Текст книги "Счастливый слон"

Казалось бы, все устроилось. По крайней мере с легальной стороной бизнеса. Я не сомневалась, что Сашка оформит все в лучшем виде. Но прощались мы как-то неловко, да и после Сашкиного ухода все оставался и грыз, грыз меня какой-то нехороший осадок.

Собственно, даже не какой-то. Шуточки, шуточки эти – вот что не давало мне покоя. И даже не сами шуточки, потому что, действительно, в каждой шутке есть доля шутки, и я ни на секунду не поверила, что отсюда могло бы и в самом деле вырасти что-то серьезное. Нет, еще раз – я не собиралась за Сашку замуж. Совершенно честно и искренне, этого не было даже в самых моих глубоких ночных мечтах, но вот когда он сказал эту фразу – про ребенка, где-то в глубине так схватило… И на какое-то дурацкое мгновение ведь мелькнула, мелькнула сумасшедшая мысль, что и действительно, мы же еще не старые, ведь можно же, наверное, наплевав на все, подхватиться, схватить, успеть… Мне же сорока еще нет, в Америке многие только начинают в этом возрасте заводить семью, современная медицина творит чудеса, особенно если помочь ей в этом деньгами, можно же было бы, наверное, прожить еще одну, совсем новую счастливую жизнь… И нужно-то для этого так немного… И он, Сашка, не придуривается на самом-то деле, ему ведь тоже хочется, среди всех его миллионов, просто нормального человеческого тепла, дома с запахом пирогов, разговоров за столом, детского смеха. И я могу ему все это дать. Он ведь хороший, нормальный мужик, он же, в сущности, не виноват, что, пока он наживал свои миллионы, ему было просто некогда жить по-человечески, строить не империю, а семью, он же… Как он посмотрел на меня, когда говорил про ребенка-то, а… Жалко ведь мужика…

Жалко, да. Вот это-то и плохо. Самое страшное оно и есть. Известное дело, русская бабья любовь. Сперва пожалеть, потом привязаться. А там и не заметишь, как тебя – уже без всякой жалости – снова спишут в утиль.

Но совесть снова лезла и все говорила, все шептала своими нелепыми горячечными губами, что вот зря я так, что так нельзя, что он всерьез, что замуж ведь звал, по-настоящему, что у нас все могло бы быть по-другому, не как у всех…

Пришлось ее как следует одернуть, да и себя заодно. А то не оберешься ведь потом. Замуж звал? Хорошенькое дело – звать замуж уже замужнюю женщину, будучи при этом отчетливо женатым. Даже, можно сказать, очень хорошее дело, выгодное, практически беспроигрышное. И волки, как говорится, и овцы, всем сестрам по серьгам. Но что-то мне подсказывает, что порядочные люди с серьезными намерениями так не поступают.

Но хорошо. Допустим, развод в такой ситуации действительно не проблема. А что тогда, позвольте спросить, остановило его, когда я объяснила – и очень четко ведь объяснила – финансовые причины своего отказа? Если ему так уж приспичило на мне жениться? Существует масса способов решения этой немудрящей финансовой проблемы, было бы, как говорится, желание. Брачный контракт, закрытие определенной суммы на мое имя, трастовый фонд… И не надо мне объяснять, что простой российский миллионер может ничего этого не знать. Все он прекрасно знает. И еще много такого, о чем я даже догадываться не могу. Захотел бы – все бы как следует решил, не такой уж непреодолимой высоты были возводимые перед ним бастионы.

Так что – давайте-ка без этих вот сентиментальных глупостей, уважаемая Лизавета Дмитриевна. Живешь, радуешься, занимаешься делом – и продолжай себе на здоровье. Очень хорошо. Дурака только валять не надо.

Таким образом, худо ли, бедно, но внутренне-технические вопросы можно было считать решенными. Оставалась духовная пища, то есть искусство в чистом виде. Где мне набрать содержимое моей галереи?

Я, конечно, об этом думала. И какие-то предварительные идеи у меня были. Замечательный виртуальный е-бэй в Москве не работал, так что первым делом я отправилась к Центральному дому художника на Крымском валу.

И, наверное, не зря. Там почти на всю набережную простиралась известная всей Москве то ли постоянная выставка, то ли перманентная ярмарка художников и их произведений. Вернисаж, в общем. Я больше двух часов бродила там между рядами, разглядывая картины и лица, но… Результат меня как-то разочаровал. Вернее, не было его, результата-то.

Мне там ничего не понравилось. Ни одну из этих картин, а посмотрела я не одну сотню, мне не хотелось бы повесить у себя в комнате. Возможно, для будущего продавца картин этот критерий не является единственно верным, но других-то я пока не выработала. Как я могу продавать кому-то картины, которые не нравятся мне самой? А то, что я увидела, мне не нравилось. Сплошной кич, яркая мазня, лубки и коньюнктурное подхалтуривание. В общем, одно расстройство.

В расстройстве я пошла собственно в здание ЦДХ. Выпила кофе в буфете, чтобы передохнуть, и пошла осматривать тамошние галереи. Не для того даже, чтобы что-то там выбрать, но, скорее, чтобы присмотреться, с чем работают так называемые коллеги по цеху. Или будущие коллеги.

Этот поход оказался более плодотворным. Во-первых, я поняла, что настоящие, приличные картины все-таки существуют. А там, на вернисаже, очевидно, стоят те, которые никуда не берут. Это немного утешало. Раз что-то в принципе существует, значит, его можно где-то найти.

Во-вторых, мне удалось выработать у себя примерное представление о том, как выглядит средняя галерея изнутри. Как угодно. Были галереи, выставляющие только работы нескольких определенных художников, были те, что специализировались на каком-то отдельном жанре, скажем, пейзаже, некоторые выставляли только антиквариат, некоторые ограничивали себя какими-то другими временными рамками, то есть выставляли, к примеру, только советское искусство тридцатых годов, и так далее. А некоторые представляли собой, без затей, простую сборную солянку. И эта концепция, если честно, была мне наиболее близка. В самом деле, если так можно, то начинать, наверное, надо именно с этого, а уже потом, разобравшись, как говорится, в теме, можно будет выбрать более узкую специализацию.

Ну и, в-третьих, разговорившись там и сям с продавцами, которые легко вступали в беседу, я узнала несколько полезных адресов. Вернее, не адресов, а так, скорее, наметок. Например, мне сказали, что по субботам тут же, в фойе, многие галереи, расположенные в городе, распродают какие-то свои то ли остатки, то ли не вписывающиеся в концепцию работы. В общем, стоит прийти посмотреть. Еще я уяснила, что имеет смысл прогуляться по художественным училищам, посмотреть работы начинающих художников. Ну и еще другого-разного, по-мелочи. Но всякое лыко вставляется в строку, а десять старушек, как известно, рубль.

В общем, через пару дней я, снова стрельнув у Сашки машину, отправилась в экспедицию. Машина мне на этот раз досталась без шофера, в личное пользование, чему я была страшно рада. Хотя и нервничала немного из-за того, что на мой вопрос: «Надеюсь, она у тебя застрахована?», Сашка громко расхохотался и дал мне еще одну визитку своей службы безопасности. «Вот твоя страховка». Я бы, если честно, предпочла бы нормальный страховой полис.

Но дареному, а уж тем более одолженному, коню в зубы не смотрят, и я, стараясь быть предельно аккуратной, накручивала километры по Ярославскому шоссе. Я ехала в Хотьково и Загорск, где, согласно моим изысканиям, должны были во множестве водиться выпускники художественных училищ, не сильно избалованные вниманием столичных галеристов.

И, в общем, все примерно так и оказалось. Поворот на Хотьково я, правда, с налету проскочила, так что первым пунктом моего маршрута оказался именно Загорск, который теперь назывался не Загорск, а вовсе даже Сергиев Посад, отчего я его тоже едва не проехала, но в итоге все вышло к лучшему. Запарковавшись в самом центре города, перед монастырем, я отправилась бродить по окрестностям, задавая прохожим разные нелепые вопросы, и уже очень скоро нашла на одной из боковых улочек небольшой и неприметный художественный салончик. Из примерно полусотни вывешенных там картин – ничего экзотического, те же пейзажи, натюрморты, виды монастыря и цветы – я выбрала около десятка таких, которые могла бы купить немедленно, не вступая в конфликт со своими представлениями о прекрасном.

Казалось бы, странная штука. Ну пейзаж и пейзаж, не говоря уж о натюрморте, чего бы тогда было не купить все то же самое на ярмарке в Москве? Но нет. Почему-то здешние картины виделись мне гораздо более настоящими, что ли. Это были честные добротные работы, может быть, не гениальные, но уж в любом случае не халтура, не кич. И, что было дополнительно приятно, цены здесь были просто на порядок ниже, чем в Москве. Картина среднего размера стоила от двух до трех сотен долларов, что, конечно, не могло не радовать начинающего успешного галериста.

Приглядевшись повнимательней, я поняла, что из десятка понравившихся мне работ четыре явно принадлежали руке одного человека, а еще две были тоже очень похожи. В разговоре со смотрительницей салона – язык как-то не поворачивался назвать эту серьезную тетеньку в синем деловом костюме продавщицей – моя догадка полностью подтвердилась. Да, это один и тот же художник, Исаев, а это – его сын. У них есть еще один брат, и тоже художник, только его картины как раз раскупили. И живут они тут неподалеку, и есть телефон, и они, наверное, будут рады, если возможный покупатель приедет к ним прямо на дом.

Я страшно обрадовалась, записала дрожащей рукой телефон и купила не десять, а только семь картин, три из которых были исаевскими.

Дойдя со всем эти грузом до машины и обругав себя за недогадливость – чего было таскать, когда можно было подъехать, я, наконец отдышавшись, вытащила из кармана телефон и набрала заветный номер.

Художник – отец семества, старший Исаев – оказался дома, согласился меня принять и вполне толково (я заблудилась по дороге всего два раза) объяснил мне, как и где их найти. Во время своего визита я не сказала ему, что у меня открывается галерея, а просто притворилась почитательницей семейного таланта. Впрочем, почему притворилась? Мне и в самом деле очень нравились их работы. В них была какая-то легкая прозрачность, но без приторности, без желания во что бы то ни стало «сделать красиво»… В общем, я пока не профессионал, чтобы это описывать, но картины и вправду были хороши. Я бы даже у себя дома с удовольствием повесила несколько. Хотя, запросто ведь может случиться, что еще и повешу, если дело не пойдет. Ну и что, по крайней мере, все будет не совсем зря.

В общем, в Москву я возвращалась, имея в багажнике уже не семь, а пятнадцать картин, ни за одну из которых мне было не стыдно. А цены у самого художника были еще приятнее, чем в салоне. Я как-то слегка печалилась в душе, терзаясь сомнениями, что, может быть, надо было сказать ему все как есть, в смысле, про галерею. Ну, если вдруг мне предстоит с ним потом долго сотрудничать, то начинать с обмана… И всякое такое. Но я решила, что большой беды в этом все-таки нет, и обмана тоже – в конце концов, я же пока не начала свою деятельность, так что, выходит, и не соврала, и потом, купив у него картины, я взяла на себя весь риск, так что ничего страшного. А выгорит дело – рассказать никогда не поздно, решила я и успокоилась.

Несколько городских видов и маленьких акварелей я удачно купила на ближайшем субботнем развале в ЦДХ, парочку ярких абстракций, скрепя сердце (или скрипя сердцем?) и поторговавшись, все же приобрела на вернисаже… В общем, три с лишним десятка картин у меня так или иначе набралось и галерею уже было, с чем открывать. Для полного спектра не хватало разве что нескольких портретов, но ими, с другой стороны, можно было и пренебречь. Я отдала часть картин в багетную мастерскую, удачно находившуюся по соседству, и сказала Сашке, что открытие вот-вот состоится, можно думать о презентации. На следующий же день он прислал мне страшно деловую даму-пиарщика, которая уже за первый час нашей встречи выпила у меня почти всю кровь.

Строго говоря, эта дама на самом деле была довольно юной девушкой, лет этак двадцати пяти, ну, может, немного старше. Но она была настолько преисполнена сознанием важности своей миссии и собственной в ней роли, что иначе, как «дама», и именно как «дама-пиарщик», называть ее было невозможно даже про себя. Она, собственно, так мне и представилась: «Я ваш пиарщик». Моя пиранья. Да.

Пиранья хотела узнать от меня, что я собираюсь выставлять и продавать в своей галерее, как именно я собираюсь это делать и какая у меня концепция. Это вообще было одно из ее любимых слов – концепция. И еще – проект и конкретно. Узнав, что никакой конкретной концепции ни у меня, ни у галереи нет, она заметно разочаровалась во всем проекте и, будь ее воля, наверное, послала бы меня куда подальше, но конкретно-концептуальная Сашкина тень вставала за мной стремительным домкратом, и просто так уйти она не могла. В общем, о чем-то таком мы договорились, дама обещала «сделать, что сможет» и «действовать на свое усмотрение», на чем мы и распрощались.

Мне было немного стыдно. Понятно же, что все это затевалось для моей же пользы, и что правильная «раскрутка», для чего, собственно, и нужна презентация, гораздо важнее всего того, что я собираюсь продавать, и «концепция галереи» – не просто красивые слова, а двигатель торговли, и все такое… Но все равно, когда я начинала об этом думать, мне становилось мутно. Слова, слова, слова… Важные, нужные, конкретные слова, а по сути-то… Пшик. Ну какой из меня галерейщик, да еще «с концепцией». Но рефлексировать было особенно некогда, и я постаралась отвлечься на более конкретные, то есть, тьфу, серьезные дела.

Среди прочего пиранья велела мне срочно придумать название для галереи. Без этого, сказала она, вообще никуда. Недолго терзаясь, я решила назвать все это дело «Новины». Главным образом, это название было образовано от моей фамилии, но и старорусское что-то тоже в нем звучало. Я сообщила его пиарщице, а та в ответ сказала мне изготовить побольше визиток.

Еще забавно получилось у нас с банковским счетом. Сашка сказал мне, что откроет для галереи счет в каком-то филиале то ли собственного, то ли какого-то дружественного банка, а я, руководствуясь соображениями удобства, уже успела присмотреть себе банк в соседнем с галереей здании, и мы с Сашкой довольно долго препирались, пока случайно не выяснили, что говорим об одном и том же. Надо сказать, что уже в банке я оценила, насколько удобно быть «своей». Никакого ожидания в очереди, девочки улыбаются и щебечут, отвечая тебе на самые дурацкие вопросы. Почему-то здесь система банковского учета оказалась не такой, к которой я привыкла в Америке, а гораздо более сложной. Когда я при случае сказала об этом Сашке, он почти в приказном порядке посоветовал мне «не париться», нанять бухгалтера и – до кучи – хотя бы одного продавца. Но я, боясь, что мне нечем будет на первых порах платить им зарплату и не желая глубоко вгрызаться в начальный капитал, отказалась наотрез. И если насчет бухгалтера у меня и были какие-то основания – что там поначалу считать-то, уж разберусь я как-нибудь со счетами, поставлю нужную программу в компьютер и справлюсь, всяко это будет не сложнее, чем годовая налоговая декларация в Америке, которую я с успехом заполняла много лет, что, учитывая всякие сложности с фирмой Ника и постоянными ремонтами дома, было не так-то просто, – то с продавцом я, конечно, с разгону погорячилась, но поняла это только потом.

Ремонт, тем временем, подходил к концу. Передвижные стенки уже были готовы, и я несколько вечеров подряд развлекалась, развешивая на них картины так и эдак и катая всю конструкцию из угла в угол, добиваясь наилучшего освещения. Я купила в галерею письменный стол для себя, несколько рабочих стульев, и, зажмурив глаза от расточительства, изящный итальянский столик и пару кресел к нему в антикварном салоне на Арбате. Электрический чайник, красивый сервиз, чай-сахар. Телефон и интернет подключили на прошлой неделе. Для оживления обстановки я еще скаталась в оранжерею и привезла несколько кадок с живыми растениями – пальма и вьющаяся ампельная роза. Пожалуй, все готово. По крайней мере, с фасаду. Окончательную дату презентации назначили через две недели.

Дама-пиранья, то есть пиарщик, назначила мне очередную встречу «для согласования списка гостей и меню фуршета». На меню я даже смотреть особенно не стала, а вот список гостей меня, если честно, потряс. Он состоял из ста с лишним человек и занимал три страницы. В легком ужасе – куда я впихну столько народу, они же все разнесут – я пробежала глазами по листам, но кроме слов «пресса», «ВИП», и «специалисты» больше никаких знакомых слов не обнаружила.

– Скажите, пожалуйста, кто все эти люди? – робко спросила я у пираньи. – Нет, пресса, я понимаю, журналисты и прочее, а остальные? Зачем они нам?

Дама посмотрела на меня, как на имбецила.

– Чтобы журналистам было, о чем писать, – сказала она тоскливо.

– А разве… Разве они про галерею писать не будут? – я понимала, что наверняка несу что-то ужасное, но удержаться не могла.

– Будут, – вздохнула дама. – Это информационный повод. Но должно же быть и содержание. Вот его мы и обеспечиваем посредством ВИПов. А специалисты – это чтобы придать вашей галерее общественный и культурный вес.

– А-а, – кивнула я. На самом деле я, конечно, все равно ничего не поняла, кроме того, что пиранья не выдержит еще одного вопроса в том же духе. – Но почему они все сюда придут? То есть, опять же, журналисты-то понятно, почему, и специалисты, худо-бедно, тоже, а вот все эти, – тут я запнулась. – ВИПы? Им-то какой интерес? Вряд ли их так уж волнует мир искусства, чтобы ходить во все галереи подряд, и фуршетом их, наверное, не удивишь, а меня-то ведь они не знают.

– Им любопытно, – быстро ответила моя дама, и внезапно так смутилась, что даже я это заметила. Она покраснела, опустила глаза и из пираньи превратилась в почти нормального человека. – Ну, в смысле, мы же их приглашаем, и стараемся…, – начала мямлить она.

И тут до меня дошло, что именно она ляпнула. «Все эти люди» придут, потому что хотят посмотреть, что из себя представляет та самая фря, которой удалось так лихо олигарха «на галерею развести». Вот же ведь оно в чем дело. Конечно, я сама по себе никого не волную. Но в качестве сашкиной «серьезной» любовницы – очень даже. Мне стало противно. А потом почему-то весело. Пусть смотрят, пусть удивляются. И старая, и не модель совсем, и морда без подтяжки – и все равно. Пожалуйста. Нате вам!

Не переставая злорадно веселиться, я добавила к перечню ВИПов Дашку плюс два человека (на случай, если Мишка с Надей тоже захотят прийти) и окончательно утвердила список гостей.

Дашка, узнав от меня о предстоящем событии, пришла в восторг. Она немедленно потребовала, чтобы я тут же позвала ее в гости, прямо сейчас же, примчалась в течении получаса и не слезала с меня до тех пор, пока не вытрясла достаточно полного отчета о произошедших событиях. Конечно, какие-то подробности (и не такие уж несущественные) я все равно не озвучила, но даже того, что она сумела узнать, Дашке вполне хватило. Она сидела у меня на кухне, глядя на меня во все глаза и нервно прихлебывая шампанское, которое сама же и притащила, чтобы «отметить».

– Ну теть Лиза, ну ты даешь! – время от времени пораженно восклицала она. – И, главное, ведь ни слова, вот тихоня. А я все думала – куда ты пропала. А ты вот что. Ну, конечно, тут еще лето, я тоже отдыхать ездила, туда, сюда, некогда было… А то бы я тебя раньше расколола. Но все равно! Отпад! Орлов! Это подумать только. Как тебе удалось?! О нем все наши девочки мечтают! Молодой, красивый! И ты! С ума сойти! Жалко, что у тебя квартира своя…

– Это еще почему?

– Ну как же! Так бы он тебе снял квартиру! Так полагается. В новом доме, с евроремонтом. У нас одна девочка тоже… Ну, в общем, она теперь в доме на набережной живет.

– Ну какой же он новый, этот дом? Его еще при Сталине построили.

Она поглядела на меня с удивлением.

– Да нет же! Какой еще Сталин? На Космодамианской набережной, высотка такая стильная! Там так шикарно! Но я тебя знаю, ты из своей норы ни за что не уедешь. Тогда пускай хоть машину тебе купит.

– Даш, ты сошла с ума. Какую машину? С какого перепугу?

– Ну так в подарок же! Всем всегда что-нибудь дарят. Такой порядок. Ну, или там кольцо – скажем, Граф с брюликом.

– Нет, я не понимаю. При чем тут какой-то граф? И вообще. Зачем, с чего? Не надо мне никаких подарков. Лучше послушай, какое мы новое дело затеяли.

Рассказ о будущей галерее Дашку тоже ужасно вдохновил.

– Нет, теть Лиз, ну какая же ты молодец! Это надо же так здорово придумать. Галерея! Класс! Это еще лучше, чем машина, я понимаю. Я бы ни за что так не догадалась.

– Даш, ну что ты привязалась к этой машине? И потом, это же не подарок, это совместный проект. Мы партнеры. Я буду там работать, в этой галерее.

Она недоверчиво покосилась на меня, не совсем понимая, что я имею в виду. Но потом, тряхнув кудрями, явно решила не напрягаться и снова заверещала.

– О, теть Лиз, а давай я тоже у тебя там буду работать? Тебе же нужно, наверное, чтобы у тебя кто-то работал? Продавцом или еще как. Ты уже себе кого-нибудь взяла? А это очень стильно – в галерее работать.

Я задумалась. Наверное, вопреки моим утерждениям, что я сама справлюсь, кого-то брать все равно придется. Почему бы не Дашку? Красивая, болтливая и лояльная, что очень ценно. Правда что ли взять ее в продавщицы? С одной стороны, это, конечно, свой человек, а с другой – ну какой из нее работник? Толку не будет, а уволить потом тоже не выйдет, именно потому, что «своя». Нет, не возьму, потом не оберешься. Надо только сказать ей так, чтобы не обиделась.

– Ты понимаешь, Дашунь, – осторожно начала я. – Я пока никого не беру. Мне надо понять, осмотреться, что и как, и только потом… И вообще – зачем тебе в продавщицы? Это же надо там постоянно сидеть, не отойти никуда. А много платить я все равно не смогу. Давай мы лучше сделаем вот что. Давай, ты у меня будешь пиар-агент.

Вот честное слово, сама только что придумала, а какая идея богатая!

– Как это? – не поняла Дашка.

– А вот так. Ты много где бываешь, всех знаешь. Вот и будешь всем рассказывать про мою галерею, как там хорошо. Координаты давать. Или зайдешь туда с кем-нибудь при случае. И если твой клиент, ну, то есть тот, кого ты привела, что-нибудь купит, я тебе буду какие-нибудь комиссионные платить. Годится?

– Здорово! – просияла Дашка. – Отлично ты придумала, теть Лиз. Я даже знаю, кого я тебе приведу. Вот прямо на презентацию и приведу, точно. Ты мне там как раз два места оставила, очень кстати.

– А мама с папой? Я думала, ты их позовешь. Вернее, позову-то я сама, но вы вместе придете.

– Да ну ты что, теть Лиз? Ну куда им в такую тусовку? Совсем этого не надо, даже и не выдумывай.

– Ну как же, Даш? Как я могу их не звать? У меня же больше в Москве и нет никого.

– Ну… – Дашка задумалась, но тут же прояснилась. – А ты их потом как-нибудь позови, отдельно. Все им покажешь, чин чином, вот и нормально. А на тусовку не надо, правда. Так лучше будет.

В другое время я бы, конечно, не стала слушать вздорную девицу, но в данном случае решила с ней согласиться. Меня саму, несмотря ни на какое веселье, все же немного нервировала перспектива оказаться под прицелом лорнетов московской тусовки в качестве любовницы олигарха. Так что, может, при таком раскладе родственников и правда лучше не звать.

За несколько дней до собственно презентации Сашка тоже невольно добавил масла в огонь.

– Знаешь, Лиз, – небрежно заметил он, сидя у меня на кухне. – Ты это… К презентации купи себе что-нибудь такое.

– В смысле? – не поняла я, что он имеет в виду.

– Ну, в смысле тряпок. Я не знаю, платье там вечернее какое-нибудь.

Я мгновенно взъелась. Что он хочет этим сказать?

– Я что, плохо одета?

– Да нет, не плохо, что ты, – успокаивающе хмыкнул Сашка. – Но, знаешь, как-то… Не так. Тут дело такое, народ придет. Надо что-то такое поярче, что ли.

– Вот еще! – фыркнула я. – Что я – попугай?

– Но Лиз, – Сашка посмотрел на меня. – чего ты злишься-то? Это ж, сама понимаешь, ноблесс, который облиз. То есть оближ. В общем, ты теперь будешь фигура публичная, надо соответствовать.

– Ага, оближ. Облиз. Не хочу я, чтобы меня всякие там глазами облизывали. И соответствовать никому не хочу. И потом, раз уж мы заговорили про соответствие, ответь мне пожалуйста, что уж там у нас намечается такое, чему не соответствует мой шанелевый пиджак?

– Какой пиджак?

– Шанелевый. В смысле, от Шанель. Мне казалось, уж с ним-то все должно быть в порядке.

Сашка покосился на меня недоверчиво.

– Это который у тебя пиджак от Шанель? Я его видел?

– Видел, конечно. У меня их, знаешь, не сто. Серый такой. Я в нем довольно часто хожу.

– Так это что – Шанель? Настоящий, в смысле – родной? А стоил он сколько?

– Роднее не бывает. А стоил не помню сколько. Делать мне нечего, такие глупости помнить.

Ну да, если я тебе сейчас скажу, что он с помойки за десять долларов, ты же ведь не поймешь… Хотя Нику я бы, пожалуй, сказала, мы б вместе поржали. Впрочем, не будем о грустном.

Сашка пожал плечами.

– Надо же. А по нему и не скажешь. Он скучноватый какой-то, серый. Нет, ну если правда Шанель… Тебе виднее, конечно.

– Ради тебя я на него бантик привяжу, – хмыкнула я. – С блестками. Поярче будет. Но вообще, Сань, если честно, ты меня сейчас просто потряс.

– Чем это?

– Ну как же? Для выпускника Физтеха и делового человека ты просто отлично разбираешься в женской моде. Я прямо не ожидала.

То ли я действительно попала в правильное, то есть чувствительное, место, то ли мне просто повезло, но, отдать Сашке должное, ему хватило совести смутиться. Ну, или сделать вид, что смутился. Для олигарха это, в общем, нетипично. Смущенный олигарх – в наше время это почти оксюморон.

– Да ладно тебе, Лиз. Я не думал, что ты так… воспримешь. Поступай как хочешь, ты все равно всегда красавица.

Я приняла эту пальмовую ветвь. Или что там полагалось протягивать в знак примирения? Оливу?

– Ты мне лучше скажи, Сань, на картины же, наверное, надо какие-то цены придумать? Ну, в смысле, уже к презентации, да?

– Обязательно. Там наверняка кто-нибудь чего-нибудь захочет купить, ну, из вежливости, ради парада. Так часто делают.

– Вот. А какие цены писать? Если я в два раза подыму от того, что сама платила, нормально будет?

– Смотря сколько ты платила.

Я сказала. Сашка посмотрел на меня недоверчиво.

– Ты их что, с помойки взяла? Что это за картины за такие деньги?

– Нормальные картины. Недорого, да. Художник неизвестный, и не из Москвы. Я не считаю, что это плохо.

– Ну да, – с сомнением согласился Сашка. – Тебе видней. Но меньше штуки никаких цен быть не должно, это вообще неприлично. А лучше несколько.

– Чего несколько? – не поняла я.

– Штук. Тысяч то есть. За картину.

– Да кто ж их тогда купит-то? – испугалась я.

– Их у тебя по двести долларов никто не купит, – пожал плечами Сашка. – А так – есть шанс. Если сумеешь красиво выступить и слова правильные рассказать. И пиджачок поярче не помешает, – поддел он меня напоследок.

Пиджачок я, конечно, менять не стала, не на ту напали, но в день накануне презентации меня, тем не менее, пробило на легкий мандраж. Вообще-то я довольно спокойно, если не сказать равнодушно, отношусь ко всякого рода публичным событиям. Не то, чтобы их в моей жизни было очень много, но те, что все-таки были, я встречала с невозмутимым спокойствием. Во-первых потому, что всегда знала – я красавица, а во-вторых – мне, в общем-то, было наплевать на то, что обо мне думают, подумают или могут подумать посторонние люди. Исключением были только различные массовые мероприятия в Женькиной частной школе, и то лишь потому, что там дело касалось не столько меня, сколько моего сына, и любой мой промах мог отразиться на нем. А уж сейчас, с учетом того, что Женька благополучно находился в другом полушарии, а я не могла перестать думать о том, что я завтра буду говорить или делать, выходило, что нервы у меня изрядно расшалились.

Для их успокоения я села и написала себе завтрашнюю торжественную речь. Вряд ли, конечно, кто-то там будет ее внимательно слушать, особенно ввиду грядущего фуршета, но тем не менее. Я постаралась и сочинила что-то максимально полезное и нескучное на заданную тему, добавила пару анекдотов, несколько пафосных общих фраз… Должно сойти. Мелькнула мысль, не отослать ли набросок пиранье для цензуры, но я вовремя взяла себя в руки. Что это я в самом деле? Спокойно, Лиза. Не дергаться. Крысы придут, понюхают и уйдут прочь. Никого не волнует твоя драгоценная персона, можешь расслабиться. Строго говоря, с самого начала не надо было напрягаться.

Это было правильно. Напрягаться было совершенно незачем. Все действие прошло гладко и весело, как по нотам, причем я подозреваю, что даже если бы я вообще в этом не участвовала, все равно все было бы точно так же. Для этого там был ведущий. Как я поняла, какой-то известный шоумен. Для меня, конечно, они все были на одно лицо, вернее, все – без лица, потому что я не смотрю телевизор, но судя по тому, с каким придыханием закатывала глаза моя пиранья… Про то, во сколько это обошлось, я благоразумно спрашивать не стала.

Ведущий скакал и прыгал, приветствовал гостей, улыбался, болтал в микрофон какую-то немыслимую чушь, иногда, будто что-то припомнив, совал этот микрофон мне, и я, растянув американскую улыбку, выдавала очередной кусочек своей речи. Гости, кстати, явились не все сразу, а текли равномерным потоком – одни появлялись, другие уходили. Из соображений тесноты помещения это было довольно удачно, но осмысленность каких-то речей от этого резко снижалась. Впрочем, какая там осмысленность, просто тусовка. Почему-то среди гостей опять оказалось много блондинистых русалок. Среди них ярко выделялась одна – действительно очень красивая, высокая златовласая богиня, всюду ходишая под руку с очень, очень товарного вида мужиком, правда, восточной внешности. Но зато высоким, нестарым и неотвратительным. В ушах красавицы сияли бриллианты такого размера, что у меня невольно мелькнула мысль – это сколько же херни пришлось ей выслушать за такие камни? Потом, кстати, пиранья объяснила мне, что это была не кто-нибудь, а сама Ирина З., первая леди московского полусвета и глава всех русалок, и что ее появление на нашем мероприятии само по себе большая честь. Я не стала уточнять у нее, была ли она, да и все прочие русалки, в изначальном списке приглашенных. Интересно, а если они все-таки там были, то как ВИПы или как журналисты? Хотя я бы лично занесла бы их в перечень специалистов, if at all. Пару раз в толпе гостей мелькнуло Дашкино личико. Официанты в черных фартуках разносили подносы с фуршетной закуской и бокалы с шампанским, гости толпились, ведущий верещал что-то свое, я скалилась прилипшей к зубам улыбкой… Всем было ужасно весело.