Текст книги "Почему «сталинские соколы» воевали хуже Люфтваффе? «Всё было не так!»"

И это истребители! А Ju87 известного Х.-У. Руделя из 2-й штурмовой эскадры люфтваффе в бою с «аэрокобрами» в марте 1944 г. в районе Балты (Приднестровье) выдержал попадания восьми 37-мм снарядов! Это свидетельство мемуаров Руделя выглядит невероятным, но о подобном факте сообщается и в официальном отчете этого летчика о бое с советскими истребителями 31 мая 1944 г. в районе Ясс. После посадки, указывается там, «весь «юнкерс» был похож на решето, сделанное 20– и 37-мм снарядами»⁵³⁰.

А в начале 1945 г. немецкая истребительная авиация, возможно, даже вернула утраченное ею в 1943-м превосходство в огневой мощи! Январский прорыв Красной Армии к Одеру вынудил немцев бросить против советских ВВС часть сил люфтваффе, противостоявших до того англо-американской авиации. В результате среди действовавших на советско-германском фронте немецких истребителей снова стало относительно много «фокке-вульфов» – и не только новых FW190D-9, имевших, кроме двух 13,1-мм пулеметов MG131, только две 20-мм пушки MG151/20, но и четырехпушечных FW190А-8. (Впрочем, и «Доры» по огневой мощи уступали только «аэрокобрам» и Як-9Т; отметим также, что патронов к двум крупнокалиберным пулеметам FW190D-9 имел целых 950 – против 300 на Як-3 с двумя УБС и 340 на Як-9У⁵³¹). А среди «мессершмиттов» стало больше, чем прежде, машин с 30-мм пушкой: в отличие от Bf109G, новые Bf109К-4 вооружались уже преимущественно ею.

Правда, в марте 1945 г. в СССР начали выпуск Ла-7 с тремя 20-мм пушками Б-20 вместо двух ШВАК, а в апреле – выпуск аналогично воооруженной модификации Як-3 (Як-3П). Но на фронт трехпушечных «лавочкиных» успело попасть лишь несколько штук, а Як-3П – ни одного. (Кстати, пушка Б-20 – также переделанная из крупнокалиберного пулемета (УБ) – ни по весу снаряда, ни по начальной его скорости, ни по скорострельности не отличалась от неполноценной ШВАК⁵³²).

Таким образом, на протяжении первых полутора лет Великой Отечественной войны немецкие истребители в своей массе превосходили советские и по мощи огня, а на протяжении последних полутора – не уступали им по этому показателю, т. е. в среднем за войну чаще имели здесь преимущество, чем советские «ястребки». Кроме того, в течение всей войны немцам было проще реализовать огневую мощь своего истребителя из-за превосходства в качестве прицелов. На советских «ястребках» до 1943 г. стояли коллиматорные прицелы ПБП-1, разглядывать «тусклые, едва заметные отметки на визирном стекле» которых было очень сложно, а с 1943-го, отчаявшись обеспечить высокое качество этих приборов, на истребители ставили «примитивные кольцевые прицелы ВВ-1 («воздушный визир»), представлявшие собой проволочную рамку с перекрестьем, укрепленную над приборной доской, и мушку на капоте. Подобными устройствами пользовались авиаторы в Первую мировую войну, однако уже тогда их стали вытеснять оптические прицелы»⁵³³. По крайней мере, на Ла-5 прицел еще и слишком высоко устанавливался. В общем, подытоживает провоевавший в 31-м, 236-м, 111-м гвардейском и 40-м гвардейском истребительных полках с 1941 по 1945 гг. А.Е. Шварев, «прицелы у нас были никудышные», мы «мучились до самого конца войны, что у нас прицела не было». («Прицел неудобный был», – подтверждает и Л.З. Маслов, воевавший с конца 1943 г. в 31-м истребительном⁵³⁴.) Хорошие коллиматорные прицелы имели лишь английские и американские машины – «харрикейны», «томагауки», «киттихауки» и «аэрокобры».

Немецкие же летчики-истребители «пользовались удобными коллиматорными прицелами Revi с хорошей оптикой, значительно облегчавшими их боевую работу» (в коллиматорном прицеле «подсвеченная прицельная сетка и цель видны одинаково резко», а визировать цель столь точно, как в рамочном прицеле, не требуется)⁵³⁵.

То обстоятельство, что немецкие истребители в среднем за войну чаще имели преимущество в огневой мощи над советскими, чем советские над немецкими, усугублялось меньшей по сравнению с немецкими живучестью большинства советских «ястребков», т. е. способностью их противостоять попаданиям пуль и снарядов. Главной причиной этого было широкое применение в конструкции краснозвездных машин дерева и ткани. Из всех применявшихся советскими ВВС в годы войны истребителей цельнометаллическими были лишь американские «аэрокобры», «киттихауки» и «томагауки». И-16 имел цельнодеревянный фюзеляж, а значительная часть обшивки его крыла была выполнена из полотна; у И-153 полотняной была обшивка не только консолей крыльев, но и хвостовой части фюзеляжа. Эта последняя обшивалась полотном и на «харрикейнах», и – наряду с фанерой – на большинстве «яков» (на Як-3 и Як-9У вместо полотна везде стояла фанера). При этом крыло «яков» всю войну имело фанерную обшивку и деревянные нервюры, а у Як-1 и «Яковлевых-7», где из сосны выполнялись не только нервюры, но и лонжероны (т. е. весь силовой набор крыла), оно вообще было цельнодеревянным. Цельнодеревянными же были консоли крыла и хвостовая часть фюзеляжа МиГ-3, а у ЛаГГ-3, Ла-5 и Ла-5ФН – все крыло и весь фюзеляж. Практически такую же цельнодеревянную конструкцию имели и Ла-7 (а также Ла-5ФН последних серий): металлическими – кроме, естественно, капотов, закрылков, щитков шасси и каркасов рулей и элеронов – у них были только лонжероны крыла.

Разница в живучести деревянной и металлической конструкций хорошо видна, например, из воспоминаний бывшего летчика 210-го штурмового авиаполка Г.Ф. Сивкова. «Если снаряд «Эрликона» [20-мм зенитной пушки. – А.С.] попадал, – пишет он, – в Ил-2 с металлическим крылом, он делал пробоину до 200 мм с рваными краями. Самолет при этом продолжал спокойный полет. Если такой снаряд попадал в деревянное крыло, разрушалось до 30 % обшивки и сразу возникал [вследствие уменьшения у дырявого крыла способности создавать подъемную силу. – А.С.] сильный крен. С трудом можно было удержать машину в горизонтальном полете»⁵³⁶. Это – штурмовик Ил-2, а меньший по размерам «ястребок» нередко терял от попадания 20-мм снаряда такую часть фанерной обшивки крыла, что разрушался в воздухе⁵³⁷ (ведь обшивка на самолетах Второй мировой была работающей, т. е. воспринимала часть нагрузок, испытываемых крылом). «[…] Если осколочно-фугасный снаряд в «як» попадал, – свидетельствует И.И. Кожемяко из 867-го (затем – 107-й гвардейский) истребительного авиаполка, – то дело было плохо – фанера просто разлеталась, дыры получались гигантские. Даже если истребитель не загорался, то все равно приходилось прыгать – без обшивки не полетишь». Однажды, продолжает Иван Иванович, «мессер» «как ударил, так у меня все крыло «раскрылось». Только щепки во все стороны полетели! Протектор от бензобаков летел кусками! Обшивку с крыла буквально содрало, баки стали видны»…⁵³⁸ Далее, если металлический лонжерон подчас выдерживал попадания даже крупнокалиберных пуль, то сосновый, бывало, раскалывали и 7,92-миллиметровые.

В конце концов анализ «многочисленных фактов» подобного рода побудил советское руководство принять решение о переходе к постройке исключительно цельнометаллических самолетов⁵³⁹. Но осуществилось это уже после войны. Обычно считается, что причиной тому была нехватка алюминия, но, как показал М.С. Солонин, общий ресурс этого металла, которым располагал СССР в 1941–1945 гг., составлял не менее 575 000 т, а на планер одного истребителя его требовалось никак не больше тонны. Но «переход от фанерного к дюралевому самолетостроению означал полную смену технологии, оборудования, оснастки», а значит, и неизбежное на первых порах снижение выпуска самолетов⁵⁴⁰. А советское руководство делало ставку на огромное количественное превосходство в технике… Поэтому, видимо, на тех же авиазаводах № 292 и № 31 и отсутствовало до самого конца войны необходимое для изготовления цельнометаллического варианта их продукции – Як-3 – штамповочное и гальваническое оборудование. Не хватало «даже обычных «гильотин» для резки листового металла и фрезерных станков»⁵⁴¹.

«При попадании зажигательных снарядов», добавляет Д.Б. Хазанов, «древесина, составлявшая основу конструкции наших машин», «часто загоралась в воздухе»⁵⁴². Впрочем, пожароопасность, пожалуй, все же не была специфическим недостатком деревянной конструкции. В. Швабедиссен указывает, что советские истребители 1944–1945 гг. – по большей части деревянные или полудеревянные – «трудно было поджечь»⁵⁴³; известно также, что цельнодеревянный ЛаГГ-3 загорался значительно реже, чем Як-1 с металлическим каркасом фюзеляжа и металлической же обшивкой средней части фюзеляжа. «[…] Порой подлетаешь к Воронежу, – вспоминает о летних боях 1942 г. Ф.Ф. Архипенко, воевавший тогда на «лаггах» в 17-м истребительном авиаполку 205-й истребительной авиадивизии, – и видишь 2–3 падающих горящих «яка», а ЛаГГ-3 плохо горел и по этой причине завоевал симпатии летчиков»⁵⁴⁴. Степень пожароопасности истребителей определялась, видимо, все-таки в основном тем, насколько были защищены от воспламенения топливные баки. ЛаГГ-3 потому и горел плохо, что уже в 1941 г. был оснащен системой нейтрального газа – заполнявшего по мере выработки топлива бензобаки (а затем и отсеки самолета) и препятствовавшего воспламенению паров бензина при попадании пули или снаряда. А Як-1 получил такую систему только в сентябре 1942-го… Ну, а в 1944–1945 гг. системой нейтрального газа были оборудованы уже все «яковлевы» и «лавочкины».

Отсутствие какой бы то ни было защиты бензобаков обусловило особенно низкую живучесть советских «ястребков» начала войны – И-16, И-153 и МиГ-3. Не говоря уже об отсутствии системы нейтрального газа, на «ишаках», выпущенных до второй половины 1939 г., и на первых сериях «мигов» баки не были даже протектированы – так, что пробоины в них не могли самозатягиваться, препятствуя распространению бензина и его паров по самолету. А на остальных протектор бензобаков был, похоже, таким же неудовлетворительным, что и на И-16, дравшихся летом 1939-го на Халхин-Голе – на которых он совершенно не затягивал пробоины. Ведь, как отмечали пилоты 54-й истребительной эскадры люфтваффе, для того чтобы поджечь в 1941-м И-153, достаточно было «нескольких выстрелов по бортам», И-16 «легко воспламенялся при обстреле сверху и сбоку», а МиГ-3 «легко» – легче даже, чем Як-1, – «загорались при обстреле со всех ракурсов»⁵⁴⁵.

Еще в 1942-м фактически непротектированные бензобаки стояли и на Як-1 и Як-7б; их протектор тоже «не обладал должными заволакивающими свойствами и не препятствовал вытеканию бензина из бензобаков»⁵⁴⁶. «И, главное, что-то нужно делать с баками, – докладывал в сентябре 1942 г. заместителю заведующего авиационным отделом ЦК ВКП(б) Н.С. Шиманову командир 288-й истребительной авиадивизии 8-й воздушной армии Юго-Восточного фронта подполковник С.Ф. Коновалов. – Загорание в воздухе Як-7 происходит буквально от попадания одной пули […]»⁵⁴⁷.

Пожароопасность советских истребителей долгое время повышало также отсутствие внутренней герметизации. Сквозняки, гулявшие внутри самолета с незагерметизированными отсеками, позволяли пламени мгновенно перебрасываться, например, из крыла в кабину летчика – и охватить в течение короткого времени всю машину. А между тем, как уже отмечалось, на «яковлевых» перегородки в фюзеляже стали устанавливать только в начале 1943 г., а из «лавочкиных» внутреннюю герметизацию получил только Ла-7 в середине 1944-го…

Немецкие же истребители с самого начала имели и внутреннюю герметизацию и протектированные бензобаки. Правда, в какой-то степени это нейтрализовалось отсутствием системы нейтрального газа, а у Bf109 еще и тем, что 45 % обшивки этого самолета выполнялось из сплавов с высоким содержанием легковоспламеняемого магния⁵⁴⁸. Зато почти все немецкие истребители имели цельнометаллическую конструкцию! Только у «мессершмиттов», выпускавшихся, начиная с середины 1944 г., – Bf109G-14, большей части Bf109G-10 и К-4 и последних серий Bf109G-6 – хвостовая часть фюзеляжа была деревянной: металла в Германии тогда уже не хватало. Однако и у этих машин процент дерева в конструкции был меньше, чем у любого истребителя советского производства.

А живучесть самолетов FW190 как немецкие пилоты, так и советские специалисты признавали вообще не имеющей аналогов! Мало того, что «фоккеры» были оснащены звездообразным двигателем воздушного охлаждения – несравненно более живучим, чем стоявшие на «мессершмиттах», «яках» и «лаггах» рядные моторы водяного охлаждения. Последние могло заклинить в результате одного пулевого попадания в водяной радиатор, а двигатель «фоккера» не переставал работать даже после разрушения одного, а то и двух цилиндров. Как известно, «звезды» воздушного охлаждения устанавливались и на многих советских истребителях – И-16, И-153 и «лавочкиных». Но, в отличие от этих последних, FW190 обладал еще и прочнейшей – значительно усиленной по сравнению с Bf109 – цельнометаллической конструкцией. Для причинения ей фатальных повреждений недостаточным оказывалось даже такое мощное, по советским меркам, вооружение, как две 20-мм пушки ШВАК на самолетах Ла-5 и Ла-5ФН. «Самолет ФВ-190 с данным вооружением на самолете Ла-5 сбить трудно, даже с полного боекомплекта (с короткой дистанции)», – прямо докладывал в 1943 г. гвардии капитан В.А. Луцкий из 32-го истребительного авиаполка⁵⁴⁹. В итоге, как подсчитали советские специалисты, еще и в 1944 г. 81 % атак советскими «ястребками» самолетов FW190 заканчивался безрезультатно⁵⁵⁰, т. е. не приводил к сбитию «фоккера» даже при попаданиях в него. А как уже отмечалось, вновь поймать противника в прицел в воздушном бою было чрезвычайно трудно… После войсковых испытаний самолета Ла-7, проходивших в сентябре – октябре 1944 г. в 63-м гвардейском истребительном авиаполку 3-й гвардейской истребительной авиадивизии 3-й воздушной армии 1-го Прибалтийского фронта, летчики опять отметили недостаточность вооружения из двух ШВАК⁵⁵¹. Воевавший на «лавочкиных» в 31-м истребительном полку Л.З. Маслов и сейчас утверждает, что «для воздушного боя огневой мощи двух пушек хватало»⁵⁵², но противником, которого встречали осенью 1944-го в небе Литвы и Курляндии пилоты 63-го гвардейского, были почти исключительно FW190 (из 54-й истребительной, 3-й и 4-й штурмовых и штабного отряда 51-й истребительной эскадры)! Если для борьбы с ними не хватало мощи даже двух ШВАК «лавочкиных», то что же говорить о «яках» и «лаггах» с одной ШВАК и одним УБС?

А случайно ли, что В.А. Тихомиров – единственный из всех летчиков-фронтовиков, чьи записанные уже в наши дни воспоминания изданы А.В. Драбкиным, – считает «слабоватым» даже вооружение Як-7б⁵⁵³ (превосходившего, напомним, по огневой мощи не только все «яки», кроме Як-3, Як-9Т и Як-9У, но и двухпушечные «лавочкины»)? 12-й истребительный авиаполк ВВС Балтийского флота, в котором воевал в конце 1943 г. – 1945 г. Владимир Алексеевич, и под Ленинградом, и в Прибалтике, и в Восточной и Западной Пруссии сталкивался в основном с FW190…

Конечно, более совершенная материальная часть сама по себе еще не гарантирует победы в воздушном бою. Напомним хорошо известную авиаспециалистам истину, согласно которой – в излишне, может быть, категоричной формулировке одного из отечественных летчиков-испытателей – «лучшим является истребитель, который пилотирует лучший летчик»⁵⁵⁴. К примеру, 2 октября 1942 г. в районе Сталинграда наиболее результативный на тот момент ас люфтваффе капитан Г. Граф из III группы 52-й истребительной эскадры, сражаясь на Bf109G-2, так и не смог одолеть в маневренном бою, казалось бы, неуклюжий на малых высотах МиГ-3. «Бытующее мнение о том, что МиГ хуже Bf109, этот русский с блеском опровергает, – описывал свои впечатления Граф. – Еще раз убеждаюсь – высокое мастерство пилота всегда сводит к минимуму превосходство противника в технике»⁵⁵⁵. А гвардии капитану Ф.Ф. Архипенко из 129-го гвардейского истребительного авиаполка 205-й истребительной авиадивизии в июле 1944 г., во время Львовско-Сандомирской операции, пришлось в районе Львова вступить на «аэрокобре» в бой с атаковавшей его по ошибке парой Як-3 из 91-го истребительного авиаполка 256-й истребительной авиадивизии той же 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. И хотя «кобра» уступала Як-3 как по горизонтальной, так и по вертикальной маневренности, а схватка происходила и на виражах, и на вертикалях, Архипенко в конце концов удалось зайти сверхманевренному «яку» в хвост! Ведь гвардии капитан служил в истребительной авиации с 1940 г., освоил и «строгий» И-16, и «дубовый» ЛаГГ-3, и коварную «аэрокобру», и И-153, и Як-1, и Як-7б, а воевал с 22 июня 1941 г. А «яки» явно пилотировали новички, которые до начала Львовско-Сандомирской операции не совершили ни одного боевого вылета и которых в 91-м полку насчитывалось тогда около 40 % летного состава⁵⁵⁶ (собственно, в этом убеждает уже сама ошибка с атакой своего самолета – ошибка, осознать которую пилоты Як-3 не смогли даже в ходе довольно продолжительного боя)…

Или еще один пример. Ла-5ФН выпуска 1943 г. не могли обогнать Bf109G-6 – но опытные летчики 5-го гвардейского истребительного авиаполка в октябре 1943-го, в ходе битвы за Днепр, стали добиваться превосходства над «мессерами» в высоте, чтобы набрать затем скорость на пикировании. И, вспоминает участник этих боев Г.А. Баевский, «куда делась казавшаяся столь большой скорость «мессершмиттов»?»⁵⁵⁷

Опытный пилот мог компенсировать и недостатки вооружения своего самолета – подведя машину на минимальное расстояние к противнику и сведя тем самым к минимуму и недостаточную огневую мощь, и ошибку прицеливания, и рассеивание пуль и снарядов. К примеру, если пилот «аэрокобры» – чья пушка М4 обладала низкой скорострельностью и плохой настильностью – вел огонь с малой дистанции (50–70 м), то снаряды не успевали отклониться от прямой траектории полета, а в цель, наоборот, успевал попасть не только первый снаряд, но и вся очередь. Но для того чтобы подойти к самолету противника почти вплотную, надо было обладать выдержкой и навыками в маневрировании, которые дает только опыт! Г.В. Кривошеев из 31-го гвардейского истребительного авиаполка считает вполне достаточной огневую мощь даже наиболее слабо вооруженных «яков» (Як-1 и Як-9), но, добавляет он, «если ты умеешь прицеливаться и не открываешь огонь с 800 метров, как многие новички делали […]». С Кривошеевым солидарен и К.Г. Звонарев из 814-го (затем – 106-й гвардейский) истребительного: «Огневая мощь у всех «яков» достаточная». Но и этот летчик умел сблизиться с врагом на минимальную дистанцию: «Когда в упор подойдешь, тогда уже и стреляешь»… Характерны ответы воевавшего в 867-м (затем – 107-й гвардейский) истребительном авиаполку И.И.Кожемяко на сомнения интервьюера по поводу достаточности вооружения Як-1 и Як-9: «А ты думаешь, самолету много надо? Один снаряд в маслобак, и готово! Через 3–4 минуты двигатель откажет. Вот и сбит». Или «один снаряд в кабину «мессера» – и считай, что сбил [ибо убил летчика. – А.С.]». «Надо только зайти правильно и правильно попасть. […] Стрелять надо уметь! [выделено мной. – А.С.]». Столь же однозначно и мнение ветерана 2-го гвардейского истребительного авиаполка ВВС ВМФ Н.Г. Голодникова: «Вооружение слабое? Если умеешь стрелять, то и двух точек вполне достаточно (уж я-то знаю, сам на Р-40 двумя крупнокалиберными пулеметами обходился), а не умеешь стрелять, так и пятью, как у «мессера», промахнешься»⁵⁵⁸…

Но, как было показано в четвертом разделе этой главы, советские ВВС тем и отличались от люфтваффе, что подготовка основной массы пилотов в них всю войну была весьма слабой! «Русские были в своем большинстве довольно средними летчиками», – прямо отмечал, например, Г. Ралль, провоевавший на Восточном фронте, в III группе 52-й истребительной эскадры, с июня 1941-го до весны 1944-го⁵⁵⁹. И компенсировать своим летным, тактическим и стрелковым мастерством недостатки своего, как правило, уступавшего немецкому самолета могли лишь немногие советские летчики-истребители. Поэтому несовершенство материальной части следует признать еще одним фактором, обусловившим меньшую по сравнению с германской эффективность боевой работы советской истребительной авиации.

Итак, непосредственными причинами меньшей по сравнению с немецкой эффективности боевой работы советской истребительной авиации были:

а) менее эффективные по сравнению с немецкими принципы использования истребительной авиации, которые:

– обеспечивали меньшую вероятность встречи с воздушным противником (а значит, и меньшую вероятность одержать воздушную победу или хотя бы помешать врагу выполнить боевое задание);

– лишали советские истребители инициативы в воздушном бою;

– требовали иметь непомерное количество истребителей;

б) приверженность большинства советских летчиков-истребителей к менее эффективной, чем немецкая, тактике воздушного боя, которая:

– осложняла захват советскими истребителями инициативы в бою;

– чаще подставляла их под удары противника, чем немецкие;

в) низкий по сравнению с немецким профессионализм советского авиационного командования;

г) низкий по сравнению с немецким уровень подготовки основной массы советских летчиков – как истребителей, так и бомбардировщиков и штурмовиков (т. е. потенциальных жертв истребительной авиации);

д) сохранявшееся до 1945 г. (а не до 1942-го или 1943-го, как принято было считать в советской литературе) превосходство основной массы (а до лета 1944 г. – всех) немецких истребителей над основной массой, а до лета 1944 г. – надо всеми советскими истребителями по комплексу боевых характеристик:

– скорости,

– скороподъемности,

– вертикальной маневренности,

– огневой мощи,

– оснащенности средствами связи;

– живучести.

Нельзя не отметить в этой связи абсолютную ошибочность бытующих у нас и по сей день представлений о летных данных немецкого истребителя «Фокке-Вульф» FW190. Вопреки штампам отечественной литературы, этот осмеиваемый у нас как «неуклюжий» и «маломаневренный» самолет превосходил почти все типы советских истребителей не только по скорости, но и по вертикальной маневренности – и не уступал в маневренности горизонтальной! Уменьшение же в 1944 г. числа FW190 на советско-германском фронте объясняется не их якобы непригодностью для боев с «легкими» и «маневренными» советскими истребителями, а тем, что эти исключительно живучие и исключительно сильно вооруженные машины были нужны прежде всего в ПВО Германии – боровшейся с армадами чрезвычайно живучих и сильно вооруженных тяжелых бомбардировщиков. Для того чтобы насытить истребителями FW190 еще и авиачасти Восточного фронта, мощностей германской авиапромышленности уже не хватало… Ошибочность тезиса о непригодности «фоккеров» для боев с советскими истребителями лучше всего показывает тот факт, что перевооружение в феврале – марте 1944 г. сражавшихся на советско-германском фронте I и III групп 51-й истребительной эскадры с FW190 на Bf109 большинство пилотов восприняли «негативно»: «Лучшие истребители («Фокке-Вульфы») отправляют на Запад, идет всемерное ослабление Восточного фронта»⁵⁶⁰. А распространенное среди советских летчиков-истребителей мнение о том, что «фоккер» был менее опасным противником, чем «мессер», объясняется тем, что большинство применявшихся на советско-германском фронте FW190 были не истребителями, а штурмовиками. Основная масса их пилотов летала раньше на бомбардировщиках и, естественно, уступала в искусстве ведения воздушного боя летчикам Bf109⁵⁶¹.

Важно отметить, что перечисленные выше факторы, переплетаясь, усиливали негативное воздействие друг друга. Так, слабая подготовка большинства советских летчиков-истребителей и отсутствие у их машин превосходства над врагом в скорости, скороподъемности и вертикальной маневренности затрудняли освоение передовой тактики воздушного боя – внезапных атак в вертикальной плоскости. Преимущество немцев в тактике усугублялось также отсутствием вплоть до 1943–1944 гг. на большинстве советских истребителей полноценной (а то и вообще какой бы то ни было) радиосвязи – не позволявшим наладить взаимодействие отдельных самолетов и групп. Отсутствие радиосвязи не позволяло и рационально, по-немецки, использовать истребительную авиацию. Вместо того чтобы, используя наведение с земли по радио, направлять истребители только в те районы, где появлялся воздушный противник, приходилось «на всякий случай» высылать массу «ястребков» чуть ли не во все уголки воздушного пространства над прифронтовой полосой, т. е. распылять силы и задействовать непомерное количество истребителей – зря расходуя материально-технические ресурсы и увеличивая количество потенциальных воздушных целей для немецких истребителей. А когда наведение истребителей по радио было, наконец, более или менее налажено, описанное выше нерациональное применение истребителей продолжалось из-за низкого профессионального уровня советского авиационного командования!

В ходе войны эффективность советской истребительной авиации – как признают и немцы – неуклонно возрастала. Однако исходный уровень был настолько низок, что действие всех вышеперечисленных факторов продолжалось – хотя и во все уменьшавшейся степени – до конца войны.

Первопричиной же меньшей по сравнению с немецкой эффективности советской истребительной авиации следует признать общую промышленную, техническую и культурную отсталость СССР по сравнению с Германией. Известно, например, что отставание советских истребителей от немецких по скорости, скороподъемности и вертикальной маневренности непосредственно объяснялись:

а) отсутствием в СССР мощных и в то же время надежных авиационных двигателей;

б) отсутствием на советских машинах автоматического управления винтомоторной группой;

в) опозданием с переходом к выпуску цельнометаллических самолетов и вызванным этим широким использованием в конструкциях самолетов дерева (что утяжеляло машины в силу меньшей удельной прочности дерева по сравнению с алюминиевыми сплавами);

г) недостаточной по сравнению с немецкими технической законченностью конструкций советских истребителей.

Все это, в свою очередь, обуславливалось:

а) отсутствием достаточного опыта в создании авиационных двигателей и автоматических устройств;

б) отсутствием высокоточного оборудования на моторо– и приборостроительных заводах;

в) низкой культурой производства в моторо– и приборостроении;

г) слабостью научно-экспериментальной базы советского самолетостроения по сравнению с немецким⁵⁶²;

д) нежеланием поступаться объемами производства при технологической перестройке серийного производства для выпуска цельнометаллических самолетов;

е) более низким по сравнению с немецким уровнем организации конструкторско-проектной деятельности и культуры проектирования самолетов.

К примеру, если немцы к началу 40-х гг. прекрасно осознавали значение, которое имеет для повышения скорости самолетов внутренняя герметизация, то «у нас, – отмечает служивший тогда в НИИ ВВС В.И. Алексеенко, – над этим никто не думал потому, что просто некому было по тем временам думать». Когда советские авиаинженеры изучали в 1940 г. закупленные в Германии самолеты, они вначале вообще не могли понять, зачем немцы тщательно герметизируют резиной «каждый лючок, каждый проем»⁵⁶³…

В конечном счете все упиралось в нехватку в СССР опытных научных и инженерных кадров, в нехватку квалифицированных рабочих, в низкую техническую культуру населения, обусловленную, в свою очередь, низкой общей культурой советского общества.

В этой низкой общей культуре следует искать и корни низкого профессионализма советского авиационного командования. Ведь и приверженность его к малоэффективным, расточительным, но немудрящим способам использования истребительной авиации и противоречащие азам тактики и здравому смыслу тактические решения – все это обуславливалось не столько нехваткой специальных знаний, сколько присущим многим советским авиационным командирам антиинтеллектуализмом – нежеланием или неумением применять полученные знания на практике, напрягать свою мысль, анализировать ситуацию и искать адекватные ей решения. А это, в свою очередь, было закономерным следствием недостаточности полученного ими общего образования, которое только и вырабатывает привычку к систематической умственной работе, к анализу, размышлению над вновь полученной информацией с целью использования ее в своих интересах, дисциплинирует ум и формирует культуру мышления.

Нехваткой культуры мышления, не позволяющей принимать поверхностные решения, – т. е. в конечном счете все той же нехваткой общей культуры у государственного и военного руководства СССР – следует объяснить и порочную систему подготовки советских летчиков-истребителей, вынуждавшую воевать больше числом, чем умением, а соответственно, порождавшую и боязнь проиграть в количестве при улучшении качества выпускаемых самолетов. Ведь предпочтение здесь количества качеству – это и есть образец поверхностного подхода к решению проблемы создания сильной истребительной авиации.

С учетом всего этого удивляться приходится не тому, что несравненно более многочисленная советская истребительная авиация, потеряв в 6 раз больше машин, чем немецкая, сбила в 2,5–3 раза меньше самолетов, чем та, и существенно затруднила действия ударной авиации противника, только обретя численное превосходство над немецкой на целый порядок, а тому, что она вообще могла воевать против германского противника. И завоевание советской истребительной авиацией в середине 1944 г. господства в воздухе было, безусловно, победой экономики СССР и его союзников, победой руководителей СССР как организаторов экономики, но никак не победой советского военного искусства или советской техники.