Текст книги "Руководство по системной поведенченской психотерапии"

В случае, когда на психотерапии оказывается пациент, ставший жертвой фрустрации собственного «прогноза», необходимо соблюсти следующие четыре этапа работы.

1) Во-первых, необходимо дать пациенту высказаться, то есть вербализовать и свой «позитивный прогноз», и предполагаемые им причины его фрустрации, и чувства, которые были этой фрустрацией спровоцированы.

2) Во-вторых, следует обсудить, какие были реальные основания думать, что «позитивный прогноз» сбудется. Как правило, после фрустрации «позитивного прогноза» добиться осознания пациентом отсутствия реальных оснований к его реализации достаточно просто.

3) В-третьих, психотерапевт подводит пациента к мысли (способствует образованию соответствующей аберрации «картины»), что в результате фрустрации этого «позитивного прогноза» пациент ничего не потерял, кроме своих иллюзий, которые нельзя считать потерей, скорее этот опыт следовало бы рассматривать как обретение.

4) Наконец, в-четвертых, психотерапевт прорабатывает с пациентом «конструктивные шаги» по выходу из сложившейся ситуации, а также обучает его технике «Прогноз – планирование» с целью недопущения подобных фрустраций в будущем.

3) «Фрустрация прогноза»

Эта техника используется в тех случаях, когда у пациента существует абсурдный «прогноз» (модальность здесь не играет роли), в реализации которого он полностью уверен. Подобные случаи встречаются нечасто, но в процессе психотерапии целесообразно создать ситуацию абсолютной уверенности пациента в реализации его «прогноза», а затем фрустрировать «прогноз» невозможностью его реализации.[412]412
  Данный механизм легче продемонстрировать на примере: пациентка с агорофобией проходит лечение СПП; по методу десенсибилизации она регулярно и поэтапно, от занятия к занятию, погружается в соответствующие ситуации: площади, мосты и т. д. Очередное психотерапевтическое занятие намечается на определенный день, при этом цели и маршрут занятия предварительно не оговариваются, однако, имея на руках список ранжированных индивидуально-стрессовых ситуаций, она «прогнозирует», что на занятии должна будет «взята» последняя «высота» (в списке это колоннада Исаакиевского собора). На занятии психотерапевт действительно «берет курс» на Исаакиевский собор, при этом обсуждаются опасения пациентки, которые подкрепляются ситуацией неопределенности. Далее психотерапевт с пациенткой делает несколько «витков» вокруг Исаакиевского собора, пациентка абсолютно уверяется в том, что сейчас надо будет подниматься на колоннаду, испытывает страх, переживает, признается в своих страхах психотерапевту, а психотерапевт указывает ей на то, что сегодня среда, то есть выходной, и вход на колоннаду закрыт. Пациентка переживает чувство фрустрации собственного «негативного» «прогноза», чувство стыда, и ошибочность сделанного ею «прогноза» выходит наружу, а психотерапевт жестко закрепляет это переживание в его связи с феноменом «негативного» «прогнозирования».


[Закрыть] Разумеется, здесь фрустрируется не «прогноз», но сам пациент, однако «прогноз» не был бы тем «прогнозом», о котором здесь идет речь, если бы пациент не отождествлял себя с ним. Целью этой техники является фактическое (то есть на опыте) доказательство абсурдности и, главное, – бессмысленности всяких прогнозов. Недостаточно создать в «картине» пациента «модуль», который гласит: «Все случается так, как случается, а как случится, никому не известно», – важно, чтобы он стал «представителем», «выразителем» отношений элементов «схемы», поскольку то, что называется «осознанием», результат работы не «сознания» («картины»), но фактических действующих сил, «ветра» (в более чем удачной метафоре Л.С. Выготского).

4) «Изменение временной перспективы»

К. Левин однозначно относил «увеличение временной перспективы» к одному «из типов изменения когнитивной структуры»⁷⁹⁸. Однако это изменение будет одним при одной «длине» этой «временной перспективы» и другим при другой. И «негативные», и «позитивные прогнозы» всегда характеризуются какой-то «длиной» «временной перспективы», то есть умозрительным промежутком времени, на который «расписывается» соответствующий динамический стереотип.[413]413
  Эти «временные формулы» зачастую совпадают даже с крылатыми выражениями: «пока смерть не разлучит нас», «оковы тяжкие падут и…», «и дольше века длится день» и т. п.


[Закрыть]

Необходимо определить, чем вызвано то или иное дезадаптивное состояние пациента. В тех случаях, когда «временная перспектива» «сужена» («жизнь кончилась», «мне уже поздно», «все прошло», «если этого ничего не получится, я умру», «так я жить не буду» и т. д. и т. п.), она нуждается в «расширении». В тех случаях, когда «временная перспектива» «расширена» («это будет всегда», «это никогда не кончится», «я думаю только о том, какая у нас будет жизнь» и т. д. и т. п.), он, напротив, ее «сужает».

Обе процедуры (в зависимости от содержания и показаний) выполняются через «заземление» пациента, то есть психотерапевт педантично настаивает на том, чтобы пациент «не использовал гипотез и обобщений, а рассуждал практично: то, что есть, то есть, но как будет дальше – неизвестно; все зависит от того, как мы будем поступать сейчас». Кроме того, целесообразно обратиться к фактическим закономерностям развития отношений, обсудить конкретные аналогичные примеры и т. п. В любом случае задача состоит в том, чтобы данный «прогноз» пациента потерял свою «интенсивность», что достигается увеличение «объема» возможных альтернатив.

Допустить отсутствие у человека такого феномена, как «требование», – значит полагать отсутствие у него желаний. С одной стороны, желания сами по себе, то есть как состояние неудовлетворенности (а потому в самом широком смысле), вне содержательного оформления невозможны; иными словами, если желание есть, то это желание «чего-то». С другой стороны, это «что-то» – лишь потенциальное означаемое, в условиях же психической организации человека оно не реализуемо вне означения[414]414
  А.Н. Леонтьев рассматривал процесс «опредмечивания», то есть означения и толкования, как превращение «потребности» в «мотив», в «понимаемый мотив», иными словами, речь идет о превращении потребности в означенную потребность, или «требование», что, конечно, существенно для психотерапии, а не для психологии


[Закрыть]⁷⁹⁹. Вместе с тем означение никогда не бывает абсолютно точным,[415]415
  Необходимо учитывать все дезадаптивные механизмы отношений «картины» и «схемы».


[Закрыть] кроме того, означающие (посредством своих аберраций, своего «места» в «картине» и т. д. и т. п.) создают «свою игру», которая зачастую изменяет направленность желания, находит ему противовесы и в конечном счете меняет его характеристики и черты. Именно этот вопрос, а именно: как изменяется желание, ставшее означенным, то есть «требованием», и рассматривается КМ СПП при анализе этого феномена речевого поведения человека[416]416
  В отечественной психологии понятие «потребности» и его отношения с речевым поведением имеют разнообразные трактовки. В.С. Мерлин напрямую связывает потребность с сознанием: «Потребность – переживаемая и осознаваемая человеком нужда в чем-либо». Л.И. Божович, напротив, предполагает независимость потребности от сознания: «Мы склонны понимать потребность как отраженную в форме переживания (а не обязательно осознания) нужду индивида в том, что необходимо для поддержания его организма и развития личности». А В.Н. Колбановский и вовсе предлагает неопределенную в этом смысле трактовку потребности как «реакцию организма, личности, общества на информацию об испытываемой ими конкретной нужде, ведущей к мобилизации их активности для устранения возникшего дефицита». В этой связи КМ СПП соглашается с Л.И. Божович, однако предложенный ею тезис не отрицает возможности означения; поскольку же в процессе психотерапии пациент находится в состоянии перманентной рефлексии, то это означение, разумеется, рано или поздно, самостоятельно или с участием психотерапевта, все-таки производится, и тогда «потребность» очевидно выступает как «требование», с которым и производятся соответствующие действия.


[Закрыть]⁸⁰⁰.

Феномен «требований» привлек внимание большинства психотерапевтических направлений и школ. Так, например, психоанализ создал целую систему инстанций психического, отношения между которыми – есть отношения взаимообусловленных императивов. «Я», которое «репрезентирует то, что можно назвать рассудком и осмотрительностью», «в своем отношении к “Оно” оно похоже на всадника, который должен обуздать превосходящего его по силе коня»⁸⁰¹. При этом «Оно» «являет собой «котел, полный бурлящих возбуждений» и «большой резервуар либидо», в котором сосуществуют и действуют противоположные импульсы и силы всех основополагающих процессов душевной деятельности человека»⁸⁰². Наконец, «“Я” подчиняется категорическому императиву своего “Сверх-Я”»⁸⁰³. Подобная игра императивов разыгрывается и в структуре психического в трактовке трансактного анализа, и хотя сам Э. Берн отрицает идентичность своей модели психического психоаналитической, в ней прослеживаются все те же отношения: «Взрослый» получает указания от «Родителя», и оба они пытаются контролировать «Ребенка»⁸⁰⁴.

В индивидуальной психологии А. Адлера «требования» рассматриваются как работа силы сверхкомпенсации комплекса неполноценности. По мнению А. Адлера, человек, чувствуя свою неполноценность, усвоенную еще в детстве, всю дальнейшую жизнь предпринимает безрезультатные попытки ее преодолеть, требуя от себя, от мира событий и явлений, а также и от других людей определенного поведения. Причем эта сверхкомпенсация, то есть попытка занять верхнюю, доминирующую позицию, может реализовываться как «мужскими», так и «женскими» средствами, то есть и очевидными, и замаскированными «требованиями»⁸⁰⁵. Ту же самую двойственность «требований» рассматривает и Ф. Пёрлз, но на сей раз как отношения «собаки сверху» и «собаки снизу». Первая представляет собой авторитарную, требовательную инстанцию, которой принадлежат слова «должен» и «обязан». «Собака снизу», кажется, не столь требовательна, хотя на деле ее требования лишь хорошо маскируются под оправдания и т. п., при этом суть их остается той же самой: «вы должны разрешить» и т. п.⁸⁰⁶

Однако если в представленных теориях «требования» не были выделены в самостоятельную группу феноменов, о которых можно было бы говорить специально, то К. Хорни уделяла исключительное внимание уже собственно «требованиям»[417]417
  К. Хорни исходила из теории Х. Шульца-Хенке, который впервые заострил внимание на принципиальной роли «требований» в образовании невроза. Он полагал, что бессознательные требования возникают из-за страха и беспомощности, и, в свою очередь, сами «вносят громадный вклад в те всепроницающие затруднения, которые испытывает личность».


[Закрыть]⁸⁰⁷. Во-первых, она использовала понятие «невротических требований», которые представляют собой внутренние убеждения человека, что все «обязано» происходить так, как он этого хочет⁸⁰⁸. Во-вторых, К. Хорни описала феномен «тирании “Надо”», который рассматривала как «требование» к себе «быть идеальным»[418]418
  «Внутренние предписания, – писала К. Хорни, – включают все, что невротику Надо делать, чувствовать, знать; кем ему Надо быть, а также все его табу: как и что ему Нельзя делать».


[Закрыть]⁸⁰⁹. Наконец, в-третьих, К. Хорни сформулировала понятие «бессознательных претензий», которые, по ее мнению, «всегда являются фактором невроза». К наиболее распространенным «претензиям» К. Хорни относила претензию на любовь, претензию на доброту, претензию на честность и справедливость, претензию на страдание⁸¹⁰.

В клиент-центрированной психотерапии К. Роджерса работе с «требованиями» пациента отводится одно из центральных мест. Согласно К. Роджерсу, человеку следует научиться принимать самого себя таким, каков он есть, то же относится и к восприятию других. Человек, согласно К. Роджерсу, пытается соответствовать своему «Идеальному-Я», поэтому он создает «фасады», за которыми мог бы скрывать свои недостатки, использует различные «должен» и т. п., пытается соответствовать ожиданиям других людей и угождает им. С другой стороны, он не принимает других таковыми, какие они есть, он ждет, что они будут соответствовать его представлениям о том, как они должны себя вести и какими они должны быть⁸¹¹. Однако, если К. Роджерс решал этот вопрос через выработку навыков эмпатии, то, например, Ф. Пёрлз добивался того же эффекта через фрустрацию «требований»[419]419
  Ф. Пёрлз создавал у пациентов негативную ассоциацию между «требованием» и «сумасшествием», чем достигал желаемого эффекта: пациенту становилось «не по себе», когда он вновь прибегал к «требованиям» (к себе или к другим). Примером может служить такая реплика Ф. Пёрлза: «Безумие заключается в том, что мы принимаем фантазию за реальность. […] Вы принимаете за реальность идеал, фантазию. Сумасшедший говорит: “Я – Авраам Линкольн”, невротик говорит: “Я хочу быть Авраамом Линкольном”, а нормальный человек говорит: “Я – это я, а ты – это ты”».


[Закрыть]⁸¹². Личностно-ориентированная (реконструктивная) психотерапия Б.Д. Карвасарского, Г.Л. Исуриной, В.А. Ташлыкова использует конфронтацию пациента с самим собой, своими отношениями и установками и т. д. в качестве одного из основных механизмов психотерапевтического воздействия⁸¹³.

Наконец, А. Эллис включил «установку долженствования» в перечень основных «иррациональных установок»[420]420
  «РЭТ утверждает, – пишет А. Эллис, – и в этом состоит ее уникальность, – что если вы жестко и неуклонно придерживаетесь своих иррациональных представлений, если вы догматически настаиваете на том, что у вас все должно получиться хорошо, что вас должны одобрять окружающие, что к вам должны относиться справедливо, что вы должны жить в приятных и комфортных условиях, – так вот, если вы упорно стоите на таких позициях, то вы добьетесь того, что сделаете сами себя несчастными и, не исключено, нанесете огромный ущерб делу достижения наиболее желанных целей. […] Придерживаясь иррациональных представлений, вы сами выбираете императивные понятия “должен” и “обязан” – сознательно или бессознательно».


[Закрыть]⁸¹⁴. Причем в рационально-эмотивной психотерапии феномен «требования» рассматривается максимально широко: с одной стороны, выделяются «требования» к себе («я должен» – как правило, это желание быть «совершенным»), «требования» к другим («они должны» – как правило, это расчет на «идеальное поведение» со стороны других людей) и, наконец, «требования» к миру («мир должен» – как правило, эти «требования» сводятся к тезису о «справедливости»)⁸¹⁵; однако, с другой стороны, А. Эллис пишет, например: «Когда вы чувствуете тревогу, депрессию или гнев, имейте в виду, что, скорее всего, в таких случаях вы не только сильнохотите чего-нибудь, вы требуете, чтобы все происходило только так, а не иначе, требуете, чтобы вы обязательно получили то, чего хотите. Итак, ищите слово “должен”»⁸¹⁶. Таким образом, понятие «требования» у А. Эллиса обретает наиболее системный характер.

Действительно, если следовать философии стоиков, то полный отказ от «требований», а в том числе и от такого «требования», как, например, «Я не хочу умирать», с необходимостью должен саморедуцироваться и страх смерти. Однако если у стоиков, на которых якобы опирается А. Эллис в своей теории, подобный эффект достигается выработкой структурного философского мировоззрения, изживающего «требования» как проявление слабости, то в РЭТ А. Эллиса этой же цели служит определенная языковая игра, где императивы («требования») заменяются на вероятностные категории. В процессе диалога с пациентом психотерапевт аргументирует иррациональность суждений первого, далее же он предлагает заменить жесткие языковые конструкции, наподобие – «они должны следовать установленным правилам», на вероятностные: «было бы лучше, если бы они следовали установленным правилам, но они могут поступить и по-другому». Иными словами, здесь предпринимается попытка изменить положение дел в «схеме» за счет настоятельного и неуклонного изменения аберраций «картины». В целом такой механизм заслуживает внимания, однако в этом случае не стоит ожидать значительных результатов, поскольку опосредованные влияния на «схему» через «картину» существенно ограничены в своих возможностях.

А. Психический механизм

Разработанная на основе павловского учения информационная теория эмоций П.В. Симонова, которую, впрочем, нельзя считать исчерпывающей, является, однако, очевидным свидетельством значимости рече-мыслительных процессов в «оформлении» желания («потребности») в «требования»[421]421
  Здесь нужно отметить, что в отечественной психологии эмоция традиционно и в определенном смысле правомерно рассматривается как конкретная психическая форма существования потребности, эмоция, по С.Л. Рубинштейну, «выражает активную сторону потребности».


[Закрыть]⁸¹⁷. Знаменитая формула эмоции П.В. Симонова – Э = f [П, (Ин – Ис),…] – расшифровывается следующим образом: степень, качество и знак эмоции (Э) – есть функция от силы и качества актуальной потребности (П), а также от разницы информации о средствах, прогностически необходимых для удовлетворения потребности (Ин) и информации о средствах, которыми располагает субъект в данный момент времени (Ис)[422]422
  При этом под «информацией» П.В. Симонов понимает «отражение всей совокупности средств достижения цели: знания, которыми располагает субъект, совершенство его навыков, энергетические ресурсы организма, время, достаточное или недостаточное для организации соответствующих действий, и т. п.»


[Закрыть]⁸¹⁸. Иными словами, в эту формулу вписаны «прогнозы» (Ин), которые уже были представлены, и «объяснения» (Ис), речь о которых пойдет ниже. При этом «потребность» (П) и есть «требование», однако, чтобы соблюсти максимальную точность, здесь следует говорить об «означенной потребности». «Требование» зачастую действительно не звучит как словесно оформленное образование, чаще приходится встречаться с целым конгломератом суждений, за которыми скрывается «требование»,[423]423
  В этом случае следует иметь в виду: буквальное означение «требования» (по формуле «я хочу, чтобы…») чревато отречением в речи, которое по понятным причинам было бы для человека, предъявляющего данное требование нежелательным, поскольку так он лишается (в той или иной степени) своего «требования» (или желания). В этом смысле и «прогноз», и «объяснения» позволяют сокрыть «требование» от процесса непосредственного, прямого означения и тем самым его сохранить, несмотря даже на его пагубность для своего обладателя или даже бессмысленность.


[Закрыть] или же, иначе, которые это «требование» выражают, становясь тем самым «означенной потребностью».

Формулу силы мотивации, сходную по «ингредиентам» с формулой эмоции П.В. Симонова, предложил Д. Аткинсон: М = П_ду х В_дц х З_дц. Здесь сила мотивации (М) определяется как произведение силы мотива достижения успехов как личностной диспозиции (П_ду) на субъективно оцениваемую вероятность достижения поставленной цели (В_дц) и на личностное значение достижения данной цели для человека (З_дц)⁸¹⁹. Таким образом, сила внутреннего стремления человека к достижению поставленной цели есть «потребность» в успехе достижения этой цели, помноженная на вероятность достижения этой цели и на значение этой цели для данного человека. Иными словами, все три указанных элемента, определяющих, по мнению Д. Аткинсона, желание человека – суть аберрации «картины», где «потребность в успехе» есть работа тенденции выживания в «картине», «вероятность достижения» – есть «прогноз», то есть рече-мыслительная функция, а «значение цели» определяется в соответствии с теми «объяснениями» (см. ниже), которыми индивид ее сопровождает. Таким образом, «требование» представляет собой своего рода рационализацию желания («потребности»), однако данная рационализация за счет искажений, привносимых «картиной», зачастую оказывается абсолютно иррациональной.

Если обратиться к понятию «потребности», например, в трактовке ее А. Маслоу, то нетрудно заметить, что каждая из указанных им «потребностей»[424]424
  А. Маслоу принадлежит знаменитая «пирамида», или «иерархия человеческих потребностей», в основании которой лежат физиологические (органические) потребности, далее потребности в безопасности, в принадлежности и любви, в уважении и почитании, наконец, познавательные потребности, эстетические потребности и потребность в самоактуализации. С точки зрения автора, удовлетворение «высших» потребностей иерархии возможно при условии удовлетворения «низших» потребностей, однако данное положение могло бы быть принято во внимание только в том случае, если бы ни одна из этих потребностей не была бы означена, что позволило бы избежать искажающего влияния на них «картины», однако это невозможно по самой природе большей части выделенных А. Маслоу «потребностей».


[Закрыть]⁸²⁰ представляет собой результат означения, иными словами, это не то, чего человек хочет, но то, чего он «требует» в соответствии со своими динамическими стереотипами, сформировавшимися у него посредством речевого поведения. Желание («потребность»), нашедшее себя в соответствующих означающих, представляет собой динамический стереотип, тогда как по факту своего возникновения оно не является динамическим стереотипом, но или результатом нарушения какого-то динамического стереотипа, то есть «элементарной эмоцией», или результатом отношения динамических стереотипов, то есть «эмоцией». В этом несоответствии и кроется вся специфика «требования» как феномена речевого поведения: «требование» возникает в качестве динамического стереотипа «картины» с целью обеспечения нейтрализации «элементарной эмоции» (или «эмоции»), возникшей при нарушении целостности других динамических стереотипов.

Однако, таким образом, само «требование» оказывается источником возникновения «элементарных эмоций» (при нарушении его целостности) или «хотений» (по И.М. Сеченову). Потому есть существенная разница между какой-то «физиологической потребностью» (например, в пище, что выражается «элементарной эмоцией» голода) и этой же, но «означенной потребностью», поскольку, если в первом случае возникнет лишь специфическая поисковая активность на удовлетворение соответствующей потребности, то во втором возможно возникновение конкуренции между осознанным желанием «есть» и «требованием» «соблюдать диету», которое порождено «потребностью» в любви и уважении (по А. Маслоу).[425]425
  Все это и происходит при развитии нервной анорексии.


[Закрыть] Собственно, любая «элементарная эмоция» (или же «эмоция») и какая-то аберрация «картины» – феномены разного происхождения, и в принципе они не могут конкурировать друг с другом, однако после того как «элементарная эмоция» (или «эмоция») означена, то есть переведена в форму аберрации «картины», на нее может воздействовать, без исключения, любая другая аберрация «картины». Иными словами, главным следствием означения желания, то есть обретения им рече-мыслительной формы «требования», является нарушение всякой естественной (как можно было бы предположить) иерархии этих потребностей. «Требование», таким образом, способно стать ключевым психическим механизмом дезадаптации.

Дезадаптация вызвана здесь рядом факторов. Во-первых, что наиболее значимо, как правило, «требование» заключает в себе цель, которая по тем или иным причинам не может быть достигнута. Она может быть иллюзорна в случае «девиантного» отношения «картины» и «схемы», она может быть ложна в случае «перверсионного» отношения «картины» и «схемы», наконец, она может быть ошибочной в случае «супрессивного» отношения «картины» и «схемы». Когда же цель, заключенная в «требовании», иллюзорна, ошибочна или ложна, складывается ситуация, при которой усилия, затрачиваемые на ее достижение, расходуются впустую, создают положение «незавершенной ситуации» со всеми вытекающими отсюда последствиями, и наконец, направленность, которую создает это нереализуемое в принципе «требование», исключает возможность реализации других важных аспектов существования пациента, сопряженных с этим «требованием», которые в принципе достижимы, но недоступны при наличии данного «требования».

Во-вторых, в ряде случаев какое-то одно «требование» способно блокировать и не сопряженные с ним непосредственно значимые аспекты существования пациента. Возникает своего рода доминанта, которая не позволяет другим потребностям обрести вес, достаточный для того, чтобы они могли выразиться в неком действии. Подобный «паралич» системы зачастую приводит к существенным сбоям в ее работе, поскольку достижение даже той потребности, которая озвучивается данным доминантным «требованием», может оказаться невозможным без актуализации и приведения в исполнение других потребностей.

В-третьих, нередко «требование» сочетает в себе две (или более) взаимоисключающие позиции (цели); создается ситуация, при которой одна из них может быть достигнута только в том случае, если пожертвовать другой. Такое положение буриданова осла, есть положение «выбора», который, впрочем, как правило, даже не осознается пациентом в таком своем качестве, и поэтому пациент упорствует (настаивает) в своем желании («требование») получить оба «приза» сразу. Совершенно аналогичная ситуация характерна и для тех случаев, когда пациенту необходимо принять какое-то решение, однако последнее сопряжено с рядом трудностей и потерь.

В этой связи, когда КМ СПП рассматривает «принятие» как естественный противовес «требованию», то речь не идет о «принятии», как его понимают представители гуманистического направления в психотерапии, то есть в качестве «прощения», «смирения» и т. п. Напротив, «принятие» в КМ СПП – есть акт адекватной оценки (констатации) фактической данности, определение тех значимых аспектов существования пациента, которые оказываются «вытеснены» дезадаптивным «требованием», именно они должны быть осознаны и приняты с тем «удельным весом», на который они вправе рассчитывать (1). Кроме того, необходима адекватная оценка самого «требования», особенно в части его доминантности, здесь «принятию» подлежит несомненная важность других потребностей, вне которых данное «требование» есть лишь фикция, при этом само «требование» должно быть модифицировано и заключать в себе достижимые цели (2). Наконец, если речь идет о трудностях, связанных с достижением той или иной цели, или же о «выборе», то «принятию» подлежат эти трудности, но они должны быть «приняты» как необходимая плата за достижение поставленной цели при реализации принятого решения (3).

Кроме того, необходимо принять во внимание тот факт, что «требование» пациента возникает на основании неких прошлых опытов, усвоенных, «привнесенных извне» аберраций «картины», и оно основано на потребностях индивида, а не на фактической данности (то есть обстоятельствах и условиях), что само по себе, в совокупности, снижает уровень адекватности его поведения. В этом смысле «принятие» (в противовес «требованию») есть адекватная оценка фактической данности (то есть учет действительных обстоятельств и условий существования) и акцентирует ее определяющую роль при выработке «плана» действий (тогда как собственные устремления индивида рассматриваются не как императивы, но лишь как составляющие общей картины). «Принятие», кроме того, есть представление в «картине» пациента актуальной ситуации, а не прежних и зачастую надуманных фактов. В этом смысле «принятие», безусловно, создает ту степень адекватности, которая в принципе возможна и достижима, что автоматически существенно повышает адаптивность поведения человека.

Наконец, следует заметить, что само понятие «проблемы» (которое так любимо пациентами психотерапевта и может использоваться последним в качестве удобного означающего) – есть свидетельство наличия «требования». Отсутствие желания не может создать ситуацию фрустрации этого желания, а потому, если у пациента наличествует некая «проблема», это свидетельствует и о наличии стоящего за ней нереализованного «требования». Разумеется, прямым способом устранения данной «проблемы» является устранение «требования», его вызвавшего, однако в данном случае так же необходимо «принятие», и тогда его трактовка действительно вполне согласуется с гуманистической традицией в психотерапии.

Б. Диагностические возможности

Диагностика «требований» и проста, и замысловата одновременно. Дело в том, что само обращение к психотерапевту есть свидетельство наличия тех или иных «требований» в континууме поведения пациента, «требований», которые претерпевают фрустрацию, создавая таким образом «проблему». Однако значительную трудность представляет собой определение фактического содержания этих «требований». После того как выяснен «локус контроля», то есть экстернальность или интернальность пациента, можно с достаточной долей уверенности утверждать, что в первом случае «требования» обращены к другим людям, а также к миру событий и явлений, во втором же – то есть при интернальной ориентации – они в большей степени обращены пациентом на самого себя. Впрочем, подобных выводов явно недостаточно, важен не только объект «требований», но также и их предмет, а точнее, что именно ожидается («требуется») от этих объектов, то есть, образно говоря, в чем смысл претензий.

Здесь необходимо принять во внимание, что «требования» могут исходить из «схемы», преображаясь затем в «картине», но могут быть и производными «картины», однако в последнем случае они неизменно задействуют «схему», которая может в этих обстоятельствах и сама производить какие-то «требования» (опять же через «картину»). В этом смысле «требования» можно было бы разделить на «первичные» и «вторичные», но не в том смысле, в каком, например, К.К. Платонов выделяет «безусловные» и «условные потребности»⁸²¹, то есть не по содержательному признаку, а структурно. То есть если «требование» изначально возникло в «схеме», а лишь затем экспонировалось в «картине», то речь должна идти о «первичных требованиях». Если же «требование» изначально возникло в «картине» и лишь после этого создало «возмущение» в «схеме», то это «вторичное требование». Если же это «возмущение» в «схеме» привело к каким-то процессам внутри нее самой, что также породило «требование», то это «требование» следует считать «первичным».

Разъяснение генеза «требования» позволяет адекватно оценить отношение «схемы» и «картины», а вне этой информации данные системы не могут быть приведены в соответствие. Если же соответствие между «картиной» и «схемой» не достигнуто, то поведение человека a priori будет дезадаптивным. При этом сам пациент, «требуя», не ощущает неадекватности своей «схемы» своей «картине», поскольку рефлексии подвергается уже их общее производное. В этой связи наипервейшей задачей психотерапевта оказывается разведение конфигурации элементов «схемы» и так или иначе соответствующей ей аберрации «картины».

После того как эта задача выполнена, можно диагностировать характер дезадаптивных отношений «картины» и «схемы», то есть определить фактические цели, преследуемые пациентом («схема»), и то, как они представляются «картиной». Зачастую одна эта позиция оказывается вполне достаточной, чтобы редуцировать динамический стереотип «требования» в «картине», после чего предстоит модификация той части «требования», которая скрывается в «схеме» пациента за множеством редуцированных только что аберраций. Для выяснения этого вопроса необходимо рассмотреть фактические элементы поведения, которые сопровождают значимые в этой связи жизненные ситуации. Кроме того, существенным подспорьем оказываются данные диагностики соответствующих апперцепций.

«Требования» пациента, как правило, явствуют из производимых им действий, если совместить последние с высказываниями, характеризующими его отношение к тем или иным лицам (в том числе и к самому себе), событиям или явлениям. «Требования» всегда проявляются фактической неадекватностью, поэтому, когда, например, лестные оценки какого-либо объекта сочетаются с наличием к нему неких претензий, это свидетельствует о наличии «требований». Кроме того, когда высказывание представляет собой рекомендацию, предложение или нечто подобное, но возможное и достижимое при данных условиях, то в этом случае можно говорить о «принятии» фактической данности (аккомодация) и попытках ее оптимизации, эксплуатации и т. п. (ассимиляция). Однако же «требование» представляет собой не «рецепт», но «диагноз», то есть оценку с четким определением ее модальности – позитивной или негативной. Иными словами, при диагностике «требования» необходимо учитывать, имеет ли здесь место закономерный переход от аккомодации к ассимиляции или же, напротив, ассимиляция начинается прежде аккомодации, тогда как последняя пытается выполнить свою роль в отношении иллюзорного, предполагаемого результата реализации неадекватного «требования», что, разумеется, невозможно и приводит к дезадаптации.

Когда все эти нюансы выяснены, необходимо определиться с тем, существует ли реальная возможность реализации данных выявленных и «очищенных» от аберраций «картины», потребностей. Если же фактические цели понятны и не искажены более аберрациями «картины», то необходимо сформулировать их не как «требования» («должно», «необходимо», «следует» и т. п.), но как «цели», то есть как желаемые результаты, для достижения которых требуется выполнение определенных действий. Разумеется, данная констатация неизменно приводит к появлению новых «требований», возникающих по формуле: «этих препятствий для реализации моих целей не должно существовать». Работа с этими «требованиями» производится по той же схеме, что и прежде; при этом усилия, которые должны быть предприняты для достижения желаемых «целей», получают означение как «плата» за желаемое. Если эта «плата» превышает «цену» результата, то со стороны пациента неизменно возникает отказ от этого своего «требования» (потребности); если же нет, то она рассматривается как желаемое «вложение».

Кроме того, в процессе диагностики по данному психическому механизму необходимо добиться полноценной вербализации «требования», то есть чтобы оно получило соответствующее себе представительство в «картине». Зачастую пациенты маскируют свое «требование» под множеством «прогнозов» и «объяснений», подобная тактика должна быть пресечена, в противном случае «требование» получает все шансы, в такой скрытой форме существовать сколь угодно долго и приводить к серьезной дезадаптации пациента.

С другой стороны, необходимо точно вербализировать те значимые аспекты существования пациента, которые не могут быть реализованы или не реализуются при наличии данного «требования». То есть необходимо диагностировать их и создать в «картине» соответствующие «модули», которые будут представлять эти – возможные, но не использованные – цели и потребности пациента. Поскольку «требование», как и всякий динамический стереотип, функционирует по принципу доминанты, все прочие «возбуждения» (потребности, желания) оказываются блокированы и, более того, что называется, льют свою воду на мельницу существующего дезадаптивного «требования». Если же эти желания и потребности не имеют соответствующих, развернутых представительств в «картине», то они так и не найдут выхода в действие, кроме как по «диссоциативному» механизму отношений «картины» и «схемы». В этой связи чрезвычайно важно определить те аберрации в «картине» и те конфигурации элементов «схемы», которые могут быть использованы для создания необходимых «схем» (блокированные желания и потребности) аберраций «картины», способных адекватно представлять эти желания и потребности.

Наконец, необходимо определить, насколько адекватнопациент представляет себе реализацию своих «требований», поскольку зачастую существует следующая ошибка: пациент имеет определенные «требования» и рассчитывает, что их реализация приведет к такому-то результату. Однако в подавляющем большинстве случаев здесь желаемое принимается за действительное, а фактическая реализация данного «требования» пациента, даже если бы она была возможна, способна дать только иные, но вовсе не ожидаемые результаты, поскольку, как известно, в одну реку не войти дважды, а то, что представляется одним, когда его нет, оказывается совершенно другим, когда этим обладаешь. Все эти позиции должны быть прояснены самым тщательным образом, и лишь после этого возможно перейти к соответствующей психотерапевтической технике.

В. Психотерапевтические техники

Психотерапевтическая техника, призванная обеспечить редукцию «требований» пациента с заменой их на «принятие», должна удовлетворять нескольким условиям:

· во-первых, необходимо четкое уяснение пациентом психического механизма означения потребности, обретающего таким образом форму «требования»;

· во-вторых, необходимо осознание пациентом того, что его «требование» есть претензия на некие обстоятельства, достижение которых, как правило, невозможно, а потому упорство в «требованиях» ведет к дезадаптации;

· в-третьих, принятие пациентом того факта, что «принятие» – это возможность использования имеющиеся у него возможности (которые не востребованы именно по причине наличия того или иного «требования»);

· в-четвертых, понимание пациентом того, что «принятие» – есть формирование новой поведенческой стратегии, способной обеспечить адекватность, а потому и адаптивность индивида;