Текст книги "Счастливый слон"

Стоп! А чего ты, собственно, рыдаешь? От этого только мешки под глазами больше станут. Нет ничего невозможного. Сказано ж тебе – пластика творит чудеса. Деньги у тебя есть, вот и потрать их на компенсацию ущерба собственной внешности. Подтяжка, ботокс, что там еще Дашка говорила – липосакция? Можно и липосакцию! Слепим из себя картинку, да ладно, не картинку, себя же двадцать лет назад – пускай тогда утрутся, гады, локти все обкусают. А я себе молодого найду! Решено – сейчас спать, а с утра, на свежую голову, будем заниматься своей красотой. И то сказать – пора и в нее чего-нибудь инвестировать, не все же ей на собственном ресурсе пахать. А потом посмотрим, кто лучше выглядит.

С утра… Утро, впрочем, было весьма относительным, часы на кухонной стене бодро показывали половину второго, а за окном шумел белый день. Ну да чего хотеть после таких ночных загулов? Голова болела, как чугунная, лицо в зеркале не порадовало ну совершенно – и я решила не откладывать претворения в жизнь актуальных ночных решений. Где-то в глубине копошился крошечный червячок, тихо подсказывающий, что издевательство над внешностью не есть верный путь к разрешению внутренних проблем. Зачем тебе все это? Даже если все получится, что это изменит? Ты действительно хочешь нравиться уродам в ресторане? Тут же некстати всплыло, что да, в самом деле, вот уже сколько лет все друзья и знакомые мужеска полу обращались со мной хоть и хорошо, но совершенно безлично, не как с женщиной, а как со старым товарищем. Ни флюидов тебе, ни этакого растворенного в воздухе легчайшего кокетства, которым в лучшие времена было пронизано, казалось, все вокруг, ни взглядов искоса, якобы в глубокой задумчивости, а на самом деле в направлении то ли бюста, то ли ног. Не говоря уж о том, что на улице никто, ну никто сто лет уже внимания не обращал. Я-то думала, это оттого, что они ценят мои высокие моральные качества или, по крайней мере, на них так Америка действует, а оказывается, это я просто уже старая была. А-а-а!

И я, движимая обидой как минимум на половину человечества (и притом, надо заметить, далеко не лучшую половину), задавила червя сомнений в зародыше. Я это делаю для себя. Для се-бя! И точка. Чтобы быть красивой, да, и чтобы нравиться, и чтоб они все сдохли, и чтоб Ник увидел меня, помолодевшую, вспомнил прошлое и все локти себе пообкусал. Потому что так, как вчера, я больше не хочу! И вообще не хочу! И если для этого придется немного потерпеть, я готова.

Поиск в Интернете выплюнул мне целую кучу координат богоугодных заведений, то есть мест, где за мои же кровные из меня снова слепят красавицу. «Дорого!» – кое-где услужливо предупреждали рекламные фразы. Ничего, сдюжим. Главное, чтоб красиво. Почитав, я выбрала для себя пяток предложений, ориентируясь, в основном, на грамотно и осмысленно составленные фразы. Ну, и на адреса, естественно, – хотелось бы поближе к дому, на всякий случай.

Остаток дня я посвятила отмоканию в ванной, детальному изучению собственного организма и составлению перечня деталей, которые хотелось бы «уточнить». Звонила Дашка – узнать, куда, собственно, я вчера подевалась. Я, объяснив свой внезапный уход столь же внезапной мигренью и поздним временем, заверила ее, что в остальном вечер был просто чудесным. В текущие же планы свои посвящать благоразумно не стала. Пусть для нее потом тоже будет сюрприз.

Первая из выбранных мною клиник, где обещали задорого вернуть прежний облик, мне не понравилась. Меня там как-то не ждали. Нет, я заранее не записывалась – еще чего, но, как говорил Карлсон, они должны были надеяться! А они – нет. И место было какое-то унылое, даром что на соседней улице, даже ехать не пришлось. Кафельный подвальчик, зеленые колючие коврики, пластмассовый мрамор и унылая девица в белом халате за столиком регистрации.

«А врача нет… Когда будет, не знаю… Вы без записи? Ах, только на консультацию… Ну, не знаю. Вот наш прейскурант, посмотрите, что вас интересует».

«Прейскурант», представляющий собой несколько распечатанных листов в пластиковой обложке, я даже смотреть не стала. Брезгливо отодвинула, повернулась и вышла. Нефига. Если хотят получить моих денег за мое же лицо, пусть пляшут. А не хотят плясать – пойду к другим.

Другие были не прочь. И сплясать, и спеть, и денег моих огрести. В их конторе, находившейся ближе к центру, за Белорусским вокзалом, и места было побольше, и отделка дороже, и персонал поуслужливей. Меня усадили на кожаный диванчик под фикусом, налили чаю, принесли красивых картинок и предложили в ожидании доктора, который «вот-вот будет», сделать пока что-нибудь прекрасное, да хоть маникюр. Я, поддавшаяся общему, особенно по контрасту с предыдущим, обаянию места, расслабилась и согласилась. Это их и сгубило.

Маникюр мне сделали, и сделали в общем неплохо, порезав только два раза, но денег за это захотели… Нет, они хотели не просто так, они мне долго объясняли, не жалея при этом красивых слов, какая у них элитная, эксклюзивная и вообще особенная методика, но ведь глаза-то мне еще не зашили. Слова словами, а я же вижу, что они делают. Пусть будет дорого, но ведь не за слова же… В общем, с этим местом я тоже рассталась без сожалений.

Удача настигла меня, как в сказке, на третий раз. Там, в заведении неподалеку от Маяковки, в тихих Ямских переулках, врач-кудесник случайно оказался на месте. Вообще-то он страшно занят, доверительно объяснила мне хорошенькая сестричка, но мне так повезло, так повезло… У доктора есть лишних полчаса, вот он как раз меня и посмотрит. И тогда сразу назначит. У него золотые руки, к нему запись идет за полгода, пол-Москвы желающих, а мне вот обломилось… Задрожав от нетерпения и страха, я шагнула к доктору в кабинет…

Доктор оказался достаточно молодым, восточной внешности, в очках и белом халате. Он предложил мне сесть, узнал, чего я хочу… Это, кстати, было не так просто, потому что я растерялась и бормотала что-то невнятное, но он терпеливо слушал и делал вид, что понимает. Впрочем, это, наверное, наработанная годами профессиональная практика. В общем, смысл был в том, что я хочу выглядеть моложе на двадцать лет, а что для этого нужно, пусть он, как специалист, мне и скажет. После чего доктор довольно противно крутил мое лицо туда и сюда, дергал за нос, поднимая его кверху, щупал под челюстью и мял щеки. Я чувствовала себя куском мяса и хотела его укусить. Наконец, закончив экзекуцию, он вернулся к себе за стол, скрестил длинные изящные пальцы и обратился ко мне с речью.

– Ну, можно сказать, что вам повезло.

Опять! Просто праздник какой-то. Впрочем, я еще не отошла от ощущения себя мясом и была внутренне взъерошена. Зато то, что я услышала потом…

– Я бы не советовал вам делать обычную круговую подтяжку. Это стандартное решение, его вам предложат в девяноста пяти процентах мест, банальная операция, их тысячами делают. Но вам, если честно, это уже поздновато.

Ох, и ни фига ж себе. Поздновато. Это, выходит, лет в тридцать надо начинать, что ли? Но я промолчала, а он продолжал.

– Что предлагает эта устаревшая методика? Разрез за ухом, отслоение кожи, ее натяжка и закрепление швом, идущим вот тут, за ухом. – Он показал на себе пальцем, где именно. – Что мы имеем в результате? Лицо утрачивает естественность, меняется разрез глаз, ползет линия рта, появляется шов за ухом, в зоне которого часто выпадают волосы. Кроме того, эффекта от такой операции хватает максимум лет на десять, а гораздо чаще на пять, после чего ее необходимо повторять. Тем более, в вашем возрасте, когда кожа уже истончается и становится суше, сам видимый эффект может быть не столь заметен…

Вот и опять он про возраст. Кошмар. К чему он все это клонит – я такая старая, что мне даже подтяжку поздно делать?

– И даже если мы прибегнем к усовершенствованной, более глубокой операции, с подтяжкой не только кожи, но и подкожной клетчатки, я бы не поручился за результат.

– А в чем же тогда мое везение, доктор? – не выдержала я.

– Я к этому подхожу. Везение заключается в том, – тут он сделал значительную паузу, – что только в нашей клинике мы делаем пластические операции омоложения по совершенно уникальной, новой, лично мной запатентованной методике. Мы делаем эндоскопические операции. Они дают мгновенный эффект, убирая лет пятнадцать, не оставляют шрамов, не требуют последующих переделок… Знаете, у меня женщины, сняв повязки, прямо в зеркале себя потом не узнают.

– И я… Мне такое сделать не поздно?

– Нет. Такие операции, конечно, тоже лучше сильно не затягивать, но вам пока не поздно. Может быть, придется совместить со шлифовкой кожи или с пилингом, это мы уже в процессе посмотрим… Кожа у вас неплохая, ее только оживить чуть-чуть нужно, пятнышки почистить, пигментацию убрать…

Ну, хоть что-то неплохо. Я готова была его прямо расцеловать за то, что он счел меня достойной, но что-то отвлекало… А, вот.

– Доктор, а скажите, пожалуйста… Вот вы говорите – эндоскопическая операция. Это значит, если я правильно понимаю, что вмешательство будет… Минимальным, да? И вообще, можно подробнее рассказать?

Он нахмурился. Чуть-чуть, но все же. Я что-то не то спросила?

– Вы имеете отношение к медицине?

– Никакого.

– Тогда я объясню в двух словах. Видите ли, эндоскопическая – это в данном случае означает, что мы не иссекаем, не разрезаем кожу перед натяжкой. Эта операция проводится на более глубоком уровне. Делаются проколы, сквозь них вводятся инструменты, которыми мы отделяем ткани от кости и поднимаем наверх.

– Ткани?

– Да. Мы отделяем не только кожу и клетчатку, как при обычных подтяжках, мы снимаем все мягкие ткани лица, вплоть до кости. Лицо, как и все на свете, подвержено действию силы тяжести, оно со временем обвисает, а мы его поднимаем, поправляем. Как… Ну, как пальто, которое съехало с вешалки.

Мне стало нехорошо. У меня, наверное, воображение очень живое.

– То есть я правильно вас поняла – вы все лицо от кости отслаиваете?

– Именно так. Кожа не растягивается, все черты лица сохраняются. Просто поднимаем на место – и все.

– А если оно того… Не прирастет?

– Это исключено. Наоборот, поскольку мы снимаем все ткани, вплоть до надкостницы, приращение происходит мгновенно. Это же не жир к жиру, это ткани к кости. Процесс сращения начинается уже через два часа после операции. Наоборот, если что-то получилось не так, трудно бывает потом исправить, через двое суток все уже склеивается окончательно.

– И часто получается… не так?

– Не волнуйтесь. Это филигранная работа, но у нас высочайший профессионализм, уникальная методика, мы делаем не одну такую операцию в год, все будет хорошо.

– А потом? Долго надо… в себя приходить?

– Ну, вы же понимаете, эта операция глубже, чем просто подтяжка, соответственно, и реабилитация требует больше времени. Мы сначала закрепляем, фиксируем ткани такими шурупчиками к черепной кости, потом, примерно через две недели, их удаляем… Это совершенно не больно, в костной ткани нет нервных окончаний… Потом не остается совершенно никаких рубцов… А швы на проколы накладываем такими скобами специальными, они потом рассасываются. Мы их в Америке заказываем…

Мне предстало мое лицо как большой лоскут кожи и мяса, отделенный от кости и прихваченный шурупчиками и скобами. Глаза болтались на ниточках, нос повис. Стало плохо. То есть просто физически начало тошнить. Сделав над собой усилие, я дослушала доктора, говорящего еще что-то про нижнюю челюсть, мешки под глазами и компрессионные повязки, поблагодарила его за все, обещала подумать и вернуться, встала и, держась за стенку, вышла на улицу. Отошла от страшного дома сколько могла, прислонилась к удачно подвернувшемуся фонарному столбу и долго хватала ртом насыщенный бензином воздух, стараясь отдышаться.

Нет, ребята. Этого я просто не выдержу. Никакой наркоз не спасет. Придумать же такое – для моего же счастья лицо целиком с кости срезать! При этой мысли мне снова стало нехорошо, я вспомнила пальцы доктора, сжимающие мои щеки, щупающие кожу – глубоко ли придется резать? Нет, не могу. Этот чудесный метод не для меня. Да, если подумать, и обычная подтяжка, пожалуй, тоже – чем она лучше? Слой срезанной кожи будет тоньше?

К тошноте добавилось головокружение. Чтобы не грохнуться в обморок тут же, на улице, надо бы зайти куда-нибудь, выпить водички. Напротив, через Тверскую – когда я успела к ней выйти-то? – мелькнуло слово «ресторан». Удачно. Сейчас сяду, отдышусь, соберу мысли в кучку. Где тут был переход?

Ресторан изнутри оказался несколько мрачноватым, но мне было все равно. Я прошла по полутемному залу с колоннами красного мрамора, нашла себе столик с угловым диваном, забралась в самый угол и раскинулась в облегчении, сразу же сказав официанту, маячившему возле, принести мне водички с лимоном. Пока он ходил, огляделась. Большой зал, несмотря на обеденное вроде бы время, был практически пустым. Только какая-то парочка миловалась на диване за три столика от меня, одинокий мужик сидел у барной стойки, да две миловидные дамы щебетали у окна. Мне даже немного завидно стало – такие они были легкие, беззаботные, какие-то воздушные… И вдвоем. Мне бы сейчас ну хоть кого-нибудь, с кем можно было бы обсудить свою незадавшуюся судьбу.

Потому что с судьбой ну совсем нехорошо получалось. Панацея в виде пластической операции мне очевидным образом не светила. А без нее, соответственно, не будет никакой триумфальной личной жизни, красавца-олигарха на лихом коне и вообще ничего. Будет тусклое угасание в качестве тетки без лица… Или, вернее, с лицом, но которое все равно никто не замечает. Может, все-таки ничего, сделать это самое, как оно… Эндоскопию…

Меня передернуло. К счастью, стакан с водой уже стоял передо мной на столе, я схватила его и залпом отпила половину. Нет. Не будем мы лицо соскабливать. Поживем с тем, что есть. Перемелется как-нибудь.

Я откинулась на спинку дивана и, чтобы расслабиться и сбить тошноту, закрыла глаза. Но тут со мной случилось что-то загадочное – то ли я случайно села в какую-то специальную асану, открыла себе все чакры и угодила прямиком в нирвану, то ли просто тихий ангел мимо пролетел – в общем, на меня внезапно снизошла благодать. Это было совершенно физическое явление, честное слово. Я почувствовала, как будто поток теплого воздуха дунул мне в затылок, слегка взлохматил волосы, мягко пробежал мимо ушей к плечам, словно приобнимая… Как будто кто-то большой и добрый сильно выдохнул у меня за спиной. И одновременно с этим чудесным дыханием такой же теплой волной меня окатило счастье. Вот буквально, никогда раньше такого не ощущала, разве что в ранней юности, после удачного секса с любимым человеком – стало легко-легко и празднично изнутри, как будто меня всю наполнили пузырьками шампанского. Хотелось прыгать, смеяться и петь, и одновременно не двигаться с места, и я как будто растворилась сама в себе и летала, не вставая с дивана… Жизнь мгновенно окрасилась в радужные тона, а проблемы исчезли сами собой.

Операция? На кой она мне хрен? Я и так красавица и умница, у меня за плечами замечательно прожитая жизнь, а впереди будет еще одна, только лучше. Олигархи? Уроды в ресторане? И так полюбят, а не захотят – им же хуже, пусть общаются с китаянками или идут в жопу, я переживу. И, если вдуматься, зачем мне вообще нужна эта болячка на шею, я богата, привлекательна и довольна жизнью, передо мной открыты все дороги, и я могу делать все, что захочу, никого не спрашивая и уж точно не издеваясь над собственной природой. С какого перепугу мне вообще взбрела в голову эта дурацкая идея? Мужики глазами не косят? И слава Богу, наконец-то можно расслабиться, вести себя естественно, так, как хочется, говорить то, что думаешь на самом деле, а не то, что кому-то хотелось бы от тебя услышать, и не стараться понравиться всем подряд. Это же долгожданное счастье, а я морду себе зачем-то кромсать собралась.

На этом радужном фоне я поняла, что зверски хочу есть. Открыла лежавшее на столике меню и тут же нашла себе замечательный суп – овощной, протертый, с сухариками и еще чем-то замечательным, прямо как в детстве, когда мы ездили с родителями в дом отдыха под Москвой. Я немедленно его заказала, а про остальное – второе или десерт – решила подумать потом. Официант принес мне корзиночку с хлебом и мисочку с маслом, в корзиночке оказались чудесные рогалики, сухарики и горячие пампушки, масло цеплялось на них сливочными завитками и таяло во рту, жизнь была прекрасна, я сидела счастливая, как слон, а сейчас еще суп принесут…

И тут в нее вперся он. Вернее, нет. Не так. Сначала явился официант с подносом, на котором не было ничего, кроме салфетки. Он аккуратно положил ее передо мной на столике и тут же исчез. В недоумении я взяла салфетку в руки – на ней синей ручкой было написано число 200. И что бы это значило? Я завертела головой в поисках официанта, но он, похоже, нарочно прятался от меня за колонной, потому что обнаружить его не удавалось. Ну и ладно. Я совсем было собралась кинуть салфетку куда подальше и вернуться к своим рогаликам, как вдруг на меня напал чих. Раз, и два, и еще три раза – просто беда. Глаза тут же заслезились, нос наполнился соплями, бр-р. Наверняка у них тут жутко пыльно, не чистят свои диваны, паразиты. Отчихавшись, я автоматически поднесла к носу все еще зажатую в руке салфетку и высморкалась в нее. Вот зачем она была нужна – что ж, очень кстати, только все равно лучше бы пылесосили.

Кинув салфетку в пепельницу, я вернулась к еде. Тут же вернулся и официант, причем не просто так, а с моим супом. Он был совершенно правильный, точно такой же, как в детстве, бархатистый и ароматный, я окунала в него рогалик и ела, причмокивая от счастья. Этот-то момент он и выбрал, чтобы вломиться в мою жизнь, как слон в посудную лавку.

Мужик, сидевший до этого за стойкой бара. Приперся, навис над моим столиком и воззрился на меня вопросительно. Невысокого роста, в темно-сером костюме, рубашка светлая. И галстук. Галстук был вообще зашибись. Светло-салатовый, в диагональную сиреневую полоску, и еще какие-то собачки там бегали. Отпадный галстук, жалко, я часы не разглядела. Но все равно – я не люблю, когда мне мешают есть, даже если я в нирване, а мужик в галстуке, поэтому я отложила ложку и подняла на него мрачно-выразительный взгляд.

– Ну? – спросил меня человек-галстук слегка раздраженно, как будто я была ему должна.

– Что ну? – огрызнулась я в том же тоне.

– Я ж там написал, – пояснил он, как будто муху отгонял.

– Вы о чем? – Привязался же псих на мою голову, а официанта опять как ветром сдуло. Этак и суп остынет.

– Так я не понял, – на лице у мужика проступило какое-то даже будто обиженное выражение. – Так да или нет?

И тут до меня дошло. Мама дорогая, это ж он мне оказывает внимание. Или – как это называется – снимает. Вот так, средь бела дня, при всем честном народе, пытается купить мои, можно сказать, личные услуги. А эта чертова салфетка – так на ней, оказывается, было написано его щедрое предложение. Сколько там было? Двести? Интересно, рублей или долларов? Наверное, все-таки долларов, рублей как-то совсем уж смешно. Да-да-да, кажется, Дашка рассказывала что-то такое, как снимают в ресторанах, это надо же, вот и я удостоилась, черт побери, а я-то тут сижу… И ради вот этого я хотела себе всю морду искромсать?

Я разозлилась. Не всерьез, а даже как-то весело, но тем не менее бурно. Те же пузырьки, что наполняли меня легкой радостью, теперь словно вспенились и выплеснулись за край, как бывает, когда в шампанское кидают кислую ягоду.

– Мужик, – спросила я его ядовито, как только могла, – ты на себя в зеркало сегодня смотрел?

Мужик, похоже, опешил.

– Ну да, – ответил он, но как-то неуверенно. – Смотрел, а что?

Я прищурилась и окатила его оценивающе-презрительным взглядом.

– Не, а что, что не так-то? – мужик занервничал еще больше. – Галстук, что ль, к костюму не очень? Так мне его стилист подбирал.

Я не выдержала. Меня, можно сказать, прорвало. И в четком соответствии с недавними своими мыслями о счастье я честно сказала ему все, что думала.

– С галстуком у тебя все в порядке, классный галстук, и стилист замечательный, но ты же мне не его предлагаешь, правда? И не кошелек, с которым у тебя, похоже, тоже все хорошо. Про кошелек с галстуком я бы, может, еще и подумала, но ты же мне не их суешь – себя, любимого. А на себя, на себя-то ты как следует поглядел? Ты же ростом, елки, с сидящую собаку, у тебя ногти обгрызенные, а все туда же. Я тут ем! У меня суп стынет, а ты пристаешь со своими салфетками! Дожились, вообще! Что за манеры-то у публики? В ресторан женщине сходить нельзя! Все! Отстань от меня! Не хочу больше разговаривать!

Я схватилась за ложку. Хотела было кинуть в него сгоряча, но все-таки удержалась. Мужик постоял пару секунд, шевеля губами, как рыба, вытащенная на берег, повернулся и направился к бару. Дошел, присел, снова поднялся, повернулся и медленно пошел обратно, то есть ко мне. Пока я судорожно думала, надо мне пугаться или нет (а официанта как будто в природе не существовало), он приблизился, протиснулся на мой диванчик, уселся там основательно, положил руки на стол и уставился на меня во все глаза.

– А ты ничего, забавная.

Как будто я мартышкой в цирке работаю.

Пока я подбирала с полу упавшую от изумления челюсть и подыскивала нужные слова, он сделал в воздухе неопределенный жест рукой, и официант сгустился перед ним прямо из воздуха.

– Это… Ты… Принеси сюда, что я там заказал. Я с дамой пообедаю.

Официант кивнул и потрусил выполнять. Я обрела дар речи.

– Я ясно сказала, что не желаю с вами разговаривать. Наглость какая! Я вас сюда не звала! Официант! Перенесите мою еду за другой столик!

Но официант, собака, естественно, всей спиной сделал вид, что не слышит. Тогда я вскочила, схватила одной рукой сумку, другой тарелку с супом – не оставлять же врагу – и стала выбираться из-за стола.

Стол с диваном, за которым я сидела, был угловым и прямоугольным. Я сидела почти в самом углу дивана, с длинной стороны стола, а мой непрошеный сосед сел с короткой и тем самым закрыл мне удобный выход. Пока я пробиралась, зажатая между диваном и столом, с занятыми руками (причем в одной из них была, на секундочку, почти полная тарелка супа – вы представьте себе эту картину), он, конечно, успел вскочить, обойти стол и встретить меня на выходе.

– Ну, не сердись, что ты какая горячая-то… Садись обратно, счас пообедаем…

И еще улыбался, едва смех даже сдерживал, подлец.

Я совершенно не собиралась ни садиться обратно, ни делить с ним трапезу, ни даже вообще разговаривать, поэтому на это издевательское предложение смогла только прошипеть что-то почти нецензурное… Он сделал еще шаг в мою сторону, мы оказались почти вплотную, я шарахнулась…

И, конечно, случилось неизбежное. Мой суп выплеснулся (вообще удивительно, что он раньше-то этого не сделал) – и оказался на дорогом пиджаке моего визави. Не весь, конечно, но вполне, вполне достаточное количество. И даже на галстук попало. А на мне, поскольку я вся такая нервная и двигаюсь быстро, не оказалось ни капельки.

После кульминационной сцены, по всем законам жанра, происходит затишье. Мы оба застыли, взирая на последствия битвы. Злость моя сама собой прошла. Даже, наоборот, было как-то неловко. Не каждый день все-таки обливаешь человека супом. И потом, за мной, никуда не денешься, стоят поколения интеллигентных предков, для каждого из которых подобный инцидент стал бы если уж не причиной уйти в монастырь от позора, то поводом принести искренние извинения – точно. Инстинкты сработали и во мне. Я быстро поставила злополучную тарелку на стол, схватила салфетку (другую) и стала смахивать остатки супа с лацканов пиджака, причитая что-то про ужасную неловкость и нелепый случай. Причем в другой руке, как дура, продолжала сжимать свою сумку, которой время от времени задевала несчастного по разным частям тела.

Мужик же, отдать ему должное, перенес катастрофу достаточно спокойно. Во всяком случае не орал и не возмущался, а ведь мог. Но нет, просто стоял и наблюдал за мной, а минуты через две пресек мои прыжки.

– Да ладно, не стоит беспокоиться, оставьте вы этот пиджак в покое.

Надо же, мог бы убить, а он на «вы» перешел. Я остановилась и замерла с грязной салфеткой в руке. Он смотрел на меня и улыбался. Не такой уж и противный. Да и росту не такого уж низкого, все-таки с меня, а не с собаку. Зря я его так. Я тоже смущенно улыбнулась.

– Ну уж теперь-то, может быть, вы присядете пообедать со мной?

Я послушно присела на краешек дивана. Прислушалась к своим ощущениям и поняла, что есть совершенно не хочу. О чем тут же зачем-то и сообщила. Наверное, не пришла еще в себя от потрясений.

Мужик реагировал стоически.

– Ну, если не пообедать, то, может быть, поужинать? Я все-таки вам обед испортил, с меня, так сказать, причитается. И… Это… Я тоже должен извиниться…

– А вы-то за что? – нелепо вырвалось у меня.

– Ну, за салфетку эту… Честное слово, не нарочно. Не разглядел. Перепутал. Думал, девочка скучает, время раннее… А потом гляжу на сумку на вашу – вижу, ошибся. Извините.

Пока я судорожно пыталась решить про себя, хорошо или плохо то, что он перепутал меня с девочкой, мужик осторожно порылся в мокром кармане, вытащил визитку, написал на ней что-то и протянул мне.

– Вот. Я там мобилу записал, это моя прямая. Василий.

– А почему Василий? – Я какая-то уж совсем была плохая, мне отчего-то показалось, что он так называет эту самую мобилу. Собственно, меня удивил даже не сам факт, а то, что мобила – это же она, а Василий – имя мужское.

– Зовут меня Василий. А что? Нормальное русское имя.

– Да-да, конечно. Извините. А меня – Лиза.

– Очень приятно. Так вы позвоните мне, Лиза. Сходим, в оранжерее посидим. Прям хоть сегодня.

– Спасибо, Василий. Я подумаю. Может быть, на днях. До свидания.

Я повернулась и вышла из ресторана, на ходу ошалело размышляя, при чем же тут, к черту, какая-то еще оранжерея. Других проблем у меня на тот момент в жизни не было.

Влившись «в струю» и ознакомившись с особенностями Города, наша фея в компании своих подруг завертелась в радужном хороводе мест и событий, составляющих основу регулярных будней каждой приличной феи. Помимо уже описанных выше ритуалов, таких как обязательное посещение кафе и ресторанов, причем каждого заведения – в строго определенное время, у фей есть еще некоторое их количество. Я имею в виду – ритуалов, связанных с посещением феей определенных мест.

Скорее всего, с полным перечнем подобных мест нам ознакомиться все равно никогда не удастся, сколько не подсматривай за тайной жизнью волшебных созданий, но за то, что к таким местам можно смело отнести фитнес-центры и салоны красоты, я могу практически поручиться.

Чем феи занимаются в фитнес-центрах, я, если честно, не знаю. Мало того, что они не выносят над собой никакого насилия, включая физические нагрузки, им еще и достаточно неприятен тесный физический контакт с обычными людьми, избежать которого даже в самом лучшем фитнес-центре довольно сложно. Может быть, фитнес – это своеобразная епитимья, которую феи накладывают сами на себя за какие-то неведомые нам грехи. В любом случае, подсматривать за феей в таком состоянии мне кажется неоправданно рискованным занятием. Лучше понаблюдать за чем-нибудь более безопасным.

Каждая уважающая себя фея обязательно посещает салон красоты. Делает ли она это в одиночку или же в компании с подругами, в данном случае не так уж и важно, этот ритуал предназначен не для обмена информацией, а для несколько иных целей. Зачем фее нужно непременно посещать заведения, цель которых – создание и поддержание физической, или телесной, красоты, остается загадкой. Как мы уже знаем, феи – существа далеко не телесные, и кроме того, обладают красотой изначально, по определению, что не мешает им проводить в указанных салонах довольно много времени. Впрочем, не надо искать здесь логики, феи, как мы тоже уже не раз замечали, создания нелогичные.

Я где-то слышала, что среди фей, тем не менее, существует поверье, что неукоснительное соблюдение данного ритуала способствует более длительному сохранению покрывающей тело феи волшебной пыльцы. Дескать, все эти притирания, намазывания, массирования, обертывания и прикладывания каким-то образом делают пыльцевой покров более липким и плотным, отчего он начинает держаться прочнее и дольше не осыпается. Не знаю, насколько это достоверно с точки зрения химии, поскольку состав волшебной пыльцы вообще никаким анализам не поддается, мне бы лично во всем этом виделась простая материальная опасность, что уплотненный слипшийся покров начнет, в случае чего, отваливаться прямо кусками, но, возможно, я просто злобствую от зависти, а феям в этом месте виднее.

Из аналогичных соображений – заботы о сохранении пыльцы – феи так любят приобретать всевозможные парфюмерно-косметические средства. То и дело среди них проходит слух, что вот такой-то крем, созданный в зарубежной лаборатории (уж не знаю, какой именно смысл феи вкладывают в слово «рубеж», ведь никаких земных границ для них изначально не существует), включает в себя совершенно магические ингредиенты, если уж не саму волшебную пыльцу, то ее искусственный аналог или даже натуральные выжимки из пыльцы использованной (хотя такой как будто в природе нет), и если намазать его в полной темноте при низкой температуре… В общем, феи радостно делятся друг с другом новостями, массово обзаводятся новым чудесным средством, быстро разочаровываются, но тут же ловят новый слух, что вот на сей-то раз… И все повторяется сначала. В чем-то прелестные феи до милоты наивны и доверчивы, как малые дети. Впрочем, эта доверчивость может быть связана с другой особенностью мировосприятия фей, о которой мы поговорим несколько позже.

Кроме парфюмерно-косметических магазинов феи очень любят магазины одежные. Судя по всему, эта любовь, вернее, привязанность (феи не способны любить) вполне взаимна, и очень многие магазины, особенно те, что подороже, зачастую ориентируются в подборе своего ассортимента именно на вкусы фей. Ничем иным я не могу объяснить засилье в этих самых магазинах совершенно неносибельной в условиях реальной человеческой жизни нарядов – всех этих ленточек, сеточек, неровных, словно ободранных, подолов, струящихся линий, тоненьких лямочек, прозрачных лифчиков и бессчетного количества блесток. Что, с другой стороны, неизбежно должно производить впечатление именно на фей, у которых существует свой, достаточно странный с привычной точки зрения, дресс-код. Сюда же, кстати, можно отнести и высоченные, тонкие как иголки каблуки, на которых любая человеческая особь не в состоянии сделать даже двух шагов, без того чтобы, в лучшем случае, не подвернуть себе какую-нибудь конечность. Иное дело фея. Будучи воздушно-эфирной по своей природе, она вообще при желании могла бы летать, не касаясь ногами земли, так что никакие каблуки ей для этого не помеха. Кроме того, многие феи убеждены, что с плотно закрытых участков тела пыльца никак осыпаться не может. Этим я объясняю пристрастие фей к высоким, едва ли не до колен, сапогам при любой погоде, включая и летнюю жару. Ну, а желание юных человеческих девочек во всем подражать тем, кто считается общепризнанным эталоном… Оно ведь вполне понятно, хоть и наводит порой на печальные мысли.