Текст книги "Алые маки «Арваза». Южная граница: люди, события, факты (1970-2000 гг.)"

С тех пор много воды утекло, но будни таможни спокойнее не стали. Соседний Афганистан и сегодня главный мировой поставщик тяжелого героина и других наркотических веществ. А еще – оружия, взрывчатки, запрещенной ваххабитской, праворадикальной литературы. Тайные закладки, способы и приемы доставки контрабандных грузов, ухищрения и хитроумные уловки, к которым прибегали контрабандисты, до сих пор изучаются в стенах таможенных академий многих стран мира.

По опыту и качеству знаний в этой области Анатолий Иванович Колеватых – больше, чем профессор. Он практик, профи высшего класса, к советам которого всегда прислушивался, обдумывая ответственные решения, начальник Государственной таможенной службы Туркменистана. До последнего дня, пока позволяли силы, Колеватых-старший оставался на своем боевом посту. Он всегда был убежден в том, что порядок в стране начинается с порядка на государственной границе.

Начальник КПП «Кушка» и его коллега по таможне А. И. Колеватых

Нетрудно представить, что, воспитываясь в семье «грозы контрабандистов», Виктор выбрал себе все ту же профессию защитника государственных интересов. Только не в сфере экономики, а в военной. Выбор его был вполне естественным, ведь рядом с таможенниками плечом к плечу несли свою нелегкую службу пограничники контрольно-пропускного пункта «Кушка». Однажды, будучи еще подростком, он прибежал к отцу, чтобы позвать того на обед и стал невольным свидетелем события, которое произвело на него сильное впечатление.

Шел обычный досмотр колонны грузовых автомашин, следовавших из Афганистана. Проверив паспорта и сопроводительные документы, сержант-пограничник условным сигналом подозвал к себе офицера и таможенника.

– Проблемы? – поинтересовался офицер.

– С документами полный порядок, но обратите внимание на запаску. Судя по едва видимой царапине на металлическом диске, резину не так давно демонтировали. Водитель это отрицает, хотя и заметно нервничает.

– Машину – на эстакаду, – распорядился лейтенант КПП, приглашая следом за собой сотрудника таможни. – Колесо снять, шину демонтировать.

Спустя двадцать минут из тайника в покрышке колеса на глазах у Виктора были извлечены шесть полукилограммовых пакетов с белым порошком, предположительно героином. В двух других задних колесах обнаружили рулоны тщательно упакованной дефицитнейшей по тем временам шелковой ткани. Отдельно – два новеньких, еще в смазке, пистолета ТТ с запасными обоймами.

Водителя тут же заковали в наручники и отправили в камеру задержанных. А лейтенант-пограничник, поздравив инспектора таможни с очередным «уловом», привычно направился в кабинет оформлять документы по факту задержания героина, контрабанды и огнестрельного боевого оружия.

Обед у Анатолия Ивановича Колеватых снова откладывался на неопределенное время. Впрочем, в условиях его беспокойной службы на такие мелочи внимания никто просто не обращал.

Взрослея, Виктор учился и работал, все больше проникаясь пограничным духом, романтикой уже тогда избранной, но пока еще скрываемой от родных профессии – стать пограничником.

Срочную отслужил без отцовского блата, в Серахском пограничном отряде, на заставе Акар-Чешме. Юношеская романтика улетучилась быстро, это правда. А вот будни солдатской службы лишь закалили характер, запомнились на всю оставшуюся жизнь. Бессонные ночи в пограннарядах, с риском потревожить спрятавшуюся в кустах можжевельника кобру или гюрзу, спартанский быт казармы. Солоноватый, никак не утоляющий жажду, вкус теплой привозной воды из видавшей виды комендатурской водовозки. А еще страх быть укушенным крошечным комаром-пиндинкой, после которого место укуса до полугода могло гноиться и не заживать, оставляя после ужасные шрамы. Противоядия коварной пиндинке не было. Это был тот случай, когда нужно было надеяться только на волю случая. И служить. Словом, трудностей хватало!

Спасало одно – пограничное братство. Ведь здесь, в забытом Богом краю земли, все были на равных. Жили одними радостями и заботами, деля на равные части все тяготы и лишения службы, солдатского быта. Впрочем, надо уточнить: бо́льшую часть служебной нагрузки все же брали на себя те, кто постарше, поопытней. Это как в большой, дружной семье, где младшему всегда доставался кусочек послаще, а плечо поддержки – покрепче.

Кстати, понятия «дедовщина» на заставе Акар-Чешме в принципе не существовало. Как не существовало пренебрежительного, высокомерного отношения старшего по званию, должности или сроку призыва к младшему. А зачем? В небольшом воинском коллективе делить нечего! Всех здесь объединяло одно стремление: отслужить как надо, оставить о себе добрую память, украсить гимнастерку не взятыми «напрокат» у ранее демобилизованного солдата знаками пограничной доблести, а теми, что заслужены честно, без дураков.

В такой атмосфере все трудности были нипочем! К тому же, по признанию самого Виктора Колеватых, придавала сил и всегда поддерживала в трудную минуту неуемная жажда успешно пройти это первое в жизни серьезное испытание на твердость духа, характера. Доказать самому себе, чего ты стоишь в этой жизни.

Решению Виктора стать офицером-пограничником родители поначалу удивились. Не каждый, испытав на себе тяжелую ношу солдатских погон, рискнет на такое. Но их повзрослевший сын проявил характер. И отец только махнул рукой: «Дерзай!»

О своей знаменитой родословной Виктор помалкивает. «Каждый свою биографию пишет сам», – скромно говорит он. И в этом весь Колеватых. Собственно, озвученная им формула – универсальна и применима к абсолютному большинству офицеров границы.

– Как тебе «Тагарёво», потянешь? – спросил его перед назначением на должность начальника заставы командир Бахарденского погранотряда.

– Приложу все силы, – сдержанно ответил молодой офицер. И на ближайшие два года и два месяца «бросил якорь» на высокогорном плато.

Служба шла в основном успешно. А раз сдюжил – получай новую должность – заместителя коменданта пограничной комендатуры Койне-Кесир. И далее, шаг за шагом, по крутой лестнице служебной карьеры, каждая ступень которой оставляла свои отметины. Ранняя седина на висках и комок испорченных нервов, крепко запечатанный внутри, – самые из них безобидные.

Впереди у начальника заставы старшего лейтенанта Виктора Колеватых – множество наград, в том числе наиболее почитаемая в войсках – «Заслуженный пограничник Российской Федерации». В послужном списке – ответственная должность начальника штаба, а затем и командира Каахкинского пограничного отряда, где он, как истинный трудяга, проявит себя с наилучшей стороны. Уважение солдат-срочников, офицеров-сослуживцев, командования округа и даже Президента Туркменистана Сапармурата Ниязова говорят сами за себя.

На крутом изломе развала Союза ССР и обретения государственной самостоятельности южных республик полковнику Виктору Анатольевичу Колеватых еще доведется внести свой личный вклад в формирование пограничных войск Туркменистана, повышение их боеспособности, надежного прикрытия этого беспокойного участка государственной границы.

Все это еще будет. Как и «вишенка на торте» – проживание по увольнении в запас в городе Новороссийске, на побережье Черного моря.

Заслуженный пограничник России полковник В. А. Колеватых

А пока мы с Виктором Колеватых, уединившись в кабинете начальника заставы, разбрасываем за двоих круг служебных обязанностей. Мое «плечо» на период недельной командировки должно предоставить хотя бы короткую передышку НЗ, подтянуть слегка запущенную воспитательную работу с личным составом, поглубже вникнуть в проблемы воинского коллектива, лично пообщаться с каждым молодым коммунистом, членами комитета комсомола, провести собрание партгруппы. Служебное задание на период командировки, утвержденное шефом, достаточно насыщенное. Так что расслабляться было некогда.

Всякий уважающий себя офицер управления отряда в период служебной командировки прежде всего направляется на службу. Этому неписаному правилу лично я всегда следую неукоснительно. Скрывать не стану: шестичасовой выезд в составе конного пограничного наряда на левый фланг участка на время изменил мою походку, придавил тяжким грузом физической усталости. Несмотря на мою неплохую физподготовку и поджарость фигуры, «марш-бросок» в тридцать шесть километров вынудил меня основательно попотеть, а уж задница ближе к финишной прямой просто «звенела».

Зато общение по душам с рядовыми пограничниками приоткрыло все то, что от проверяющих обычно тщательно скрывают: факты охоты и временами натянутых отношений с «дедами», скучных политзанятий и огромного уважения к трудяге-начальнику, который дважды своих распоряжений не повторяет. А еще – требовательности и заботы главного кормильца заставы прапорщика Виталия Анатольевича Васильева, всегда внимательного к мелочам: от порядка в солдатских тумбочках до чистоты тарелок в столовой и амуниции на конюшне.

Судьба последнего довольно необычна. Пройдя срочную на «Чаеке» и почувствовав вкус к службе, он попросился в школу сержантского состава. А затем, обкатав себя в должности командира кавалерийского отделения и заручившись поддержкой командования, был назначен старшиной заставы. Все складывалось вполне удачно. Волевой и в то же время дружелюбный, открытый по складу характера Васильев быстро занял свое место в коллективе, умело разруливал ситуации на уровне рядового и сержантского состава, вникал в их нужды и запросы. И все бы ничего, но предстоящий «дембель», которым уже бредили его земляки, психологически подкосил и Виталия.

«Родные места, воздух свободы, предстоящая высокооплачиваемая работа на шахте в Ровеньках, утопающий весной в цвету сад вокруг отчего дома – что может быть лучше?» – не раз делился он сокровенными мыслями в наполненной табачным дымом курилке. Поддавшись эмоциям, хотя и с занозой в сердце по причине расставания с родной заставой, приобняв на прощанье жесткую, пахучую гриву своего коня, Виталий все же запрыгнул на борт отъезжающей с увольняемыми ГАЗ–66 и уехал домой.

Уехать-то уехал, только «занозу» куда девать? Не прошло и двух месяцев, как он сильно… затосковал. Ночи напролет Виталию снилась его застава. Ностальгические воспоминания накрывали его в самых разных местах. Бывало, зажмурит глаза после тяжелой смены на шахте – и мыслями уже там, в Туркмении, в родном Бахарденском погранотряде. Перед глазами – суровое безмолвие горных вершин, редкие заросли можжевельника и слезящегося смолой саксаула. Здесь же, едва видимая, скользит мимо них дозорная тропа. Проедешь на коне дальше, к отдаленному ущелью, а оттуда неожиданно стайка диких кабанчиков выскочит. Мал-мала меньше. И все вокруг мамки – упитанной кабанихи – кружат. А еще вспоминалась непередаваемая тишина границы, с редким птичьим перезвоном или отдаленным курлыканием кекликов у родника. Разве такое забудешь?

«Дурные мысли» Виталий поначалу старательно отгонял, убеждая самого себя – раз уж принял решение, так и следуй ему. Но они лезли к нему в голову снова и снова. Однажды он проснулся поутру с блаженной улыбкой на лице.

– Ты чего это? – поинтересовался отец.

– Эх, батя, представляешь, мне снова застава приснилась. И не просто приснилась. Я ощутил во сне запах конюшни, свежескошенного сена, расточающего аромат хвои развесистого можжевельника. Хорошо! Сплю и чувствую, будто дежурный моего плеча коснулся. Дескать, просыпайся, брат, пора на службу. Глаза открыл, а тут ты!

Отец лишь покачал головой: «Вставай, погранец, завтрак на столе. На шахту не опоздай!»

К крутым поворотам судьбы Виталию Васильеву не привыкать. На сборы он всегда был скор. Как-то после случайной встречи и откровенного разговора с пребывавшим в отпуске начальником заставы Александром Дружининым решился снова вернуться на службу, принять хлопотную должность старшины пограничной заставы Тагарёво. Уже в звании прапорщика. И понеслись беспокойные пограничные будни, только успевай листки календаря переворачивать.

Январь 1980-го снова стал переломным в судьбе уже порядком заматеревшего на границе Виталия Анатольевича Васильева. Поднакопив опыта, он стал одним из лучших старшин пограничного отряда, безусловным лидером по числу полученных почетных грамот, ценных подарков и благодарностей от имени командования. Умело вел постоянно разраставшееся подсобное хозяйство, обеспечивал порядок на кухне и конюшне, по всем видам довольствия.

При случае охотно делился опытом со старшинами и даже молодыми офицерами, недавними выпускниками пограничных училищ. К примеру, как избежать недостач, грамотно вести отчетность, чтобы не схлопотать выговор в приказе. А главное – не забывать, что плохо накормленный или экипированный солдат на границе скорее обуза, чем надежный, отточенный «штык».

Прапорщику Васильеву и дальше бы служить, только родители затосковали, стали часто болеть. Им требовалась постоянная помощь и уход. Да и очередной контракт у Виталия закончился. Словом, снова потянуло его на родину. Возникшую паузу в службе непривыкший к тягомотине будней Виталий решил заполнить беспокойной и даже опасной профессией подрывника на все той же шахте в Ровеньках.

В бригаде его приняли как родного. Благо бывших пограничников, в том числе и «азиатов», здесь хватало. Добросовестно отпахав свое на передовых рубежах, теперь они с таким же энтузиазмом выдавали на-гора уголек, негласно соревнуясь между собой за перевыполнение плана. Стимулы-то работали: зарплаты как у академиков, многие уже на собственных «Жигулях» раскатывали, дома двухэтажные имели, по месяцу с семьями на черноморских курортах животы грели. Пролетариат – он же не случайно «гегемон». Заработал мозолистой рукой – получи!

Спустя шесть лет у Виталия снова защемило где-то внутри, захотелось перемен. Ну вот такой он! Кому-то по душе земные блага, пивной живот, стабильность и покой, а у кого-то вечно шило в одном месте. Зовут дорога, новые места, романтика свежих впечатлений.

И снова здравствуй, родной Бахарденский! С летней жарой, плотно накрывавшей непроницаемым маревом всю округу. Истошно кричащими по утрам ишаками. Дружным топотом солдатских сапог на строевом плацу и, как всегда, разбавленным «Жигулевским» в неприметном кафе неподалеку от здания штаба части. Другой бы горько ухмыльнулся этой опостылевшей «стабильности», только не Виталий. Ему по-прежнему все здесь нравилось. Он чувствовал себя дома. Ну, почти как дома!

Прекрасный послужной список, награды, благодарности командования максимально сократили срок обязательной во всех случаях спецпроверки, соблюдения других служебных формальностей. И уже вскоре перед бывалым старшиной Виталием Анатольевичем Васильевым снова загорелся «зеленый светофор» пограничной службы.

«Служи, казак, атаманом будешь!» – крепко пожал ему руку командир части подполковник Анатолий Васильевич Чурсин, напутствуя к новому месту службы. Очередные без малого десять лет он проведет в подразделениях, где требовалась твердая рука старшины, – в комендантской роте, а затем на пограничной заставе Вановская, «зализывавшей раны» и требовавшей круглосуточного внимания после случившегося здесь тяжелого ЧП с огнестрелом.

Начальник заставы и старшина – неразрывные звенья одной цепи, ключевые фигуры в пограничном коллективе. Первый – головой отвечает за службу, надежную охрану порученного участка государственной границы. Он – всегда на виду, с него основной спрос за все. Второй – всегда в тени. Только стократно прав прапорщик Васильев, утверждая, что плохо накормленный и небрежно обмундированный солдат – будет думать не о службе. А значит толку от него мало.

Колеватых и Васильев всегда были на одной волне, понимали друг друга с полуслова. Немногословный НЗ всегда был краток и конкретен, дважды приказы и распоряжения не повторял. «Для разъяснения командирских приказов имеются заместители, – полагал он. – Замполит – в ленкомнате „линию партии“ разъяснит. Замбой – на занятиях по боевой подготовке, огневом рубеже или тактическом поле. Строевой плац – вообще одно из лучших мест для непонятливых. Методов убеждения и принуждения, предусмотренных Дисциплинарным уставом, хватает. И они должны работать! В противном случае воинский коллектив теряет хватку, боевой настрой, начинает постепенно рассыпаться».

Командирская логика Колеватых в этом смысле была безупречной.

– Помню, меня еще майор Подолякин Анатолий Васильевич наставлял, – рассказывает Виктор Анатольевич. – «Уважающий себя командир приказ или распоряжение дважды подчиненным не повторяет. „Забыл“, „не успел“ – пустая отговорка. В этом случае в силу должно вступать простое армейское правило: „Круглое – носить, квадратное – катать“». А Подолякин на «Тагарёво» не один год прослужил, он свое дело знал досконально. Солдаты, кстати, его до сих пор, как отца родного, добрым словом вспоминают и безмерно уважают.

Долгими вечерами, а то и ночами, в период нескончаемых дежурств, когда дизель-генератор умолкал, а единственным источником света становилась лишь «Летучая мышь» в комнате связи и в канцелярии, мы с Колеватых часто откровенничали на разные темы. Одна из них: как много на границе людей, с которыми – хоть в разведку, хоть в пограннаряд, никогда не подведут. При этом воинское звание и занимаемая должность никакого значения не имеют. Скажем, подробно поделившись достоинствами своего старшины Виталия Васильева, командир тагарёвцев тут же привел в пример другого своего сослуживца, уже по «Койне-Кесыру», прапорщика Владимира Вознюка.

– Наше знакомство ничем особым не запомнилось. Передо мною был среднего роста, худощавый, внешне ничем не выделявшийся прапорщик, каких в отряде пруд-пруди. Правда, в чистой, тщательно отутюженной, хотя и порядком выцветшей на солнцепеке, рубашке. Я тогда еще подумал: жена парню наверняка досталась хорошая, заботливая. И как в воду глядел: в своем муже Надежда Вознюк души не чаяла. Такой семье, где царят любовь, взаимная забота и согласие, только позавидовать можно!

Скажу честно: в своем первоначальном мнении о прапорщике Вознюк я ошибался. За внешней сдержанностью, скромностью и простотой вскоре проявился человек с сильным, волевым характером. Надежный, отвечающий за каждое свое слово или обещание. А главное – большой трудяга, для которого понятия личного времени не существовало. Если есть проблема – ее нужно решать до «финишной ленточки», не считаясь ни с чем. Иначе – никак! Так считал и по такому правилу всегда действовал прапорщик Владимир Вознюк.

Как-то на участок пограничной комендатуры прибыла бригада спецов для подготовки застав к зиме. Хлопцы вставляли новые стекла взамен треснувших, ремонтировали оконные рамы в казармах и на наблюдательных вышках, занимались утеплением подоконников, входных дверей и других мест значительных теплопотерь. При этом к главной проблеме – ремонту печей отопления – боялись даже подступиться. А ведь многие печи, как выяснилось, эксплуатировались еще с дедовских времен и, что называется, дышали на ладан. Даже при использовании качественного угля тепла они давали самую малость. Зато дымком от них несло основательно. Да и тяги порой не было никакой. А это уже несло в себе потенциальную угрозу отравления личного состава угарным газом. Это – гарантированное ЧП, за которое, если что, начальство три шкуры снимет.

Проблема понятна. Но где взять настоящих мастеров по ремонту печного оборудования, с какой стороны подступиться? Присланные из отряда «спецы» годились только для того, чтобы кое-как прочистить дымоходы и подмазать глиной дверцы топок. Даже укреплением чугунных колосников и задвижек они особо не заморачивались, явно полагаясь на солдатское авось. Пришлось «мастеров» отодвинуть в сторонку и брать ответственность на себя.

Засучив рукава, взяв себе в помощники толкового парня, ефрейтора Новикова, Владимир Вознюк склонился над чистым листом бумаги и стал детально фиксировать схему разборки первой «учебной» печи. Ее устройство, с «колодцами», изгибами, задвижками и строго определенным количеством колосников, при всей внешней простоте оставалось «тайной за семью печатями». Чуть что не так, и дым валит в помещение, игнорируя недавно почищенный дымоход. Почему так? Иной раз от отчаяния в насмешливого домового поверишь!

– Лично я в такие мгновения быстро «закипал», матерясь про себя и кляня все на свете, – откровенничает Виктор Колеватых. – Прапорщик же Вознюк в очередной раз демонстрировал всем свой спокойный, уравновешенный характер. Каждую кладку, каждый кирпич и колосник Владимир снимал лично, в строгой последовательности, фиксируя на бумаге свои действия. Помимо этого, он пытался не просто повторить почерк старых мастеров, но понять логику их действий, зафиксировать размеры каждой кладки с точностью до миллиметра. Звучит парадоксально, но факт остается фактом. Обычная с виду печка требовала от наших мастеров ювелирной точности.

И вот он, долгожданный момент испытаний. «Учебная» печка, полыхнув тонко наколотыми, вперемешку со стружкой дровами, с радостью загудела, задышала жаром, порадовала присутствующих отличной тягой и густым дымком, потянувшимся из примостившегося на вершине крыши неказистого дымохода! Мы с замполитом комендатуры капитаном Александром Ивановичем Михайловым и группой собравшихся поглазеть на итоги «печного эксперимента» солдат не могли нарадоваться этому событию. Крепко пожимали руку Володе Вознюку, благодарили его за упорство и трудолюбие.

Неожиданно открывшийся в нем талант мастера-печника вскоре обеспечил все пограничные заставы комендатуры теплом и уютом.

Вполне возможно, что нынешних «диванных наблюдателей» приведенный пример лишь позабавит. Дескать, эка невидаль, печку починили. Чтобы оценить по достоинству золотые руки прапорщика Владимира Вознюка, нужно часов пять-шесть провести в пограничном наряде «часовой границы», где-нибудь на фланге. В снежную вьюгу и крепкий, пробирающий до костей мороз. Когда ноги даже в валенках коченеют, щеки немеют, а ресницы глаз покрываются настолько густым инеем, что в паре метров от себя уже ничего не видишь. Бывало, шагнешь за порог помещения заставы, прижмешься к горячим бокам печки – и чувствуешь, как сама жизнь в тебя возвращается. Представить на миг, что печь в этот момент едва теплая, а тебе вскоре снова нужно идти на службу в непросохшем, холодном обмундировании, – хуже каторги! Бывалые пограничники меня поймут. Тепло на заставе не просто удовольствие, а способ выживания, важное условие бдительной службы. Не меньше!

Ну, а что наш герой? Скромняга прапорщик Владимир Вознюк с годами мало изменился. Его добросовестности и упорству в достижении намеченных целей, замечательным человеческим качествам можно было лишь по-доброму позавидовать. Немало лет прослужил он на заставах и в подразделениях, не раз отмечался командованием в числе лучших по воинской специальности, получал награды и благодарности. Словом, был одним из тех пахарей границы, совместной службой с которыми мы вправе гордиться и по сей день.

Тема сослуживцев – одна из тех, которая позволяет старшему лейтенанту Виктору Анатольевичу Колеватых забыть о сдержанности в суждениях, быть интересным рассказчиком, убежденно отстаивать свое мнение. В одном из таких разговоров я задаю Колеватых откровенно провокационный вопрос:

– Мне интересно, как в одном человеке могут сочетаться личный пример, уставная требовательность и, мягко выражаясь, основательно приправленное спиртным «гусарство»? В том же Подолякине, например.

– Лично я в идеальных людей вообще не верю, – убежденно произносит Колеватых. – В каждом строго уставном и правильном во всех отношениях «одуванчике» где-то внутри обязательно спрятано что-то мелкое, ненадежное. Я считаю, каждый имеет право на эмоциональный срыв, ту же возможность вдрабадан напиться, покуролесить. А как иначе сбросить огромное физическое и моральное напряжение, связанное с тяготами службы?

Затянувшись сигаретой, Виктор замечает:

– Да, Подолякин по части гусарства – мастер. Кстати, не он один. Зато в своих поступках он всегда искренен и честен. Здесь, например, командуя заставой Тагарёво, он не раз демонстрировал это на практике. Лично для меня он – открытая книга. Я ему доверяю на все сто процентов. Это главное! Остальное – наносное, чудачества, кураж! Майор Анатолий Васильевич Подолякин – один из тех, кто не только чтит, но и продолжает традиции русского офицерства в лучшем смысле этого слова. Я уверен, пройдут многие годы, сменятся поколения пограничников – нас забудут, его нет! Потому что Подолякин – типичный представитель офицерского сословия 70–90-х годов XX века. Нашего поколения!

На какое-то время мы замолкаем, окунаясь в воспоминания, примеряя сказанное на себя, свой собственный опыт.

– Вот у меня есть хороший друг – Александр Николаевич Пустовойтов, – неожиданно перескакивает на другую тему Виктор Колеватых, – выпускник Алма-Атинского пограничного училища. Фортуна широко улыбнулась ему с самого начала службы. Получить после выпуска распределение замбоем на курортную во всех смыслах «Фирюзу» – это большая редкость. Застава – новая, двухэтажная, утопающая в зелени и прохладе родников. Подарок ЦК Компартии Туркменистана и Совета Министров республики! Знаменитое место, где снимался фильм на все времена – «Офицеры». Казалось бы, служи и радуйся! Но разве поиск легких путей – это про нас?

Как-то вечером, в свой законный выходной, решил молодой офицер скрасить свой культурный досуг и поужинать в местном ресторане «Весна». А там – борзота, семеро местных «джигитов». Мало того, что спиртным злоупотребили, так еще и к девушкам приставать стали, хамить кому ни попадя.

Ну, Пустовойтов и не сдержался. У него же рефлексы! Парень – кандидат в мастера спорта по боксу, не робкого десятка. Короче, среди той «золотой молодежи», что вскоре стонала и валялась под опрокинутыми столами, оказался сынок высокопоставленного родителя. В результате лейтенант Саня Пустовойтов огреб свой первый выговор и продолжил дальнейшую службу уже на высокогорном «Арвазе». О чем, кстати, в последующем ни разу не пожалел. Так как к нему относиться, как к нарушителю дисциплины? – не без злорадства в голосе поинтересовался у меня Колеватых.

– А что за случай с богато отделанным офицерским седлом, о котором мне рассказали солдаты на конюшне? – пропустил я мимо ушей его чисто риторический вопрос.

– Да обычная история… – махнул рукой Виктор. – В свое время я служил на пограничной заставе Багирская. Каждое лето на зеленых лугах за нашей сигнальной системой пастухи конезавода «Комсомол» выпасали лошадей ахалтекинской породы. В основном – кобылиц с жеребятами. Как-то за помощью ко мне обратился бригадир конезавода, попросил подковать его строптивого коня. Спустя пару часов дело было сделано. На радостях он подарил мне новенькое спортивное седло.

Какое-то время оно просто лежало в конюшне, а затем расстарался мой коновод – разукрасил седло заклепками, начистил до зеркального блеска стремена. На нем, если честно, я ни разу даже и не поездил, не до того было. А после назначения на «Тагарёво» с нехитрым домашним скарбом забрал с собой и спортивное седло.

Однажды по делам службы к нам на заставу наведался лейтенант Саня Пустовойтов. Заприметив классное седло, он попросил его в качестве памятного презента. Недолго думая, я поставил ему условие: запрыгнешь на коня с галопа – седло твое! Кто ж знал, что помимо боксерских навыков, мой товарищ был еще и отменным кавалеристом.

Свое мастерство, к моему огорчению, он продемонстрировал влегкую. Лошадь неслась галопом, будучи при этом без седла. Стремительный прыжок, и… Как только этому чертяке удалось вскочить ей на спину – ума не приложу! Но факт остается фактом. Спор я вчистую проиграл. Так мое спортивное седло вместе с лихим кавалеристом лейтенантом Александром Пустовойтовым перекочевало на соседний «Арваз».

– Помнится, на том седле он в последующем не раз гонял хозбытовиков-иранцев, так? – в очередной раз забрасываю я «удочку».

– Да, было дело, – восхищаясь способностями друга, рассказывает Виктор Колеватых. – Если возникала обстановка на «линейке», он, пришпоривая коня, мчался туда во весь опор, без оглядки на основной состав наряда. Рядовые пограничники, бывало, заметно отставали, но для Пустовойтова главным было не допустить безнаказанного ухода нарушителей на сопредельную территорию. Всякую подобную неудачу он воспринимал как личное оскорбление и потому действовал решительно, без оглядки на последствия.

Однажды, выскочив в район погранзнака 201, он обнаружил сразу восемь иранцев, активно орудующих топорами. Без зазрения совести те поспешно вырубали саксаул на нашей территории и складывали его в большие кучи.

Увидев всего одного пограничника, они сжали в руках топоры, стали громко кричать и размахивать руками, при этом спешно загружая дрова на своих ишаков. На призывы поднять руки и сдаться не реагировали. Более того, стали угрожать жестами и топорами. В этой ситуации у Пустовойтова снова сработал боксерский рефлекс. Спрыгнув с коня, он, не раздумывая, бросился на самого крупного, физически крепкого иранца. Одним ударом сбил его с ног, а затем «упаковал» остальных, порядком растерявшихся нарушителей границы.

К прибытию основного состава тревожной группы незваные гости уже не оказывали ни малейшего сопротивления. Только зло выкрикивали: «Шайтан-шайтан!», потирая свежие синяки и ссадины на лицах.

С разрешения оперативного дежурного по отряду, топоры и веревки, а также срубленный саксаул пограничники конфисковали, а ишаков вернули незадачливым иранцам, жестами выдворив их на свою территорию.

В ближайшие год-полтора хозбытовиков в тех местах больше не наблюдалось. Периодически там появлялись по делам службы лишь офицеры жандармерии пограничной стражи Исламской Республики Иран. Наши пограннаряды, как всегда, вежливо отвечали на их воинские приветствия, демонстрируя подчеркнутую корректность и доброжелательность. Для всех было очевидно: какие бы незначительные шероховатости во взаимоотношениях с жителями сопредельной стороны не возникали, пограничники всегда стремились разрешать их сообразно складывающейся обстановке. В этом смысле и арвазцы, и тагарёвцы всегда были на высоте!..

До окончания моей командировки на высокогорную заставу оставалось еще два дня, когда внезапно дежурный пригласил меня к аппарату ВЧ-связи.

Начальник политотдела был краток: надо срочно возвращаться в часть. Мне предстояла очередная служебная командировка. На этот раз в Москву, на Всесоюзное совещание комсомольских работников пограничных войск КГБ СССР.