Текст книги "Алые маки «Арваза». Южная граница: люди, события, факты (1970-2000 гг.)"

Как гром среди ясного неба, на заставу, в сопровождении капитана Михайлова, неожиданно приехал сам начальник политотдела пограничного отряда Лев Мефодьевич Брагин. Родители этого по-своему неординарного человека попали в «десятку», нарекая именем Лев свое долгожданное чадо. Крупный, с большими залысинами, подполковник, привычно хмуря кустистые брови, молча выслушал доклад начальника заставы и, не удостоив нас рукопожатием, энергично проследовал в канцелярию. С удовольствием откушав чаю с печеньем и халвой, удовлетворенно кивнул головой и, бросив взгляд на Михайлова, произнес: «Где?»

В Ленкомнате он провел не менее получаса, перемещая взгляд с одного стенда на другой, внимательно вчитываясь в содержание стенгазет и листовок. И за все это время не проронил ни слова. Мою попытку что-то прокомментировать он тут же оборвал коротким жестом. Зная, как легко взрывается начпо, если кто-то пытается ему перечить, я предпочел помалкивать. Стоял, переминаясь с ноги на ногу, с тревогой ожидая своей участи.

Уже в столовой, энергично поглощая предлагаемые в ходе обеда блюда, он, наконец, ободряюще произнес: «А что? Свежо!»

Прощаясь, небрежно бросил (не протянул, а именно бросил) мне для пожатия мягкую холеную руку. И был таков.

С непривычки я даже вспотел. Это была моя первая личная встреча с высоким партийно-политическим боссом. Вполне понятно, что я пребывал в некотором замешательстве. На всякий случай ждал от шефа нагоняя, замечания за допущенные ошибки или оплошность, но получил лишь неопределенное «свежо».

Что ж, подумал я, воспринимай это как хочешь. Главное – греби дальше, не расслабляйся. Если что, начальство поправит. А уж по этой части у Льва Мефодьевича Брагина равных не было.

Слева-направо: полковник В. С. Иванов, подполковник Л. М. Брагин и майор В. А. Бурченко

Окончив в один год с будущим начальником Политуправления пограничных войск КГБ СССР генерал-лейтенантом Владимиром Степановичем Ивановым Военно-политическую академию имени Ленина и обладая заветной московской пропиской, шеф, по словам некоторых хорошо информированных источников, рассчитывал в скором времени продолжить свою дальнейшую карьеру в стольном граде, «бросив якорь» на знаменитой Лубянке. Однако судьба-злодейка, с подачи кадровиков, распорядилась по-своему. Перевод в Москву явно затягивался, и это наложило определенный отпечаток на харизму, характер и стиль работы начальника политотдела отряда. Он редко пребывал в добром расположении духа, не любил задерживаться на работе, бывать на забытых Богом заставах и, тем более, коротать время на скучных заседаниях парткомиссии или партбюро, в состав которых входил по должности.

Судя по воспоминаниям Ивана Александровича Воронина, бывшего коменданта «Койне-Кесыра», а в последующем секретаря партийной комиссии при политотделе отряда, Брагин, высказывая ему свои рекомендации, неизменно напоминал о необходимости регулярно вписывать его фамилию в протоколы заседаний. Даже те, что проходили без его личного участия, дабы «не портить статистику и не снижать уровень партийного руководства».

По отзывам многих близко знавших его офицеров, Лев Мефодьевич имел прозвище «барин», которое действительно во многом отражало стиль его работы и поведения. Часто он был высокомерен и вынуждал посетителей по часу и более «париться» в предбаннике его кабинета, дожидаясь личного приема. Душевные беседы и увещевания ему претили. Он воспринимал их как слабость руководителя, «сопливость» его натуры. Жалости к любителям спиртного, нарушителям службы или воинской дисциплины Лев Мефодьевич просто не знал. И неважно, был ли «на голгофе» ефрейтор из ремонтно-технической мастерской, офицер штаба или убеленный сединами, измотанный службой комендант участка. Его переполненное праведным гневом лицо, как и стреляющий в упор взгляд выцветших, колючих глаз вселяли ужас в провинившихся, вынуждали бедолаг вжимать голову в плечи и молча принимать удары судьбы.

Словесный портрет Льва Мефодьевича Брагина был бы неполным без ряда его положительных качеств и достоинств. Он мастерски умел держать нос по ветру и был в курсе всех дел, нюансов и подводных течений в вышестоящем политоргане. В отличие от задерганных службой офицеров, имел отменное чувство юмора. Однажды участвуя в совещании политотдела под его руководством, я был свидетелем, как образно и эмоционально он распекал по телефону одного из нерадивых замполитов застав. Присутствующие, прекрасно слыша содержание разговора по громкой связи, буквально под стол сползали от неудержимого хохота. Я же не сомневался, что в его лице какой-нибудь столичный академический драматический театр потерял весьма талантливого, глубокого актера.

Как и всякий с московскими корнями начальник, подполковник Брагин в свободное от службы время неизменно отличался оптимизмом и жизнелюбием, а свое пребывание в Бахардене (читай – дыре) считал не иначе как временным недоразумением. Любил он вкусно, с аппетитом поесть и тщательно заботился о своем здоровье. Это мы все, скажем, в силу малой образованности, пили воду прямо из-под крана в своих квартирах, гробя почки и прочие внутренние органы. Для своих личных нужд шеф использовал исключительно родниковую воду из района Алмаджика, раз в два дня доставляемую ему водителем в специальном молочном бидоне.

Лично я далек от мысли упрекать его в чем бы то ни было. Мы все разные. Каждый со своими слабостями и причудами. Это – данность. Лев Мефодьевич Брагин, при всех своих плюсах и минусах, остался в моей памяти яркой и колоритной личностью, без которой офицерский коллектив пограничного отряда скорее потерял бы, чем выиграл.

Приезд начальника политотдела части на участок пограничной комендатуры Койне-Кесыр, как и последовавшее за ним партийное собрание явились хорошей встряской перед надвигавшейся инспекторской проверкой. «Ореховой» повезло больше всех. Пару раз в докладе прозвучали слова о том, что коллектив на подъеме. Похвалил нас капитан Михайлов и за проявленную инициативу, творческий подход в обновлении наглядной агитации. По распоряжению подполковника Л. М. Брагина аналогичные стенды вскоре появились и на других пограничных заставах.

Не осталась незамеченной и инициатива мастеров службы с заставы Койне-Кесыр, также претендовавшей на звание «отличной». Здесь, в рамках подготовки к инспекторской проверке, они изобрели свое «ноу-хау», кардинально повлиявшее на результаты ночных стрельб.

На практике это выглядело так. Значительная группа воинов заставы, уверенно поражавшая цели в дневное время, ночью посылала контрольные трассеры исключительно в «молоко». Особенно в этом преуспевал рядовой Повалюхин, который вечно сетовал на невозможность тщательного прицеливания, темные ночи и прочие причины, не позволявшие ему уверенно поражать цели. Выход из, казалось бы, тупиковой ситуации, придумали заставские умельцы. Вместо штатных круглых насадок они предложили использовать Т-образные, изготовленные вручную из покрытых фосфором циферблатов списанных измерительных приборов.

Накануне инспекторской проверки офицеры штаба части провели на участке комендатуры тактические учения «Застава в наступлении с боевой стрельбой». Благодаря новым насадкам и упорным тренировкам по слаженности действий подразделения был достигнут общий отличный результат. Закрепила звание «отличной» и последующая инспекторская проверка.

Крупицы положительного опыта сродни крохотному самородку. Только старатели знают, сколько тонн руды нужно перелопатить и усилий потратить, чтобы добыть малую толику драгоценного металла. В пограничной службе все точно так же. Нет застывших состояний. Или коллектив, объединенный общей целью, развивается и двигается вперед, или – застаивается, обрастает коростой равнодушия, беспечности и в итоге деградирует. Лучше других это понимают офицеры командования комендатуры, за плечами которых большой жизненный и служебный опыт. Вот и на последнем партсобрании, похвалив отличившихся, они обрушили свой гнев на тех, кто шагает не в ногу с остальными, проявляет леность и равнодушие.

Традиционно досталось «на орехи» лейтенанту Саламову.

– Кой черт притащил вас в комнату службы отдавать приказ пограннаряду на охрану государственной границы в… домашних тапочках? – сокрушался комендант участка, брызгая слюной и стуча по трибуне увесистым кулаком. – Для всех нас это священный ритуал! Я распекаю тех офицеров, что позволяют себе отдавать приказ скороговоркой, без должного эмоционального посыла или используют непозволительные сокращения типа «Союза ССР», – а вы?!

Покрывшееся пунцовыми пятнами лицо Анвара Саламова отражало обреченность и страх. Возразить ему нечем. И он молча, «пуская пузыри», стоял потупив голову и ожидал печального для себя финала.

Досталось от коменданта и некоторым коммунистам-начальникам застав за попытки сокрытия грубых нарушений воинской дисциплины, редкие повторные проверки службы пограннарядов, недостаточный контроль за состоянием сигнальной системы, в частности, скрутки и даже отключение нижних нитей, особенно часто дающих сработки во время непогоды. А ведь за всем этим – угроза безнаказанного нарушения государственной границы.

Деловой разговор – всегда повод к раздумьям и самокритичным оценкам, польза от которого несомненна. Эх, знали бы мы тогда, что слова коменданта о беспечности и недисциплинированности станут пророческими, приведут к ЧП, от которого не то что комендатура и отряд – весь округ вздрогнет!

Глава 12
Трагическая гибель офицера Васильева

Гибель военнослужащего в мирное время – это всегда трагедия. Гибель начальника пограничной заставы – трагедия вдвойне, ведь он главное, цементирующее звено воинского коллектива, организатор службы, ее стержень. Он – первый номер в боевом списке пограничников. Надо ли объяснять, какой шок пережила застава, да и все мы, узнав о гибели НЗ–2 старшего лейтенанта Виктора Васильева. Немногословный, сдержанный на эмоции, он всегда отличался серьезным отношением к службе, а еще своей обязательностью. Уж если что пообещал – в лепешку расшибется, а данное слово сдержит! Будучи волевым, требовательным командиром, он никогда не повышал голос на подчиненных. Важными чертами его характера были скромность и порядочность, готовность протянуть руку помощи, подставить плечо любому нуждающемуся.

Тогда, помню, даже несмотря на подтвержденный факт гибели, ни у кого из нас не поворачивался язык сказать о нем в прошедшем времени…

– Буквально накануне, 8 августа 1977 года, мы проводили к новому месту службы коменданта участка подполковника А. С. Воробьева, – поделился своими воспоминаниями Александр Иванович Михайлов, взваливший в то время на себя ношу исполняющего обязанности коменданта. – Воробьев много потрудился на благо комендатуры, пользовался непререкаемым авторитетом среди пограничников и местных жителей. Жаль было расставаться с этим деятельным человеком, прекрасным службистом, но жизнь диктовала свое. Подрастали дети, им требовалась средняя школа с преподаванием на русском языке. Дело житейское. Все восприняли его рапорт о переводе на участок Багира как должное. Мне же было поручено заступить на «капитанский мостик» до прибытия нового коменданта.

По плану работы я выехал на участок заставы Шал-Чеклен, а по пути следования заскочил посмотреть «хозяйство» старшего лейтенанта Виктора Васильева. Возглавляемый им коллектив всегда был на хорошем счету, застава – чистая, ухоженная, гостеприимная. Личный состав отличался исполнительностью и строевой выправкой.

Обсудив с Васильевым чисто служебные вопросы, мы вместе с его заместителем по политчасти Василием Григорьевичем Сосунковым посидели за чашкой ароматного чая с чабрецом, поговорили о насущном, обсудили план работы с местной добровольной народной дружиной. Ничто не предвещало беды.

А ближе к полуночи последовали телефонный звонок и известие о трагической гибели начальника заставы. Голос его замполита дрожал. Обрывистыми, рублеными фразами он передал мне суть случившегося и попросил о помощи. А еще через час из штаба части прилетела срочная шифровка. Трагическая новость молниеносно облетела все пограничные заставы и отряды. По команде начальника войск округа, уже доложившего о ЧП в Москву, была сформирована специальная комиссия по расследованию всех обстоятельств этого тяжелого происшествия.

Надо ли говорить, что до момента прилета «вертушки» с опытными офицерами, изначально заряженными на тщательную проверку всех обстоятельств ЧП, мне требовалось самому срочно во всем разобраться, подготовиться к докладу. Первоначально, честно говоря, я и сам не понимал, как такое могло произойти? Уже на месте ситуация кое-как прояснилась.

Накануне вечером старший лейтенант Виктор Васильев в конном строю выехал в сопровождении рядового пограничника в тыл участка, в аул Ходжа-Кала. На обратном пути решили «погусарить», выяснить, чей конь круче. Тем более что оба уверенно держались в седле, отлично владели навыками кавалерийской подготовки. Длинноногий, с прекрасным экстерьером конь Изюм, управляемый старшим лейтенантом Васильевым, всегда отличался горячим норовом, а тут, почувствовав на боках ободряющие шенкеля всадника, внезапно сорвался в галоп и понесся во всю прыть по пыльной дороге.

В паре километров от заставы, со стороны близлежащей кошары, к всадникам внезапно выскочил огромный алабай, стерегущий отару овец. Видимо испугавшись, конь резко дернулся в сторону. Этого было достаточно, чтобы начальник заставы вылетел из седла и грохнулся о камни. Перелом основания черепа не оставил надежды на спасение. Смерть наступила практически мгновенно.

Капитан Михайлов чуть дрожащими пальцами прикуривает сигарету и глубоко затягивается.

– Имея некоторый опыт общения с членами отрядных, да и окружных комиссий, расследующих ЧП, с высокой долей вероятности я мог предположить, что обязательно найдется «принципиальный» член комиссии, который возьмет за основу версию халатности и даже разгильдяйства начальника заставы. Дескать, что ему было делать в тылу участка, да еще в ночное время? Если он получил оперативную информацию о готовящемся нарушении границы и ее требовалось срочно перепроверить, то будьте добры, представьте доказательства. Как будто для кого-то новость, что источники оперативной информации не раскрываются и собрать доказательную базу будет весьма непросто. А может, все проще и банальней, будет гнуть свою линию член комиссии, – захотелось офицеру раздобыть спиртное, вот он и рванул на коне в близлежащий туркменский аул.

Михайлов и сейчас, спустя годы, тяжело вздыхает, давая понять, как нелегко ему даются эти воспоминания.

– Предварительных рабочих версий случившегося может быть много. Главное же заключалось в том, к какому выводу придут члены комиссии? Именно этот вопрос меня беспокоил больше всего. Зная Васильева как добросовестного, ответственного офицера, я не мог смириться с тем, что после гибели его честное имя будет замарано обвинениями в беспечности, нарушении правил безопасности. Вызвал к себе лейтенанта Сосункова, и мы до мелочей обговорили линию поведения. Решили сделать акцент на проверке НЗ службы пограннаряда, чего на самом деле, каюсь, не было. Эта информация и была представлена членам комиссии.

Впечатление дилетантов прибывшие проверяющие не производили. У каждого за плечами был не один десяток лет службы, опыт работы дознавателями. Расследование проводилось очень тщательно, скрупулезно, с выездом на место гибели и левый флаг участка, где, по нашей версии, Васильев проверял несение службы пограннарядом.

Надо отдать должное членам комиссии, к оценке ситуации они подошли по-человечески, докапываться до мелких нестыковок в деталях не стали. В результате в итоговом акте был зафиксирован факт трагической гибели старшего лейтенанта Виктора Васильева на службе. Нашли время члены комиссии и для моральной поддержки жены, малолетних детишек погибшего офицера. В последующем им была оказана необходимая материальная помощь, выделена квартира в столице Казахстана городе Алма-Ата.

– А спустя три дня после ЧП, – морщится Михайлов, – меня вызвал к себе начальник политотдела части подполковник Брагин. Общались наедине. При закрытых дверях. Что называется, без протокола. Конечно, шеф кричал, возмущался и грозился снять меня с должности. То и дело напоминал о партийной принципиальности, честности коммуниста. Под конец, «выпустив пар», миролюбиво заметил: «Ладно, я тут малость погорячился, извини, но и ты хорош. Окажись в составе комиссии офицеры позубастей, не сносить бы нам с тобой головы! Дело – на контроле у Москвы, это ж понимать надо!»

– По большому счету Брагин, конечно же, был прав, – вздыхает Михайлов. – Закон для всех один. И уж если ты его нарушил, то на строгость взыскания не взыщи. В данном случае мы не знали и, увы, уже никогда не узнаем всех деталей и обстоятельств того происшествия. В частности, причин выезда Васильева в аул Ходжа-Кала. Возможно, действительно для решения чисто служебных вопросов, а может… Теперь уж Бог ему судья!

Лично для меня решающую роль в определении линии поведения, оценки происшедшего сыграл факт личной порядочности Васильева, его преданности службе, семье, интересам воинского коллектива. Иногда, чтобы сохранить доброе имя человека, нам приходится поступаться собственными моральными и нравственными принципами. Что ж, как гласит народная мудрость, не согрешишь – не раскаешься!

В этом смысле с Михайловым трудно не согласиться.

Вообще же тема небоевых потерь во все времена заслуживала глубокого, тщательного исследования. Статистика тех лет свидетельствует: случаев гибели военнослужащих, даже в масштабах всего пограничного округа, было относительно общей численности военнослужащих немного. Но резонанс от них – оглушителен! Дисциплинарные и партийные взыскания, освобождение от занимаемых должностей – сущий пустяк по сравнению с командировкой для сопровождения «груза–200» на родину погибшего солдата или офицера. Безмерное горе и страдания родных, траурные церемонии оставляли в сердце каждого, кому выпала эта тяжкая обязанность, глубокую сердечную рану, которая саднила и не заживала долгие годы.

И все же при всей трагичности, на мой субъективный взгляд, данная проблема зачастую ограничивалась чисто эмоциональной составляющей. К подобным ЧП все относились как к неизбежной данности, роковому стечению обстоятельств, противопоставить которым, как грому среди ясного неба, нечего.

Но так уж и нечего? К примеру, горный перевал у «Белого камня» разве не заслуживает памятного знака из искореженных металлических частей доброго десятка вдребезги разбитых здесь автомобилей? А еще – памяти о погибших или тяжело травмированных пассажирах, рискнувших в непогоду преодолеть этот опасный участок местности? Всегда ли уместно кивать на случай, игнорируя пресловутый человеческий фактор, элементарную недооценку риска?

За годы службы в погранотряде я не припомню ни одного случая, чтобы причины громкого ЧП детально (именно детально!) рассматривались на служебном совещании или научно-практической конференции с формулировкой реальных мотивов их возникновения, глубоким анализом, выводами и рекомендациями по предупреждению происшествий. Издаваемые приказы, помимо раздачи «пряников» виновным лицам, как правило, содержали стандартный набор требований общего характера по «усилению внимания, введению дополнительных запретов, проведению инструктажей, мероприятий воспитательного характера» и т. п. В низовых звеньях эти формальные меры, ясное дело, мало кого задевали за живое. А главное – они ни на шаг не приближали нас к ответу на вопрос: почему военнослужащие, осознавая степень реальной угрозы их жизни и здоровью, зная о приказах командования и писанных кровью уставных нормах, все же шли на риск, прямые нарушения? Ведь в большинстве случаев досадных ЧП можно было действительно избежать.

Позднее, уже работая в политотделе отряда и по заданию шефа анализируя громкие ЧП, имевшие место в Бахарденском погранотряде за последние пять лет, я пришел к выводу: в 85–90 (!) процентах случаев гибель и травматизм военнослужащих можно было предотвратить.

Небезынтересна классификация типичных нарушений, предвестников чрезвычайных происшествий.

«Охота на границе» – термин сугубо бытовой. В служебных документах, в частности, в «Положении об охране Государственной границы СССР», утвержденном на самом высоком уровне, он трактовался, как «бесцельная стрельба на границе». В зоне ответственности пограничной заставы любая стрельба была категорически запрещена. Единственный законный способ применения боевого оружия – по нарушителям государственной границы или в условиях реальной угрозы жизни пограничников. И то в строго оговоренных, четко зафиксированных в документах случаях, как крайняя мера пресечения незаконных действий нарушителей. Все нюансы на этот счет знали назубок как офицеры, так и рядовые пограничники.

Помимо штаба и политотдела части, подобного рода нарушения фиксировались и офицерами особого отдела. Строгость в отношении желающих поохотиться была не случайной. Каждый выстрел на границе, с одной стороны, предлог для международного инцидента, конфликта с сопредельной стороной, с другой – автоматная очередь на охоте, случайный рикошет или небрежность в обращении с оружием – одна из наиболее частых причин ранения, а то и гибели военнослужащих.

Меры профилактики: строгий запрет охоты; регулярные проверки офицерами количества патронов в магазинах; недопущение их незаконного списания; сокрытия фактов использования патронов на иные цели, кроме как для занятий по огневой подготовке. Недопущение формирования резерва патронов на случай внезапной проверки или их использования в целях предстоящей охоты.

Случайный выстрел при заряжании или разряжании оружия, в силу усталости или невнимательности, поспешности (автоматизма) действий состава пограничного наряда.

Меры профилактики: усиление роли дежурных по заставе, лично контролирующих этот процесс. Проведение служебного расследования, наложение дисциплинарных взысканий на виновных лиц; обсуждение происшедшего на собраниях личного состава с целью недопущения подобного впредь.

Незаметное досылание патрона в патронник в период несения службы в пограннаряде по причине страха внезапного нападения.

К сожалению, это типичное нарушение, допускаемое отдельными военнослужащими в начальном периоде службы, часто скрывалось от офицеров застав. К примеру, именно с таким фактом на погранзаставе Арваз однажды столкнулся ефрейтор Александр Шаповалов. Будучи опытным военнослужащим, особого шума по этому поводу он поднимать не стал, командованию заставы не доложил (что было ошибочным решением!), но с молодым солдатом, допустившим слабину характера, провел соответствующую воспитательную работу, взял над ним шефство. Вскоре страх внезапного нападения у молодого, неопытного солдата прошел. Он быстро адаптировался к новым условиям и в последующем нес службу без замечаний.

Меры профилактики: своевременное выявление лиц с отклонениями в психике, их обязательное обследование на предмет целесообразности дальнейшего использования в службе на пограничной заставе. Индивидуально-воспитательная работа с молодыми солдатами по нейтрализации случаев различных фобий, которые, как известно, часто иррациональны, то есть возникают беспричинно, даже в тех случаях, когда нет реальной угрозы жизни и здоровью военнослужащего.

«Игры» с оружием, досылание патрона в патронник; нацеливание на людей; случайное производство выстрелов.

Меры профилактики: своевременное выявление и строгое пресечение всех хулиганских случаев; наложение дисциплинарных взысканий, вплоть до ареста виновных; усиление индивидуально-воспитательной работы в профилактических целях; доведение до личного состава выявленных фактов подобных нарушений, а также примеров ЧП, имевших место в последнее время.

В другом крупном блоке нарушений, ведущих к ЧП, связанных с гибелью людей: дорожно-транспортные происшествия, вызванные лихачеством или недостаточным отдыхом водителей; нарушение правил безопасности пограннарядами, передвигающимися в конном строю; конфликты на почве неуставных взаимоотношений; изготовление и распитие спиртных напитков, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Перечисленные выше факторы, дополненные нюансами из повседневной практики, на мой взгляд, составляют базовый перечень первопричин, ведущих к небоевым потерям. Все они отнюдь не являются новостью или каким-то открытием для офицерского состава и прапорщиков. Тогда как объяснить тот факт, что эти знания так редко находили применение в повседневной практике? Почему, проявляя чудеса изобретательности, некоторые начальники застав предпочитали мастерски «втирать очки», не переставая при этом увлекаться той же охотой?

С любопытным примером на этот счет я столкнулся на пограничной заставе Вановская. Сразу за «колючкой», в какой-то сотне метров от заставы, довольно часто можно было наблюдать тройку мирно гуляющих… пугливых архаров. Они неспешно прогуливались, пощипывали травку и не обращали никакого внимания на людей. Всем проверяющим, включая офицеров округа, начальник заставы демонстрировал эту идиллическую картинку единения с природой, исключающей малейшие подозрения в охоте. Знали бы проверяющие, что тройку архаров здесь специально регулярно подкармливают, оберегают от малейших тревог, а автоматные очереди гремят в совсем других, отдаленных от заставы ущельях.

Для офицеров управления комендатур и пограничных отрядов факты охоты на границе особым секретом не являлись. Как и то, что практически за каждым таким случаем стоял офицер, прапорщик или сержант, получивший на то официальное разрешение начальника заставы. Если офицеров застав к охоте зачастую подталкивало длительное отсутствие на заставе свежего мяса, то отрядное управленческое звено, в частности, офицеры штаба, предпочитали просто на эти факты не обращать особого внимания. Они были по горло заняты решением сугубо бумажных проблем: изучением и конспектированием приказов Главка и округа, составлением перспективных и текущих планов, справок, аналитических обзоров и методических рекомендаций, сбором фактуры для подготовки многочисленной отчетности.

Бумажная работа, к сожалению, съедала львиную долю служебного времени. Между тем пограничная застава, как главное звено, непосредственно обеспечивающее надежную охрану государственной границы, со всеми ее проблемами невольно отодвигалась на второй план, переходила в разряд второстепенных. До нее у начальства, попросту говоря, не доходили руки.

Показателен в этой связи приезд на участок пограничного отряда тогда недавно вступившего в должность начальника штаба Среднеазиатского пограничного округа генерала В. С. Донскова. О приезде руководителя столь высокого ранга официально командование части уведомили всего за сутки. Начальник отряда полковник Иван Петрович Данилушкин, как человек в таких делах многоопытный, по своим каналам тут же разузнал о целях приезда и приоритетах окружного НШ. Ему доверительно шепнули: «Генерал суров и питает особую слабость к знанию офицерами руководящих документов».

Отсчет пошел на часы и минуты. Предпринятыми мерами, по команде «ночь без сна», офицеры застав и управления комендатуры штудировали последние приказы и распоряжения, записывали их краткое содержание в секретные тетради. Помимо прочего, провели специальный инструктаж встречающей «свиты» из числа офицеров комендатуры. Именно капитан Борис Донцов и старший лейтенант Анатолий Екимов, как лучшие знатоки приказов вышестоящего командования, должны были непрерывно маячить перед глазами генерала и быть в готовности показать свои твердые знания.

С визитом генерал Донсков не запоздал. В сопровождении полковника И. П. Данилушкина он энергично спустился с трапа вертолета и уверенной походкой направился к зданию управления комендатуры. Его суровый взгляд, широкие, тщательно отутюженные галифе с ярко-красными лампасами, чуть поскрипывающие, начищенные до зеркального блеска новенькие сапоги произвели впечатление. Но хмурое лицо генерала не предвещало ничего хорошего.

Едва переступив порог кабинета и бросив беглый взгляд на собравшихся офицеров управления комендатуры, он строго спросил:

– А руководящие документы КГБ и ГУПВ офицеры знают? Вот вы, товарищ старший лейтенант, – обратился он к замполиту комендатуры Анатолию Григорьевичу Екимову, который, как и было ему предписано, не сводил с генерала глаз, – доложите основные положения приказа КГБ СССР № 0050.

Выслушав четкий и подробный ответ Екимова, генерал удовлетворенно кивнул головой и бросил взгляд на поднявшего руку капитана Донцова.

– Разрешите дополнить старшего лейтенанта, – выпалил он, по-военному четко выговаривая каждое слово. – В распоряжениях Главного управления погранвойск положения приказа КГБ СССР № 0050 были значительно расширены и конкретизированы. Разрешите доложить?

Стоящий несколько сзади от генерала полковник И. П. Данилушкин, не удержавшись, улыбнулся, и поднял вверх большой палец, одобрительно кивая подчиненным.

– А как обстоят дела с конспектами руководящих указаний у офицеров пограничных застав? – не унимался начальник штаба округа, умело нащупывая общую «болевую точку».

– Конспекты есть, но требуют доработки, – вступился за подчиненных начальник отряда. – Мы примем все меры…

– Вот и я говорю, что работа с конспектами запущена, приказы изучаются поверхностно. А потом мы удивляемся обилию всевозможных ЧП, нескончаемым нарушениям на заставах и в подразделениях! – разразился грозной тирадой генерал. – Приказы КГБ СССР и ГУПВ должны стать настольной книгой каждого офицера заставы и комендатуры, руководством к повседневной деятельности!

Кто бы усомнился в оценках и требованиях начальника штаба округа. Значительная часть изданных приказов КГБ и ГУПВ действительно касались вопиющих случаев нарушений в службе и воинской дисциплине, фактов неправомерного применения оружия, острых проблем в сфере межнациональных и уставных взаимоотношений между военнослужащими. Предлагаемые практические меры по разрешению существующих проблем были конкретными, хорошо продуманными и конструктивными. Всё так! Жаль только, на знании теории все и заканчивалось. Прибывшему всего на два-три часа генералу было просто некогда «копнуть в глубину», откровенно пообщаться с офицерами застав, узнать их мнения по ряду вопросов, связанных с реализацией тех самых важных приказов КГБ и ГУПВ, призванных стать «настольной книгой» для каждого офицера.