Текст книги "Алые маки «Арваза». Южная граница: люди, события, факты (1970-2000 гг.)"

СБО «Рустак». Подведение итогов боевой операции «Весна–80»

Однажды, именно в результате разговора «по душам», вскрылась очень важная информация. Как оказалось, в минометной батарее никто не знает свою группу крови. Пришлось срочно вызывать в расположение СБО врача и проводить амбулаторные исследования.

В целях профилактики возможных межличностных конфликтов и неуставных взаимоотношений, а также обеспечения непрерывности боевого управления подразделением капитан В. И. Гаврилов приказал всем офицерам застав расположиться непосредственно в блиндажах с личным составом срочной службы. Эта практика себя полностью оправдала.

Обживаясь, СБО «Рустак» постоянно участвовал в различных боевых операциях, планируемых вышестоящими органами управления. Они следовали практически одна за другой: «Весна–80», «Лето–80», «Осень–80» и т. д. Это держало всех в тонусе. Нарабатывался боевой опыт. Если первоначально свистящие над головой пули заставляли каждого вжиматься в бруствер и думать: «Эх, пронесло бы!», то в последующем это вошло в привычку и никак не мешало вести постоянное наблюдение за полем боя, выявлять и уничтожать огневые точки противника.

Очень часто «духи» превосходили нас численно, причем многократно, и при этом в решающий момент шли на попятную. Почему? Секрет прост: они воевали за деньги, наделы земли, другие материальные блага. Слагаемыми нашей победы были: профессионализм, чувство локтя и высокий морально-боевой дух.

По требованию командования нам предстояло постоянно расширять зону ответственности СБО, ведь вокруг – множество больших и малых кишлаков. Для нас не было большим секретом присутствие в них пособников «духов». Под покровом ночи они чувствовали себя хозяевами положения и всячески запугивали бедных дехкан. Пришлось действовать. Где увещеванием, а где и силой. Участвовавшие в операциях сарбозы с пособниками «духов» не церемонились. Пока они вели допросы, занимались «воспитательной» работой с элементами жесткого воздействия на наиболее несговорчивых, личный состав деликатно отворачивался и изучал близлежащие сопки. Именно в Афгане мы узнали цену человеческой жизни, поняли смысл фразы: «Грош ей цена».

Параллельно проводились фильтрационные мероприятия, рекогносцировка местности, уточнялись планы и продумывалась тактика действий на каждом конкретном направлении, способы взаимодействия с офицерами ГРУ, органами госбезопасности ХАД и другими силовыми структурами.

Не менее важная задача – формирование собственной устойчивой агентурной сети и нейтрализация «глаз» и «ушей» действующих поблизости бандформирований. То, что за нами организовано круглосуточное наблюдение, никого не удивляло. Другое дело – попытка контролировать наши выезды для проведения, скажем, засад или деловых переговоров с местным активом. Утечка информации на этот счет была малоприятной. Особенно если «подсвечивал» и передавал информацию духам кто-то из наших сослуживцев-сарбозов. Тут требовались особые меры.

Параллельно с этим тщательно продумывались способы обеспечения безопасности наших разведчиков. Конкретный пример. Ближе к вечеру я, два офицера разведки и три солдата на БТРе скрытно выехали в Рустак, остановились в районе большой базарной площади. Неподалеку – глинобитные дома, узкие безлюдные улочки, почти закрытые повсеместно духаны.

Разведчики – будто растворились. Наше дело было ждать, каждую минуту прогнозируя, в какой точке наиболее вероятна засада, обстрел или того хуже, попытка захвата военнослужащих. Иллюзий на этот счет ни у кого не было: обещанное вознаграждение за голову шурави грело, несомненно, многих «духов» и их активных пособников с надежно припрятанным, всегда готовым к применению оружием. Эти минуты томительного ожидания, полные тревоги, реальной опасности, конечно же, бодрили, «щекотали» нам нервы. Лучшим способом успокоиться в этих условиях было простое правило: постоянная готовность к действиям и снятые с предохранителей автоматы.

В общем строю с пограничниками воевали сарбозы

При прочесывании кишлаков с целью поиска душманов, схронов с оружием и боеприпасами, продуктов питания, припасенных «духами», случалось, неожиданно звучали одиночные выстрелы. Опытные «духи», как правило, стреляли изнутри комнат с приоткрытым окном: в этом случае вспышки выстрела не заметишь, а звук буквально растворялся среди строений. Понять, откуда выстрел, было практически невозможно. Нами, естественно, это учитывалось. Крупнокалиберный пулемет бронетранспортера то и дело перемещался от одной возможной точки ведения огня противником на другую. Противостоять его огневой мощи в открытую желающих не находилось. К тому же в кишлаках хорошо знали – за любой выстрел по нашим солдатам последует жесткое огневое возмездие.

Каждая спецоперация, проводимая против душманов, тщательно продумывалась. И все же часто приходилось действовать сообразно обстановке. К примеру, во время проведения операции «Лето–80» мне предстояло на двух БТРах перекрыть вход в ущелье, неподалеку от кишлака. По замыслу операции сделать это нужно было скрытно, лучше затемно, не привлекая внимания местных жителей.

Прибыв на место, я вызвал к себе замполита 2-й заставы старшего лейтенанта А. Селиванова. Оценив ситуацию, мы обратили внимание на то, что слева от места предстоящего расположения наших БТРов был горный склон с крутым обрывом. И если «духи» приблизятся к нам не с фронта, а с этого, потенциально опасного направления, забросают нас гранатами – мало не покажется.

Чтобы обезопасить место засады, мы скрытно поднялись с офицером на горный склон и установили там растяжки, используя гранаты РГД–5 (сигнальными минами СБО тогда не располагал). Конечно, действовали на свой страх и риск, разогнув «усики» и максимально высунув предохранительную скобу из взрывателя. Зато обезопасили всю группу от внезапного нападения.

Ближе к утру солдат, ведущий наблюдение с помощью прибора ночного видения, обнаружил движение в районе кишлака. С чего бы это? Ведь повсеместно в темное время суток действовал комендантский час. По его нарушителям огонь открывался без предупреждения. Все местные об этом хорошо знали. Пришлось действовать. Короткий огневой налет унес жизни нескольких душманов, пытавшихся покинуть блокируемый район. Еще несколько раненых «духов» были обнаружены в последующем сарбозами при прочесывании кишлака.

В назначенное время, не забыв снять установленные на растяжках гранаты, мы прибыли в расположение СБО. Командир был доволен. По итогам продолжавшейся около двух месяцев операции «Лето–80» я и старший лейтенант А. Селиванов были представлены к награждению медалями «За боевые заслуги».

Впрочем, лично для меня эта радость была непродолжительной. Скажите, ну разве может Сводный боевой отряд долго существовать без руководящего партийного перста? Конечно нет! И возник он в образе одного из офицеров политотдела округа в самый неподходящий момент.

Наступил «мертвый сезон», период затишья между боевыми операциями. Стих, наконец, поднадоевший всем пыльный «афганец», и мы с нетерпением ожидали прилета двух вертушек. По согласованию с командованием мне предстояла долгожданная – целых пять суток! – поездка в Ашхабад, к семье. Нетрудно представить мое эмоциональное состояние: внутри все трепетало и пело от радости предстоящей встречи. Мысленно я уже обнимал жену, прижимал к груди маленького двухлетнего Антошку. В прошлый раз, когда я возвратился из третьей по счету спецкомандировки, он не признал в исхудавшем, загоревшем отце родную кровь и, расплакавшись, назвал меня «дядей». Тогда мы все посмеялись над испугавшимся малышом. Вот они, дескать, плоды вынужденной «безотцовщины». В этот раз переполнявшие меня чувства вновь зашкаливали. Я с нетерпением считал дни и часы до вылета. И этот миг наступил.

Пара МИ–8 прилетела с утра пораньше, обдав собравшихся густой смесью пыли и керосиновой гари, ударившей из-под горячих вращающихся лопастей. Я бросился к вертолету и неожиданно уткнулся в важного полковника: сапоги блестят, портупея новенькая, будто только со склада, взгляд чуть надменный, сверху вниз. Деваться некуда. Коротко представился.

– Ах, замполит Сводного боевого отряда! Ну так пойдемте посмотрим на обустройство личного состава. Доложите обстановку. Кстати, партсобрание давно проводили? А где у вас тут Ленкомната, покажете конспекты?.. – с ходу забросал он меня вопросами и поручениями.

Каюсь, не сдержался, что-то ляпнул грубовато невпопад. Нервы-то ни к черту!

Проводив тоскливым взглядом улетающий без меня борт, повел полковника по территории.

– М-да, скудноваты конспекты. И вид у солдат неприглядный, баня-то у вас есть? А почему на стендах в блиндаже-ленкомнате пыль?

– Так «афганец»… – вяло огрызнулся я.

– Пыльная буря здесь ни при чем, – оборвал мои оправдания проверяющий, – для замполита Ленкомната – место святое!

Ну и так далее. Наверное, с подобной ситуацией периодически сталкивался каждый из нас, «инженер человеческих душ».

После обеда и зеленого, ароматного чая, выменянного по случаю у знакомого духанщика специально для таких случаев, проверяющий заметно смягчился. Особо придраться было не к чему. Наиболее удачные примеры организации воспитательной работы в боевой обстановке ему даже понравились. С моих слов он старательным, каллиграфическим почерком записал что-то в свой блокнот. Вскоре прилетел вертолет, и полковник поспешил к месту обратного вылета.

Перед посадкой остановился, махнул мне рукой:

– Ну, так вы собирались на побывку?..

– Спасибо, товарищ полковник, – ответил я угрюмо. – Перехотелось. Пойду протру стенды в Ленкомнате от пыли.

И зашагал прочь.

«Дерзить начальству – себе дороже», – укорил меня тогда командир СБО. И как в воду глядел. Мое представление на медаль округ зарубил. Там в урнах, полагаю, много таких оказалось.

Кстати, сам полковник вскоре получил за свою кратковременную командировку орден «За службу Родине в Вооруженных Силах» 3-й степени. Почему об этом вспомнилось? Точно такой же орден вручили со временем моему сослуживцу по Бахарденскому погранотряду начальнику физподготовки и спорта капитану Николаю Андрееву. При штурме высоты душманская пуля раздробила ему плечо, прошла буквально в десяти сантиметрах от сердца. Крепкий, спортивного сложения капитан стал инвалидом.

Два ордена – и две такие разные судьбы!

Спустя пару лет, уже проходя службу в редакции окружной газеты «Дзержинец», я встретил в аэропорту группу дембелей. Разговорились. Парни увольнялись из зоны боевых действий в Афганистане. Загорелые, улыбчивые лица, крепкие рукопожатия. Обратил внимание: из 15 бойцов только у двоих красовались медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». У остальных – обычные знаки солдатской доблести, которыми награждали почти всех срочников за службу на границе в период мирных будней. Меня это зацепило.

Знаю, пнуть мертвого льва может каждый. Сейчас легко осуждать правительство, которого давно нет. И все же обидно сознавать, что подвиги воинов-«афганцев» продолжительное время не только не героизировались, но всячески замалчивались. Да, и моральные стимулы, на мой взгляд, были более чем скромными. Судите сами: при всей своей бедности и внутренней экономической разрухе афганское правительство выделило средства, учредило и наградило медалями «От благодарного афганского народа» всех советских военнослужащих, участников тех памятных событий. Родное же правительство по недомыслию, скупости или из желания поскорее перевернуть страницу этой политически проигранной войны решило ограничиться учреждением лишь памятного знака «Воину-интернационалисту».

Явно мелковат оказался «пряник», несоразмерен степени солдатского подвига. Идею об учреждении медали «За боевые заслуги в Афганистане» где-то в верхах успешно похоронили. А ведь эта награда могла стать предметом гордости не только для отличившихся воинов, но и их отцов, матерей, подрастающих сыновей и внуков.

Не дождались «афганцы» и почетного, общепризнанного социального статуса. Помните презрительно-равнодушное чиновничье: «Мы вас туда не посылали…»? Будем откровенны, ранее утвержденный федеральным правительством перечень льгот и пособий инвалидам, вдовам, всем участникам боевых действий в Афганистане с годами заметно усох, а в нынешние времена и вовсе превратился в откровенную насмешку. Когда тебе, скажем, индексируют ежемесячную «афганскую выплату» на 23 руб. 46 копеек при стоимости батона хлеба в 35 рублей – разве это не унизительно?

Возвращаясь к теме итогов афганской кампании, замечу: сейчас, когда мы знаем о десятках, сотнях проведенных боевых операций, когда в славную историю пограничных войск КГБ СССР золотыми буквами вписаны фамилии героев-пограничников, видимо нет смысла особо вдаваться в детали наших первых боевых операций. Гораздо полезнее оценить опыт, который наверняка пригодится последующим поколениям пограничников.

Не претендуя на полноту обобщений, хотел бы коснуться такого аспекта, как воспитательная работа в боевой обстановке.

Глава 26
Победу в бою добывают люди

Говорят, у победы много отцов, а неудача всегда сирота. Несмотря на огромную работу командиров, штабов, политорганов, органов разведки и контрразведки, тыла и вооружений, большие затраты материальных ресурсов, результат боевой операции всегда находился на мушке автомата рядового солдата. Именно он первым десантировался с вертолета на горную гряду в точке «икс», преграждал путь крупной банде, отстреливаясь, рискуя собственной жизнью, выносил с поля боя командиров (Герой Советского Союза Виктор Капшук), раненых и убитых товарищей, совершал поступки, имя которым – подвиг.

Многие, надеюсь, со мной согласятся: героями не рождаются. В падающем, объятом пламенем вертолете атеистов нет. Будь ты православный христианин, мусульманин, иудей или буддист, вера в твоей душе – всегда! Как материнская любовь и отцовское напутствие. Как «соломинка», за которую хватается каждый в момент смертельной опасности в надежде выжить, не утратив при этом человеческого достоинства.

Всякому нормальному человеку присущи страх, инстинкт самосохранения, стремление к долгой и счастливой жизни, а отнюдь не тяга к скитаниям по горам с риском поймать пулю от затаившегося «душмана». Но не каждому по плечу служба с максимальными нагрузками, запредельными тяготами и лишениями. Здесь без крепкого мужского внутреннего стержня не обойтись. Как же обрести его, с помощью каких инструментов сподвигнуть усредненного офицера, прапорщика или солдата подавить в себе страх, обрести волю смело подняться в атаку, пойти на самопожертвование ради сослуживца, высокой цели? Над решением именно этой задачи постоянно бились «политрабочие», как в шутку порой нас называли в войсках.

В период афганской компании эта деятельность велась по двум основным направлениям.

Спецпропаганда

На первом этапе она преследовала цель систематически информировать местное население Афганистана о причинах ввода советских войск на территорию дружественного нам государства и сути оказываемой интернациональной помощи. Ее позитивная роль очевидна, поскольку удалось свести на нет все попытки наших недругов выставить СССР «государством-агрессором», а советских солдат агрессорами и захватчиками. Местное население поверило в добрые намерения шурави, стало оказывать нам помощь и поддержку. А это дорогого стоит!

Митинг по случаю годовщины Апрельской революции

По мере наработки опыта, активизации войсковых операций повышалась и эффективность работы отрядов спецпропаганды. Входящие в их состав офицеры-политработники, разведчики, журналисты, переводчики тщательно анализировали ситуацию, простым доступным языком на фарси и других диалектах информировали афганцев о реальной политической ситуации в стране, подкрепляя ее фрагментами выступлений президента Афганистана, местных губернаторов, провластно настроенных священнослужителей, очевидцев событий.

Важное внимание уделялось разоблачению подрывной деятельности американских, пакистанских спецслужб и их пособников, активизации контрпропагандистской деятельности. Нелишне напомнить, что с территории Пакистана на весь Афганистан активно вещали восемь радиостанций, в том числе «Голос Афганистана», «Би-Би-Си», «Голос Америки», «Радио Пакистан», а почти в каждом караване с боевым оружием доставлялось оружие идеологическое: газеты «Шахадат», «Моджахш», «Пайаме Афганистан», журналы «Шахид» и «Рааде хуни». И в каждом издании – призыв к джихаду, активному противостоянию шурави.

Что можно было противопоставить нашим противникам? В первую очередь факты, правду о происходящем. К примеру, о зверствах оппозиционно настроенных полевых командиров в отношении мирного населения. Замечу, многочисленные примеры на этот счет подбирались не вообще, а именно в привязке к конкретной местности, что значительно усиливало пропагандистский эффект. Скажем, в Тахарской провинции, а также в районе Талукана активно действовали многочисленные, хорошо вооруженные банды Мулло Кадыра, отличавшиеся особой жестокостью и цинизмом. Нередко, чтобы вырваться из блокируемого района, душманы гнали перед собой женщин, стариков и детей, прикрываясь за их спинами. Аналогично они поступали на заминированных и других опасных участках, оправдывая свои действия «волей Аллаха». Угрозы насилием, откровенный грабеж, убийства активистов, учителей и даже школьников, посмевших обойти запрет и пойти на занятия в школу, – все это вызывало чувство ненависти к душманам, множило число наших сторонников.

Всячески разоблачая и дискредитируя действия бандгрупп, отряды спецпропаганды одновременно несли мощный позитивный настрой, укрепляли веру мирных афганцев в светлое будущее. Торжественные митинги и концерты, раздача гуманитарной помощи, лекарственных препаратов, лечение раненых и больных, помощь в ремонте школ (вспомнили практику советских субботников и воскресников) и организации начала учебного процесса в ранее полузаброшенных, без электричества и тепла зданиях – далеко не полный инструментарий, используемый для укрепления позитивного имиджа наших военных, широко пропагандируемого советского образа жизни.

Если в начале афганской кампании из-за отсутствия опыта действия отрядов спецпропаганды носили несколько упрощенный характер, то в дальнейшем они были значительно усилены технически и организационно, а проводимая ими работа стала носить более системный, творческий характер. К примеру, при подготовке информационных материалов использовались самые свежие данные, добываемые нашими разведчиками. При необходимости распускались слухи в целях дезинформации противника, оказания на него психологического воздействия.

С учетом важности, перед проведением крупных войсковых операций работу отрядов спецпропаганды курировал с выездом на место начальник политотдела Среднеазиатского пограничного округа генерал-майор Николай Васильевич Бритвин, ставший в последующем начальником Политуправления пограничных войск КГБ СССР. Это автоматически снимало многие препоны и сложности чисто организационного характера, позволяло привлекать лучших специалистов для осуществления задуманного.

По мере возможности работа спецпропагандистов умело дополнялась и разнообразилась. Так, по рекомендации высшего руководства страны, над многими афганскими провинциями взяли шефство приграничные районы, области и даже республики СССР, особенно Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан. Они направляли «за речку» своих представителей, оказывали афганцам моральную поддержку и материальную помощь. Одежда и обувь, продовольствие и медикаменты, сельхозинвентарь, кинопередвижки с набором фильмов, ставших классикой (один «Чапаев» в переводе на фарси чего стоил и воспринимался афганцами на «ура!»). Керосин, стройматериалы, учебники, тетради, ручки и другой школьный инвентарь – все это принималось афганцами с большой благодарностью и несло огромный эмоциональный заряд.

Боевую стажировку в Афганистане прошли многие секретари обкомов и райкомов КПСС, секретари райкомов и обкомов ВЛКСМ, офицеры из региональных управлений КГБ и МВД СССР, многочисленный советнический аппарат. Таким образом, Советский Союз на практике показывал, что в Афганистане мы не воюем с народом, а активно помогаем становлению законной власти, нормализации жизни, защищаем местное население от бандитов и грабителей.

Воспитательная работа с пограничниками

Как в мирное время, так и в условиях выполнения боевых задач, она продолжала носить системный и всеобъемлющий характер. В ММГ были созданы партийные и комсомольские организации, в блиндажах оборудованы Ленкомнаты. С военнослужащими срочной службы в перерывах между боевыми операциями проводились собрания, политические занятия, беседы. Важность этой работы диктовалась тем, что, во-первых, политорганы (заместители командиров по политчасти) в существующей военной иерархии по-прежнему занимали доминирующую роль. Тот, кто в этом сомневался, рисковал «положить на стол» партбилет и навсегда попрощаться с дальнейшей военной карьерой.

Во-вторых, политическая пропаганда и воспитательная работа должны были активно воздействовать на внутреннюю аудиторию, личный состав наших подразделений, отвечать на массу животрепещущих вопросов, снижать градус напряжения, неизбежно возникающий в боевой обстановке.

Жизнь на «большой земле» шла своим чередом и военнослужащих очень интересовали все ее аспекты. В какой-то мере эта информация сглаживала ностальгические воспоминания, тоску по дому, грела надежду на скорое возвращение к родным и близким, мирной жизни.

Политзанятия, помимо чисто просветительской, несли в себе и еще одну, не менее важную функцию. Они давали ответы, в том числе, на «неудобные», острые вопросы. К примеру: какова цель ввода наших войск в Афганистан? Почему здесь, «за бугром», вдали от родины должны погибать наши парни? Если наше дело правое, то почему участие пограничников в афганской кампании замалчивается, секретится на общегосударственном уровне? Ведь доходило до анекдотичных ситуаций. Центральное телевидение и военная печать, работавшие в условиях жесткой цензуры, регулярно выпускали в свет репортажи об «учебных» боях на юге страны, по итогам которых офицерам и солдатам вручались… боевые ордена и медали.

Вопросы не праздные. Скажу откровенно, для части офицеров, включая замполитов застав, они были сложными, поскольку никто не хотел «проколов». В силу должностных обязанностей наши идеологические воззрения должны были колебаться строго в унисон с линией партии. В ситуациях же, когда партия и наше родное политуправление подолгу «отмалчивались», а методических пособий и информационно-аналитических материалов попросту не было, приходилось волей-неволей проявлять смекалку, как-то выкручиваться. Вот и рассказывали мы о том, как буквально на месяц опередили американских «ястребов», пытавшихся ввести свои войска в Афганистан и разместить там свои ракетные установки, угрожающие СССР. О защите нашего южного «подбрюшья» от мусульман-радикалов и наркотрафика. А еще – об интернациональном долге, ведь Афганистан был первой страной, признавшей де-юре Советский Союз.

Сейчас, спустя более сорока лет после тех событий, многие из нас до сих пор испытывают некоторый моральный дискомфорт, будучи не в состоянии самому себе ответить на вопросы: почему американские войска, находившиеся свыше 10 лет в Афганистане, так и не разместили там свои «Трайденты», позорно бежали с этой территории? Не слишком ли дорогую цену – почти 14 тысяч погибших – заплатила наша страна за девять с лишним лет войны ради выполнения призрачного интернационального долга, расширения советской зоны влияния? Почему до сих пор засекречены архивы Политбюро ЦК КПСС и фамилии тех, кто принимал решение о вводе наших войск в Афганистан?

Мои слова – отнюдь не камень, брошенный в прошлое. Скорее, это горечь за нашу «надорвавшуюся» войной страну (на содержание Ограниченного контингента советских войск в Афганистане СССР ежегодно тратил около 3 млрд долларов США), развал Союза, рухнувшую надежду на лучшую жизнь, которую мы подарили афганцам, но так и не смогли ее обеспечить.

Говоря об особенностях политической, воспитательной работы в условиях боевой обстановки, следует отметить, что практикуемый ранее инструментарий пришлось основательно скорректировать. В чем заключались новые приоритеты?

Вся «политика», включая пропаганду решений очередных съездов КПСС, уходила на второй план. Мероприятия партийного, пропагандистского характера проводились редко и только в отсутствие боевых операций. Никаких громоздких, требующих большой подготовки тематических вечеров, диспутов, викторин, часовых лекций и докладов. Особое внимание – индивидуально-воспитательной работе, личному общению с офицерами и рядовым составом. Цель – понимать реальный настрой в коллективе, выявлять проблемы, работать над их устранением.

Скажем, перед проведением боевых операций обязательно обсуждались тактика действий бандформирований, наша моральная готовность противостоять «духам». Каждый солдат знал: высока вероятность внезапных обстрелов, нападений на наши колонны. Но мы же пограничники, народ наблюдательный. Обстреляв шурави, душманы, как правило, уклонялись от ведения боя, умело скрывались в складках местности, в подземных тоннелях-водоводах. Наше хладнокровие, чувство локтя – гарантия выживания и победы в бою. В таком ключе слова быстрее проникали в сознание солдат, вселяли в них уверенность, формировали «победный дух». Как и то, что в бою всегда рядом с ними – опытные офицеры, командиры, политработники.

После каждой боевой операции обязательно проводился ее тщательный разбор. Промахи анализировались конструктивно. За допущенные ошибки солдат не ругали. Им просто советовали, как надо действовать правильно, на что обратить внимание. Категорически не допускалось унижение человеческого достоинства тех, кто в силу отсутствия боевого опыта не то чтобы струсил, но слегка растерялся. Зато отличившиеся были в центре всеобщего внимания. Их называли пофамильно, хвалили, объявляли о представлении к государственным наградам, обещали блестящие характеристики. Этот психологический прием был очень эффективным. Отличившихся офицеров и солдат похвала командира окрыляла, они получали мощный моральный стимул и дальше быть впереди, тянуть за собой остальных.

Умение держать руку «на пульсе» подразделения заключалось не столько в «пламенных речах», сколько в стремлении быть ему максимально полезным. К примеру, на первом этапе в СБО хронически не хватало автоматов с ночным прицелом, сигнальных мин, малогабаритных радиостанций, гранатометов АГС–17. Практически каждый день с наступлением темноты начинался «вечерний концерт», т. е. обстрел лагеря душманами. Но что толку в ответ стрелять в кромешную тьму? Обсудив этот вопрос с командиром, я подготовил политдонесение в вышестоящий политорган. Результат не заставил себя долго ждать. С получением всего необходимого, особенно автоматов с ночным прицелом, эффективность нашей боевой работы заметно пошла в гору.

В дефиците порой были не только современное вооружение, но и знания. Так, прислушавшись к мнению сержантского состава, были организованы тренинги и специальные занятия. Воспользовавшись прибытием в СБО на пару дней опытного офицера-сапера, мы попросили его выступить на тему особенностей использования минно-взрывных заграждений, мин-сюрпризов, применяемых душманами. Теорию дополнили наглядными пособиями: мина-ловушка в виде китайского фонарика (включил свет, замкнул цепь – раздался взрыв), мин-«лягушек». Удивительно, но, как оказалось, подрыв бронетранспортера был возможен при помощи самых примитивных составляющих: обычной батарейки, кусочка картона с тонкими проводами и стограммовой тротиловой шашки.

В другом случае занятия проводил прибывший к нам всего на несколько часов военврач. Он рассказал и показал наглядно, как правильно оказывать помощь раненым. Помню, один из остряков спросил его: «Доктор, а вот если пуля чиркнет по уху ефрейтора Чуднова – посмотрите, какие у него оттопыренные уши, – что делать?» Глядя на забинтованного здоровяка-ефрейтора, все СБО несколько минут буквально покатывалось со смеху. Казалось, ничем не примечательный пример, но каков эффект! Не стоит забывать, что воинский коллектив СБО долгие месяцы жил в условиях каждодневного стресса, нервного перенапряжения, психологического дискомфорта. Получив тройную дозу смеха, положительных эмоций, мы все как будто отведали эликсира бодрости и веселья, которого нам так не хватало.

Но самыми желанными в солдатской аудитории были, конечно же, офицеры-разведчики. Некоторые из них приходили на встречу в облачении… душманов. Их рассказы о нравах и обычаях, особенностях родоплеменных отношений, менталитета афганцев, где в числе прочего традиционно присутствовали алчность, хитрость и восточное коварство, с массой интереснейших деталей, всегда вызывали живой интерес. Начиная с факта о том, что в Афганистане не 1980 год, по которому живет весь мир, а 1358-й, и заканчивая всеобщим интересом к местным… гаремам. (Куда деваться в оторванном от нормальной жизни мужском коллективе без женской темы – никуда!)

Особое внимание разведчики уделяли боевым и морально-волевым качествам «духов», их спартанскому воспитанию, мастерскому владению оружием. В частности, умению поражать цели из винтовок «буров» на сверхдальние расстояния, тщательно планировать маршруты отходов после внезапных налетов на советские гарнизоны. Знание противника, его сильных и слабых сторон, повышало уровень профессионального мастерства и идеологической закалки наших военнослужащих, делало их сильнее в бою.

С Героем Советского Союза Фаритом Шагалеевым

Ничуть не умаляя роль офицеров других воинских специальностей, хочу как непреложный факт подчеркнуть доминирующую роль летчиков, творивших чудеса в небе, всегда выручавших попавших в беду военнослужащих.

Под стать им были и разведчики. На их счету – сотни, тысячи спасенных жизней! Риск, напряженная интеллектуальная работа составляли суть их повседневной боевой деятельности. Добыть важную информацию – полдела. Ее нужно было перепроверить из разных агентурных источников, убедиться в том, что это не «деза», продумать оптимальные способы реализации, ведь бандгруппы почти всегда находились в движении, часто меняли свои планы.

Высшим пилотажем здесь было внедрение нашего разведчика в банду.

– Не могу рассказывать обо всех профессиональных тонкостях, – поведал мне сослуживец по Бахарденскому погранотряду капитан Николай Ачилов, – но лучший способ быть в курсе всего – видеть все собственными глазами и слышать своими ушами. Чтобы войти в доверие, нужно было стать «своим», буквально раствориться в этой среде: если надо – стрелять (разумеется, мимо своих), а когда требовалось – сыграть труса, убегающего вместе с остальными «духами» с поля боя под натиском «неверных». А еще – ночевать в горах, укрывшись овечьей шкурой, сопровождать караваны с оружием, с риском попасть под огонь собственных вертушек. Много чего! Риск? А кто в Афгане не рисковал?