Текст книги "Последний дар Эбена"

Глава 12. Снова родник

Грядущее первое сентября внушало Эмме одни лишь тревоги и страх. Впервые ей придется ходить в школу уже без своих волос, а это значит без защиты от сверлящих взглядов, сыплющихся на нее тяжелым градом, а также пытливых вопросов чрезмерно любопытных учеников. О том, чтобы Эмма из-за этого не посещала как прежде школу, не могло быть и речи. Родители категорически возражали против того, чтобы их ребенок, лучший в классе и совершенно здоровый, обучался на дому, и лишался при этом общения со своими сверстниками. Несмотря на страхи, Эмма сама с трудом могла представить, что однажды может просто так перестать ходить в свою школу как другие девочки. В ее представлении это казалось невозможным, неслыханной дерзостью нашкодившего ребенка, несущей с собой одни лишь катастрофы и беду. Мама купила ей кепку синего цвета и на протяжении всего лета она ходила только в ней. В магазине тогда на Эмму странно поглядывали. В такие моменты она опускала глаза и сама предпочитала не смотреть ни на кого. Видимо другие усматривали в ней что-то, что им совсем не нравилось или почему-то злило незнакомых людей. Беспричинная злоба коробило хрупкое душевное спокойствие, и Эмма начинала сторониться всех людей подряд, словно подстерегаемая неведомой ордой преследователей. Все ниже склонялась голова, все молчаливее она становилась, тихо вела незаметную беседу лишь со своим внутренним голосом. По большей части это были одни вопросы, которые, замкнувшись, непрестанно кружили вокруг нее безо всякого внятного ответа. Почему она стала такой и что теперь с этим делать? Когда она станет прежней, ведь не может быть, чтобы она осталась такой? Радовало, что гусиный жир наконец-то закончился, и Эмме удалось уговорить маму не брать очередную порцию пахучей мази. К счастью, эта мысль тоже ей показалась разумной.

Эмма слабо представляла себе, как быть дальше, зато родители прекрасно знали, что лучше всего для нее и вот она стоит первого сентября с надвинутой к самым глазам кепкой и снова директор перед ней отчеканивал свою воодушевляющую речь. Она едва смогла уловить пару слов из его речи. В сущности ничего нового она не услышала хоть и старалась прислушаться, как полагалось примерной ученице. Дрожь незаметно пробиралась по всему телу, но она сдерживала себя, ей казалось, будто вся школа только для того и собралась, чтобы поглядеть на нее, указать пальцем на разоблачающую кепку, под которой скрывалась ненавистная правда. К счастью для Эммы, и к ее полному удивлению, одноклассники ей и слова не сказали, даже наоборот, девочки, лишь мимолетом взглянув на нее, держали себя с ней как прежде дружелюбно, болтали о новых предметах. Эмма слушала их внимательно, временами кивала, но сама то и дело, словно притянутая мощным магнитом, думала лишь о своей проблеме. Молчаливому негодованию ее не было конца, когда она не обнаружила возле своего класса миссис Барнет. Тщетно она окидывала торопливым взглядом пришкольную территорию. Любимой учительницы нигде не было. Взамен им представили нового классного руководителя. Новый учитель, а возможно не один. Она так привыкла к миссис Барнет, что и представить не могла кого-либо на ее месте. В непростой для нее день вдобавок ко всему она лишилась еще и доброй защиты своей первой учительницы. Кто знает, может новый классный руководитель окажется такой же хорошей, как и прежняя. Конечно, ей было грустно, однако никакого выбора у них нет, поэтому нужно было смириться с неизбежностью. У нее и в мыслях не было попытаться как-то возразить или запротестовать. Это означало бы нарушение святых принципов повиновения старшим, которых она, тем не менее, уважала.

Новый классный руководитель зашла к ним, лишь, когда все ученики прошли в класс и уселись на свои места. Эмма сразу заметила, как она молча прошла вслед за ними в класс. Улыбки никакой не последовало. Она была надежно спрятана под сосредоточенными широко распахнутыми синими глазами. Пронзительным взглядом изучала она своих будущих учеников, затем легонько смахнув прядь накрашенных золотых волос, медленно прошла на середину к учительской парте. Нателла Красти была стройная и на вид намного младше миссис Барнет. Удостоверившись, что все ученики встали, она сдержанно поздоровалась, и, наконец, улыбнувшись, попросила сесть. Эмме новая учительница показалась чуть ли не мистической загадкой, возможно черные брови из-под коротких желтых волос производили на нее своеобразное неоднозначное впечатление. Слегка откинув назад величественные плечи, которые выглядели таковыми только, благодаря сшитым в белоснежный пиджак, поролоновым подушечкам, она начала проверять присутствующих учеников по классному журналу. Эмма не могла понять и решить для себя нравится она ей или нет. Какая она их новая учительница? Во всем ее облике проскальзывала неуловимая пелена туманности. Однако то было всего лишь смутное неясное восприятие, и она ничуть не сомневалась, что учительница хорошая. Учителя все хорошие. Мало ли, что могло ей показаться. Покончив со списком учеников, новая учительница внезапно встала и начала окидывать недовольным взглядом присутствующих. Видимо, что-то ее взволновало или заинтересовало, потому, как она ходила туда-сюда, скрестив руки, и продолжала пристально глядеть на них. Эмма опустила голову от смущения, но успела заметить сверкающие золотые часы на руке учительницы. При виде них нахлынули воспоминания, временно оторвав ее от действительности. Миссис Барнет носила скромные часы с обычными черными ремешками. Она рассказывала, когда приглашала девочек к себе домой, что это очень ценные для нее часы, намного ценнее всех драгоценностей мира, ведь ее носила еще мама миссис Барнет, которой уже давно не было в живых. Она осторожно снимала часы, чтобы показать их поближе, и также осторожно и с глубокой нежностью, надевала обратно на руку. Еще она говорила им, что нужно любить и относится с большим уважением к драгоценным сокровищницам человеческих знаний. Она имела в виду книги. Эмма тоже любила книги, и тогда полюбила их еще больше. У миссис Барнет дома была большая библиотека, высокая до самого потолка, и девочки рассматривали эти книги с восхищением, хотя и не понимали в них ничего. Эмма в самом благоговейном настроении держала голову, подперев ее одной рукой, когда Лили осторожно толкнула ее за плечо, вытащив из мира грез. Оказывается, к ней обращалась учительница. Она намеревалась сделать перестановку учеников в классе. В связи с этим напустив на лицо маску вежливости и одолжения, попросила Эмму занять последнюю в ее же ряду парту, рядом с Хэмфри. Эмма застыла от неожиданности, тупой удар подобно молнии прошелся по всему ее телу. Впервые от нее требовали такое. Она нерешительно встала. Никто не ожидал такого оборота событий, весь класс изумленно смотрел, то на Эмму, то на учительницу, но стоит отдать им должное, ни один из них даже и не думал посмеяться над этим. На их глазах происходила какая-то необычная драма. Они понимали, что Эмма ничем этого не заслужила, однако по какой-то причине, известной только одной учительнице, именно Эмме досталась эта участь. Вот уже три года Эмма, как одна из лучших учениц, сидела на второй парте, а теперь ее почему – то усаживали и даже не на предпоследнюю парту, а на самую последнюю, где сидели лишь неугомонные двоечники. С недавнего лета она стала еще покорнее и покладистей. Былая несокрушимая уверенность в себе постепенно исчезала, потому она медленно встав, прошла к своей новой парте. В классе стояло ужасающее молчание, даже учительница на миг заколебалась, сама не понимая от чего. Их учили слушаться старших, поэтому она даже не подумала о себе, да и что она может сделать. У нее появилось смутная мысль, что с ее новой внешностью она может только этого и заслужила. Тем более Хэм неплохой мальчик, тихий, когда его никто не задевает. Эмма иногда сама защищала его от несправедливых нападок других учеников. Ей было жалко этого тихого беспомощного крепыша. Она и тогда не ставила себя выше других, и сейчас думала, что она ничуть не лучше этого скромного мальчика, поэтому ей было все равно, с кем сидеть. Было бы не так обидно, если бы пересадили кого-то еще в этот день. Но учительница, пересадив Эмму на последнее место, осталась весьма довольной и больше никого не тронула. Мальчик, который пересел на ее место не был ниже ростом и не страдал ни одним из известных глазных заболеваний. Впоследствии она узнала, что это был родной сын их теперешнего классного руководителя, что конечно многое объясняло. Эмма отучилась в этот день на последней парте. Она словно оказалась на другой планете, однако ничуть не отставала от учениц передних парт. Правда, приходилось каждый раз вытягивать шею, чтобы видеть надписи на доске, но это пустяки, думала она. Зато обитатели крайних парт были рады, что рядом с ними теперь сидит отличница и можно безнаказанно списывать у нее домашние задания. Все это время она сдерживала себя и с достоинством приняла этот удар, но когда она вернулась домой, сдержанность сменилась внезапной грустью нынешнего положения. Есть она не стала, даже не переоделась, сразу прошла в огород, предварительно сказав маме, что все хорошо. В огороде уже сидела Агата. Отросшие золотые волосы блестели на солнце длинными прядями, раскачиваясь в такт ветру. Даже ненароком в голове Эммы не могла зародиться мысль позавидовать Агате. Вполне понятно, что волосы для нее важны и ценность их ей казалась незыблемой. Иногда ловила себя на мысли, что любуется даже здоровой блестящей шерстью Уголька, но участь свою даже в мыслях не посмела бы примерить ни к кому, тем более родной сестре. Она снова задумалась. На этот раз представила, как у фиалки по одной срывают благоухающие лепестки. Нет. Хорошо, что это случилось именно с ней, а не с Агатой. Изо дня в день видеть, как медленно ломается цветочек, и прежней она может, не станет никогда. Раньше она об этом даже не задумалась бы. Рвать и собирать цветы охапками для них обычное дело, а теперь думает, зачем вообще люди рвут лепестки у цветков, да и самим цветкам намного лучше и приятнее просто цвести в земле, там, где им самое место. Агата играла с Угольком. С тех, пор как появился этот котенок, она только с ним и дружила, забросив все свои мелкие авантюры. Эмма села рядом с ними на землю. Агата обрадовалась, потому что ей надо было показать, как высоко Уголёк умеет прыгать на задних лапах за перышком.

Эмма удивлено уставилась на сестру и заплакала. Уголёк прекратила кружиться, перо упало из рук Агаты. Она похлопывала сестру по спине, стараясь узнать что случилось. Эмма лишь говорила, что все хорошо. Это она просто так, случайно. Агата больше не стала расспрашивать ее, но вот мама, которая замечала каждое изменение на ее лице, уже грозно стояла за спиной. Конечно, первым делом подозрения пали на Агату.

– Агата, почему плачет сестра?

Глаза мамы выражали крайнее недовольство.

Размахивая недоуменно руками, Агата попятилась назад с самым невинным лицом. Светлые глаза наполнялись спасительными слезами, это означало, что Агату жестокими словами оскорбили до глубины души и если нападки не прекратятся никому не избежать ливня и гроз.

Мама – то сумела выведать из нее все. Эмма, прямолинейная во всем, совсем не умела лгать, точнее она и не подозревала о такой возможности, тем более, когда мама вот так с укоризной во взгляде смотрела на нее, словно поймала на месте страшного преступления. Думала, если солжет, то станет плохим человеком, свернет с честного пути, по которому она шла до сих пор. Она не глядела на маму, потому что ей было неприятно смотреть на расстроенное и рассерженное лицо матери. И все это из-за нее. Если бы только она была другой, не такой странной, все бы было хорошо. Мама естественно рассказала все папе и вскоре весь дом только об этом и говорил. Их это очень разозлило.

На следующий день дедушка пошел в школу, держа Эмму за руку. Застав учительницу в классе, он вежливо пригласил ее выйти на пару слов. Эмма не слышала, о чем они говорят, зато прекрасно все видела через приоткрытую дверь. Дедушка тактично наставлял учительницу на путь истинный. Она выглядела смущенной, внимательно слушала, а лицо ее с каждой минутой краснело все больше и больше. Дедушка не давал ей даже слово вставить в свое оправдание. Его слова были резкие с презрительным оттенком, но в его глазах Эмма отчетливо видела глубокую обиду и бесконечное разочарование. Его злило подобное отношение. Преднамеренная несправедливость по отношению к невинным существам, будь то дети или животные. Вот как он смотрел на это дело. Они ведь не смогут постоять за себя, у них не хватит на это сил, доброта и любовь в них не завалены грудой злости и ненависти, поэтому некоторые, следуя по тропе невежества и трусливой жестокости, приносят на алтарь демонам свое сердце и душу. Иным даже не хватает воображения понять, насколько низко они падают, главное чтобы это падение обернулось какой-нибудь весомой для них выгодой. Когда он кончил свою речь, учительница лишь кивками дала понять, что она все прекрасно поняла и впредь такого не допустит. Это недоразумение она исправит. Но дедушка, не испытывающий более доверия к подобным людям, стоял до тех пор, пока не убедился, что его указания выполнены точно и безотлагательно. Тогда он надел свою шляпу и попрощавшись, довольным видом медленно удалился по лестнице. Необычно и грустно было видеть как дедушка, который по своему характеру был молчалив и редко терял самообладания, вынужден был теперь изменить себе. В таких случаях чувство некой врожденной справедливости всегда одерживало победу, и ничто не могло его тогда остановить. Эмма снова сидела на прежнем месте, но радости от этого не прибавилось. От нее не скрылся неприязненный взгляд учительницы, быстро брошенный в ее сторону сразу после этого случая. Жизнь постепенно поворачивалась к ней спиной. Завернутая в пестрые одеяла жизненная истина постепенно сбрасывала с себя блестящие одеяния, обнажив самую суть лицемерного окружения. Эмма больше не ходила на общие вечеринки, хотя ее и приглашали туда, как и прежде. Все же она не могла не почувствовать неискренность, скрытую за показной учтивостью, она сама решила, что ей будет лучше и спокойней, если она перестанет ходить к ним. Долго и тяжело протекал этот учебный год. Эмма старалась еще больше, чем прежде, потому что кроме забот об уроках, она теперь непрестанно боролась с отчаянием, подавляла грусть. К примеру, она бралась за простое уравнение по математике, но то и дело вспоминала, почему Луиза так странно на нее посмотрела. В итоге уроки затягивались и казались бесконечными. Высокие оценки, повышали собственную значимость в глазах окружающих, потому она всеми силами цеплялась за эту иллюзию, оберегала и взращивала ее как могла. Дома никто ее не тревожил относительно оценок, ни прежде, ни сейчас. Они верили самостоятельной ответственности Эммы. Даже если бы она получила двойку, никто ничего не сказал бы ей. Она сама доводила себя до крайней степени ментального наказания, наивно и слепо уверовав в высокую степень значимости постороннего мнения.

Как-то сидели они с Агатой и дробили грецкие орехи большим камнем. Было жарко, поэтому Эмма сняла кепку, так как рядом была лишь Агата, а она снимала головной убор только при своих родных, остальные не должны были видеть какая она на самом деле, даже на долю секунды она не допускала такой безумной мысли. При этом она постоянно оглядывалась проверять, нет ли кого поблизости, и только тогда снимала платок или кепку. Ею постепенно овладевал постоянный беспричинный страх, страх того, что кто-то может увидеть ее такой. Для Агаты же, как и других домочадцев, не изменилось ничего, все та же Эмма, только с другой прической. Наоборот, ее любили и берегли с большим рвением. Все лучшее и диковиннее из еды старались давать в первую очередь ей. Никогда не знаешь, что поможет, говорили они. В Агате никогда не возникало той бессознательной ревности, которым иногда страдают некоторые избалованные дети. Она видела страдания, но будучи менее эмоциональной, чем сестра не потакала бесконечной жалости, которая испытывала к самой себе Эмма. Она не видела никакой проблемы, они больше стали играть вместе, что очень обрадовало Агату. Уголёк была первой во всех развлечениях. Иногда, кода они звали свою кошку, она появлялась невесть откуда в несусветной паутине, свисающей прозрачными нитями по всей шерсти. Кто знает, от какого важного дела Уголька отрывали, но она никогда не изменяла себе и не преминула бы явиться на зов друзей.

– Возможно, меня и правда прокляли, Агата, – сказала тогда Эмма.

Агата подняла голову, камень в руках повис над очередным орехом.

– Кто-то мог тебя проклясть думаешь? Может это Соня?! Она плохо учиться, – Агата громко засмеялась и кинула в рот половинку очищенного ореха.

Слово «проклятие» звучало очень смешно и необычно для нее. Она частенько слышала, как проклинали петуха и Арчи.

– Если бы от этого падали волосы, Салтан давно был бы без своих перьев, а еще куры, я, соседка, и даже Уголёк. Ее бедную каждый день проклинают.

Агата нахмурила брови, когда говорила об Угольке. Взгляд ее выражал крайнее недовольство. Одним сильным ударом она раскрошила очередной орех и взяла другой.

– Я была на том роднике, где мы воду берем. Я выпила воды и мне такое привиделось. Ни за что не поверишь. Я испугалась и больше туда не ходила.

Агата бросила камень и села к ней поближе. Подобно другим детям ее привлекало все неведанное, а невероятное сулило ей разнообразие в скучной обыденности.

– Расскажи, расскажи же мне все об этом! Ты увидела страшных рыб, чудовища?

– Нет. Я наклонилась посмотреть. Но моего отражения не было. Я тогда была с волосами. А там появилась какая-то девочка совершенно без волос, как я сейчас и она плакала. Вот думаю, возможно, это был проклятый родник, и меня прокляла эта девочка и я теперь такая же, как она?

Агата слушала с приоткрытым ртом. Такого количества небывалых вещей она не слышала даже в своих мультиках. Она уже не смеялась, а сидела смирно и раздумывала над этим с лицом мудреца и опытного советника. Подумать только, на роднике, куда она ходит чуть ли каждый день, происходят подобные вещи, а она знать ничего не знает об этом.

– Тогда вернемся обратно туда, и посмотришь на свое отражение еще раз. Может тогда проклятие исчезнет?

Эта идея была навеяна влиянием сказок и небылиц. С точки зрения Агаты эта мысль выглядела блестящей и разумной. Она решительно встала, оттряхнула с одежды скорлупу, готовая сопровождать сестру на родник. Воодушевление Агаты обрадовало Эмму. В этом был какой-то смысл. Она с готовностью последовала этой идее. Однако затем засомневалась в правильности этого решения.

С тех пор как Эмма лишилась всех волос на голове, она не могла долго глядеть на свое отражение. Девочка в зеркале, на которую приходилось смотреть каждое утро, не могла быть она, это полнейшая ошибка, обычно она быстро отворачивалась от своего отражения и долго не задерживалась у зеркала. Это оскорбляло и раздражало ее. Она будет любоваться собой только тогда, когда вырастут волосы. А до тех пор она не желает смотреть на себя. Просто невозможно, чтобы ее волосы не отросли заново, это недоразумение, которое скоро пройдет само по себе. О том, чтобы взглянуть на свое отражение там, в роднике, она и думать боялась. Агата упорствовала и была непоколебима в своем решении и Эмма уже пожалела, что рассказала ей обо всем, теперь та не успокоиться, пока возникшая идея не получит должного разрешения. У Агаты появилась ответственная миссия, и она хотела приступить к ней как можно раньше.

– Ну, пошли туда, я тоже хочу посмотреть! Ну, пожалуйста, Эмма. Или ты боишься туда идти?

Лукавая улыбка Агаты задела Эмму.

– Ты бы тоже испугалась. Мне было очень страшно. И я туда больше не хочу идти.

– Тогда я иду, одна. Жди меня тут.

– Куда ты идешь одна, Агата, вернись, обратно тебе говорят! Выйдет мама отругает тебя, вот увидишь!

Агата сделала вид, что не слышит и не видит ее. Она развернулась и твердым шагом уже поднималась по лестнице, напевая какую-то раздражающую песенку. Эмма, оставшись одна, испугалась, что мама выйдет и отругает ее за то, что не смогла уследить за Агатой, поэтому она смирилась и пошла следом за ней. Слова сестры нашептали ей надежду быстрого чудесного выздоровления. Хоть она и боялась очень сильно, но не смогла противостоять любопытству.

Скоро они шли по той самой тропинке, где Эмма когда-то беззаботно шагала на родник. Шли они молча. Даже Агата немного испугалась, но медленно шла вперед. Когда она наступила на какой-то засохший сук, Эмма вскрикнула от страха и чуть не отругала ее. Белый красивый камень, был виден еще издалека. Слышно было, как вода звонко падает с небольшой высоты. Ничего не изменилось с последнего раза. Все оставалось в точности в таком же виде, как тогда. Агата сделала несколько неуверенных шагов, остановилась, потом, глубоко вдохнув, снова зашагала вперед к самой воде и наклонила голову. Она осмотрела, казалось все углы, но чем больше смотрела, тем больше на лице проступала досада. Потом она обернулась на Эмму с самым разочарованным видом и пожала плечами. Та стояла вдалеке, ожидая самого худшего, но втайне надеялась на чудо.

– Ты что обманула меня? Обманщица ты Эмма! Здесь нет ничего. Мое отражение и вода!

Агата махнула рукой.

– Я не соврала, я видела! Хотя может мне показалось. Я не уверена. Ладно, пошли отсюда быстрее. Ты все посмотрела, можно уже идти домой.

Она подошла к Агате, мельком взглянула на воду, но тоже ничего кроме своего отражения не увидела. Схватив сестру за руку, она понеслась прочь от родника, чтобы та не вздумала снова возвращаться.

– Значит, мне показалось просто, – вздохнула Эмма.

– Эх, так и не сняли с тебя проклятие. Может, еще подождем чуть-чуть. Вдруг появится?

– Нет!!! Ничего, мама сказала, они скоро сами вырастут. Она никогда не обманывает, ты же знаешь. Давай руку тут камень большой.

Сделав пару шагов, Эмме пришлось резко остановиться и заслонить рукой глаза. Тот же радужный блеск снова ослепил ее. Эмма подумала было, что в глазах зарябило от яркой вспышки солнца, поэтому ей почудилось все это, но ошиблась. Над поверхностью воды плавными зигзагами тянулась тонкая лента. В самом ее начале скоро показались два огонька болотного цвета. Эмма их и не заметила бы, если бы глаза не загорались и не исчезали, словно два мигающих фонаря во мгле. Все горели и затухали, пока лента не приобрела вполне реальные очертания длинной змеи. Чешуя радужным переливом сверкала из глубины, освещая собой все вокруг. Без сомнения свет исходил именно от нее. В зеркальной глади снова появилась незнакомка, однако на этот раз она не плакала, а смеялась. Эмма была уверена, что смеялась она именно над ней. Тот же гадкий шепот снова раздался над самым ее ухом. Она уже не могла оторваться от воды.

– Погляди на свое отражение. Ты останешься такой навсегда!

Змея и девушка слились в радужном блеске исчезающего вихря. Когда она опомнилась, их уже не было, а из глаз, почему – то текли слезы.

– Эмма, Эмма? Ты что, пошли домой. Не плачь, только. Что-нибудь другое придумаем.

Эмма смахнула слезы.

– Ты что ничего не слышала???

– Что не слышала?

Агата странно поглядывала на нее, поэтому она смолчала.

– Так, ничего, пошли домой.

Только девочки развернулись, чтобы уйти, как пришлось снова остановиться. На этот раз послышался сильный треск сучьев, а шелест сухих листьев возвестил о приближении человека. Бабушка Касси, торопливо раздвигала ветви и пробиралась между деревьями. Прихрамывая, но все же быстрым, решительным шагом приближалась она к ним так стремительно, словно ее силой вытолкнули из той чащи. А судя по странному блеску в серых глазах, можно было еще предположить, что к тому же сильно испугали. Палка, на которую она неизменно опиралась, теперь за неимением дел просто покоилась у нее в руке. Правда, иногда она энергично помахивала ею, словно хотела прихлопнуть невидимого врага в воздухе. Эмме беспокоилась, что для своего возраста она двигается чересчур быстро. Того гляди упадет.

Завидев старую знакомую, Агата помахала ей рукой и хотела поздороваться, но не успела. В мгновение ока бабушка Касси оказалась возле них. В согнутой правой руке она держала корзину с ежевикой. Агата подумала, что за ней гонится медведь, хотя в этих краях их давно никто не видел. С минуту бабушка Касси откашлялась, задыхаясь от быстрой ходьбы, и буквально вытолкнула обеих на тропинку. Покачивала головой и отрывистым голосом произнесла:

– Сюда больше не ходите, слышите?! Снова капают. Снова ведь капают, черти.… Был бы ОН здесь…

Девочкам ничего не оставалось, как молча повиноваться и следовать в указанном направлении. Агата не успела задать ни одного вопроса. В этот момент у Эммы возникла мысль, смутное ощущение, что возможно все, что о ней говорят жители городка, действительно правда. Возможно, им стоит бежать от нее без оглядки, вместо того, чтобы следовать за ней? Но ведь Агата была у нее дома, и ничего с ней не случилось, наоборот, домой она пришла очень довольная. Энергичная ходьба не прекращалась ни на секунду. Мелкие камни, летели в разные стороны, тряслись и грохотали под ногами, а пыль, клубясь, попадала в ноздри. Никто не разговаривал. Бабушка Касси то и дело оглядывалась назад. Эмма последовала ее примеру, но ничего особенного не заметила. Никто не гнался за ними. Лишь два человека, груженые водой, медленно возвращались из родника. Наконец, они добрались до основной дороги и тогда бабушка Касси, наконец, остановились.

– Тебе нужна помощь! – бабушка смотрела на Эмму, – но, если кто и сможет тебе помочь, то это Ури. А он…

– Зачем вы ругаетесь! – выпалила Эмма.

После того как Соня ехидно бросила ей эти слова, чтобы посмеяться над ней, Эмма нисколько не сомневалась, что слова эти очень обидные, хотя не имела ни малейшего понятия о смысле и значении подобного высказывания. Шепот радужной змеи и череда неприятных событий в ее жизни, давали о себе знать, и злоба временами прорывалась наружу. Потом ей обычно становилось стыдно и неприятно, как сейчас, например, но Эмма не знала и мало понимала, что с этим делать.

– Девочка моя! Да разве я ругаюсь?! Кто же тебя сказал такое? Впрочем, и так понятно. Не твоя вина, что некий глупец распространил это выражение, а другие наивные глупцы тут же схватили и стали бросаться этими словами направо, налево. И вот уже, пожалуйста! Имя святого человека чуть ли не на каждом шагу треплется в устах всякого невежды, словно какая-то непристойная брань. Возмутительно!!!

Эмма покраснела от стыда.

– Кто такой Ури? – спросила Агата.

– Вы же не знаете, конечно. Да и откуда вам знать, несмышленым. Здесь у них это означает, что тебе никто никогда не сможет помочь, – она сделала ударение на «них». – Но знай. Если есть на свете тот, кто действительно сможет помочь тебе. Это Ури. Пойдемте, я вам все расскажу, если хотите. Но торопитесь только, прошу!

У Эммы снова загорелась надежда. Обычное здравомыслие на сей раз начисто изменило ей. Не задумываясь ни на секунду, она охотно последовала за ней. Да и бабушка на самом деле оказалась доброй. Рядом с ней ни разу не возникло у нее ощущения чего-то обманчивого, не чувствовала она также затаившуюся опасность, прикрытую напускной вежливостью. Она лишь хочет помочь ей. Агата вспомнила было, что следовало бы первым делом вернуться домой, предупредить маму, о том, что они собираются еще немного погулять, но Эмма уверенно прошла вперед, а она за ней следом и как – то само собой все это вылетело из головы.