Текст книги "Игры с Вечностью"

Со дня того визита прошел ровно месяц. К моменту, когда Саргассов, погруженный в свои мысли и воспоминания допил бокал коньяка, дверь открылась и в кабинет вошел Сергей Юрьевич, о котором до того думал Валентин. На сей раз, он был без телохранителей, и вошел с улыбкой, от которой у Саргассова на душе светлее не стало.

– Добрый день! – гость присел в кресло.

– Добрый, – ответил Валентин. Руки для приветствия никто не тянул, оба испытывали по отношению друг к другу презрение, но оба были пока еще взаимно необходимы.

– Какие последние новости?

– Ну, с тех пор, как неделю назад я передал через вашего… – Валентин неопределенно махнул рукой.

– Григория, – подсказал Белов.

– Да, через Григория, передал документы, я кое-что еще нарыл, – Саргассов самодовольно улыбнулся. Падальщик, не зря же его так прозвал Сергей Юрьевич. Он уже начинал получать удовольствие от того, что предавал своего друга. Иногда человек оказывается даже более гнилым, чем сам о себе думает исходя из собственных поступков. – Вот, прочтите.

– Так… Ага. Счета… Клиенты… Проекты… – неужели он так глуп, что откровенничает с вами о своих планах? Хотя, он же доверяет вам…

– Не в этом дело. Видите ли, у меня тоже есть доверенные лица в его компании…. Не все довольны Толиком.

– Или слишком довольны вами. Старший юрист, Марина, не ваша ли первая любовь?

– Э-э… А откуда вы знаете? – Саргассов спросил это, и тут же отмахнулся рукой. – Не важно. Так и есть, старая любовь не ржавеет.

– Если ее периодически смазывать! – Белов многозначно поднял вверх указательный палец. – Ну, теперь и я точно знаю, откуда у вас эти сведения, – он перелистнул список.

– Это не все! – Саргассов вытащил из блокнота листок, и написал на нем цифры и буквы.

– Это то, о чем я просил вас? – Сергей Юрьевич довольно улыбнулся.

– Да, код сейфа.

– А мне говорили, его шифр, кроме самого Воскресного никто другой не знает, – Белов посерьезнел. – И, если честно, я думал, что у вас не получится достать подобное, – он подозрительно покосился на Валентина.

Валентин понял этот взгляд. Белов подозревает, что Саргассов в сговоре с Воскресным.

– На самом деле все относительно просто. Вы же знаете о налете на дом Толика?

– То, что на неделе случилось?

– Да. Это были мои люди. Там какая-то непонятка произошла, Гоша в бегах, а Васю порешили. Но Гоша через наши каналы сумел передать мне шифр.

– Я и не требовал от вас объяснений, – Белов улыбнулся с видом хозяина. Он знал: его начали бояться.

Валентин промолчал, спрятав горящий ненавистью взгляд.

– Что-то еще? – спросил он через пару секунд.

– Нет. Пока нет. Вам осталось раздобыть еще каплю информации, и Воскресный больше не будет вас и меня беспокоить. До встречи.

– До встречи, – Валентин даже не посмотрел на Белова; да и тот не обернулся на прощание.

Ох, и интересно же было узнать Валентину Павловичу, каким образом Белов собирается расправиться с Воскресным. Он понимал, что Анатолия подставят по работе, скорее всего, выставят перед москвичами козлом, и те сами возьмутся за Воскресного, но интересовал сам вопрос: с помощью чего Белову удастся это сделать? Какой он нароет компромат? Валентина терзало любопытство, но он прекрасно понимал: Сергей Юрьевич ни за что не расскажет о своих планах, и совать нос не в свое дело на этот раз было опасно, подозрения сейчас ни к чему. «Что же, Толя, держись!» – подумал Валентин и откинулся в кресле. Что-то не высыпаться стал он в последнее время…

Анатолий Борисович вышел от Валентина и отправился прямиком к Дарье. Он не видел ее со вчерашнего вечера, и даже не удосужился позвонить, хотя знал, что она волнуется. Да, конечно, вчера было не до нее, но послать смс-сообщение, что с ним все в порядке, он мог. Если быть честным, мужчина рассчитывал, что она позвонит сама, но на этот раз ошибся. Анатолий позвонил, чтобы определить, где находится его любовница, но девушка не ответила. Включив логику, Воскресный осознал, что Дарья закусила на него обиду, и ее на даче уже давно нет. Она могла быть либо у себя, либо у родителей. Скорее всего, если предположить что девушка испытывает к нему какие-то чувства, как он начал думать после вечернего разговора, то в одиночестве терзания будет переносить тяжелее, чем в компании родителей и друзей. Поэтому дверь ее квартиры никто не откроет (хотя, если она даже и дома, дверь все равно не откроют), в то время как в доме родителей дверь будет кому открыть, даже если Даши там нет. Дверь Дашиной квартиры и в самом деле перед ним не открылась, как он и предполагал, поэтому путь продолжился к ее родителям в район Черемушки. Воскресный о своих пассиях уже на третий день знал все. По крайней мере, все номера телефонов, адреса, круг знакомств, кем и где девушка трудится и что от жизни хочет. Он считал что о чем-то большем ему сами расскажут, ну а такой набор сведений, помимо безопасности, помогал мало того что понять человека лучше, но еще и найти, когда это было необходимо, вот как сейчас.

Дверь квартиры на пятом этаже открыла женщина всего на пару лет старше Воскресного. Она внимательно окинула его взглядом, оценила элегантный вид и осанку, и только после этого произнесла:

– Добрый день.

– Здравствуйте. А могу я Дашу увидеть? – Анатолию было не по себе, потому что вот так внимательно его редко когда осматривали, да и приходил он к девушкам, когда открывали двери их матери, в последний раз, наверное, лет тридцать назад. Что-то не катит он больше на роль ухажера, да и дяди типа него за любовницей в дом родителей не приходят.

– Почему бы и нет, если она сама этого захочет.

Анатолий Борисович оценил ум матери Даши. По тому, как человек открывает дверь и по первым двум фразам в такой ситуации можно прочитать очень многое об интеллекте. Она не спросила кто он ей, не стала пресекать встречу и не поинтересовалась о целях визита. Значит, была умна, тактична, давала дочери свободу, ну и наконец-таки сама уже догадывалась, кто перед ней стоит.

– Мне здесь подождать?

– А вы войдете? – мать Даши немного удивилась. Она точно догадалась кто перед ней.

– А почему бы и нет? – Анатолий улыбнулся. – Если конечно вы не будете против этого.

– Ни в коем случае, – она невозмутимо пожала плечами, и пропустила гостя. – Проходите на кухню. Я, правда, не знаю, Даша выйдет к вам или нет.

– Она заболела? – Воскресный не мог определиться. Судя по фразе Дашиной матери, либо дочь ей все рассказала, и она знает об ее обиде на Анатолия, либо же Даша просто впала в депрессию и ни с кем не общается.

– Если только головой, – мать пожала плечами.

Воскресный рассмеялся, не удержавшись.

– А в чем это выражается? Буйствует?

– Наоборот… Ладно, она сама расскажет, если захочет, – спокойствие было завораживающим.

Мать ушла, послышался голос Даши, говорящий с раздражением. Судя по громкости и тембру, эмоции бушевали как в итальянской драме, и, наверное, Анатолию посоветовали убираться ко всем чертям. Слов он разобрать не мог, но и без этого сам обо всем догадался. Первым движением души было встать и уйти не прощаясь. Это говорила гордыня, но Воскресный ее переборол и остался сидеть на месте. Он подождет. Да и не стоит сейчас уходить, потому как это будет означать конец любым отношениям. Ни Даша, ни он сам никогда первыми на контакт после этого не выйдут. Что-то в этой девчонке его цепляло, но что он еще не понял. Одно он знал четко – уйти сейчас будет ошибкой.

Вернулась Дашина мать.

– Она не в духе? – спросил Анатолий.

– Да. Она никого не хочет видеть, – она облокотилась о косяк двери.

– Я пойду в таком случае, – Воскресный встал.

– Не стоит. Дочь выйдет через минут десять, жалея, что не вышла сразу, – по-видимому, мать отлично знала свое чадо, и хотела уберечь Дашу от ошибки, о которой та потом будет жалеть. Это правильно: «потом» может и не наступить, а проблемы и разногласия нужно решать сразу, как бы это иногда сложно не было. Так поступают цельные натуры, уверенные в себе. – Чай, кофе?

– Кофе, пожалуйста.

– Растворимого нет.

– Отлично, я его и не пью.

– Она в бешенстве, – мать Даши произнесла это после некоторой паузы. – Я ее такой уже давно не видела.

– Надеюсь, и не увидите, – Анатолий задумчиво потер переносицу.

Пока варился кофе, на кухне царило молчание, но стоило только Дашиной матери разлить напиток в две чашки, как из зала раздался гневный голос дочери.

– Он уже ушел?

– Нет. Сидит, кофе пьет, – мать ответила так, как будто самого Анатолия уже и след простыл.

Раздались быстрые шаги, и в кухню ворвалась Даша.

– Ты… – она находила слова для приветствия Воскресного. – Ты! – сказала, наконец, она, кивнув. Получилось не страшно, как она, наверное, хотела, а смешно.

Анатолий ждал, какой будет следующая фраза, спокойно созерцая любовницу. Гнев, который сразу обнажает человеческую суть, показывая душу, ей был к лицу. В гневе одни становятся мерзкими, другие дикими, ну а Даша была искренне-величественна.

– Если ты думаешь, что благодаря своим деньгам можешь относиться к людям, как к грязи, то ты ошибаешься! Я не одна из твоих бывших, которых ты покупал! Понял?! Я не служанка и не раба, чтобы ждать тебя, когда тебе заблагорассудится уехать. И приехать ли потом. Хочешь, чтобы в твоем доме появилась красивая вещь, так купи себе икебану, и она никуда от тебя не денется и всегда будет тебя встречать! Уходи отсюда!

– И не подумаю. Присядь, выпей кофе. Успокойся немного, – Анатолий произнес это спокойно, не повышая тона, как будто это не он был в гостях, а наоборот Даша явилась к нему.

– Чего? Да иди ты! – она произнесла это с гневом, но сама и на шаг не сдвинулась, ожидая реакции.

Анатолий знал: его вызывают на скандал, чтобы потом Даше не в чем себя было упрекнуть, и было чем закрыть дыры в совести, отгородившись от сожалений. Он должен ей сказать что-то дерзкое, она вспылит еще сильнее, а он обозлится и уйдет. Вот ее сценарий событий. Да хрен тебе, девочка. Не на того напала! Анатолий не даст ей оправданий своему гневу, вызванному ущемленным самолюбием и ревностью.

– У тебя мама кофе варит очень вкусный, – он говорил это тихо, спокойно, с улыбкой, которая вызвала в Даше ярость. На ее провокации не поддаются!

– Ты что, не понял? Встал и вышел. Убирайся! Козел самовлюбленный! – ее глаза метали молнии.

– Даша, обзови меня, как хочешь, мне все равно. Если я не хочу, чтобы меня что-то задело, меня это не заденет. Когда на тебя кричит влюбленная женщина, обижаться на это глупо. И злиться тем более. Ты не думала, что если я уйду, ты себя потом проклинать будешь? Я же не дам тебе скандала, как ты этого хочешь. И ты не права, как и я. Не меньше. Я мог бы позвонить, а ты могла бы узнать причины, по которым я вчера не приехал, прежде чем делать выводы. Понимаешь?

Даша неожиданно сникла, и гнев ее разом куда-то улетучился. Она поняла, что обманывать себя – это последнее дело. В любом случае от этого ты только проигрываешь. Мать Даши испарилась из кухни еще в самом начале сцены.

– Сядь ко мне на колени, – Воскресный взял девушку за руку.

Она последовала указу и послушно села, прижавшись к нему всем телом. Он имел власть над ней, она не могла это не признать. Анатолий задумался над тем, что было во время сцены. Надо же, он испугался ее потерять. Как же давно этого не было…. Когда-то в прошлом он еще боялся терять людей, а теперь и он не тот, и люди стали не того пошиба, чтобы с ними было жаль расставаться. Всегда и во всем Воскресный убеждался, что удерживать бесполезно, так как люди все равно делают, как им лучше, ну а бояться неизбежного просто глупо. И вот, он испугался. Значит, это уже не голова действует, а сердце. Теперь ему все ясно, по крайней мере, с собой.

– Ты вчера уехал, я себе места не находила… – Даша сопела ему в шею.

– Прости, что не позвонил тебе. Но, честно, мне не до этого было. Мою дочь вчера чуть не убили, на мой дом напали грабители, и я подоспел во время ограбления. Там такое… Даже вспоминать не хочу. Менты, судмедэксперты. Не дом, а улей был.

– Я же не знала об этом. Как дочь? Все ли в порядке? Ты прости, что я вот так сразу на тебя. Думала же позвонить. Нет, гордость не дала, – Дашин голос охрип. С Воскресным говорил уже не рассерженный ребенок, а взрослая сознательная женщина. Это и нравилось ему в Дарье – моментальные переходы от одного к другому. Это было неподдельно, искренне.

– Оно и понятно. В тебе помимо гордости еще и ревность взыграла. Думала, я где-нибудь в сауне с девушками отдыхаю? А? – Анатолий улыбнулся.

– Как Анна? Ты не ответил, – Даша перевела тему.

– Все хорошо. Украдено ничего не было, видимо я грабителей спугнул.

– Не пугай меня больше.

– Хорошо. Но ты тоже не смей на меня голос повышать. Тоже мне, тигрица нашлась, – Анатолий схватил ее за нос и игриво помотал из стороны в сторону.

– Перестань, – Даша опять рассердилась. – Что ты, в самом деле?..

Договорить ей не дал поцелуй. Она и не возражала.

В субботу днем Анна сидела в кресле, откинувшись на спинку и положив ноги на пуфик. В кресло напротив примостилась ее подруга, Алиса. Воскресная устало подперла голову рукой, покоящейся на подлокотнике, и тяжело вздохнула.

– Все еще грузишься? – Алиса махнула официанту, и тот немедленно вырос перед их столиком. – Рыжую собаку. Ты будешь? – она повернула голову к подруге.

– Нет, не хочу. Мне чая с жасмином, зеленого, – Анна даже не подняла глаза на официанта.

– Что-нибудь еще желаете? – тон, и улыбка официанта были просто эталоном вежливости.

– Нет, спасибо, – Алина отпустила парня, и добавила уже Анне. – Вот кто вылизывать умеет.

– Если он улыбаться не будет, его с работы попрут. В этом месте отдыхают далеко не простые товарищи, – Анна не меняла позы.

– А тебе не противно, что мужик так заискивает? – Алису передернуло. – Какой-то мальчик-желе.

Анна посмотрела на подругу как на дуру.

– Ну не все же мачо… да и ты его не знаешь. Может, он умело скрывает уверенность в себе и стальной характер под маской любезности. Это его работа. Видит, что клиент с деньгами и старается. Может, на богатые чаевые рассчитывает?

– Может. А у меня правило: я оставляю на чаевые пятьсот или тысячу, если мне нравится обслуживание, либо же вообще ничего не даю, – Алиса закурила. – Так, мелочь, но приятно кому-то.

– Для кого-то тысяча это приличная сумма, не у всех же отец работает управляющим банка.

– Ну, это хорошо. Представь, что все были бы богатые. Жить тогда не интересно было…. А кто там за равноправие ратовал? Коммуняки?

– Ага, они самые, – Анна кивнула. – Капитализм лучше, согласна… – она кинула взгляд за окно, где стоял отцовский «Бентли».

– А почему на своей не катаешься? Мне кажется Мозератти не хуже «континенталя», – Алиса вопросительно посмотрела на подругу.

– Не хуже, но мне ближе отцовская, – Анна улыбнулась. – Не знаю почему.

– Фетиш, не иначе, – Алиса с умным видом отпила принесенный ей коктейль. – Так ты мне не ответила, что же с тобой происходит в последнее время. Мне кажется, за последние дней десять твоя депрессия только усилилась и достигла своего пика.

– Достигла.

– Ты так и будешь односложно отвечать? О чем думаешь? Давай так: представь, что ты на приеме у психолога. Излагай проблему, – Алиса решительно оперлась локтями на стол, выдвинувшись вперед.

– Психологи не пьют, – Анна нервно улыбнулась.

– Да ладно тебе! Они не люди, что ли?

– Ох! С чего же начать? – Воскресная тоже облокотилась на стол и налила себе чай. – В общем, помнишь, я тебе неделю назад рассказывала сон?

– О незнакомце-англичанине? Да! Помню, конечно, – глаза Алисы загорелись. – Жаль, что не мне это приснилось, – она закатила глаза. – Красиво так. Умели же любить раньше. Ну а сейчас, что за мужики пошли? Только о деньгах и думают, причем о чужих…

– Может, обсудим их? – Анна не любила, когда ее перебивают, и тон сменился на раздраженный.

– Да ну их! Рассказывай! – Алиса издевки даже не заметила.

– Он у меня из головы не идет. Сначала было нормально, потом стало хуже. Прошла неделя, и я о нем каждый день думаю.

– Влюбилась в сон, что ли? Ого. А я себя романтичной считала, – Алина пожала плечами. – Ты мне верхом прагматизма казалась, отшивала пацанов, как будто у тебя пулемет в багажнике лежит.

– Ну, теперь и меня переклинило. Самое интересное, как по спирали закручивает – сильнее и сильнее с каждым витком. Теперь я только и думаю о том, чтобы увидеть Виктора наяву… Если его так теперь зовут.

– Но ты же понимаешь, что это несбыточные мечты, сказка? Это невозможно, – Алиса покачала головой.

– Понимаю мозгом, а поделать ничего не могу. Ты знаешь, но мне кажется, что он реален, моя интуиция говорит об этом, – Анна не согласилась с подругой.

– Реален? Может, и в деда Мороза верить начнешь?

– А тебе лишь бы подколоть, да? – карие глаза потемнели, заискрившись яростью. – Сама кого-нибудь в этой жизни любила?

– Извини, – Алиса потупила взгляд. – Я не думала, что это тебя так задевает. Мне бы хотелось увидеть твоего незнакомца из сна. Если встретишь, то познакомь непременно нас.

– Хорошо, если только встречу, – Анна успокоилась. – В общем, моя грусть из-за этого парня…. И ничего сделать не могу с собой.

– Сходи, развейся куда-нибудь. Я не тусовщица, сама знаешь, но ведь Машка или Вика…

– Я субботу, воскресенье и понедельник почти не появлялась дома, с Викой тусили. И что, ты думаешь, легче стало? Даже в клубе стоило мне остановиться на минуту, как я начинала грузиться… Не помогает ничего. Я рисовать начала по вечерам, а со мной такого не было лет восемь… Мне стали нравиться шотландские баллады, я Селтик и Энию скачала… Да я ни в жизнь медленные вещи не любила. Что это? Любовь, что ли?

– Она самая, – Алиса прикрыла глаза. – А ты его искать не думаешь?

– А где? Я думала об этом, но ничего в голову не пришло. Ничего ровным счетом. Фамилии я его не знаю, где живет тоже… Вот и получается не пойми что.

– Да уж, – Алиса махнула рукой официанту, и тот незамедлительно подошел. – Еще один.

– Одну минуту, – и парень скрылся с глаз.

– «…И не читал – в истории ли, в сказке ль, чтоб гладким был путь истинный любви…», – Алиса многозначительно вздохнула.

– Кто это сказал?

– Шекспир. Не помню только, в каком произведении.

– Умный мужик был, – Анна замолчала, а потом продолжила. – Сон какой-то странный стал. В среду утром проснулась в слезах, а что снилось – не помню. Хоть убей. Я всегда запоминала свои сны. А тут….

– Может, он тебе опять снился?

– Может. Только с чего бы я тогда в слезах была? Еще какие-то смутные предчувствия нехорошие одолевают. Что-то должно скоро произойти…

– Не каркай. Мысли материальны.

– Да сама знаю. И самое странное что я, не смотря на все свои переживания, чувствую какую-то легкость и радость. Отчего?

– Ты не любила никогда до этого… – Алиса и сама погрустнела. – Так всегда, когда есть проблемы в любви: и дышать вроде невозможно, но и жить в сто раз сильнее хочется; весь мир кажется серым, но ты его все равно любишь…. Любовь самая непонятная вещь на свете. Каждый знает, что это такое, но никто не может точно сказать, что же это, – она грустно улыбнулась.

– А ты сама часом не влюблена в кого-то? – Анна присмотрелась повнимательнее.

– Уже нет. Наверное. Это старая история, я просто вспомнила, как это бывает…. Переведем тему с меня, все-таки я психолог, а пациент у меня – ты! – Алиса повеселела, или сделала такой вид.

– Да что переводить? С ума я сошла, вот и вся тема. Аня Воскресная сошла с ума. И такое возможно, оказывается. Живешь себе уверенно, гуляешь, дышишь свободно, считаешь себя какой-то супердевушкой, самой красивой и умной, не гнешься ни под кого, и тут на тебе – любовь. И тут же слезы, сопли, неуверенность в себе и маниакальные мысли. И почему я мужиком не родилась?

– Ты думаешь им легче с собой справляться? – Алиса рассмеялась, с теплотой посмотрев на подругу. – Родись ты мужиком, то вместо того, чтобы вздыхать и сопливить, водила бы в дом разных девок, лишь бы забыться, глушила водку литрами, дралась на дискотеках и плакала пьяная на плече лучшего друга. Как тебе такой вариант? По-моему, сейчас ты спокойнее.

– Ну да. По крайней мере, не сижу напротив тебя с поломанным носом или челюстью, – Анна тоже улыбнулась. Потом улыбка снова погасла. – Говорят, случайностей не бывает. Мне кажется, тот сон тоже случайностью не был. Я уже давно чего-то ждала необычного. Что же, вот оно. Пришло. Вся эта депрессия до сна была лишь переходным моментом внутри меня. Там что-то поменялось. Знаешь, когда начинаешь в тишине копаться в себе, много интересного находишь. Такие умные мысли посещают…

– Произошла переоценка ценностей? – Алиса выдала каламбур.

– Ага.

– То-то и грустишь. Не знаешь, что с приобретенным умом делать, – Анина подруга подняла бокал. – За ум.

Аня молча кивнула.

– Ладно, не грусти. Расскажи лучше, что во вторник произошло. По телефону ты как-то спутано все озвучила.

– А, это? Да ограбить нас хотели, меня чуть не порезали, – Воскресная произнесла это не меняя тона.

– Ты так спокойно об этом говоришь! Я бы со страха умерла.

– А как мне рассказывать? Глаза закатывать? Нет желания. Нет, само собой, я тоже боялась тогда, но потом успокоилась. Что было, то было. Не случилось ничего плохого, и хорошо. Надо дальше жить.

– А на западе люди к психологу бегут за помощью после пережитого шока…

– Ты знаешь, месяц назад и я бы побежала к психологу, может, мужчин бояться начала. А сейчас мне как-то не до этого. Я же тебе говорю, все мысли о нем… Как приворожил меня.

– А как вообще происходило ограбление? Как в фильмах? Стоять, не дергайся!?

– Почти что, но страшнее…. – и Аня начала пересказывать нападение с самого начала, вспоминая подробности. Ей действительно было легко говорить об этом, она и сама поражалась. Было ощущение, что все происходило не за три дня до встречи с Алисой, а минимум за год, за то время, которого достаточно, чтобы сгладить эмоции и страхи.

Через час они покинули кафе.

– Да, – Алиса еще переваривала рассказ своей подруги. – Ну и ну.

– Вот так и бывает… – Аня открыла машину. – Ты домой?

– Да. Подбросишь?

– Конечно.

Алиса села и в молчании они проехали несколько кварталов. Подружки порядком наговорились, и теперь каждая была погружена в свои мысли. Алиса, видя, что Анна не в настроении больше разговаривать, сделала музыку громче, и отвернулась в окно. На одном из перекрестков, где всегда в часы пик образуются заторы перед светофором, Воскресная увидела старушку, которая ходила между машинами. Такой вид профессиональных нищих редкостью не был, но Анна все равно давала им немного денег, и поэтому она опустила стекло, зажав в руке пятьдесят рублей. Странное дело – старушка не заглядывала в окна машин и не просила подаяния, она просто шла между двумя рядами авто, приближаясь к Анне. Воскресная, погруженная в свои мысли, не обратила внимания, что старушка не берет ни у кого денег. Она давала милостыню как должное, автоматически. Старушка тем временем поравнялась с машиной Воскресной. Впереди должен был загореться зеленый свет, но мигнул желтый, и тут же опять загорелся красный, на пятьдесят секунд, если верить таймеру на светофоре. Кто-то недовольно посигналил, не зная на ком выместить свою злость против такой выходки трехглазого регулировщика, но эта злость вылилась в пустоту. Старушка подошла к машине.

– Доченька, будь здорова, – старушка не взяла пятьдесят рублей, но осталась стоять.

Не смотря на громкость музыки в салоне авто, Аня четко различала то, что говорила бабушка. Воскресная подняла на нее глаза. Перед Аней стояла внешне совершенно отталкивающая старушка, горбатая, с бельмом на глазу, скрюченным носом и бородавкой на четверть правой щеки. Хоть по виду это и была сущая ведьма, но девушка не испугалась, только удивилась, что деньги еще не перекочевали из рук в руки.

– Тебя ищут. На остановке… – старушка показала рукой на остановку троллейбуса за перекрестком, и Воскресная автоматически перевела туда взгляд. Когда Аня обернулась обратно к старушке, ее уже и след простыл, и ни в зеркалах заднего вида, и нигде вокруг видно ее не было.

– Не чувствуешь? Мне кажется серой воняет, – Алиса повела носом, обернувшись к подруге.

– Чего? – Аня не услышала из-за басов акустики.

– Я говорю в салоне серой прет, – Алиса понизила громкость на магнитоле.

При этих словах у Ани пробежал по спине холодок. Она любила в детстве слушать разные страшные истории, и знала, что серой всегда пахнет там, где появляется нечисть. А тут еще эта старушка с неожиданным исчезновением.

– Ты не видела, куда бабка делась? – Аня спросила это с дрожью в голосе.

– Какая бабка?

– Да нищенка, милостыню просила.

– Нет, я в окно смотрела, – Алиса спокойно отвернулась.

Впереди тронулись машины, и Анна включила поворотник, перестраиваясь в крайний правый ряд.

– Ты чего? – Алиса обернулась к подруге.

– Мне на остановке остановиться надо на минуту.

– А, понятно.

Аня остановила машину и выскочила из нее. Все на остановке уставились на Воскресную, как на инопланетянку. Воистину деньги разделяют людей сильнее, чем тысячи километров. Но Ане чужие взгляды были до лампочки, она лишь искала глазами Виктора. Виктора среди толпы не было. Аня несколько раз быстрым шагом обошла остановку, заглядывая даже под лавочки. Итог был тот же. Воскресная почувствовала, что вот-вот расплачется от бессилия.

– Девушка, – обратился к ней мужчина в сером пальто. – Девушка!

Воскресная обернулась к мужчине, растерянно глядя куда-то в район его глаз. Заговоривший стоял возле рядовой доски объявлений, какие есть на каждой остановке.

– А это не вы? – он показал на плакат с изображением девушки в красивой диадеме. – Вас ищут.

Ане показалось, что земля ушла из-под ее ног и какая-то легкость закружила голову при словах мужчины. Воскресная сорвала плакат, державшийся на честном слове, и внимательно осмотрела. Сначала она изучила портрет, и не было никаких сомнений – на нем действительно изображена именно она. Потом Аня прочла надпись, и номер телефона внизу.

– Это Виктор… – Аня взвизгнула и кинулась на шею тому, кто указал ей на плакат, поцеловав в щеку.

Мужчина растерялся, покраснел, но был счастлив. Не каждый день бывает, когда настолько красивая и, судя по машине, успешная девушка со слезами радости на лице бросается целовать тебя как родного. Мужчина в ответ ничего не успел сказать, так как Аня уже сорвалась к машине. Слова благодарности были ни к чему, человек и так получил куда больше. Когда как не этим утром он спрашивал сам у себя, бывает ли еще на земле любовь. Теперь он понял, что любовь есть, и в душе зародилась надежда на счастье, которого в его жизни так давно не было. Человек провел рукой по седеющим волосам и улыбнулся. Он понял, вернее, почти понял то, что только что произошло. Кого-то искали и кого-то нашли. Может, и его кто-то найдет сегодня? Он обвел взглядом шушукающуюся по поводу Аниной выходки остановку и презрительно отвернулся. Пусть думают что хотят.

А самой виновнице пересудов было не до того, что о ней думают. Она закрылась в машине и как сумасшедшая кинулась на шею теперь уже Алисе.

– Тихо! Задушишь. Ты что, с ума сошла? Что это было там? – Алиса накинулась на подругу. – Ведешь себя как ненормальная…

– Это он! – Аня светилась изнутри.

– Тот мужик на остановке? А что, интересный…

– Да не он, не Виктор, вернее, Виктор но не он! – Аня зря надеялась, что ее поймут. Алиса совсем растерялась и странно хихикнула.

– А чай точно с жасмином был?

Аня вопроса не услышала или не поняла.

– Вот, смотри, – она сунула в руки подруги плакат. – Это Виктор. Он ищет меня.

– Офигеть!!! Это же ты!!! Откуда? – Алиса растерялась, и теперь глаза у нее были не менее сумасшедшие, чем у Ани.

– Да я тебе говорю, это Виктор. Иначе и быть не может. Я не знаю, как и почему, я ничего вообще не знаю, да и не понимаю, – словарный поток не прекращался даже на то, чтобы сделать вдох, – я только знаю, что это он меня ищет. И точка.

– Диадема. Ты же ее никуда не одевала, только мне показывала один раз. Откуда рисовавший мог ее видеть? Это мистика какая-то….

– Не иначе, – Аня искала сотовый.

– Ты чего?

– Звонить буду. Видишь, номер есть. Сейчас на все вопросы найдутся ответы, – Аня набрала номер Виктора.

Сначала в трубке была одна тишина, а потом незнакомый женский голос произнес: «Аппарат вызываемого вами абонента выключен, или находится вне зоны действия сети!». Аня пять раз подряд нажимала на вызов, и пять раз подряд слышала эту фразу. Потом она закрыла телефон и тихо заплакала. И у нее сдали нервы. Каким бы не был сильным характер, но всему есть предел.