Текст книги "Волки Дикого поля"

4

Вскоре после отъезда Ивана Дмитриевича в стольный Владимир прискакал воевода Ярун с сотней воинов галицкого князя.

Взбешённый пренебрежением князя киевского, он надеялся, что во Владимире ему окажут должный почёт.

Да не тут-то было! Забыл половчанин об участии Мстислава Удатного и своём собственном в подлой и кровавой Липицкой резне. Забыл, сколько суздальцев побил в битве, а паче того, добивая раненых.

Посланцев галицкого князя в город не пустили, пришлось располагаться в посаде у берега Клязьмы.

А чужаков здесь не любили.

Галичане даже внешне не походили на своих, ни одеждой, ни обликом – брили бороду, оставляя висячие усы, – ни вооружением, которое у них было ляшским и угорским.

Великий князь владимирский, посовещавшись с братьями Ярославом и Святославом, решили, что говорить с Яруном будет воевода.

Ни в первый, ни во второй день половчанина в детинец не пускали.

На третий день в избу, где он остановился, вошёл воевода Пётр Ослядюкович.

Молча взял грамоту из рук опешившего посланца, процедил сквозь зубы, что «тебе, Яруну, путь из Владимира чист, пока просим честью».

Озадаченным возвращался Ярун в Галич.

Радовало одно: живой и невредимый.

Поручение княжеское исполнил.

Мысленно он уже поведал князю, как едва не попал в темницу, стойко блюдя честь своего господина.

И мнилась ему золотая цепь на шею.

Княжьи распри

1

Любечский съезд русских князей 1097 года собирался ради сплочения против половцев, а киевский съезд великих и удельных князей 1223 года – объединения за половцев.

Это был тот самый редкий случай, когда звали всех – и непримиримых врагов, и верных друзей, но приехали только те, кто проникся чувством надвигающейся опасности. Проще говоря, те, кто имел с Диким полем пограничные рубежи.

Господин Великий Новгород сразу объявил, что его это не касается. Рязанцы отгородились своим «неустройством и неурядицами». Великий князь владимирский начисто не отказался, пообещав помочь только Киеву, да и то «в крайней нужде»…

Факты несогласия огорчительны, но совет и без того получался представительный, важный и многочисленный.

У Мстислава Мстиславича Галицкого было сильное войско, потому он всячески подчёркивал, что никак не «молодше» великих князей.

Обладая недюжинной эрудицией и кипучей энергией, живя в тот трагичный и противоречивый век, Мстислав Мстиславич и стал его абсолютным проявлением. Он был невероятно везуч, отсюда и прозвище Удатный, то есть везучий, удачливый. Доживя до пятидесяти лет и обретя наконец пристанище в Галицком княжестве, хотел гораздо большего – безграничной власти над всеми русскими землями.

Увидя в появлении монголов тот случай, который даст проявить все свои способности, он и силы потенциальных союзников рассматривал всего лишь как материал для стяжания личной славы и добычи.

Ни «да» ни «нет» великого владимирского князя Мстислав Удатный расценил как добрый знак, ибо участие Юрия Всеволодовича могло перечеркнуть все его усилия по созыву князей на совет и своё в нём главенство. Не смущало даже отсутствие опытного владимиро-суздальского войска.

Конечно, князь Мстислав хотел обезопасить границы русских владений, но не сами границы беспокоили его по-настоящему, а своё личное участие в этом благородном деле.

О помощи хану Котяну как таковой тоже не помышлял. Благодаря тестю он первым прознал о монгольской опасности, первым забил тревогу. Котян малоподвижен, в связи с возрастом лишён честолюбия. Того и гляди, проболтается о несметной добыче, могущей стать его, Мстиславовой, и только его добычей. А если к своей дружине и ополчению присовокупить Котяновых половцев, как раз и получится та сила, с которой не посмеют соперничать ни другие русские князья, ни монголы.

Только Котяна от командования надо отстранить, пусть сидит себе в Галиче с дочерью либо в своей причерноморской орде и ожидает вестей с поля брани. Главное, чтобы привёл своих конных лучников, и поболее…

Замятня-волнение, поднятое гонцами Мстислава Удатного, в первую очередь коснулась удельных галицко-волынских князей, они уже к началу просинца-января стали съезжаться к стольному граду.

Приехали князья: теребовльские, луцкие, берестьевские, перемышльские.

Даниил Волынский, во всём подвластный тестю, с братом Василько прибыл немного раньше.

Вассалам Мстислав Удатный изложил свою волю – «идти на брань со всем тщанием и бить пришельцев», подробно описав их злодеяния, а также всемерное хотение поработить русичей.

Удельники бурно выразили согласие идти на врага, а не ждать покуда грядет… Галичане и волынцы стали самыми ярыми поборниками брани.

Дальнейшие события покажут, что только по вине Мстислава Удатного южнорусские княжества окажутся втянутыми в боевые действия, которых вполне могли избежать.

Именно из-за его глупой лихости русские дружины почти десять дней преследовали ловко ускользающего противника, с каждым новым поприщем тяжелея, теряя боевой строй и сплочённость.

Именно Мстислав Удатный не пожелал соединить усилия по нанесению крепких ударов по врагу с другими русскими князьями, недооценил монгольскую мощь, потому что пренебрёг проведением тщательной разведки.

И наконец, Мстислав Мстиславич со своим зятем Даниилом Романовичем первыми из русских князей кинулись бежать с поля брани, повсеместно посеяв невообразимую панику, показав, что сражаться бесполезно.

Сначала они бросили свои полки на растерзание врагу. А потом их разбитые, рассеянные остатки лишили возможности спастись.

Мстислав Удатный, страшась за собственную жизнь, приказал спалить все лодьи якобы для того, чтобы враг не мог переправиться через Днепр, преследуя лично его.

Кстати говоря, переправляться на ту сторону, преследуя бежавших князей, монголы и не помышляли. А вот русские ратники были отданы жестокому врагу на истребление…

Но всё это случится позже.

2

Смоленское и Черниговское княжество по своей совместной территории превосходило даже Владимиро-Суздальское. Причем его черниговская часть на всём протяжении границы упиралась в половецкие владения… И всё же настроения в Смоленске и Чернигове были различными – от бурного желания вступить в бой до полного непонимания: зачем это надо? По числу удельных князей они превосходили всех – от северного Торопца до Путивля, потому их голоса стоили особенно дорого.

На призыв великого князя киевского и князя галицкого откликнулись, потому что речь шла о доселе невиданной опасности. Прибыли князья: Олег Курский, Михаил Переяславский – сыновец (племянник) князя черниговского Мстислава Святославича, Владимир Смоленский (Овручский), Мстислав Рыльский.

Удельники Киевского княжества приехали в свой стольный град сразу после призыва великого князя. Это были князья: дубровицкие, туровские, шумские, неговорские, несвижские, каневские, яновицкие.

Их позиция, несмотря на общность границ с половцами, была не воинственна. Всё объяснялось тем, что изначально киевский князь не доверял словам Мстислава Удатного, чувствуя подвох, считая все его призывы желанием стяжать свою личную славу за счёт других и отмстить пришельцам за тестя.

И хотя известие о неведомом враге беспокоило великого князя, он не считал угрозу неотвратимой. К тому же пока не было никаких признаков враждебных намерений противника.

«Степь – она и есть степь, – думал Мстислав Романович. – Были печенеги, их прогнали торки. Торков съели половцы. Теперь вместо половцев станут монголы. Нам-то что за печаль?»

К грядущему большому совету душа тоже не лежала, знал, что заводилой будет его двоюродный брат Мстислав Мстиславич.

Однако решил, что пришла пора дать зазнайке укорот.

Как-никак, а именно он, Мстислав Старый, Добрый володеет киевским столом…

К середине лютеня-февраля в Киеве собрались двадцать три князя. К этому добавим малые дружины каждого и многочисленные свиты у князей побогаче.

Это были все, кто должен был приехать, кроме великого князя владимирского. Решили начинать без него, сила складывалась и без того невиданная. Но все понимали, что разговоры предстоят непростые. А учитывая временами вспыхивающую взаимную неприязнь, склонить к единению будет возможно только при наличии весомых причин…

Так и получилось. Согласия не было.

Особенно ярко это проявилось на первых «сидениях», князья бесконечно лаялись, не заботясь о чинах и титулах. Вместо того чтобы обсуждать грядущий совместный поход, начинали высказывать прежние обиды, призывая друг друга в свидетели.

Доходило до потасовок.

Сбираясь вновь, клялись говорить о деле, но быстро переходили на воспоминания о неправедно захваченных землях, угнанном скоте, повешенных смердах.

Особенно яростные споры вынуждали призывать духовных лиц – настоятеля Софийского собора или старейшей на Руси Десятинной церкви, – ибо только святые отцы могли утихомирить спорящих.

Место Киевского митрополита, после смерти блаженного Матвея, до 1225 года оставалось незанятым, потому что не нашёлся священнослужитель, который по своей охоте, даже при великокняжеской поддержке, осмелился бы его занять.

Город тоже сотрясало. Отзвуки княжеской неприязни доходили до простых воинов, и те, не желая отставать от предводителей, тоже вели себя вызывающе… Слава Богу, обходилось без мечей – синяками и ссадинами. Да и дружинники киевского князя, возглавляемые решительным и дерзким Иваном Дмитриевичем, действовали быстро и без потаканий, невзирая на происхождение забияки, наводили строгий порядок.

Около месяца Киев гудел от княжеских пиров и свар, которыми пиры эти неизменно заканчивались.

Великокняжеская кухня не справлялась с приготовлением блюд, потому стали привлекать всех мясников, квасников, хлебников южного стольного града.

3

Вскоре в Киев прибыл Котян Сутоевич в сопровождении трёх сотен всадников. Не в пример Галичу, где он был пышно разодет в синий чекмень, подбитый соболем, и красные сафьяновые сапоги, расшитые жемчужными нитями, на княжеский совет оделся скромно. Весь его внешний облик был почти нищенским и немилосердно вопил: помогите, спасите!

Хан был в центральном зимовище своей орды, где многочисленные слуги собирали дары великие: очищали склады с рухлядью, камни-самоцветы по скотницам. Кони, верблюды, буйволы, коровы и овцы были согнаны на левый берег под бдительной охраной воинов и пастухов, которые только и ждали приказа, кому и куда перегонять.

Паромщики трудились целый день и ночь, переправляя через Днепр отборных жеребцов, прекрасных рабынь, меха, драгоценности, ткани, боевую справу, венецианские зеркала…

Всё это предназначалось русским князьям, дабы склонить их быстрее выступить против неведомых монголов.

Хан добра не жалел, рассуждая так: верну свои степи – наживу поболее, а не верну – всё и так достанется недругам.

Понимая, что даже этих даров, так же как авторитета Мстислава Удатного, может быть недостаточно, мудрый хан на крайний случай приберёг ещё две веские причины в свою пользу.

Во-первых, он приказал хану Бастыю и всем своим некрещёным подручным креститься в православную веру, ясно понимая, что для набожных русичей, в особенности великого князя киевского, это послужит весомым поступком для принятия окончательного решения.

А Бастый по приказу покрестится в любую веру, всё равно он, как и любой половец, истинно верует только в хана Тенгри и богиню Умай.

Во-вторых, Котян был готов поделиться с жадными урусами сведениями о монгольских схоронах с великой добычей. Сведения были туманны, строились на догадках и смутных показаниях монгольских пленных, под жестокими пытками поведавших о тайниках Лукоморья.

«Для почина сгодится, – думал хан, – лишь бы склонить к ополчению».

Памятуя о договоре с зятем, он злорадно ухмылялся, представляя лицо этого бахвала.

«Ему важна только добыча, а мне нужны мои степи».

Пока хан, одетый, как самый низкородный кошевой, ехал во дворец великого князя киевского на Горе, половецкие ханы помельче, коих расплодилось множество, уже обхаживали удельных князей, не жалея никаких даров, описывая монголов самыми чёрными красками.

Ещё Котян Сутоевич располагал самыми свежими данными о передвижении монголов, о набеге на Крым и о разграблении богатого приморского города Сугдеи.

Котян был из той половецкой верхушки, кому жители этого приморского города платили дань за охрану, к тому же в Сугдее находилось несколько его огромных складов с военной добычей, надо сказать, немалой, потому что копилась несколько лет и тщательно отбиралась.

Всё оказалось в руках монголов, а эти проклятые трусы, разжиревшие и обрюзгшие воины его орды, даже не попытались вступить в бой.

Фряжский гарнизон, числом более пяти тысяч шакалов-наёмников, отсиживался в крепости, на которую никто даже не покусился.

«Ничего, – холодея от ненависти, думал Котян, – поплатитесь за всё. Я уничтожу вас руками урусов».

4

Тон поначалу задавал великий князь киевский Мстислав Романович и был невероятно грозен.

– Пока я в Киеве – по эту сторону Русского[6]6
  Так называлось Чёрное море.


[Закрыть] моря и реки Дунай никакому другому мечу, тем паче монгольскому, здесь махать не придётся! – гремел он. – И кто стрекотал, что они хотят нас воевать?

«Эка куда хватил! – поразились князья. – Аж на Дунай…»

– Ну, знаешь, – отвечал Мстислав Святославич Черниговский, полный, русоволосый, со смеющимися глазами, – неприятель к рубежам нашим подошёл не для того, чтобы в наше доброе здравие спеть и сплясать.

– Но ведь они половцев треклятых гонят, – заявил Андрей Туровский, зять великого киевского князя. – Или уже лезли через твои рубежи? Или сторожи твои задирали?

– Бог миловал! Который месяц валом валят простые половцы – пастухи, челядь да ремесленники, мы их определяем. Бывало, оружные переходили, так те сразу желают мечом послужить.

– Ныне всеобщая туга, – подтвердил Михаил Всеволодович Переяславский, широкоплечий зрелый муж с кудрявой чёрной бородой и пронзительным взглядом. – Никогда не полагал, что в степи так много простых половецких людей может проживать, думали, только оружные да конные там.

– Значит, никакого повода у черниговского князя для войны с монголами нет, – закончил свою мысль Андрей Туровский. – У великого князя киевского тоже никаких обид не нашлось. Так у кого их много?

– У галицкого князя, – ответил Олег Курский. – Его тестя монголы шибко забидели. А мы с Мстиславом союзны…

– Да, мы союзны, – подтвердил Александр Дубровицкий. – Это верно. Но я не слыхивал, что у нас есть союзнический ряд с половецким ханом Котяном.

После этих слов все зашумели, кто выражая согласие, кто – наоборот.

– Князья! Соратники мои!

Мстислав Удатный встал со скамьи, лёгким шагом вышел на середину и призывно поднял правую руку.

– Кто соратники, а кто не шибко, – раздался голос.

Вытянутое смуглое лицо Мстислава Мстиславича потемнело, борода – клинышком – аж вверх поползла. Усилием воли он подавил в себе нарастающий гнев, понимая, что ныне неуместно.

– Сейчас не о том судить надо, – сказал уверенно. – Время грядёт… Не мы, так Русь вспомянет об этом и решит, кто праведен, кто повинен. Мыслю, надобно хана Котяна послушать, он приехал недавно. Думаю, у него есть донесения от лазутчиков, где ныне располагаются монголы, что творить далее надумали…

Князья одобрительно зашумели.

Котян Сутоевич, войдя, поклонился всем разом, затем быстрым шагом направился к Мономахову трону, на котором с суровым лицом сидел Мстислав Романович.

– Великий князь!

Хан встал на колени и уткнулся лбом в дубовые доски пола.

– На тебя все орды половецкие уповают! Стань всем половецким людям отцом родным и помоги оборониться от недруга злого.

Киевский князь кивнул стоящим рядом князьям туровскому и дубровицкому. Они взяли тучного хана под локти и поставили на ноги.

– Говори толком, – велел Мстислав Романович. – Времени долбиться челом об пол ныне нету.

– Я и говорю толком, великий князь, – дрожащим голосом сказал половецкий владыка. – Напали безвинно на наши орды неисчислимые враги и безвинно посекли весь мой народ. За что страдают мои подданные?

Он посмотрел на сидящих князей недоумённым взглядом, словно вопрошая.

– А вот вам и наказание Господне грянуло за всё зло, что нам причинили за многие годы, – ответил Олег Курский. Его дружно поддержали другие князья.

– Мы вас бивали, вы нас в ответ, – продолжал хан Котян. – Но ныне – беда всеобщая: вчера злобные монголы, адово племя, отняли нашу землю, завтра отнимут вашу. Их полчища неисчислимы, они везде и всюду. Бьют неправедно и грабят… Вчера они посекли наших воинов, завтра побьют ваших…

После этих слов князья дружно запротестовали, мол, мы не половцы, чтобы врагу спину показывать.

– Ещё поглядим, кто кого бить станет.

– Это вы привыкли смердов грабить да над ранеными изгаляться.

– Худо стало, сразу к нам? А хорошо было – на нас?!

– Били вас, и поделом.

Котян Сутоевич даже голову вжал в плечи, явно не ожидая такого взрыва негодования и ненависти.

Мстислав Удатный вновь поднял руку, князья постепенно стихли.

– Я полагаю, опасность для наших рубежей велика, – сказал решительно. – Но, коли мы не пойдём в союзники к половцам, они вместе с монголами станут объединяться и опасность возрастёт во много крат!

– Захотят ли монголы с ними единиться? – воскликнул Владимир Рюрикович. – Уже изрядно побили их. А побитый союзник – наипачий враг!

– Пусть единятся! Будем разом бить и тех и других! Одни неведомы, других ведаем доподлинно! – с весёлым азартом прокричал Святослав Шумский.

– Великий хан хотя бы знает численность врага? – поддержал брата Изяслав Дорогобужский. – Каковы в бою? На что способны?

– Ничего не знает! – кричали князья. – Они были храбры на наши веси нападать да смердов неоружных резать.

– Да мы с вами давно уже не воюем, – оправдывался хан Котян. – Многие из нас стали православными. Убиенные невинно Юрий Кончакович и Данила Кобякович были истинно православными, упокой их душу, Господи!

Князья дружно перекрестились.

– И даже те, кто ещё не крещён, – вдохновенно продолжал хан, – в эти трудные для нас дни решили принять православие. Завтра в Печерском монастыре крестится хан Бастый со своими братьями и младшими ханами.

Мстислав Романович одобрительно посмотрел на хитрого половчанина, да и взгляды многих князей сделались теплее.

– Нас с вами Господь связал одной судьбой. Вы же знаете, что многие русские князья женаты на половчанках…

Хан Котян сделал паузу и рыдающе добавил:

– Мы ведь все родственники! Наши родные степи оказались под копытами коней пришельцев – это плохо. Но неужли вы думаете, что они просто так проскачут мимо ваших богатых уделов?

– На Господа уповаем, – отвечал великий князь киевский.

– И всё же, монголы каким числом? – переспросил князь дорогобужский.

– По данным моих прелагатаев, их более тридцати тысяч, – быстро ответил хан. – Но это ещё не точно. Я думаю, их тысяч пятьдесят, и никак не менее.

– Всего-то?! – воскликнул Мстислав Святославич Черниговский. – Что ж вы не сражались? Зачем бегали?

– Они напали внезапно, ночью. Сразу повыбили ханов, будто знали, где кто находится, обездвижили войско. Многие в панике бежали, многих пленили, остальных порезали…

– Надо думать, что кое-кто и на сторону безбожных монголов перебежал? Не так ли, Котян? – пытливо спросил Олег Курский.

Половецкий хан промолчал в ответ.

– Каковы они воины и откуда есть, нам поведает некий зрелый муж по имени Невзор, – объявил Мстислав Удатный, заранее зная, какую реакцию вызовет рассказ бывшего невольника. – Был он рабом в Гургандже хорезмийском, куда пришли ратники монгольского Чингиза хана.

Время для появления Невзора выбрал точно. После слезливых слов Котяна князья размякли, теперь их требовалось встряхнуть.

Робко озираясь по сторонам, в большую залу вошёл Невзор. Он никогда не видел сразу столько князей, столько блестящих доспехов и сверкающих драгоценными камнями рукоятей мечей, столько гордо посаженных голов и надменных взглядов.

– Это что за шиш-бродяжник? – раздался голос.

– Мстислав, ты где его подобрал, а? – насмешливо вопросил Мстислав Черниговский. – Из какого кышлага сбежал он от скота своего?

– Князья шуткуют, Невзорушка, – успокоил его Мстислав Удатный. – Настроение у них отменное… Но мы его сейчас им подпортим!

Он грозным взглядом обвёл всех поочерёдно, потом велел Невзору:

– Поведай нам, поведай свою историю, безо всяких разукрасок. Да не робей, здесь все свои.

«Кому-то, может статься, и свои, – подумал Невзор, – но только не мне».

В течение его рассказа настроение у князей менялось несколько раз. Многие сходили с лица, но тут же возвращались в прежнее состояние – природная спесь брала верх.

– Я чаю, сей рассказ для вас чем-то значим? – спросил Мстислав Удатный, когда Невзор удалился прочь. – Ныне понятно, что эти монголы – соглядатаи большой рати и отпускать их живыми не след?

– В этом мы с тобой согласны! – подтвердили князья. – Но дабы всуе не терзаться, потребно добре обдумать.

– Дорогие гости! – поднялся с трона Мстислав Романович. – Прошу пожаловать в трапезную – отведать яств и хмельного, чем Бог послал. Думаю, до завтрева нам всем хватит времени для размышлений и совещаний…

– А чтобы лучше думалось, – громко сказал хан Котян, – я привёз для вас, князья честные, великие дары: скот и наложниц, каменья драгоценные и меха, ткани заморские. Даже если вы урядите не помогать бедным половцам, пусть всё это останется вам на добрую память о моём несчастном народе.

И горько всхлипнул.

Это известие также оказало благотворное влияние, многие стали думать, что, ещё не выступив в поход, уже оказались с добычей. А кто знает, может, и битвы никакой не будет, а кочевники уйдут сами по себе, устрашась русской силы?

Да и не так уж много этих самых монголов, наших ратников гораздо более. А если к числу их присовокупить половцев? Пусть они уже пуганы, но всё ж воины…

А ежели изрядно пуганы, то не станут путаться под ногами.