Текст книги "Увидимся в аду"

ИГОРЬ

Дождь начался ниоткуда. Стояла сухая летняя жара, солнце палило, на небе не виднелось ни единого облака. И вдруг затянулось, громыхнуло, разразилось таким ливнем, что пришлось съехать на обочину и переждать – на лобовом стекле, кроме потоков воды, ничего не было видно. Рядом, в перелеске, стонали и хрипели деревья – их пригибало к земле. Потоки воды, подчиняясь капризному ветру, летели во все стороны сразу.

Игорь ехал с пляжа. Сегодня он вскочил ни свет ни заря, бодрый, в чудесном настроении, и спозаранку отправился за город – купаться, пока на берегу не собрались толпы народу, и загорать, наслаждаясь бледным утренним солнцем.

Расставшись с Аней, Игорь долго не мог заснуть. Он выходил погулять, купил бутылочку пива – для успокоения, потом еще одну, выбрался на Тверскую, дошел до дома, где жила Аня. Поймав себя на том, что может всю ночь простоять, ожидая появления в окне ее силуэта, поймал такси и вернулся домой. Заставил себя лечь в постель, но еще с полчаса улыбался в подушку, ворочался, сбрасывал простыню и сам не заметил, как вдруг расслабился и заснул – чистым, счастливым сном без сновидений.

Едва шторм поутих, Игорь завел мотор и тронулся, осторожно передвигаясь по мокрой дороге. Дождь все еще лил как из ведра – правда, не так отчаянно и страшно, как минуту назад, но Игорь все же сочувствовал любому, кого гроза застала врасплох. Дорога ушла наверх. Одолев вершину длинной горки, Игорь заметил машину с включенной аварийкой, а рядом с ней размахивающую руками, промокшую насквозь дамочку. Он остановился рядом, а когда женщина подбежала, приоткрыл окно, заботясь, чтобы в салон не натекло много воды. Длинные темные волосы девушки слиплись и перепутались, по лицу ручьями текла вода, а тонкая, насквозь мокрая майка не скрывала полную грудь со съежившимися сосками и плоский живот.

– У меня аккумулятор сел! – прокричала девушка. – Спасите! Помогите!

Игорь хотел предложить ей обождать до конца ливня, думал сказать что-нибудь вроде «Девушка, успокойтесь!», но неожиданно для себя улыбнулся, вышел из машины и предложил:

– Может, толкнем с горки?

Девушка охотно согласилась, и они пустили автомобиль под откос. Но ни холм не был достаточно крутым, ни девушка не проявила должного усердия – машина не разогналась и не завелась. Поэтому-то они затащили машину обратно, снова толкнули – с тем же успехом. Кое-как им удалось дотащить машину на прицепе до какого-то навеса, под которым Игорь открыл капот и подключил свой движок к ее остывшему аккумулятору. Едва мотор заурчал, дождь словно выключили – на землю упали последние капли, и тут же выглянуло солнце.

– Ха-ха! – развеселилась девушка. – Закон подлости!

– Да-а… – Игорь отлепил от живота тяжелую от воды майку.

– Поехали сушиться? – сказала незнакомка. – Меня зовут Яна. Мой дом недалеко – надо обратно вернуться на десять километров. Все равно в таком виде ехать невозможно.

– Э-э-э… – замялся Игорь.

– Не стесняйтесь, – перебила девушка. – Я вам обязана.

– Меня зовут Игорь, – представился он.

– Отлично! – улыбнулась она. – Следуйте за мной.

Они расселись по машинам, развернулись и тихонько отправились назад.

НАТАША, МАША

Квартирка была странная. Старый дом неподалеку от Сухаревской площади оттолкнул их тесным подъездом, грязными голубыми стенами, запахом сырости и разбитыми ступенями. На крошечных пролетах двери жилищ подпирали друг друга косяками. Несмотря на то что в ванной между унитазом и душем едва помещался один человек, она было современной, с дорогим кафелем и кабиной, напичканной техническими наворотами, и мягкой, элегантной подсветкой. Большая квадратная комната соединялась с кухонькой, в которой умещались лишь плита, холодильник да пара шкафчиков – впрочем, от итальянского дизайнера. Окна в помещении были большие, низкие, с широкими подоконниками, на которых при желании можно было лежать.

Пока юркая женщина-агент что-то бубнила о том, как близко метро, и о том, какие приличные люди сдают жилье, Маша плюхнулась на низкий вельветовый диван, а Наташа опробовала лампочки, расположенные по краю круглой ниши в потолке. Девушки перемигнулись, вытащили деньги и принялись выжимать агентшу из квартиры.

– Все было бы просто отлично, если бы у меня не свисало брюхо, – заявила Наташа, поднимая рубашку и показывая Маше, как обрюзгший животик прикрывает ширинку. – Может, поменять тела на что-нибудь?…

– Прекрати! – рассердилась Маша. – Это уже слишком!

– Почему? Знаешь, нам вообще-то все равно. Один мелкий проступок на фоне всего остального…

– Прекрати! – заорала Маша. – Мы столько всего наделали, что я наотрез отказываюсь менять тела и совершать бездарные глупости, не имеющие отношения к делу! Ясно?!

– О! – осеклась Наташа. – В гневе ты хороша. Ни разу не видела тебя такой… Ладно-ладно! – В ответ на Машин свирепый взгляд она подняла руки вверх: – Сдаюсь! Но прощальную вечеринку мы обязаны устроить.

– Что за прощальная вечеринка? – забеспокоилась Маша. – Почему прощальная?

– Потому что… – Наташа прищурилась, – мы можем исчезнуть в любой момент. Ты трясешься, а я спокойно жду нашей участи.

– А-а-а… – растерялась Маша.

– Неужели ты думала, что мы бесконечно будем скрываться в телах этих несчастных клуш? – Наташа сверкнула глазами. – Нас найдут, причем найдут скоро. Так что будь готова, подруга. Сейчас у нас две задачи: закончить начатое и оттянуться напоследок.

Так как Маша не понимала, как две столь противоположных задачи мирно сосуществуют в Наташиной голове, она со всем согласилась и даже пообещала позвонить Розе, так как, по мнению Наташи, Розу она, Маша, раздражает меньше.

ИГОРЬ

Яна выдала Игорю старые мужские треники. Закатав короткие штанины по колено, он проигнорировал слишком узкую майку, доставшуюся Яне неизвестно от кого, прикрыл окно, чтобы в него не налетели мухи, и спустился вниз.

Дом был старый, но отлично сохранившийся. Чувствовалось, что о нем заботятся. Стены были выкрашены в белый цвет, но их украшало такое количество ковриков, полочек с утварью, картин и всяких забавных висюлек, что белый цвет растворялся. На полу лежали широкие доски, с которых кое-где сошел толстый слой лака, обнажив потемневшее дерево. На кухне-террасе, куда Игорь пришел на звон посуды, стоял длинный стол, заставленный мисками, вазами, плошками и чашками. Посуды хватило бы на тридцать человек.

– Это все моя лень, – призналась Яна, обратив внимание на взгляд Игоря. – Помнишь, как в «Алисе в стране чудес» про чаепитие – они там не мыли посуду, а передвигались к чистому сервизу. Мы здесь раньше жили всей семьей. Человек двенадцать собирались каждый день, а потом все разъехались или свои дома построили… Вот я пока посуду всю не запачкаю, со стола не убираю… На неделю хватает, а потом в посудомойку. Зато я умею готовить пахлаву, сациви и пельмени.

– Почему «зато»? – спросил Игорь, присаживаясь на стул с мягким бархатным сиденьем.

– Потому что моя консервативная бабушка все время говорит мне, что такую неряху никто замуж не возьмет. И она права – не берут. Правда, я и не даюсь пока.

– Ну, на крайний случай есть домработницы, – утешил ее Игорь, рассматривая заросли плесени в одной из больших керамических чашек.

– О! – Яна всплеснула руками. – Ты мне это говоришь! В нашем семействе есть целый институт домработниц, так сказать, своя научная школа.

– В смысле? – хихикнул Игорь.

– Начиная с бабушки, которая нанимала деревенских баб, ругала их, обучала, одевала, до моей матушки, у которой в прислугах ходят всякие подрабатывающие библиотекарши и филологи-неудачницы… У матушки задачи высокие: не обидеть, не приблизить и не отпустить в плохие руки – то есть в те дома, где могут переплатить и разбаловать.

– Да-а… – промямлил Игорь, мать которого была смесью «деревенской бабы» и «библиотекарши-неудачницы».

Она сейчас тоже убиралась в одном небедном доме и, затаив дыхание, в одно время и с завистью, и с негодованием, и с подобострастной, восхищенной любовью рассказывала, сколько золота навешивает ее хозяйка, сколько у нее платьев, в какие «бешеные тыщи» обходится еда и прочие капризы взбалмошной хозяйки.

– А я вот, как паршивая овца, уезжаю на гастроли и отдаю ключи Капитолине Васильевне – соседке моей. Пока меня нет, она тут ковыряется, вычищает всякую дрянь, и я еще месяца два, а то и три могу смело все загаживать. Да ладно! – Яна бросилась к пузатому медному чайнику, выплюнувшему из носика облако пара. – Хватит об этом, а то мы с тобой как домохозяйки…

Яна разлила по кружкам маслянистую деревенскую воду, насыпала в вазу рассыпчатое курабье, вывалила в мисочку душистое, с запахом корицы яблочное варенье, распечатала мармелад в шоколаде. И они так зачаевничали, что Игоря бросало в пот. Он наливал чашку за чашкой, запивая приторные сладости, и ему казалось, что лучше нет ничего – вот так посидеть, кипятясь от горячего чая. А потом сходить на реку – освежиться, а потом купить на базаре огурцов, помидоров, отварить картошку, сделать салат со сметаной и солеными огурцами, подпалить в костре сосиски, плюхнуться в гамак с книжкой, которую так и не откроешь… А вечером к соседям – на вишневую наливку, а потом домой – смотреть сериал, который на даче неожиданно становится таким интересным…

– А ты здесь весь год живешь? – произнес он, вытирая вспотевший нос салфеткой.

– Не совсем. – Яна тоже устало и сыто откинулась на спинку кресла. – Как только дедушка умер, бабушка подарила дом мне. Сказала, что больше сюда ни ногой.

Игорь только принял скорбный вид, как Яна опровергла его догадки:

– Бабушка говорит, что за городом живут одни лентяи и мямли. Она такая активная, что, когда я в городе, она меня заставляет шляться по гостям, приемам, вечеринкам и прочим светским компаниям, а мне неохота и скучно. Вот я от нее и скрываюсь здесь. Хотя таскаться в город надоедает. Это только кажется, что тридцать километров от Москвы – близко. На самом деле по пробкам тащишься еле-еле, полтора часа туда, полтора обратно – вся жизнь в дороге. Пойдем купаться?

– Э-э-э… – застеснялся Игорь. – У меня, откровенно говоря, нет ни плавок, ни трусов.

– А я тебе папины дам, – предложила Яна. – Они от Гуччи, модные вусмерть. Он их здесь перед Майами оставил. Просил выслать, но я забыла.

Игорь поддался на уговоры, и они пошли к реке, которая у пляжа расширялась настолько, что посредине умещался даже маленький островок.

– Приют влюбленных, – хихикнула Яна. – Туда все местные парочки по ночам ездят. Доплывем?

Они доплыли, выбрались на отмель, растянулись на влажном песочке и уставились в небо.

– Представляешь, я со школьной скамьи не могу избавиться от сравнения, – лениво проговорила Яна. – Когда смотрю в небо, тут же вспоминаю небо из Льва Толстого, когда этот, ну как его… черт, вылетело из головы… на Б… смотрит в небо Аустерлица и его всякие откровения посещают. Мне кажется, что просто Толстой от безделья так часто валялся на своих Ясных Полянах, что слегка зарубился на этой теме. Я лично считаю, что это самые нудные места во всей книге, ну, после баталий, конечно.

– А самые интересные? – улыбнулся Игорь, щурясь от солнца.

– Фиг знает… – Яна приподнялась на локтях. – Я тут недавно пробовала перечитать… Скисла. Ну, пороки светского общества, ну, сплетни, ну, недалекость… Ну и что? Они же аристократы, лодыри, а не мыслители, чего на всех гнать-то? Вспомнила! Болконский! Болконский этот был самым настоящим упырем. Из всех кровь пил, а сам толком и не жил.

– А я в школе, когда мы проходили литру, больше всего удивлялся тому, что вроде ничего не понятно, а потом кто-то опозоренный или беременный, – ухмыльнулся Игорь. – И никак не мог взять в толк: если они расстались у калитки, то почему у всех родственников истерика, ее в монастырь ссылают, а его какой-нибудь кузен приглашает на дуэль?

– Н-да… – согласилась Яна, и они снова замолчали.

Игорь осторожно поглядывал на раскинувшуюся под солнцем девушку. Легкий терракотовый загар, тонкая шея, выступающие ключицы, прямые гладкие плечи, на узких, но крепких и соблазнительных бедрах виднеется белый след от купальника. Резкий, с выдающейся костью лобок, тонкие запястья и щиколотки, сильные икры… Все сложить – получается совершенство. Статуэточка, выточенная из красного дерева, гладенькая и изящная.

Статуэточка повернулась, и в ее глазах, неожиданно ставших хитрыми и слегка косыми, Игорь прочитал, что она знает о том, что он подглядывал и о чем думал. Они рванули друг к другу. Она упала ему на живот. Его обожгла ее кожа, от поцелуя по всему телу растекались мурашки, нежные волосы, пахнущие жасмином, закрывали солнце, небо, весь мир. Он не понимал, что делает… Игорь не соображал, где они сейчас и кто кого где в это мгновение ласкает, – он чувствовал все вместе, не по отдельности, не разбираясь, где эротические области, а где – так себе. До боли в висках, до слез в уголках зажмуренных глаз, до наплевать – видит их кто-нибудь или слышит… он лишь понимал, что не похоть, не секс, не тело – страсть из самой глубины души рвется наружу, выталкивая из него все пустое…

Шесть ведьм склонились над зеркалом.

– Ну и что? Это оно? – спросила Магда. – Единственная любовь?

Роза что-то невнятно пробурчала.

– Что? – переспросила Наташа.

– Откуда я знаю? – спокойно ответила Роза. – Так не понять.

– У него такая попка… – увлеченно заметила Настя, разглядывая, как ритмично сжимаются бедра Игоря.

– Отвали! – прикрикнула на нее Маша. – Ты еще маленькая! Мы не из праздного интереса на все это смотрим.

– Я тоже не из праздного, – обиделась Настя.

– А та, вторая? – поинтересовалась Грета, имея в виду Аню.

– Черт ее знает… – Наташа пожала плечами.

– А что вообще должно произойти? – настаивала Настя. – Ну, когда кто-то там окажется единственной любовью?

Все злобно на нее посмотрели. Никто не знал ответа на вопрос, поэтому Настя и вызвала общее раздражение. Каждая надеялась, что в конце концов произойдет что-нибудь очевидное, такое, что сразу станет ясно – они победили. Пока же ничего не случилось, и все нервничали, не уверенные в успехе.

– Да! – спохватилась Маша. – Настя, у нас для тебя поручение. Вот!

Она достала двойную рамку с настольными портретами. На одном была нарисована Маша, на другом – Наташа. Портреты были исполнены маслом, но поначалу казалось, что смотришь на чужое отражение в зеркале – настолько гладкими и живыми были лица.

– Отдашь Игорю, – велела Наташа. – Скажешь, чтобы никогда с ними не расставался. Они заговорены как обереги, так что плети все, что пожелаешь, но убеди его никуда эти портреты не девать, не забывать о них и хранить рядом с собой.

– Хорошо. – Полюбовавшись на картинки, Настя запихнула их в сумку.

– Ну что? – воскликнула Роза. – Начнем мы наконец вечеринку?

Девушки одобрительно захлопали в ладоши, а Роза под громкие аплодисменты вытащила из кармана плоскую флягу.

– По моему собственному, уникальному рецепту, – хмыкнула она, сделала глоток и передала бутылку по кругу.

От приторного анисового настоя в первые несколько минут ничего не произошло. Ведьмы недоуменно смотрели друг на друга, но вдруг Маша, сделавшая глоток сразу после Розы, ощутила, что ей все начинает безудержно и беспричинно нравиться. Собственное тело, еще минуту назад такое убогое, вдруг показалось образцом совершенства – изящным, тонким, воздушным. Осмотревшись, Маша нашла, что Наташин животик чертовски сексуален и привлекателен – даже толстые складочки представляются ужас какими соблазнительными. Грета, Магда, Роза и Настя привели ее в неописуемый восторг – их смуглые, упругие тела отблескивали в темноте, глаза сверкали, а густые волосы ерошились от ветра.

Наташа расхохоталась:

– Я красавица, ха-ха-ха! Мне кажется, что я красавица! – Она бросилась к Розе и задушила ее в объятиях. – Роза, старая калоша, что ты нам подсыпала?

Роза, ничуть не обидевшись на «старую калошу», тоже рассмеялась.

– Это единственное, что примиряет меня с моей толстой задницей! – выпалила она, и девицы зашлись диким, безостановочным смехом.

– Сюрприз! – крикнула Магда.

Она свистнула, и оконные затворы щелкнули, а створки со звоном распахнулись. В комнату ворвался теплый, но такой сильный, что чашки на кухне полетели с полок, ветер. Он закружил, подхватил женщин и помчал их так, что только звезды мелькали, вдаль – по темно-синему небу неизвестно куда. Маша услышала, как ее истошные вопли смешиваются с криками других девушек – они орали, перепуганные и восхищенные скоростью, неизвестностью и невесомостью. Наконец они почувствовали, что снижаются. Внизу что-то слабо светилось, а воздух благоухал йодом и солью. Неосторожно перекувырнувшись, Наташа вдруг поняла, что падает – ее никто больше не держал. Не успев толком испугаться, ощутила, как ноги погружаются во что-то мокрое. А еще через секунду поняла, что летит сквозь воду, расталкивая стайки разноцветных рыбок. Она задергала руками, оттолкнулась и с силой выпрыгнула на поверхность светящейся воды. Отовсюду выныривали подруги. Они плевались, фыркали, нещадно матерились, не понимая, где они и что происходит, но вскоре осознали, что Магда занесла их в глубь тропического океана. Вода была гладкой и теплой, морская живность суетилась вокруг непрошеных гостей, луна висела громадным золотым шаром, от которого по воде тянулась лунная дорожка.

– Ух ты! – восхитилась Настя, переворачиваясь на спину. – Где мы?

– В Мексике, – сообщила Магда. – Поплыли! – крикнула она, и девушки сосредоточенно погребли к темнеющему вдали берегу.

Они плыли не меньше получаса, но ничуть не устали. Наоборот, слаженные ритмичные движения, вкус и запах моря, горячий легкий ветер добавляли сил, наполняли силой водной стихии.

Недалеко от земли до них донеслись звуки музыки. Доплыв до пляжа, увидели костры, людей и столы, накрытые под беседками из тростника.

– А это еще что? – захлебнулась водой Наташа.

– Хорошо иметь друзей, – загадочно призналась Магда, нащупала ногами песок и выбежала на пляж.

Навстречу ей вышел лысый старик в длинной белой рубахе и таких же брюках. Единственным украшением были толстые ряды бус на шее – самых разных, от деревянных, до золотых, с крупными цветными то ли стеклами, то ли камнями. Они свисали до пояса, как связки баранок, перемежаясь с амулетами и кулонами в виде животных.

Старик радостно приветствовал Магду, вежливо кивнул ее подругам и что-то зычно выкрикнул на испанском.

– Это здешний шаман. – Магда повернулась к подругам. – Очень уважаемый человек. Он устроил нам праздник.

Костры полыхнули. Несколько босоногих мексиканцев ударили по мандолинам – берег наполнился светом и музыкой. От зарослей разноцветных цветов шел одуряющий запах, море ласково ударялось о берег, от костров тянулся аромат свежайшего, нежнейшего мяса, а на столах виднелись горы лепешек, овощей, фруктов, специй и соусов.

Почувствовав безумный голод, девушки набросились на еду. Темнокожие женщины в ярких платьях подливали им что-то невкусное, крепкое, от чего никто не пьянел, но глаза сверкали все ярче, а ноги просились в пляс. Присоединившись к местным, ведьмы запрыгали вокруг костров, затряслись в отчаянном танце. Не имело значения – хорошо ли танцуешь, плохо, главное, казалось, слиться с музыкой, с огнем, с запахом южных соцветий и светом звезд. Они плясали, купались, подолгу отлеживаясь в воде у самого берега – такой теплой, что казалось, их тела окутывает мокрый воздух. Голыми руками хватали пряное мясо, давились сочными сладкими фруктами, сок которых тек по подбородку и шее, пока старик не захлопал в ладоши и не позвал за собой.

Оставив местных убирать следы пирушки, девушки вслед за стариком пошли в джунгли, в которых все шипело, рычало и угукало. Вышли на заросшую поляну и увидели огромный храм с цветными барельефами, с позолоченными арками и драгоценными камнями, сверкавшими в глазах древних божеств и воителей.

– Не многим довелось увидеть его во всем великолепии. – Старик вдруг заговорил на понятном языке. – Только те, кто умеет и хочет, могут полюбоваться на призрак нашей некогда роскошной святыни. Сейчас он разрушен и разорен, но в свое время люди преклоняли колени, восхищенные его красотой.

Наташа вдруг смутно припомнила туристические проспекты. Заброшенная цивилизация, обломки империи… На фотографиях эти самые обломки были желтыми, каменистыми и потрепанными, а перед ней возвышался с иголочки новый, восхитительный храм.

– Вам нужно подняться до рассвета. – Старик указал на вершину. – Ступайте.

Обернувшись, чтобы попрощаться с шаманом, они никого не увидели – лишь ветки заскрипели в джунглях. Расправляя мокрую одежду, девушки двинулись к ступеням.

С каждым шагом ноги становились тяжелее, спина горбилась, ступни раскалялись. Было душно и жарко, нечем дышать, а сердце билось так, что стучало в затылке.

– Я не могу! – выдохнула Маша. – Это издевательство! На фига нам вообще переть туда?

Не оборачиваясь, Магда сказала:

– Если встретить рассвет на вершине храма, ты очистишься от грехов. Поэтому тебе так тяжело – слишком много прегрешений налипло, вот и тянет к земле. Терпи.

Идея очиститься от всех грехов разом Машу вдохновила. Она припустила, прекратила нытье, но скоро снова утомилась и шла дальше хоть и молча, но всем видом показывая, как ей тяжело. Единственное, что утешало, – Наташа чуть не ползла, проклиная каждый шаг. Наконец забрались. Уселись на каменный пол и стали ждать появления солнца. С первым же лучом Наташа почувствовала, как усталость проходит. Голова стала ясной, а дыхание легким. Она вскочила на ноги, осмотрела долину, усеянную желтыми, красными, малиновыми и лиловыми цветами, опутанную зеленью, и заметила узкую кромку моря, поблескивающую за лесом. Солнце проникало внутрь, выжигая терзания, неуверенность, страх и сомнения и согревая душу.

Счастливая и умиротворенная Наташа зажмурила глаза, а когда открыла их, обнаружила, что стоит у окна съемной квартиры и жмурится от утреннего солнца. Обернувшись, встретилась глазами с Машей, пребывавшей в точно таком же изумлении, и с Магдой – серьезной и обеспокоенной.

– Девочки, – произнесла Магда немного сурово, – мне придется с вами попрощаться. Стоп! – прикрикнула она, предупреждая изъявления благодарности. – Прощаться, возможно, придется навсегда. Мне тоже может круто влететь за то, что я вам помогала. Всем нам. Поэтому я ставлю точку – все, что могла, я сделала. Дальше – сами. Я бы очень хотела еще с вами встретиться, но на всякий случай – прощайте. Я буду вспоминать о вас и желать вам удачи.

Она развернулась и вышла, тихо хрустнув дверью.

– Все нас бросили. – Маша покачала головой, впрочем, без особого сожаления.

– Я одного не пойму, – пробурчала Наташа. – Как так: и здесь ночь, и там ночь? Мексика же – это в другом временном полюсе…

– Поясе, – поправила Маша, соскользнула на подушку и тут же заснула.

Наташа задернула шторы, стащила все еще влажные вещи и пристроилась рядом, спихнув Машу на край дивана.