Текст книги "Почему «сталинские соколы» воевали хуже Люфтваффе? «Всё было не так!»"

В конце 1941 г. – начале 1942 г. последние оставшиеся в ВВС действующей армии СБ и ДБ-3 (выпуск этих типов машин в 1941-м был прекращен), а также ДБ-3Ф были переведены на действия ночью. Тогда же прекратили выпускать и Су-2; в 1942-м количество машин этого типа во фронтовых частях не превышало нескольких десятков. Примерно с весны 1942 г. основным дневным фронтовым бомбардировщиком советских ВВС стал спроектированный под руководством В.М. Петлякова двухмоторный пикирующий бомбардировщик Пе-2, выпускавшийся серийно еще с декабря 1940-го и применявшийся на фронте с первых дней войны. С мая 1942-го «пешку» стал дополнять «Бостон» – так, по примеру англичан, именовали в СССР поставлявшийся союзниками американский двухмоторный бомбардировщик «Дуглас» А-20. К весне 1943 г. из всех имевшихся на фронте Пе-2 и «Бостонов» американские машины составляли не менее трети, а в течение 1944 г. – около четверти⁸⁴.

Однако и на этой новой матчасти успехи советской дневной фронтовой бомбардировочной авиации оказались достаточно скромными. Правда, немецкие эксперты единодушно подтверждают, что ее эффективность постоянно возрастала, но рост был не слишком впечатляющим. Оценивая результативность основной работы советских фронтовых бомбардировщиков – ударов по войскам и другим объектам, расположенным в тактической глубине, – В. Швабедиссен констатировал, что еще в 1942–1943 гг. «потери немцев от таких бомбардировок, за исключением сражения под Сталинградом, были достаточно низкими» и что «немецкие войска не испытывали с ними особых проблем, таких, например, как от действий штурмовой авиации». (А ведь и эта последняя, как мы видели, больше изматывала врага, чем уничтожала его живую силу и технику!) Даже если удары оказывались успешными, «результаты не соответствовали затраченным усилиям»⁸⁵. Один из немецких офицеров, чьи оценки (наряду с оценками штабных отчетов) обобщил Швабедиссен, – воевавший в 27-й бомбардировочной эскадре Х.-Х. барон фон Бойст – прямо считал, что в 1942–1943 гг. советская бомбардировочная авиация «осталась относительно слабой и неэффективной»⁸⁶… В 1944–1945 гг., признают немецкие эксперты, она «во многом прибавила»; «непрерывные массированные бомбардировочные атаки в немецкой прифронтовой полосе в районе главного удара при наступлении и прорыве обороны играли важную роль в успешном завершении операции»⁸⁷. Тем не менее, подытоживая, Швабедиссен отметил, что «решающего значения» эти удары так и «не приобрели»; в другом месте немецкий аналитик заключил, что «результаты деятельности советской бомбардировочной авиации оказались ограниченными»⁸⁸…

Весьма скромная оценка эффективности советской фронтовой бомбардировочной авиации 1942–1945 гг., данная немцами, тем интереснее, что основной советский дневной бомбардировщик этого периода – Пе-2 – позволял, казалось бы, добиться гораздо большего. Ведь этот самолет не только был значительно более скоростным и лучше вооруженным, чем СБ, но и мог бомбить с крутого, под углом 60–90°, пикирования. А это позволяло добиться несравненно большей точности бомбометания: чем больше угол пикирования самолета на цель, тем в большей степени траектория сброшенной бомбы совпадает с линией прицеливания. В 284-м бомбардировочном авиаполку в 1943 г. при бомбометании с горизонтального полета среднее отклонение упавших бомб от цели составляло более 200 м, а при бомбометании с пикирования – всего 18 м⁸⁹… Пикировал Пе-2 устойчиво, не рыская по курсу; ввод и вывод самолета из пике обеспечивал автомат; установленные под крылом тормозные решетки снижали скорость разгоняющегося на пикировании самолета – и облегчали тем самым прицеливание.

Однако это главное преимущество Пе-2 – возможность резко повысить точность бомбового удара – на протяжении большей части войны основной массой фронтовых летчиков не использовалось! Вплоть до конца 1943 г. (!) «пешки», как правило, бомбили с горизонтального полета; бомбометание с пикирования применялось редко. Так, с начала 1942 г. этот последний способ стали использовать в 9-м ближнебомбардировочном авиаполку ВВС Западного фронта, с лета 1942-го – в 150-м бомбардировочном авиаполку особой авиагруппы № 1 8-й воздушной армии Сталинградского фронта, с конца 1942-го – в 301-й бомбардировочной авиадивизии той же армии, в январе 1943-го – в 1-м бомбардировочном авиакорпусе 3-й воздушной армии Калининского фронта, во главе которого встал бывший командир 150-го полка и 301-й дивизии И.С. Полбин. Однако в других частях и соединениях с Пе-2 тогда даже снимали – как ненужные! – автоматы пикирования и тормозные решетки; по данным В.Б. Шаврова, «пешки» некоторых серий выходили без решеток уже с завода⁹⁰… «Бомбометание с пикирования применяется редко», – констатировалось еще в директиве командующего ВВС Красной Армии А.А. Новикова от 7 июля 1943 г., подводившей итоги работы советской авиации в марте – июне 1943-го⁹¹. И даже после Курской битвы, 2 сентября 1943 г., Новикову пришлось резюмировать, что пикирующие удары применяются «недостаточно и неуверенно» (в корпусе И.С. Полбина в июле и августе они и то наносились лишь примерно в 6 % боевых вылетов. – А.С.), и поставить перед авиационными командирами задачу обучить к октябрю бомбометанию с пикирования хотя бы по одному полку в каждой дивизии, оснащенной Пе-2!⁹² Однако в 3-м бомбардировочном авиакорпусе это и в октябре умел делать только один полк на корпус (а не на дивизию) – 128-й бомбардировочный. А в 1-м, полбинском, корпусе в октябре и ноябре пикирующие удары наносились лишь примерно в половине боевых вылетов⁹³.

Чем же объяснялось это упорное неиспользование возможностей «пешки»? Зачастую бомбить с пикирования не давала плохая погода, точнее, низкая облачность. Так, в ноябре – декабре 1941 г., в разгар битвы за Москву, нижняя кромка облаков в Подмосковье не поднималась выше 200—1000 м, а с такой высоты на Пе-2 пикировать было нельзя: летчик просто не успел бы вывести эту довольно инертную машину из пике. Именно из-за плохой погоды в 4-м бомбардировочном авиакорпусе в марте 1945 г. с пикирования удалось выполнить лишь около 2 % бомбометаний⁹⁴. В 54, 133 и 603-м скоростных бомбардировочных авиаполках ВВС Западного фронта во время битвы за Москву не пикировали еще и потому, что опасались отказа ненадежного механизма уборки тормозных решеток. Оставшись неубранными после выхода из пике, они продолжали бы снижать скорость бомбардировщика и в горизонтальном полете – а это сделало бы Пе-2 «легкой добычей вражеских зениток или истребителей»⁹⁵. Бывший командир 9-го ближнебомбардировочного авиаполка А.Г. Федоров, упоминая о характерном для лета 1942-го нежелании летчиков бомбить с пикирования, указывал и еще на одну причину: «стремление обезопасить свои действия над целью». Но, добавлял он, «главная причина состояла в другом: летный состав, в своем подавляющем большинстве, еще не был как следует обучен искусству бомбометания с пикирования»…⁹⁶

И действительно, главной причиной отказа пилотов «пешек» от бомбометания с пикирования приходится все-таки признать их слабую подготовку. При переучивании летчиков на Пе-2 накануне войны пикирующие удары с ними не отрабатывали; в июле 1941 г., в Липецком авиационном учебном центре это начали делать, но к октябрю, экономя время, количество бомбометаний с пикирования, которое давали выполнить каждому экипажу, опять довели с 4–6 до нуля; в 1942-м во время тренировок в запасном полку молодой летчик успевал выполнить всего одно такое бомбометание, а в 1943-м – два⁹⁷. Правда, оценки, полученные за эти одно-два бомбометания, были неплохими. В 1941-м «отлично» имели тут 32,4 % пилотов, «хорошо» – 31,8 %, «удовлетворительно» – 35,8 %; в 1942-м – соответственно 29,0 %, 30,0 % и 41,0 %; в 1943-м – 29,5 %, 31,7 % и 38,8 %⁹⁸. Но это типичная советская «дутая» отчетность: в 1942-м отмечалось, что экипажи, прибывшие из запасных полков, к индивидуальному выполнению бомбометания с пикирования не готовы⁹⁹, и даже во второй половине 1943-го экипажи фронтовых соединений Пе-2 показывали худшую точность бомбометания, чем та, которой добивались на бумаге в запасных частях. Если в последних тех, кто бомбил с пикирования на «неуд», не было, по отчетам, совсем, то в 1-м гвардейском, 1-м и 3-м бомбардировочных авиакорпусах в июле – декабре 1943 г. «двоечников» насчитывалось от 14 до 50 %, а отличников было не около трети, а от 0 до 11 % (и лишь в 1-м бомбардировочном в сентябре – октябре – 38 %)¹⁰⁰.

Обучать же летчиков на фронте было очень непросто: освоение пикирующего удара требовало значительных усилий и времени. Выход из наиболее эффективного с точки зрения бомбометания пике – под углом 90° – сопровождался перегрузками, выдержать которые могли только особо натренированные пилоты. Капитан В.А. Гордиловский из 125-го бомбардировочного авиаполка ВВС Ленинградского фронта – опытный, но не отличавшийся такой натренированностью летчик, – выводя в январе 1942-го Пе-2 из отвесного пикирования, потерял сознание и получил повреждения внутренних органов… Поэтому угол пикирования при тренировках приходилось увеличивать постепенно; не случайно, например, в 321-м ближнебомбардировочном авиаполку 77-й смешанной авиадивизии ВВС Западного фронта осенью 1941 г. успели освоить только пологое (под углом 30–40°) пикирование, и лишь отдельные экипажи начали учиться пикировать под углом 60°. В воспоминаниях А.Г. Федорова и ветерана 202-го бомбардировочного авиаполка Н.И. Гапеенка особо подчеркивается, какой напряженной работы потребовал от фронтовых полков переход к бомбометанию с пикирования под углом 60 и более градусов; как долго нужно было отрабатывать такие удары – сначала отдельными экипажами, затем звеньями, эскадрильями и, наконец, всем полком¹⁰¹. Не у всех фронтовых авиачастей были время и полигонные условия для этого; наверняка не у всех фронтовых командиров – отвечавших прежде всего за боевую работу! – были силы и желание организовывать эти тренировки, тем более что еще в 1942-м не везде имелись и соответствующие методические разработки. «Приказывали нам бомбить с пикирования, – вспоминает, например, И.И. Кабаков, воевавший тогда в 73-м бомбардировочном авиаполку ВВС Балтийского флота, – но сама теория пикирования отсутствовала»¹⁰²…

Нужно учесть и то, что Пе-2 – в отличие, например, от СБ и Ju88 – был весьма сложен в пилотировании. Комиссия, изучавшая в начале войны опыт эксплуатации «пешек» в 58-м скоростном бомбардировочном авиаполку 2-й смешанной авиадивизии ВВС Северного фронта, отметила, что, по «общему мнению летного состава», «машина слишком сложна в технике пилотирования, особенно на взлете и посадке. Эксплуатация самолета требует летчиков выше средней квалификации, рядовой пилот овладевает ею с трудом»¹⁰³. «Сколько раз, – вспоминал А.Г. Федоров, – мне приходилось наблюдать, как в начале разбега «пешка» вдруг разворачивалась вправо, и летчик, не сумев парировать разворот с помощью другого мотора, вынужден был прекращать взлет. А какое внимание требуется при посадке! Малейшая оплошность приводит к серии таких высоких «козлов», что невольно поражаешься, как только выдерживают шасси»¹⁰⁴. Между тем общий налет на Пе-2, с которым пилот прибывал из запасного авиаполка на фронт, в 1941-м составлял в среднем всего 6 (по другим данным – 7) часов, в 1942-м – 12 (по другим данным – 13), в 1943-м – 15 ¹⁰⁵…Поэтому при вводе молодого пополнения в строй во фронтовых полках наверняка очень часто было просто не до освоения бомбометания с пикирования – отработать бы технику пилотирования… Кроме того, излишне строгая машина вообще вызывала к себе «очень настороженное отношение»¹⁰⁶. А это также не располагало к попыткам взять от нее все возможное.

Улучшить посадочные качества «пешки» удалось лишь в самом конце 1944 г., когда в серию был запущен вариант с измененным профилем носка консолей крыла¹⁰⁷. А подавляющее большинство воевавших Пе-2 так и остались, по оценке летчика-испытателя П.М. Стефановского, «сложными и неудобными для экипажа»¹⁰⁸ машинами.

В итоге даже в одной из двух дивизий полбинского 1-го бомбардировочного авиакорпуса – 1-й гвардейской бомбардировочной – к июлю 1943 г. бомбить с пикирования могли лишь 16 % летчиков, и лишь к августу этот процент удалось довести в корпусе до 40, а к октябрю – примерно до 70 (но процент умеющих бомбить в составе групп – лишь до 57–58). Еще и 20 октября 1943 г. из 67 экипажей корпуса, бомбивших железнодорожные станции Александрия, Користовка и Верховцево (между Кременчугом и Днепропетровском), пикирующие удары разрешили нанести только 25 наиболее подготовленным¹⁰⁹.

Недостаточная подготовка летчиков Пе-2 (усугублявшаяся сложностью этого самолета в пилотировании) сказывалась и на точности бомбометания с пикирования – особенно в 1941–1943 гг. Вряд ли, например, случайно, что во время битвы за Москву, в ноябре – декабре 1941 г., точность бомбовых ударов, наносившихся «пешками» ВВС Западного фронта с пикирования под углом 60–65°, оказалась всего вдвое выше, чем при бомбометании с горизонтального полета¹¹⁰, – хотя, как мы видели, здесь можно было добиться и 10-кратного увеличения точности попаданий… Характерно и то, что, пикируя в течение 1943 г. на корабли и суда противника, Пе-2 40-го авиаполка пикирующих бомбардировщиков ВВС Черноморского флота добились попаданий всего в полтора раза больше, чем бомбившие с горизонтального полета (и оснащенные притом посредственными советскими прицелами) бомбардировщики «Бостон»¹¹¹…

В самом деле, пикирующий Пе-2 настолько «плотно» сидел в воздушном потоке, что слабо подготовленному пилоту было очень сложно довернуть самолет по курсу, чтобы исправить ошибку прицеливания. Кроме того, при прочих равных условиях, неопытный летчик сбрасывал бомбы с большей высоты, нежели опытный, – и поэтому они падали с бóльшим отклонением от цели. Дело в том, что слабо владеющему машиной пилоту сложнее было вывести ее из пике – и он начинал делать это по возможности раньше… Из-за слишком большой скорости пикирования (до 680 км/ч даже при выпущенных тормозных решетках) Пе-2 выходил из пике довольно медленно, делая значительную «просадку»¹¹². В 1941–1942 гг. считали, что при пикировании с высоты 2000 м эта «просадка» (т. е. потеря высоты в процессе вывода машины в горизонтальный полет) составляет 900 м, а поэтому сбрасывать бомбы и начинать вывод надо уже на 1000–1200 м¹¹³. Опытные летчики могли сделать это и позже; так, девятка капитана П.А. Дельцова из 24-го бомбардировочного авиаполка 241-й бомбардировочной авиадивизии 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта, войдя 28 июня 1944 г., во время Бобруйской операции, в крутое пикирование на переправу через Березину на высоте 2000 м, сумела сбросить бомбы с менее чем 900-метровой. А пилоты 9-го ближнебомбардировочного авиаполка ВВС Западного фронта во время битвы за Москву, пикируя – и притом «почти вертикально»! – с высоты 1500 м, ухитрялись произвести бомбометание на 400-метровой отметке!¹¹⁴

Однако опытные пилоты в советских ВВС военных лет встречались нечасто. Так, в 13-й авиадивизии пикирующих бомбардировщиков ВВС Черноморского флота к 20 августа 1944 г. 30–40 % летного состава составляли вчерашние курсанты, а одна из двух ее частей – 29-й авиаполк пикирующих бомбардировщиков – ни разу не бомбила с пикирования!¹¹⁵ В результате, пикируя 21 августа в районе мыса Тузла на румынский эсминец «Реджина Мариа», пилоты этого и другого полка 13-й дивизии (40-го) сбрасывали бомбы не только с 1300-метровой, но и с 2500-метровой высоты. А 20 августа, нанося удар по кораблям в Констанце, «пешки» 29-го полка бомбили с 2100 м (начиная пикирование с 3000), а самолеты 40-го – и вовсе с 2800 м (входя в пике на 4000)! С 1300 м тогда отбомбилась лишь «группа снайперов» 40-го полка… (Для сравнения: в полбинском авиакорпусе – тогда уже именовавшимся 2-м гвардейским бомбардировочным – тем же летом 1944-го кнопку сброса бомб при пикировании с высоты 3000–4000 м нажимали только на 1000—1500-метровой.) Неудивительно, что ни «Реджина Мариа», ни объекты прицельных ударов 20 августа – румынские эсминцы «Мэрэшти» и «Мэрэшешти» – не получили ни одного прямого попадания¹¹⁶.

Конечно, в 1941–1943 гг. Пе-2 показывали и образцы высокоточной работы, но в этих случаях за штурвалами пикировщиков сидели опытные летчики. Сведения о том, что 13 июля 1941 г. 6 «пешек» из того же 40-го бомбардировочного авиаполка ВВС Черноморского флота уничтожили в Плоешти около 220 000 тонн нефтепродуктов и на длительное время вывели из строя румынские нефтеперегонные заводы «Орион» и «Астра-Романия», почерпнуты не из румынских источников; косвенно об их фантастичности свидетельствует тот факт, что с июня по сентябрь 1941 г. поставки румынских нефтепродуктов в Германию не только не сократились, но и возросли с 201 000 до 375 000 т¹¹⁷. Считается, однако, достоверным эпизод с уничтожением всего двумя «пешками» склада горюче-смазочных материалов у донского хутора Морозовский в августе 1942 г. Но это были машины 150-го бомбардировочного авиаполка, пилоты которого хорошо освоили бомбометание с пикирования благодаря упорной работе своего командира – известного тактика-новатора И.С. Полбина. А одну из машин вел он сам – «выдающийся советский ас», «мастер снайперского бомбометания»¹¹⁸… Разрушение стратегически важного моста через реку Нарову у Нарвы 21 мая 1943 г. опять-таки осуществила шестерка летчиков-снайперов (из 73-го бомбардировочного авиаполка ВВС Балтийского флота), да еще и тренировавшаяся целую неделю на специально оборудованном полигоне. Разрушить 4 декабря 1943 г. железнодорожный узел Знаменка под Кировоградом также смогли лишь «9 наиболее опытных экипажей из эскадрильи снайперов» 81-го гвардейского бомбардировочного авиаполка 1-й гвардейской бомбардировочной авиадивизии 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта¹¹⁹. До них все бомбовые удары по Знаменке оказывались безрезультатными…

Недостаточная подготовка экипажей Пе-2 (накладывавшаяся на сложность «пешки» в пилотировании) снижала и точность бомбометания с горизонтального полета. До прибытия на фронт, в запасном полку, таких бомбометаний экипаж «пешки» успевал выполнить немногим больше, чем пикирующих ударов: в июле – октябре 1941 г. – от 2 до 6, в 1942-м – 2 (экипажи, которыми укомплектовали к ноябрю 1942 г. 1-й и 2-й бомбардировочные авиакорпуса – от 3 до 5), а в 1943-м – 3¹²⁰… И это при том, что попасть бомбой в цель при бомбометании с горизонтального полета было чуть ли не на порядок сложнее, чем с пикирования! А особенно на Пе-2, который – в отличие от Ju88 и Не111 и подобно ДБ-3Ф – в горизонтальном полете был весьма неустойчив. Это обстоятельство (наряду с плохим обзором и несовершенством бомбового прицела ОПБ-1М) существенно затрудняло штурману прицеливание. «А кроме того, – напоминает К.П. Иконников, летавший штурманом на ДБ-3, Ил-4 и Пе-8, – точность ударов [с горизонтального полета. – А.С.] зависит и от слетанности экипажа. Когда мы с Сергеем [С.С. Сугаком, командиром экипажа Пе-8 746-го авиаполка дальнего действия. – А.С.] выходили на цель, он плавно педаль выбирал – резко нельзя было, чтобы самолет не раскачать. Я ему давал поправки к курсу, а он плавно доворачивал самолет. Он прекрасно представлял, что я в это время делаю, и очень аккуратно работал. Говоришь ему: «Серега, еще 5 градусов влево… еще чуть-чуть, на волос… так, еще, вот как только что сейчас сделал… Хорош! Вот так держи!» Сбрасываешь бомбы, самолет «вспучивается», а ведь его надо удерживать на прежнем уровне!»¹²¹. Разве можно было добиться подобной слетанности (и подобного искусства в управлении «строгой» машиной) за 2–3 учебных бомбометания?

Правда, по отчетности выходило, что прибывавшие на фронт экипажи Пе-2 подготовлены здесь были неплохо (в 1941 г. за бомбометание с горизонтального полета в запасных полках «отлично» получили 18,7 % экипажей, «хорошо» – 39,7 %, «удовлетворительно» – 41,6 %; в 1942-м – соответственно 22,6 %, 44,3 % и 33,1 %; в 1943-м – 26,6 %, 39,7 % и 33,7 %¹²²), но, как мы уже отмечали, отчетность запасных частей была «дутой». На фронте квалификации основной массы штурманов Пе-2 оказывалось, похоже, совершенно недостаточно: в 1942–1943 гг., отмечали немцы, советские фронтовые бомбардировщики продолжали сбрасывать бомбы «по ведущему»¹²³. Иными словами, штурманы смотрели не в бомбовый прицел, а на самолет ведущего! Когда во время удара девятки Пе-2 130-го бомбардировочного авиаполка 204-й бомбардировочной авиадивизии 1-й воздушной армии Западного фронта по железнодорожной станции Бетлица (западнее Кирова, что в Калужской области) 8 июня 1943 г. ведущий одного из звеньев пропустил момент сброса бомб ведущим группы, штурманы всего звена отбомбиться вообще не смогли…

Неудивительно, что еще в директиве командующего ВВС Красной Армии от 7 июля 1943 г. признавалось, что «в бомбардировочной авиации основными недочетами по-прежнему остаются – слабая обороноспособность в воздушном бою и невысокая меткость бомбометания»¹²⁴. Даже 1-й бомбардировочный авиакорпус И.С. Полбина – чаще других бомбивший с пикирования – в июле – августе 1943 г. точность бомбометания, по оценке штаба ВВС Красной Армии, обеспечивал лишь на «тройку» (средний балл его экипажей составил тогда лишь 3,07; 26,5 % экипажей показали неудовлетворительную точность, а 57,3 % – только удовлетворительную) и даже в сентябре – октябре не смог дотянуть до «четверки» (набрав лишь 3,81 балла и имея 14 % экипажей, бомбящих на «неуд», и 29 % – на «тройку»). 3-й бомбардировочный авиакорпус в сентябре – октябре получил лишь 3,48 балла, а в ноябре – декабре – лишь 3,3 (соответственно 16,5 и 22 % его экипажей бомбили на «неуд», а 33,5 и 35,5 % – на «тройку»). Ну, а 1-й гвардейский бомбардировочный в августе – сентябре 1943-го получил за точность бомбометания «неудовлетворительно» (2,71 балла при 50 % экипажей, бомбящих на «неуд», и 27 % – на «тройку»)¹²⁵… А ведь в состав этих трех корпусов входило большинство имевшихся в Красной Армии бомбардировщиков Пе-2!

На точности бомбовых ударов с горизонтального полета сказывалась не только недостаточная практика в бомбометании, но и общая слабая подготовленность экипажей – и в летном, и в тактическом отношении. Средняя продолжительность полетов на боевое применение, выполненных экипажами Пе-2 в запасных частях, в 1941 г. составляла всего 3,5 часа, в 1942-м – 6, в 1943-м – 9 часов¹²⁶… В результате, свидетельствуют немцы, «иногда поведение экипажей при выполнении боевых заданий отличалось пассивностью, связанной с недостатками обучения и навыков, которые не могли быть за короткое время устранены во фронтовых условиях»¹²⁷. Так, еще в первой половине 1943 г. летчики «пешек», не умея осуществлять противозенитный маневр (т. е. постоянно изменять скорость, высоту и направление полета), вынуждены бывали бомбить с больших высот – чтобы хоть так спастись от зенитного огня. По данным немцев, объекты, расположенные в их ближнем тылу, советские бомбардировщики в 1942–1943 гг. атаковали с высоты 3000–5500 м; зафиксировал враг и случаи бомбометания с 8500 м¹²⁸. Это подтверждается и советскими данными. Так, атакуя 6–7 мая и 8—10 июня 1943 г. немецкие аэродромы в орловском выступе, Пе-2 204-й и 241-й бомбардировочных авиадивизий (соответственно 1-й воздушной армии Западного и 16-й воздушной армии Центрального фронта) бомбили (за единственным исключением) с высот 2750–4200 м (в основном с 3100–3500 м), а «пешки» 270-й бомбардировочной авиадивизии 8-й воздушной армии Южного фронта 6 и 7 мая отбомбились по аэродрому Сталино с 4000 и 4700 м (повредив всего один Не111)¹²⁹. Отмеченная в директиве А.А. Новикова от 7 июля 1943 г. «слабая обороноспособность в воздушном бою» – обусловленная прежде всего неумением пилотов сохранять свое место в строю группы и слабой стрелковой выучкой штурманов и стрелков-радистов – летом 1942-го также вынуждала Пе-2 бомбить с высоты 7000–8000 м: туда еще не забирались тогда немецкие истребители. А между тем уже одно только несовершенство прицела ОПБ-1М требовало осуществлять бомбометание с высоты не более 3000 м! Увеличивалось с высотой и отклонение падающих бомб от цели. Неэффективность бомбометания с высоты 8000 м (когда разлет бомб достигал полутора километров!) в советских ВВС выявили еще летом 1939 г.¹³⁰; подтвердила этот вывод и финская война. «Бомбить с высоты 7 тыс. м, – констатировал в апреле 1940 г. ее участник комбриг И.И. Копец, – это значит не получить нужных результатов, и в итоге мы имели непопадание в цель, т. е. цель перекрыта: одна бомба падает с одной стороны станции, другая – до станции, а в самой станции почти ничего и нет»¹³¹. Правда, некоторые советские авиаторы – и до, и после Великой Отечественной – придерживались другого мнения: «На точности ударов большая высота никак не сказывается, точность попадания в цель зависит от квалификации штурмана»¹³². Но поскольку с последней, как мы видели (и как увидим еще в дальнейшем), в советских ВВС военных лет дело обстояло плохо, бомбометание с большой высоты в любом случае должно было оказываться неэффективным.

В 1944–1945 гг. положение с подготовкой летчиков и штурманов Пе-2 несколько улучшилось. Общий налет на «пешках», получаемый экипажами в запасных частях, вырос тогда не так уж и намного: с 12–15 часов в 1942–1943 гг. до 17 в 1944-м и 21 в 1945-м. Однако бомбометание с пикирования там стали выполнять в 2,5–4 раза чаще: вместо двух раз в 1943-м – пять в 1944-м и восемь – в 1945-м¹³³. Оказал воздействие и упомянутый выше приказ А.А. Новикова об освоении бомбометания с пикирования во фронтовых полках. Результаты не замедлили сказаться: в 1944–1945 гг., свидетельствуют немцы, «точность и эффективность ударов» советских бомбардировщиков «повысились»¹³⁴. Временами Пе-2 стали добиваться успехов, о которых раньше приходилось только мечтать. Так, 15 июля 1944 г., в начале Львовско-Сандомирской операции, массированные удары «пешек» 2-го гвардейского и 4-го бомбардировочных авиакорпусов 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта не дали 1-й и 8-й танковым дивизиям 48-го танкового корпуса немцев развить контрудар, нанесенный теми в районе Зборов – Золочев. При этом, по свидетельству бывшего начальника штаба 48-го корпуса Ф. фон Меллентина, 8-й танковой были нанесены «огромные потери»¹³⁵. Машины 2-го гвардейского не только атаковали почти исключительно с пикирования, но и подобно Ju87 и Ju88 делали по нескольку заходов, каждый раз прицельно сбрасывая часть бомб на новую цель. «Мне неоднократно приходилось испытать «прелести» бомбежки и раньше, – показал на допросе один из пленных офицеров 8-й танковой, – русские ВВС больше пугали, чем причиняли какой-то реальный ущерб. На этот раз все оказалось по другому»¹³⁶. Как видно из первой фразы, немец не стремился подлаживаться под настроение допрашивающих; можно поэтому верить и его сообщению о прямом попадании бомбы в один из танков…

Тем не менее, отмечали немецкие эксперты, «недостатки системы подготовки летного состава» продолжали сказываться на точности бомбометания советских фронтовых бомбардировщиков и в 1944–1945 гг.¹³⁷. Пяти учебных бомбометаний с пикирования, выполненных пилотом до прибытия на фронт, было, конечно, все равно недостаточно. Именно поэтому, например, завершился неудачей удар 30 Пе-2 12-го гвардейского авиаполка пикирующих бомбардировщиков 8-й минно-торпедной авиадивизии ВВС Балтийского флота по крейсеру ПВО «Ниобе» в порту Котка 12 июля 1944 г.: летчики из молодого пополнения не сумели попасть в неподвижный корабль ни одной из 70 сброшенных бомб. (Для сравнения: 2 июля 1942 г. 32 Ju88 I группы 76-й бомбардировочной эскадры и 32 работавших с горизонтального полета (!) Не111 I группы 100-й бомбардировочной эскадры, сбросив 170 бомб, поразили в порту Новороссийска 18 кораблей и судов – прикрытых, заметим, более мощным зенитным огнем, чем «Ниобе», – а также причалы, склады, элеваторы и другие береговые сооружения¹³⁸.) Только после трех дней тренировок, в ходе которых каждый пилот выполнил 5–6 бомбометаний с пикирования (т. е. увеличил свой опыт в этом деле сразу вдвое!), результаты улучшились: 16 июля группа из 23 Пе-2 того же полка сумела-таки попасть в «Ниобе» двумя бомбами¹³⁹… Если в полбинском 2-м гвардейском бомбардировочном авиакорпусе в Львовско-Сандомирской операции «пешки» бомбили практически только с пикирования, то в соседнем 4-м бомбардировочном – лишь примерно в трети боевых вылетов¹⁴⁰: не весь летный состав умел это делать!

Точность бомбометания с горизонтального полета в 1944 г. увеличилась по сравнению с 1943-м всего на 11 %¹⁴¹: увеличения числа таких бомбометаний, выполненных каждым молодым пилотом в запасном полку, с трех в 1943-м до четырех в 1944-м (и пяти в 1945-м)¹⁴² было, конечно, недостаточно… По свидетельству немцев, и в последнем периоде войны советские фронтовые бомбардировщики продолжали сбрасывать бомбы по сигналу ведущего¹⁴³. О низкой квалификации штурманов свидетельствует, в частности, бомбардировка в январе 1945-го, во время Висло-Одерской операции, Бромберга (ныне Быдгощ). Осуществлявшие ее экипажи 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта, отмечают немцы, лишь «неприцельно сбрасывали бомбы на жилые кварталы города» – не будучи, видимо, в состоянии точно накрыть «немецкий командный пункт в отдельном здании, электростанцию, газовые заводы и мосты через реку Брахе (Брда)»¹⁴⁴.

В этом последнем случае могло, впрочем, сказаться неумение не прицеливаться, а ориентироваться – многими советскими экипажами выказывавшееся даже в последние недели войны. Так, бомбардировщики 8-й воздушной армии 4-го Украинского фронта, поддерживая в конце апреля 1945 г., во время Моравска-Остравской операции, войска 60-й армии, неоднократно бомбили «не там, где нужно»¹⁴⁵. О подобных же случаях, имевших место в первый день Берлинской операции, 16 апреля 1945 г., в 16-й воздушной армии, рассказывал год спустя командующий 8-й гвардейской армией В.И. Чуйков: «Летит девятка, отрегулировали и увязали все цели, ей нужно бомбить Альттухенбанд. Эта девятка, не долетая до цели, разворачивается, бьет Рейнтвейн. Связываюсь сам по телефону, кричу, что командир их ошибся, ударил по своим. Мне говорят: «Слушайте, он сделал ошибку, мы ему сейчас растолковали и давайте пустим второй раз, он вторую ошибку не сделает». И второй раз, как назло, пролетает над Рейнтвейном, разворачивается и бьет по тому же месту, по своим, второй раз. Вот в этом – слабость нашей авиации»¹⁴⁶. Слабую подготовку штурманов 16-й воздушной, проявившуюся в те дни, отмечал и бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта К.Ф. Телегин¹⁴⁷…