Текст книги "Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том I"

Джордано Бруно в своём произведении сначала называет Петрарку, а затем Данте. Это означает, что Петрарка жил одновременно с Данте или чуть раньше него.

 
Or discendiamo omai a maggior pieta;
già ogne stella cade che saliva
quand'io mi mossi, e «l troppo star si vieta». [99]
 
 
Но спустимся в тягчайшие мученья:
Склонились звезды, те, что плыли ввысь,
Когда мы шли; запретны промедленья». [99]
 

Когда путники двинулись в путь, звезды поднимались от Востока к середине неба. Теперь они начали клониться к Западу; миновала полночь. Вергилий торопит Данте: путь им предстоит долгий, кругов Ада ещё очень много.

 
Noi ricidemmo il cerchio a l'altra riva
sovr'una fonte che bolle e riversa
per un fossato che da lei deriva. [102]
 
 
L'acqua era buia assai più che persa;
e noi, in compagnia de l'onde bige,
intrammo giù per una via diversa. [105]
 
 
In la palude va c'ha nome Stige
questo tristo ruscel, quand» è disceso
al piè de le maligne piagge grige. [108]
 
 
Мы пересекли круг и добрались
До струй ручья, которые просторной,
Изрытой ими, впадиной неслись. [102]
 
 
Окраска их была багрово-черной;
И мы, в соседстве этих мрачных вод,
Сошли по диким тропам с кручи горной. [105]
 
 
Угрюмый ключ стихает и растет
В Стигийское болото, ниспадая
К подножью серокаменных высот. [108]
 

Путники продвигаются в сторону Константинополя. Дорога обходит город с Севера; с этой стороны в него не войти. Единственный путь лежит водой, через залив Золотой Рог. Они подходят к самому началу залива Золотой Рог, где в него впадают два ручья: Али бей су (древний Кидарос) и Киат Ханс Су (древний Барбизес). Ручьи, бегущие с гор, имеют бурное течение, стихающее после впадения в залив, который Данте называет Стигийским болотом. Цвет воды в ручьях практически чёрный, особенно на фоне белого снега. Залив Золотой Рог впадает в пролив Босфор, пробегая между серыми каменными стенами Константинополя, расположенными на обоих его берегах.

 
E io, che di mirare stava inteso,
vidi genti fangose in quel pantano,
ignude tutte, con sembiante offeso. [111]
 
 
Queste si percotean non pur con mano,
ma con la testa e col petto e coi piedi,
troncandosi co» denti a brano a brano. [114]
 
 
И я увидел, долгий взгляд вперяя,
Людей, погрязших в омуте реки;
Была свирепа их толпа нагая. [111]
 
 
Они дрались, не только в две руки,
Но головой, и грудью, и ногами,
Друг друга норовя изгрызть в клочки. [114]
 

Вглядевшись в толщу вод пролива, в месте впадения быстрых ручьёв, Данте видит подводные разноцветные струи, образующие водовороты и смешивающиеся друг с другом, норовя изгрызть самих себя в клочки. Кроме струй, там видно огромное количество водных растений, колеблемых течениями и никогда не пребывающих в покое.

 
Lo buon maestro disse: «Figlio, or vedi
l'anime di color cui vinse l'ira;
e anche vo» che tu per certo credi [117]
 
 
che sotto l'acqua è gente che sospira,
e fanno pullular quest'acqua al summo,
come l'occhio ti dice, u» che s'aggira. [120]
 
 
Fitti nel limo, dicon: «Tristi fummo
ne l'aere dolce che dal sol s'allegra,
portando dentro accidïoso fummo: [123]
 
 
or ci attristiam ne la belletta negra».
Quest'inno si gorgoglian ne la strozza,
ché dir nol posson con parola integra». [126]
 
 
Così girammo de la lorda pozza
grand'arco tra la ripa secca e «l mézzo,
con li occhi vòlti a chi del fango ingozza.
Venimmo al piè d'una torre al da sezzo. [130]
 
 
Учитель молвил: «Сын мой, перед нами
Ты видишь тех, кого осилил гнев;
Еще ты должен знать, что под волнами [117]
 
 
Есть также люди; вздохи их, взлетев,
Пузырят воду на пространстве зримом,
Как подтверждает око, посмотрев. [120]
 
 
Увязнув, шепчут: «В воздухе родимом,
Который блещет, солнцу веселясь,
Мы были скучны, полны вялым дымом; [123]
 
 
И вот скучаем, втиснутые в грязь».
Такую песнь у них курлычет горло,
Напрасно слово вымолвить трудясь». [126]
 
 
Так, огибая илистые жерла,
Мы, гранью топи и сухой земли,
Смотря на тех, чьи глотки тиной сперло,
К подножью башни наконец пришли. [130]
 

Люди, погрязшие в омуте реки, испускающие пену и пузыри – струи падающего в залив ручья, создающие обильную пену на поверхности и подводные течения. Они дерутся не руками, а всей своей сутью без исключения, разбивая друг-друга на бесследно исчезающие клочья.

Гневные казнятся волнами и прибоем; их противоположность – вялые – быстрым подводным течением, водоворотами, пеной. Под водой казнятся грешные души, пуская пузыри, напрасно трудясь вымолвить слово; глотки их забиты подводной густой травой – тиной. Это – вялые – полная противоположность гневным, такая же, как скупцы – расточителям. Голос воды и ветра над ними поёт свою бесконечную песнь.

Путники берегом пенного, тинного, илистого залива направляются к башне. Подойдя с Запада к Константинополю, они видят издали возвышающийся над местностью ориентир: знаменитую Галатскую башню [Рис. А VII. 1], расположенную в пригороде Галата на Северном берегу пролива Золотой Рог, отделяющего пригород от центральной части Константинополя, на Европейском берегу пролива Босфор.

А. VII. 1 Башня Галата в Константинополе. Вид на Север утром со стороны центра Константинополя через залив Золотой Рог.

Дорога с материка (Европы) вдоль залива Золотой Рог, в сторону Константинополя, идёт на Восток, далее, с правой стороны залива расположена центральная часть Константинополя с Айя Софией и главными мечетями, с левой стороны – пригород Галата, за ним пригород Пера – место расположения иностранцев. Башня Галата, видимая издалека, доминирует над одноименным пригородом, со стороны истока залива Золотой Рог видна прямо на Востоке.

Над этой башней Данте наблюдал восхождение Марса и Сатурна в созвездии Льва; если обернуться назад, на Западе, после захода Солнца, виден Меркурий, чуть заметный взгляду.

В настоящее время высота башни составляет 61 метр. В XVIII веке конического купола на башне не было; её высота составляла 45 метров, заканчиваясь ограждением с зубцами.

INFERNO – Canto VIII. АД – Песня VIII
Круг пятый (окончание) – Флегий – Город Дит

 
Io dico, seguitando, ch'assai prima
che noi fossimo al piè de l'alta torre,
li occhi nostri n'andar suso a la cima [3]
 
 
per due fiammette che i vedemmo porre,
e un'altra da lungi render cenno,
tanto ch'a pena il potea l'occhio tòrre. [6]
 
 
E io mi volsi al mar di tutto «l senno;
dissi: «Questo che dice? e che risponde
quell'altro foco? e chi son quei che «l fenno?» [9]
 
 
Скажу, продолжив, что до башни этой
Мы не дошли изрядного куска,
Когда наш взгляд, к ее зубцам воздетый, [3]
 
 
Приметил два зажженных огонька
И где-то третий, глазу чуть заметный,
Как бы ответивший издалека. [6]
 
 
Взывая к морю мудрости всесветной,
Я так спросил: «Что это за огни?
Кто и зачем дает им знак ответный?» [9]
 

Два зажженных огонька – сигнал о прибытии двух душ, на который с башни города Дит (по ту сторону Стигийского болота) подается ответный сигнал, вслед за чем, оттуда на челне отплывает перевозчик.

Не дойдя до Галатской башни изрядного куска, путники замечают впереди, над её зубцами, два огонька. Они двигаются на Восток, значит, два огонька зажглись на Востоке. При взгляде на Звёздное Небо я вижу, что перед путниками, после захода Солнца, на Востоке показались две зловещие планеты на вечернем небе в созвездии Льва – Марс и Сатурн. На другой стороне Звёздного Неба, на Западе, в лучах вечерней зари, в созвездии Водолея, показывается едва заметный глазу Меркурий. Эту картину можно было наблюдать с 12 февраля 1743 года [Рис. А. VIII. 1], значит путники в пути уже больше месяца. Это реальная скорость передвижения в те времена морем на кораблях, сушей на лошадях, учитывая сложный, извилистый путь, которым им пришлось идти и тайный характер операции.

 
Ed elli a me: «Su per le sucide onde
già scorgere puoi quello che s'aspetta,
se «l fummo del pantan nol ti nasconde». [12]
 
 
Corda non pinse mai da sé saetta
che sì corresse via per l'aere snella,
com'io vidi una nave piccioletta [15]
 
 
venir per l'acqua verso noi in quella,
sotto «l governo d'un sol galeoto,
che gridava: «Or se» giunta, anima fella!» [18]
 
 
«Когда ты видишь сквозь туман, взгляни, —
Так молвил он. – Над илистым простором
Ты различишь, кого зовут они». [12]
 
 
Ни перед чьим не пролетала взором
Стрела так быстро, в воздухе спеша,
Как малый челн, который, в беге скором, [15]
 
 
Стремился к нам, по заводи шурша,
С одним гребцом, кричавшим громогласно:
«Ага, попалась, грешная душа!» [18]
 

Путники подходят вдоль залива Золотой Рог к стенам Константинополя. К ним сквозь туман подплывает лодка с одним гребцом, чтобы перевезти их вдоль залива Золотой Рог. Определю, что это за созвездие. Следуя по Атласу Звёздного Неба, вижу, что перед ними созвездие Возничий – точное имя для перевозчика [Рис. А. VIII. 2]. Дело происходит в Османской империи; перевозчик – мусульманин, видя перед собой христианина, называет того «грешной душой». По законам Ислама, всякий мусульманин, встретивший неверного, обязан сделать всё возможное для обращения того в Ислам.

 
«Flegïàs, Flegïàs, tu gridi a vòto»,
disse lo mio segnore «a questa volta:
più non ci avrai che sol passando il loto». [21]
 
 
Qual è colui che grande inganno ascolta
che li sia fatto, e poi se ne rammarca,
fecesi Flegïàs ne l'ira accolta. [24]
 
 
Lo duca mio discese ne la barca,
e poi mi fece intrare appresso lui;
e sol quand'io fui dentro parve carca. [27]
 
 
Tosto che «l duca e io nel legno fui,
segando se ne va l'antica prora
de l'acqua più che non suol con altrui. [30]
 
 
«Нет, Флегий, Флегий, ты кричишь напрасно,
Сказал мой вождь. – Твои мы лишь на миг,
И в этот челн ступаем безопасно». [21]
 
 
Как тот, кто слышит, что его постиг
Большой обман, и злится, распаленный,
Так вспыхнул Флегий, искажая лик. [24]
 
 
Сошел в челнок учитель благосклонный,
Я вслед за ним, и лишь тогда ладья
Впервые показалась отягченной. [27]
 
 
Чуть в лодке поместились вождь и я,
Помчался древний струг, и так глубоко
Не рассекалась ни под кем струя. [30]
 

Флегий – по греческому мифу – царь лапифов, сын Олимпийского Бога Ареса (Марса) и смертной, внук Зевса. В гневе на Аполлона, обольстившего его дочь, он сжег Дельфийский храм и был ввергнут в Аид. У Данте он – злобный страж пятого круга, перевозчик душ через Стигийское болото, где казнятся гневные и вялые.

«Слово и дело» – в очередной раз заявляет Вергилий, предъявляя фирман Великого Визиря, гарантирующий беспрепятственный проезд. Возничий, видя, что ему придётся перевозить христианина, скривился, «искажая лик». Ярчайшая звезда созвездия Возничий – Капелла (козочка) – переменная звезда. На Карте Звёздного Неба, созвездие Возничий оборачивается через плечо (искажает лик), глядя на Капеллу.

Ладья отягчается, как только в неё вступает Данте. Случалось ли тебе, мой дорогой читатель, переправляться через реку на маленькой лодке. Пока в ней один-два человека, кажется, что она не меняет своей осадки, когда же ты вступаешь в неё третьим, кажется, что лодка огружается очень глубоко и вот-вот зачерпнёт воды. Путники отправляются в плавание по заливу Золотой Рог.

 
Mentre noi corravam la morta gora,
dinanzi mi si fece un pien di fango,
e disse: «Chi se» tu che vieni anzi ora?» [33]
 
 
E io a lui: «S'i» vegno, non rimango;
ma tu chi se», che sì se» fatto brutto?»
Rispuose: «Vedi che son un che piango». [36]
 
 
E io a lui: «Con piangere e con lutto,
spirito maladetto, ti rimani;
ch'i» ti conosco, ancor sie lordo tutto». [39]
 
 
Allor distese al legno ambo le mani;
per che «l maestro accorto lo sospinse,
dicendo: «Via costà con li altri cani!» [42]
 
 
Lo collo poi con le braccia mi cinse;
basciommi «l volto, e disse: «Alma sdegnosa,
benedetta colei che «n te s'incinse! [45]
 
 
Посередине мертвого потока
Мне встретился один; весь в грязь одет,
Он молвил: «Кто ты, что пришел до срока?» [33]
 
 
И я: «Пришел, но мой исчезнет след.
А сам ты кто, так гнусно безобразный?»
«Я тот, кто плачет», – был его ответ. [36]
 
 
И я: «Плачь, сетуй в топи невылазной,
Проклятый дух, пей вечную волну!
Ты мне – знаком, такой вот даже грязный». [39]
 
 
Тогда он руки протянул к челну;
Но вождь толкнул вцепившегося в злобе,
Сказав: «Иди к таким же псам, ко дну!» [42]
 
 
И мне вкруг шеи, с поцелуем, обе
Обвив руки, сказал: «Суровый дух,
Блаженна несшая тебя в утробе! [45]
 

Залив Золотой Рог XVIII века – грязная, загаженная, мёртвая лужа. Жители огромного города и многочисленных сёл, расположенных на его берегах сбрасывают в него все нечистоты и отходы производства – от кустарного кожевенного до промышленных отходов металлургических заводов, которых в Константинополе много.

Посреди потока Данте встречается один знакомый ему дух – тот, кто плачет – которого он с презрением отталкивает от себя.

Случалось ли тебе, мой дорогой читатель, бороться со своими недостатками? Насколько это тяжело, сможет сказать только победивший их. Здесь поэт встречается с побежденным им самим грехом – унынием; Вергилий благословляет его самого и родившую его.

 
Quei fu al mondo persona orgogliosa;
bontà non è che sua memoria fregi:
così s» è l'ombra sua qui furïosa. [48]
 
 
Quanti si tegnon or là sù gran regi
che qui staranno come porci in brago,
di sé lasciando orribili dispregi!» [51]
 
 
E io: «Maestro, molto sarei vago
di vederlo attuffare in questa broda
prima che noi uscissimo del lago». [54]
 
 
Ed elli a me: «Avante che la proda
ti si lasci veder, tu sarai sazio:
di tal disïo convien che tu goda». [57]
 
 
Dopo ciò poco vid'io quello strazio
far di costui a le fangose genti,
che Dio ancor ne lodo e ne ringrazio. [60]
 
 
Tutti gridavano: «A Filippo Argenti!»;
e «l fiorentino spirito bizzarro
in sé medesmo si volvea co» denti. [63]
 
 
Он в мире был гордец и сердцем сух;
Его деяний люди не прославят;
И вот он здесь от злости слеп и глух. [48]
 
 
Сколь многие, которые там правят,
Как свиньи, влезут в этот мутный сток
И по себе ужасный срам оставят!» [51]
 
 
И я: «Учитель, если бы я мог
Увидеть въявь, как он в болото канет,
Пока еще на озере челнок!» [54]
 
 
И он ответил: «Раньше, чем проглянет
Тот берег, утолишься до конца,
И эта радость для тебя настанет». [57]
 
 
Тут так накинулся на мертвеца
Весь грязный люд в неистовстве великом,
Что я поднесь благодарю Творца. [60]
 
 
«Хватай Ардженти!» – было общим криком;
И флорентийский дух, кругом тесним,
Рвал сам себя зубами в гневе диком. [63]
 

Вергилий говорит, что встреченный ими дух в мире был гордецом с сухим сердцем и деяний его люди не прославят. Он подтверждает, что поэт был там правителем – монархом, одним из многих, которые оставляют по себе ужасный срам.

Данте готов без сожаления увидеть, как его грех канет на самое дно. Вергилий благословляет его, выдержавшего тяжёлую борьбу с этим грехом. Весь грязный люд залива набрасывается на отвергнутый и убитый им грех, доставляя удовольствие увидеть, как флорентийский дух рвёт сам себя зубами.

Это уже четвёртый грех Данте, встреченный им в Аду – уныние. Он называет его «флорентийским духом». Если это его родина, не пристало так с ней обходиться. Но я думаю, что его родина где-то в другом месте, а во Флоренцию он был отправлен на учёбу (под розги педанта) и там грешил унынием. Возможно, там его называли Ардженти (Серебряным) Филиппо. К сожалению, М. Л. Лозинский не привёл в переводе имени Ардженти; исправляю эту недоработку.

Небольшой штрих, дополняющий картину: во всех случаях, как я покажу позже, Флоренцией Данте называет Францию, поэтому «флорентийский дух» следует понимать, как «французский дух». С другой стороны, Вергилий, отправляя Ардженти на дно, называет его «псом», а это уже относится к России; здесь вдруг запахло «русским духом». Думаю, в дальнейшем станет ясно, почему.

 
Quivi il lasciammo, che più non ne narro;
ma ne l'orecchie mi percosse un duolo,
per ch'io avante l'occhio intento sbarro. [66]
 
 
Lo buon maestro disse: «Omai, figliuolo,
s'appressa la città c'ha nome Dite,
coi gravi cittadin, col grande stuolo». [69]
 
 
E io: «Maestro, già le sue meschite
là entro certe ne la valle cerno,
vermiglie come se di foco uscite [72]
 
 
fossero“. Ed ei mi disse: „Il foco etterno
ch'entro l'affoca le dimostra rosse,
come tu vedi in questo basso inferno». [75]
 
 
Так сгинул он, и я покончу с ним;
Но тут мне в уши стон вонзился дальный,
И взгляд мой распахнулся, недвижим. [66]
 
 
«Мой сын, – сказал учитель достохвальный, —
Вот город Дит, и в нем заключены
Безрадостные люди, сонм печальный». [69]
 
 
И я: «Учитель, вот из-за стены
Встают его мечети, багровея,
Как будто на огне раскалены». [72]
 
 
«То вечный пламень, за оградой вея, —
Сказал он, – башни красит багрецом;
Так нижний Ад тебе открылся, рдея». [75]
 

Дит – латинское имя Аида, или Плутона, властителя преисподней, сына Кроноса и Реи, супруга Персефоны, брата Олимпийских Богов Зевса и Посейдона. Данте называет так Люцифера (лат. Lucifer – Светоносец, древнерусск. – Денница), верховного дьявола, «Князя мира сего», царя Ада. Его имя носит адский город, окруженный Стигийским болотом – области Ада, лежащие внутри крепостной стены и носящие общее название нижнего Ада.

Поэт слышит дальний стон, потом показывается город Дит – столица Ада. На Земле ему соответствует столица Османской империи – город Константинополь, ещё не получивший имени Стамбул [Рис. А. VIII. 3]. С точки зрения христианина, этот город – исчадие Ада, и, действительно его столица. За стеной «вечного города», раскинувшегося по обоим берегам залива Золотой Рог, возвышается много огромных мечетей, с бесчисленного множества минаретов которых доносится стон (восхваление Аллаха). Данте описывает их багровыми в лучах вечерней зари, как бы горящими адским огнём. Только Константинополь в XVIII веке имел так много мечетей внутри себя. В XV веке, перед падением под ударами османов в 1453 году, этот город имел только один огромный православный храм – Святую Софию Константинопольскую [Рис. А. VIII. 4], которая была впоследствии преобразована в мечеть – Айя София. Остальные огромные мечети появились в этом городе в период наивысшего могущества Османской империи, во второй половине XVI века, построенные под руководством одного великого архитектора – Синана, прожившего до 98 лет (подтверждение моей мысли, что люди того времени могли прожить 100 лет, постоянно работая!) [Рис. А. VIII. 5]

Из академической статьи:

Зодчий Синан родился в 1490 году, во внутренней Анатолии, в Кайсери, в деревне Аырнас, в семье греков-христиан. Его имя – Иосиф. Ко двору попал, когда происходила мобилизация в войска янычар. И начал свою прославленную карьеру он простым столяром.

Он был направлен в Стамбул, где принял Ислам. В то время ему было 23 года, и он не подходил для высшей школы Эндерун по возрасту, ввиду чего был направлен во вспомогательную школу, находящуюся при Имперском колледже. Спустя три года Синан окончил школу и стал квалифицированным архитектором и инженером, а уже через 6 лет с момента поступления в школу участвовал в последней военной кампании султана Селима I на острове Родос, которая окончилась со смертью султана.

Вместе с корпусом янычар нового султана Сулеймана I Великолепного в составе резервной конницы участвовал в походе на Австрию, после которого Синан был повышен до звания капитана Султанской охраны и получил в командование кадетский пехотный корпус, позже он был назначен командующим 62-м стрелковым корпусом, дислоцировавшимся в Австрии. После Мохачского похода 1526 года, стал руководителем военных техников Османской армии. Во время своей службы Синан, расстреливая крепости и здания, как архитектор изучал их слабые места.

Во время последнего похода на Багдад для форсирования озера Ван построил 3 корабля и за это получил haseki ünvanı (титул пожизненного придворного у Султана). Потом же во время перехода через реку Прут во время похода на Молдову соорудил за 13 дней невиданный мост. Султан Сулейман I (Кануни) пришёл в восторг и сделал его главным архитектором двора. С этим званием Синан прожил до конца своих дней.

Синан прожил практически до 100 лет и за эту долгую жизнь успел плодотворно поработать. По различным сведениям, Синан спроектировал и осуществил строительство более 350 объектов, среди которых 84 мечетей, 52 маленьких мечети, 52 медресе, 7 школ, 22 мавзолея, 17 имарет, 3 дарюшшуфа, 7 плотин, 8 мостов, 20 караван-сараев, 35 дворцов, 6 амбаров, 48 бань. Если взять во внимание, что проработал он главным архитектором дворца около 50 лет, трудно представить себе, что он сумел в одиночку спроектировать и организовать воплощение такого количества единиц архитектуры. Есть предположение, что часть этих исторических строений, которые в большинстве своём находятся в Стамбуле, были построены его учениками или же группой архитекторов, работавших под его руководством.

Вот краткий перечень великих мечетей Константинополя 1743 года, не считая Айя Софии и малых мечетей, которые предстали перед путниками:

1. Мечеть Календерхане, построенная рядом с акведуком Валента в конце XII века.

2. Мечеть Фетхие, переделанная из Православного храма монастыря Святой Девы в 1591 году.

3. Мечеть Малая Айя – София, переделанная из церкви Сергия и Бахуса в 1591 году.

4. Мечеть Баязида, построенная сыном Мехмеда II Завоевателя султаном Баязидом II в 1501—1506 годах и являющаяся самой старой султанской мечетью в Стамбуле.

5. Мечеть Фатих, построенная якобы Мехмедом II Завоевателем, которая была разрушена землетрясением и отстроена заново в 1780 году. Не является ли это землетрясение тем самым, которое описывает Данте?

6. Мечеть Михрихмах, построенная архитектором Синаном в честь дочери Сулеймана I Великолепного Михрихмах в 1560 году, на самой высокой точке города.

7. Мечеть Растем Паши, построенная архитектором Синаном в 1561 году по приказу Сулеймана I Великолепного сразу после окончания строительства мечети Сулеймаие.

8. Мечеть Шехзаде, построенная архитектором Синаном у акведука Валента в 1544—1548 годах в честь рано умершего сына Сулеймана I Великолепного, Мехмуда и являющаяся первым творением архитектора Синана.

9. Мечеть Сокуллу Мехмеда Паши, построенная архитектором Синаном в 1571—1572 годах для одного из самых важных великих визирей Османской Империи Сокуллу Мехмеда Паши.

Как минимум четыре из этих мечетей построены одним великим архитектором – Синаном в XVI веке, столетие спустя взятия Константинополя османами, а четыре других переделаны из православных храмов. Когда путники пришли к Константинополю в 1743 году, они смогли увидеть много огромных мечетей за стеной этого огромного города.

Где ещё располагать вход в нижний Ад христианину? Конечно, в столице Османской империи, в пределах которой находится недоступный священный каждому христианину Константинополь. Этот Ад назван Данте Нижним, потому, что он расположен на карте ниже Великой Тартарии, нанесённой на все карты XVIII века выше Османской империи (Тартар – синоним Ада) [Рис. А. VIII. 6].

 
Noi pur giugnemmo dentro a l'alte fosse
che vallan quella terra sconsolata:
le mura mi parean che ferro fosse. [78]
 
 
Non sanza prima far grande aggirata,
venimmo in parte dove il nocchier forte
«Usciteci», gridò: «qui è l'intrata». [81]
 
 
Io vidi più di mille in su le porte
da ciel piovuti, che stizzosamente
dicean: «Chi è costui che sanza morte [84]
 
 
Челнок вошел в крутые рвы, кругом
Объемлющие мрачный гребень вала;
И стены мне казались чугуном. [78]
 
 
Немалый круг мы сделали сначала
И стали там, где кормчий мглистых вод:
«Сходите! – крикнул нам. – Мы у причала» [81]
 
 
Я видел на воротах много сот
Дождем ниспавших с неба, стражу входа,
Твердивших: «Кто он, что сюда идет, [84]
 

Лодка с путниками, спускаясь по заливу Золотой Рог, длина которого 12 километров, вошла в пределы крепостных стен Константинополя. Справа, на Южном берегу располагается центральная его часть с Айя Софией, слева, на Северном берегу – пригород Галата с Галатской башней. Обе части обнесены крепостными стенами большой высоты с башнями. На Земле, стены цвета чугуна – светло-серые крепостные стены Константинополя [Рис. А. VIII. 7]. Такой цвет имеет только-что отлитый чугун, это потом, закопчённый, он приобретает чёрный цвет. На Звёздном Небе стены цвета чугуна – чёрный ночной небосвод, покрытый звёздами Млечного Пути.

Проделав немалый путь – проплыв заливом Золотой Рог до впадения его в пролив Босфор, челнок, направляемый Флегием – созвездием Возничий подплывает к пристани перед воротами. Много сот у ворот и над воротами, на Земле – многочисленная стража, обсыпавшая стену и ворота. На Звёздном Небе – бесчисленные звёзды Млечного Пути, к которым примыкает созвездие Возничий.

Много сот дождем ниспавших с неба – многие сотни дьяволов, которые когда-то были ангелами, но вместе с Люцифером восстали на Бога и низвержены в Ад.

 
va per lo regno de la morta gente?»
E «l savio mio maestro fece segno
di voler lor parlar segretamente. [87]
 
 
Allor chiusero un poco il gran disdegno
e disser: «Vien tu solo, e quei sen vada,
che sì ardito intrò per questo regno. [90]
 
 
Sol si ritorni per la folle strada:
pruovi, se sa; ché tu qui rimarrai,
che li ha» iscorta sì buia contrada». [93]
 
 
Pensa, lettor, se io mi sconfortai
nel suon de le parole maladette,
ché non credetti ritornarci mai. [96]
 
 
Не мертвый, в царство мертвого народа?»
Вождь подал вид, что он бы им хотел
Поведать тайну нашего прихода. [87]
 
 
И те, кладя свирепости предел:
«Сам подойди, но отошли второго,
Раз в это царство он вступить посмел. [90]
 
 
Безумный путь пускай свершает снова,
Но без тебя; а ты у нас побудь,
Его вожак средь сумрака ночного». [93]
 
 
Помысли, чтец, в какую впал я жуть,
Услышав этой речи звук проклятый;
Я знал, что не найду обратный путь. [96]
 

Обсыпавшие стены души сразу же распознают, что Данте ещё не умер и протестуют против того, чтобы он вошёл в их город – царство мёртвого народа. С точки зрения христианина, исповедующие Ислам не могут надеяться на спасение после смерти – вечную жизнь в Чистилище, либо Рае.

Начинается перебранка со стражей. Любой стражник, стоящий на воротах, считает себя всесильным лицом, облечённым особой миссией и наделённым безграничными правами, в том числе – убить незваного гостя. С другой стороны, стражник сам не будет разбираться в предъявленных документах, прежде всего, по причине неграмотности. Не помогут и низшие командиры. Особенно ярко это проявляется на Востоке. Здесь решение принимает только высшее руководство. Не понимая этого, поэт близок к панике, особенно слыша незнакомую турецкую речь. Он понимает, что обратной дороги один он не найдёт, это пугает его ещё больше.

Стражники разрешают Вергилию приблизиться для переговоров, оставив поэта в одиночестве. Очевидно, тот говорит с ними по-турецки, даёт им понять, что близок Великому Визирю или самому Султану. На Звёздном Небе созвездие Геркулес расположено ближе к созвездию Возничий и дальнейшему театру действий.

 
«O caro duca mio, che più di sette
volte m'hai sicurtà renduta e tratto
d'alto periglio che «ncontra mi stette, [99]
 
 
non mi lasciar“, diss'io, „così disfatto;
e se «l passar più oltre ci è negato,
ritroviam l'orme nostre insieme ratto». [102]
 
 
E quel segnor che lì m'avea menato,
mi disse: «Non temer; ché «l nostro passo
non ci può tòrre alcun: da tal n» è dato. [105]
 
 
Ma qui m'attendi, e lo spirito lasso
conforta e ciba di speranza buona,
ch'i» non ti lascerò nel mondo basso». [108]
 
 
И я сказал: «О милый мой вожатый,
Меня спасавший семь и больше раз,
Когда мой дух робел, тоской объятый, [99]
 
 
Не покидай меня в столь грозный час!
Когда запретен город, нам представший,
Вернемся вспять стезей, приведшей нас». [102]
 
 
И властный муж, меня сопровождавший,
Сказал: «Не бойся; нашего пути
Отнять нельзя; таков его нам давший. [105]
 
 
Здесь жди меня; и дух обогати
Надеждой доброй; в этой тьме глубокой
Тебя и дальше буду я блюсти». [108]
 

Данте уже готов, поддавшись страху, повернуть назад, куда угодно, только не в этот город, так сильно он его пугает, умоляя Вергилия не оставлять его одного. Тот успокаивает, говоря, что Пославший его настолько силён, что отнять пути, которым они идут, не в силах никто, поэтому поэту ничего не грозит; ему не стоит оставлять надежды. В сгущающемся мраке ночи он клянется и дальше блюсти поэта.

 
Così sen va, e quivi m'abbandona
lo dolce padre, e io rimagno in forse,
che sì e no nel capo mi tenciona. [111]
 
 
Udir non potti quello ch'a lor porse;
ma ei non stette là con essi guari,
che ciascun dentro a pruova si ricorse. [114]
 
 
Chiuser le porte que» nostri avversari
nel petto al mio segnor, che fuor rimase
e rivolsesi a me con passi rari. [117]
 
 
Li occhi a la terra e le ciglia avea rase
d'ogne baldanza, e dicea ne» sospiri:
«Chi m'ha negate le dolenti case!» [120]
 
 
Ушел благой отец, и одинокий
Остался я, и в голове моей
И «да», и «нет» творили спор жестокий. [111]
 
 
Расслышать я не мог его речей;
Но с ним враги беседовали мало,
И каждый внутрь укрылся поскорей, [114]
 
 
Железо их ворот загрохотало
Пред самой грудью мудреца, и он,
Оставшись вне, назад побрел устало. [117]
 
 
Потупя взор и бодрости лишен,
Он шел вздыхая, и уста шептали:
«Кем в скорбный город путь мне возбранен!» [120]
 

Вергилий идёт парламентёром в городские ворота, но вскоре появляется оттуда ни с чем. То ли начальства нет на месте, то ли высочайшее указание не дошло вовремя – неизвестно. Данте обуреваем бурей чувств, оставшись один, но враги немногословны и отсылают мудреца назад. Он пребывает в недоумении, не понимая, почему их не пускают в скорбный город.

 
E a me disse: «Tu, perch'io m'adiri,
non sbigottir, ch'io vincerò la prova,
qual ch'a la difension dentro s'aggiri. [123]
 
 
Questa lor tracotanza non è nova;
ché già l'usaro a men segreta porta,
la qual sanza serrame ancor si trova. [126]
 
 
Sovr'essa vedestù la scritta morta:
e già di qua da lei discende l'erta,
passando per li cerchi sanza scorta,
tal che per lui ne fia la terra aperta». [130]
 
 
И мне он молвил: «Ты, хоть я в печали,
Не бойся; я превозмогу и здесь,
Какой бы тут отпор ни замышляли. [123]
 
 
Не новость их воинственная спесь;
Так было и пред внешними вратами,
Которые распахнуты поднесь. [126]
 
 
Ты видел надпись с мертвыми словами;
Уже оттуда, нисходя с высот,
Без спутников, идет сюда кругами
Тот, чья рука нам город отомкнет». [130]
 

Искушенный в подобных оборотах событий, Вергилий старается ободрить Данте, уверяя, что гарантии их безопасности дала такая Защитница, выше которой нет. Он увещевает поэта не обращать внимания на провокации стражи, уверяя, что им на подмогу от врат Ада идёт Всемогущий; как только он появится, конфликт будет разрешен.

По церковной легенде, когда Христос сходил в Ад, чтобы вывести оттуда души ветхозаветных праведников, дьяволы преградили ему путь, но Христос разбил адские врата, которые с тех пор остались открытыми.

Эта ситуация живо напомнила мне стихи выдающегося поэта:

 
Поворачивали дула
В синем холоде штыков,
И звезда на нас взглянула
Из-за дымных облаков.
Наши кони шли понуро,
Слабо чуя повода.
Я сказал ему: – Меркурий
Называется звезда.
Перед боем больно тускло
Свет свой синий звезды льют…
И спросил он:
– А по-русски
Как Меркурия зовут?
Он сурово ждал ответа;
И ушла за облака
Иностранная планета,
Испугавшись мужика.
Тихо, тихо…
Редко, редко
Донесется скрип телег.
Мы с утра ушли в разведку,
Степь и травы – наш ночлег.
Тихо, тихо…
Мелко, мелко
Полночь брызнула свинцом, -
Мы попали в перестрелку,
Мы отсюда не уйдем.
Я сказал ему чуть слышно:
– Нам не выдержать огня.
Поворачивай-ка дышло,
Поворачивай коня.
Как мы шли в ночную сырость,
Как бежали мы сквозь тьму —
Мы не скажем командиру,
Не расскажем никому.
Он взглянул из-под папахи,
Он ответил:
– Наплевать!
Мы не зайцы, чтобы в страхе
От охотника бежать.
Как я встану перед миром,
Как он взглянет на меня,
Как скажу я командиру,
Что бежал из-под огня?
Лучше я, ночной порою
Погибая на седле,
Буду счастлив под землею,
Чем несчастен на земле…
Полночь пулями стучала,
Смерть в полуночи брела,
Пуля в лоб ему попала,
Пуля в грудь мою вошла.
Ночь звенела стременами,
Волочились повода,
И Меркурий плыл над нами —
Иностранная звезда.
 

В разведке.

Михаил Светлов (Шейнкман; 4 июня 1903– 28 сентября 1964 года)

Как это было: