Текст книги "Алые маки «Арваза». Южная граница: люди, события, факты (1970-2000 гг.)"

– Повторяю, – сказал он, уже окончательно успокоившись, – наше дело – служба. Любовь, свидания, обнимашки на скамейках до самой до зари, женитьбы и прочую лирику оставим всем желающим на период отпусков. Они у нас длинные, полуторамесячные. Товарищи офицеры со своими любовными и семейными проблемами, думаю, справятся и без нашей с тобой помощи. Точка.

Если шеф говорил «точка», значит, тема обретала статус исчерпанной и дальнейшему обсуждению не подлежала.

* * *

– Что не весел? – встретил меня в коридоре майор Сахин, которому до всего было дело.

– Шеф мою инициативу, связанную с подготовкой «Дня молодого офицера», на корню зарубил.

– И правильно сделал, – хитро улыбнулся в короткие, аккуратно постриженные усы Юрий Адамович. – Идеи у тебя хорошие, а вот акценты расставлены неправильно. Нам не о развлечениях думать нужно, а о вещах серьезных. Ты последнюю шифровку о попытке суицида на почве неразделенной любви читал? Вот это проблема! Хорошо, вовремя спохватились, вытащили из петли этого сентиментального губошлепа в звании младшего сержанта. А если бы нет? А вдруг и в нашем отряде кто-то из страдальцев объявится? Между прочим, с тебя первого за это и спросят. У нас же беспартийных в погранвойска не призывают. Что ни боец, то комсомолец, не так ли?

Майор Сахин – большой мастер охладить мой извечный «комсомольский» пыл и перенацелить его в деловое, конструктивное русло. Я до сих пор благодарен ему за жизненные университеты, товарищеские подсказки и дельные советы. Особенно в части правильного выхода из острых, порой конфликтных ситуаций.

Одна из них, помню, возникла еще в ходе моей службы на пограничной заставе Ореховая. Тогда группа без пяти минут дембелей, приняв во внимание мой статус молодого неопытного офицера, решила взбрыкнуть и не ходить на политзанятия. Дескать, мы и без них обойдемся.

Что делать? Потребовать? Наорать? Объявить взыскание? А может, просто махнуть рукой и спустить дело на тормозах?

Через дежурного я вызвал в кабинет своих первых помощников – старшего сержанта Николая Черникова и ефрейтора Евгения Нецвитая. Оба они, в силу шустрого, артистичного характера, могли быстро разрядить обстановку, повеселить народ, а заодно реализовать задуманный мною план.

На общем построении заставы объявляю:

– Сегодняшние политзанятия переносятся на два часа позже. А сейчас все приглашаются на диспут под названием «Дембель в опасности!»

Такого поворота событий никто явно не ожидал, и заинтригованные парни, включая увольняемых, дружно повалили в Ленинскую комнату.

– Вот они, наши славные дембеля, – громко произнес я, указывая широким жестом на виновников торжества, – давайте их поприветствуем. – Дружно смеясь и подшучивая, коллектив разразился аплодисментами. – Все они вскоре действительно окажутся дома и попадут в непривычную для себя обстановку. Проверим, готовы ли они к ней?

Часть первая. Застольная. По моему жесту облаченный в белоснежный передник и поварской колпак ефрейтор Яша Маймескул вынес на подносе несколько блюд, а также набор вилок, ложек и казенных бокалов из моего домашнего буфета. К столу присели дембеля, еще толком не врубаясь в то, что происходит.

Неожиданно, принарядившись барышней, с густо накрашенными свеклой щеками и губами, в наброшенном на голову пестром платке, появился ефрейтор Женька Нецвитай.

– Здравствуй, любимый! Как давно я ждала твоего дембеля! – произнес он тонким, девичьим голосом и бесцеремонно уселся на колени к одному из дембелей. В зале прокатился веселый шумок. – Угостишь девушку? Я ведь так давно тебя ждала. Не веришь? Спроси у Митьки или Алика. Мы часто проводили время вместе: на танцах, в парке, попивая в баре пивко. Не раз перечитывали твои письма с рассказами о героической службе, бессонных ночах, погонях за нарушителями границы. Ты и вправду гангстеров пачками ловил? Какой муж-чи-на, дай я тебя обниму!

И «девушка»-Нецвитай, под всеобщее ржание, страстно обнял окончательно растерявшегося дембеля.

– Налей мне вина, друг мой. Да не сюда, этот стакан для минералки! Ну ты и лапоть! Попробуй котлетку, милый. Кстати, ты знаешь, как ее едят: при помощи ножа или просто отламывая по кусочку вилкой? А если вилкой, то какой? У нас тут их несколько. И каждая с разным количеством зубчиков. Ну-ка сообрази, какая вилочка нужна в данном конкретном случае? Эх, ничего-то ты не знаешь, милый, а еще дембелем называешься! – завершает под дружный смех и аплодисменты собравшихся «девушка»-Нецвитай. – Не иначе, политзанятия и воспиталку прогуливал, а-а-а?

Часть вторая. Ухажерская. В Ленкомнате гаснет свет и одного из наших дембелей с его подругой (старший сержант Николай Черников) освещает только яркий свет настольной лампы.

– Дорогой, я так по тебе соскучилась, – с трудом сдерживая гомерический смех, тонким, нараспев, голосом произносит «девушка»-Черников. – Только не шали, убери руку с моей талии, противный! Я не такая, мне важна прежде всего духовная пища. Что ты читал в последнее время?

– Устав строевой службы! – ехидно замечает кто-то с галерки басовитым голосом. И бойцы снова взрываются дружным хохотом.

– Нет, правда, я девушка утонченная, – выдавливает из себя протяжным фальцетом Черников. – Почитай мне что-нибудь из Марины Цветаевой!

Например, вот это:

 
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – все косится в сторону!
 

Что ты глаза закатываешь и постоянно потеешь, милый? Ты что, Марину Цветаеву не читал? Только Пушкина, и то в школе?! Фи! Как это пошло – не любить поэзию!

Может, ты любитель современной прозы? Знаешь, сейчас на литературном небосклоне гремит прозаик Юрий Поляков. Его «ЧП районного масштаба» пользуется огромной популярностью среди молодежи. Неужели не читал? Эх ты, а еще пограничник!

Завершив свой короткий, выразительный монолог, «девушка»-Черников театрально раскланивается по сторонам и вдруг, неожиданно для всех, посылает воздушный поцелуй… старшине заставы. Усатый прапорщик смущенно кашляет, нервно поправляет руками портупею, а затем, как и все, басовито хохочет с разгулявшейся солдатской аудиторией. Ну Черников, ну зажег, молодчага!

После возникшего спора о степени готовности увольняемых в запас погранцов к новой, гражданской жизни, я, что называется, «с колес» и вполне серьезно подвел итоги состоявшегося театрализованного экспромта-диспута.

– Наши дембеля сегодня решили саботировать посещение политзанятий. Дескать, они и так всё знают. Но ведь на них мы часто говорим не только о текущей политике, развитии экономики, науки, промышленности страны, но и понятиях общечеловеческих, морально-нравственных. Скажем, о дружбе, порядочности, верности данному слову, степени общей культуры и воспитанности. Решение четверки увольняемых прогулять политзанятия, дистанцироваться от коллектива, установленного уклада воинской жизни – поступок глупый, ничем не оправданный. Мальчишеский, по своей сути. Почему? Да потому, что знаний много не бывает, а совершенствовать себя нужно всегда, всю жизнь.

– Дембель неизбежен, это правда. Но все ли увольняемые к нему готовы? – продолжал я развивать свою мысль. – Судя по сегодняшнему вечеру, нет. Так давайте вспомним правила столового этикета, вспомним о том, что в заставской библиотеке есть не только строевой устав и подшивка окружной газеты «Дзержинец». На полках ждут своего любопытного читателя популярные произведения классиков русской и зарубежной литературы. Не пробовали стряхнуть с них пыль?

Неужели вам не хочется, вернувшись домой, предстать перед своими родителями, любимыми девушками и школьными друзьями повзрослевшими, разносторонне развитыми, культурными и начитанными парнями, а не заматеревшими, прокуренными солдафонами, не способными связать и пары слов без похабщины и слов-паразитов?

– Товарищ лейтенант, сам я из донецких, – неожиданно возразил мне рядовой Пасечник. – Мои отец и дед – шахтеры. Уволюсь, погуляю малость, вина попью и сам в шахту полезу, уголек рубить. Зачем мне ваш столовый этикет? Меня моя Ленка и такого полюбит. Простого, без всяких там выпендрежей.

Слова обычно не слишком разговорчивого Пасечника произвели эффект, и пара десятков глаз устремились в мою сторону в ожидании, чем все закончится.

– Знаете, Николай, жил давным-давно, еще в античную пору, знаменитый древнегреческий философ Сократ. Происходил он, как и вы, из простолюдинов, но шибко умный, начитанный был. В отличие от своих собратьев-ученых, уже тогда, в древности, изучавших космос и глобальные законы мироздания, он, вдобавок ко всему, пытался познать еще и внутренний мир человека, его сокровенное нутро, докопаться до первопричин достойных и мерзких поступков.

И вот сидит однажды мудрец с группой своих учеников под тенистыми оливами и о высоком им толкует. На улице жара! Ученики зевают, явно пропуская мимо ушей мудрые наставления своего учителя.

Вдруг мимо них проходит эффектная куртизанка. Проститутка по-нашему. И говорит она Сократу: «Ты такой мудрый и знаменитый, по многу лет своих учеников обучаешь и наставляешь. Но вот смотри, поманю-ка я сейчас их своим пальчиком да улыбкой многообещающей – и бросят они тебя. Побегут следом за мной, как миленькие. Не веришь?»

«Верю, – спокойно ответил ей Сократ. – И объяснение этому простое: путь к знаниям и мудрости – это путь в гору. Он тяжел и тернист. А путь в мир порока и удовольствий – легок и приятен. Только ведет он человека вниз, на самое дно».

А мораль из этой притчи, рядовой Пасечник, такова: человек или постоянно совершенствует себя и развивается, или медленно, но уверенно деградирует. Застывших состояний не бывает. Работа на шахте и благосклонность вашей девушки Лены – это еще не все. Поступками человека управляет его духовный стержень. Догадываетесь, о чем я? Это когда, к примеру, поступишь по совести, краюху хлеба с голодным разделишь, руку помощи утопающему протянешь – и чувствуешь себя на все сто. Аж крылья за спиной вырастают! А бывает наоборот: подлянку нечаянно совершишь, обманешь друга близкого, с девчонкой его замутишь. И так мерзко себя в последующем ощущаешь, что даже жить не хочется! И рад бы забыть все, только от терзающего тебя омерзения даже под одеялом не спрячешься.

Некоторые считают, что все эти разговоры о душе и возвышенном – пустышки, не более. Но вот скажите мне, Николай, только честно: в пору вашей влюбленности в Елену душа пела?

– Еще как пела, товарищ лейтенант! – расплылся в довольной улыбке Пасечник, не совсем понимая, к чему я клоню.

– А когда в поминальный день на могилу деда-фронтовика, искалеченного войной, вы приходили, на душе скребло, щемило, слезы на глаза наворачивались?

– Было и такое. Врать не стану.

– Вот видите, значит, не зря Сократ к познанию души человеческой стремился. Да и нам с вами в наследство свой морально-нравственный кодекс оставил. Как и главное напутствие – учиться, думать, постоянно совершенствовать себя. Хотите возразить?

Рядовой Пасечник задумчиво молчал, явно переваривая услышанное. Помалкивали и остальные, примеряя каждый на себя необычный финал состоявшегося диспута «Дембель в опасности!».

Вглядываясь в задумчивые лица своих бойцов, я невольно внутренне радовался тому, что они впервые за долгое время напряженно о чем-то размышляли. И это вместо того, чтобы после очередной «воспиталки», толкаясь и шумя, нестись к раздаточному окну столовой.

В тот вечер, кстати, из нее уже разносились аппетитные запахи гречневой каши с тушенкой.

* * *

Инициатива, как известно, наказуема. В последующие три-четыре недели вся застава в установленный распорядком дня час, без всяких напоминаний, собиралась в Ленкомнате и требовала от меня подробных, откровенных ответов на самые злободневные вопросы: о линии поведения при встрече с девушкой, которая, скажем, не дождалась парня из армии; выборе гражданской профессии – по призванию или размеру зарплаты; разумном потреблении алкоголя, «чтобы не опростоволоситься», отмечая с родными и друзьями свое возвращение из армии, и многие другие.

Тогда, кстати, я и сам понял, как важно в общении с личным составом не «щеки надувать» или третировать всех подряд уставными требованиями, а уметь «выстраивать мосты», налаживать доверительные отношения, просвещать подчиненных в самом широком смысле этого слова. И даже не потому, что в этом заключалась суть моих профессиональных обязанностей как политработника. Знания в самых разных областях являли собой тот «волшебный ключик», при помощи которого, скажем, можно было отвести неуравновешенного в психологическом плане военнослужащего от суицида (неразделенная любовь, неуставные взаимоотношения, хамское поведение казарменных хулиганов), или вернуть доверие товарищей (кража чужого), или найти выход из, казалось, тупиковых ситуаций, которые на самом деле почти всегда разрешимы.

Говорят, на своих ошибках учатся только дураки. Умные предпочитают шагать поверх голов одураченных, делая для себя правильные выводы. Реальная практика жизни показывает, что, увы, не набив «шишек», не обжегшись многократно на «молоке», полезного, по-настоящему ценного опыта обрести невозможно.

Вы еще помните бравого водителя с заставы Койне-Кесыр и по совместительству «коварного искусителя» местной школьницы Мишу Глигана? Спешный перевод в другую часть спас его от разгневанных родственников. Но мы-то все остались. Сгладив конфликт на местном уровне, замполит комендатуры капитан Александр Иванович Михайлов разработал целую методичку об истории, культуре, национальных обычаях и традициях проживающих здесь туркменских кланов, особенностях общения с населением приграничья, в том числе девушками-туркменками, для которых личная скромность и девичья честь – превыше всего!

В ходе специально организованного для офицеров и прапорщиков погранкомендатуры семинара с участием преподавателей Туркменского госуниверситета, сотрудников музея истории республики и даже местного муллы, как давнего друга пограничников, удалось значительно пополнить копилку знаний, найти новые подходы к выстраиванию дружеских, добрососедских отношений с населением приграничья.

В последующем эти темы, их тонкие, деликатные грани были детально рассмотрены на «Лекториях выходного дня» с личным составом срочной службы. В качестве конкретного примера провели детальный разбор неудачной попытки рядового Миши Глигана поухаживать за местной девушкой.

«А что тут такого, в чем Мишка накосячил? – поначалу горячились некоторые пограничники-славяне, привыкшие знакомиться с девушками по упрощенной схеме. – Ведь он просто хотел приударить за ней, подружиться».

Как оказалось, познания рядовых пограничников в сфере межнациональных отношений выявили не просто скудость, а вопиющие пробелы и провалы в знаниях. Понадобилось приложить немало усилий, чтобы объяснить несведущим, какими богатыми и разнообразными могут быть культура, национальные обычаи и традиции, особенности взаимоотношений между представителями разных национальностей. При этом все сошлись во мнении: не стоит вести себя, как слон в посудной лавке, судить обо всем упрощенно, с точки зрения укоренившихся с детства представлений.

Многообразие – не разделительная линия, если люди ищут пути разумного сосуществования, взаимного обогащения культур. В этом смысле межличностные отношения, особенно мужчин и женщин, парней и девушек, старших и младших, строятся на универсальных морально-нравственных, религиозных, этических нормах. Все, что требуется от каждого, так это просто знать данные нормы и строго соблюдать их в повседневной жизни.

Ведь знания – сила на все времена!

Глава 20
На бахарденской «крыше мира»

Комсомол, как в плане общественном, так и в личном, всегда был славен своими традициями. Одна из них – на излете рабочего дня после окончания двухдневного семинара комсомольских работников войск пограничного округа «бросить якорь» у отдаленного столика и по-товарищески откровенно «перетереть» разнообразные вопросы в летнем ресторане Второго парка, близ улицы Махтумкули.

Семи рублей с носа, включая щедрые чаевые, было более чем достаточно, чтобы стол ломился от разнообразных кулинарных изысков. Шашлык из баранины и дымящийся на нежно-зеленых листьях салата люля-кебаб. Салаты «Столичный», «Оливье» и заправленный острым перцем «Огонек». Сырные и колбасные нарезки, украшенные горкой отборного редиса, удачно гармонировали с мастерски нарезанными пухлыми, сочными текинскими помидорами, огурцами и сладким перцем. Наконец, базилик, укроп и петрушка, окаймляющие мясные блюда, как и свежеиспеченные лепешки из дымящегося поблизости тандыра окутывали стол неповторимым ароматом восточного гостеприимства и щемящим чувством предвкушения праздника живота.

Водка – под запретом. Коньяк – на любителей. Сухое вино – без ограничений. Запотевшие бутылки Киндзмараули и Ркацители легко переходили из рук в руки, наполняя бокалы желающих высказать или выслушать актуальный тост.

По сложившейся традиции, первое слово – Игорю Котову. Он наш начальник из разряда ближних, всегда доступных для совета и общения представителей окружного звена. Его шеф – капитан Юрий Медведев – высокий, стройный, спортивного склада офицер, по утрам играл в волейбол в одной команде с самим начальником политотдела округа генералом Владимиром Степановичем Ивановым. Возможно, поэтому он предпочитал всегда держать с нами дистанцию, избегать совместных застолий. Его высокий статус помпокомсомолу округа использовался, как правило, строго по делу. Например, чтобы высказать при случае подчиненным свое грозное «в последний раз предупреждаю»! Впрочем, это детали, которые никак не влияли на веселый и беззаботный характер нашей вечеринки.

Заматеревший ветеран комсомола Игорь Котов с молодежью

Трижды стукнув вилкой по наполненному бокалу и дождавшись относительной тишины, старший лейтенант Игорь Котов произносит главный тост: «За комсомол! За Красный флаг над Белым домом в Вашингтоне!»

За такие слова не то что нам, крепким идеологическим бойцам, но даже трезвенникам и язвенникам грех было не выпить.

Осушив бокалы и завершив тем самым «торжественную часть», мы наконец-то могли расслабиться и окунуться в атмосферу профессионального трепа: обсуждение наболевших проблем и предстоящих задач, на которые никогда не скупилось окружное начальство, печалей по поводу нескончаемых командировок и постоянно отодвигаемого отпуска. А еще – острого желания поскорее свалить на учебу в военную академию, пока капризная фортуна не повернулась к тебе своим увесистым задом.

Лично мне в кругу единомышленников всегда легко и приятно. Где еще, без особой спешки, перекинешься словом-другим с соседом из Кара-Калинского пограничного отряда старшим лейтенантом Олегом Егоровым, поделишься опытом с другом из противоположного фланга, каахкинцем Володей Тупицыным? А еще подзарядишься энергией и оптимизмом у никогда не унывающих Володи Рыбалко и Паши Полянского, с которыми мы всегда на особой, дружеской волне.

Лейтенант Петя Иванюк, выросший из прапорщиков, в наших рядах недавно. И уже успел отличиться – женился. По этой причине он стал объектом наших товарищеских подтруниваний и шуток. Дело в том, что заботливая теща взяла парня в крепкий оборот – усиленно кормила, поила и наставляла любимого зятя по полной программе. «Это ж на благо семьи!» – повторяла сердобольная женщина, не догадываясь, что у начальства на этот счет своя точка зрения. Обобщенно она выглядела так: «Служба для офицера границы всегда должна быть на первом месте. А семья – крепкий тыл! То место, где нужно быстро перекусить, переодеться, надраить до блеска сапоги и позитивно настроиться перед убытием в очередную служебную командировку».

В поисках компромисса стиснутый стальными узами брака Петр несколько сбавил обороты комсомольского задора и энтузиазма. Реже стал бывать на пограничных заставах, особенно отдаленных. Перестал допоздна задерживаться в служебном кабинете. Нам-то что! Но в комсомольском отделении политотдела округа этот факт уже просекли и строго пригрозили Петру санкциями.

«Надо было жениться на службе!» – по-дружески подкалывали мы своего товарища, наполняя бокалы и поднимая тост за крепкую пограничную семью.

Всегда полезным и приятным было общение с капитаном Альгимантасом Виткаускасом, моим надежным и верным многолетним другом. На комсомольской ниве он к тому времени отпахал уже больше четырех лет – рекордный срок! В этом смысле опыт его практической работы был весьма ценным, поскольку что делать мы все хорошо знали, а вот как добиться желаемого результата, не набив шишек, – это загоняло многих в тупик.

Серахский погранотряд – один из наиболее сложных в округе. Он шлифовал А. Виткаускаса со всех сторон: и наградами, и начальственными упреками. К чести офицера, он всегда оставался крепким орешком и упорно шел к намеченной цели, доказывая высокую эффективность своей работы.

Довольно часто мы обсуждали с ним непростые, даже «тупиковые» ситуации, возникавшие в комсомольских коллективах застав, тонкости взаимоотношений с командованием. Альгимантас, со свойственным ему юмором, неизменно давал дельные советы, а при необходимости подставлял свое надежное плечо, отчего наша взаимная симпатия и дружба только крепли.

* * *

– Ну как там семинар, утопающий в зелени Ашхабад? Вода в арыках не пересохла, начальственные указания не истощились? – бросив на меня короткий взгляд, поинтересовался скорее для проформы Геннадий Федосеевич Максименко. И, жестом указав на стул, перешел к главному.

– Что-то меня беспокоят наши отдаленные, высокогорные заставы. И хотя серьезных сигналов по ним не поступало, к стилю работы офицеров, особенно молодых, следует присмотреться повнимательней.

Короче, поезжай-ка ты, друг милый, на «Тагарёво». Начальник там, старший лейтенант Виктор Анатольевич Колеватых, офицер толковый, ответственный, но насчет коллектива надо разобраться. Всю минувшую зиму, занесенные снегами, они варились в собственном соку, пребывали фактически без нашего контроля. Осмотрись там, поработай. Результаты потом доложишь.

Уже на следующий день ухабистая горная дорога, петляя между каменных валунов и дождевых промоин, вытряхивала из меня остатки сладостных воспоминаний об уютном, утопающем в зелени акаций и чинар ресторанчике, веселой музыке, беззаботном женском смехе и залпах пробок, вылетающих из бутылок игристого «Советского шампанского».

Ашхабадская передышка была приятной, но в данный момент напоминала контрастный душ, остро обжигающий нервную систему и наводящий на грустные мысли о том, как несправедливо устроен мир. Кому-то все блага беззаботной гражданской жизни, а нам, сирым, заточенным на чувство воинского долга, – лишь безжизненные камни и пронизывающий до костей холодный ветер, готовый внезапно ударить в лицо зарядом дождя или колючего снега.

К черту! Унывать некогда! Волю в кулак – и за дело. В голове уже роились серьезные планы, на решении которых требовалось сосредоточить все силы.

Один из мудрых пограничных «пескарей» как-то заметил: приезжаю на заставу, собираю людей и первым делом смотрю на их лица. Если не вижу злых глаз, значит, тут полный порядок. Точно подмечено!

Этот эксперимент я и сам часто проводил, будучи в командировках на Арвазе, Тагарёво, Сарым-Саклях, Чаеке и других пограничных заставах, в силу природных и климатических условий больше других отличавшихся своей замкнутостью и оторванностью от цивилизации. Впрочем, сказать «оторванностью», значит, ничего не сказать. Служба здесь всегда была исключительно сложной даже по среднеазиатским понятиям. С «воспитательным» же левым флангом «Тагарёво», протяженностью в восемнадцать километров до стыка с «Сарым-Саклями» и таким же отрезком в обратном направлении, посоперничать и вовсе не мог никто.

Тридцать шесть километров (!) в условиях высокогорья за один выход на службу в рамках отведенных шести часов! Это, скажу я вам, зачет для спецназа, которым в последующем парни еще и гордиться будут. Для тагарёвцев – просто будни. Двигаясь в конном строю по строго оговоренному в приказе маршруту, им важно было не просто преодолеть охраняемый участок, а внимательно изучить его в круговом обзоре, не пропустить признаков подготовки к нарушению государственной границы, заметить малейшие изменения на «линейке» и близ нее, где порой любили пошалить незаконной охотой или заготовкой дров иранцы.

На ряде участков, с крутыми подъемами и спусками, предстояло обязательно спешиться и вести коня в поводу, поскольку сыпучая, ускользающая из-под ног каменистая галька грозила падением и даже травмами, допускать которые нельзя.

Придерживая правой рукой автоматы, а левой поводья лошадей, пограничники ровным темпом двигаются по участку. Иногда останавливаются, прислушиваются, обмениваются условными сигналами. Отдаленность от заставы и линии границы вовсе не повод расслабиться. Тех, кто забывает об этом, ждет внезапная офицерская проверка, с последующими оргвыводами. Какими? Не зря же горная вершина, расположенная на левом фланге, называется «воспитательной». Допустишь незначительное нарушение и, глядишь, в очередной раз пойдешь на службу не в конном, а в пешем строю.

«Очень убедительная воспитательная мера!» – смеются солдаты, вспоминая некоторых «отличников» боевой и политической подготовки, протестировавших этот маршрут на своих двоих.

В разные периоды бывая на «Тагарёво» в служебных командировках, я не переставал удивляться силе воли и крепости духа простых с виду, неразговорчивых парней, для которых граница на целых два года становилась смыслом жизни. Это для них, срочников. Об офицерах и их семьях и говорить нечего. Все они герои по определению! Жаль страна, да что там страна – родители об этом ничего не знают!

И вот я на «Тагарёво», бахарденской «крыше мира». Построенная в укромном месте еще в 1923 году, пограничная застава с набором сопутствующих воинскому подразделению строений и обязательным флагштоком, с красным, трепещущим на ветру флагом, – лучшее место, чтобы ощутить себя у кромки родной земли, в окружении настоящих мужчин.

По прибытии крепко жму руку начальнику заставы старшему лейтенанту Виктору Анатольевичу Колеватых. Пока замполит в отпуске, а старшина на сборах, он здесь за всех, и поэтому каждая минута на счету. Подливая в мою пиалу горячий зеленый чай с чабрецом и рассказывая об особенностях обстановки на участке заставы, он тут же поочередно заполняет Книгу службы, составляет план охраны границы на очередные сутки, дает поручения дежурному и отвечает на телефонные звонки.

Во взгляде – спокойствие и уверенность в себе. В характере – сдержанность, немногословие и воля, «чтоб бойцы не расслаблялись». Лишь покрасневшие глаза напоминают о хроническом недосыпе и ночной сработке на правом фланге, куда минувшей ночью пришлось выезжать лично по требованию оперативного дежурного пограничного отряда. Случай с рядовым Ведутой, попытавшимся около года назад на почве конфликта с сослуживцами рвануть с оружием в руках в сторону Ирана на участке соседней заставы Арваз, еще долго аукался во всех подразделениях первой линии, требовал максимальной бдительности и собранности.

На участке Бахарденского отряда – двадцать три пограничные заставы. И каждый ее начальник со своей примечательной, хотя и типичной судьбой. Большинство – выпускники пограничных училищ, карьерные военные, для которых охрана государственной границы – профессия, дело всей жизни. Но немало и таких, кто, отслужив срочную и вдохнув однажды романтики переднего края, так и прикипели к этим суровым, беспокойным местам, предпочтя им заводские или сельские будни, более спокойный и размеренный ритм гражданской жизни.

У Колеватых судьба особенная. На границе он родился. И свои первые шаги сделал если не на «дозорке», в прямом смысле этого слова, то совсем рядом, в двух шагах от нее.

Отец Виктора, Анатолий Иванович Колеватых – личность в Туркмении легендарная. Без малого пятьдесят лет, начиная с победного 1945-го, он занимал беспокойную должность начальника Кушкинской таможни, самой южной в стране. Неподалеку от нее до сих пор возвышается 10-метровый знаменитый Южный Крест Российской империи, возведенный еще в начале XX века в честь 300-летия дома Романовых. Памятный Крест, украшенный кованным узорчатым мечом, как и ранее возведенная здесь военная крепость, символизировали не просто южный предел России. Они служили визуальным символом ее безопасности, преемственности поколений, нерушимости государственной границы.

Служба и жизнь здесь во все времена считались не из простых. Особенно в начале минувшего века, в период обустройства. По воспоминаниям очевидцев, зафиксированным в историческом формуляре, в знойном августе жара здесь то и дело зашкаливала за 40 градусов, накрывая округу ленивым безмолвием и тоской. Зимой же редких прохожих бодрил и разгонял по домам нетипичный для Туркмении крепкий двадцатиградусный мороз. В это время года приземистые глинобитные домишки с узкими бойницами окон казались вымершими. Если что и оживляло неказистую картинку, так это густой дым из печных труб и беспокойные, покрытые инеем морды верблюдов и ишаков. Томясь в неотапливаемых загонах, они то и дело выхватывали из кормушек загодя заготовленное сено и, тяжело вздыхая, устраивали протяжную утреннюю гортанную перекличку.

Южный Крест Российской империи вблизи Кушки

Температурные качели, случалось, дополнялись летним пыльным «афганцем», по-разбойничьи неожиданно налетавшим с сопредельной стороны. Или происками вооруженных афганцев на границе, чтобы «русские не дремали».

Вылазки военного и экономического характера здесь случались регулярно. Не покоренные англичанами свободолюбивые афганцы, продолжительное время жившие в условиях вооруженных конфликтов, внутренней смуты и захватнических, родоплеменных войн, то и дело выплескивали злобу нестабильности за пределы своей территории. Особенно в сторону северного соседа. Провокации со стрельбой на границе, рейды контрабандистов, непрекращающиеся попытки захвата и угона чужого скота, другие нарушения подпитывали общую нестабильность, вынуждали военных постоянно держать порох сухим. В силу этих обстоятельств не многие из служивых рвались в эти места добровольно, а попавшие волею судьбы господа офицеры любили повторять: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут!»

Таможня – та же застава, где интересы государства превыше всего. Только враг здесь с обеих сторон государственной границы – более хитрый, коварный и изворотливый. Особенно лютовал он, по воспоминаниям самого Анатолия Ивановича, в послевоенные годы, когда страна откровенно голодала. Многочисленные контрабандисты и матерые бандиты, ослепленные жаждой наживы, шли буквально на все, лишь бы «прорубить дыру» в границе. Тщетно!