Текст книги "Манускрипт"

Глава 17,
в которой неосторожное слово может стоить жизни

Алида полночи ворочалась, пытаясь придумать, как облегчить другу жизнь. Она не представляла, что делала бы сама, окажись в такой ситуации. День и ночь лежать на кровати и смотреть в потолок – что может быть страшнее? Узник тюрьмы хотя бы может пройтись по камере или выбраться на прогулку. Ричмольд же не может ничего. Томится в обиде и жалости к себе, как яблоко в компоте. Так и с ума сойти недолго.

Она перебирала в уме всевозможные варианты, вспоминала даже случаи из сказок, в которых герои по каким-либо причинам не могли двигаться. Идей было много, но ни одна из них не подходила, и Алида злилась, ворочалась, комкая простыни.

Наконец, когда комнату уже заливал призрачный серо-зеленоватый сумрак приближающегося рассвета, она кое-что вспомнила. Одно из самых недавних впечатлений всплыло в памяти, озарив тяжелые думы спасительным светом. Это точно поможет. И как она раньше не догадалась?

Довольно улыбнувшись, Алида уткнулась лицом в подушку и тут же заснула.

Позавтракав, она спустилась к дороге и, дождавшись попутную телегу, отправилась в город. Она рассчитывала обернуться за час-полтора. Хозяин замка не отпускал ее и вообще не упоминал, можно ли ей самовольно отлучаться, но Алида решила, что ничего страшного не произойдет, если она быстренько съездит к ремесленникам. Это поможет Ричмольду, а значит, поможет их общему делу.

Порывистый ветер трепал одежду и волосы, и Алиде пришлось повязать на голову платок, чтобы волосы не лезли в лицо. Неопрятного вида извозчик насвистывал какой-то веселый мотив, а высоко в небе собирались дождевые облака.

Алида сжимала в ладошке несколько монет: пяток медяков, три серебряные и одну золотую. Анна, Лина и Элли одолжили ей немного денег, когда узнали, что она задумала. Правда, Алида пока не могла придумать, каким образом вернет долг отзывчивым служанкам, но обещала себе подумать об этом чуть позже.

По пути в телегу запрыгнул деревенский парень в шерстяном дорожном плаще, угрюмо сел в угол и не предпринимал никаких попыток заговорить с попутчицей. Ее это устраивало. Небо становилось все темнее, наливалось грозной синевой и иногда даже принималось ворчать, как сердитый кот. Гнедая лошадь, запряженная в телегу, то и дело раздраженно всхрапывала, отгоняя хвостом назойливых слепней.

Алида переживала, что дождь разразится раньше, чем они успеют приехать в Биунум. Однако настроения возчика погода не портила: он продолжал насвистывать что-то навязчиво-жизнерадостное. Впереди показались выцветшие крыши палаток и уродливое колесо обозрения.

– Ярмарка какая-то не очень, – перестав свистеть, сказал возчик. – В прошлые годы лучше была. Или я постарел?

– Угу, – отозвалась Алида.

– А про праздник слышали? – продолжил возчик. – Ходили повсюду молодчики в форме да заливались соловьями. Приходите, дескать, на салют смотреть.

– Да, было дело, – оживился вдруг сосед. Алида с любопытством взглянула на него. Штопаные штаны, рваные ботинки, заплаты на плаще – он явно жил небогато. – Странно, конечно, праздник без повода… Но посмотреть страсть как интересно. Правда?

– Правда, правда, – протянул возчик. – Вы пойдете?

– Как получится, – отмахнулся попутчик. – Но хоть одним глазком взглянуть было бы неплохо.

– А ты, деваха, что скажешь? – Возчик обернулся на Алиду и подмигнул ей.

Алида нахмурилась, вспоминая все опасения, которые высказал ей Мелдиан. Праздник на другом конце города, далеко от замка альюдов. Веселье после погромов. Нет, ей это решительно не нравилось…

– Не знаю, – ответила она. – Может, схожу, если хозяин отпустит.

Попутчик смерил ее заинтересованным взглядом, задержавшись на руке, в которой поблескивали монеты. Алида крепче сжала кулак, и он опустил глаза.

– Хозяин, говоришь? Это кому же ты прислуживаешь в том краю, где деревни одни? – недоверчиво спросил возчик. Алида поняла, что оплошала, но быстро собралась с мыслями:

– Я устроилась подрабатывать на лето. Помогаю мельнику на мельнице. Он послал меня в город купить колесо для телеги.

– И как же ты это колесо обратно потащишь? – хмыкнул возчик.

– Покачу, – насупилась Алида.

Возчик отказался везти Алиду к Кварталу Ремесленников, потому что сам он направлялся в противоположную сторону, и Алиде пришлось расплатиться с ним одним медяком и продолжать путь пешком. На всякий случай она намотала платок так, чтобы он немного прикрывал лицо. Может, кто-то ее узнает и вспомнит, что она когда-то была хранительницей страницы Манускрипта.

Отовсюду доносились удары молотков, ругань рабочих, громыхание стропил. Биунум восстанавливался после ночи погромов, зализывал свои раны, словно огромный зверь. Алида с горечью отметила, что не осталось почти ни одного дома, чьи стены не были бы покрыты сажей, а окна уцелели. Просто удивительно, как люди не подняли восстание против Магистров. Должно быть, страх все-таки оставался сильнее возмущения.

Алида прошла по мосту, горбато выгнувшемуся над мутно-зеленой рекой, и очутилась на запруженной людьми улице. Она вдохнула полной грудью: несмотря на все недавние происшествия, это все-таки был Биунум, такой знакомый город, в котором она бывала множество раз.

Из окон доносились ароматы домашней еды, во дворах резвились дети и прохаживались куры, на подоконниках и нагретых солнцем крылечках вальяжно растянулись кошки. Несколько мужчин очищали гарь с фасадов домов, кто-то перекрывал обвалившуюся после пожара крышу. Общее дело сплотило жителей, и сейчас город походил на улей, полный деловитых пчел.

Алида умышленно не стала заходить на улицу, где жил ее отец. Она старалась как можно реже думать о нем, чтобы не расстраиваться лишний раз. Несмотря на его предательство, ей все же хотелось убедиться, что отцовский дом не пострадал от пожара.

Чем ближе она подходила к центру, тем больше людей попадалось на улицах. Извозчики и пешеходы то и дело прикрикивали друг на друга, сталкиваясь, и Алиде приходилось держаться поближе к стенам зданий, чтобы не попасть под колеса или не врезаться в кого-нибудь.

Прямо перед ней на мостовую выплеснулось зловонное месиво помоев, и Алида показала кулак женщине, которая высунулась из окна, вытрясая из ведра последние капли жижи и кусочки луковой шелухи. Горожанка ехидно усмехнулась и скрылась в окне.

Наконец Алида свернула на узкую улочку и через нее вышла в Квартал Ремесленников. Здесь было гораздо тише, чем на основных улицах, и она не спеша двинулась вдоль ряда мастерских и лавок. Богатые ремесленники арендовали под магазин первые этажи домов, мастера поскромнее держали разборные шатры и палатки, а самые находчивые торговали добром прямо с рук. Плетеные корзины, пугающе острые ножи и топоры, украшения с самоцветами, глиняная посуда, меховые шапки – Алида скользила взглядом по разномастным товарам и лицам лавочников. Но она искала совсем не горшок и отнюдь не шапку. Ей нужно было что-то куда более основательное…

– Эй, красотка, никак за туфельками пришла? – окликнул ее сапожник с лихо закрученными кверху усами. – Ну, так подходи, не стесняйся. Подберем что-нибудь на твою изящную ножку.

Алида состроила презрительную гримасу и украдкой взглянула на собственные стопы. От прогулки по городу ноги, конечно, покрылись слоем пыли и дорожной грязи, но, на ее взгляд, этого было недостаточно, чтобы заставить себя надеть неудобную жесткую обувь.

Сапожник хмыкнул и подкрутил пальцем ус. Алиде совсем не понравилась его самодовольная физиономия, и она двинулась дальше. Мужчина, пожав плечами, взялся за нож с длинным тонким лезвием, скошенным на конце, и принялся кроить кожу.

– Дай-ка пройти, плетешься, как хромая овца, – проворчал какой-то прохожий и грубо толкнул Алиду в бок. Она оступилась и уже хотела возмутиться, как ее взгляд упал на то, что она искала. Оправив платье, Алида поспешила к лавочке.

Торговец, худощавый стареющий мужчина, выкатил из мастерской колесо и пристроил его у прилавка. Выпрямившись, он отряхнул ладони и оглядел свою лавку довольным взглядом. Колеса разных размеров, кресла-качалки, даже небольшие телеги с цветочными горшками внутри – весь товар не умещался под навесом, и некоторые предметы пришлось выставить наружу. Торговец вернулся за прилавок и устало вздохнул.

– Добрый день! – Алида подскочила к лавке, вспугнув стайку копошащихся в дорожном песке воробьев.

– Чем могу помочь? – спросил мастер, немного недоверчиво глядя на нее.

Алида заозиралась по сторонам, собираясь с мыслями, и встретилась взглядом с усатым сапожником. Тот криво улыбнулся, и Алида поспешила отвернуться.

– Вы можете сделать… Такое… Кресло с колесами? – сбиваясь, начала объяснять Алида. Она пыталась в деталях вспомнить, как выглядело то странное транспортное средство, которое она видела недавно на ярмарке.

Мужчина непонимающе склонил голову набок.

– Кресло, – с мольбой произнесла Алида. – Но вместо ножек – два здоровенных колеса. Вот, похожи на это. – Она махнула рукой на колесо, которое мастер совсем недавно выкатил за прилавок. – А сзади еще такие ручки. Я видела на ярмарке, как женщина везла мужчину, который сидел в таком кресле.

Ремесленник чуть сдвинул светлые брови, потом вытащил из кармана кусок пергамента и огрызок карандаша и быстро что-то набросал.

– Вот такое? – спросил он через пару минут и протянул рисунок Алиде.

– Да-да! – вне себя от радости закивала она. – Очень похожее! Это ведь вы делали то кресло?

– Я, – согласился мужчина. – У вас в доме неходячий больной?

Эти слова отчего-то задели Алиду. Она ни за что не хотела называть Ричмольда «неходячим больным», в этих словах было что-то безнадежное и пропахшее горькими лекарствами. Ричик обязательно пойдет, просто нужно подождать совсем недолго, а пока он не поправится, она будет вывозить его на кресле в сад. Без свежего воздуха его выздоровление затянется, а так она поможет ему, чем сможет.

– Ричику уже лучше, – ответила она. – Так вы сделаете такое кресло?

Торговец оценивающе оглядел Алиду с головы до ног, и она поняла, что он пытается прикинуть, сколько можно взять за работу. Она показала ему горстку монет. Золотой кругляш ярко блеснул, несмотря на то, что небо уже было затянуто плотным покрывалом туч.

– Восемь дней, – сказал мастер. – По какому адресу доставить? От этого будет зависеть стоимость работы. Чем дальше, тем дороже.

– О! – обрадовалась Алида. – Это за городом, но не очень далеко. Вон там. – Она махнула рукой в ту сторону, где высились серые горы с Черным Замком, венчавшим вершину, словно корона.

По вытянувшемуся лицу ремесленника Алида поняла, что допустила промах. Она обернулась и увидела, как напряженно на нее смотрят остальные ремесленники квартала, которые наверняка все слышали. Сапожник бросил раскраивать кожу и медленно пошел в сторону лавки с колесами.

– Ой, – сказала Алида.

– Туда? В замок, неведомо как выросший из горы? В замок, из-за обитателей которого в городе творится невесть что? – строго спросил ремесленник, наклоняясь к заказчице.

– На самом деле замок был там всегда… Просто несколько деревьев упало в грозу, и его стало видно… Там никто не живет, а наш с папой домик стоит у подножья горы, – краснея, начала оправдываться Алида. Ну почему, почему она сморозила глупость, не подумав?

– Да-да, только вот по вечерам там горит свет в окнах, – недружелюбно произнес сапожник и схватил Алиду за локоть. Она вскрикнула от неожиданности. – Странно для заброшенного замка, не находишь?

– М-может, туда проникли бездомные… Отпустите!

– За таких Магистрат дорого платит, – задумчиво протянул ремесленник. – Ты ведь одна из них, так?

– Одна из кого? – возмутилась Алида и дернулась, но сапожник держал ее крепко. – Пустите, я сказала! Я ничего вам не сделала! Я просто хочу заказать кресло для друга!

Алида едва не зашипела от досады. Почему она снова нарвалась на неприятности?

– Ведьма, – презрительно выплюнул мастер. – Зовите жандармов!

Остальные ремесленники начали настороженно выглядывать из-за своих прилавков, привлеченные шумом. Алида отчаянно дернулась, но сапожник крепко вцепился в ее руку.

– Интересно послушать, как ты будешь визжать, когда под тобой разведут костер, – оскалился сапожник. – Награду от города делим пополам, Шерт, идет?

– Почему это пополам? – нахмурился Шерт. – Она пришла ко мне!

– Но ведь это я ее держу. – В свободной руке сапожника зловеще блеснул нож, тот самый, со скошенным лезвием. У Алиды защемило в груди от страха. Ну как, как она смогла допустить такую оплошность?! Если ей каким-то чудом удастся сейчас вырваться и сбежать, то Вольфзунд точно убьет ее за то, что она лишний раз напомнила людям о существовании замка.

Гончар из соседней лавки сунул в рот два пальца и оглушительно свистнул. Зеваки и покупатели, коих в Квартале Ремесленников становилось все больше, с любопытством поглядывали на происходящее.

– Если все услышат, что она ведьма, то отобьют ее у нас и сами отведут в лапы патрульным, – шепнул сапожник мастеру-колеснику. – Нам самим нужны эти деньги, так что держим мерзавку крепко, а свои языки – за зубами.

Мастер кивнул и взял Алиду за другой локоть. Она с мольбой заглянула ему в глаза: неужели он настолько алчный и жестокий? Чем она так насолила ему? Она просто хотела заказать кресло, и все!

– Всевышний, Алида, неужели это ты?! – до боли знакомый голос прозвучал громко и неожиданно.

– Эрнест, рад тебя видеть, – притворно улыбнулся сапожник. – У нас небольшая проблемка, но если ты подождешь, я верну тебе твои ботинки чуть позже.

– Что здесь происходит? – возмутился Эрнест. – Почему вы ее держите? Алида, дочка, что случилось?

Лица сапожника и колесника вытянулись, но разжимать пальцы они не спешили. Алида беспомощно всхлипнула, исподлобья глядя на отца. Она не простила ему предательства, но сейчас поняла, что свыклась с тем, что деньги, которые, возможно, Магистрат заплатил отцу, были действительно нужны его новой семье.

Алида призналась себе, что несмотря ни на что рада его видеть. Он жив и цел, выглядит немного похудевшим и уставшим, но вполне здоровым.

– Мы задержали ведьму, Эрнест, но награду делим только между собой, уж извини, – сказал сапожник и дернул Алиду за руку, притягивая к себе. Она вскрикнула от боли.

– Что за чушь? – возмутился отец. – Это моя дочь! Ее зовут Алида Фитцевт, она порядочная девочка. Алида, милая, тебя наконец-то выпустили из Библиотеки? С тобой хорошо обращались? Пойдем домой, доченька.

– Все… хорошо, папочка, – выдавила она.

– Что-то непонятно, – нахмурился колесник. – Она сама сказала, что живет там. – Он махнул в сторону замка на горе. – Девка повязана с демонами, а за поимку таких Магистры хорошо платят, ты сам знаешь, Эрнест.

– Это вы не понимаете, что несете! – взревел Эрнест. – Отпустите мою дочь, иначе я позову полицию!

– Жандармы уже бегут, – ответил сапожник.

Глаза отца загорелись от ярости, которую Алиде никогда не доводилось у него видеть. Эрнест с силой толкнул сапожника в грудь, тот грузно повалился на мостовую, выпустив руку Алиды. Шерт кинулся к нему, но отец свалил его с ног мощным ударом в челюсть. Алида, освободившись, бросилась в сторону, как птичка, выпущенная из клетки, и спряталась за спину отца.

Эрнест повернулся к дочери и крепко сжал ее в объятиях. Алида с готовностью уткнулась лицом в его рубашку, пахнущую пылью, солнцем и потом. Ей столько хотелось ему рассказать! Но она вспомнила, что любое неосторожное слово может навредить ей.

– Куда же ты пропала, Алидушка? Я так переживал… – Отец встревоженно посмотрел ей в глаза. – Мне обещали, что вас просто досмотрят и отпустят через день-два, но ты так долго не приходила…

– Потом я все тебе расскажу, папа. – Голос Алиды дрожал. – Потом я приду, и мы будем долго болтать. Но сейчас просто знай, что я в порядке.

– Ох, доченька, – вздохнул Эрнест и прижал ее к себе.

Алида обняла его в ответ, но отец вдруг как-то сдавленно захрипел и обмяк, оседая на землю. Она во все глаза уставилась на него. На боку по рубашке расползалось темное пятно. Она непонимающе подняла взгляд выше и увидела сапожника, который уже успел встать с земли. Он сумасшедшим взглядом смотрел на ее отца, сжимая в руке свой узкий нож. Со скошенного лезвия капала кровь, растекаясь на песке мертвыми мотыльками.

Алида закричала и протянула руки к отцу. Эрнест побледнел, на его губах пузырилась кровавая пена.

– Папа! Папочка! – Она попыталась сдвинуть отца с мостовой, но он был слишком тяжел для нее.

– Прости меня, дочка, – прошептал Эрнест.

– Хватай ее, не то наши деньги уплывут, – зарычал сапожник и бросился к Алиде. Она с трудом заставила себя оторваться от отца и, оглянувшись на него в последний раз, сломя голову побежала по кварталу.

– Ведьма сбежала! Ведьма! Это я поймал ведьму! – вопил сапожник, но Алида почти не слышала его слов из-за стука в висках. Краем глаза она заметила людей в синем, которые бросились за ней, выскочив из боковой улицы, но она бежала, едва касаясь ступнями дорожных камней, расталкивая прохожих, сбивая с ног детей, едва не попадая под колеса повозок.

Ее отец мертв. Какой-то мужлан убил его только потому, что он пытался защитить ее. Все из-за неосторожно оброненного слова! А она даже не могла ничем ему помочь… Но если ее сейчас поймают, то никто уже не поможет бабушке. А папа наверняка хотел бы этого так же сильно, как и она сама.

Бежать больше не было сил, слезы мешали смотреть по сторонам. Не вполне отдавая отчет своим действиям, Алида на бегу распахнула дверцу первой попавшейся кареты, которая со скоростью улитки двигалась по улице, и вскарабкалась внутрь. В следующий миг свисток жандармов прозвучал совсем близко, но у нее не осталось сил, чтобы разобраться, заметили они ее маневр или нет.

В карете испуганно вскрикнула женщина. Алида подняла голову и растерянно осмотрелась. Она испугалась, что ее прямо сейчас могут передать патрульным. На скамье сидела невысокая стройная женщина. Даже несмотря на скудное освещение, Алида с замиранием сердца узнала Азалию, собственную мать.

Глава 18,
в которой реальность кажется сном

Алида не понимала, оказалась она в карете матери случайно или чья-то незримая рука теперь будет направлять ее до тех пор, пока воля ее находится запертой в Зале Аутемов. Вряд ли это было простым совпадением: по дорогам Биунума разъезжало множество экипажей, однако она каким-то чудом оказалась именно в том, где ехала ее родная мать.

– Всевышний, Алида, это ты? – воскликнула Азалия, узнав в перепуганной заплаканной пассажирке свою дочь. – Но… как? Как ты здесь оказалась?!

Кучер остановил экипаж.

– Мне показалось, или к вам проник посторонний? Госпожа Азалия?

– Все в порядке, едем дальше, – крикнула мать кучеру.

Азалия помогла Алиде взобраться на скамью и обняла дочь. Алида порывисто обхватила мать руками и захлебнулась рыданиями.

– Папу убили, – безжизненным голосом выдавила Алида, уткнувшись в мягкую ткань материнского платья. Губы дрожали, ее всю трясло, в голове бухали молоты, мешая облекать мысли в слова.

– Тише, тише, – прошептала мама, поглаживая ее по спине. – Что случилось? Ты была у Эрнеста?

За окном мелькали городские виды и прохожие, торопящиеся по своим делам.

– Папу убили, – повторила Алида, не веря, что произносит эти слова. Такие немыслимые, холодные и тяжелые, как обтесанные водой булыжники.

Азалия чуть отстранилась от дочери и испуганно посмотрела ей в глаза.

– Эрнест… мертв? – спросила она. – Ты уверена?

Алида кивнула, не в силах больше ничего говорить. Лицо матери стало восково-бледным, как пергаментная страница.

– Как это произошло? Ты… ты видела, кто это сделал? О Всевышний… – Женщина закрыла лицо руками. Тонкие пальцы с холеными ногтями мелко дрожали.

– Дейан, поворачиваем домой! – крикнула она кучеру.

Экипаж замедлил ход, свернул на соседнюю улицу и, сделав по двору круг, выехал на широкую дорогу и двинулся в обратном направлении.

Алида бессильно сложила руки на коленях и апатично уставилась в пол кареты. Из-за нее убили отца. Он мертв, и никому не под силу ничего исправить. Если бы она промолчала, если бы не указала в сторону замка, если бы думала прежде, чем говорить… Она злилась на себя безумной, сокрушительной яростью, она бы ударила себя по лицу от злости, била бы снова и снова, если бы боль не лишила ее последних сил.

– От кого ты бежала? Почему не позвала жандармов и врачей? Алида, ты меня слышишь? – Голос Азалии вырвал ее из горестных раздумий. Алида подняла на мать красные, опухшие от слез глаза и выдавила:

– От жандармов и бежала. Они подумали, что я ведьма.

Азалия глухо застонала и снова спрятала лицо в ладонях.

– Алида, милая, я не знаю, что там у вас произошло. Всевышний, сколько может продолжаться это безумие? Все как помешались с этими ведьмами… Что же теперь будет с женой Эрнеста? Нужно ей сообщить… – Азалия вздохнула и взяла Алиду за руку. Хладнокровность матери немного успокоила ее, мысли начали проясняться. Действительно, Милли и ее нерожденный ребенок остались одни. Если бы она спокойно дождалась жандармов и объяснила им, что сапожник ударил ножом отца, то стражи порядка наверняка сразу же арестовали бы убийцу. Их не волновало, что она якобы ведьма. Или волновало бы?

– Город назначил награду в двести золотых монет за каждого пойманного колдуна, – сказала Азалия. – Все будто с ума сошли. Каждый спешит донести на соседа, лишь бы получить легкие деньги. Кошмар, просто кошмар… Но Алида, ты-то не занимаешься ничем запрещенным? Правда? Дочка, скажи: у вас с бабушкой все хорошо? Может, вам лучше официально оформиться в штат лазарета?

Алида посмотрела на бледное лицо матери замутненными глазами. Ей хотелось, как в детстве, крепко обнять ее и пожаловаться на все беды, рассказать про бабушку-сову, про замок на горе, про Вольфзунда с его холодным взглядом, про путешествие на шхуне, про сделку, про больного Ричмольда, про невыполнимое задание, но все слова застревали в горле. «Оно и к лучшему, – безучастно подумала Алида. – Чем меньше я расскажу, тем меньше вреда причиню маме. Последнему моему близкому человеку, который еще не попал в беду».

Алида глухо заплакала, дрожа всем телом, и Азалия прижала ее к себе, тоже плача. Дождь тихо забарабанил по крыше кареты.

Дом Азалии и ее нового мужа был обставлен со вкусом и изяществом, но Алида ничего этого не замечала. Ее по-прежнему трясло, и она практически не помнила, как прошла в зал и села на обложенный подушками диван. Кухарка вручила ей чашку крепкого сладкого чая, и Алида изо всех сил вцепилась в нее дрожащими руками, будто та чем-то могла ей помочь.

Азалия беспокойно ходила по гостиной, заламывая руки. К своему чаю она даже не притронулась.

– Он меня убьет, – спохватилась вдруг Алида, некстати вспомнив, что ушла из замка без разрешения Вольфзунда.

Мать остановилась и внимательно посмотрела на нее.

– Кто тебя убьет? Ради Всевышнего, объясни, наконец, во что тебя втянули?! Я-то, наивная, была уверена, что со Стриксией ты окружена заботой и вниманием.

– Он… Тот, с кем я… Ой, неважно.

– Алида, ты что, живешь с мужчиной? – Азалия побледнела еще сильнее. – В шестнадцать лет? Не обручившись?!

Дочь опустила глаза, не зная, что ответить. Азалия сокрушенно покачала головой.

– Всевышний, Алида, если бы я знала, что у тебя такие трудности, я бы договорилась с Леартом. Мы бы забрали тебя. И Стриксию, если бы Эрнест не был готов вывезти из глуши родную мать. – Азалия села на диван и погладила дочь. – Я не знаю, что тебе довелось пережить, но одно то, что Эрнест мертв, просто ужасно. Ты уверена, что не хочешь поговорить с городской полицией, доченька?

Алида упрямо покачала головой. Она почти не понимала, о чем говорит мать. В висках стучала кровь, все остальные звуки доносились будто через слой ваты. Она машинально допила чай, не чувствуя вкуса, и бессильно легла на подушки. Азалия поднялась и вышла в коридор, на ходу отдавая новые распоряжения кухарке. Глаза Алиды закрылись сами собой, слез больше не осталось.

Вольфзунд решит, что она сбежала, и разорвет их сделку. Бабушке будет неоткуда ждать помощи. А выйти на улицу и попытаться вернуться в замок Алида пока не может: наверняка мерзкий сапожник подробно описал ее жандармам. Даже если того арестуют за убийство, «ведьму» из Черного Замка вряд ли оставят в покое. Перед глазами снова всплыло лицо отца. «Прости, дочка». Она так и не успела сказать, что уже простила его. Сбежала, не успев проститься. Алида хотела разрыдаться снова, но, видимо, в ее чай было подмешано какое-то сильное успокоительное, и она провалилась в тягучий омут сна.

– Тебе может это… кроссвордов принести? – Мелдиан с притворным беспокойством заглянул в глаза Ричмольду. Он отвернулся: от взгляда непроницаемых черных глаз ему было жутко.

– Спасибо, не стоит.

– А мне кажется, я бы помер со скуки на твоем месте, – пожал плечами рогатый. – Или ты и так уже помер? Хотя нет, призраки обычно не такие плотные.

Он захихикал над собственной шуткой, а Ричмольд раздраженно фыркнул. Ему и так было тошно, без насмешек этого уродца.

Кусок штукатурки отвалился от потолка и с хрустом обрушился на пол. Где-то в коридоре что-то треснуло.

– Ай-ай-ай, – покачал головой Мелдиан. – Если твоя подружка не поторопится, мы рискуем снова врасти в гору. Вместе с тобой, между прочим. Давай, сообщи ей по какой-нибудь ментальной связи, что пора бы пошевелиться и принести папе книжонку. Кстати, ты не в курсе, куда это она с утра умотала?

– Нет, – буркнул Рич. – Но почему бы Магистрату тогда просто не подождать, пока остатки магии не выветрятся и вы не… кхм… «врастете в гору»?

– Да брось, – махнул рукой Мел. – Ты ж у нас умник, вроде бы. Человечишки знают, что две страницы у нас. Страницы исчезнут с нами. И тю-тю, никакого волшебства им не видать, как своей молодости. Мы все сейчас спешим, – добавил он уже куда более серьезным тоном.

– Понятно, – кивнул Ричмольд и во все глаза уставился на альюда. – Звезды и кометы, что с твоей рукой?!

Один из пальцев Мелдиана хрустнул и отвалился, будто откололся от гипсовой фигуры. Но рогатого это происшествие, кажется, ничуть не смутило. Он лизнул палец и приставил на место. Рука приняла прежний вид.

– А я тоже не вечный, пусть частички ваших душонок и немного подпитывают нас, – ответил он. – Скоро превращусь обратно в тыкву. Точнее, в горгулью.

– Ты пришел в мою комнату, чтобы доводить меня несмешными шутками? – процедил сквозь зубы Рич. По правде, его забавляла болтовня странного сына Вольфзунда, отвлекала от мрачных мыслей, но он злился, что Алида до сих пор не навестила его сегодня, потому и ворчал.

– Ты, зануда, уж точно ничего не смыслишь в шутках, – надулся Мел. – И даже не можешь понять, что сейчас я говорю со всей серьезностью. Вот скажи мне, ты правда думаешь, что я мог родиться таким? Разве мои родители – обладатели роскошных крыльев и прекрасных рогов?

Не дождавшись от Ричмольда ответа, Мелдиан продолжил, со вздохом поглядев в окно.

– Когда-то я был как все. Ну, как обычный мальчишка-альюд. Потом у отца произошла кое-какая мутная история с другим сильным альюдом, и тот дядька превратил меня в горгулью. Чтобы насолить отцу, ну, ты понял. Он решил, что будет очень остроумно снабдить меня такими вот атрибутами. Хотя, признаться, крылья действительно очень пригодились. Пару недель я украшал собой фасад одного здания, и противные капли фонтана вечно брызгали мне в лицо. Отец был вне себя, но все-таки нашел способ выкрутиться. Он меня оживил, но обычным мальчишкой-альюдом я так и не стал. Тот, кто меня превратил, наложил заклятие, которое снимается настолько пошлым и безвкусным способом, что даже у меня зубы от этого сводит. Твоей подружке бы понравилась эта история, – он улыбнулся, сверкнув острыми зубами.

Ричмольд недоверчиво нахмурился.

– Какое еще заклятие?

– Все-то тебе расскажи, – скривил губы Мел. – Но так и быть, пока я настроен поностальгировать, признаюсь тебе кое в чем. В общем, у вас в сказках часто упоминается именно этот вид проклятий, но как по мне, он самый скучный из всех. Чтобы избавиться от рогов, крыльев, серой кожи и опасности рассыпаться гипсовым прахом, я должен жениться по любви на смертной девушке. Кошмар, правда?

Ричмольд округлил глаза.

– Действительно… Но разве ты хочешь избавиться от этих… крыльев? Ты же говорил, они тебе нравятся.

– Да ты и сам, небось, не прочь бы полетать. А мягкие какие! На, потрогай. – Мел расправил крыло, сунув махровые перья прямо в лицо лежащему на кровати Ричу, но тот брезгливо отвернулся.

– Нет у меня вшей, чего ты ворочаешься. Ну да, я бы не прочь всю жизнь таким быть. Но папа бесится. Говорит, его сын должен быть самым сильным, самым красивым и все такое, чтобы достойно перенять его власть, но, согласись, я и без своих особенностей не обернусь статным красавчиком. А мама до сих пор грустит так, будто я по-прежнему ловлю фонтанные брызги в саду. Для них мой вид – удар по самолюбию и напоминание о старом промахе. Вот и приходится выбирать: полеты или родители. Лично я выбираю второе. А ты?

Ричмольд не знал, что ответить, потому что ни ощущение полета (кроме падения с башни, конечно), ни родные отец с матерью не были ему знакомы. Он посмотрел на Мела, который сосредоточенно рассматривал свои ногти.

– И ты будешь снимать заклятие? Ну… Станешь искать девушку, которая согласится выйти за тебя? – Рич смутился, когда понял, что, возможно, задал слишком личный вопрос.

– Уже нашел, – просиял Мелдиан. – Она живет в Птичьих Землях. Мне кажется, я ей нравлюсь. По крайней мере, она танцевала со мной на балу, а у нас это считается вроде бы подтверждением серьезных намерений. Скоро они со своей матерью приедут к нам погостить, и тогда мы обсудим все детали свадьбы, если она, конечно, вообще состоится…

– А если ей нравятся твои крылья? – спросил Ричмольд и сам себе удивился.

По лицу Мелдиана было ясно, что он растерялся. Он почесал длинное ухо серым пальцем и беспечно махнул рукой, стараясь снова обратить все в шутку.

– Тогда я надергаю перьев у сиринов и обошью ими все рубашки по спине. Придешь ко мне на свадьбу, рыжий?

– Приду, – кивнул Ричмольд и тут же досадливо закусил губу. Все, что было связано с ходьбой, вызывало у него не самые приятные чувства.

Тоска, отступившая было от беспечной болтовни Мелдиана, снова нахлынула. За последние дни Ричмольд настолько привык к удушающему чувству безысходности, что почти сроднился с ним. Та часть его темперамента, которую раньше можно было назвать склонностью к меланхолии, разрослась до невероятных размеров, грозя поглотить все остальные мысли и чувства. Когда Ричмольд просыпался, ему казалось, что страшный и назойливый сон все еще продолжается, никак не желая покидать его.