Текст книги "Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало"

Энтони Майлз подвёл его к своему семейству. Он надолго припал к руке супруги, потрепал по щеке, чмокнул в головку хорошенькую нарядно одетую девочку лет семи.

В углу просторной гостиной пили пиво два широкоформатных человека, в одинаковых серых костюмах. Красные лица и стрижки под «полубокс» делали их похожими на близнецов. Оба они неотрывно следили за передвижениями Круглова.

Хропцов припарковал машину, протянул подбежавшему служащему приглашение, направился к замку.

Ярко выкрашенная, умело скрывающая свой возраст дама взяла Круглова под руку, кокетливо погрозила пальцем.

– Серж, вы ведёте себя отвратительно. Почему вы не обращаете на меня внимания?

– Кларочка, вы, как всегда, ко мне несправедливы. Здесь я сегодня только ради вас. И если кого и вижу вокруг, то это тоже вы.

Они отошли в сторону.

Усталая темнокожая певица тщетно пыталась привлечь к себе внимание гостей звуками популярного шлягера. Помогали ей в этом четыре пожилых музыканта. Единственным благодарным слушателем был сотрудник Интерпола Стив. Один только раз он отвлёкся от певицы, когда Вероника, отделавшись наконец от своих приземистых японцев, направилась в глубь парка.

Это же заметил Круглов. Он связался взглядом с одним из «близнецов», кивком головы указал в сторону Вероники. Тот допил пиво, двинулся к выходу.

В гостиную вошёл Хропцов. Взял с подноса предложенный официантом бокал, огляделся по сторонам.

Круглов наклонился к своей жеманной собеседнице.

– Кларочка, прошу прощения, мне опять придётся вас покинуть, – он понизил голос до недвусмысленного интима. – Ненадолго.

– Ах, Серж, вот так всегда. Вы становитесь неуловимым. Мужчину в вашем возрасте должны интересовать не только дела…

– Я вернусь, дорогая, – Круглов бегло приставил губы к её ручке, поспешил к выходу, окликнул Хропцова.

– Вилор Семёнович.

Тот вздрогнул.

– Прошу прощения, я опоздал. Запутался в паутине ваших дорог.

– А-а-а, а я вам что говорил? Америка – страна переборов. И дороги не исключение. Ничего страшного. Как отдохнули?

– Хорошо, спасибо.

– Ну и отлично. А не подкрепиться ли нам? Здесь хорошо кормят. И главное – бесплатно. – Он рассмеялся собственной шутке и, не дожидаясь согласия, обвёл поляну широким жестом. – Прошу.

Вероника видела, как Круглов и Вилор Семёнович поднялись на протянувшуюся вдоль озера террасу. Они прошли мимо столика, за которым пил пиво один из «близнецов», и устроились неподалёку у самой воды. К ним подошёл официант.

Пьяненький японец ухитрился обнять Веронику за плечи. Это при том, что в одной руке он держал тарелку с пирожными, другая же была занята открытой бутылкой шампанского.

– Вы нас покинули, мисс, я пришёл вас вернуть, мы скучаем.

Она расхохоталась.

– О-о-о! И это всё мне?

Стив отошёл от музыкантов. Певица перестала его интересовать. Он видел, как японец настаивает на бокале шампанского, как Вероника отказывается.

– А конверт этот, – Круглов положил перед Хропцовым конверт, который Аджаев запретил тому вскрывать, – оказывается, и не мне вовсе предназначен. Его, оказывается, вам поручено передать вовсе по другому адресу. Там так и написано… – Круглов аккуратно, со знанием дела щипчиками раздавил небольшого ярко-красного омара, извлёк белоснежную с розовыми прожилками мякоть, утопил в соусе. – …проедете по главной дороге миль пять до указателя «Х» и повернёте направо. Запомнили?

– Да, до «Х» и направо. – Вилор Семёнович с ненавистью смотрел на Круглова, сладострастно жующего дурно пахнущие кусочки, на его покрасневший от натуги пробор на голове и с немалым трудом удерживал себя от желания немедленно встать, уйти и никогда больше не встречаться с этим человеком.

– …по этой дороге прямо, никуда не сворачивая, слышите, никуда, ещё прямо миль десять – двенадцать до указателя «У», там вас встретят.

И Хропцову вдруг отчётливо показалось, что его измазанное омаром лицо после слов «вас встретят» расплылось в зловещей улыбке.

«Господи, да что это я, в самом деле. Совсем нервы ни к чёрту, – оборвал он себя и даже для верности ущипнул за ляжку. – Нормальный парень, обычный “кагэбэшник”, как все они тут. Никакой “зловещности”, даже чем-то симпатичное лицо. А что касается этой еды, то он, наверное, просто не в курсе, что все подобные твари – омары там, раки, креветки, мидии – все они питаются падалью».

Вероника с увлечением слушала чернокожую певицу. Рядом маленький японец самозабвенно закусывал шампанское пирожными.

– Маска, а я вас знаю. – Круглов подсел к Веронике, рассмеялся. – Не верю своим глазам. Что вы делаете в этом муравейнике?

– Беру уроки бизнеса, – «Удивление» от встречи далось ей без особого труда. – А вы?

– А я по долгу службы. «Ни сна, ни отдыха измученной душе». И как вам здесь?

– По-моему, прекрасно.

– Вы одна?

– Почему одна? Я с вами. Разве нет?

– Польщён, – Круглов слегка поклонился.

Певица закончила очередную песню. Вероника повернулась в её сторону, захлопала в ладоши.

Круглов связался взглядом с «близнецом», повёл головой в сторону Вероники. Тот кивнул в ответ, поднялся, направился к выходу.

– Кстати, Вероника… простите, забыл ваше отчество…

– Ничего страшного, я ваше тоже не помню. – Она улыбнулась.

– Ну вот мы и квиты, – не найдя ничего лучшего, сказал Круглов. – Надеюсь, это добрый знак. Так вот, хочу вас успокоить: с теми шубами и ящиками мы разобрались. Ничего нового – обычная мелкая контрабанда, но в любом случае ещё раз спасибо.

– Да ну что вы, какая там благодарность. Просто бережёного бог бережёт. И если не секрет, конечно, что же в результате оказалось в этих ящиках?

– Золото. Золотые слитки, – Круглов захохотал. – Шучу, конечно, какой там секрет: стекло, обычная стеклянная посуда, но очень высокой пробы. А теперь, если не возражаете, хочу вас отблагодарить от имени страны, не люблю оставаться в долгу. Видите вон того человека? – Он указал на Хропцова. – Ваш клиент: прибыл из Москвы как раз по меховой контрабанде. Дарю.

Вероника с благодарностью на него посмотрела:

– Спасибо. Хорошая работа.

– Контора веников не вяжет, – Круглов самодовольно ухмыльнулся, откланялся.

Хропцов доел бифштекс, вытер руки салфеткой, взглянул на часы.

Вероника видела, как он спустился с террасы. Она поднялась, попрощалась с захмелевшим японцем, направилась к выходу.

Круглов, целуя руку очередной собеседнице, проводил её взглядом.

У выхода из парка сидящие в машине «близнецы» следили за Хропцовым.

Тот высматривал на парковке свой «Фольксваген».

Вероника открыла дверцу старенького «Вольво», включила подфарники, завела двигатель.

Хропцов осторожно выбирался из лабиринта припаркованных машин в направлении главной дороги. Вероника поехала следом.

Один из «близнецов» достал из-под сиденья автоматическое оружие.

– Не спеши, Вова, пусть оторвутся. Успеем, – сидящий за рулём явно ощущал себя главным.

Огромный лимузин на почтительном расстоянии двигался за машиной Вероники.

Кортеж из трёх автомобилей выехал на главную дорогу и смешался с густым потоком машин.

Хропцов выглядывал на освещённых указателях нужное ему направление.

Наконец увидел «Х», перешёл в правый ряд, свернул на плохо освещённую узкую дорогу.

Вероника притормозила, тоже повернула направо. Включила ближний свет. Неожиданно за её спиной раздался мужской голос. Она вскрикнула, выпустила руль. На заднем сиденье возникла фигура чернокожего Стива.

– Не пугайтесь, Ве-ро-ника, это я, Стив. Освободите мне место, сядьте на соседнее кресло! Быстро!!

– Стив, как вы здесь оказа…

– Быстро!!! – заорал Стив. Он перехватил руль, отшвырнул её в сторону, выключил свет. – Пригнитесь!!!

Машина совершила замысловатый зигзаг и помчалась дальше в темноту дороги.

– Что это с ней? – «Близнец» Вова заметил странный манёвр «Вольво».

– Не бзди, никуда не упорхнёт птичка, – второй близнец щёлкнул затвором.

По узкой, освещённой лунным светом дороге друг за другом мчались три автомобиля.

В зеркало Стив увидел, как большой кадиллак резко прибавил скорость и начал его настигать. Выждав момент, он рухнул на прижавшуюся к резиновым коврикам Веронику. Послышались несколько коротких, напоминающих бег галопирующего жеребца автоматных очередей. Красный светящийся мостик на миг соединил жёсткой связкой две несущиеся рядом машины. «Вольво» завертелась посреди дороги.

Чёрный кадиллак поравнялся с «Фольксвагеном».

Хропцов удивлённо выглянул в окно.

«Близнец» поднял автомат, нажал на спусковой крючок. Пули пробили боковое стекло «Фольксвагена». На испуганном лице Хропцова возникли маленькие красные дырочки. Из них полилась кровь.

Затем всё стихло.

Машина Хропцова какое-то время, беспомощно тыкаясь колёсами в невысокий бортовой камень, катилась по освещённому лунным светом асфальту. Затем развернулась всем корпусом, выехала на полосу встречного движения и, уткнувшись передним бампером в дорожный указательный знак, заглохла.

Из перевёрнутой «Вольво» выбрался Стив, кинулся вытаскивать не подающую признаков жизни Веронику.

– Ве-ро-ника, вы живы? Ве-ро-ника! Ве-ро-ника. – Он сильно встряхнул её.

Та еле слышно застонала. Потом открыла глаза.

– Вы живы! – радостно сообщил чернокожий Стив.

– Кажется, да. Только вы меня очень сильно придавили.

Тишину пронзила сирена полицейской машины.

Хропцов не сопротивлялся, не пытался помочь неизвестно как оказавшимся здесь людям вытащить из машины недавно ещё принадлежавшее ему тело. Он шевелил губами, слышал свой голос, но звучал он незнакомо и как-то странно ниоткуда: «Они пожалеют. Я предупреждал, у меня докумен…»

Это были его последние слова.

* * *

Человек со шрамом на левой щеке вошёл в ресторан гостиницы «Жемчужная», огляделся по сторонам и через зал направился в служебный отсек.

Швейцар опешил от неожиданности.

– Эй, куда пошёл?! Ну-ка вернись! Не видишь – закрыто!

Посетитель не удостоил его вниманием.

– Кому сказано, вернись! – швейцар вылез из кресла, догнал наглеца. – Я ведь два раза не повторяю.

Человек со Шрамом, не останавливаясь, поднял над головой красное удостоверение.

– Где тут у вас администрация?

– Направо, стеклянная дверь. Прощения просим. Не признал. Проводить?

– Сиди, – человек со Шрамом завернул направо, без стука ткнул дверь с табличкой «Администрация».

В небольшом кабинете, по-видимому, отмечалось какое-то событие: за столом в свободных позах без пиджаков сидели два набриалиненных молодых человека и две ярко накрашенные официантки в расстёгнутых от жары блузах.

– Это ещё что такое?! – бутылка шампанского повисла в руке одного из молодых людей.

– Быстро всё уберите и оставьте нас наедине с администратором, – человек со Шрамом прошёл мимо растерявшейся компании, по-хозяйски расположился в кресле за письменным столом. – У меня мало времени. Вы администратор?

– Я, – недовольно признался подвыпивший служитель ресторана.

– Зовут?

Ответ прозвучал не сразу:

– Карин.

– Как?! – Человек со Шрамом посмотрел на него с подозрением.

– Карин, – повторил администратор, – Каринес полное имя. – И добавил не без гордости: – Я грек.

– Понятно. Прикройте дверь, Каринес, я задам вам несколько вопросов.

Грек выполнил просьбу, с достоинством подошёл к столу.

– Вообще-то это моё место…

Ответа не последовало. Человек со Шрамом достал из кармана красное удостоверение, не раскрывая положил обратно.

– Неделю назад у вас отдыхала вот эта молодая женщина. Узнаёте? – на освобождённую от закусок скатерть легла фотография Милы.

– Да. Людмила Логинова. Двести третий.

– С ней проводили время два человека, которых вы должны узнать по этим фотографиям. – На столе появились изображения Мерина, Сергея Бельмана, Анатолия Филина, Александра Александрова и Юрия Чибилина.

Грек уверенно ткнул пальцем в две из них.

– Вот этот, Сергей Львович Бельман, он занял сто сорок первый одноместный, после того как уехал вот этот, Юрий Михайлович Чибилин.

Человек со Шрамом сгрёб со стола фотографии, кивком головы одобрил высокий профессионализм администратора Каринеса.

– Благодарю. Вы садитесь. Ещё несколько вопросов. Расскажите, только вкратце, как они проводили время?

И на этот раз грек обошёлся без эффектных пауз: было понятно, что поведение постояльцев обсуждалось сотрудниками гостиницы неоднократно и с интересом.

– Время они проводили регулярно. И громко, – армейская шутка на какое-то время завязла в его сальной улыбке.

* * *

Сергей Бельман и Мила, обгоняя отягощённых чемоданами пассажиров, бежали вдоль состава. До отхода поезда, судя по объявлению, оставалось совсем немного.

– Как только что-то прояснится, я тебе сразу же сообщу. Ходи на телеграф. У вас там есть телеграф?

– Есть, Сенечка.

– Хорошо. Ходи. Но не звони, ни в коем случае, поняла, да? Они по звонку тебя вычислят. Отсидишься – там видно будет. Тётке скажи, что приехала в отпуск, поняла?

– Да, Сенечка, – Мила с трудом сдерживала слёзы.

– Ключ дай.

– Ключ? Ах, да, конечно, – она достала из сумочки звонкую связку ключей, отцепила один из них. – Они в холодильнике, в морозилке на самом дне.

– Разберусь.

– А как же ты, Сенечка?

– За меня не бойся, не на того мальчика напали. Руки коротки, ты же меня знаешь.

Они подбежали к своему вагону. Сергей протянул угрюмому проводнику билет, оглянулся по сторонам.

– Ну давай, до встречи на солнечных пляжах нашей необъятной Родины, да? Ну давай, – он коротко поцеловал её в губы, подтолкнул в вагон.

– Сенечка! – Мила повернулась всем телом, загораживая проход, потянула к нему руки.

Сергей надолго прижал её к себе.

– Не называй меня больше Сенечкой, ладно?

– Почему, Сенечка? А как же?

– Как-нибудь по-другому. Сергеем, например.

– Сергеем?

– Ну да.

– Хорошо, Сенечка, хорошо, не волнуйся. Я люблю тебя, Сенечка.

Человек со Шрамом видел, как Сергей Бельман, махнув на прощание рукой, двинулся в обратный путь. Он ступил на подножку медленно двинувшегося вагона.

Угрюмый проводник захлопнул за ним дверь.

Поезд Москва – Минск, миновав заваленные промышленными отходами товарные полустанки, зелёной змейкой ворвался в сверкающую гладь московского водохранилища. Металлические перекрытия арочного моста, многократно усиливая, отражали перестук колёс набравшего скорость состава.

Человек со Шрамом шёл вдоль вагона, держась за оконные поручни.

Грязные плиты тамбуров, налезая друг на друга и угрожающе расходясь в стороны, рвали слух оглушительным лязгом.

Человек со Шрамом вошёл в пустой вагон-ресторан, переговорил с официантом – лохматым, в мятой засаленной куртке малым, сунул ему в карман купюру и двинулся дальше по ходу поезда.

Мила стояла в коридоре у окна с закрытыми глазами. Она вскрикнула от неожиданности, когда услышала голос склонившегося над ней человека:

– Я хочу передать вам привет от вашего отчима.

– Какого отчима?

– Вашего. Хропцова Вилора Семёновича.

Первым её желанием было убежать, кинуться к проводнику, закричать, что было сил. Она открыла рот, но спазм сдавил горло, перехватил дыхание. Тогда она отступила назад, шумно ударившись в закрытую дверь купе. «Да, да, заходите, не заперто», – донеслось из-за двери.

Через секунду дверь отползла в сторону, в проёме стоял пассажир, облачённый в тренировочный костюм с буквами СССР на груди.

– Заходите, прошу, – он гостеприимно улыбался. – Всё готово.

– Спасибо, но мы хотели перекусить, я договорился с рестораном. – Человек со Шрамом не отрывал взгляда от Милиного лица.

– А то всё есть, не стесняйтесь, на всех хватит. Там ведь и отравят – не дорого возьмут, а у меня свежачок, хозяйка постаралась. Всё есть! – Он постоял какое-то время в дверях, вернулся в купе, полез в портфель доказывать, что есть у него, действительно, «всё».

– Идите вперёд, ресторан в следующем вагоне, – человек со Шрамом посторонился, пропуская Милу и уже на ходу добавил: – Только осторожно, в тамбуре очень скользко.

Поезд обогнул берёзовый перелесок и теперь мчался по освещённому красным заходящим солнцем пустому пространству.

За столом вагона-ресторана, расположившись друг против друга, сидели два человека.

У окна, закреплённая металлическим кольцом, позвякивала и пенилась откупоренная бутылка шампанского.

– Вот это его фотография в форме лейтенанта милиции. Узнаёте? Он не Семён Дибцев и никогда им не был. Дибцева они убили. Как и Гривина, и Чибилина. – Человек со Шрамом выложил перед Милой заверенные гербовыми печатями бумажки. – Это копии его документов, где чёрным по белому написано: Бельман Сергей Львович, сотрудник МУРа. Что такое МУР, надеюсь, вам объяснять не надо?

Мила сидела, не шевелясь. Она, давно уже перестав что-либо понимать, невидящими глазами смотрела на собеседника.

Человек со Шрамом наполнил бокалы, отпил несколько глотков. Предложил:

– Выпейте, я вижу, как вам тяжело.

Мила не двинулась.

– Если документы Хропцова попадут им в руки, вас ничто не спасёт. Не только вас, разумеется, но и вас в том числе. Поэтому советую не затягивать наш разговор, дорога каждая минута. Я знаю, что документы у вас. Где они? Где?!

– В холодильнике. В морозилке.

Человек со Шрамом вскочил из-за стола, протянул руку.

– Ключи!!

– Я отдала их Семёну, – она помедлила. – Сергею.

Человек со Шрамом смотрел на неё не отрываясь. Если бы не подошедший официант, он размозжил бы ей голову бутылкой.

– Когда следующая остановка?

– Минут через сорок. Петровский Посад.

– Идём по расписанию?

– Вроде да, – официант неуверенно пожал плечами.

За окном мелькали провалившиеся крыши заброшенной, безлюдной деревеньки.

На станции Петровский Посад из междугородней телефонной будки Человек со Шрамом пытался докричаться до абонента.

– Установите наблюдение за домом и за квартирой № 18, немедленно! Квартиру опечатайте! Я говорю о-пе-ча-тай-те! Да!

Мила сидела на скамье в зале ожидания, безрезультатно пытаясь унять бившую её дрожь.

К пятиэтажной «хрущовке» подъехала машина. Не дожидаясь остановки, из неё с разных сторон выскочили два широкоплечих парня в светлых плащах и скрылись за дверью подъезда.

Через ступеньки, преодолевая лестничные марши, они добрались до квартиры 18. Дверь была заперта. На долгие звонки никто не отвечал.

Один из парней распорядился.

– Давай наверх. Не упусти. Если что – стреляй.

Я заклею и буду в машине, – он достал из кармана бичёвку сургуч, зажал зубами гербовую печать, щёлкнул зажигалкой.

Человек со Шрамом и Мила поднимались в лифте. Мимо них медленно проплывали цифры: 2, 3, 4…

На чердачном этаже, вдавившись в стену, замер парень в светлом плаще. Увидев Человека со Шрамом, он спустился на площадку.

– Никого, Георгий Георгиевич.

– Головой отвечаешь? – Человек со Шрамом смял не успевший ещё засохнуть сургуч, засунул в щель упор, рванул на себя дверную ручку, вбежал в квартиру… В глубине, в самом дальнем углу крошечной кухни с распахнутой дверцей громко урчал красивый японский холодильник.

* * *

Мерин, прижимая плечом телефонную трубку, дожёвывал бутерброд с колбасой.

– Я понял, Серёжа! Да, я понял. Это подвиг, Серый, поверь мне, то, что ты сделал – подвиг, и ты можешь этим гордиться. И мы его обязательно отметим, обещаю, расходы беру на себя. Ты у меня в кабинете? Хорошо. Сядь на эти документы и никуда не выходи! Нет, мне не до шуток. Слышишь?! Сядь! Никуда не выходи!! Я сейчас буду. Навещу Филю и прилечу. Передашь мне из рук в руки! Больше никому! Да, и Клеопарте в том числе. Теперь так: прямо сейчас позвони Сашке Александрову и скажи, что повёз эти хропцовские документы ко мне домой. Так надо, старик, не задавай лишних вопросов. Скажи ему: всё в порядке, документы у нас, отвёз Мерину домой. Ты понял? Всё!

Он бросил трубку, вытер «колбасные» руки висевшей на стуле рубашкой, метнулся в комнату. Из ящика Никиной прикроватной тумбочки достал цветастую, под «палех», коробочку, вынул оттуда катушку, открутил нитку. Тюбик с клеем нашёлся в самом неподходящем месте – торчал из Севкиного зимнего ботинка. Он приклеил нитку поперёк входной двери на расстоянии нескольких сантиметров от пола, осторожно захлопнул дверь и стал спускаться по лестнице.

К зданию военного госпиталя Мерин подъехал с чёрного хода, иначе пришлось бы объезжать полквартала, разворачиваться – терять время.

Он бегом миновал лестницу, больничный коридор, притормозил, проходя мимо санитарки в круглых очках, так и не оторвавшей глаз от толстой, потрёпанной книги, подошёл к знакомой угловой палате и, коротко постучав, распахнул дверь.

На кровати с открытыми, полными невыразимого страдания глазами лежал немолодой, бритый наголо человек с обезображенным синим лицом.

Мерин подошёл к санитарке.

– Скажите, а Филин… Он был в сорок пятой…

Та подняла голову, долго, через толщу слёз смотрела на Мерина, соображала.

– Филин? Какой филин? У нас госпиталь…

– Филин, Анатолий Филин, сотрудник…

– А-а-а, Толя. Состояние удовлетворительное. Завтра после пяти. – Она опять уткнулась в книгу.

– Что «завтра»? Сегодня где он? – Мерин не на шутку разозлился.

– Сегодня? Сегодня я не знаю. Вчера – знаю. Вчера его перевели в общую. Это на третьем этаже. Состояние удовлетворительное, после пяти… А сегодня…

Не дослушав «круглоочковую змею», Мерин помчался вниз по лестнице.

Филина, к своему немалому удивлению, он застал в парке в сопровождении лечащего врача. Тот тащил его чуть ли не на себе.

– Уже гуляем, – недовольным тоном объяснил врач поведение пациента. – Ноги не ходят, руки костыли не держат, а он – вынь да положь на улицу! Так что, похоже, и голова не варит. Передаю с рук на руки. И недолго, через десять минут ему на перевязку. – Он поклонился, передал свою «ношу» Мерину и моментально исчез.

– А и впрямь, не рановато ли они тебя выпускают? На четырёх-то ногах? – Они шли по усыпанной мелким гравием дорожке тенистого парка. Мимо ковыляли дорвавшиеся до весеннего солнца больные. – Полежал бы ещё.

– Да что вы, Игорь Всеволодович, мне здесь уже во как, под завязку. Вы же знаете, я без работы зверею. Спать – не сплю, читать – не читаю. Хорошо хоть в общую перевели, а то в своём каземате совсем одичал, – Филин неудачно ступил на камень, охнул, Мерин едва успел его подхватить. – Да ладно, спасибо, не велик барин, и упаду – не разобьюсь. Не тяните, Игорь Всеволодович, что Вероника?

– Вероника ещё в Америке.

– А Хропцов?

– Она передала – с ним там вроде круто обошлись. «Архив» его у меня. В конторе. В кабинете. В сейфе. Как думаешь – место надёжное?

– В сейфе-то? Да не родился ещё такой ювелир, чтобы ваш сейф вскрыть. Он ведь у вас отечественный?

– Да вроде…

– Ну вот, значит броня – что твой танк, только вместе с кабинетом унести можно.

– Я тоже думаю, надёжное. Так что не торопись, поправляйся. Выйдешь – начнём разбираться. Там столько громких фамилий! Я почитал – в глазах от звёзд да орденов зарябило. Так что, думаю, на нашу с тобой жизнь хватит. Давай, перевязывайся, я в пятницу забегу. – Они подошли к дверям хирургического корпуса, обменялись рукопожатием. Мерин болезненно скривил лицо.

– Ого, ничего себе отъелся на казённых харчах.

Филин улыбнулся:

– Я тут, Игорь Всеволодович, гантелями качаюсь. Нет худа без добра. Раньше времени не было, а теперь… – он махнул рукой. – Не провожайте, дальше я сам. – И заковылял вверх по ступенькам.

Мерин обогнул здание, вернулся к хирургическому корпусу, заглянул в окно тёмного вестибюля.

Анатолий Филин, уткнувшись лицом в стену, разговаривал по телефону. Рядом стояли прислонённые к телефонной будке костыли.

* * *

Через весь Каменный мост от кинотеатра «Ударник» и до Охотного ряда нестройно толпились машины.

Чёрный приземистый лимузин, именуемый в народе «членовозом», выплыл на пустынную улицу Фрунзе и, по диагонали пересекая ложбину площади, устремился к Боровицким воротам Кремля.

Преисполненные торжественной важностью момента, вытянулись по стойке «смирно» щеголеватые, в форме с иголочки милиционеры.

Водитель «Чайки», человек с лицом крупного военачальника, на большой скорости, виртуозно вписал свой транспорт в неширокую арку кремлёвской стены.

В уголке просторного салона одиноко тонул в кожаном кресле директор меховой базы Омар Иванович Цава.

* * *

На лестничной площадке было темно, тусклый свет проникал с верхнего этажа.

Мерин повернул ключ в замке, опустил ручку двери вниз до упора, потянул дверь на себя.

Не входя в квартиру, он нагнулся, присел на корточки: на полу почти невидимая, сливаясь с цветом паркета, лежала тонкая оборванная нитка.

* * *

Потолок в маленьком грязном закоулке, служившем Омару Ивановичу Цава кабинетом, казалось, вот-вот рухнет от писклявого гнева своего хозяина. Тот, размахивая короткими ручками в опасной близости от потного лица Владиса Николаевича Рубикса и многоразово пренебрегая цензурными соображениями, изволил говорить.

В комнате их было трое: за спиной Цавы на стене в багетной раме висел портрет улыбающегося Горбачёва.

– Ты один за всё отвечаешь! Один! Я первый буду голосовать за твой расстрел, шепелявый мудак! Тебя одного расстреляют! С моей головы не упадёт ни одна прядь! Что хочешь делай! Что хочешь!! Любые деньги! Бери каких хочешь людей, но чтобы завтра эти проклятые документы Хропцова лежали у меня на столе! Вот здесь, чтобы лежали! Вот здесь!!! – Он смахнул на пол телефонный аппарат и точно указал место, где завтра должны лежать проклятые документы. – Завтра! Шепелявый мудак!

* * *

Сергей Бельман выскочил из машины, хлопнул дверцей и, не разбирая дороги, по лужам устремился к подъезду своего дома. Встречные пешеходы шарахались в стороны, посылая ему вдогонку красноречивые «замечания».

Сергей двумя прыжками миновал последний лестничный марш. Ключ не попадал в замочную скважину, он злобно чертыхнулся, распахнул наконец дверь, ворвался в квартиру и… замер от неожиданности: в углу на диване в неестественно напряжённой позе сидела Мила. Спросить он ничего не успел, по её взгляду понял, что в комнате они не одни.

Раздался голос:

– Разговаривать будем тихо и уважительно.

Сергей оглянулся: перед ним стояли два человека.

Один, со шрамом на левой щеке, держал направленный в пол пистолет. Другой могучими плечами загораживал дверной проём кухни.

Бельман машинально двинулся им навстречу.

– Стоять!!! – пистолет взлетел вверх. Изуродованная щека полыхнула багровым изгибом шрама.

Широкоплечий парень шагнул в комнату, выверенным ударом в подбородок опрокинул Бельмана на пол, отступил в сторону.

– Повторяю: разговаривать будем уважительно, – человек со Шрамом снова опустил пистолет. – Где документы Хропцова?

* * *

Мерин три раза нажал кнопку звонка: два коротких, один длинный. Подождал немного, взглянул на часы, хотел позвонить ещё раз, но за дверью послышались шаги и насторожённый женский голос спросил:

– Кто здесь?

– Лидия Андреевна, это я, Игорь.

Щёлкнул замок, дверь распахнулась.

– Игорёчек, вот сюрприз. Проходите.

Мерин вошёл в прихожую.

– А Ники нет, она где-то в командировке, давно уже. И не звонит, поганка. А вам звонит?

– Да, регулярно, – соврал Мерин.

– Ну, слава богу, а то я уже места себе не нахожу. Я сейчас Севку разбужу, дрыхнет, балбес, вот обрадуется. Проходите, – она двинулась в комнату.

– Нет, нет, Лидия Андреевна, не будите ни в коем случае. Я на минутку.

– Никаких «минуток», не выдумывайте, пожалуйста. Проходите, раздевайтесь. Я поставлю чай. – Она не по годам резво кинулась в кухню, загремела посудой.

Мерин пошёл за ней.

– Вы меня извините, я действительно на одну минуту. По делу. Мне нужно оставить у вас вот этот пакет. Больше негде. Так уж получилось. – Он достал из кармана небольшой, завёрнутый в газету пакет. – Это очень важно. Вы его спрячьте, а когда Ника вернётся – отдайте ей, хорошо?

– Хорошо, конечно. А когда она вернётся?

– Должна скоро. Но только ей, больше никому. Хорошо?

– Ладно, ладно. Я всё понимаю. Ты же меня знаешь – могила, – она нечасто переходила с зятем на «ты». – Разве я тебя когда подводила? Один раз только и до сих пор простить себе не могу. А ты простил?

– Лидия Андреевна, я не помню, о чём вы, – сказал Мерин и почему-то густо покраснел.

– Ну и прекрасно. Я тоже забыла. А велосипед этот злосчастный Никочка в ремонт отдала: он хоть и складной, а не раскладывался. И всё-таки, Игорёша, – давай чайку, а?

Мерин обнял тёщу за плечи.

– И ещё вот это письмо, – он протянул ей конверт, – отдайте сразу же, как вернётся.

– Сразу, сразу и отдам, как только увижу. Но поздороваться-то сперва можно?

– Поздороваться можно, – очень серьёзно ответил Мерин и стал пятиться к выходу.

– Ну а что же чаю? Неужели не выпьешь? Твой любимый.

– Я очень тороплюсь, Лидия Андреевна, извините. Выпью. Надеюсь, что выпью. Но не сейчас.

– Ну, как знаешь. Дай хоть я тебя поцелую, – она привстала на цыпочки, обняла его голову, чмокнула в щёку. – Эх вы, смотреть на вас совестно, честное слово. Имей в виду: приедет, я эту дуру из дома выгоню, жить ей будет негде, так и знай.

* * *

Сидя в кресле с заломленными за спину связанными руками, Сергей Бельман вдруг обнаружил, что начинает плохо понимать происходящее. Он видел шевелящиеся губы человека со шрамом на левой щеке, сжимаясь всем телом ещё чувствовал боль от беспрерывно наносимых ему ударов, но никак не мог вспомнить, что же от него хотят. Чей-то голос звучал приглушённо и, как ему казалось, без всякой логической связи: «Ну?! Зря тянешь время. Где?! Я спрашиваю, где?! Ну!!»

Что им нужно? Кто это? Что «где»? И почему от удара ботинком в лицо, ещё раз, и ещё раз он не почувствовал боли? Кто эти люди? Что им от него нужно?

И только когда широкоплечий парень подошёл к онемевшей от ужаса Миле и стал срывать с неё одежду, он вдруг всё вспомнил. Документы. Документы Хропцова. От него требуют те самые бумаги, которые он передал Мерину. Последним усилием воли он выбросил вверх связанные ноги, навзничь вместе с креслом упал на пол, перевернувшись, уткнул лицо в мелкие осколки стекла.

– Убери руки, сволочь! Убери руки!!

Человек со Шрамом присел на корточки, дулом пистолета повернул к себе его лицо.

– Где?!

– Убери его, – прохрипел Бельман.

Человек со Шрамом сделал знак парню. Тот слез с полуживой, распластанной на полу девушки.

– Где?!!

– У Мерина, – Сергей со стоном уронил голову на пол. Силы окончательно покинули его.

* * *

На стене разрушенного, нежилого дома висела ржавая металлическая табличка. При желании на ней можно было разобрать часть названия: Че – р-ний проезд, 17.

Две плохо различимые в это ночное время человеческие фигуры вытащили из подъехавшей машины длинный, похожий на свёрнутый ковёр предмет и, подхватив его с двух сторон, волоком потащили к дому.

Лестница была узкая, с высокими ступеньками.

Два человека тяжело дышали. Были слышны их приглушённые голоса.

– Подожди. Отпусти, я перехвачу. Какой этаж?

– Третий, кажется.

– Давай. Поехали. Тяжёлый, сука.

Открылась зловеще заскрипевшая дверь чердака. Пахнуло заплесневелой мочой. Кто-то чиркнул спичкой, нашарил рукой выключатель.