Текст книги "Алые маки «Арваза». Южная граница: люди, события, факты (1970-2000 гг.)"

Глава 15
Неожиданное повышение

– Поздравляю, братишка! Приказ о твоем назначении подписан, – протянул мне руку старший лейтенант Виктор Парахин после телефонного разговора по закрытому каналу связи с окружным кадровиком. Крепким рукопожатием мы скрепили сразу две приятные новости: меня утвердили в должности помощника начальника политотдела отряда по комсомольской работе, а Виктора Николаевича – начальником пограничной заставы Гаудан. – Завтра шеф официально представит тебя офицерам управления отряда и – попутного ветра! Ключи от сейфа, кабинета и печать получишь в секретной части.

– А личное оружие?

– Отныне оно будет храниться в сейфе оперативного дежурного и доступно только при выезде на границу. Согласись, это приятный бонус. Как и возможность здесь, в управлении отряда, иногда обходиться без портупеи и сапог, а также непрерывно спать по восемь часов в сутки и пить по субботам бутылочное «Жигулевское», доставаемое из-под полы местным духанщиком в кафе «Уголок».

Мы обменялись еще парой дежурных шуток, но разговор как-то не клеился.

– Виктор, скажи честно, ты на меня не в обиде? – воспользовавшись паузой, задал я без обиняков вопрос, который меня волновал и даже несколько угнетал.

– Ты о чем, о моей новой должности?

– Конечно, ведь это понижение. Причем незаслуженное. Я точно знаю, что в случившемся лично твоей вины никакой. Каждому из полутора тысяч комсомольцев, что были под твоим началом, в душу не заглянешь. Разгильдяи, нарушители службы и дисциплины были, есть и будут. Это ж как сорняки в поле, от них никогда не избавишься. Не пойму откуда, но у меня такое ощущение, как будто я вступаю в должность, которая по праву принадлежит тебе.

Парахин, горько усмехнувшись, достал из пачки «Примы» очередную сигарету:

– Возвращение на заставу меня не пугает. Командная должность, если честно, мне даже ближе. В ней есть свои преимущества. Да и двери академии Фрунзе передо мной никто не закрывал. Ну а полтора года работы в комсомоле – хорошая школа! Жаль, финал печальный, это правда. Обида где-то подспудно меня, конечно, точит. Но мой урок – тебе наука, расслабляться не стоит. В любой должности есть свои подводные камни и «засады». Имей это в виду! А за тебя я только рад!

В тот вечер я допоздна засиделся в своем новом рабочем кабинете, пытаясь осмыслить события последней недели: внезапный вызов к начальнику политотдела отряда подполковнику Льву Мефодьевичу Брагину и предложение занять должность его помощника по комсомольской работе. Но не просто так, а на конкурсной основе. Кроме меня, как оказалось, на эту должность претендовал мой однокашник по голицынскому училищу Валера Роман. Кстати, будущий генерал погранслужбы «незалежной» Украины. Тесты были разнообразные: от знания руководящих документов и способов разрешать конфликтные ситуации в воинских коллективах до умения грамотно составлять протоколы собраний, выстраивать отношения с молодежью приграничья, органами местной власти.

Валера часто грешил многословием и пренебрежением к конкретике, информационно-аналитической работе, поэтому удача улыбнулась мне.

Предлагаемая должность вполне устраивала. Особенно в части самостоятельности и возможности проявить творческие способности, поэкспериментировать в работе с разными коллективами. Радость назначения омрачала только судьба предшественника. Понижение в должности – слишком уж суровый приговор. Тем более что Виктор Николаевич Парахин ни в чем предосудительном замечен не был. Выражаясь казенным языком, всегда обеспечивал личную примерность, отличался трудолюбием, доброжелательностью, готовностью высказать дельный совет, помочь разрешить неожиданно возникшую проблему.

Как оказалось, этих добродетельных качеств было слишком мало. Судьба молодежного лидера на все сто процентов находилась в руках его подчиненных и единомышленников. Но именно в этом звене и произошел досадный сбой. На одной из пограничных застав, считавшейся вполне благополучной, случилась коллективная пьянка, организовал которую, к несчастью, готовящийся к увольнению в запас секретарь комитета ВЛКСМ. Не успели разобраться в случившемся, раздать «пряники», как в другом коллективе вспыхнула потасовка с участием сразу двух членов комитета комсомола. И все это в преддверии предстоящего съезда ВЛКСМ!

Подполковник Брагин рвал и метал, едва успевая оправдываться перед окружным начальством. Без сакральной жертвы, похоже, было не обойтись.

«А кто сказал, что будет легко? – эмоционально выпалил в беседе со мной подполковник, сверкнув глазами. – Ответственность – это тебе не дежурный лозунг на партсобрании. За порученный участок каждый из нас отвечает сам!»

Логика в его словах была железной. А потому эмоции пришлось в себе подавить и безотлагательно браться за дело.

Штаб пограничного отряда, по первому впечатлению, напоминал потревоженный улей. В коридоре, несмотря на ранний час, шумно выясняли отношения замначштаба капитан Василий Вахренев и начальник инженерного отделения капитан Илья Козубовский. Оба очень ответственные, болеющие за порученный участок дела офицеры. Первого крайне беспокоила нерабочая контрольно-следовая полоса на участке 10-й – 12-й застав. Второй все никак не мог добиться завершения ремонта двух тракторов, поскольку запчасти где-то зависли на пути из окружных складов. Проблема не из простых, но к исходу рабочей недели она, безусловно, будет решена. Капитан Илья Козубовский не из тех, кто останавливается на полпути.

Быстрой, уверенной походкой в сторону командирского кабинета направлялся майор Виктор Гордийчук. Поступившие из Москвы и управления округа несколько срочных шифровок давали ему право на беспрепятственный проход в кабинет № 1, возле которого своей очереди уже дожидались несколько начальников отделов и мрачный, с покрасневшими от бессонницы глазами, комендант участка.

Лишний шум в здании управления части не приветствовался, но унять энергию и взрывной темперамент начальника четвертого отделения штаба капитана Джангира Юнусова было делом почти нереальным. Его пронзительно-резкий голос, доносившийся с первого этажа, был слышен, наверное, даже за пределами здания: «Бойцы, я кому сказал, сразу же после инструктажа ко мне за военными билетами!» В унисон начальнику отделения оперативно решали поставленные задачи и его подчиненные. Капитан Алексей Васильевич Захаров поспешно формировал к убытию команду отпускников, а капитан Александр Александрович Кошелев сосредоточился на инструктаже направляемой на учебные сборы группы сержантов-связистов.

Поскрипывая новенькими хромовыми сапогами, по-уставному туго перепоясанный портупеей, по коридору носился вечно неугомонный капитан Борис Александрович Донцов. Заглядывая в приоткрытые двери кабинетов, он торопил офицеров, выезжающих на стрельбище в рамках занятий по командирской подготовке. Будучи фанатичным служакой, он готов был заниматься любимым делом хоть круглые сутки. Редкая самоотдача!

Здесь же, неподалеку, последние наставления давал отъезжающим в служебную командировку на участок 2-й комендатуры начальник тыла части майор Евгений Александрович Бурченко, будущий начальник тыла Пограничных войск КГБ СССР. Руководители продовольственной и вещевой служб – капитан Константин Бабич и старший лейтенант Вячеслав Шкуро делали пометки в рабочих блокнотах и обеспокоенно поглядывали на часы: путь не близкий, пора в дорогу! Малость замешкаешься, потом будешь зло материться у закипевшего двигателя ЗИЛ–130, не выдержавшего сорокаградусной жары.

В паре шагов от них, придерживая на плече увесистую сумку с набором «все включено», заметно нервничал начальник ветеринарной службы части старший лейтенант Ржевский. На «Чаеке», судя по всему, ему предстояли тяжелые роды у кобылы Снежаны, и Владимир Ильич, как главный специалист по этой части, намеревался побыстрее попасть на заставу с попуткой вещевиков.

Мое знакомство со многими из упомянутых офицеров произошло еще на пограничной заставе, так сказать, в рабочем порядке. Сейчас же, прознав о моем назначении на вышестоящую должность, все они приветливо кивали мне головой и крепко пожимали руку. «Кстати, не забудь проставиться, чтоб служба шла как по маслу!» – полушутя-полусерьезно бросил мне скороговоркой майор Маматенко. И по-свойски толкнул меня своим увесистым животом.

Впрочем, состояние аврала и служебного напряга оказалось скоротечным. Уже спустя час обстановка в штабе стабилизировалась, а после 19.00 служебные кабинеты и вовсе опустели. «Война войной, а ужин по распорядку», – философски замечали подуставшие за день офицеры, опечатывая свои сейфы и служебные кабинеты. Свет в зашторенных окнах будет еще долго отсвечивать лишь в кабинетах офицеров командования отряда. Работа над серьезными документами, принятием важных решений требовала от них сосредоточенности и отстраненности от текущей суеты, ежечасно возникающих проблем. Да и окружное начальство, привязанное к рабочему графику московского Главка, не брезговало звонками в подчиненные структуры до самого позднего часа.

Среди извечных трудоголиков – подполковник Владимир Александрович Севостьянов, секретарь партийной комиссии при политотделе отряда. Дверь его кабинета – настежь, но самого офицера, невысокого, коренастого, за клубами табачного дыма почти не видно. Скрипит перо чернильной авторучки, шелестят листы бумаги. Крупным размашистым почерком Севостьянов «ваяет» очередные протоколы недавнего заседания парткомиссии – главного карающего партийного органа пограничного отряда. Периодически он морщится, шевелит губами, явно подбирая более точные формулировки. Тяжело вздохнув, то и дело озабоченно потирает рукой лысину, припоминая детали недавней грозовой дискуссии. Для него писанина – крайне нелюбимое занятие, но есть такое слово – надо! И, как всякий трудяга, прошедший все низовые должности на границе, не привыкший откладывать дела в долгий ящик, он упорно двигался к намеченной цели.

Севостьянову легче, он в своей накатанной колее. Как и старшим инструкторам политотдела майорам Юрию Николаевичу Урицкому, Василию Васильевичу Ефименко, недавнему выпускнику Военно-политической академии старшему лейтенанту Валерию Алексеевичу Колеснику. За их плечами немалый опыт практической работы. В моей же голове – полный туман. На вхождение в должность шеф дал ровно неделю. Легко сказать, но каково мне? С чего начать, на чем сосредоточиться, если куда не кинь – везде «исходный рубеж»?

Предварительной информации и анализа состояния воинских коллективов, перспективных планов работы, статистики допущенных нарушений – ноль! Тридцать шесть подразделений, в том числе двадцать четыре на первой линии, – это не шутка. Чем они живут, в каких проблемах варятся, с какого фланга начать? Все эти вопросы загоняли меня в тупик, тяжким грузом давили на воспаленное сознание.

В последние полгода Виктор Парахин, забыв о семье, дневал и ночевал на пограничных заставах и в подразделениях, выполняя решение ЦК ВЛКСМ о замене комсомольских билетов. Работа не ахти какая сложная, но требовавшая постоянной сосредоточенности и внимания. Естественно, все остальное, включая проблемы комсомольских коллективов, невольно перекочевало в разряд второстепенных. «Обратка» не заставила себя долго ждать! Нарушения посыпались, как из рога изобилия.

– Ну что, не знаешь, с чего начать? – прервал мои тягостные размышления заглянувший в приоткрытую дверь заместитель начальника политотдела майор Юрий Адамович Сахин. – Давай, заходи ко мне, обсудим ситуацию.

В первые полгода мои отношения с куратором, коим и был определен майор Ю. А. Сахин, будут непростыми. С одной стороны, он прекрасно владел обстановкой, четко ставил задачи, почти пошагово обрисовывал их выполнение и оказывал содействие, когда нужно было на кого-то надавить своим авторитетом. С другой – я постоянно чувствовал себя под «колпаком». Каждый мой шаг, принятое решение строго контролировались.

Политотдел отряда. Слева-направо: капитан Тимаев Р. Ю., старший лейтенант Малинский А. П., майор Сахин Ю. А., подполковник Максименко Г. Ф., подполковник Севостьянов В. А. и прапорщик Сергей Пушок

Занудство Сахина порой не знало пределов. Его тетрадка, где все записано, спланировано, каждая мелочь на контроле и должна быть выполнена в обязательном порядке в установленные сроки, раздражала меня уже одним своим существованием. Лишь позднее я «прозрел», понял разницу между работой в одном коллективе, где каждый солдат у тебя на виду, и с тремя десятками подразделений, связь с которыми зачастую только по телефону. Юрий Адамович преподнес мне ценные уроки плановой, организованной работы, добывания и анализа достоверной информации, принятия взвешенных, эффективных решений.

Кому-то покажется смешным, но я и сейчас, на седьмом десятке лет, планирую каждый свой пенсионный день и чувствую внутренний дискомфорт, если что-то из запланированного мною не выполнено.

Среди наставников, не особо церемонящихся с нами, комсомольскими работниками, оказался и начальник политотдела округа полковник Владимир Степанович Иванов, вскоре ставший генерал-лейтенантом и начальником Политуправления пограничных войск КГБ СССР. Уже на первом для меня семинаре он безапелляционно заявил: «Ваша задача – не штаны в кабинетах протирать, а работать на заставах, в подразделениях, где в морально-психологическом плане особенно горячо. Двести суток командировок в году – работа на отлично. Сто семьдесят – на хорошо. Менее ста пятидесяти суток, проведенных на заставах, означает автоматический вызов на парткомиссию округа и рассмотрение вопроса о соответствии занимаемой должности».

В последующем, за три с половиной года работы в комсомоле, мой личный рекорд по пребыванию в подразделениях первой линии составил 226 суток. Награда пограничному отряду – переходящие Красные знамена ЦК ВЛКСМ, ЦК комсомола Туркменистана. А мне лично – почетный знак ЦК ВЛКСМ «За активную работу в комсомоле».

Как заметил однажды мой прямой начальник старший лейтенант Игорь Котов, в статусе наших молодежных наград – это как орден Ленина. Носи и гордись!

Глава 16
Дьявол кроется в мелочах

Если отбросить в сторону архаичные идеологические постулаты, так остро режущие слух в современных условиях, типа «комсомол», «съезд», «переходящее знамя ЦК ВЛКСМ», «ленинский зачет», то суть моих должностных обязанностей заключалась в том, чтобы молодежные коллективы переднего края четко выполняли задачи по надежной охране государственной границы, поддерживали атмосферу дружбы, товарищества и взаимопомощи, имели стойкий иммунитет к разного рода нарушениям, особенно дисциплины, уставных норм. Казалось бы, ничего необычного. Особенно если учесть, что весь уклад воинской жизни буквально пронизан приказами и распоряжениями командования. А они, как известно, не обсуждаются, а выполняются.

«Дьявол» традиционно прятался в мелочах. С одной стороны, комсомольские коллективы свободно и демократично избирали свои руководящие органы – комитеты ВЛКСМ, а в их состав признанных и авторитетных лидеров из числа военнослужащих срочной службы. Большинство важных вопросов повседневной деятельности открыто обсуждались на собраниях, заседаниях бюро. Коллективно вырабатывались решения, обязательные для всех и каждого. С другой, даже передовые, обласканные начальством воинские коллективы порой неожиданно для всех взрывались грубыми нарушениями и всевозможными ЧП.

В чем тут проблема? Чем глубже я погружался в суть происходящего, тем чаще убеждался: массовые мероприятия, призывы и увещевания, весь этот пропагандистский гудеж, крайне незначительно влияли на глубинные процессы, происходящие в воинских коллективах. Поверхностная работа – как выстрел из пушки по воробьям. Шума много, а желаемых результатов – самая малость! Стоило копнуть чуть поглубже, и на поверку оказывалось, что погоду в коллективах нередко делали отнюдь не те, кто активно выступал с трибун, а теневые лидеры. Сила их авторитета, влияния на умы и поступки сослуживцев, к сожалению, оказывалась куда сильнее официально признанных.

Подготовка к собранию комсомольского актива части

Постигая основы своей хлопотной должности, я не раз убеждался: на границе в подавляющем большинстве служили отличные парни. Простые, совестливые, честные, порядочные, надежные. Чувство воинского долга, ответственности за безопасность «порога отчего дома» было с их стороны абсолютно искренним. Каждый из пограничников, часто недосыпая, испытывая огромные служебные нагрузки, физическую усталость, никогда не ныл, не падал духом и не перекладывал выпавшие нагрузки на плечи своих товарищей. Их «пахота» и самоотверженность множество раз вызывали во мне чувство восхищения и гордости.

Это правда! Если хотите, это честный, искренний взгляд на поколение пограничников 70-х, 80-х, 90-х, с коими я имел честь служить на передовых рубежах. Подтверждением этому является непреложный факт: такой высокой степени надежности охраны, как в советские времена, государственная граница никогда не знала. И ведь решение этой важнейшей государственной задачи в подавляющем большинстве обеспечивали не профессионалы-контрактники или специально подготовленные офицеры-оперативники, а обычные 18–19-летние парни, военнослужащие по призыву. При этом служили они отнюдь не за деньги и награды, а по чувству долга, моральной ответственности за безопасность Родины!

Но и в этой среде тщательно отобранных территориальными органами КГБ для службы на границе военнослужащих нередко бушевали свои нешуточные внутриколлективные страсти. Не стоит забывать, что любой солдат или сержант – это личность со своими взглядами, убеждениями, уровнем культуры, образования, эмоциональным миром, степенью уживчивости в коллективе.

Каждый психотип имел свои индивидуальные особенности и стрессоустойчивость. Для кого-то, скажем, просьба «деда» помыть за него полы – вполне обыденное явление, на которое он откликнется равнодушным «угу». А для кого-то – моральное оскорбление, нечто неприемлемое, как и сквернословие «по матушке», особенно для национальностей, где «мама» – понятие святое.

Большая служебная нагрузка, нехватка офицеров застав, как и порой поверхностная работа проверяющих должностных лиц управленческого звена, их банальная леность нередко приводили к тому, что критическая масса негатива начинала зашкаливать. Тут-то и случался «взрыв», последствия которого потом устранялись тяжелыми командирскими решениями, длительной, кропотливой работой по нормализации обстановки в коллективе.

Характерный пример на этот счет продемонстрировала пограничная застава Ореховая, которой командовал старший лейтенант Борис Шустов. Та самая, где я когда-то начинал, службой на которой всегда гордился. С годами поменялись офицеры. Не раз обновился личный состав, и от былых замечательных традиций дружного, сплоченного воинского коллектива, увы, не осталось и следа. Внутриколлективные разборки и даже конфликты, на которые офицеры заставы и проверяющие из управления отряда предпочитали закрывать глаза, в конце концов вылились в громкое ЧП.

В июне 1981 года здесь сразу двое военнослужащих – Николай Кравченко и Александр Малюшенко – совершили преступления и были осуждены судом военного трибунала за неуставные взаимоотношения соответственно к четырем и трем с половиной годам, с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Последний, как оказалось, будучи молодежным вожаком и перворазрядником по боксу, взялся укреплять свой авторитет, решать возникающие в солдатской среде проблемы силой кулака, путем унижения человеческого достоинства сослуживцев. Второй – был ему «подпевалой». Финал – печальный, но закономерный!

Морально-психологический климат, как и общее состояние воинской дисциплины в подразделении – прерогатива политического отдела части. Оговорюсь: в разное время учет нарушений дисциплины в качестве эксперимента и для пущей объективности (во избежание фактов очковтирательства) передавался в штаб части. Только принципиально это ничего не меняло. Статистика начиналась и заканчивалась поспешным заполнением стандартных таблиц: с цифрами, процентами, отраженной на графиках сравнительной динамикой, общими рекомендациями. Плюс набором пропагандистских мероприятий соответствующей тематики. И точка.

Могла ли формальная фиксация фактов нарушений что-либо изменить? Безусловно нет. Вся конструкция: выявленные нарушения (сокрытые и неучтенные вообще выпадали из анализа), общие цифры, проценты роста или снижения показателей в подразделениях не были связаны логической цепочкой анализа причин и следствий. А значит – объективных выводов, адекватных, продуманных решений.

Политотдел – орган коллективного руководства. В зоне его ответственности находилось множество задач. Но когда случалось ЧП или грубое нарушение воинской дисциплины, проводилось служебное расследование и готовился проект приказа о наложении дисциплинарных взысканий на виновных должностных лиц, поляна причастных лиц тут же стремительно пустела. И политотдельцы, и офицеры штаба, тыла, других служб буквально растворялись, демонстрируя свою полную непричастность к происшедшему.

«Где же виновные должностные лица, назовите мне их пофамильно!» – допытывался в таких случаях командир части. В поисках «отмазки» многие вдруг вспоминали, что провинившийся солдат или сержант – комсомолец! А если еще и член комитета комсомола, активист – тут и вовсе пиши пропало! Мальчик для битья был найден!

Со мной такое случалось не раз. Ругали на чем свет стоит, хотя нарушителя дисциплины, действительно комсомольца, зачастую я в глаза не видел!

В какой-то момент мне это порядком надоело, и я стал задумываться о реальных мерах профилактики правонарушений. Вывод, к которому пришел, оказался до банального прост: успех или неудача воинского, комсомольского коллектива – отнюдь не дело случая, не лотерея с набором случайностей. Успех всегда прямо пропорционален усилиям, потраченным на достижение позитивного результата. А неудача – следствие незнания или непонимания процессов, происходящих внутри воинских коллективов, отсутствия эффективных контрмер.

В теории все правильно, но в чем практическое решение этой задачи? С помощью каких инструментов можно добиться желаемых результатов?

Вспоминаю первый месяц службы в офицерской должности. «Забудьте, чему вас учили! Тут вам не учебный класс!» – то и дело твердили нам бывалые офицеры.

А вот и нет! Наука службе не помеха. Невольно вспомнилось занятие в научном кружке, которое вел с продвинутой частью курсантов выпускного курса преподаватель философии подполковник Валериан Федорович Молчановский. Социологию, как науку, нам не преподавали. В то время она, как и генетика, считалась каким-то новомодным западным буржуазным течением и вообще не бралась в расчет. Но любопытные задачки, связанные с нею, мы все же решали. К примеру, как можно при помощи несложных социологических исследований разобраться, чем «дышит» коллектив, понять остроту имеющихся проблем, причины их возникновения.

Это как в случае между доктором и больным. Первому очень важно понять, что именно беспокоит пациента, какой орган дает сбой. И лишь затем назначать лечение. Согласимся, глупо лечить сердечника препаратами от цирроза печени или проблем со слухом, плохим зрением. Для каждой болезни свое лекарство. Так и с «заболеванием» воинского коллектива. Воздействовать следовало именно на беспокоящие проблемы, а не все сразу. Лишь в этом случае можно было рассчитывать на положительный результат.

Постепенно у меня сложилась собственная модель работы, включающая в себя несколько основных блоков.

Приоритетная задача – оценить морально-психологический климат в коллективе по десятибалльной шкале.

Способы реализации:

Работая по стандартному варианту служебной командировки (четыре-пять суток в каждом подразделении), я проводил социологические исследования (опросы), предлагая личному составу подготовить анонимные ответы на разные вопросы. К примеру, такие:

Если бы вам пришлось выполнять опасную боевую задачу, укажите фамилии тех, с кем бы вы пошли не задумываясь, и тех, с которыми не пошли ни при каких обстоятельствах?

Сформируйте на свое усмотрение комитет ВЛКСМ заставы, указав его состав пофамильно.

Кто для вас авторитет в коллективе, а кто нет? Укажите по три-пять фамилий.

Дедовщина на вашей заставе – выдумка или реальность?

Будь вы начальником заставы, на какие проблемы обратили бы первостепенное внимание: нарушения по службе, дисциплине; уставные взаимоотношения; проблемы с питанием, отдыхом личного состава; другое (указать, что именно), в порядке важности?

Если твой сослуживец заснул на службе, ты: доложишь по команде, сделаешь ему замечание, промолчишь, поскольку «закладывать» товарища подло? (Нужное – подчеркнуть) и др.

Разработанный опросник включал в себя 10–12 вопросов и периодически обновлялся, в зависимости от результативности (откровенности) полученных сведений. Или в целях перепроверки полученной ранее оперативной информации. Последующий анализ, в частности, сопоставления фамилий военнослужащих, признанных в коллективе авторитетными с членами избранного комитета ВЛКСМ, позволял определить подлинных и теневых лидеров, нащупать существующие в коллективе проблемы, по которым следует поработать дополнительно.

Оговорюсь: до офицеров застав данные проведенного социологического опроса не доводились, чтобы они не могли повлиять на реализацию всей запланированной программы исследований.

Письменные анонимные опросы дополнялись мероприятиями с участием всего личного состава. Как правило, в форме диспута, свободного обмена мнениями, в атмосфере максимально возможной психологической раскованности. Их цель – послушать мнения рядовых пограничников по вбрасываемым актуальным, часто провокационным, вопросам.

К примеру, работая на одной из застав, я предложил обсудить тему: вы сторонник того, чтобы потерпеть на первом году службы, «упахивая» на мытье полов за себя и «деда», а когда придет время, самому «оторваться» на молодых, или раз и навсегда покончить с этой постыдной традицией?

В другом случае порассуждать на темы: «Скрыть грубое нарушение по службе или воинской дисциплине – благо или вред?»; «В чем ценность солдатской дружбы?»; «Интересы личные и общественные: всегда ли они совместимы?» и др.

Возникавшие на этот счет споры и разнобой мнений я старался не гасить, а напротив – распалять, давая возможность пограничникам откровенно высказать свою позицию (пусть иногда и ошибочную). Привыкшая работать только «на прием», уставшая от длинных и нудных лекций солдатская аудитория очень живо и активно откликалась на возможность высказать малознакомому офицеру «правду-матку». Для меня же полученная информация была исключительно ценной, поскольку являлась не приукрашенной, откровенной и по существу «горячих» тем.

В дальнейшем, анализируя и сопоставляя полученную по итогам состоявшихся диспутов и социологических исследований (опросов) информацию, можно было сделать более-менее объективный вывод об особенностях воинского коллектива, степени его открытости или замкнутости, морально-нравственных приоритетов.

Важная составляющая – индивидуальное общение с каждым (!) пограничником заставы. Предпочтительно – в неформальной обстановке (в библиотеке, на службе, в конюшне, в «курилке», ином месте, располагающем к откровенному обмену мнениями).

Приоритетные задачи – уточнить общий морально-психологический портрет коллектива, получить дополнительную информацию об официальных и теневых лидерах, их сильных и слабых сторонах, степени воздействия на основную массу военнослужащих среднестатистического «болота», легко поддающегося чужому влиянию.

Особое внимание – наиболее опытной и сплоченной группе увольняемых в запас военнослужащих и их лидера, часто играющих доминирующую роль в формировании уклада, традиций и правил, по которым часто был вынужден жить воинский коллектив.

В процессе анализа и обобщений фактологического материала постепенно складывалась базовая морально-психологическая структура воинского коллектива, его сильные и слабые стороны. К примеру, способность (или неспособность) самостоятельно гасить возможные негативные процессы, давать отпор теневым лидерам или, напротив, следовать в фарватере проводимого ими курса, по принципу «куда кривая выведет».

Что же получалось в итоге? Проведенные социологические исследования, как и последующие разговоры с коллективом «по душам», индивидуальное общение с пограничниками позволяли поставить правильный «диагноз», понять суть имеющихся в воинском коллективе проблем, причины их возникновения. К примеру, у кого-то хромала дисциплина службы (наряды, в силу усталости или недисциплинированности, низких волевых качеств старшего пограннаряда, не доходили до стыка или не проверяли соседний участок на 250 метров, хотя такая задача ставилась в приказе). Где-то коллектив будоражили микроконфликты, связанные с выполнением хозяйственных работ. Случались стычки между сплоченными группами военнослужащих разных национальностей, первого и второго года службы за свое место «под солнцем», сферы влияния и т. п.

Когда понятна проблема, несложно определить инструментарий воздействия, комплекс административных и воспитательных мер. Действовать не в «общем и целом», а прицельно и наверняка.

Примечательно, что эта работа уже вскоре стала приносить положительные результаты. Кривая нарушений в отряде заметно пошла вниз. А это уже немало!

Сыграл свою позитивную роль и выстроенный (ежемесячно корректируемый) рейтинг пограничных застав и других подразделений по десятибалльной шкале. Основной «плюс» здесь заключался в возможности сосредоточить максимум внимания и рабочего времени именно на отстающих, проблемных подразделениях.

Скажу откровенно, проходя службу на «Шал-Чеклене» и «Ореховой», упомянутым выше анализом я, естественно, не заморачивался. Текучка будней захлестывала с головой. Не до того было! К тому же все возникающие проблемы, перемены в настроениях личного состава были всегда на виду. Их можно было разрешить в рабочем порядке, используя разнообразный инструментарий воспитательных и пропагандистских мероприятий, дисциплинарных мер воздействия, индивидуально-воспитательной работы.

Если же ты офицер управленческого звена пограничного отряда и работаешь, что называется, на «удаленке», то без знания базовых особенностей воинского коллектива ты просто слеп и не способен держать руку на пульсе, предвидеть возможное развитие ситуаций.

Очевидным минусом здесь была и излишняя закрытость в работе офицеров особого отдела части. Получаемая ими агентурным путем информация доводилась лишь до офицеров командования части. Те, в свою очередь, также не слишком ее афишировали. В результате негатив выявлялся, но по части его анализа, нейтрализации, подробного «разбора полетов» принимались далеко не все возможные меры.