деятельности офицера-воспитателя?

Среди людей неординарных, моральных авторитетов и настоящих «пахарей» границы, сутками напролет занятых решением проблем службы, инженерного оборудования охраняемого участка, благоустройства и воспитания личного состава, я бы, вне всякого сомнения, выделил начальника заставы Дузлы-Тепе старшего лейтенанта Анатолия Санникова. В свое время он по праву стал героем яркого очерка, опубликованного журналом «Пограничник», под названием «Земля Санникова». Сторонний взгляд на успехи НЗ–2, его заместителей и единомышленников был убедительным и поучительным, а главное – вполне объективным. Жаль, за кадром журналистского очерка осталась «проза жизни», многие неимоверные трудности, которые пришлось преодолеть нашему сослуживцу на пути к цели. А ведь именно в этом преодолении и была «изюминка», характеризовавшая как самого офицера, так и стиль его деятельности.

Спустя годы сам Анатолий Санников, уже будучи полковником и орденоносцем по итогам многих боевых операций в Афганистане, вспоминал начало своей нелегкой службы на пограничной заставе так.

«Дузлы-Тепе» в переводе с туркменского – соленые бугры. Не знаю, почему заставу так назвали, но бугров, да еще и соленых, я там не нашел. Зато всегда соленой от пота была моя гимнастерка, поскольку «хозяйство» мне досталось весьма запущенное и беспокойное.

Хорошо помню, как в день прибытия нас с женой прохладными взглядами встретили начальник заставы капитан Юрий Семехин и его заместитель, мой однокашник лейтенант Николай Юдин. Капитан после сдачи заставы сразу же убыл с понижением на другую заставу. Здесь он явно не потянул. Колю Юдина также перевели на другую заставу из-за неуставных взаимоотношений с личным составом. В дальнейшем, по мере обретения опыта, его служба заметно выправилась. В беспокойные 80-е майор Николай Юдин воевал в Афганистане, командовал десантно-штурмовой маневренной группой (ДШМГ). Героически погиб в одной из боевых операций.

Итак, на заставе полностью сменился офицерский состав. Это значит, что начинать работу приходилось в полном смысле слова с чистого листа. С незнания сильных и слабых сторон коллектива, непонимания, на кого можно положиться, а на кого нет. Аналогичной была ситуация и с моими заместителями, поспешно отобранными из разных подразделений.

Представьте ситуацию: я, как начальник заставы, всего четыре месяца назад окончил училище. Практический опыт – почти нулевой. Замполит, лейтенант Хамит Абиров, имел за плечами срочную службу в пограничных войсках, затем – «гражданка» и… партийный призыв вновь послужить на границе. На старшину срочной службы, после краткосрочных курсов переподготовки, поспешно надели лейтенантские погоны и сказали – дерзай! Какой из него руководитель? Заместитель по боевой подготовке – выпускник Института физической культуры и спорта – до призыва учительствовал в средней школе, пока, в возрасте 27 лет, ему не вручили лейтенантские погоны и предписание на ближайшие два года служить в пограничных войсках. Вот такая разношерстная офицерская компания должна была организовать бдительную службу, наладить работу воинского коллектива, которого, по сути, не было.

Теперь о самом главном – о людях, с которыми предстояло охранять порученный участок государственной границы. Что было до меня? Начальника заставы понизили в должности за пьянство и неспособность руководить заставой. Замполит, младший лейтенант срочной службы (были тогда такие) «рыбачил» при помощи гранат, а из пистолета бил мух на потолке своей квартиры. Таким чудаковатым образом он добивался досрочного увольнения из войск. Сержант – инструктор службы собак – парень очень совестливый и добросовестный, получив весточку от любимой девушки, вышедшей замуж за другого, застрелился.

Солдаты и сержанты-срочники, глядя на офицеров, в лучшем случае просто тянули лямку службы, отбывая ее как повинность. В худшем, при первом подходящем случае, добывали у знакомых туркмен бутылки со спиртным и в потаенных местах что-то там отмечали.

Вот такую мне пришлось принять заставу. Я хорошо понимал: моя главная задача – обеспечить надежную охрану порученного участка государственной границы. Но без крепкого воинского коллектива сделать это было невозможно. На этом и сосредоточились. Что я, что мои заместители – работали от заката до заката, спали по 3–4 часа в сутки. Надо было сделать так, чтобы солдаты постоянно находились в поле зрения, чувствовали присутствие офицеров, наше искреннее желание покончить с существовавшим здесь ранее бардаком.

И я, и Миша, так мы звали замполита Абирова, много работали лично и умели заставить подчиненных. Хотя, сказать по правде, случалось по-всякому. К примеру, даю Боре Катаеву отделение солдат, чтобы копали ямы под саженцы деревьев. Вскоре смотрю – он копает, а солдаты сидят, перекуривают. Включаю свой хорошо поставленный командирский голос. Лишь после этого солдаты вскакивали с мест и хватались за лопаты. А куда им деваться?

Зато на спортгородке, который мы со временем построили заново, лейтенант Катаев раскрылся как прекрасный педагог-физкультурник. Спорт стал важной составной частью досуга личного состава, возрождения коллектива.

Два с половиной года я командовал заставой Дузлы-Тепе. Сменялись офицеры, сержанты, солдаты. Менялся внешний облик заставы: здесь, в заброшенном закутке, где были обшарпанная казарма и захламленный пустырь, вскоре расцвел сад. Появились заасфальтированный плац, дороги, тротуары. Своими силами построили летний кинотеатр, столовую, питомник для служебных собак, беседку, гараж и многое другое.

Привели в порядок инженерные сооружения охраны границы. Осветили территорию заставы, да так, что иранцы в первую ночь стояли толпой у линии границы и смотрели на это, как на чудо.

Посадили большой огород, и уже с весны на столах солдатской столовой появились зелень и свежие овощи. Ближе к концу лета каждый мог полакомиться виноградом, яблоками, алычой.

В первый же свой отпуск я привез от матери кусты роз, а из Ашхабада, с «Русского базара», – семена цветов. На субботнике мы разбили две цветочные клумбы. Шефство над ними сразу же взяли жены офицеров и энтузиасты-любители из числа личного состава срочной службы.

В следующий отпуск привез из дома тройку кроликов (две самки и самца). Доставлял их самолетом, чтобы не погибли. А по пути следования, при пересадке в Баку, я лично выгуливал их на газоне. Народ, конечно, потешался над чудаком-лейтенантом, но цель оправдывала средства. Спустя время на заставе было уже свыше сотни кроликов, которые быстро плодились и подрастали в специально построенных для них просторных клетках, по соседству с овцами, свиньями и двумя коровами. Подсобное хозяйство разнообразило и укрепило солдатскую пайку, явилось хорошим стимулом для самообеспечения, особенно после принятия на государственном уровне Продовольственной программы страны.

Но все это было потом, а пока предстояло укрепить воинскую дисциплину, покончить с грубыми нарушениями. Методов воинского воспитания описано немало, я искал свои, нестандартные, работающие. В чем их суть?

Однажды в конном строю выехал на левый фланг проверить пограничный наряд «Пост наблюдения». Подъехали, а наряда на вышке не видно. Медленно, практически бесшумно поднимаюсь на вышку, пытаюсь открыть люк – не получается. Что-то тяжелое лежит на нем. Уперся ногами в ступеньки и резко надавил на крышку люка. Наверху что-то грохнуло, и люк открылся. Медленно поднимаюсь и вижу: пограничники на месте, внешне – бдительно несут службу. Только старший пограннаряда растерянно трет сонные глаза и пытается понять: откуда здесь взялся начальник заставы?

Заканчивалось лето. А последнее воскресенье августа – День шахтера. Для профилактики решил тщательно проверить все укромные места на заставе: чердак, конюшню, питомник и т. д. Вижу, сидят мои парни в беседке, покуривают и внимательно за мною наблюдают. Подошел я к ним. Один из «активистов» спрашивает:

– Вы что ищете, товарищ лейтенант?

– Как что? – отвечаю. – Бутылки, конечно. Не хочу, чтобы в День шахтера на заставе случилась коллективная пьянка.

– Товарищ лейтенант, не ищите, не будет пьянки, – заверили меня «шахтеры». – Мы своего земляка не подведем!

Я улыбнулся и ушел. Ну-ну, дескать, посмотрим.

А за несколько дней до этого я действительно собрал в беседке всех своих земляков – донецких, а их набралось человек пятнадцать. Поговорили «по душам». Я был старше их на три-четыре года, многих знал еще по «гражданке». И они меня знали. Уж очень это непедагогично, но я пообещал, что когда они уволятся, а я приеду в отпуск, то за все нарушения буду пороть их офицерским ремнем без всякой жалости. Зная меня и моих друзей, парни поняли, что я не шучу. Последующие события показали действенность этого чисто «профилактического», а по сути, воспитательного метода.

Будь я хоть семи пядей во лбу, но без помощи офицеров, сержантов, комсомольской организации, а затем и партгруппы, мне бы ни за что не справиться. Лишь общими усилиями ситуация мало-помалу стала меняться к лучшему. Мои жесткие командирские требования всегда подкреплялись хорошей воспитательной работой, которую проводил замполит Хамит Абиров. Не зря уже через год он сам возглавил пограничную заставу и зарекомендовал себя с самой наилучшей стороны.

Скрывать не стану, в течение минимум года наша некогда проблемная застава постоянно находилась на жестком контроле командования. Внезапными проверками нас часто трясли комендант участка капитан В. Шляхнин, замполит, ставший в последующем комендантом, майор И. Воронин, заместитель коменданта майор В. Квашнин. Проверяли, ругали, но в основном давали дельные советы, подсказывали, как выправить ситуацию. За это им отдельная благодарность! Общаясь по душам с опытными офицерами, мы все больше убеждались: жизненный опыт – великая сила! Учиться нужно на ошибках других!

Не забывало нас и командование пограничного отряда. Однажды с группой офицеров на заставу прибыл начальник отряда полковник Иван Петрович Данилушкин. Мы, офицеры, встретили его у ворот заставы. После моего доклада и крепкого рукопожатия командир предложил: «Пойдем твое панно смотреть». Сначала я не понял его, даже малость растерялся. Тогда Данилушкин, улыбнувшись, уточнил: «Пошли оформление столовой посмотрим».

Дело в том, что всего пару недель назад мы закончили строительство новой солдатской столовой. Свежепобеленная, чистая, хорошо освещенная, она выглядела поначалу празднично, но все же как-то казенно. И тогда наш нештатный художник сержант Николай Горелов предложил: «А давайте вот эту центральную стену я оформлю в стиле русского пейзажа». Как художник, сержант не раз доказывал свои способности, особенно в оформлении стенгазет, и я согласился.

Взорам вошедшей в столовую группы офицеров управления отряда предстала солнечная лесная поляна, в окружении пышной зелени распустившихся ниспадающих ветвей берез и кленов. А по центру – русский девичий хоровод в ярких национальных нарядах, с улыбками на лицах. Отрядным офицерам оформление столовой понравилось. Оценив эти и другие перемены во внешнем облике заставы, начальник отряда сосредоточился на проверке организации службы, состоянии дисциплины, взаимоотношениях с населением приграничья.

Спустя четверо суток, на итоговом совещании, нас, как водится, похвалили, поругали, высказали ряд практических советов и рекомендаций. Двум активистам командир части на общем построении объявил отпуск, с убытием на родину, шестерым вручил знаки «Отличник погранвойск» 2-й степени. А «под занавес», отведя в сторонку, командир части предложил мне новую должность – начальника заставы на ашхабадском, весьма престижном, но ответственном направлении.

Неожиданно! Другой бы обрадовался, а я на несколько секунд впал в ступор. Как-никак, столько сил вложено в обустройство и быт. Коллектив сложился, застава стала одной из лучших в пограничном отряде, переходящим Красным знаменем награждена. Поставить на всем этом крест и принимать явно проблемную заставу совсем не хотелось. И я, тяжело вздохнув, сказал командиру «нет».

Но и полковник И. П. Данилушкин, не лыком шит. Он как будто предвидел мой ответ. И знал на чем меня «поймать».

– Ты, кажется, об учебе в военной академии мечтаешь? – спросил он меня как бы невзначай.

– Да, хотелось бы расти в профессиональном плане.

– В таком случае предлагаю сделку: ты приводишь в порядок еще одну заставу, а я даю тебе «добро» на поступление в академию. По рукам?

Спустя неделю мы с женой и сыном готовились к переезду на новую заставу, от которой рукой было подать до Ашхабада! «Наконец-то поближе к цивилизации служить будем», – сияла восторгом супруга. Меня же, напротив, грызли сомнения. Памятуя слова полковника о необходимости «поднять» еще одну запущенную заставу, позвонил своему коллеге старшему лейтенанту Смолянухе. В числе прочего поинтересовался состоянием квартиры, нужен ли ремонт.

«Квартира чистенькая, – обрадовал он меня, – вот только температура в доме плюс 4–6 градусов. Насос в котельной что-то барахлит, да и трубы прогнили…» Для поздней осени и продуваемой холодными горными ветрами горной заставы такая температура действительно была не комильфо. Морально я уже тогда напрягся и приготовился разгребать бытовые завалы.

Прощание с заставой Дузлы-Тепе было волнующим. Окутанное грустью расставание щемило сердце. В горле стоял ком. А тут еще перед самым убытием узнал, что мой личный состав обратился к начальнику пограничного отряда с письменной просьбой не переводить меня на другую заставу. Дескать, живем и служим душа в душу, зачем же это ломать?

Для меня это была высшая награда! Пожалуй, даже покруче, чем поездка в Москву, где председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов вручил мне, в числе других передовых офицеров границы, ценный подарок за успехи в службе.

«Дузлы-Тепе» для меня – как первая любовь, однажды и навсегда. Здесь я по-настоящему встал на ноги, прошел школу офицерской закалки, вместе с заместителями сформировал коллектив, за который не стыдно. Словом, пришлось зажать эмоции в кулак и вспомнить о воинском долге. Впереди маячили еще множество дорог и испытаний. Лиха беда начало!..

Простой, откровенный рассказ старшего лейтенанта Анатолия Санникова о своем офицерском становлении, службе без прикрас весьма поучителен. Прежде всего с точки зрения выстраивания доверительных человеческих отношений, воспитания в себе волевых качеств. Ведь и правда, легко сказать: «поднять заставу», «навести порядок». Но как это сделать на практике, особенно если личный состав погряз в болоте сплошного негатива?

Обсуждая как-то на досуге эти вопросы с капитаном А. И. Михайловым, я узнал некоторые подробности биографии Санникова. Сын офицера-фронтовика, он начинал службу рядовым солдатом. О тяготах и лишениях пограничной службы знал не понаслышке. Много лет спустя, вспоминая о том времени, офицер не скрывал волнения от нахлынувших эмоций.

– В общем, забитом под завязку вагоне мы прибыли на станцию Бахарден. Учебный центр Инджерева. Суровый быт. Казенная атмосфера. Одели, обули, прикрыли лысую голову панамой. Внешне – готовый пограничник. Только наши командиры думали иначе. Конная подготовка – до потертостей и крови на мягком месте, тактика – до седьмого пота, огневая – до рези в глазах. И кроссы, кроссы, с полной боевой выкладкой, через «не могу!». А после обеда для разминки мы лепили из глины и соломы кирпич-сырец и строили дувал. И как только на все сил хватало? – вспоминал о своем военном становлении сам Анатолий Санников.

– Я думал, страшнее учебного пункта ничего не бывает, – поделился он как-то в разговоре с младшими офицерами, – но последующая учеба в Алма-Атинском пограничном училище КГБ СССР показала: то были лишь «цветочки». Напряженная боевая учеба, пешие переходы на 40 километров, занятия в снег, дождь и мороз – обычное дело. Девиз курсантов первого курса – «Приказано выжить!» – оправдывал себя в полной мере. Зато не передать на вкус ощущения победы, преодоления всех тягот и лишений, командирской благодарности!

– Уже на первом курсе, – рассказывает Санников, – я стал членом КПСС, на втором – секретарем комсомольской организации, на третьем возглавил партийную организацию. Вскоре меня назначили заместителем командира взвода. Хочешь не хочешь, а пришлось организовывать людей, учиться командовать, служить личным примером для таких же, как и я, курсантов.

Последний курс училища, окрыляющий нас радостью получения офицерских погон, вскоре поутих. Командование училища ошарашило нас новостью о… досрочном выпуске. Советско-китайская граница в районе Жаланашколя и острова Даманский еще не кровоточила, но в воздухе уже повисла тяжелая атмосфера приближения грозы вооруженного противостояния. Впрочем, учебную программу никто сокращать не рискнул. Ее решили просто спрессовать, ограничив время самоподготовки, личного отдыха и курсантского досуга.

Вот так, между «молотом и наковальней», закалялся характер, формировался командирский стиль Анатолия Санникова. Никакого секрета! Только хватит ли силенок пройти этим путем всякому желающему? В этом вся проблема.

Объективности ради надо признать: в отличие от названных, отмеченных на «Доске почета» офицеров, на участке пограничной комендатуры Койне-Кесыр, конечно же, служили разные по складу характера, образу мыслей и трудолюбию офицеры. Иных – ничем не проймешь, знай себе каблуками щелкают, расточают направо и налево обещания, но не более того. Служба для таких – тяжкая повинность. На занятиях – абы как, без конспектов и тщательной подготовки. Инициатива для них слово неведомое, а по части взаимоотношений с личным составом – лишь бы не беспокоил.

Если подобные Громадскому и Санникову офицеры, упорно следуя от рубежа к рубежу, получали государственные награды, со временем поступали в военные академии, успешно продвигались по службе, то вторые незаметно оседали в среднем звене, пополняя так называемый балласт. Для этой немногочисленной, но все же живучей категории майорские звезды на погонах и скромная должность в управлении комендатуры или отряда были как подарок судьбы. Причем никаких морально-нравственных страданий на этот счет они не испытывали. Их философия жизни сводилась к простым, почти примитивным рассуждениям: «Зачем пахать, проводить бессонные ночи на службе, сжигать свои нервы в топке далеко не простых взаимоотношений с личным составом, если есть путь поспокойнее, менее энергетически затратный?»

Что с такими поделаешь? Да ничего, это был их сознательный выбор! У каждого свои жизненные обстоятельства, цели и своя правда жизни. Важно, что в целом офицерский коллектив пограничной комендатуры Койне-Кесыр общими усилиями успешно выполнял поставленные задачи. В сложном котле внутриколлективных отношений доминировали ответственность, взаимовыручка и чувство товарищества. А это главное!