Текст книги "Счастливый слон"

– Нет, Сань, если уж я возьмусь, то я буду, как ты говоришь, из-за этого париться. Я хочу понимать, что вокруг меня происходит. Извини, но я так привыкла.

Он только рукой махнул.

– Ну, хочешь париться – будешь париться, нет проблемы. Я тебе тогда ближе к делу скажу, как чего. Но только это правда все ерунда. Ты лучше про сами картинки подумай. И кого мы на презентацию позовем.

Сашка не остался ночевать и уехал, а я никак не могла заснуть, все пытаясь одним махом придумать, как можно, не имея ни навыков, ни знаний, собрать из кусочков с нуля успешную художественную галерею. В том, что моя галерея должна быть непременно успешной, я ни на секунду не сомневалась, хотя, по правде говоря, не очень себе представляла на тот момент, в чем именно эта успешность должна заключаться. Проворочавшись так и эдак и осознав, что заснуть мне в ближайшее время все равно не удастся, я вылезла из кровати и, завернувшись в плед, переместилась к письменному столу – чтобы было удобнее записывать все пришедшие мне в голову гениальные планы.

Но планы не желали не только записываться, но даже толком составляться. Что, в общем-то, было неудивительно, учитывая полное отсутствие у меня как какой-нибудь конкретной информации, так и общих знаний по предмету. Ну, с информацией можно только ждать, а вот что касается общих знаний… Меня внезапно осенило, где можно было бы припасть к источнику этих самых полезных знаний. Нэнси! Конечно же, Нэнси! Напишу ей письмо, расскажу, что со мной случилось, и попрошу совета. Ведь в этом же не будет ничего неприличного – спросить совета. Тем более, что я со своей будущей галереей нахожусь вообще в другом полушарии, и, следовательно, ей даже не конкурент. И наоборот. Мы можем в дальнейшем развить какое-нибудь взаимовыгодное международное сотрудничество, если только такие вещи приняты среди успешных галеристов, то есть галеристок…

В общем, я влезла в почту и стала сочинять «спаслание». Но дело и тут шло довольно туго – получалось, что надо рассказывать Нэнси все с самого начала, то есть с моего развода, вернее, не развода, а расставания с Ником, а это повергло меня в ненужные воспоминания, которые пошли глубже и глубже, а потом вообще зачем-то скатились к воспоминаниям о моей совсем уж прошлой жизни, когда я, такая из себя счастливая, сидела себе, ничего такого не знаючи, ходила к Нэнси в галерею и покупала картины по интернету.

Стоп. Картины. По интернету. Стоп. Я подняла голову и увидела стоящего прямо перед собой Шишкина. То есть не самого Шишкина, естественно, а картину с соснами, которую, так никуда и не повесив, поставила до поры, прислонив к стене, на письменный стол. И тут я вспомнила, где именно я видела эту картину раньше.

Да в интернете же и видела. На е-бэе. И не просто так видела, а даже хотела купить, и торговалась за нее, помнится, как ненормальная, и все равно ее увел у меня из-под носа какой-то паршивый трансвестит. Я, помнится, даже еще стишки тогда сочинила в досаде и декламировала их Нику за ужином, рассказывая, как прошел мой день.

 
Меня в сети обидел трансвестит.
Пускай за это Бог его простит.
Ведь я ее уже почти купила,
А он увел картину, паразит.
 

Точно-точно. Вот эта самая картина там и была. И сосны, позолоченные солнцем, и глинистый обрыв, и кусочек воды… Только это был, естественно, никакой не Шишкин, а просто неизвестный художник какого-то нордического, то есть скандинавского, происхождения. Конец девятнадцатого века, это верно. То ли Швеция, то ли Дания – продавал его большой аукционный дом, у них там много было похожих картин. И стоили они совсем недорого, то есть относительно, конечно. Торги за «Шишкина» начинались, помнится, долларов с двухсот, а где-то на семи сотнях трансвестит меня и уделал. Да. Интересно, что теперь делать с этим моим открытием? И еще интересно, сколько все же они слупили вчера с Саньки за эту картину? Спросить? Впрочем, какая разница, сколько бы ни заплатил, в любом случае вряд ли семь сотен долларов, уж больно торжественно все было обставлено. Сказать ему, что его, выражаясь современным русским языком, развели и кинули, как лоха? Наверное, все-таки не стоит, даже если это и подтвердит лишний раз мою компетентность в области современного искусства. Сашка огорчится и расстроится, начнется какой-нибудь скандал…

Хотя… Может быть, все в порядке, а я просто мнительная идиотка с амбициями? Этот хозяин – как его, Валя, что ли – говорил ведь, что у него есть экспертиза. Может быть, это и в самом деле Шишкин? А в интернете висела какая-нибудь похожая картина или даже копия?

Я возбудилась и полезла на е-бэй – проверить собственные догадки. Нашла нужную страничку, отыскала того самого продавца. Он, к сожалению, не предлагал в данный момент ничего на продажу, но на своей собственной странице мне удалось найти отложенное когда-то описание лота, за который я торговалась. Совершенно та же самая картина, насколько можно разглядеть по интернетской фотке. И сосны, и кусочек воды. Неизвестный скандинавский художник. Пейзаж. На Шишкина ни намека. Странно. Или – наоборот.

На всякий случай – сама не понимая толком, зачем – я еще раз сохранила и убрала в отдельную, специально заведенную папку описание этого лота. Сюда же попали и данные на продавца, и – совсем уж неизвестно, для чего – данные на купившего загадочную картину трансвестита. После чего выключила компьютер, так и не написав Нэнси никакого письма, и, непонятно чем удовлетворенная, отправилась спать.

Если бы мне пришлось самой выбирать помещение под будущую успешную галерею, навряд ли я нашла бы что-нибудь лучше. Кузнецкий мост, пешеходная торговая улица, да еще здание, соседнее с Домом художника – что может быть удачнее? Помещеньице было небольшим, две комнаты, туалет и крошечная подсобка, но зато с огромной стеклянной витриной, выходящей прямо на Кузнецкий. А зачем мне большое? Я же не торговый центр собираюсь открывать. А для небольшой, изящной, успешной галереи – в самый раз.

Раньше здесь, очевидно, располагался магазин то ли пряностей, то ли индийских товаров, то ли еще чего-то столь же экзотического, потому что все помещение было насквозь пропитано характерными удушливыми ароматами. Я сама в буквальном смысле на дух не выношу индийских курений и благовоний, и даже представить себе не могу, что кто-то по доброй воле мог часами просиживать в подобной атмосфере, а уж тем более зайти туда что-нибудь купить… Вот ведь они и разорились, не так ли? И в конечном итоге все оказалось к лучшему. Для меня.

Если не считать этого запаха, все остальное было довольно симпатично, и я подумала, что можно будет, наверное, обойтись вполне поверхностным ремонтом. Ну там, освежить потолки, покрасить заново стены или, может быть, даже оклеить их чем-нибудь, разобраться с полами. Полы, кстати, были неплохими, дощатыми, выкрашенными в специфический темно-красно-коричневый с матовым блеском цвет. Наверное, это подходило магазину пряностей, или чем они там торговали, но мне казалось мрачноватым. Я бы постелила тут какой-нибудь светло-серый ковролин, например. С другой стороны, люди будут ходить, а в Москве всегда грязно, даже летом, страшно подумать, во что это превратится зимой. Линолеум выглядит слишком просто, так что, может быть, лучше всего будет отциклевать эти же доски заново, перекрасить их во что-нибудь посветлее и лаком покрыть…

Я бродила по комнатам, размышляя и прикидывая так и эдак, когда Сашка, наблюдавший мои движения, окликнул меня.

– Ну что, осмотрелась? Нравится?

– Ужасно нравится, Саш. Чудесно. А уж location – вообще лучше не придумаешь.

– Что лучше не придумаешь?

– Location. В смысле, извини, месторасположение. Неважно.

Я, в общем, редко сбивалась на английский и специально старалась за этим следить. Эта привычка образовалась у меня еще в Америке, в попытке сохранить сыну Женьке нормальный русский язык. А уж тут, в Москве, это было более чем естественно, но иногда вот пропирало некстати. Некоторые фразы как будто специально созданы для произношения по английски. А в результате – в лучшем случае недоуменные взгляды.

– Я тут тебе телефончиков накопал, – продолжал тем временем Сашка. – Специально у помощника своего взял для тебя. Держи. Эти люди мне и офис, и квартиру оформляли. Ничего так сделали, стильно. Ты скажи, что по моей протекции, пусть прикинут, что здесь и как. Смету потом мне отдашь.

Молодые люди, пришедшие из прекрасной фирмы, специализирующейся на художественном оформлении интерьеров, мне как-то не полюбились. Один был весь вертлявый и цепкий, и в своих узких джинсах, черной обтягивающей рубашке и почему-то кедах больше всего напоминал некрупную бесхвостую обезьяну. Впрочем, сам он совершенно отчетливо считал себя большим художником и творческой личностью вообще. Другой был в нормальном костюме, но зато с хвостиком. В смысле, у него были длинные волосы, завязанные сзади шнурочком, и вся эта конструкция живенько так свисала над воротником пидажка. На визитках у черного было написано: «Дизайнер», а у хвостатого: «Архитектор». Хвостатый довольно быстро вытащил рулетку и стал везде бегать, прикладывая ее туда и сюда, при этом поминутно роняя, а черный взял на себя миссию общения с заказчиком.

Со мной он разговаривал «через губу», поминутно употребляя слова «пространство» и «перспектива», и всем своим видом показывая, что такой пожившей и даже вообще отжившей свое тетке, как я, пристало открывать в лучшем случае прачечную, но уж никак не художественную галерею.

Устав слушать про «преломление света на призмах откосов», я попросила его не париться, быть проще и вообще нарисовать мне картинку. Он обиженно замолчал, вытащил из сумки тоненький ноутбук, присел на корточки у стены и защелкал клавишами. Его хвостатый товарищ убрал рулетку, подошел и навис над ним в скорбной позе. Весь вид этой скульптурной группы красноречиво говорил: «Вот, что приходится выносить творческим людям по капризу тупых толстосумов». Мне было, конечно, интересно, что же они сумеют в итоге изобразить, работая в такой позе, без стола и мыши, но затягивать эксперимент бесконечно тоже не хотелось, поэтому я вытащила из своей сумки лист бумаги, карандаш и твердую папку. Да, я специально завела себе такую твердую папку формата А-4, на которой гордо написала слово «ремонт». Как взрослая. Впрочем, я всегда так поступаю, когда мне нужно делать какое-то большое грязное дело. Папку, а в ней тетрадочку, а туда записывать все-все-все, что относится к делу. Очень удобно. Подрядчик тебе: «А вот я там еще то-то и то-то», а ты открываешь папочку и в ответ: «Нет, голубчик, вовсе даже не то, а вот это, тогда-то и тогда-то, и уже оплачено, вот у меня и ресипт сохранился». То есть, пардон, расписка. Ему и крыть нечем.

Мальчик-обезьян, он же дизайнер, презрительно взглянул на протягиваемый ему карандаш с листком, но спорить не посмел. Минут через двадцать на листке среди резких штрихов и прочих каракулей стало проступать нечто вроде контуров моего помещения, там и сям перегороженного какими-то дурацкими арками, гнутыми проемами и ломаными углами. Я смотрела на это с грустью.

– Знаете, – не выдержала я наконец, – мне бы хотелось… Э-э… Как-то не загромождать пространство, что ли. Оно у меня, сами видите, и так-то не очень большое. Кроме того, весь свет идет из окна, а если вы его отгородите аркой, то у дальних стен вообще темно будет.

Художник окинул меня огненным взглядом.

– Преломление света, – был мне ответ, – создает дополнительное разбиение пространства на сложные зоны. Это добавляет интимности и изолированности, и в конечном итоге приводит к удлинению перспективы, тем самым заставляя пространство растягиваться. Это его увеличивает, а никак не уменьшает. Кроме того, сейчас в моде такие вот раздробленные линии, все только их и просят исполнить.

Я вздохнула. Ну что мне, спорить с ними, что ли? Объяснять, что у меня тут будет галерея, а не интимный салон? Себе дороже, только время ведь терять. Я притворилась, что он меня убедил, и еще немного побеседовала с ребятками про покрытия стен и пола. На пол мне были предложены, кажется, итальянские кафельные плитки под каррарский мрамор и крокодиловую кожу, «чтобы создать различные зоны в интерьере», а на стены – то ли дамасский шелк, то ли лионский бархат. А, да, и еще зеркала. Половину помещения предлагалось вымостить зеркалами, опять же с целью смещения перспектив. Как среди всего этого предполагалось развешивать какие-то картины, ради которых, собственно, все и затевалось, мы не обсуждали.

Через два дня из фирмы с курьером прислали эскизы дивной нечеловеческой красоты. Шелк, бархат, зеркала и шкуры фаянсовых крокодилов сливались на глянцевых рисунках в один сплошной восторг. Перспектива была невыразимой. К этому великолепию на двух листках, скромно сколотых скрепочкой, прилагалась специально запрошенная мною смета. Верхний листок я перевернула, не вчитываясь, сразу отыскивая глазом конечный результат. Сто двадцать тысяч долларов. Ни много, ни мало. За перспективу в турецком борделе.

Вечером, в порядке юмора и смеха, я показала все это Сашке. К моему ужасу, он воспринял все совершенно серьезно, внимательно рассмотрел эскизы, пробежал глазами по смете, кивнул и собирался было засунуть все это куда-то к себе, когда я, осознав, что тут происходит, выхватила злосчастные бумажки у него из рук.

– Сань, ты что? Ты всерьез собрался им это заказывать? С ума сошел?

– Ну а что? – он поглядел на меня прозрачными глазами младенца. – Они нормальная фирма, серьезная. Я с ними работал. Смету, конечно, можно слегка подсократить, это уж мой финдиректор разберется, я ему покажу. Но она все равно потом распухнет, и в конечном итоге так и получится.

Я не могла поверить своим ушам.

– Сань, я чего-то не понимаю. Ты ведь меня разыгрываешь, правда? Шутишь, да?

Он пожал плечами.

– Да нет. Чего тут шутить-то?

– То есть ты действительно собирался заплатить им сто двадцать штук вот за эту херню?

– Ну да. Нормальный ремонт столько примерно и стоит.

Я не выдержала и завизжала. Хорошо, что мы были у меня дома, а не где-нибудь на публике.

– Нормальный ремонт столько не стоит! Ничего нормальное столько стоить вообще не может! Я за вдвое меньшие деньги себе целый этаж к дому пристроила, да еще все трубы поменяла! И ванную лишнюю сделала, вот. А у вас тут работа должна дешевле стоить, я смотрела по интернету. И материалы тоже. И вообще. То, что они нарисовали, – это просто идиотство, это не галерея, а турецкий бордель! В лучшем случае – итальянская гостиница, три звезды! На кой черт мне там фальшивый бархат и зеркала?! Чтобы картины сами в себе отражались, а клиенты с ума сходили, даже не зайдя? Или чтобы денег слупить, а дальше трава не расти? Я бы этих дизайнеров, елки, за одни эскизы вообще на фиг поразгоняла бы, не говоря уж про смету. Ты бы видел, как они разговаривали со мной! Да они чертить с трудом умеют, у них рулетка из рук падает. И ты таким собрался деньги платить? Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор не разорился с такими замашками?

Сашка, слегка охренев, наблюдал за моими прыжками и воплями, даже не делая попыток меня перебить. Когда я выдохлась, он осторожно начал:

– Ну ладно, Лиз, чего ты так-то уж убиваешься? Ну, не понравились тебе эти ребята, давай наймем других. В чем проблема-то? А про деньги ты зря, они лишнего не берут, я их знаю. Я в свое время с другой фирмой дело имел, так там еще дороже было. И сделали они все красиво. Хочешь, я тебя к себе в офис свожу, сама посмотришь.

– Не хочу. Только расстраиваться. Ты мне потом скажешь, сколько это стоило, я вообще с ума сойду. Знаешь, Саш, давай пока не будем никого нанимать, я хочу сама попробовать.

– Что попробовать? Сделать ремонт?

– Ну, не прямо сам ремонт, конечно. Красить и клеить обои я не буду. А вот эскизы нарисовать, стенки померить, материалы купить – это я могу. И рабочих, наверное, могу найти. По крайней мере попытаться. Ты мне машину сможешь дать дня на два?

Он посмотрел на меня с еще большим ужасом.

– Лиз, ты уверена?

– В чем? Что приличных рабочих получится найти?

– Да нет, вообще. Что надо прямо вот так?

– Да как так-то, Сань? Чего тут особенного? Подумаешь, косметический ремонт в двух комнатах сделать. Я свой дом почти полностью перестраивала. И подвал, и чердак, и кухня. А трубы менять? Вот это, знаете ли, была водяная феерия! И уж точно здесь все обойдется дешевле.

– Да не в деньгах дело, Лиз. Денег не жалко, сделать надо хорошо.

– Как это не жалко? Очень даже. Чего их зазря выбрасывать, идиотов-халтурщиков кормить? Хорошо – это когда все, что нужно, и все работает, а не когда в двадцать раз дороже. Это как раз плохо.

– Ну уж и в двадцать? Это ты хватила.

Я взяла со стола листок со сметой.

– Знаешь, я думаю, тут примерно в двадцать как раз и получится. Я, конечно, в московских ценах не очень ориентируюсь, но что-то мне подсказывает, что тысяч в десять я уложусь. О'кей, не в двадцать раз будет дешевле, а только в двенадцать, но все равно.

Сашка хмыкнул с сомнением.

– Нет, ну развлекайся, конечно. Дело хозяйское.

– Вот и чудненько. Так дашь машинку-то?

Мы договорились, что Сашка пришлет мне машину завтра прямо к галерее. К машине в нагрузку прилагался еще и шофер. От телохранителя мне удалось отбиться, хотя Сашка очень настаивал, что мне при закупке материалов понадобится мужская сила. Вполне возможно, что в этом было рациональное зерно. Я, честно говоря, не очень представляла себе, куда мне нужно ехать и что именно там закупать. Но именно поэтому мне и не нужны были лишние свидетели моего возможного позора.

Вечером я позвонила брату Мишке. Он, как человек, сделавший несколько ремонтов, должен был, по моему представлению, иметь каких-то знакомых рабочих или кого-то в этом роде.

Предчувствия меня не обманули. Мишка, конечно, был страшно удивлен моему внезапному порыву сделать ремонт и долго объяснял мне, какой во всех отношениях выдающийся ремонт он сделал в моей квартире совсем недавно, трех лет еще не прошло, но в конце концов выдал мне искомый телефон, предупредив, что этот мастер, Леша, очень ценный специалист и наверняка будет страшно занят, потому что к нему всегда в очередь все стоят.

Это меня расстроило, потому что ждать какой-то очереди мне не хотелось, но я все равно решила позвонить. В конце концов, может, этот Леша тоже мне кого-нибудь порекомендует. Но все оказалось проще. Ценный специалист Леша, услышав от меня примерное описание фронта работ, страшно обрадовался и выразил желание прямо завтра с утра встретиться со мной непосредственно на «объекте» и даже, может быть, вместе проехать посмотреть материалы.

Дальше все завертелось. Мастер Леша, который оказался приземистым таким деловым мужичком в надвинутой на глаза кепке и золотым зубом спереди, оглядел помещение, сказал, что работы немного и что за неделю можно управиться, если я не буду требовать построить дворец. От дворца я решительно отказалась, и мы довольно быстро договорились, что же именно мы будем тут делать. Я хотела отциклевать и перекрасить полы, побелить потолки и обновить стенки. Возможно, даже не оклеивать их обоями, а попытаться обтянуть чем-то вроде холстины, по крайней мере те, что находятся ближе к окну. Леша сказал, что нет ничего невозможного. Кроме того, я придумала сделать несколько своего рода ширм, или стеллажей, вроде передвижных легких стенок, обтянутых той же холстиной. Я бы вешала картины на них и двигала туда и сюда по мере необходимости. Леша слегка удивился этой идее, но сказал, что, если я нарисую, чего хочу, и укажу все размеры, то проблем тоже быть не должно. Он самолично обмерил помещение и прикинул, чего и сколько примерно необходимо купить. Дополнительным бонусом для меня стал тот факт, что его расчеты довольно точно совпали с теми, которые я производила самостоятельно. Во-первых, потому что, выходит, я правильно все подсчитала и, следовательно, не идиотка, а во-вторых, это значило, что он меня не обманывает. Вроде и пустячок, а приятно.

Под конец я спросила у Леши, почем будет стоить похоронить, в смысле, сколько денег он хочет за всю работу. Он помолчал, покачал головой, зажмурился и выдал – пять тысяч долларов. Немного поспорив, мы договорились на трех. Про себя я решила, что, если он сделает хорошо и действительно за неделю, как обещал, я заплачу ему и все пять, но озвучивать это благоразумно не стала.

Закупка материалов заняла у нас два дня и обошлась практически без приключений, если не считать кучу времени, потраченного на стояние в пробках. Рынки материалов все, как один, находились за кольцевой дорогой, но при этом в разных концах Москвы. Конечно, все можно было купить и на одном, но мне хотелось разнообразия и выбора. Оттенок краски для пола, качество обоев для стен… Мне удалось найти холстинку, как раз такую, какую нужно, и бумажные обои точь-в-точь к ней в тон. Доски для стеллажей, плинтуса, колесики, что-то еще, еще, еще… Хорошо, что ангел Леша согласился сопровождать меня в этом анабасисе. Хорошо, что Сашка все же не послушал моих феминистических порывов и отрядил мне шофера. Было очень удобно ходить по рядам в сопровождении двух крепких товарищей и не таскать самой ведра с краской и прочее, а только деньги отсчитывать.

Кстати, когда я по завершении закупок аккуратно сложила в стопочку все чеки, записала покупки в тетрадочку и подвела итог, оказалось, что в пересчете на условные единицы мои закупки встали мне в две с половиной тысячи. Всего навсего. Что, с учетом Лешиной работы, давало итоговую сумму порядка шести. Как я и говорила – в двадцать раз. Вуаля!

Процесс приведения моей будущей успешной галереи в надлежащий внешний вид был запущен и шел полным ходом. Я проверяла это, заезжая туда каждый день и неизменно находя золотого Лешу в каких-нибудь праведных трудах. Он то белил потолки, то, покрикивая на свою помощницу, неопределенного возраста и вида тетку, стоял на стремянке и клеил на стены обои – в общем, честно старался и не отлынивал. Комнаты под его стараниями с каждым днем все ближе подходили к нужному виду, и на третий день я почти перестала волноваться за их судьбу. Теперь пришла пора подумать о ее внутреннем, то есть, так сказать, духовном содержимом. С ним было сложнее. С духовностью и внутренним миром, впрочем, всегда морока. Внутренность состояла как бы из двух частей – собственно картин, которые надо было развесить по свежеоклееным стенам, и узаконивания моих со всем этим отношений. Поскольку с картинами дело обстояло не так просто, а для придания законности мне нужен был только Сашка, к нему я, улучив нужный момент (он пришел ко мне в гости, поел и немного расслабился), и пристала.

– Сань, я давно хочу тебя спросить – что мы будем с галереей-то делать?

– В смысле? Ты же говоришь, у тебя ремонт идет, все в порядке.

– Ремонт в порядке, я имела в виду, ее же оформить как-то нужно.

– Лиз, да не думай ты об этом. Это ерунда. Если денег нужно, скажи, я тебе выдам, и все.

– Денег нужно, наверное. Но дело не в этом. Саш, я хочу, чтобы все было оформлено по закону. Мне так спокойнее. И потом, там к моим рабочим уже участковый приходил, домогался, что и откуда.

(Это я, допустим, придумала тут же на месте, для убедительности. Ничего невозможного, в принципе, в этом ведь не было. Когда я в Бостоне только начинала хоть какой-нибудь малюсенький ремонт, муниципальный инспектор появлялся у меня в тот же день, как по мановению волшебной палочки.)

– Участковый? – Сашка, казалось, ничуть не взволновался.

– Ну, я не знаю. Они сказали, вроде участковый. Или кто-то в этом роде.

– Наплевать. Вот, возьми визитку, дай своим рабочим. Это моя служба безопасности. Если еще появится, пусть сразу им и звонит.

Это был несколько не тот результат, которого я ожидала. Пришлось заходить с другой стороны.

– Сань, безопасность – это, конечно, замечательно, но я хочу, чтобы все было в порядке.

– А все и так в порядке.

– Я хочу, чтобы все было по закону. Как полагается. Мне так спокойней, понимаешь?

Он громко выдохнул.

– Вот ведь неуемная, честное слово. Ну какого тебе закона? Я тебе говорю: все будет нормально, живи спокойно, работай – чего тебе еще? Ну хочешь, я скажу там, запишем твою галерею куда-нибудь на баланс, что тебе-то от этого?

Я немного подумала.

– Нет. К тебе куда-то на баланс, пожалуй, не хочу.

– А чего тогда?

Я снова подумала. Чего, действительно? Как же тут все трудно – ни закона, ни порядка, ни ясности, ничего. И как среди всего этого вертеться, когда даже не знаешь, в какой момент ты можешь нарушить что-нибудь, и во что это может вылиться, и от чего конкретно мне поможет Сашкина безопасность. Не хочу я зависеть от ничьих милостей, я хочу, чтобы все было четко записано.

– Саш, я хочу, чтобы все было оформлено, как полагается. Что вот есть фирма, то есть галерея, она делает то-то и то-то, продает свои картины, у нее на все есть разрешения, все законно, все налоги платятся, управляют такие-то люди. И, кстати, мне бы хотелось, чтобы мы в этом деле были… Ну, партнеры, что ли. Чтобы я тоже была как человек, а не как бесплатная добавка. Я в этом смысле подумала, что я могу…

В этом смысле я, на самом деле, думала довольно долго. Вкладывать в галерею свои деньги, добытые из продажи американского дома, мне не хотелось по ряду причин. Во-первых, страшновато было нести в дело с неясными перспективами свое единственное золотое яичко. Во-вторых, мне казалось ненужным, чтобы хоть кто-нибудь в этой стране вообще знал о моих деньгах. В-третьих… Не хотелось, и все. А кроме них и алиментов от мужа, на которые никакого серьезного дела не построишь, у меня почти ничего не было. Почти – потому что все-таки была еще московская квартира. Она должна была что-то стоить. И если ее не продать, а каким-нибудь хитрым образом щадяще заложить, скажем, тому же самому Сашке, то, думала я, долю в партнерстве я могла бы за это иметь совершенно честно.

Вот это я ему и высказала, стараясь донести идею как можно понятнее. Поскольку я сама не очень ясно представляла, как именно это следует сделать, получилось довольно путанно. Сашка некоторое время смотрел на меня, сперва недоверчиво, потом удивленно, а под конец – почти восторженно. Когда я закончила, он искренне заржал.

– Ну, Лиз, ты даешь! Я давно в бизнесе, но таких предложений, честно говоря, не упомню. Ты это всерьез – про квартиру-то?

– Да, вполне. А что такого? У меня больше ничего нет. Ну, в смысле, чтобы для бизнеса. Но зато я, как выяснилось, умею считать и экономить. Я думала…

– То, что ты думала, я уже понял. Я только не могу уяснить – на кой тебе все это?

Тут уже не поняла я.

– То есть как это – на кой? Мы с тобой начинаем дело. Вместе. Мы – партнеры. Значит, я тоже должна что-то туда вложить, иначе это несправедливо. Я так не хочу, я хочу на равных, по-честному.

– А то, что я тебе предлагаю, – не по-честному, что ли?

– По-другому. В том виде, что ты предлагаешь, я получаюсь какая-то содержанка на жалованьи. Мне так не нравится. Это бизнес, а не бордель. Партнеры так партнеры.

Он только пуще заржал.

– Ну да, ну да! «Я не халявщик, я партнер!» Ой, Лизка! Давно я так не радовался. А уж чтобы от бабы… Главное, ты же ведь это все и правда всерьез. Я уж и забыл, что такое в природе бывает. Слушай, – он внезапно посерьезнел, – а если бы вдруг я… В общем, если бы я тебя по-настоящему позвал в партнеры? Не по бизнесу, а вообще, по жизни? То есть – вышла бы за меня замуж?

Каким неожиданным ни был этот переход, я не могу сказать, что очень уж удивилась. В жизни бывает всякое, уж это я теперь знала совершенно точно. Если гадости происходят, то почему бы и не случаться чему-то наоборот? Но дело даже не в этом. Главное, для себя я, похоже, давно определилась с ответом на этот потенциальный вопрос. Что, впрочем, не означало, что я готова была его озвучить тут же на месте. Приличная девушка должна пытаться кокетничать в любой ситуации.

– Шуточки у тебя, Саш. Главное, нашел место и время.

– Ну, в каждой шутке есть доля шутки. А все-таки?

– Что – все-таки?

– А если бы я не шутил?

– Если бы ты не шутил, ты для начала не был бы женат, – огрызнулась я. – Многоженство тут у вас еще не разрешили, а у тебя уже есть одна жена, Лена зовут, remember?

– Это вопрос решаемый.

– В этом я не сомневаюсь. Но, на самом деле, если уж ты действительно всерьез, то, Сань, я не могу. Рада – но не могу.

Такого он явно не ожидал. Видно было, что обиделся и разозлился, хотя изо всех сил старался этого не показать.

– А можно узнать, почему? Раз уж мы так тут шутим?

– Очень просто. По моему соглашению с мужем он платит мне алименты только до тех пор, пока я снова не выйду замуж. Ну, или пока не найду работу с зарплатой, эти алименты превышающей. Алименты приличные, мне на жизнь их вполне хватает. Прямой резон.

Сашка выдохнул с явным облегчением.

– Ну и балда ты, Лиз. Неужели ты думаешь, если б я на тебе женился, у тебя были бы хоть какие-то проблемы с деньгами? Да тебе эти алименты – тьфу!

– Ты сам балда, Санечка. Так эти деньги, пусть они кому-то и тьфу, но мои, а если бы я вдруг вышла за тебя замуж, то своих у меня бы не было, все деньги были бы твоими. Почувствуйте, как говорится, разницу. А если потом ты решишь со мной развестись, а у вас тут, я смотрю, это еще проще, чем в Америке, хрен я у тебя что по закону получу, вот и останусь на бобах, как дура. У вас тут и законов-то толком нет. А если б и были, все равно. Детей-то у нас с тобой тоже бы не было…

– А если бы, – он взглянул на меня как-то искоса, снизу вверх, очень серьезно и одновременно неуверенно, – а если бы мы вдруг взяли и завели, а? Можем мы с тобой родить ребенка?

У меня словно сжалось что-то внутри. Быстро, больно, как ножом резануло. Я неожиданно для себя самой испугалась. И разозлилась.

– Если б да кабы, Сань, то сам знаешь. Пошутили и будет. Не смешно. И потом, все равно, не только ты один тут женатый. Я тоже еще, между прочим, не развелась. И дети у всех уже свои есть.

– И то правда, – согласился он. – Пошутили и будет. Так что там с твоей галереей, партнер?

В конце концов мы решили, что оформим ее как отдельное частное предприятие, в равноценном партнерстве, пополам. Стартовый капитал, включая и помещение, обеспечит Сашка, а моей долей будет считаться рабочее участие – то есть я буду заниматься всем процессом от начала до конца, не получая за это никаких денег. От моей квартиры Сашка благородно отказался, что меня, если честно, в глубине души не могло не порадовать. Прибыль же, если таковая появится, мы будем делить пополам. Пакет акций, если такие появятся, тоже. Вот как-то примерно так. Оформление всех надлежащих бумаг, по Сашкиным же словам, было делом совершенно несложным. Просто покупается уже зарегистрированная маленькая фирмочка, каких везде полно, подписывается передача прав или что-то такое, и все – празднуется рождение нового юридического лица. Сашка обещал, что даст нужное указание, и все будет оформлено в ближайшие дни.