Текст книги "Счастливый слон"

Из подъезда я вышла, неся в руках свою обычную сумку, а на плече – дорожную сумку «на три дня». За собой я катила небольшой чемоданчик на колесах. Сперва я вообще хотела обойтись только сумкой – в нее как раз влезал мой ноутбук и немного одежды, но потом решила оставить врагу как можно меньше. Впрочем, только дойдя до метро, я уже раскаивалась в собственной жадности. Таскаться теперь с этим чемоданом… Да и выглядит это подозрительно. Но не относить же его теперь – вдруг днем, когда я явлюсь его забирать, меня будет ждать засада? Впрочем, я все равно захлопнула дверь квартиры, так что и чемодан, и засада могут ждать меня в лучшем случае на лестнице. На засаду-то наплевать, ничуточки, что называется, не жалко, а вот чемоданчик, пожалуй, лучше без присмотра не оставлять, может и не дождаться.

Внезапно меня осенило. Я зашла в булочную, расположенную в соседнем доме, и попросила продавщицу:

– Марьиванна, голубушка, выручите меня пожалуйста? Можно я у вас тут на полдня сумочку оставлю? А то собралась в отпуск, а надо еще на работу забежать, возвращаться не хочется, а с ней тоже не потаскаешься… Будьте ангелом!

Продавщица, с которой мы были шапочно знакомы, молча кивнула, и я с облегчением засунула чемодан в уголок сбоку от прилавка. Одной заботой меньше.

Добравшись до галереи и отперев ее, что сопровождалось бесконечными озираниями по сторонам и прочими шпионскими страстями – даже понимая, что это, наверное, выглядело глупо и мелодраматично, я ничего не могла с собой поделать – я обнаружила там полную тишину и покой. Никто не проводил в мое отсутствие обысков, никто не прятался за стеллажами и под столом. Даже повестки никакой пока не прислали. Ну и хорошо. Значит, у меня есть небольшое пространство для маневров.

Я включила офисный компьютер. Немного подумав, напечатала себе пару нужных документов, после чего стерла оттуда начисто папку с каталогами и оформлениями продаж. Копии есть у меня в ноутбуке, а тут им незачем оставаться. Толстую амбарную книгу, в которой мы вели записи, я, не глядя, сунула в свою сумку. Потом открыла сейф и вытащила из него запас наличности. Не больно-то густо, конечно, перед праздниками я сама, как хорошая девочка, отнесла в банк все, что было. Но тем не менее, на первое время мне в крайнем случае хватит.

Еще в сейфе лежала машина трудовая книжка. Не особенно, конечно, ценный документ, но все-таки. Если сюда придут, я бы не хотела, чтобы у Маши были из-за меня неприятности. Я отыскала конверт, засунула туда книжку и сколько-то денег и написала записку, в которой просила Машу не приходить больше в галерею и по возможности не хвастаться никому своей работой на этом месте. Брошу в какой-нибудь почтовый ящик, авось дойдет. И позвоню еще из аэропорта. Скольким же людям я должна буду позвонить – это прямо список пора составлять.

Оглядев галерею напоследок – вроде, ничего важного я не забыла – я заперла ее и отправилась в небольшое кафе напротив. До открытия банка оставалось двадцать минут – как раз хватит на чашку кофе для бодрости.

В банке я оказалась первым клиентом. Не то, чтобы это имело большое значение – меня все равно тут обслуживали без очереди, по знакомству, но тем не менее. Подлетев к окошку девушки, которая занималась моими счетами, я сунула ей принесенные ведомости и затараторила.

– Леночка, миленькая, выручайте! Только что узнала, у меня тут такой интересный аукцион, филиал Сотби, знаете, безумно ценные вещи, а я недоглядела, мне непременно, обязательно надо успеть, прямо сегодня вечером, сколько у меня там денег на текущем валютном счету?

Девушка, постучав по клавишам, озвучила мне ответ.

– Ой, боюсь, не хватит! Леночка, голубушка, а на рублевом? А ведь у нас там еще и уставные деньги есть? И закрытые, отложенные счета? Скажите, миленькая, а мы же можем их снять, хотя бы временно?

– Можем, конечно, – вежливо улыбнулась мне девушка из окна. – До половины суммы уставного капитала можем снять просто немедленно, а если больше – нужно письменное разрешение совета директоров.

Это мне не понравилось. Особенно вот последнее, про директоров. На всякий случай я решила уточнить.

– Сейчас-сейчас, Леночка, но мне казалось, наши прибыли в последнее время… Я не помню цифр, но… То есть, я же не все начисто снимаю, собственно уставной капитал можно и не трогать. При чем тут совет директоров?

– Порядок такой. Так в уставе записано, и при этом неважно, сколько там остается. Я понимаю, что в вашем случае это простая формальность, вам совет любую сумму утвердит, но – так уж положено. Если хотите, можем до завтра подождать, сегодня-то, конечно, с подписью уже не успеть.

Ну конечно. Вот так всегда. Ты трудишься, трудишься, а как забрать свои денежки, так нате вам – мешают простые формальности. Развели бюрократизм! Но что ж поделать, нам, как говорится, не до жиру.

– Да нет, ну что вы, какое там до завтра. Я же говорю – прозевала, мне сегодня нужно было аукционный взнос уплатить, даже вчера еще! Леночка, миленькая, выручайте, черт с ним, с советом, может, мне и так хватит, давайте снимем все, что только можно, и поскорей, поскорей. И еще все это надо в евро перевести. И срочно кинуть на наш европейский счет, и я помчусь, может, еще успею. Мне ведь этот залог дурацкий платить, аукционный взнос, я так волнуюсь, вдруг все-таки не получится, опоздаю, скажите, если мы сейчас отправим перевод, когда он будет на месте?

Девушка подумала, постучала по своим клавишам еще немного.

– Ну, это же не только от нас зависит, мы-то сразу все переведем, но там корреспондентский счет есть. Все проводки через него идут, мы с ними уже ничего поделать не можем. Но это обычно недолго – если сегодня к вечеру не пройдет, то завтра после обеда точно будет. Да вы не волнуйтесь, мы-то вам что можем, все сделаем.

– Ой, правда? Спасибо, Леночка. Вы прямо ангел. А то я сама опоздала, не сразу узнала, а хочется же успеть. Так давайте тогда мы с вами сейчас все и оформим, а вы уж тогда постарайтесь. Я буду на вас рассчитывать. Что где я тут должна указать?

Так, болтая какую-то чушь и не замолкая ни на минуту, я под леночкиным наблюдением заполнила бумаги, необходимые для перевода средств из рублей в евро, а евро – на счет в венском банке, открытом на мое имя. В общем, все за все, получилось около двух с небольшим миллионов евро. Неплохо, конечно, но это примерно половина вырученного за «шведскую коллекцию», а я, как говорится, была достойна большего. Леночка в окошке все продолжала петь мне что-то такое, что им очень жаль, и вообще-то конечно, но вот порядок, мне нужно так срочно, а сейчас, после праздников, никого и на месте-то нет, может быть, я… Да, и еще им в налоговую придется сообщить, по закону, потому что все равно очень большая сумма. Я, не снимая с лица улыбки, кивала, как автомат, и на все соглашалась. Процесс занял около получаса, и я вышла из банка, сопровождаемая обещаниями, что деньги ни в коем случае не опоздают, что в крайнем случае завтра…

Ну что ж, завтра так завтра, если я до него доживу… По крайней мере, будет хотя бы не так обидно – я сделала все, что могла. Хорошо быть на привелегированном положении, да и вообще не зря я старалась быть с девочками милой изо всех сил. Одних конфет к чаю сколько перетаскала, комплиментов сколько навешала…

И все, можно сказать, псу под хвост. Ну, не совсем, конечно, но все равно. Потому что – это же как получается? Что с любимым мужем, все по-честному, можно сказать, по закону, справедливей некуда, что – с нелюбимым, не-мужем, и нечестно, закон никакой рядом не ночевал, несправедливо как все, а результат все равно один и тот же. Два миллиона, что тут, что там, хоть тресни. Я прямо какая-то Лиза-два-лимона у них выхожу. Обидно даже.

Так, а теперь, лимонная моя Лиза, как раз нужно быстренько поворачиваться и ножками, ножками до Тверской. Можно, конечно, машину прямо тут поймать, но по этим переулкам пока прокрутишься, пешком быстрее будет. Билетик у нас заказан, номерок записан, самолетик в Париж вылетает в три часа дня. Жалко, жалко в Вену не было рейса, туда-то мне ох как надо, ну да ладно. Ладно, ладно. Хорошо хоть так получилось. Прорвемся. Европа невелика, да и банки везде понатыканы. Разберусь как-нибудь. Если уж я тут разобралась…

Ох, не говори, не говори, моя радость, гоп, не проехав Чоп. Причем во всех, во всех смыслах – Чоп. Вот когда – если – выберешься отсюда целая, тогда и будешь хвалиться, какая ты крутая. А поразмыслив немного, лучше и там помалкивать. При желании кого угодно можно хоть со дна моря поднять. Или, по крайней мере, на это самое дно засунуть.

Интересно, будет ли у Сашки такое желание? Станет ли он искать меня по всей Европе? Не ради моих прекрасных глаз, конечно, а ради собственных денег. Два лимона, как это тут называется, деньги без дураков серьезные. Для меня. А для Сашки? Владельца заводов, газет, пароходов? Стоит ли из-за них ловить по миру сбежавшую от него бабу? Это ведь, если подумать, какая неловкость может выйти – похлеще, чем на подарке жене сэкономить. Вдруг до партнеров дойдет? Тем более, если уж это только половина всех денег, то она все равно по-хорошему моя. Вопрос – станет ли он мараться из-за этой моей половины? В сущности, теоретически я, хоть и не жена, тоже ведь с легкостью могла натрясти из него на ту же сумму разных подарков. Так что можно считать, что я просто взяла их под конец оптом. В качестве, можно сказать, морального ущерба. Нечего было на меня ФСБ натравливать на ночь глядя. Так ему и надо.

Ему-то да, а вот мне? Как бы так половчее, не рассчитывая на чужие благородство и щедрость, отрубить на всякий случай за собой все хвосты? Счет в Вене прослеживается на раз, и все движения кредитной карточки с этого счета, соответстенно, тоже. Значит, надо будет как можно быстрее деньги оттуда забрать и переложить. Куда? Куда-то, где счета анонимны, и имени не найти. Швейцария? Это хорошо, но, как мне кажется, долго и муторно, а мне нужно быстро. Быстро, быстро. Ладно, проблемы – в порядке поступления, пусть деньги сперва в Вену поступят, а уж куда их девать, я еще успею придумать, а сейчас мне вообще в аэропорт бы добраться.

Хорошо, что в бизнес-класс регистрация проходит без очереди, меньше придется болтаться в аэропорту, рискуя нарваться на нежеланную встречу. Кто его знает, это ФСБ. И ладно бы только оно, а то если вдруг руководство дружественного банка, паче чаяния, вдруг да узнает как-нибудь преждевременно о моих последних финансовых операциях, да предпримет какие-нибудь соответствующие оргвыводы, так на этом фоне встреча с ФСБ покажется мне радостным избавлением. Нет, пожалуй, лучше даже я и там, за границей уже, до вылета вообще где-нибудь в туалете на всякий случай посижу.

Лихорадочный взмах рукой в потоке машин на Тверской, удачно пойманное такси… Не забыть тормознуть возле булочной, подхватить чемоданчик. Спасибо вам, Марьиванна, выручили, вот вам за услугу, нет-нет, не отказывайтесь, вы мне правда очень помогли. Хорошо, ватрушку в дорогу – с удовольствием. Спасибо еще раз.

В середине дня пробок на вечно загруженной Ленинградке было относительно немного, и нам без особых проволочек удалось миновать окружную дорогу и вырваться на загородный простор. Я сидела на заднем сиденье, вцепившись в сумку, и то и дело проверяла, на месте ли мои паспорта. Мне казалось, что я довольно спокойна, и только руки у меня мелко тряслись, что было заметно по беспокойному шороху перебираемых бумажек.

Остающаяся позади Москва горячо и влажно дышала мне в спину, словно большой, хищный, неповоротливый зверь, который еще не решил, схватить ли ему в последний момент убегающую добычу, или все же, сославшись на сытость текущего момента, отпустить с миром.

Рекламные плакаты, огромные магазинные ангары, зеленые кусты, березки, щит с пожеланием счастливого пути, отблески приближающихся строений аэропорта… Кажется, уже почти. Еще немного…

Регистрация и прочее прошли совершенно спокойно – никто не удивлялся, не хватал меня сзади за плечо, не задавал ненужных вопросов и никак не рвался меня задерживать. Все было тихо и мирно, но почему-то от этого мне становилось только страшней. Естественно, я уже не стала никому звонить. Я бы при всем желании не смогла бы этого сделать, потому что дрожь в руках, начавшаяся еще в машине, не только не проходила, но даже наоборот – к моменту посадки собственно в самолет меня трясло мелкой дрожью всю, да так, что это заметила приветствующая пассажиров стюардесса бизнес-класса.

– Боитесь летать? – сочувственно спросила она, помогая пристроить в ящик наверху мою сумку с компьютером. Я только кивнула, стуча зубами. – А ничего, вы садитесь, пристегивайтесь, вот я вам сейчас коньячку принесу, сразу полегче станет, сами увидите.

Время шло, самолет наполнялся, мимо меня проходили все новые и новые пассажиры. Не знаю, взаправду ли коньяк оказал на меня свое магическое воздействие, или же дело было в чем-то еще, но внезапно меня снова слегка овеяло теплым воздухом, как будто кто-то большой и добрый выдохнул мне в затылок. Мне стало легко-легко и я снова почувствовала в себе давно забытые воздушные пузырьки радости, как будто наполняющие меня изнутри своим светом. Ощущение было страшно приятным и отчего-то знакомым. Когда-то такое уже было… Все будет хорошо…

Самолет тихонько качнулся и начал двигаться. И тут же, как нарочно, у меня в кармане зазвонил телефон. Я быстро вытащила его, чтобы стюардесса не рассердилась, и случайно глянула на экран. Американский номер. Ник. Сама не зная, зачем, я нажала кнопку соединения.

– Господи, Лиза, опять ты пропала. У меня насчет дома вопросы, а тебя нет. Там покупатель появился, серьезный. Я тебя обыскался со вчерашнего дня. Ты где?

– Я? В самолете. Лечу в Париж.

– Однако. Надолго ты?

– Пока даже сама не знаю…

– Извини. Я так понимаю, ты не одна…

– Да нет, не за что. Пока одна.

Ник, похоже, погрузился в одну из своих любимых пауз. Но, не успела я ему заметить, что мне пора отключать телефон, он снова ожил.

– Послушай. Дурацкий вопрос, но если… Если бы я тоже прилетел в Париж?

Я пожала плечами, хотя он, конечно, не мог меня видеть.

– Париж большой.

– Но у нас были бы шансы там встретиться?

– Шанс есть всегда. Нет ничего невозможного.

Я выключила телефон. Бросила его в сумку, закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. И неожиданно для себя самой поняла, что радуюсь этому звонку, как радуются возвращению домой после долгой командировки. И если Ник на самом деле возьмет и прилетит в Париж, то и я ему тоже обрадуюсь. Причем искренне. Он в общем-то, неплохой мужик, Колька. Не без недостатков, конечно, но кто же без них. Главное, он привычный и удобный, и я его сто лет знаю, и, в общем… Если он будет себя хорошо вести…

Самолет, неуклонно набирая скорость, катился по взлетной дорожке.

Однажды, темным промозглым зимним вечером, когда никто не ждал ни доброго, ни худого… Собственно говоря, фея, поглощенная своими обязанностями и хлопотами, забегавшись между кухней и гостевым залом (кстати, а как звучит – поглощенная обязанностями забегавшаяся фея!), даже не сразу это поняла, и не в самый первый момент обнаружила. Просто в ресторан среди прочих посетителей зашла пара, мужчина и женщина, и у женщины была ну очень приличная сумка, то есть просто даже одна из лучших, даже по самым строгим фейским критериям, не новая, конечно, но тем не менее… Фея и внимание-то обратила в основном на сумку, и только потом уже заметила, что женщина находится в крайне мрачном настроении, настолько мрачном, что на нее даже не действуют стандартные уютонаводящие чары, и нужно применять что-то более сильное, и только она, то есть наша фея, собралась это что-то более сильное применить, как неожиданно (то есть, конечно, ожиданно, только этого она и ждала все это невыносимое время, но вот как раз в эту минуту совершенно случайно совсем об этом не думала) почувстовала где-то сзади себя, сзади и немного сверху, такое родное теплое дыхание, и такое привычное счастье, которого совсем не замечаешь, когда оно есть всегда, но которого так не хватает, если вдруг оно…

– Хамти! – выдохнула фея, не веря сама себе и мгновенно забывая про ресторан, про посетителей, про мрачную женщину, и даже про ее сумку. – Хамти! Ты вернулся! – И добавила с новой, не свойственной феям кротостью: – Как же я хочу, чтобы это на самом деле было так!

И невидимый слон, которого наконец-то назвали по имени, от чего он уже успел слегка отвыкнуть, и который дейстительно стоял в этот момент у нее за спиной, немедленно исполнил это ее желание, тут же вернушись к ней на самом деле и окончательно. Наверное, волшебным слонам, так же, впрочем, как и другим волшебным животным, тоже приятнее, понятнее и проще жить именно с феями, которые, не являясь волшебными в полном смысле этого слова, все же, будучи эфирными созданиями, находятся гораздо ближе к волшебству, чем обычные люди из плоти и крови. По крайней мере феи гораздо лучше понимают и умеют ценить находящихся рядом с ними волшебных слонов, исполняющих их желания.

Впрочем, все это было уже совершенно неважно. Слон вернулся, и это значило, что фея снова была свободна, что ей незачем было больше ни на секунду оставаться в этом темном противном зале с запахом, идущим из кухни, в этом ресторане, в этом городе… Она и не осталась.

Хотя, если уж быть точным, не совсем так. В ресторане она, конечно же, не осталась – выпорхнула оттуда в ту же секунду, позабыв даже о собственной сумочке, а уж тем более обо всех этих очагах, и только постоянно проверяя, следует ли за ней так счастливо вернувшийся слон, а вот что касается Города… Ну нельзя же, просто совершенно нельзя, практически невозможно было исчезнуть оттуда прямо вот так немедленно – нужно же было попрощаться со всеми другими, остающимися там феями, и появиться, и показать им себя, а, главное, слона, чтобы ни у кого не могло сложиться ни крошечки впечатления, что, может быть, она…

В общем, прощание с городом несколько затянулось. Встречи, тусовки, завтраки и ланчи в кафе, ужины в других, строго определенных различными ритуалами местах… Несколько раз фее даже удалось мелькнуть в телевизионном эфире, этом единственно стоящем пристанище настоящих фей, за одним приглашением последовали другие, и этим тоже нельзя было пренебрегать.

Но все подходит к концу, и вот пришла пора окончательного расставания с Городом, и фея в сопровождении слона поднялась по трапу самолета – феи, как я уже говорила, несмотря на свою близкую к волшебной природу, предпочитают, по возможности, перемещаться в пространстве вполне традиционными, очень даже человеческими способами, не требующими от них никаких затрат в отношении волшебной пыльцы.

И вот, уже в самолете фея, усаживаясь в свое кресло в салоне первого класса – а феи, как я тоже, впрочем, уже говорила, совершенно не чуждаются комфорта и любят получать его во всех доступных им формах – внезапно почувствовала, что слон у нее за плечом совершает какие-то странные и казалось бы, ненужные в данный момент перемещения. После пережитого фея, надо сказать, очень внимательно следила за всеми передвижениями слона в пространстве. И вот теперь этот слон, ни с того ни с сего, по совершенно собственной инициативе вышел у феи из-за спины и направился к соседнему ряду кресел, где фея тут же, проследив направление его движения, с несвойственным для себя ужасом узнала ту мрачную женщину из уже забытого ей ресторана, с которой ее слон провел столько потерянного времени… То есть, конечно, сперва фея узнала не женщину, а ту самую сумку из очень приличных, и только потом уже собственно женщину, и даже не узнала, а, скорее, догадалась, что это та самая женщина, потому что никакой памяти на человеческие лица у фей, естественно, нет, да и способностей к дедукции, в общем, тоже. Но в таких непредвиденных, если не сказать – совершенно кошмарных обстоятельствах даже у фей просыпается, очевидно, не только несуществующая память, но и какие-то иные внутренние резервы.

У феи внутри замерло отсутствующее сердце. Слона, если ему что-то придет в его невидимо-счастливую голову, нельзя заставить, нельзя вернуть, нельзя переубедить. Вот он решит сейчас по каким-то неведомым никому причинам уйти от нее, своей феи, и остаться жить с этой человеческой женщиной в кресле – и все, и она ничего не сможет с этим поделать, разве что самой стать невидимой, превратиться в незримого близнеца этой женщины и существовать с ними втроем, всегда втроем, всю жизнь, как Орест с Пиладом и Ифигенией. Впрочем, совершенно неясно, при чем вообще тут какая-то Ифигения, ну разве что только для того, чтобы подчеркнуть общую нелепость происходящего…

Но ничего не произошло. Слон постоял немного у женщины за спиной, подышал своим счастливым теплом ей в затылок, взъерошил невидимым хоботом ее темно-рыжие волосы – и, оставшись незамеченным, вернулся обратно к фее, в свой привычный волшебно-эфирный мир. Фея, у которой в этот момент заметно отлегло от того, что можно было бы назвать сердцем, не будь она существом эфирной природы, рухнула в кресло и со счастливо-изнеможденным облегчением закрыла глаза. Самолет выруливал на взлетную дорожку.

Вот такая фее-рическая история. Самое главное, чего мне, похоже, удалось достичь в процессе ее рассказа – это окончательно запутать доверчивого читателя, так, чтобы он уже совершенно не понимал, при чем тут фея, зачем кому-то сдались волшебные невидимые слоны, кто, наконец, украл у президента картину, была ли она украдена вообще, и, строго говоря, был ли мальчик.

Я не сильно покривлю душой, если признаюсь, что в этом, отчасти, и заключалась моя цель. Не главная, конечно, самую главную цель я, может, и сама себе не могу отчетливо сформулировать, и даже не вторая по старшинству, а так, просто так, одна из… Мне хотелось поделиться с вами чем-то таким на заданную тему, но, поскольку рассказывать все совершенно четко и ясно, как на духу, в сегодняшней жизни как-то не слишком принято – многие могут обидеться, другие совсем не хотят, чтобы про них вообще что-то было рассказано, а уж феи бывают какими скрытными… В общем, я честно старалась. Что-то из всего этого, безусловно, можно извлечь. С другой стороны, ничего однозначного сказано не было. Но вдумчивый читатель, если захочет и задастся целью извлечь отсюда что-то такое, важное для себя… Надеюсь, у него все получится. Даже если ему нужно было что-то, чего в этой басне по определению нет. В конце концов, разве не в этом кроется великая сила искусства?

Воспоминания, собственно, тоже на этом почти кончаются. Нет, остаются, конечно, разного рода подробности и детали, вроде перевода денег из венского банка и их дальнейшей судьбы, выяснения отношений с Ником и последующего условного примирения, возвращения в Америку и покупки домика на Лонг-Айленде. Очень удобно – до центра Нью-Йорка рукой подать, и Женьке, который тем временем поступил в аспирантуру в Принстон, удобно навещать меня, и Ник из Бостона приезжает на выходные с немеряной частотой. Даже чаще, чем хотелось бы, если честно, но это неважно. Много чего остается, кто ж спорит, но это, извините, уже никакая не история, а самая настоящая жизнь. Моя жизнь. И ни в личные, ни в финансовые ее подробности я никого посвящать не хочу. Даже фей с их волшебными слонами. Впрочем, что касается слонов… Пожалуй, я выпишу чек на некоторое количество американских долларов для покупки яблок слонам, бегущим ночью по улицам Манхэттена.