Текст книги "Дитя Демиургов. Путь к магии"

Когда Чеглок убедился, что Мстислав не намерен начинать драку, он тихо подошёл к Артесу и сел рядом.

– Операция, похоже, затянется, – очень тихо заговорил он, – а ты устал с дороги. Внизу есть столовая, можешь перекусить пока. Душевая в конце коридора. А если хочешь отдохнуть, занимай любую палату. Наши палаты на больничные мало похожи.

Артес был тронут его участием, которое особенно выделялось на фоне всеобщего равнодушия и даже злобы.

– Больше спасибо, – также тихо ответил он. – Но я хотел бы дождаться конца операции. Я многим обязан Ладимиру. Кроме того, мне нужно поговорить с Великим Князем.

– Сразу после операции он тебя не примет, скорее всего. И неизвестно, примет ли вообще. Пока Ладимир не придёт в себя, вряд ли ему будет дело до чего-либо другого. Может, и примет, конечно, наперёд ничего нельзя сказать, когда дело касается его. В любом случае, сразу после операции обращаться к нему не следует. Надеюсь, ты не воспримешь это как оскорбление.

И Чеглок вернулся к своим товарищам.

Время тянулось бесконечно долго. Равана вышел и вскоре вернулся с подносом, уставленном кружками, в которых был травяной чай. Сначала он обошёл своих товарищей, потом приблизился к Артесу – у молодого человека пересохло в горле, и он, взяв кружку с подноса, кивнул Раване в знак благодарности. Воину, сидящему в стороне, Равана не подал кружку. Он поставил её рядом с ним на подоконник и сел на своё место.

Так же бесшумно, как и предыдущие, в коридоре возник очередной воин. Однако он не остался на месте, а прошёл вперёд ровным и твёрдым шагом. Воины кивнули ему, и Чеглок даже поднялся, уступая место, но вошедший жестом отказался. Он бросил взгляд на Артеса – и Артес готов был поклясться, что более неприятного лица он не встречал, – и сел на широкий подоконник.

Впоследствии Артес не раз досадовал на то, как плохо разработаны отличительные знаки в Братстве. Это была небольшая организация, князей было всего двенадцать, и предполагалось, что все знают друг друга в лицо. Новичку здесь было сложно ориентироваться. Всё отличие формы князей от формы дружинников составляло то, что на нашивке простых воинов был один серебряный луч, у князей – два и у Великого Князя – три. Столько же серебряных окантовок было у очелий. Особые знаки почтения оказывались только Великому Князю, и младшие князья были почти неузнаваемы.

Вошедший, как позже узнал Артес, был Шивой, одним из самых загадочных князей Братства и единственным из младших князей, к которому воины питали хоть какое-то уважение.

Операция длилась пять часов, и когда из кабинета вышел хирург, на дворе стояла глубокая ночь. Дверь палаты за ним закрылась, и щёлкнул замок.

Воины поднялись со своих мест, тревожно всматриваясь в его лицо; Шива спрыгнул на пол и прошёл вперёд.

– Многочисленные ранения, – вяло заговорил хирург, с трудом подыскивая слова. – Из них ни одного смертельного, но все вместе они вызвали большую потерю крови (Артес припомнил, каким бледным ему показался Ладимир в алтаре некромантии). Левая нога… можно сказать, что её нет. Мышцы раздавлены, кости раскрошены… ни одного целого сосуда. Я настаивал на ампутации, Див решил иначе. В течение трёх дней и трёх ночей он просил его не беспокоить. Не знаю, что из этого выйдет. Думаю, ничего хорошего.

Он медленно пошёл по коридору. Мстислав ругался сквозь зубы; побледневший Чеглок стоял у двери в палату, не зная, то ли пытаться пройти, то ли ждать; Равана повернулся ко всем спиной и упорно смотрел в окно; воин, стоявший в стороне, низко опустил голову.

Лицо Шивы не изменилось. Он сказал Чеглоку:

– Я заменю тебя на эти три дня. Всё равно от тебя не будет никакого толку. Будь добр сообщить, если здесь что-то случится.

Чеглок рассеянно кивнул, и Шива ушёл тем же твёрдым и размеренным шагом.

Артес ничего не понимал, и никто не стремился что-либо ему объяснить. Чеглок явно был не в состоянии отвечать на вопросы, к другим воинам обращаться было бесполезно, и Артес быстро пошёл по коридору, собираясь нагнать либо Шиву, либо хирурга и попытаться выяснить что-либо у них.

Однако оба словно сквозь землю провалились. Артес обошёл все этажи, ни одной живой души не обнаружил, кроме маленького уборщика, ловко орудовавшего шваброй, который, как и следовало ожидать, никого не видел. Этот был не в форме, а в длинном белом халате, и на секунду Артесу показалось, что из-под халата высовывается кончик очень пушистого хвоста. Но ему было некогда заниматься подобной ерундой.

В растерянности он сошёл вниз, сам не зная, как, дошёл до столовой и вдруг обнаружил одного из тех, кого он искал.

За столом возле окна, тяжело опустив голову на руку, сидел врач. Перед ним стояла чашка с дымящимся травяным чаем.

Артес вздохнул с облегчением и подошёл к нему.

– Доброй ночи, сэр… хотя, по-видимому, следовало бы сказать утро. К сожалению, мы не были достойным образом представлены друг другу. Мое имя лорд Артес Максимилиан Бенингтон Редворд. Не могли бы Вы сообщить мне, когда будет закончено лечение … – тут Артес запнулся, ибо с ужасом понял, что не может вспомнить фамилию Ладимира, причём скорее всего потому, что тот ее просто не называл, – вашего пациента?

Врач несколько секунд смотрел на него мутным взглядом. Лицо у него было утомлённое и осунувшееся. Артес понимал, что разговаривать с ним сейчас не время, но он волновался за своего друга, и иного выхода у него не было.

Наконец его собеседник указал ему на стул, отпил из кружки и сказал:

– Кажется, вы тот самый молодой человек, который его привёз?

– Да, вы правы.

– И вас дурно встретили здесь, несмотря на это.

Артес не смог подобрать ответ и предпочёл промолчать.

– К сожалению, от наших дикарей ничего другого ожидать нельзя… Князь Веромир, сударь, главный врач этой больницы. Лечение будет длительно, если оно вообще состоится. Ногу необходимо ампутировать. иначе начнётся заражение крови, которое приведёт к смерти. Думаю, оно уже началось. Но, к сожалению, Див Мирославич не согласился со мной. Скорее всего, Ладимир умрёт через несколько часов благодаря усилиям целителя-самоучки, у которого на самом деле есть кое-какие способности, но они, конечно, недостаточны для лечения такой травмы.

Веромир как будто обрёл силы после этих слов. Он выпрямился и откинулся на спинку стула. Лицо его было довольно красиво, из зелёных глаз исчезла мутная дымка, взгляд стал ясен, и Артес заметил в нём сочувствие – похоже, Ладимир был князю небезразличен.

Но осознал молодой человек – это позже – он был слишком ошеломлён словами Веромира.

– Неужели все настолько серьёзно? – спросил он. – Ладимир спокойно ходил, и, хотя было заметно… по определённым признакам, что ему очень плохо, и что ему нужен лекарь… Думаю, что ещё пару месяцев назад я бы об этом никогда не догадался.

– В левой ноге Ладимира, от ступни до колена, нет ни одной целой кости, и кожа сожжена. Без сомнений, его пытали, в том числе применив и испанский сапог – в этом я согласен с князем Дивом.

И Веромир добавил:

– Осмелюсь предположить, что вы незнакомы с демонами здешнего толка. Когда им полностью овладевает Зверь, они не обращают внимания ни на какие повреждения до тех пор, пока не выполнят поставленную перед собой задачу.

Слово, которым неоднократно пользовался Джой, говоря о Чёрной Рыси, и которое употребил этот князь, говоря о воинах Братства, обожгло слух Артеса.

Он напряжённо спросил:

– Демонами? А не могли бы вы, сударь, уточнить значение данного слова? Насколько я понял, воины вашего Братства оборотни и сражаются за высшие цели… Или я ошибаюсь?

– Внешне, сударь, это так. Но, видите ли, идеалом воина здесь считается лишённое рассудка кровожадное чудовище. Для него не существует понятия дружбы, любви или преданности, которые проскальзывают даже у обычных оборотней. Согласитесь, такое порождение зла можно назвать только демоном. И наши воины, сударь, не сражаются во имя высших целей. Они сражаются за то, что им укажет их предводитель.

По тону Веромира было понятно, что он осуждает такое положение вещей, и Артес, прокашлявшись, спросил:

– А как же вы позиционируете себя в этом обществе? Наверняка доктор, спасающий жизни, не стал бы находиться среди подобных существ.

Веромир отвёл глаза в сторону и помолчал, словно ему было тяжело отвечать на этот вопрос. Но всё же он ответил, и, хотя он старался говорить спокойным тоном, в его голосе иногда проскальзывала глубокая грусть и сожаление.

– Сударь, должен вам признаться – когда-то я сам был Великим Князем. Я хотел, чтобы мои воины сражались во благо Добра и Света. Но Бог не дал мне сил нести столь тяжёлое бремя, и Великим Князем был избран Див Корвус. Для которого, как оказалось позже, не существует ни Добра, ни Света. Но все были им довольны, поскольку он возвеличил Братство. Я пытаюсь, по мере сил своих, помешать обращению во зло наиболее чистых натур, которые сюда попадают. Когда-то и Ладимир был таким – юношей с чистым сердцем и благими помыслами… до тех пор, пока Тьма по воле Князя не захватила его…

– Так Великий Князь в Вашем Братстве – это должность? Любопытно, – Артес сел удобнее на неудобном стуле и посмотрел на Веромира. – А скажите мне, что вы думаете о том, что Ладимир был счастлив и влюблён всего неделю назад?

Веромир смотрел на него не менее зорко, и его голос теперь звучал холоднее:

– Скажу, что на мгновение его рассудок прояснился, пока вновь не был захвачен тьмой. Светлое начало в человеке всегда противится злу, так было и с Ладимиром. Если бы не Великий Князь, мы не знали бы ужасного демона по имени Чёрная Рысь…

Артес задумался. Слова Авеля подтверждали то, что рассказывал ему Джой. И это было неприятно, хотя даже сам Артес не мог объяснить свои чувства. Слово «демон» резало ему ухо, он предпочёл бы, чтобы Веромир вовсе от него отказался. Но ему нужно было прояснить то, что случилось в сторожевой башне, и он заставил себя сказать:

– Его любимая погибла, и при очень странных обстоятельствах. Как вы думаете, исходя из рассказанного мною, что с ней случилось? Могла ли её убить Чёрная Рысь?

Веромир ответил не сразу, и говорил он медленно и неохотно:

– Чёрная Рысь – демон, для которого не существует любви. Он способен лишь уничтожать. Страшнее его только тот Зверь, что стоит во главе Чёрного Крыла…

– А какой зверь стоит в его главе? Что есть Див?

– Я не знаю, что есть он, и никто не знает этого. Я думаю, что это незаконнорождённый отпрыск благородного отца с чёрной душой, которую он когда-то отдал на служение тьме, а теперь обращает во зло других.

– Мне кажется, что в любом существе, даже самом плохом, есть добрая сторона. Иногда оно само о ней не знает, – медленно произнёс Артес.

– Конечно, вы правы. В каждом существе есть искра света… если только оно не порождение Тьмы и не служит ей.

Артес задумчиво посмотрел на собеседника:

– И Библия нас учит прощать грешников, ибо в любом можно найти покаяние… Да и сам Дьявол в некоторых трактатах лишь падший ангел…

– И Библия же учит нас без жалости расправляться с демонами, которые совращают людей с пути добра и света, – мягко возразил Веромир, но на следующей фразе его голос зазвучал жёстче. – Дьявол – падший ангел, да, но ангел возгордившийся и в гордыне своей предавший своего Небесного Отца.

– Верно, верно, – улыбаясь, протянул Артес. Его взгляд на миг до удивления стал похож на взгляд Ладимира, впрочем, это произошло так быстро, что только очень внимательный собеседник заметил бы перемену. – Благодарю, сударь, за содержательную беседу. Вы мне открыли много граней Вашего Братства, а также самого Князя Корвуса, и дали повод к размышлению. – Артес резко поднялся, сжав руки, но, внезапно застыв, бросил косой взгляд на Авеля. – Думаю, что вы позаботитесь о выздоровлении Ладимира. Ведь заблудшую душу можно спасти лишь тогда, когда она ещё трепещет в бренном теле. Даже и демоническом, – он опять сделал движение к двери и замер. – Не смею больше Вас задерживать, так как после столь сложной операции Вам самому нужен отдых.

Веромир вновь опустил голову, его оживление прошло, сменившись сильной усталостью. Он некоторое время смотрел на чашку с остывшим чаем, и когда заговорил, голос его зазвучал тускло и утомлённо:

– Выздоровление Ладимира всецело зависит от князя Корвуса. Сомневаюсь, что он ещё раз подпустит меня к больному. И в этот раз я ему понадобился только потому, что мой помощник в данных обстоятельствах был бесполезен.

– Благодарю Вас, сударь, – сказал Артес и вышел из столовой.

***

В следующие три дня Артесу казалось, что никогда ещё время не ползло так медленно. Он чередовал прогулки по маленькому садику, окружавшему больницу, с пребыванием возле палаты Ладимира. Точнее, в компании его друзей, которые переместились с четвёртого этажа на третий, чтобы не мешать Великому Князю. Тяжёлые мысли одолевали Артеса. Разговор с врачом подтверждал худшие его опасения насчёт Ладимира. Веромир был искренен и верил в то, что говорил – Артес ни секунды не сомневался в этом. Но ему очень хотелось, чтобы его собеседник лгал.

В конце концов, он решил задать Чеглоку несколько вопросов о Веромире.

На следующий день к друзьям Ладимира присоединился ещё один воин. Артес присутствовал при его появлении и был изрядно удивлён его внешним видом.

Он был немного выше среднего роста, хорошо сложён и мускулист. На нём не было формы, и тяжёлый белый меховой плащ был наброшен прямо на голые плечи. Всё тело его и лицо были покрыты шрамами. Его облик отличался скорее необычностью, чем красотой. Серебристо-белые косматые волосы, очень давно не стриженые, доходили до середины спины, такими же белыми были брови и ресницы, но не из-за возраста – на лице не было ни одной морщины. Пронзительно-светлые голубые глаза смотрели холодно и бесстрастно, и вообще лицо его не отличалось выразительностью.

При его появлении воины поднялись, и со всеми он поздоровался за руку. Ирбис – так звали воина, который постоянно держался в стороне и которого Мстислав назвал предателем, – остался безучастен.

Какое было имя у этого беловолосого воина, Артес так и не понял. Все называли его Генералом, и на это прозвище он откликался, но настоящее его имя ни разу не прозвучало.

Когда Артес решил поговорить с Чеглоком, Генерал был здесь же. Он не уходил из больницы и, насколько мог судить Артес по разговорам, был другом Ладимира.

Чеглок рассеянно прогуливался по коридору. Артес счёл момент удачным и присоединился к нему.

– Мне удалось поговорить с врачом, – сказал он. – Князем Веромиром. Он произвёл на меня очень странное впечатление… мне показалось, что он ненавидит службу всей душой, но уйти почему-то не может.

Чеглок глубоко задумался.

– Веромир? – произнёс он наконец. – Я знаю воина с таким именем. Дружина Витольда. Но, по-моему, он не был князем, да и никогда им не станет… Мстислав! Кто такой князь Веромир?

– Авель, – с большой неохотой откликнулся тот.

– Авель? Разве у него есть прозвище?

– Ну да. Авель его прозвище, имя после посвящения Веромир. Так же, как Шива Таргитай.

– Как… у Шивы тоже прозвище?

– А ты что, не знал? Его поначалу долго звали Таргитаем, а Великий Князь всегда звал его Шивой. От него и пошло это прозвище.

– Как и Авель, видимо.

– Нет, – возразил Мстислав, – Авелем Авеля звали ещё в то время, когда он был Влодзимежем и Див Мирославич ещё не был с ним знаком.

– А как звали Шиву до Братства?

– А хрен его знает, не помню. Вроде было у него имя Ветала, но тоже не это… как это называется-то… в общем, не то, которое родители дали.

– Любопытная этимология, – заметил Генерал.

Мстислав уставился на него в недоумении.

– Согласен, – сказал Чеглок, – но ещё не самая странная. Вот, помню, Лихо рассказывал…

Последовало обсуждение странных имён воинов Братства, а также родственников и знакомых воинов Братства, а также лошадей Братства, которое настолько далеко увело от вопроса, занимающего Артеса, что тот не стал переспрашивать.

Тем более ему было немного не до того. Сегодня истекали трое суток, в течение которых Великий Князь приказал его не беспокоить, и воины тревожились. Они почти не разговаривали, беседа, которую, сам того не желая, завязал Артес, быстро утихла; на этаже то и дело возникали другие воины; Мстивой, адъютант Великого Князя, который сейчас помогал Шиве, забегал едва ли не каждый час, а сам Шива, против обыкновения приходить раз в сутки, появился уже целых четыре раза. Даже Авель-Веромир был здесь. На третий этаж он не заходил, видимо, не желая лишний раз встречаться с Мстиславом – хоть Артес провёл в Братстве мало времени, ненависть Мстислава к Авелю была для него очевидна. Артес увидел князя, когда тот разговаривал с Чеглоком на лестничной площадке.

К вечеру заглянула ещё одна любопытная личность. Артес давно приметил этого воина – он постоянно крутился в больнице или возле неё и, встречаясь с Артесом, обязательно приветствовал его лёгким, изысканно вежливым поклоном. Такая любезность была не в обычае воинов Братства, и Артес раскланивался с ним в лёгком смущении – как его зовут, он понятия не имел. Кроме хороших манер, был примечателен огромный синяк на лице вежливого незнакомца, захвативший всю скулу и часть щеки.

Когда он появился на третьем этаже, Мстислав насмешливо его приветствовал:

– Леслав! Долго же тебя не было. И кто это так мастерски тебя разукрасил? Очередная твоя баба? Тяжёлая у неё рука!

И он грубо захохотал.

– Спасибо тебе на добром слове, родной, – мягко ответил воин, ничуть не обидевшись.

– По-моему, женщина здесь ни при чём, – возразил Генерал. – Рука явно мужская. И почерк мне знаком.

Леслав, или Болеслав, только ласково улыбнулся, не собираясь давать объяснений и предоставляя другим, раз это им интересно, придумать их.

Равана, от которого Артес ещё не слышал ни одного слова и уже решил, что он немой, произнёс что-то с вопросительной интонацией. Настолько неразборчиво и так странно была сказана эта фраза, что Артес, который превосходно знал русский, не уловил в ней ни одного знакомого слова, равно как и знакомого звука, словно сказана она была не по-русски и вообще не на человеческом языке.

Товарищи Раваны за долгое время знакомства с ним научились понимать его тарабарщину.

– Точно сказал! – одобрительно кивнул другу Мстислав. – Болеслав, так за что тебе Див Мирославич по морде врезал?

– Это у тебя морда, родненький, – так же мягко, но с достоинством ответил Болеслав. – У меня лицо.

– Существует теория, – подал голос Чеглок, – что лицо, после подобного… украшения становится мордой.

– Я с ней не согласен, – сказал Болеслав. – Что слышно наверху?

И он движением головы указал на верхний этаж.

– А вот поди да послушай, – сказал Мстислав со злорадством. – Обзаведёшься таким же фонарём с другой стороны.

– Для симметрии, так сказать, – мягко добавил Чеглок, который на минуту вышел из оцепенелой рассеянности и слегка оживился.

Неизвестно, к чему привёл бы этот разговор, но в эту минуту зашёл Авель.

– Вы здесь? – удивился он. – Значит, князь Корвус ещё не выходил?

Не дожидаясь ответа, он развернулся и быстро пошёл к лестнице на четвёртый этаж.

Воины, и Артес вместе с ними, кинулись следом.

К палате Ладимира они подошли все вместе. Авель немного послушал, склонив голову набок, и решительно постучал в дверь.

– Див! – крикнул он. – Срок истёк час назад!

Ни единого звука не доносилось из палаты, и дверь оставалась запертой.

– Див! – снова крикнул Авель и постучал громче – и вновь без толку.

– Этого только не хватало, – прошептал князь и громко обратился к Мстиславу: – Открывай.

Мстислав сильно дёрнул за ручку. Замок сразу уступил его чудовищной силе, и дверь широко распахнулась. Толпа хлынула в палату, и Артес вместе со всеми, но Равана, который оказался впереди, вдруг обернулся и, прежде чем Артес опомнился, вытолкал его за дверь. Артес только и успел увидеть бледного измождённого Ладимира на кровати и что-то чёрное рядом с ним на подушках.

Артес, возмущённый подобным обращением, хотел было снова зайти, но чья-то рука легла на его плечо. Он обернулся.

– Не стоит, родной, – сказал Болеслав. Его тон оставался мягким и вкрадчивым, но Артес уловил в нём едва заметный стальной оттенок. – Не сейчас.

Из палаты доносились встревоженные приглушённые голоса и суета, однако много времени это не заняло. Вскоре из палаты вышел Авель, а за ним все остальные – кроме Мстислава и Чеглока. Лица воинов были угрюмые и хмурые.

– С Ладимиром всё в порядке, – сказал Авель Артесу. – Он спит, и не нужно его сейчас беспокоить. И я бы советовал вам немного отдохнуть.

«С Ладимиром всё в порядке, – повторил про себя Артес, провожая его взглядом. – А с кем же тогда не в порядке?».

Он побрёл к своей палате. Оставаться было бессмысленно – Равана встал у дверей, и ясно было, что он никого не пустит.

Палаты в больнице Братства были в самом деле больше похожи на комнаты, чем на больничные палаты – удобная кровать, свежее бельё, покрытое пледом, возле кровати тумбочка для личных вещей больного и лекарств, деревянный диванчик с подушками у стены и пара стульев – и никаких медицинских приборов, что Артеса вначале изрядно удивило. Однако ему удалось поговорить с Авиценной, и тот объяснил, что лечение оборотней сильно отличается от лечения людей и животных. Из-за непредсказуемого сочетания человеческого и звериного лечение оборотней даже одного вида сильно затруднялось. Никогда нельзя было предсказать, как подействует на них тот или иной лекарственный препарат; по сути, для каждого больного приходилось составлять свой курс лечения и приготавливать лекарства именно для него. Пользовались здесь травами из-за их более мягкого действия, чем у медикаментов. По счастью, оборотни Братства отличались завидным здоровьем, и лечить приходилось травмы, полученные в боях, поэтому главный упор здесь был на хирургию, довольно примитивную. Врачам Братства приходилось быть одновременно ветеринарами – случалось и так, что воинов приносили в облике зверя. А так как звери здесь были самые разнообразные и часто вымершие или не существующие в природе, с хирургией здесь были такие же проблемы, как и с терапией. С этим и было связано отсутствие медицинских приборов.

Авель, не раздеваясь, лёг и попытался читать. Не прошло и четверти часа, как раздался стук в дверь.

Артес крикнул: «Войдите!» – и на пороге возник Мстивой. Как обычно, подтянутый и официально вежливый, он сказал:

– Лорд Рэдворд, Див Мирославич просит вас зайти к нему.

Артес, встрепенувшись и оторвавшись от чтения длинной и ужасно путанной книги под названием «Война и мир», с тихой радостью отложил ее в сторону, не признавшись, тем не менее, себе самому, что понял лишь четверть написанного, и то благодаря многочисленным вставкам французского, который он знал в совершенстве, и быстро пошёл за адъютантом.

***

Приёмную мерил шагами Мстислав. Он мрачно посмотрел на Артеса и так же – на Мстивоя. Мстивой слегка кивнул ему, прошёл вперёд и открыл дверь кабинета, пропуская Артеса.

Шторы были задёрнуты. В подсвечнике на три свечи, стоявшем на столе, зажжена была только одна свеча. Она ещё не разгорелась, и её огонёк, маленький и тусклый, тихонько колыхался.

Такой густой сумрак царил в кабинете, что Артес не сразу различил за столом Великого Князя. На нём была чёрная форма Братства, и сидел он, уткнув лоб в сложенные в замок руки. Лица его видно не было. На фоне чёрных манжет белели тонкие худые запястья. Левая рука чуть шевельнулась. Движение было слабое, но Артес уловил в нём приглашающий жест.

Молодой человек посомневался, так как представлял себе Князя иначе, потом, вспомнив про то, как выглядит сам, решил, что стоит сохранять спокойствие, и сел в кресло.

Князь обошёлся без приветствия, лишний раз показав, что хорошие манеры Братства идут вразрез с человеческими представлениями об этикете.

– Мне нужно знать, – тихим, но звучным голосом сказал он, – все подробности вашего с Ладимиром похода. Желательно начать с самого начала. Точнее, с вашей биографии. И будьте добры, не пропускайте ничего.

По первым звукам этого голоса Артес окончательно убедился в том, что перед ним укротитель Мстислава. Он задумчиво посмотрел на Князя, потом, прикинув что-то в голове, начал:

– Биография моя ничем не примечательна. Мне кажется, что вас не интересуют мои награды в Университете, как и школьные годы. Родители мои погибли. Давно. Мой опекун Джой представил мне Ладимира. Можно сказать, что с этого момента, с похода в Запределье и началась моя истинная биография, что я теперь понимаю особенно чётко. Все, что было до этого – тлен. Лишь одно могу добавить – в поход я пошёл из-за любви. А закончил его из-за долга.

В кабинет без всякого стука зашёл Мстислав. Так же свободно он прошёл вперёд и поставил перед Дивом большую чашку, наполненную, судя по запаху, горячим травяным отваром. Потом, сложив руки на груди, он хмуро спросил:

– Вы её сами взять-то сможете?

– Пошёл вон, – тем же ровным тоном, не отнимая рук от лица, сказал Див.

– А что вы мне сейчас, интересно, сделаете? – ещё более хмуро спросил Мстислав.

– Я бы на твоём месте беспокоился о будущем, – сказал Див и поднял на него глаза.

Мстислав пожал плечами и неохотно вышел. Див проследил за ним взглядом, и Артес смог увидеть его лицо.

На вид князю можно было дать лет двадцать пять. Он обладал редкостной красотой, но был настолько измождён, что его красота потускнела и не сразу бросалась в глаза. Лицо сильно осунулось, черты заострились, в губах не было ни кровинки, и на бледной коже особенно сильно выделялись шрамы – через левую щёку, на левом виске и над правой бровью. Широкий лоб покрывала испарина, тёмные, почти чёрные глаза блестели лихорадочным блеском, но взгляд их был строг и холоден.

Когда за Мстиславом закрылась дверь, он коротко взглянул на Артеса и, снова склонив лицо к сложенным в замок рукам, сказал:

– Я не из-за праздного любопытства спрашиваю вас о вашей жизни до похода. Будьте любезны не пропускать ничего. И расскажите подробнее о вашем опекуне.

Говорил он медленно, не меняя тона. Вообще в его неподвижности и манере говорить было что-то, напоминающее Ладимира в алтаре некромантии.

Артес, пожав плечами про себя, произнес:

– Мой опекун, как вы, вероятно, уже знаете, является оборотнем. Он известный меценат, и заботился обо мне всю жизнь. После моих настоятельных просьб о помощи в женитьбе на моей нынешней невесте, он подыскал мне проводника в Запределье, кем явился Ладимир.

Подумав немного, Артес добавил:

– Джой никогда не был женат, и у него нет детей.

В этот момент Артес понял, что не знает практически ничего о своем самом дорогом человеке, близком друге, почти отце. Он мысленно отругал себя, и решил первым же делом по возвращении в Англию начать тихонько расспрашивать Джоя о его жизни и судьбе.

Див тяжело вздохнул. Похоже, несообразительность Артеса начинала его раздражать.

– Видите ли, лорд Артес, – сказал он, – если я говорю «в подробностях», значит, лучше было бы ответить подробно, и, возможно, не столько для меня, сколько для вас. Вы ничего не сказали мне о вашем детстве и почти ничего о ваших родителях. Говорите, пожалуйста, всё, что помните, даже то, что вам кажется странным, жутким или нелепым. Как можно больше о ваших родителях. Если вам известна история их знакомства и вы расскажете мне о ней, буду весьма вам признателен. Как можно больше о вас самих и о ваших отношениях с окружающими и об отношении окружающих к вам. Представьте себе, будто вы перечитываете свои дневники.

Эти слова, видимо, утомили его. Он задумчиво посмотрел на кружку с отваром, который успел остыть, но всё-таки не взял её.

– Похоже, ваши люди вам верны до гроба, – заметил Артес, тоже посмотрев на кружку. – Ну что ж… Детства своего я почти не помню. К сожалению. Все воспоминания, связанные с родителями, пропали из памяти. Как сказал семейный врач – последствие стресса. Тем не менее, я знаю, что мои родители познакомились во время нападения на карету моей матери. Мой отец и Джонатан спасли ее от разбойников, после чего родители поженились. После их гибели я рос вполне обычным ребёнком, окончил школу, будучи одинаково успешным во всех предметах, и Джой посоветовал мне заняться юриспруденцией и экономикой, чтобы затем вести семейные дела. Хотя меня притягивала медицина… – Артес задумчиво посмотрел на собеседника. – Дар лекаря – один из величайших. Ну, а остальное вы знаете – я встретил мою невесту, узнал про мир, о котором до этого и не догадывался… Вся эта магия, оборотни, эльфы, гномы… И в какой-то момент все обрело смысл и краски. Как я уже говорил – до похода моя жизнь была… обычной, – Артес слегка вздохнул. – А про Джоя мне говорить нечего. Он очень замкнутый человек. Я уверен, что он пережил многое, но со мной ничем не делился.

– И что же… все ваши детские воспоминания пропали?

– К сожалению, все. Хотя… подождите. Было одно, но я до сих пор не знаю, не приснилось ли мне оно.

И Артес рассказал о верховой прогулке с отцом по парку и об услышанном после разговора родителей.

Див слушал его, опустив глаза. Когда Артес закончил, он помолчал немного и сказал:

– Хорошо. А теперь извольте рассказать мне о походе и постарайтесь, по возможности, ничего не пропускать.

…Когда Артес завершил своё длинное повествование, Див несколько минут молчал, как будто обдумывая сказанное. За всё время, пока Артес говорил, он сидел с закрытыми глазами и ни разу не переменил позы. Иногда лорду казалось, будто он сидит один в кабинете и говорит в пустоту. Наконец Див, коротко взглянув на Артеса, сказал:

– Что ж, спасибо вам за то, что вы мне сообщили. Я вас больше не задерживаю. Идите и постарайтесь отдохнуть. Вам недолго здесь оставаться.

– Боюсь, здесь вы ошибаетесь, – сказал Артес, вставая. – Я буду вынужден навязывать вам и вашим людям своё присутствие, пока не удостоверюсь, что Ладимир поправится.

Див не ответил, и Артес, слегка кивнув ему на прощание, вышел.

***

Наутро очнулся, точнее, проснулся Ладимир, и Артес, который неплохо выспался и отдохнул, смог его увидеть. С собой он захватил большой пакет дорогой и полезной еды для лошадей в качестве подношения.

Ладимир и Равана, который исполнял роль сиделки, с лёгким недоумением посмотрели на пакет.

– Думал, чтобы тебе принести, – пояснил Артес. – Как вариант была когтерезка или какая-то специальная штука для расчесывания шерсти. Решил, что корм нужнее и полезнее. К тому же твоим коням я тоже благодарен. За все.

– Спасибо, – ответил Ладимир, и, хоть он бодрился, голос у него был тихий и слабый. – Но не стоило, честное слово. У них тут свой рацион.

Артес, игнорируя Равану и имея смущённый вид, подошёл ближе к кровати Ладимира и сказал от души: