Текст книги "Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало"

Значит так: если тебе делают подарок, надо обязательно его принять, чтобы не выглядеть невежей. Даже если подарок этот грозит взорваться у тебя в руках. Чибилин – это, несомненно, подарок, только надо очень осторожно и умело им воспользоваться. И тут не обойтись без обыска на Басманной улице в доме 17 – обыска внезапного, неожиданного, как снег на голову в разгар знойного лета. Никаких санкций ждать нельзя, ни в коем случае, это будет преступлением. Любая оттяжка времени – на руку бандитам. Сегодня же. Немедленно. С убийцами – их же методами – учила Клеопарта, правда, тут же добавляла: если по-другому нельзя. А в данном случае – именно так: нельзя по-другому! Так, с обыском ясно!

Мерин включил зажигание, взревел двигателем, помчался в сторону Петровки.

Чибилин, Чибилин, Чибилин, дайте мне этого Чибилина, и я переверну земной шар – кажется, что-то подобное утверждал товарищ Коперник. Только бы не опоздать! Его сдают! Это ясней ясного: Чибилина сдают. Теперь – кто?! Кто сдаёт Чибилина, почему сдаёт и с какой целью? Три вопроса, ответ на которые потрясут мир.

Он вбежал в проходную МУРа, махнул перед носом охранника пропуском, влетел в кабинет, схватил телефонную трубку.

– Филя, ко мне, быстро. Сашку и Бельмана захвати. Я жду.

Он был уверен, что ребят уговаривать не придётся. Хотя, дойди «обыск без санкции» до самого верха, карьерка может сильно тормознуться и заржаветь. Ну ничего, другого выхода нет. В любом случае – он один за всё в ответе. Клёпа тоже, конечно, но ей не привыкать.

У дома № 17 по Басманной улице остановился «жигулёнок». Из него выскочили два человека – Анатолий Филин и Сергей Бельман.

– Толь, вон автомат. Давай звякнем ещё разок.

– Звякай. Два, два, девять, семнадцать, тридцать семь.

– Я помню.

Филин, не останавливаясь, помчался к дому. Сергей подбежал к телефонной будке, схватил трубку…

В тёмной с зашторенными окнами комнате надрывно зазвенел телефон. Семён Дибцев, не обращая на него внимания, неподвижно сидел в кресле рядом с входной дверью.

На лестничной площадке Филин достал из портфеля связку длинных отмычек, вставил одну из них в замок на двери с номером 41, какое-то время двумя руками вертел её в разные стороны, ловил совпадение нарезок.

Подбежал запыхавшийся Бельман, сообщил тихо:

– Не подходит, нет никого.

– Я понял. – Филин вставил в замок другую отмычку, покрутил, прислушиваясь.

Раздался слабый щелчок – дверь поддалась.

Когда снаружи послышался характерный скрип открываемой двери, Дибцев метнулся к окну, скрылся за плотной партьерой. Вынул из кармана револьвер, неслышно убрал рычаг предохранителя.

Анатолий Филин жестом указал Сергею на верхнюю площадку, сказал шёпотом: «Жди там». Вошёл в квартиру, закрыл за собой дверь.

Бельман поднялся этажом выше, занял позицию, держа дверь под наблюдением.

Филин постоял несколько минут в прихожей. Когда глаза привыкли к темноте и стали различать предметы, он бесшумно ступил в комнату.

Квартира была обставлена дорогой стандартной мебелью: светлые кожаные кресла, диван, журнальный столик с прозрачным стеклянным верхом, длинная деревянная стенка, инкрустированная медным шнуром «под старину». На полках – телевизор, магнитофон, видеокассеты, несколько книг. Светящийся бар – стопки, фужеры, напитки, початый блок сигарет Мальборо. В нижнем ящике – постельное бельё, коробки, свёртки, посуда. Верхний ящик был с замком, но не заперт на ключ. Здесь лежали несколько пачек стодолларовых купюр, сберкнижки, пустые бланки международных авиабилетов…

Резко зазвонил телефон. Филин вздрогнул от неожиданности, на мгновение замер. Когда всё стихло, он продолжил осмотр: полистал бланки билетов, открыл шкаф: костюмы, куртки, рубашки, джинсы. Две норковые шубы. Новые, с бирками Союзмехэкспорт г. Тобольск. Письменный стол был завален нераспечатанными коробками «мэйд ин Америка». Тут же на видном месте лежал пистолет Макарова. Филин носовым платком аккуратно уложил оружие в полиэтиленовый пакет, спрятал в портфель. Затем он бегло осмотрел кухню, ванную комнату, туалет, потоптался в прихожей и вышел на площадку, захлопнув за собой дверь.

– Ну что? – Бельман свесился через перила.

– Подстава. На идиотов. Обидно.

– До слёз.

– Подежурь. Должны. Не зря. На ночь. В машине. – Филин произнёс довольно длинную для себя фразу и быстро побежал вниз по лестнице.

Сергей занялся дешифровкой. Получилось довольно складно: «Надо здесь подежурить, кто-то должен объявиться – не зря же они эту липу сварганили. Надо покантоваться до вечера, на ночь его, Бельмана, сменят ребята, которые сидят внизу, в машине». Ну что? Спасибо и на этом.

Дибцев вышел из-за шторы.

Кухонные окна выходили в огромный, беспорядочно заставленный автомобилями двор. Он приник к одному из окон, проследил, как пришелец открыл дверцу «жигулёнка», закинул портфель на заднее сиденье, ловко развернул машину и выехал в арку соседнего дома.

Телефонный аппарат находился в комнате на письменном столе. Дибцев набрал несколько цифр, но передумал, положил трубку на место. Затем достал из бара початую бутылку виски, сделал несколько глотков. Другую, нераспечатанную, сунул в карман плаща, вышел в прихожую, на цыпочках подкрался к входной двери, прислушался. Открыл дверь на цепочку, оглядел площадку. Тишина на лестнице его успокоила – ничего ему сейчас так не хотелось, как поскорее отсюда убраться. Он закрыл входную дверь на ключ и вызвал лифт.

Бельман отпрянул к стене, даже рот распахнул от изумления: вот уж чего он никак не ожидал, так это встречи с привидением. Когда кабина лифта повезла привидение вниз, он схватил рацию.

– Внимание, внимание, человек в сером плаще, чёрной вельветовой кепке сейчас должен выйти из подъезда. Не задерживать! Приём.

– Есть «не задерживать». Приём.

– Глаз не спускать. Приём.

– Есть «глаз не спускать». Приём.

Уличный телефон-автомат проглотил монету, Дибцев, оглядываясь по сторонам, говорил негромко, чётко выговаривая слова:

– Алло, это Дибцев. Нет, нет, из автомата. Был. Только что. Да, взял. Больше ничего. Да, ещё из бара бутылку Хорошо. Я дома.

Он повесил трубку, вышел из телефонной будки, ступил с тротуара на проезжую часть и неожиданно упёрся руками в резко затормозившую перед ним «Волгу». Дверцы машины распахнулись, кто-то ткнул Дибцева в спину, и он оказался на заднем сиденье между двумя навалившимися на него серьёзно настроенными людьми. Всё произошло так быстро, что он не успел сказать ни слова.

«Волга», рванув с места, как ни в чём не бывало продолжила свой путь по Басманной улице.

Никому из прохожих не пришло в голову прийти на помощь похитителям.

В кабинете руководителя отдела МУРа по особо важным делам полковницы Сидоровой в это время происходило что-то странное: на диване в вальяжной позе – нога на ногу – чему-то ухмыляясь сидел майор Мерин, хозяйка же кабинета с невозмутимым видом просматривала разложенные на столе бумаги, время от времени делая в них пометки, и, не глядя на посетителя, что-то ему выговаривала, иногда переходя на крик.

– Под суд захотел? Под суд, так? Всё дозволено? Или что – под меня копаешь? – Она взглянула на Мерина, сделала знак: мол, не молчи, возрази что-нибудь. Затем громко повторила: – Под меня, я говорю, копаешь?

– При чём здесь вы? – Мерин не озаботился согнать с лица ухмылку.

– А при том! При том!! Ты из себя невинность-то не строй, так. Обыск без санкции – это что? Бирюльки? Отвечай! Бирюльки?!

Мерин открыл было рот, но она сделала ему знак, приложив палец к губам – молчи.

В «предбаннике» секретарша Шура в ужасе вытаращила глаза, встала из-за стола, приоткрыла дверь: всё знать входило в её обязанности.

– Кто докажет, что ты там ничего не украл? – распалялась между тем Сидорова. – А если иск придёт? Кто докажет? Частную собственность взломал, так…

И опять жест в сторону Мерина: давай встревай, оправдывайся.

– И вовсе не частная это собственность, – получив разрешение, заговорил Мерин, – а малое предприятие с ограниченной ответственностью, вот визитка, – он достал из кармана визитную карточку Чибилина, – вот, пожалуйста: МП «Сигнал», а на самом деле – квартира государственная…

– Ты вот что, ты меня не путай: МП, БП, ещё как там? ЖП? Ответишь за беззаконие по всей строгости за все свои ЖП! Свободен!

Она отложила бумаги в сторону, показала ему рукой, мол – сядь рядом. Сказала тихо:

– Докладывай.

– Это липа, Клеопар… товарищ полковник, – так же тихо начал Мерин, – явная подстава. Много компромата и всё на виду. Грязно сработано. Похоже, они отдают нам этого Чибилина. – Он наклонился к самому уху полковницы. – У меня есть идея, Клеорапта Сирвелстовна, хочу с вами поделиться. – От волнения он даже не понял, как переврал имя начальницы.

– Слушаю тебя, Игр Всеворадолович. Очень внимательно слушаю. – Она состроила строгое лицо, и только в глазах её резвились лукавые бесы.

Анатолий Филин вёл допрос, шагая по узкому пеналу муровского кабинета.

Перед ним, вертясь и скрепя стулом, сидел насмерть перепуганный Семён Дибцев.

Сергей Бельман курил, безучастно уставившись в окно.

– Наш сотрудник беседовал с вами. Вы предпочли отмолчаться. Теперь вы взяты с поличным, Дибцев, у вас изъято оружие. Одно это, как вы, не сомневаюсь, знаете, карается по статье УК РСФСР лишением свободы. Убитый Алексей Гривин…

– Я не убивал! – истерично закричал Дибцев.

– Это установит следствие. И говорите, пожалуйста, тише, здесь глухих нет. Повторяю: ваше участие или неучастие в убийстве установит следствие. Пока же от вас требуется одно: кто вас послал на Басманную, 17?

– Я не знаю.

Филин помолчал.

– Не усложняйте себе жизнь, Дибцев, она у вас теперь и без того…

– Клянусь, не знаю! – опять было закричал арестованный, но тут же осёкся, заговорил еле слышно: – Мне позвонили домой, назвали адрес, сказали – ничего не делать, сидеть и ждать, должен быть обыск.

– Ну, дальше.

– Всё.

– Нет, Дибцев, далеко не всё. Пистолет зачем?

– Ну… как? Ну… если бы меня обнаружили… ну… ну…

– Что «ну-ну»? Стрелял бы?

– Никогда! – испугался Семён. – Что я ненормальный? Это ж вышка. Попугал бы и утёк.

– Да, да, верю, так бы ты и «утёк». Кому звонил из автомата?

– Из автомата? Антону Степановичу.

– Кто это?

– Не знаю. Мне сказали…

– Номер телефона.

– 229-18-48.

Бельман поднялся, вышел из кабинета.

– Ну, продолжайте. Что сказали?

– Сказали, чтобы позвонил, когда пройдёт обыск.

– И что?

– Ну я позвонил.

– И что сказал?

– Сказал? Сказал, что приходил, пистолет взял…

Вернулся Бельман:

– Этот телефон, Дибцев, принадлежит овощной базе, нет там никакого Антона Степановича.

– Как нет? Ну как же нет? Неужели я забыл? – захныкал арестованный. Когда вошёл Мерин, он вскочил.

– Сидите. Где Чибилин? – продолжал Филин.

– На юге.

– Где именно?

– В Сочи, в гостинице «Жемчужная». Он мне вчера позвонил, нет, позавчера, спросил, как дела…

– Про какие дела он спросил?

– Про какие? Ну, про дела… мои дела, у нас с ним дела, бизнес…

– Ясно.

– Вот. Позвонил, сказал, что они с Милой отдыхают…

– Кто это Мила?

– Милка Логинова, его бл… – он запнулся, – его подружка.

– Всё, уведите арестованного.

Вошёл милиционер. Дибцев вскочил:

– Я не убивал, клянусь, не убивал. Я что хотите скажу, но я не убивал. Мы с ним дружили, с Лёшкой, с детства в одном доме жили… а телефон я правда забыл…

– Вот, когда вспомните, тогда поговорим. А «с детства» Гривин в детдоме жил, а не с вами. И знайте, Дибцев, вас могут спасти только правдивые показания и сотрудничество со следствием. Всё!

– Я понимаю, я всё, что могу, я…

Его увели.

Когда дверь за ними захлопнулась, Мерин подошёл к столу, погасил сигарету.

– Мила Логинова – это секретарша Хропцова. Родственница. Он её отчим. Любопытная штучка. Ну что, Сергей Эмильевич, – он обнял Бельмана за плечи, – готовься осваивать Черноморское побережье. С Клеопартой договоренность есть. Отдохнёшь, подышишь морским воздухом. Там, кстати, и пообщаешься с Людмилой Николаевной Логиновой. Пощупаешь её хорошенько с разных сторон. Она, как я уже сказал, родственница Хропцова, а яблочко от яблони, как известно… Она нас может сильно заинтересовать. Так что – давай, собирайся на юга нашей великой родины, а мы тебе отсюда завидовать станем. Нет возражений? Женщины – ведь это по твоей части, не так ли?

Вместо ответа Бельман снисходительно улыбнулся.

Лёгкие волны лениво набегали на берег, осыпая гальку сверкающими на солнце пузырьками.

Мила Логинова и Юрий Чибилин сидели на открытой веранде ресторана «Жемчужный». Полупустой зал, крахмальные горки салфеток, хрусталь, тихая музыка, строгая форма официантов – всё говорило о том, что вход в заведение конечно же свободный, но предпочтение здесь отдаётся иностранным туристам. Об этом же напоминали и цены на листочках меню, вложенных в роскошно оформленные кожаные папки.

У входа в ресторан человек в костюме служащего гостиницы подошёл к метрдотелю. Тот обвёл взглядом зал, жестом указал в сторону Юрия Чибилина.

– Вам телеграмма. Только что получили. – Человек подал Чибилину запечатанный листок, отступил на шаг, поклонился и пошёл к выходу.

Юра вскрыл телеграмму: «Сочи Гостиница «Жемчужная» Чибилину Ю М ТОБОЙ ИНТЕРЕСУЕТСЯ НАШ ДРУГ ЁСЯ КАГЭБЭВИЧ ВЫЛЕТАЙ СРОЧНО БУДУ СОЧИ ДЕВЯТОГО Дибцев»

– Неприятности? – поинтересовалась Мила.

– Ерунда. Бизнес. Без меня не справляются. Отлечу на пару деньков.

– А я?

– А ты меня здесь подождёшь. У нас ещё неделька оттяжки. Неплохо ведь? Я живо, туда и обратно.

– Это обязательно?

– Это желательно. С нашим другом Кагэбэвичем лучше не ссориться.

– А я одна? – Мила кокетливо сморщила носик. – Оставлять не боишься?

– Почему «одна»? Завтра Сенька Дибцев подлетит. Это его телеграмма. Погужуетесь.

– Кто это – Дибцев?

– Сенька-то? О-о-о, увидишь – глаз не отведёшь. Так что смотри, береги себя, девочка, ты ведь меня знаешь. Ну, давай, мечта моей далёкой юности. За скорую встречу.

Он разлил по бокалам «Киндзмараули» – любимый напиток «вождя всех народов», и они чокнулись.

На платной стоянке аэропорта Внуково было относительно спокойно – строгие ряды умытых проливным дождём автомобилей выглядели не по-вокзальному красиво. Немногочисленные владельцы суетились возле своих машин – протирали стёкла, разогревали двигатели, загружали в багажники кладь.

Невысокого роста человек, темноволосый, с пытливыми голубыми глазами, внешне напоминающий работника Московского уголовного розыска Анатолия Филина, неторопливо, чинно, как-то даже несколько небрежно вышагивал вдоль автомобильных рядов – ни дать ни взять – простой, благополучный, довольный жизнью, уверенный в себе и в своём завтрашнем дне гражданин страны Советов. Правда, не без очевидного изъяна в памяти: чтобы отыскать своего оставленного на стоянке «конька», ему пришлось пройти вдоль рядов не один раз. А несколько. Надо же: напрочь забыл, где они с ним расстались. То ли это случилось очень давно, то ли, действительно, «что-то с памятью его стало». К счастью, всё закончилось благополучно: выручило стопроцентное зрение. Наконец-то, вот оно, искомое транспортное средство в образе красивой белой «Волги» с номерным знаком М 877 НТ. Садись, заводи мотор и… «…смело за баранку держись, шофёр…». Но…

Рядом с вышеупомянутой по-советски грациозной белой «Волгой» надрывался в тщетной попытке тронуться с места… тоже своего рода автомобиль… одним словом – «Запорожец». Водителю – пенсионеру сильно послепенсионного возраста – никак не удавалось помочь своей машинке справиться с выбуем, в котором оказались два её задних колеса. И надо признать – тут-то и выяснилось, что у гражданина, похожего на Анатолия Филина, изъян в памяти компенсируется незаурядным человеколюбием: вместо того чтобы, устав от долгих поисков своей «Волги», сесть в неё и укатить куда подальше, он, без чьего-либо принуждения, по собственной инициативе вызвался помочь попавшему в беду дедушке.

– Не газуйте, не газуйте, дайте в раскачку. И рулём поработайте вправо-влево, – полез он с советами.

Водитель благодарно засуетился, отчаянно завертел «баранкой», но понял не всё и не сразу: что это ещё за «раскачка».

Убедившись, что одними советами тут не обойтись, Толя Филин, а это был именно он, всем телом навалился на раскалённый багажник, в котором у «Запорожцев» расположен двигатель.

– Ну, дайте вперёд. Так. Хорошо. Теперь на меня. Теперь вперёд. Только сразу: вперёд, на меня, вперёд, на меня, вперёд… Во-о-от… И по-е-ха-ли.

Маленькая машинка, рёвом мотора заглушая шум взлетающих лайнеров, медленно поползла вперёд и выехала из выбуя. Водитель не по возрасту шустро выбрался наружу, вытер вспотевший лоб, кинулся к спасителю.

– Спасибо. Большое спасибо. Я уж хотел кого просить тросиком. Спасибо.

– Не за что, – Толя попытался стряхнуть с себя налипшую из-под колёс грязь. – Не газуйте. Дождь. Скользко.

Он пожал руку незадачливому водителю, помахал ему на прощание и принялся за дело, которое со стороны могло показаться более, чем странным: достал из кармана длинное с пластмассовой рукояткой шило, обошёл белую «Волгу» М 877 НТ со всех сторон и, украдкой оглядевшись по сторонам, без видимого усилия проколол два задних колеса.

– Ну что? – Молоденькая практикантка МУРа Зоя выглядела напуганной.

Филин мотнул головой. Зоя поняла его так: всё в порядке, не волнуйся, задуманное выполнено без всяких осложнений.

– Ну слава богу. Я уж думала, тебя забрали. Почему так долго?

– А-а, – отмахнулся Филин, и этот жест Зоя тоже поняла: мол, ничего из ряда вон выходящего, достойного внимания не случилось, не стоит тратить время на разговоры.

Потом Филин спросил:

– Ну?

– Нет, нет, не выходил, – кинулась с ответом понятливая Зоя, – это совершенно точно. Пропустить его я не могла. – В руках она держала фотографию Юрия Чибилина.

В знак поощрения Филин повторно мотнул головой.

– Я вот что думаю, Толя, – вдохновлённая похвалой заговорила практикантка. – Когда мы подъедем, я выскочу из машины и побегу, вроде как опаздываю на регистрацию. А ты крикни мне вслед: «Эй, а багаж?!» Я вернусь, схвачу чемодан и ещё быстрей припущу. А?

Филин удивлённо поднял брови.

– Ну как это «зачем»? – в свою очередь удивилась понятливая Зоя. – Для убедительности. И никакой это не маскарад. Просто будет выглядеть гораздо реальнее. Нет?

Анатолий взглянул на сидящую рядом девушку, улыбнулся и поднял вверх большой палец. Объяснять смысл этого жеста давным-давно уже никто не считает нужным, но Зоина понятливость к этому моменту, очевидно, иссякла и она потребовала пояснений.

– Я хорошо придумала? Скажи.

– Да, – выдавил из себя Филин и отвернулся.

И этот его отворот молоденькой практикантке мечталось перевести так: «Зоенька, ты такая красивая, что глазам больно на тебя смотреть. Что касается твоего предложения с чемоданом, то ни одному Пинкертону в мире не пришла бы в голову столь психологически гениальная идея».

Но Филин этого не сказал. Он молча разглядывал пассажиров, выходящих из зала прилёта.

Юрий Чибилин улетал из Сочи с тяжёлым сердцем. И дело не в том, что нарушался его так неожиданно возникший и на удивление складно протекавший отдых.

Дело совсем в другом: что за спешка? Что могло случиться за столь недолгое его отсутствие? Неужели КГБ опять ими заинтересовался? Эта напасть однажды уже сваливалась на их с Дибцевым головы, казалось – ног не унести, надолго засядут, но тогда помог Хропец – себя спас и их с Сенькой заодно – и поклялся: всё, первый и последний раз, повторов с гэбэшниками не будет. И вот прошло меньше года… и опять этот… А то, что приказ вернуться в Москву исходит от Хропцова, Юрий Чибилин ни на минуту не сомневался: больше никому не дано право вмешиваться в его жизнь. И Сенька Дибцев тут ни при чём, ему кто прикажет – тому он и мажет, подонок безмозглый. Прикупил его Хропец за рубль двадцать, за одну-единственную мокруху и теперь всю жизнь будет из него жилы тянуть, верёвки вить. Ну с этим ладно, с этим всё ясно: не умеешь мозгами шевелить – жопой своей шевели – поворачивайся, по ней тебя до могилы хлестать будут. А он-то, он, Юрий Михайлович Чибилин! Он-то как попал в сети к этому навозному скарабею?

Из гостиницы он позвонил в Москву, Дибцеву Разговор его несколько насторожил, голос Семёна показался каким-то странным. Он даже спросил: «Ты не один в номере, что ли?» – «Почему не один? Один». – Как-то очень уж поспешно ответил тот. И эта поспешность Чибилину тоже не понравилась.

– А если один – говори нормально. Чего ты заикаешься-то?

– Я не заикаюсь.

– Не заикается он, – недовольно буркнул Юрий. – Ну и дальше что? Зачем я в Москве понадобился? Кому?

– Я не знаю. Говорю тебе: не знаю. Мне позвонил Хропец, сказал, чтобы ты завтра прямо с самолёта, не заезжая домой, был на Таганке у «Хозяина». Говорит – это приказ.

Так!

Совсем уже что-то новое.

И непонятное!

«Хозяином» в их кругу называли человека, который выполнял, как выражался Хропцов, «спецзадания». Что это за «задания» Юрий не знал, он видел этого человека мельком несколько раз, но общаться не приходилось.

– Семён! – в трубке молчали. – Семён!! – почти закричал Чибилин. – Ты меня слышишь?

– Слышу.

– Тогда ответь: это ведь я тебе позвонил, а не ты мне. Так? Отвечай! Так?

– Так.

– А если бы я не позвонил? Как бы я узнал, что мне надо ехать к «Хозяину»?

– Я бы тебе позвонил.

– Куда?! В самолёт?

– Почему в самолёт? В гостиницу.

– А почему Хропец мне сам не позвонил?

– Так никто ж не знает, где ты. Я один.

– Ну ты б ему и сказал – где я.

– Он не спросил. Сказал, чтобы я телеграмму от своего имени отстукал.

«Очень похоже на этого трусливого хорька, – подумал Чибилин, – всё всегда чужими руками: как бы чего не вышло».

– Ладно. Зачем я «Хозяину»?

– Я не знаю. Сказал – при встрече. Мне ничего не сказал.

«И я бы тебе тоже никогда ничего не сказал, дебил недоразвитый», – подумал Юрий. Вслух спросил:

– А тебе зачем в Сочи лететь?

Наступила долгая пауза, и это тоже не понравилось Чибилину. «Что там с ним сегодня? Надрался, что ли»? Крикнул в трубку:

– Я спросил: тебе-то зачем сюда лететь? Ты что, оглох?

– Нет. Я слышу. Хропец велел. Я и не хотел… Не хочу… Не летаю… Не знаю…

«Да-а-а, совсем плохой», – подумал Юрий и в сердцах швырнул трубку на рычаг. – Надо гнать его в шею: весь бизнес развалит к чёртовой матери со своим пьянством.

…По трансляции объявили о скорой посадке. Засветилось табло, по проходу заходили темнолицые от южного солнца молодки в коротких юбочках.

– Застегните, пожалуйста, ваши ремни, – наклонилась над Чибилиным не в меру душистая стюардесса, как бы случайно задев его при этом богатой, на миг высунувшейся из декольте грудью. – Садимся скоро.

«С тобой не “садиться” надо, – подумал Юрий, вытаскивая из-под себя ремни, – что толку сидеть-то с тобой? Прилечь – другой разговор, с большим нашим удовольствием, да не ко времени ты грудкой своей похвасталась. Иными делами на сегодня занят». Он тяжело вздохнул.

И вновь с ещё большей ненавистью мысли вернули его к Хропцову Как же он так вляпался-то?

Был Юрок Чибила совсем ещё молокососом, только-только отметившим с друзьями своё, будь оно неладно, совершеннолетие. Отмечали столь не ко времени случившееся событие не один день – неделю подряд: деньги были небольшие, но на водку с колбасой хватало, сила мужская переваливала через край, здоровье не давало повода для беспокойства, девушки льнули, солнышко светило, птички пели, кровати поскрипывали… Помнится, тогда ещё, поднимая за него стакан, друг Серёга сказал: «Всё, Федя, – его почему-то в молодости многие называли Федей, – всё, Федя, отбегался, теперь условным наказанием не отделаешься, теперь тебя по “Указу” судить будут. Так что перед тем, как в постель какую укладывать – паспорт требуй: нет паспорта – иди дозревай, есть паспорт – раздевайся и сопротивляйся». Все дружно ржали, и никому было невдомёк, что друг Серёга тогда как в воду глядел.

У Чибиловой Надьки паспорта не было и в помине, время не пришло, но они оба год уже, как этому недоразумению значения не придавали и жили в полное своё удовольствие. На Федькином совершеннолетии Надя вместе со всеми хохотала над Серёгиным тостом. А когда в конце праздничной недели застала «своего» в недвусмысленной позе с «чужой» – сильно обиделась на обоих. Ушла в слезах и рассказала папе-маме об «одном принудительном случае», опозорившем её на всю предстоящую жизнь. Отец Надьки – освобождённый секретарь партийной организации крупного метизного завода – поставил «насильника» перед выбором: или женись, или тюрьма. Чибилин по молодости выбрал второе «или», чем привёл в неописуемое бешенство партийного функционера, поклявшегося сгноить обидчика дочери в каталажке, и в не менее неописуемое отчаяние влюблённую по уши и так бессовестно его оговорившую малолетнюю подружку. Чибилину за изнасилование несовершеннолетней грозил серьёзный срок, и даже чистосердечное раскаяние Надежды не спасло положения: парт-отец рыл носом землю, использовал все свои возможные связи в потугах претворить в жизнь угрозу про каталажку. Следствие тянулось бесконечно долго, конца и края ему видно не было, и всё это время молодой «насильник» провёл в многонаселённой камере предварительного заключения Бутырской тюрьмы, где в тот же период «квартировал» подследственный Вилор Семёнович Хропцов. С первых же дней новый сосед приглянулся Вилору Семёновичу. Он, что называется, «положил глаз» на бесшабашного, весёлого, не безнадежно тупого, но и без особого «царя в голове» паренька, и после своего освобождения приложил немало усилий, чтобы вызволить Юру из беды. Не забыв наставить при этом: «Ты мне по гроб жизни теперь обязан».

«Ну обязан – и обязан, по гроб – так по гроб, – помыслил тогда выпущенный на все четыре стороны сиделец, – подумаешь: велика беда. Главное – свобода! Всё сделаю, когда попросит. Не без этого. За мной не заржавеет».

А когда его попросили убить Лёшку Гривина – сильно растерялся.

…Самолёт ткнулся колёсами в посадочную полосу, подпрыгнул и с тормозным воем помчался к парковочным огням. Чибилин влип носом в иллюминатор: воздушные путешествия он любил именно за эти два момента, насыщающих адреналином всё его существо – взлёт и посадку. «Нет! – кричало в такие счастливые секунды это его “существо”, – адреналин – отнюдь не “гормон надпочечников”, как утверждают лишённые романтической фантазии тупоголовые врачеватели. Адреналин – это прежде всего ощущение, яркое, неповторимое, близкое к половому экстазу».

Из телефонной будки он набрал было номер Хропцова, но, услышав его недовольное «Слушают вас», разговаривать не рискнул, повесил трубку: уж больно не любил этот жук навозный телефонных общений, разрешал звонить только через секретаршу, так зачем нарываться на его «матовый гнев», если можно обойтись без этого? Съездит на Таганку, побеседует с «Хозяином», может, и без Хропца всё выяснится.

Юрий расплатился с диспетчером, подошёл к своей «Волге», привычно ударил было ногой по переднему колесу… «Чёрт, чёрт, чёрт… этого только не хватало! Недаром говорят – беда одна не приходит»: два задних ската лежали на ободах. Рассчитывать на такси никак не приходилось: на остановке загруженная тюками и чемоданами очередь обещала иссякнуть в лучшем случае к полудню следующего года. Что делать? Он беспомощно огляделся по сторонам.

К воротам платной стоянки подкатила зелёная с шашечками на грязных боках машина. Из неё вывалилась пассажирка и с воплями: «Что вы, что вы, какая там “сдача”, что вы, спасибо» – помчалась к зданию регистрации.

– А чемодан? Эй!! – крикнул ей вдогонку таксист.

Не сбавляя скорости, женщина вернулась, схватила протянутый водителем чемодан и, прихрамывая под тяжестью ноши, продолжила бег в сторону здания аэропорта.

Шофёр сел за руль, медленно тронулся с места.

Чибилин понял: это его шанс.

– Шеф, в центр, шеф, свободен? – он бросился наперерез «Волги». – В центр, шеф. Свободен? Свободен?

– На стоянке свобода, – грубо буркнул Филин.

Чибилин, уцепившись за дверцу, побежал рядом.

– Шеф, не обижу, выручай, время – деньги, зелёными заплачу.

– Это сколько? – притормозив, поинтересовался Филин.

– Сколько скажешь, шеф, не обижу, – он обежал машину, плюхнулся на сиденье рядом с водителем. – Не обижу. Ехай.

Филин боязливо огляделся по сторонам:

– Застукают. Вон на стоянке диспетчер номера пишет. Следят, суки.

– Давай, давай, не боись, ехай. Давай, – Юра достал из кармана долларовую купюру, положил рядом с собой на сиденье, философски заметил: – За всеми не уследят. Тебя как назвали?

– Юрием, – недовольно протянул Филин.

– Юрием? Ну надо как! И меня тоже. А чего ты недовольно так? Красивое же имя.

– Да-а-а, – водитель удручённо махнул рукой.

– А ты как бы хотел? – поинтересовался Чибилин.

– Я бы? – Филин помолчал, потом сказал, улыбнувшись незаметно: – Анатолием.

– Ну ты даё-о-о-ошь! Сравнил х… с пальцем. Юриями царей называли! Юрий Долгорукий. Слыхал?

– Нет.

– Ну вот, видишь. Потом этот, как его, – Чибилин задумался, – ну этот… забыл фамилие… – тоже Юрий. А Толями одних собак зовут. У нас во дворе кобель бегает – его все так и зовут: «Толик, Толик, Толик». Считай – повезло тебе.

Лихая иномарка метнулась перед филинской «Волгой», Анатолий чудом успел вдавить в днище машины тормозную педаль. Чибилина дёрнуло вперёд, локтями он загородился от лобового стекла, откинулся на спинку кресла.

– Ух, ёпп… мудак. Догнать бы и надрать жопу. Чуть не убились. А ты молоток. Закуришь?

Филин взял протянутую сигарету, прикурил, глубоко затянулся американским дымом. Руки его слегка подрагивали. Какое-то время они ехали молча.

– Ты где так шоферить научился? – спросил Чибилин.

– В армии.

– Молоток. Я бы не успел. Я тоже в армию хотел, меня от неё один мудак спас. Я и не просил, наоборот – хотел под ружьё, надоела гражданка. А чего в ней хорошего, в гражданке этой?: Водка да бабы, больше нет ничего. Меня там одна подставила, мы с ней жили, а ей шестнадцати не было. Я и не знал: девка умелая, я у неё не первый. А какая разница – шестнадцать, семнадцать… Паспорт ведь не попросишь. Все ж они по-разному растут, верно? На какую вон и в двадцать не встанет: жопы нет, вместо грудей – два прыщика. А у Надьки моей – всё на месте было, хоть и без паспорта. У мужиков молнии на ширинках лопались на её глядючи. Но она только со мной… – Чибилин прервал рассказ, тронул Филина за плечо. – Значит так, тёзка, сейчас направо, тормознём на Таганке, пять минут и на Басманную. Не задержал?

– Нормально.

– Я тебе дальше расскажу. Умора. Я из-за неё чуть на срок не загремел. Год почти Бутырскую баланду ел.

Юрий выскочил из машины, на ходу ещё раз заверил: «Пять минут, шеф» – и скрылся в подъезде девятиэтажного кирпичного дома.

Дверь ему открыл немолодой, грузный, с мрачным лицом мужик. Он долго молча смотрел на Чибилина, затем обдал его тяжёлым перегаром: