Текст книги "Счастливый слон"

В туалете Дашка накинулась на меня прямо у двери.

– Ну ты даешь! Это надо же! И молчала, главное! Как тебе хоть это удалось-то? – она почти кричала, но при этом почему-то шепотом, и это слегка пугало.

– Даш, да подожди ты. Что удалось?

– И еще скромничает! Да Редькина подцепить, вот что! А я еще думаю, что ты меня спрашиваешь про «Оранжерею»? И тут как раз возможность подвернулась, дай, думаю, схожу. И точно! Ну рассказывай!

– Да нечего рассказывать, Даш. Ну мужик, познакомились в ресторане, я его супом облила, он меня поужинать пригласил… В каком-то банке работает.

– Да неужели? И в каком же? – спросила Дашка как-то уж больно язвительно.

Я выкопала в сумке визитку.

– Вот, смотри сама. Каппа-банк какой-то, – пожав плечами, я протянула Дашке карточку.

– Балда ты, – горячо вскинулась Дашка в полный голос, но тут же осеклась и снова зашептала. – То есть, извини, конечно, теть Лиз, но на самом деле. Это не какой-то, это огромный банк, очень известный. А он – его хозяин. По крайне мере один из. Вполне так себе средний олигарх, без дураков. Да у нас каждая девочка за честь считала бы. Он еще и широкой души к тому же… Что ты там про суп сказала?

– Да неважно, – отмахнулась я. – Я же не знала. Ну и что теперь?

– Как то есть что? – удивилась Дашка. – Уж поймала удачу, так держи. И пойдем лучше отсюда куда-нибудь, а то, знаешь, тут у каждой стены три уха.

Я обернулась и только тут заметила, что небольшое помещеньице туалета и в самом деле было, пожалуй, перенаселено русалками. Кто-то не спеша красился у зеркала, кто-то плавными движениями, как в замедленной съемке, расчесывал белокурые пряди, кто-то курил, кто-то задумчиво сушил под феном ладошки с длинными ногтями – и все напряженно вслушивались.

Мы вышли за дверь и забились в какой-то закут между кухней и мужским сортиром.

– Ну так что, Даш?

– Что-что. Повезло тебе, даже удивительно. Ты давай, не упускай. Главное, веди себя правильно.

– Правильно – это как?

– Ну – как? Я ж тебе не расскажу тут, у туалета. Это долго, это мы потом. Но главное – ты с ним не спорь. Соглашайся со всем, улыбайся и кивай.

– Ну вот еще. А если он будет какую-нибудь чушь пороть?

– Ну и что? Какая разница-то? А ты кивай и думай о своем.

– Да ну еще. Я не могу всякий идиотизм молча слушать.

– Ну и зря. Учиться надо. Я тебе скажу, что, к примеру, если в ушах будут серьги с брюликами карата в четыре, то отлично можно и не слышать кое-чего.

– Даш, что ты несешь? При чем тут серьги?

– При том. Этот твой Редькин одной из наших девочек такие подарил. За один вечер, представляешь? Так что слушай меня, молчи, не раздражай, не выясняй ничего. Будь вежливой и приятной. Пусть он тебя хотя бы еще раз куда-нибудь пригласит, а там уж мы все обсудим, подготовимся. Так что – давай, старайся. А я пойду, девкам мозги задурю, а то они тебя и так порвать готовы.

И с этими обнадеживающими словами мой Вергилий скрылся в дебрях женского туалета.

Я еще немного постояла, размышляя над полученной информацией. Почему-то тот факт, что облитый супом Василий оказался почти настоящим олигархом, высоко котирующимся на внутреннем русалочьем рынке, меня тронул мало. А вот Дашкины рекомендации вежливо кивать на каждую глупость – задели. Точнее разозлили. Вот еще тоже! Буду я со всеми подряд соглашаться. Салфетки подбирать, еще только не хватало. Нашли себе девочку. Пусть засунут свои караты куда подальше. Я, между прочим, и сама миллионер. Никто, допустим, этого не знает, но я-то не никто. Не буду кивать! Наоборот, буду перечить, где только смогу, – так им и надо. Меня охватила какая-то веселая злость. Сейчас они у меня попляшут. Кто «они» – я при этом даже не конкретизировала.

Обуреваемая нехорошим азартом, я вернулась в зал. И тут меня ждал сюрприз. У меня действительно появились «они» для плясок – за нашим столиком наблюдалось пополнение. Рядом с Василием сидела юная фемина все того же белокуро-русалочьего облика, а стул, на котором раньше сидела моя сумка, занимал мужик в костюме. Поскольку сидел он ко мне спиной, ничего больше я пока разглядеть не могла.

Я подошла к столику и, прежде чем сесть, обвела присутствующих вопросительным взглядом. Василий радостно закивал.

– Вот, это она и есть – Лиза. Лиза, я им как раз рассказывал, как мы познакомились. Лиза, это мой давний партнер и хороший друг, Александр, а это…

Он как-то замялся, то ли пытаясь вспомнить имя русалки, то ли соображая, как лучше ее представить. В это время мужик поднялся со стула и протянул мне руку со словами:

– Очень приятно. Саша.

– Мне тоже. Лиза. Впрочем, вы и так уже знаете.

На общем фоне этот Александр, он же Саша, показался мне неожиданно симпатичным с виду. Мне прямо самой было удивительно, насколько. Открытое лицо, улыбка, теплая сухая рука. Высокий, плечистый, костюм, опять же, сидел хорошо… Возраст я определить не могла, но явно моложе Василия, а может быть, даже и меня. По ухоженному спортивному мужику трудно так прямо сказать, это вам не женщина. Сорок, плюс-минус. Главное, у него были живые, выразительные, быстрые глаза. И он смотрел ими прямо на меня. В смысле не вскользь, не мимо, а именно на меня. Причем с интересом. Не мужским, а таким отвлеченным интересом, без симпатии. Как смотрят, например, на экзотическую жабу в зоопарке. Что ж им Вася тут такого успел про меня наплести?

Отпустив мою руку, Александр галантно подвинул мой стул, опередив идущего к нам с той же целью официанта, и я села. Так и оставшаяся непредставленной девица в это время шептала что-то на ухо Василию, время от времени кидая на меня исподлобья вороватые взгляды. Тот кивал и посмеивался. Я взяла вилку и задумчиво ткнула ей креветку в своей тарелке.

– А чем вы, Лиза, занимаетесь? – спросил меня мой сосед. Тон у него был… Галантный, даже немного излишне галантный, и от этого как бы слегка издевательский одновременно. Совсем слегка, но мне не понравилось. Хотя, вполне возможно, я все придумала. С чего бы ему надо мной издеваться? Мы ведь и десяти минут не знакомы. – Вы, наверное, дизайнер?

Нет, все-таки, кажется, не придумала. Есть в этом тоне что-то не то… Какая-то ненужная, чрезмерная гладкость. Так разговаривают, когда тебе хотят указать твое место, но сделать это незаметно для окружающих. Особенно хорошо это умеют делать аристократичные бостонские дамы. У них это получается так ласково и задушевно, что ты иногда сам не понимаешь, куда тебя отправили. Я такое проходила. Но Александр явно к бостонским дамам не относился. Выучка все же не та. И последняя фраза прозвучала почти откровенно издевательски. Но у меня-то как раз бостонская выучка, хоть и не врожденная, и поэтому я сделала вид, что ничего не замечаю.

– Нет, – светски улыбнулась я в ответ. – Совсем даже не дизайнер. А почему вы так решили?

– Ну как же, – ухмыльнулся он. – Сейчас ведь так принято: у вас, кто не модель, тот дизайнер. А на модель вы, Лиза, никак не тянете. Или все-таки?

Тут уж я вызверилась по-настоящему. Какой там Бостон, это уже какое-то открытое хамство. Ну ничего, голубчик, будет тебе сейчас.

Я снова улыбнулась, еще слаще, чем раньше, и, честно глядя ему в глаза, пропела:

– Да ну что вы, Александр, какая уж из меня модель. А тем более, как вы говорите, дизайнер. Этим нужно родиться. А я просто так, поссать вышла.

Они все дружно остолбенели, явно не зная, что и подумать. Я, не переставая улыбаться, обвела всю компанию невинным взором.

– Ну как же, это как в том анекдоте. Не слышали? Странно. Я давно его знаю, и он всегда мне нравился. Гуляют две собачки: одна такая беленькая, пушистая, а другой – простой кабысдох. Кабысдох спрашивает: «Ты кто?» «Я – мальтийская болонка!» – гордо отвечает собачка. «Это надо же, – удивляется кабысдох. – А я просто так, поссать вышел».

Я неплохо умею рассказывать анекдоты, а сейчас к тому же все явно обрадовались разрядке и дружно рассмеялись. Вася, простая душа, по-моему, даже совершенно искренне. Потом мы еще немного довольно мирно и очень светски побеседовали о чем-то вроде погоды. Но потом Александр снова взялся за меня.

– Что вам налить, Лиза? – И опять этот голос, гладкий до скользкости.

– Спасибо, ничего.

– Ну как, совсем ничего? Это не дело. Так не бывает, чтобы такая дама совсем ничего не пила. Может, вам не нравится это вино? Мы сейчас закажем другое. Или, может, что-то покрепче?

– Нет. Спасибо, я действительно ничего не хочу. У меня есть вода, я совершенно счастлива.

– Нет, ну так не бывает. Просто, наверное, Вася плохо за вами ухаживает. Он…

Как бы в подтверждение этих слов Вася поднялся и, неотчетливо что-то буркнув, удалился вместе с так и оставшейся безымянной девицей, висящей у него на локте. Не зная, как надо на это реагировать, я не стала реагировать вообще и продолжала жевать салат.

– Так это правда? – спросил Александр. Тон его мгновенно переменился, и всю наносную любезность как рукой сняло. Сейчас он говорил довольно резко, зато, похоже, не притворялся.

– Что именно?

– То, как вы с ним познакомились?

– Откуда же я знаю?

– То есть? Вы не знаете, как познакомились?

– Я не знаю, что он вам рассказал.

– Хм. Действительно, вы правы. Он рассказал, что это было в ресторане. Он сперва вас с кем-то перепутал и написал записку на салфетке, а вы вместо ответа в нее высморкались.

– Это – правда. Почти.

– Я никогда о таком не слышал. Это потрясающе. А почему вы так сделали?

– У меня зачесался нос. Я расчихалась.

– Фантастика. Вы действительно любопытный экземпляр. То есть вам не понравилось, и вы таким образом дали ему это понять?

– У меня зачесался нос. При чем тут – понравилось, не понравилось? Что именно мне не понравилось? Мой нос?

– Нет, сумма на салфетке. Ну, или сам Вася. А если бы такую салфетку прислал вам я?

Я отложила вилку и, слегка повернувшись, внимательно на него посмотрела. Интересно, что ж мужику неймется-то? Прямо обидно. Первый раз увидала хоть сколько-то симпатичного мужика, и тот оказался каким-то говнюком. Сперва галантно издевается, потом, без перехода, хамит прямо вот так, в открытую… Что он хочет всем этим сказать? Или, может, я дура, а он таким образом пытается меня склеить? Это вряд ли – молодой, красивый мужик, тут вон русалок полно, с чего бы ему? Нет, просто господин так развлекается. Как ребенок в зоопарке тычет прутиком в клетку с мартышкой. Забавный зверек, пусть еще и попрыгает немножко. Сейчас сам запрыгаешь у меня.

– А какая разница? – вежливо улыбнулась я ему. – Вы, Вася… Нос – это только нос. Они у всех одинаковые. Как, впрочем, и другие органы.

Он не сразу, но все-таки понял. И разозлился – глаза слегка прищурились. Ну что ж, хотя бы сообразительный.

– То есть – тоже не согласились бы? А если бы цифры были другие?

Я беззаботно пожала плечами.

– Вот уж это мне абсолютно все равно. Если носы и хм… прочее… еще можно было бы как-то сравнивать, то детали почерка мне уж точно без разницы. А сморкаться лучше вообще в чистые салфетки. По крайней мере, лично мне это больше нравится.

– Ну, не скажите. Впрочем, я думаю, что вы кокетничаете. Набиваете цену.

Я ласково посмотрела ему в глаза.

– Александр, я не кокетничаю. Ни с кем вообще и уж точно не с вами в частности. Мне это, знаете, уже как-то не актуально. И поэтому я могу вам сказать совершенно ответственно, что все ваши цифры меня абсолютно не волнуют. Так же, впрочем, как и носы.

Надо же, как мало мужику нужно-то… Александр явно завелся.

– Вы так уверены?

Я вздохнула.

– Ну, видите ли, на свете есть некоторое количество вещей, в которых, по достижении определенной позиции, можно быть уверенным почти абсолютно. Вот вы сами – вы же можете быть совершенно уверены, что не окажетесь, допустим, на торжественном приеме в обосранных штанах? То есть, если даже с вами вдруг и случится какая-нибудь такая неприятность, вы мгновенно сможете ее каким-то образом исправить, и все равно в конечном итоге не окажетесь в указанном виде в названном месте. Я говорю о ситуационном раскладе в целом, вы понимаете?

Александр озадаченно смотрел на меня, открыв рот. Не знаю, нашаривал ли он под столом выпавшую челюсть, но в его мозгу явно шел лихорадочный мыслительный процесс. Я улыбнулась ему своей самой милой и приветливой улыбкой людоедки.

– Так и со мной. Есть вещи, в которых я могу быть уверена. Даже если кто-то считает возможным начать со мной переписку на нестандартных предметах. Это его идея, не моя. И проблема, если возникнет, тоже будет – его. А за себя я в любом случае спокойна.

Александр обрел наконец дар речи.

– Н-да. Вася говорил, что вы ни на кого не похожи, но такого я как-то не ожидал… – Прозвучало это неожиданно довольно мирно. Неужели я его уделала? Вот так вот просто, всего со второго раза? – Логика у вас – не подкопаешься… И на язык вам тоже лучше не попадать. Где вы этому научились?

Я злорадно фыркнула.

– Думать, Александр, научиться в принципе невозможно. Тут уж либо можешь, либо нет. Так же, как и логике, собственно. Хотя… Мне в самом деле однажды довелось прослушать курс логики, правда, математической, если вы знаете, о чем я. Это, правда, не совсем то же самое и не имеет отношения…

Он перебил меня:

– Матлогику? Где это вы ее слушали?

– Ну, на физтехе, курсе на втором или третьем, кажется, читали нам… Какая разница?

– Вы учились на физтехе? Нет, правда? Не может быть! – Он страшно оживился. Глаза впервые за всю нашу содержательную беседу зажглись подлинным человеческим интересом, голос потеплел. Контраст был просто поразительный. Может, не такой уж он и говнюк?

– Ну да, училась. А что такого-то?

– Да я же тоже закончил физтех! А когда вы учились?

– Да давно уже.

– А все-таки? Я тоже ведь не вчера…

– Ну-у… Я закончила в девяностом году. А поступила, соответственно, в восемьдесят четвертом. Говорю же – давно.

– Ну да? Здорово! А я в восемьдесят пятом! Ты… Вы на каком факультете учились?

– Общей физики. Можно, кстати, и на ты, раз уж мы оба физтехи.

– Не может быть. Ты что-то путаешь.

– Вот еще. Почему это? Что ж я, собственного факультета не знаю?

– Я тоже на нем учился. Я бы тебя помнил.

– Ну так и я тебя не помню, это еще ни о чем не говорит.

– Очень даже. Я же мальчик, а на физтехе, как известно, что ни плюнь, то мальчик.

– А что ни девочка, то плюнь, – подхватила я старую институтскую шутку. – Но бывают и исключения. Вот я, например, была из таких исключений.

– Постой-постой… – он смотрел на меня прищурившись, явно что-то соображая. – Рыжая. Восемьдесят четвертый год… Не может быть! Хотя… Тебя же Лиза зовут, да? Точно. Ты – Лиза. Лиза Новинская?

– Да. Она – это я.

Он смотрел на меня сияющими глазами. В них горел прямо неземной восторг.

– Фантастика! Это надо же – так вот встретиться! Та самая Лиза Новинская! Да про тебя такие легенды ходили… Только ты потом куда-то пропала, вот я сразу и не вспомнил.

– Ну извини. Я не виновата. И никуда я не пропадала, просто замуж вышла, с ребенком сидела, на лекции не ходила. Хотя мы все равно в общаге жили, там же крутились.

– А муж твой тоже, что ли, из наших? А кто – может, я его тоже знаю?

Я чуть было не ляпнула на радостях, что моим мужем был Коля Будберг, но вовремя успела подумать о последствиях и прикусить язык. Конечно, он его знал, Кольку все знали, он был звездой физтеха, а уж про наш факультет и говорить нечего, так что если назвать его, то тут же придется рассказывать, что да как, а потом неизбежно всплывут подробности нашей личной жизни, а зачем это мне. Я еще не научилась спокойно рассказывать об этом первому встречному. Поэтому я неопределенно махнула рукой.

– Из наших, да, только еще на пару лет старше, вряд ли ты его знаешь.

Этот ответ совершенно удовлетворил моего собеседника.

– Нет, ну здорово! Через столько лет, вот так, в кабаке… Ну а ты сейчас где, что вообще?

– Вообще… Да как-то… Мы же сразу после института в Америку уехали. Муж в аспирантуру там поступил. Так и остались. Живем, работаем.

– Здорово! А ты приехала, значит. Надолго?

– Как получится, – неопределенно ответила я. В детали мне, по понятным причинам, вдаваться опять не хотелось. И, чтобы не пришлось, я, согласно всем правилам, перешла в наступление и начала спрашивать сама: – А ты чем занимаешься? Между прочим, я-то тебя так и не припомню. Ты вообще кто?

– Я Сашка Орлов, – радостно засмеялся он. – Ясно, что ты меня не помнишь, я на год младше учился, ты на таких салаг и не смотрела. Но я-то теперь тебя вспомнил. Ты же у нас первая красавица считалась…

Получи, фашист, гранату. Заслужила.

– Что ж, выходит, были когда-то и мы рысаками… То-то ты меня не узнал.

Он опомнился.

– Я болван. Конечно, ты и сейчас красавица. Просто изменилась, повзрослела… И потом – я же не ожидал тебя здесь встретить. Вася говорит – такая женщина редкая…

Я не выдержала и засмеялась.

– Что ты смеешься? Я серьезно.

– Я тоже. Редкая, как гремучая змея.

– И это тоже есть. Не без того.

И мы хором захохотали.

В общем, все получилось очень славно. Мы болтали взахлеб, вспоминая «минувшие дни» и то и дело обнаруживая общих знакомых, которых оказалось поразительно много, что было одновременно естественным и немного странным. Столько лет бродить в одной толпе по тем же коридорам и так и не познакомиться? Зато сейчас все к лучшему. Надо сказать (еще одно забытое ощущение, на этот раз из приятных), давно я не помнила себя настолько в центре сосредоточенного мужского внимания. Ну, когда каждое твое слово интересно, и ты знаешь, что не можешь сказать глупость, даже если вслух произносишь и не одну… Но, если честно, тут было не только это. К сладостному дыму воспоминаний тонкой струйкой примешивалось что-то еще… Ну, или мне очень хотелось, чтобы оно примешивалось, настолько, что я его, это что-то, здесь увидела, а увидев, тем самым превратила в реальность, и тогда Саша увидел его тоже, и от этого оно стало реальным на самом деле…

Короче говоря, похоже, я ему нравилась не только и не столько в качестве бывшего однокашника. По крайней мере мне так казалось. Потому что мне этого очень хотелось, на самом-то деле. Настолько, что я не могла себе в этом признаться. Впрочем, возможно, тут в мою пользу просто сработала магия времени, когда он вдруг увидел во мне не сорокалетнюю бабу, приставшую в ресторане к его приятелю, а красотку-второкурсницу, познакомиться с которой, будучи новичком-салагой, даже не мечтал. И вот – алле-гоп, мечты сбываются! Весь вечер на арене звезда балета!

Все дело-то, конечно, просто в том, что стереотипы, запавшие в душу с юности, могут жить там, законсервированные в рутине будней, почти вечно. И, если их случайно расковырять, окажутся такими же свежими, как в первый день. Но какая разница, что за чем стоит? Главное – вот он, сидит напротив, смотрит, не отрываясь, за каждым случайным жестом с готовностью видит красоту, за каждым словом – залежи ума… И я, со своей стороны, окунувшись в этот фимиам, пусть даже несколько залежалый, тоже расцветаю навстречу и действительно с каждой минутой становлюсь все больше похожа на себя ту, которую он вспоминал…

В общем, как бы там ни было, над нашим столиком в воздухе густо замешивалось то, что называется «химией». Хотя к реальной науке эта деликатная субстанция не имеет никакого отношения, уж кому бы это и знать, как не нам, выпускникам лучшего технического института страны. Наш купидон Василий, кстати говоря, так и пропал со своей девицей, но мы и не вспомнили о нем ни разу до того момента, как я, случайно глянув на часы, не увидела на них только одну стрелку вместо двух.

– Мама дорогая! Это что же – уже двенадцать? Мне пора…

– Да ладно, – махнул рукой Саша. – Чего пора, время детское. Посидим еще, хорошо ведь…

– Хорошо, правда, но все равно поздно. Метро скоро закроется, и вообще…

– Чего? Какое метро, ты о чем?

– Обычное. Буква М такая, знаешь? И поезда под землей.

– Да знаю я метро, но при чем тут оно?

– Я на нем езжу.

– Лиза, – он взял меня за руку, – ну какое метро? Если ты без машины, я тебя отвезу, не вопрос. Где ты живешь?

– На «Аэропорте». Тут недалеко. Но я сама отлично доеду.

– Аэропорт? Это «Шереметьево», что ли? Так туда метро не ходит, что ты мне голову морочишь?

– Это метро «Аэропорт», ты сам все перепутал. Нет, я пойду. Я спать хочу, поздно уже.

– Ну ладно. Я тебя провожу, а потом вернусь. Наш вечер только начинается. А может, останешься? Надоело здесь, поедем куда-нибудь в клуб посидим?

При мысли о клубе я решительно бросила на стол салфетку и поднялась.

– Нет, спасибо. Я не любитель клубной жизни. Мне и здесь достаточно накурено.

– Правда? – он с изумлением обернулся по сторонам. – А я и не замечал никогда…

Мы вышли на улицу. Накрапывал дождик. От одной из машин в нашу сторону шагнул плечистый молодой человек с раскрытым черным зонтом наготове.

– Спасибо. – Саша взял у него зонт и поднял надо мной.

Я вертела головой по сторонам.

– Так. Это бульвар, это… Петровка, кажется. Значит, к «Пушкинской» – мне туда?

– Наверное. Но зачем? Ты что – пешком, что ли, идти собралась?

– Ну да. К метро же. Да чего тут идти-то? По бульвару десять минут, меньше даже.

– Да я тебя отвезу.

– Не надо. Отлично я дойду, не выдумывай.

– А дождик?

– А знаешь, мне даже нравится… Дождь, ночной бульвар, листья шуршат, капли стучат… Как будто я снова студентка, буду идти по бордюру и прыгать через лужи. Класс!

Меня до сих пор не отпустило то восхитительное, давно забытое, пьяное ощущение собственной абсолютной красоты и уверенности, что можно делать и говорить что угодно, все будет услышано и воспринято именно так, как надо. Саша посмотрел на меня как-то странно, но протянул руку.

– Ну пошли, студентка.

На бульваре было почти сухо. Кроны старых лип, перехлестнувшись где-то в вышине, не пускали вниз слабенькие струйки дождя, но воздух был влажным и свежим. Пахло почему-то скошенной травой. Мы, не закрывая зонта, шли под руку, и я боком чувствовала твердый локоть. Хотелось ткнуться головой в плечо, и пусть бы меня вели, вели… От плеча слегка пахло табаком, и мне почему-то это нравилось. Привыкаю?

Мы шли молча, но это не мешало, наоборот. Бывает такое хорошее молчание, когда понимаешь, что молчишь вместе. Практически хором. Не потому, что не о чем говорить, а потому, что слова как-то не нужны, и без того славно. Хотелось идти и идти, но бульвар быстро кончился. Впереди появились огни Пушкинской площади. Я свернула с главной аллеи налево, к переходу.

– Пойдем лучше справа перейдем, – остановил меня Саша.

– Почему?

– Потому что вдоль бульвара движение одностороннее.

– Ну и что? – не поняла я.

– Так слева – встречка, – пояснил он.

Я все равно не поняла.

– Машина там не проедет, по встречке-то.

– Да какая машина? Ты о чем?

Он подвел меня к краю бульвара. Там, на проезжей части, метрах в пяти от нас, прижавшись почти вплотную к левой кромке, то есть к самой бульварной ограде, стоял здоровенный джип.

– Что это? Он что, за нами едет?

– Ну да. Это моя машина, там ребята. Куда я – туда и они. А ты их хочешь на встречку загнать.

– Извини, я не знала… Давай, я дальше уж сама. А то неудобно. Я гуляю по ночному бульвару, а за мной таскается сто человек.

– Ну, не сто. Водитель и два охранника.

– И еще ты. Ты такая крутая шишка, да?

– Ну, не такая уж и крутая. Просто порядок такой.

За время этой беседы мы дошли до самой площади. Впереди ясно горела красная буква М. Джип перебрался от левого края дороги к правому и медленно крался в пяти метрах за нами. Я чувствовала себя, как под прицелом. Все очарование ночной прогулки рассеялось. Уже не хотелось никуда идти, хотелось нырнуть в метро и избавиться от этого хвоста. Я ускорила шаг.

– Все. Я пришла. Вот метро.

– Может, все-таки подвезти?

– Да нет, спасибо. Тут две остановки, я быстрее доеду.

– А от метро?

– И там два шага.

– Лиз, знаешь что? Если ты такая самостоятельная, возьми зонтик. У тебя своего нет, чтобы ты там не намокла.

– Ну спасибо. А как я тебе его отдам?

– А ты мне позвони, и мы договоримся. И вообще не теряйся. Я страшно рад, что мы с тобой встретились.

– Я, в общем, тоже. Спасибо за зонтик. Ну, я пошла.

Я повернулась и толкнула тяжелую стеклянную дверь. Обернувшись, я еще успела увидеть, как Александр захлопывал за собой дверцу огромной черной машины. Спускаясь по эскалатору, я внутренне улыбалась сама себе. Хорошо.

Все это происходило в пятницу. А позвонила я ему в воскресенье – не на следующий день, чтобы не мельтешить, а через один, чтобы повод совсем уж не смылился. Мне же нужно было вернуть зонтик, а как же? Нам чужого не надо.

Выждала время, чтоб не с утра, чтоб наверняка не разбудить, не мешаться. Три часа дня – вполне по любым меркам прилично для умеренно-делового звонка.

– Саша? Привет, не помешала? Это Лиза Новинская.

– Лиза! Привет. Рад тебя слышать. – Голос слегка заспанный, хотя довольно бодрый.

– Я тебя, похоже, разбудила?

– Нет-нет. Все нормально. Ты позвонила через три минуты после будильника. Просто военная точность.

– Все равно извини. Я как-то не рассчитала. А почему у тебя будильник? Сегодня же выходной.

– Вот чтобы весь его не проспать, потому и будильник.

– Понятно. То есть непонятно, но все равно здорово. Я, собственно, что звоню-то? Я должна вернуть тебе зонт.

– Зонт. Точно. Без зонта мне никуда. Давай так – я сейчас тут встану-умоюсь, и через пару часов тебя подхвачу. Придумаем что-нибудь. Ты где живешь?

– «Аэропорт». Который не «Шереметьево», а станция метро. На Ленинградке.

– Классно. Значит, где-то в районе пяти. Я, как буду выезжать, тебе звякну. Созвон?

– Созвон.

И действительно, через два часа, как и было задумано, я села к нему в машину на Ленинградском шоссе. Машина в этот раз была другая – узкая серебристая двухместная сосиска, сидеть в которой, прямо скажем, не очень удобно. Зато отсутствовали шофер с охранниками, и это радовало. Я начала с того, что вручила пресловутый зонт владельцу.

– Вот. Возвращаю в целости и сохранности.

– Класс. Спасибо. Особенно Витек как рад будет… – Саша, не глядя, кинул зонт на заднее сиденье.

– Какой Витек?

– Да шофер мой. Это ж его зонт. То есть представительский, но он его блюдет, как родной.

– Ах вот оно что. Ты, значит, передо мной чужими зонтами выпендривался. Знала бы – не взяла б.

Ответом мне был непонимающий взгляд. Значит, надо тоньше.

– Ну, или вернула бы прямо завтра, то есть вчера еще. Тебе хиханьки, а человек над казенным имуществом убивается. Он, может, ночь не спал, твой Витек…

На этот раз подействовало. Засмеялся.

– Н-да. Витек, не спящий над зонтом… Трагический образ. Куда поедем?

– Откуда ж я знаю. Я тут, можно сказать, гость столицы. Погулять куда-нибудь… А знаешь что, – посетила меня идея, – поедем храм Христа Спасителя посмотрим. Который вместо бассейна «Москва». Я его и не видала толком еще.

– Нет, поедем, конечно, – голос звучал как-то озадаченно. – Но я, вообще-то, имел в виду покушать…

– Ну, съедим там чего-нибудь по дороге, если надо.

Храм Христа Спасителя, возле которого мы запарковали машину с такой легкостью, как будто это было не в самом центре мегаполиса, меня поразил. Нет, подавил. Собственно, мельком и издали я видела его и раньше, и впечатление было примерно тем же – подавляющим, но когда вот так, вблизи… Огромный. На язык навязчиво просилось слово «монструозный», но про храм так говорить нельзя. Очень значительный. Из-за этой его величины даже нельзя было понять, красивый ли он. Почтительно задирая голову и глядя снизу вверх, мы обошли его по периметру. Это заняло у нас минут пятнадцать, потому что с задранной головой быстро ходить не получается. Завершив круг почета, я, потирая шею, решительно направилась к переходу, на Гоголевский бульвар.

– Ты куда? – остановил меня Саша. – Мы же покушать хотели…

– Да? Я вроде не хотела, но даже если и так? Я хотела по Гоголевскому пройти. Это противоречит?

– Нет, нисколько. Просто вон там, – он махнул рукой в сторону Остоженки, – ресторанчик есть неплохой.

– Да ну. Опять эту вашу фуа-гра перемороженную за бешеные деньги жрать? Пойдем, дойдем до Арбата, там чего-нибудь перекусим. А если не найдем, вернемся сюда. Машину-то ты все равно тут оставил.

– Ну пойдем, пойдем, – вздохнул он сокрушенно. – Я уже понял: ты любишь гулять по бульварам. Пойдем.

– Я просто гулять люблю, – возразила я. – Хотя по бульварам – тоже. А Гоголевский – вообще мой почти самый любимый.

– Почему почти?

– Потому что самый – Тверской. И еще Никитский.

– Я же и говорю – любительница гулять по бульварам.

– Ну и что – мне теперь взять вот так и признать, что ты прав?

– А почему нет? Кроме того, я всегда прав.

– Глупости, – фыркнула я. – Так не бывает. А если вдруг, то тебе же хуже.

– Почему? – искренне поразился он.

– Потому что хуже нет человека, который всегда прав. «Бойтесь того, кто скажет: я знаю, как надо!»

– Почему – бойтесь? Кого я должен бояться?

– Никого. Это цитата. Но если ты всегда прав, бояться тебе надо себя самого.

Он озадаченно замолчал. Потом вдруг спросил:

– Лиз, а ты кем работаешь?

– Я? Никем. Я домохозяйка. А чего вдруг?

– Ну, я просто подумал – если что, тебя же никакой начальник не вынесет.

– Видишь, как всем повезло? У меня нет начальников.

– А муж? В смысле, он разве тебе не начальник?

Мне не хотелось вдаваться в подробности этой скользкой темы. Лучший способ перевести разговор – увести мяч на поле собеседника. Все так любят говорить о себе, что могут и не заметить неловкого перевода.

– Ну, а сам-то ты? Судя по всему, большой начальник? И кем ты командуешь?

Саша внезапно смутился. Совсем слегка, но тем не менее.

– Ну, я так… Ерунда… Небольшой заводик…

– А! – несколько преувеличенно обрадовалась я. – Ты не начальник! Ты у нас владелец заводов, газет, пароходов! Давай подробности!

Собственно, я просто молола всякую ритмичную чушь, чтобы сбить его с темы моей семейной жизни, но неожиданно задела какую-то важную точку. Он весь подобрался и враз из расслабленного стал закрытым и колючим. Почти как тогда, в ресторане, когда Вася нас познакомил.

– Откуда ты знаешь?

– Что? Что я такого знаю?

Господи, как же трудно с этими… Новыми русскими… Слова уже не скажи.

Он смотрел на меня с подозрением, сквозь прищур.

– Про пароход? Откуда? Я только в пятницу контракт подписал, еще и сделка-то не объявлена.

Я заржала в голос.

– Сашка, может, у тебя и есть пароход, но ты все равно балда! Это стихи! Детский стишок, Маршак написал, не помнишь, что ли? Их еще в школе учили.

И я процитировала:

 
Мистер Твистер, бывший министр,
Мистер Твистер, миллионер,
Владелец заводов, газет, пароходов,
Едет туристом в СССР.
 

Он заметно расслабился уже на фамилии Маршака, а к концу четверостишия тоже смеялся.

– Надо же. Действительно забыл. Забавно. Тогда казалось – буржуйская жизнь такая, а теперь слушаешь – как прямо про нас он писал.