Текст книги "Алые маки «Арваза». Южная граница: люди, события, факты (1970-2000 гг.)"

Глава 23
Мирные будни… под грифом «секретно»

Каждого из моих сослуживцев, офицеров Бахарденского пограничного отряда, служба захватывала всецело. Казалось, ко всему мы готовы. Ничто не в состоянии нас удивить и уж, тем более, «вышибить из седла». Внезапные тревоги, командировки, инспекторские проверки и даже срочные выезды по всевозможным ЧП привычным образом укладывались в понятие пограничных будней. В укромном месте у каждого – всегда наготове «тревожный чемоданчик». В оружейке – многократно пристрелянный на огневом рубеже пистолет Макарова, с двумя снаряженными обоймами. Прихватить его из комнаты оперативного дежурного – секундное дело. Все отработано до мелочей, до автоматизма! Важен лишь приказ, время и место выполнения задачи. Но, как оказалось, и в этой накатанной пограничной колее имелись свои сюрпризы.

Афганистан – стал одним из них.

* * *

Все современные войны имеют одну особенность: они начинаются внезапно. Афганская кампания – не исключение. Во всяком случае, у меня, молодого капитана, все было именно так – неожиданно, буднично и прозаично.

Середина мая 1980 года. В домах офицерского состава – полный штиль. Оно и понятно: на настенных часах в моей по-спартански скромной «однушке» на втором этаже – 6.35 утра. Когда еще нашему служивому брату можно позволить себе элементарно выспаться, как не в воскресный день?

Накануне с трудом заснул около полуночи. В 40-градусную жару всегда ждешь хоть капли прохлады, легкого дуновения ветерка со стороны предгорий Копетдага, но близлежащие пески Каракумов щедро делились лишь раскаленным сухим маревом, усугубляя ежеминутную жажду и накопившуюся усталость.

Кстати, о жаре. В преддверии выходных нагнал «градус» и начальник политотдела отряда подполковник Геннадий Федосеевич Максименко. Человек он опытный, рассудительный, весьма уважаемый, но порой достаточно жесткий в оценках. По его приказу в понедельник с группой офицеров управления отряда мне предстояла командировка на пограничную комендатуру Койне-Кесир, ту самую, где в должности замполита я когда-то начинал свою офицерскую службу, сначала на первой заставе Шал-Чеклен, а затем на шестой – Ореховой.

Меньше месяца оставалось до общеотрядного офицерского собрания, и мне предстояло тщательно вникнуть в реальное положение дел в воинских коллективах, выявить и проанализировать «косяки» в службе, накопать компромата в дисциплине и межличностных отношениях. Цель – прозаична: взбодрить жесткими оценками командования некоторых нерадивых офицеров и прапорщиков, придать их работе утраченного в последние месяцы ускорения.

Задача не из приятных. Знаю, косых взглядов со стороны близких товарищей, продолжающих службу на первой линии, мне не избежать, но приказ есть приказ. Подводить шефа, предпочитающего общим рассуждениям проверенные факты, четкий анализ допущенных нарушений и их предпосылок, было не в моих правилах.

«На правду ведь не обижаются», – успокаивал я себя. С этими мыслями и уснул.

Очнулся от душераздирающих, громких криков…

«Что за черт!» – стряхнул с себя остатки сна. Впрочем, ситуация быстро прояснилась. Выйдя на открытую летнюю веранду, бросил взгляд на близлежащий двор, примыкающий к территории части. Здесь, по соседству, проживала хорошо известная мне по невольным наблюдениям туркменская семья.

Несмотря на ранний час, жизнь в многодетной семье Ишанкулиевых уже бурлила: легкий дымок струился из раскаленного жерла тандыра, обволакивая округу неповторимым ароматом тающих в огне сухой виноградной лозы и арчи. Две женщины – пожилая туркменка с высоко закатанными рукавами национального платья и совсем молодая невестка – обе в платках, традиционно прикрывающих нижнюю часть лица, – энергично раскатывали на столе тесто для лепешек. Неподалеку, нетерпеливо ожидая румяных, с аппетитной корочкой лепешек чурека, резвилась мал мала меньше сопливая детвора. Молодой парень ловко орудовал вилами, подбрасывая траву блеющим барашкам, а самый старший в семье – дедушка-аксакал – полулежа на топчане, неспешно потягивал из пиалы зеленый душистый чай, подливая себе из пузатого чайника.

В центре же двора, помахивая хвостом с кисточкой, голосил он, виновник моей ранней побудки – старый облезлый ишак. Казалось, в утренней протяжной «песне» он изливал всю горечь своей нелегкой холостяцкой жизни. Впрочем, его душераздирающее соло оставалось без внимания окружающих. Даже пара гордых верблюдов, не спеша пожевывающих верблюжью колючку, озирались на него с явным осуждением.

Неожиданно зазвонил телефон. Оперативный дежурный майор Анатолий Васильевич Подолякин был краток:

– Палыч, извини за ранний звонок, но это срочно. Через тридцать минут тебе приказано быть в кабинете шефа. О подробностях не спрашивай – не знаю, но ситуация, похоже, серьезная.

Подполковник Максименко был явно не в духе, а потому краток и деловит:

– Задание вам – строго секретное. Ни с кем его не обсуждать. Завтра утром вам нужно выехать в Ашхабад, в управление округа. Далее нашим бортом – в Душанбе, затем в Московский. Форма одежды полевая, с личным оружием. С собой возьмите деньги, смену белья, «тревожный чемоданчик». Словом, все самое необходимое из расчета на месяц-два. О своем прибытии на место доложите начальнику Московского погранотряда. Командировочное удостоверение командир вам уже подписал.

– А как же выезд в Койне-Кесыр? – обмолвился было я.

– Командировка для вас отменяется. Есть дела поважнее. Это все. Больше никакой информацией не располагаю. Удачи! – И он крепко пожал мне на прощание руку.

По прибытии в Московский ситуация никак не прояснилась. Летевшие со мной офицеры из других отрядов находились в таком же неведении, как и я. О цели командировки помалкивали.

– Все подробности – на месте, – предвидя мои вопросы, коротко заметил незнакомый мне подполковник в полевой форме одежды. – Единственное, чем могу порадовать, так это новой должностью – заместителя командира Сводного боевого отряда «Рустак» по политчасти. Поздравляю!

До вылета «вертушек» оставалось примерно 30 минут. В голове роились многочисленные вопросы. Сравнительно недавно меня назначили старшим инструктором политотдела отряда. Передав прежнюю должность комсомольского работника части лейтенанту Сергею Киселеву, я старался поскорее закрепиться в новой должности, строил планы, а тут вдруг такой внезапный поворот судьбы.

В разговорах с офицерами пару раз мелькнуло слово «Афганистан». Но советско-афганский участок границы, по сравнению иранским, для офицеров границы был почти санаторием: отличная рыбалка, фисташковые рощи, никаких тебе нарушений границы, конфликтов или проблем с сопредельной стороной. Заставы укомплектованы едва наполовину. Одно слово – граница дружбы! Ничего не понимаю. Что за недомолвки, что за секретность?!

– По коням! – прервал мои раздумья майор, командир экипажа вертолета.

Прильнув к иллюминаторам, офицеры и присоединившаяся к нам группа солдат в полевой, песочного цвета форме, с автоматами и пулеметами Калашникова, с любопытством наблюдали, как, уверенно набрав скорость по бетонке взлетной полосы, винтокрылая машина взмыла в небо. Взор радовали ухоженные дома, зеленые, обработанные поля, стройные ряды виноградников. Идиллия мирной, счастливой жизни вскоре сменилась чистым полем. Затем показались наблюдательная вышка, ребристая полоска контрольно-следовой полосы, «колючка» сигнальной системы, стремительная река Пяндж…

А далее совсем другой, на удивление скудный, серый равнинный ландшафт, с редкими вкраплениями зелени у глинобитных невзрачных домишек. Сомнений не было, под нами территория сопредельного государства.

Не прошло и получаса, как в иллюминаторе показался незнакомый кишлак. Два дома на его окраине были объяты пламенем. В небо валил густой, черный дым. Отовсюду гремели автоматные и пулеметные очереди, гулко ухали взрывы гранат.

Скрывать не стану: внезапная смена «декораций» после мирной, устоявшейся жизни нас шокировала. Быстро десантировавшись, мы проводили взглядом «вертушки», которые, сделав полукруг над кишлаком, с грохотом ударили реактивными снарядами НУРСов и курсовыми пулеметами по направлению горящих домов. Вскоре все стихло.

Ну, здравствуй, Афганистан!

Глава 24
«Здесь, брат, война…»

К точке сбора, где в тени «зеленки» расположились и мы, стали подъезжать бронетранспортеры с военнослужащими, на наших глазах добившими остатки «духов». Мы с любопытством наблюдали за их действиями. Неожиданно ощутил резкий толчок в плечо. Оглянулся. Передо мной стоял загоревший, в видавшем виды запыленном хэбэ без погон и опознавательных знаков, в какой-то дурацкой панаме, мужчина. Он довольно улыбался. «Ба, да это же наш, бахарденский, майор Абиров, старший офицер разведотдела отряда!» – обрадовался я.

Мы обнялись, обменялись крепким рукопожатием.

– Первый раз за последние пару месяцев встречаю сослуживца по отряду! – выпалил он.

Разговорились. Заметив мою растерянность в связи с происходящим, майор коротко, вполголоса, заметил:

– Здесь, брат, война. Душманы огрызаются, мы даем им сдачи. Всё пока под грифом «секретно». В газетах об этом не скоро напишут, но ты не парься. Главная задача – поскорее закрепиться в новых районах дислокации. Наша основная миссия – обеспечение защиты государственной границы СССР с территории Афганистана. Причем на глубину до 100 километров, а также поддержка законной власти на местах. Все остальное – второстепенно. Послужишь – узнаешь. Кстати, а где твое оружие? – спросил Абиров, поправляя на плече свой АКМ в десантной модификации.

Я кивнул на пистолет Макарова.

– Неосмотрительно, – осуждающе произнес майор и тут же протянул мне две гранаты-эргэдешки. – Бери, пригодятся. До Рустака путь не ближний… Ну, бывай, – произнес мой сослуживец на прощание и побежал по направлению к отъезжающему БТРу.

После короткого перекуса была сформирована колонна из четырех бронетранспортеров, минометной батареи «Василек» на базе автомобилей ГАЗ–66 и нас, группы военнослужащих – с полсотни человек, включая восьмерых сарбозов (афганских военнослужащих), вооруженных допотопными винтовками и автоматами ППШ. Командовавший группой майор с загорелым обветренным лицом провел инструктаж.

– Офицерам и прапорщикам знаки отличия снять. Ваши звезды на погонах уже внесены «духами» в реестр расценок. Чем выше звание, тем больше гонорар за каждого убитого. Душманы – отличные стрелки, так что лучше вам свою судьбу не искушать, поверьте мне на слово. Кроме того – и это важно! – запомните: пограничников на территории Афганистана нет. Мы с вами – обычное подразделение Ограниченного контингента советских войск, то бишь армейцы. Пойдем маршем – быть готовыми ко всему: засадам, обстрелам, минам и фугасам. Не расслабляйтесь. Гробы в начале военной кампании нам ни к чему.

С тем и двинулись в путь. В основном шли по широкому высохшему руслу реки, объезжая места возможных засад. Узкие расщелины предгорий преодолевали на повышенной скорости. Крупнокалиберные пулеметы БТРов плавно скользили обзором по окружающей местности, выискивая вероятные цели. Тем же были заняты и все мы, изнывая от жажды и жары, разглядывая новый, непривычный пейзаж. Несколько раз из «зеленки» прозвучали одиночные выстрелы, пару раз вдали показались всадники, но быстро исчезли. В целом же колонна двигалась без происшествий.

Постепенно врастая в обстановку, мы мало-помалу начинали осознавать, где мы и зачем. Единственно, чего никак не могли понять, – при чем здесь «война», о которой нас доверительно предупреждали перед отъездом отцы-командиры. Впрочем, ее холодок незримо сопровождал нас по всему пути следования. К примеру, то и дело колонна натыкалась на полуразрушенные взрывами лачуги местных дехкан. Закопченные, обгоревшие остовы загонов для скота. В ряде мест – неубранные трупы. Под одним из них, сильно распухшим на солнцепеке, был замечен едва видимый приклад винтовки. Странно, неужели местные не заметили? Оружие здесь – большая ценность.

– Не приближаться! – строго скомандовал майор и отправил к месту находки двух саперов. Исследовав прилегающую местность, те аккуратно привязали провод к прикладу винтовки и, отойдя на безопасное расстояние, потянули за него. Округу потряс мощный взрыв. «Самодельная противопехотная мина-ловушка, усиленная стограммовой шашкой тротила», – просветил нас конопатый прапорщик-сапер.

Возле небольших кишлаков колонна останавливалась. Завидев нас, афганцы первоначально впадали в ступор: кто это, откуда, почему здесь вооруженные солдаты и явно не афганской армии?! В этом случае инициативу сразу же брали в свои руки командир и офицеры-разведчики с переводчиком. Когда собиралось побольше людей, проводился так называемый митинг. Его смысл: СССР всегда был другом Афганистана. Мы пришли к вам с миром, по просьбе законно избранного афганского правительства. Пришли не воевать, а помочь справиться с бандитами, защитить население от погромов и убийств.

В подтверждение своих слов включали магнитофонную запись с обращением к народу президента Афганистана Хафизулло Амина. После этого выступал командир сарбозов, подтверждая наши слова. В заключение, пока шло общение, через громкоговорители звучала популярная таджикская музыка и песни на языке пушту.

Ответная реакция со стороны афганцев была весьма положительной, доброжелательной, особенно когда мы раздавали «гуманитарку», стараясь скрыть шок от окружающей нищеты. Худые, оборванные, многие без обуви афганцы с детской наивностью улыбались, крепко пожимали нам руки, заключали в свои объятия. Здесь же роилась сопливая детвора, с восторгом поглядывая на наши БТРы и вооружение. Под одобрительные возгласы местных дехкан мы двигались дальше по намеченному маршруту.

Янги-Кала, а затем и Чахи-Аб, будучи по местным меркам крупными населенными пунктами, потребовали от нас дополнительной подготовки. Чтобы собрать на центральной площади как можно больше жителей, наши разведчики провели предварительные переговоры с местными авторитетами: муллой, старейшинами, школьным учителем и начальником царандоя (народной милиции). Вскоре центральная площадь кишела народом.

После торжественного митинга и взаимных приветствий нам устроили небольшое угощение с чаепитием и сухофруктами. В качестве ответной любезности мы поделились сухпаем, раздали местным активистам остродефицитные предметы гуманитарки: хозяйственное мыло, спички, соль, небольшие пакеты с мукой. Следовавший с нами сержант-фельдшер (офицеров-медиков повсеместно не хватало) оказал медицинскую помощь примерно десятку нуждающихся, оставил им необходимые лекарства, что также вызвало большой положительный эффект.

Капитаны Ю. Крылов, В. Закурдаев, старший лейтенант А. Селиванов и капитан А. Малинский после возвращения из кишлака по поиску схронов с оружием

Аплодисменты, приветствия, слова сердечной благодарности – как это приятно! И мы невольно расслабились. А если говорить точнее – лопухнулись! Никто не вспомнил мудрые слова «Восток – дело тонкое!». Жестокий урок не заставил себя долго ждать.

* * *

Близился вечер. Наша колонна расположилась на окраине Чахи-Аба. Заняли круговую оборону. На наиболее опасных направлениях разместили БТРы, на флангах хотели выкопать окопы, но не удалось, грунт – сплошной камень. Ограничились укрытиями из камней и подручных материалов. В десятке метров перед нами находился высотой с человеческий рост глинобитный дувал, которым афганцы огораживали свои поля. С тыла возвышалась остроконечная сопка высотой примерно в 30 метров.

По решению командира с наступлением сумерек туда скрытно выдвинулась небольшая группа наших солдат во главе с прапорщиком. Установили станковый пулемет, укрепили позицию. Впереди них, метрах в 7–10, занял свою позицию инструктор службы собак с полюбившейся нам овчаркой Найдой. Половина личного состава сразу же заступила на боевое дежурство, вторая – отдыхала в обнимку с автоматами по принципу: где прилег, там и уснул.

Сказать по правде, сон не заставил себя долго ждать. Прислонившись щекой к еще теплому колесу БТРа, я задремал.

Ближе к рассвету, когда ночная тьма еще окутывала округу, всех подбросил вверх оглушительный грохот пулемета. Кто-то заорал: «Тревога!» Полоснули огнем автоматы. Где-то в середине сопки взорвалась граната. И сразу же по нашим позициям со всех сторон был открыт кинжальный огонь. В ответ загрохотали наши крупнокалиберные КПВТ, автоматы и пулеметы.

– Стрелять только по выявленным целям, экономить патроны! – пронеслась команда командира, продублированная другими офицерами. Бой продолжался минут сорок – час, затем все стихло.

Наступивший рассвет помог прояснить ситуацию. С нашей стороны – двое солдат легко ранены. В местах обстрела со стороны противника обнаружили несколько трупов, следы крови и ни одной единицы оружия – все с собой унесли. Но не это было главным.

Ближе к полудню, когда, прошерстив свою агентуру и проведя жесткие беседы со старейшинами, из Чахи-Аба вернулись наши разведчики, удалось установить общую картину происшедшего. Во-первых, на торжественном митинге, где мы чувствовали себя именинниками и миротворцами, почти в полном составе присутствовала местная банда численностью около 20 человек. Бородатые, загорелые «духи» аплодировали нам громче всех, шокируя и заставляя потупить взоры местных граждан, чего мы, к сожалению, не заметили. Во-вторых, как бы там ни было, но сил у душманов по сравнению с нами было маловато. Вступить в открытый огневой поединок они не решились. Тогда-то и созрел их коварный план.

Под покровом ночи духи направили к сопке трех человек. В легкой одежде, босиком (!) и вооруженных только ножами. Климат в Афганистане резко континентальный. Днем – жара, ночью достаточно прохладно, грунт – острый, каменистый. Не каждому боевику такая задача была по силам, но горцы народ закаленный и за большое денежное вознаграждение желающие рискнуть нашлись. На рассвете, скрытно, большей частью ползком, они выдвинулись к намеченной цели и оказались буквально в десятке метров от нашего «секрета». Если бы их замысел удался, то, вырезав наших бойцов и оседлав вершину сопки, они развернули бы станковый пулемет вниз и покрошили нас «в винегрет». В этом случае, к гадалке не ходи, – добрая половина нашей группы неминуемо бы погибла.

Душманы все рассчитали правильно и действовали очень профессионально. Они, конечно же, знали: дневная жара, многокилометровый марш, физическая усталость, а также предрассветный час – лучшее снотворное для самых стойких и бдительных шурави.

Горько, но надо признать, так оно и случилось. Ближе к рассвету наши бойцы, дежурившие на сопке, стали клевать носами. Ситуацию спасла родная пограничная овчарка Найда. Учуяв чужаков, она резко натянула поводок и грозно зарычала. Инструктор сориентировался мгновенно, и тут же направил длинную автоматную очередь по бандитам. Следом загрохотал станковый пулемет. Поняв, что план скрытно овладеть сопкой не удался, душманы открыли по нам мощный огонь с ранее занятых позиций. Спустя примерно час, уже ближе к рассвету, они стали спешно уходить, унося с собой оружие, раненых и убитых.

Если честно, то при «разборе полетов» наш командир громко матерился. Его слушали молча, с пониманием. В эти минуты каждый из нас где-то в глубине души материл себя во сто крат больше. Страшно представить, что могло случиться, если бы замысел душманов удался. Для всех нас это был урок на всю жизнь. Выражаясь сдержанным, не характерным для военной среды, дипломатическим языком, мы четко поняли: противника недооценивать нельзя. Когда на кону жизнь, вступают в силу жестокие, беспощадные законы войны, где «мелочей» не бывает. Где действует принцип: кто первый выстрелил, тот и победил.

Впереди нас ждали множество боестолкновений, выездов на спецоперации и в засады, прочесываний районов дислокации бандгрупп, их преследование в горной и равнинной местности, минирование дорог и поспешное, иногда под огнем противника, десантирование с вертолетов… Но в памяти накрепко врезался тот первый урок, на окраине Чахи-Аба. Тогда многие из нас выжили, можно сказать, по счастливому случаю. Зато в последующем доверять его величеству Случаю свои жизни мы больше не стали.

Глава 25
Сводный боевой отряд «Рустак»

«Рустак» именовался так по привязке к одноименному довольно крупному населенному пункту, расположенному в Тахарской провинции (вилаяте). Глинобитные дома и дувалы, узкие, извилистые улицы, большой, оживленный в выходные дни базар. Пустующая школа с обшарпанной входной дверью и витиеватой, арабской вязью, надписью над ней. А еще – большой дефицит по всем: от зелени и чистой питьевой воды до школьных принадлежностей, соли, муки, керосина и мыла. Как следствие – антисанитария, реальная угроза смертельно опасных заболеваний. Таких, к примеру, как гепатит, малярия, брюшной тиф.

Хочу подчеркнуть: эти заболевания косили не только афганцев. Цепляли порой заразу и наши военнослужащие, включая даже старших офицеров. Неудачное рукопожатие, перекус с грязными руками, глоток сырой воды из случайного источника – и ты уже выбыл из строя. Вносили свою лепту в общий антураж и «афганцы» – всепроникающие пыльные бури, делая нас, братьев-славян, внешне мало отличимыми от местных аборигенов.

Политическая неразбериха, противостояние различных религиозных и родоплеменных кланов, военная и хозяйственная разруха, жестокая расправа с инакомыслящими вносили раздрай в умы даже малочисленной образованной части афганцев. Что уж говорить о рядовых гражданах, подавляющее большинство которых были неграмотны и по любому поводу шли за советом к мулле. В этих условиях Афганистан условно делился на два противоборствующих лагеря. Законную власть поддерживали шурави, то есть советские войска, во взаимодействии с государственными силовыми структурами и административным аппаратом на местах. Оппозиционную – щедро спонсировали американцы, англичане, саудиты, иранцы, многочисленные «мусульманские центры», насыщающие Афганистан через караванные пути из Пакистана современным оружием и боеприпасами, средствами связи и обмундированием, подпитывая американской валютой каждый «штык» сопротивления законным властям.

Объем этой помощи, судя по рассекреченным сейчас данным, составлял около 60 тысяч тонн в год, а финансовые вливания к 1987 году достигли 630 млн долларов США. Секретная операция ЦРУ, проводимая в Афганистане под кодовым наименованием «Циклон», была одной из наиболее продолжительных и дорогостоящих спецопераций. В 1980-е она активно набирала обороты. Наше противостояние с США, странами Запада и мусульманами-радикалами носило все более ожесточенный характер. В этой патовой ситуации местные жители находились, как между «молотом и наковальней». И нам это нужно было учитывать, постоянно думать, как сдвинуть чашу весов в свою пользу.

Дислоцировался наш Сводный боевой отряд в чистом поле, с хорошо простреливаемыми к нему подступами. Небольшая площадь расположения – примерно 500 на 500 метров – была рассчитана, исходя из имевшейся в наличии техники и вооружения, плотности расположения личного состава. По сути, это был опорный пункт, готовый продолжительное время автономно держать круговую оборону, а при необходимости осуществлять вооруженное прикрытие жителей населенного пункта Рустак и близлежащих кишлаков.

После доукомплектования СБО имел три заставы, минометную батарею 82-мм минометов «Василек», с предусмотренным штатом вооружения, двенадцать офицеров, без учета прибывающих на усиление, взвод управления и связи, хозяйственное отделение. Вот и все «хозяйство». Позднее в непосредственной близости от места дислокации СБО была оборудована вертолетная площадка, поскольку все самое необходимое, включая боеприпасы, бревна для строительства блиндажей, продукты питания, дрова, медикаменты и прочее доставлялись по воздуху транспортными вертолетами.

По всему периметру СБО – окопы в полный рост, по углам угрожающе выглядывали башни бронетранспортеров. Подступы к СБО густо заминировали противопехотными минами ПОМЗ–2. Здесь же установили невысокие заграждения из малозаметных препятствий и колючей проволоки, «усиленной» пустыми консервными банками. Все подступы пристреляны пулеметными расчетами и снайперами, а также батареей «Васильков». Каждую ночь две трети личного состава во главе с офицерами заступали на боевое дежурство.

Почти ежедневно в районе 23 часов, как по графику, следовал очередной огневой налет. Характерный свист пуль, особенно трассирующих пулеметных, сначала бодрил, заставлял каждого опускать голову пониже, чтобы не отсвечивать касками в условиях лунного неба. В последующем привыкли. Причем настолько, что, если в намеченный час огневой налет в силу каких-то причин отсутствовал, это как-то сразу настораживало и даже слегка нервировало! Уж не задумали душманы какую-то особенную пакость?

Однажды с начальником заставы капитаном Виктором Бурлаковым мы двигались по траншее с проверкой и остановились возле совсем молоденького рыжего паренька. Солдат-срочник, явно смущаясь, поинтересовался:

– Можно вопрос, товарищ капитан? А убивать легко или трудно, как считаете?

– Убивать легко, жить потом с этим трудно, – мудро заметил Бурлаков. И добавил: – Бди, философ!

Днем наш СБО выглядел мирно и буднично. В небольшой низинке, с учетом рельефа местности, уютно дымилась полевая кухня. Неподалеку от нее – накрытое большой палаткой с задранными нижними краями для сквозняков место для проведения политзанятий, а в вечернее время – просмотра кинофильмов.

Безопасность личного состава – приоритетная задача любого подразделения, действующего автономно, в условиях боевой обстановки. А значит, в первую очередь мы зарылись в землю, оборудовали блиндажи. Здесь личный состав мог отдохнуть, укрыться от минометных обстрелов. Работы вели самостоятельно, по «ефрейторскому» разумению, ведь инженеров-специалистов у нас, к сожалению, не было. Однажды нам это горько «аукнулось».

1980-й всей стране памятен Олимпийскими играми в Москве. Чтобы скоротать свободное время, солдаты любили вечерком послушать радио, узнать о новых рекордах советских спортсменов. Мы даже вели учет завоеванных олимпийских медалей, оформляя их стенгазетами и «Молниями». В этот период, когда позволяла обстановка, заметно оживилась спортмассовая работа. Самыми популярными были мини-футбол и волейбол.

Именно в блиндаже, где связисты смастерили подходящую антенну, а любители спортивных репортажей выплескивали свои эмоции у радиоточки, и произошло это неожиданное ЧП. В районе часа ночи, находясь в подразделении минометной батареи, я вдруг услышал громкие крики. Бросился бегом на шум и увидел… рухнувший потолок блиндажа. Из-под бревен слышались стоны и крики о помощи.

По команде капитана В. И. Гаврилова быстро подогнали БТР и под лучом его прожектора стали разбирать завалы. Работали вручную, в кровь обдирая руки. Счет шел буквально на минуты, ведь находящиеся под тяжестью бревен и земли солдаты могли задохнуться.

Вскоре пострадавших откопали и разместили в выделенной палатке. Судя по бледным лицам и стонам при малейшем прикосновении, им требовалась срочная медицинская помощь, но ночью вертолеты не летали. Врача у нас не было, а сержант-фельдшер лишь беспомощно разводил руками.

Вскоре лагерь опустел, а я «занял пост» в палатке с ранеными, где успокаивал и морально поддерживал бойцов как мог, пока те не уснули. Пережитый ими шок невольно передался каждому из нас. Ночь провели без сна. Окончательно мы успокоились только к утру, когда прилетела пара МИ–8. Пострадавших эвакуировали в санчасть. К счастью, все обошлось сломанными ребрами и ушибами.

А к нам в СБО тем же бортом для проведения служебного расследования прибыл военный инженер, сразу же обнаруживший грубые нарушения при строительстве блиндажа. Пригрозив виновным строгими взысканиями, уже ближе к отъезду он смягчился. Как выяснилось, спровоцировало обрушение грунта землетрясение магнитудой в 5,7 балла. Сказать по правде, «трясло» нас здесь регулярно, но мы на это не обращали никакого внимания. А зря!

Оценивая практику формирования и использования на первом этапе афганской кампании Сводных боевых отрядов, как боевых единиц, призванных максимально быстро, скрытно и эффективно «оседлать» тактически выгодные высоты, места дислокации на территории Афганистана, создать базы для решения военно-политических задач, надо признать, что себя она полностью оправдала.

Общеизвестно: готовыми резервами обученного ведению боевых действий личного состава, техникой и вооружением, материальными ресурсами пограничные войска на тот момент не располагали. Спешно собранные офицеры и личный состав с застав иранского направления, а также частей других пограничных округов, составили костяк СБО и, несмотря на отсутствие боевого опыта, специальной подготовки, на мой взгляд, успешно справились с поставленными задачами.

Это уже потом на смену СБО придут штатные мото-маневренные (ММГ) и десантно-штурмовые маневренные группы (ДШМГ), личный состав перед вводом в Афганистан будет проходить обязательную трехмесячную специальную подготовку, получит новую технику и вооружение, современные средства связи и взрывчатые вещества. Значительно пополнится парк авиационной, бронетанковой, инженерной техники. Будут сформированы новые органы управления: оперативная группа (ОГ) в Душанбе и оперативная группа в Москве, работу которой возьмет под личный контроль начальник Пограничных войск КГБ СССР генерал армии В. А. Матросов. А пока что наш СБО просто вживался в непривычную каждому обстановку, действовал «пошагово», часто на свой страх и риск, создавая благоприятные условия для тех, кто придет нам на смену.

В чем это выражалось? Наметив первоочередные задачи, мы провели общее собрание СБО. Командир – подполковник Гриднев – был максимально конкретен:

– Нам здесь воевать. В случае нападения «духов» ночью или в нелетную погоду ждать помощи неоткуда. Вот почему роем окопы в полный рост, готовимся к бою по полной программе.

Подробно изложив «боевую» часть доклада, командир подчеркнул:

– Выжить здесь сможем только в том случае, если будем действовать как один кулак. Мы – одно целое. Делить нам нечего. Степень риска одинаковая – что для солдат, что для офицеров. За утрату бдительности, нарушения дисциплины, неисполнительность карать буду жестоко. «Высшая мера» – отправка на большую землю, в хозвзвод.

Командира услышали. За все время моего пребывания в СБО случаев отправки солдат на большую землю за допущенные нарушения не было.

Важно отметить, что в СБО установилась практика доверительных, я бы сказал, человеческих отношений. Это не значит, что офицер и ефрейтор сидели на завалинке и похлопывали друг друга по плечу, нет. Субординация всегда была на высоте, а командирский приказ имел силу закона. Но у любого солдата была возможность подойти, скажем, ко мне, как замполиту СБО, или к начальнику заставы и обсудить любой волнующий его вопрос.