Текст книги "Последний дар Эбена"

Она не посмела нарушить священную паузу, в течение, которого в его памяти возник веселый образ сидящей около него живой Айрис. Каждое его слово находило знакомый отклик в ее душе. Что-то подобное она пережила сама, пару лет назад. Никто не смог бы лучше нее понять его утрату. Он заставил ей вспомнить свою печаль. Когда она опомнилась, слезы сами по себе текли по щеке. Наивно думать, что некогда испытанная душевная боль уходит безвозвратно. Одно единственное воспоминание способно вернуть все обратно, словно заново его испытал.

– Куда змее понять, что чувствует жертва, сдавленная в тиски, – продолжал он.

В его голосе не было ничего, кроме сдержанного гнева.

– Я похоронил ее в своем саду под большим деревом.

Она дорисовала в воображении, то, что он бы никогда не произнес. Как он копал могилку своему лучшему другу в замерзшей земле. Снег ложился на него, но он продолжал копать, а она стояла и смеялась над ним.

– Но, судьба сжалилась надо мной, – продолжил он уже веселым тоном, – потому что вскоре я узнал, что красотой моей благоверной восхищаюсь не только я один. И когда мой сосуд переполнился, я сильно ударил ее и не жалею об этом. Она довела меня, меня до такого состояния, до крайней степени позора, для меня это хуже всего, потерять собственное лицо. Не думаю, что заслужил этого. Она напустила невинное лицо и ушла, разверзнув пропасть между мной и всем женским родом. Я придумал себе мнимое счастье и держался за него как единственный правильный исход. Айрис, вот кого я вспоминал. Если бы я додумался развестись с ней раньше, я бы спас хотя бы Айрис. Она опутала меня паутиной мерзкой лжи, расставив свои сети. Густая пелена розовых радужных облаков упала с моих глаз. Ни одна женщина меня больше не заколдует.… Наступила тишина, затем он продолжил:

– Так вот ответьте мне, прошу, на один единственный вопрос! Где все-таки кроются истоки моих ошибок или же непроходимая глупость единственная тому причиной?

Девушка за стеной глубоко вздохнула, отравленный воздух резал глаза и легкие. Вопиющая немыслимая несправедливость по отношению к невинному созданию. Айрис получила жестокий удар, протянув дружелюбную лапу. А за этой стеной сидит человек, который потерял веру во всех людей, столкнувшись лишь с одним случаем морального падения. Опасение узнать, что может вызвать нечаянную ненависть лишь одной принадлежностью к женской половине, огорчило бы ее. Это будет означать, что свои последние часы она вынуждена, будет провести в узком кругу предвзято мыслящего женоненавистника. Ненависть, жестокосердие и узость людского кругозора привели ее сюда. Сотни раз она была свидетелем подобной несправедливости. Еще одно скрытое лицемерие не расстроило бы заглушенное сердце. Полностью довериться кому-то немыслимая роскошь для сердца с затухающей надеждой. Для нее всегда находились доказательства пустословия и лицемерия взамен предложенной доброты и открытости. Всю жизнь она только это и наблюдала. Впоследствии одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что за человек стоит перед тобой. Внутреннее чутье редко ее обманывало. Теперь, когда она не могла видеть перед собой лицо незнакомца, она не могла до конца ему поверить. Однако ей суждено было испытать самое горькое из разочарований, разочарование в собственной сомнительности, и она с радостью приняла это.

– Конечно, это вовсе не означает, что мой случай аксиома. Я был просто-напросто несведущим ослом. Пять лет мною правили, и я терпеливо сносил это все, ради эфемерного счастья. Глупец! Вот и все. Однако нравственное падение одного человека не подводит общую черту подо всеми. Разве скромные люди, виноваты, что их голос затерялся в крикливой гуще пустого празднества. Конечно, нет! Но для меня на этом все.

– Никакой вы не осел! – сказала она с чувством.

Он нисколько в это не верил, но эти слова придали бодрости упавшему духу.

– Спасибо!

Она обрадовалась и не верила своим глазам. Разве можно сомневаться в его честности?! Легкие тени сомнения больше не беспокоили ее. Да и они – два равных человека, оказавшиеся в похожей ловушке. Она научилась прямо смотреть на мир и если оно отворачивается от нее, все равно она не опустит головы и не станет отвечать неискренностью на доверившегося ей человека.

– Вы, не осел. И знаете, что? Я, пожалуй, могу ответить на ваш вопрос…

Разговор оборвался на полуслове. По внезапной вспышке факелов, она поняла, – Кондор впорхнул в свое жилище. Бессознательно сморщив лоб, она вздрогнула, когда в ее окне появились те же желтые глаза. В этот раз он прямо подошел к ней, миновав первую нору, сделав вид, что не замечает любопытных взволнованных глаз со злобой глядевших прямо на него. Он слышал все, что говорил Кондор, но мало что мог увидеть из-за многочисленных торчавших камней.

– Слышишь, как мелкой поступью небо покрывается грозными следами. Он идет! Он идет, торопиться, чтобы исполнить твою страстную просьбу. Закрой крепко свои уши от высокопарных слов этого ничтожного ума. Слащавые слова преследовали тебя всю жизнь, прикрывающие наглые усмешки и коварную ложь. Стартог идет, чтобы освободить тебя, неужели ты предпочтешь тяжелые оковы вместо свободы?! Будешь влачить жалкое существование с крысами, как я. Лучшие мои часы это те, когда я парю в небесах ни о чем не думая, совершенно свободный. Созерцаю на мир свысока, не касаясь грязи. Тогда я больше человек, чем теперь. Мы не выбираем жизнь, но можем выбрать конец этого пути. Быстрый мрак, а за ним свобода или трудный удушливый путь к свету?!

– К чему такая ненависть ко всем. Словно есть возможность выбора?!

Он просунул руку в ее окошко.

– Протяни мне свою руку! – обыкновенная просьба в его устах звучала как скрытая угроза, она не посмела воспротивиться могущественной воле, звучащей в каждом его слове. Кондор положил ей большой оранжевый плод, на этот раз один, до боли сжав ее руку.

– Ненависть моя, как и твоя закономерна и естественна. Ты поступишь разумно, если подумаешь о себе. Больше никому не под силу это.

Он бросил быстрый взгляд на первую нору. Она быстро отошла от окошка. Кондор одним взмахом крыльев затушил свет и вскоре исчез, оставив после себя шлейф угнетающей таинственности. Она в изнеможении опустилась на землю. Перекатывая с одной руки на другую спелый ароматный плод, старалась разобраться в сумбурных мыслях, навеянных Кондором. Голос рядом, вывел ее из задумчивости.

– Не советую слушать его бредни. Нелепость, вот как бы я их всех назвал! Он посмотрел на меня так, словно хотел расклевать мое сердце на обед. Зачем он протягивал к вам свои когти, он не обидел вас? – спросил он.

– Нет. Он принес еду.

Она поглядела на единственный плод в своей руке.

– Мы говорили, помните. Вы обещали ответить на вопрос! – он пытался сменить тему еды.

Просить ту малость, которая едва ли хватит на одного, он не мог.

– Сначала поедим, затем продолжим. Давайте руку. Тут хватит на двоих.

– Это точно? Я не прощу такой лжи, будьте уверены!

– Совершенно точно!

Что ей было от этого плода, если Кондор предрекает скорый конец, наверняка специально оставив этот плод, чтобы посеять между ними раздор. Тело ее заточено в глубокой пропасти, и прозябает в холодной бездне, это правда, но душа, беспокойная, мятежная как прежде свободно парила и простиралась в бескрайних высотах. Она воспаряла над земной оболочкой и отказывалась потакать низменным порывам не проходящего голода.

Он спешно утолил голод, пока она припоминала, где остановилась, перед тем как их бесцеремонно прервали.

– Так вот. Я так думаю. Вы были молоды и наивно открыты миру. Это естественно. Вы восприняли красоту как абсолютную, как мы принимаем скудный ум, прикрытый туманной привлекательностью, за широту мысли. Вы не разглядели ворона в павлиньих перьях. Вот и все! Любовь для вас гораздо больше, чем для нее. Никто не может упрекнуть вас, меньше всего я. Мне просто повезло больше. Мой путь оказался иным. То, что я считала проклятьем, оказалось благословением и мне удалось избежать всяческих уз, которые неминуемо обернулись бы крахом для меня. Безумие, пожирающее весь разум и свободомыслие, не может считаться настоящей любовью. Я не смогла бы жить в огнедышащей горе, зная, что в любую минуту ты сможешь сгореть в бушующей лаве. Ни на секунду не допускайте мысли, что вы стали жестоким, ударив этого человека. Жестоко, когда бьют и обижают тех беззащитных, которые по своей сути не смогут ответить тем же. Вот что скверно… и непростительно… – речь ее резко прервалась.

– И вообще считайте за большую услугу и благодарите то провидение, что избавило вас от этой особы.

Она задыхалась не столько от воздуха столько от наплыва воспоминаний. Какая – то глубокая рана вскрылась в ее душе. Он понимал, что на это у нее имеются собственные причины. Было бы грубой неделикатностью выпрашивать подробности и разъяснения в такой момент. Любопытство не позволит ему нарушить тонкую грань между хрупким доверием. Если она решит, что это необходимо, может сама рассказать. Не в его правилах выпытывать у людей сокровенные тайны, разбередив раны.

Все тело укутывал невыносимый озноб. Ее зубы начинали непроизвольно стучать. Как и он, приходилось неустанно вышагивать по своей темнице, чтобы окончательно не окоченеть от холода.

– Вы тепло одеты? – спросил он.

– Да! Спасибо, – потирая руки, произнесла она, стараясь заглушить безумную тряску. Серый домашний костюм с рукавами совсем не грел, но к чему пустые жалобы такому же несчастному.

– Вы дрожите. Простите, мне нечем вам помочь.

Он был в одной черной футболке и джинсах.

– Вы сами замерзли. Совсем охрипли уже. Моя очередь рассказывать. У меня тоже была кошка, только поменьше вашей. Обыкновенная кошка и необыкновенный товарищ. До этого у меня были два кота, но ни один из них не был похож на нее. Когда я приходила с работы, спустя некоторое время она обязательно выбегала ко мне. Она была предана мне, о верности кошек я тогда не имела ни малейшего понятия. Все в этом вопросе хвалили исключительно собак. Но я-то убедилась на собственном опыте, что кошки могут быть верными, вернее самой верной собаки. Я ей дала имя Уголёк, но каким бы ласковым именем я ее ни звала, через некоторое время непременно показывалась, обычно с паутиной или всякой пылью на черной блестящей, словно атлас шерсти, только на груди волосы у нее были белые в виде сердца. На зов она прибегала не ради еды. Я проверяла. Как-то я налила ее любимого корма и позвала ее. Она подошла ко мне и даже не взглянула на миску. Я погладила ее, и она умчалась обратно. Ни разу она не выпустила когтей у нас дома, даже тогда, когда мы делали ей укол от вирусной болезни. Я частенько поднималась на нашу крышу. Уголёк непременно шла за мной. И ведь сидела часами, засыпала голодная. До сих пор не пойму как она понимала, что я собираюсь пойти домой и тогда потягивалась и шла за мной. Потом я начала брать ей туда корма, потому что она бы не спустилась без меня, а я сидела там подолгу с книгами. Как-то мы сидели там. Началась страшная гроза, вот-вот разверзнется ливень. Я побежала вниз по лестницам, а Уголёк стояла и смотрела на меня. Боялась спуститься. Делать нечего я поднялась обратно и вместе мы переждали непогоду. Как она любила жизнь. Каждый шорох и каждое движение в природе волновало ее любопытство. Она была неотъемлемой частью моей жизни. С ней я не ощущала сурового холода одиночества целых два года. Когда я после работы пришла, ее не оказалось дома. Ну, думаю, к вечеру обязательно покажется. Она частенько ходила на длительные прогулки. Ни разу не было, чтобы она не вернулась, ни разу. Около девяти вечера я вышла на улицу и стала громко звать ее. Все звала и звала. Ее не было. Беспокойство сменилось страхом. Когда я пошла спать, ее снова не было. Всю ночь мне снилось, как она входит в комнату, но я просыпалась, а ее нигде не видно было. Утром пошли ее искать. Я в глубине души понимала, что все тщетно, она бы давно пришла. Значит, что-то случилось ужасное. Я ходила даже по тем улицам, где она и в помине не могла быть. Был пасмурный ветреный день осени. Мое лицо осветило громадным лучом солнца, внезапно пробившимся из гущи серых облаков. Само небо казалось, сочувствовало мне, пыталось исцелить мою душу, одарив смирением. Я потеряла всякую надежду, в голову приходили самые невероятные варианты лишь бы не признать, что ее больше нет. Случайный прохожий видя, что зову какое-то животное указал на черного кота, который прятался под бревнами. Я побежала туда. Это действительно был черный кот. Он облизывался, опустив глаза. Когда я подошла, он поднял недоуменно глаза. Это не Уголёк. Я бы узнала ее. На следующий день по объявлению, мне написали, что видели, как в тот день где-то в десять утра сбили кошку черную. Мы с моей сестрой плакали целый день, только мы знали какая она, поэтому даже не пытались скрыть слезы. Два года прошло, но слезы все равно появляются сами. Не обращайте внимание. Потому что она нам была истинным другом. Никаких особых тайн. Мы ей даже свечку поставили. Кто-то помню, посмеялся, хотел устыдить за легкомысленные порывы глупого сердца. А мы не понимали, честно не понимали, почему это смешно, да и что нам с того. Своя правда для нас была неоспорима и очевидна. В тот день это было вполне естественно. Ведь когда ты теряешь друга, а такие существа не забываются, безмолвное сердце плачет самыми искренними слезами. И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что у животных нет сознания. На этот счет я могла бы поспорить с любым человеком. Мало, кто из разумных людей сможет похвастаться уровнем понимания, который порой находила я в глазах бессловесных животных. Как-то я была в зоопарке в вашем городе. Тогда мне казалось, что животные в клетках это очень весело. Только сейчас, вспоминая их грустные равнодушные глаза, понимаю насколько глупо восхищаться невинными созданиями, вынужденными целыми днями развлекать толпу докучливых людей. Их закинули в эти клетки и заперли лишь по своей прихоти, чтобы, глядя на них, люди забавляли себя, ради бессмысленной наживы. Чтобы золото позвякивало в бездонных карманах, а сладостный звон монет не прекращал раздаваться в ненасытных ушах. Я теперь чувствую это на собственной коже, когда мы сидим вот так. Как закоренелые преступники, не понимая, почему мы вдруг оказались здесь. В полной темноте и обреченности. Человек порой – худшее из всех плотоядных. Если бы я так же любила жизнь, как Уголёк.… Рано или поздно все хорошее уходит, и нам что-то надо делать с оставшейся печалью. Извините, я утомила вас своей сентиментальностью.

– Вовсе нет! Вы не представляете, как я рад, что вы поделились со мной, вы мне очень помогаете.

– Когда я видела множество девушек в красивых шубах, я думала как же это красиво, модно. Тоже хотела получать завистливые и восхищенные взгляды от других людей. Внутренний голос шептал совсем другое. Конечно, он был прав. Но ведь разуму нужны более весомые доказательства. Кто-то из знакомых принес шубу, которую давно не носил и предложил мне. Коричневый полушубок из норки. Клянусь, я обрадовалась, посчитав это удачей. Но когда я надела его, что-то сломалось во мне тогда. Что именно я почувствовала, нельзя описать. Я подумала, что я делаю, этот человек в шубе не я. Отвращение, что на мне сотни мертвых шкур невинных животных, окатило меня с головы до ног заслуженной грязью. Самый настоящий испуг. Тогда я поняла, что это точно не для меня. Этот человек в шубе не я. К счастью, я выяснила это для себя. Теперь – то конечно я перестала смотреть снизу вверх на людей в шубах. Я – им не судья, боже упаси. Но я – судья себе и для меня этот внутренний закон стал непреложным и незыблемым, как для других – свои моральные нормы.

– А по мне, нет ничего нелепее, чем девица с головы до ног закутанная в меха и держащая в руках маленькую трясущуюся собачонку. У моей благоверной была такая. Куда она дела бедолагу, верите или нет, я до сих пор не знаю. Первое что приходило на ум тогда, что малыш таки угодил в собственную живодерню своей хозяйки.

Ему удалось разрядить обстановку. За стеной послышался смех.

– Давайте лучше о радостном. Хватит с нас мрачных мыслей, – продолжил он, – кстати, я знаю ваш городок. Там есть прекрасные леса. Я там гулял.

Меньше всего он хотел произнести слово смерть. Именно оказавшись в бездне, он понял, что не хочет умирать. У него появились силы и страстное желание сделать невозможное, безумная мысль совершить то, о чем два часа назад даже не задумывался бы, – выбраться оттуда.

– Давайте, мы полюбим жизнь напоследок и будем думать только о хорошем? Я хочу жить!

Он прислонился вплотную к стене, словно ее ответ мог раздолбить каменные двери и выпустить их на свободу.

– Давайте! Отличная мысль! Я тоже, хочу жить!

Лишь желание поддержать этого человека, заставили произнести эти слова. Сама, будучи не расположенная встретить яркий свет распростертыми руками, она всегда восторгалась теми, кто восхищался этим светом. Не будет она никогда тем, кто ломает хрупкие крылья надежды и гнушается над искренней мечтой.

Глава 7. Запах свободы

Воздух наполнился ароматом свежей травы, и душистый цветочный запах защекотал в носу. Он чихнул и словно встрепенулся ото сна. Не сразу они поняли, что легкие очистились от смрада, и дышат они свежим, чистым воздухом. Первым заговорил он:

– Воздух стал другим, чувствуешь?

– Да. Воздух чистый. Жуткий запах пропал.

Они встали на ноги, он собирался еще что-то сказать, но не успел. В его норе раздался жуткий грохот, камни у входа загромыхали с оглушительным шумом. Думая, что камни падают с потолка, он побежал в дальний угол и закрыл голову руками. Шальные камни все же долетали до него.

– Что происходит у тебя? Ты в порядке? Ответь, пожалуйста? Ты меня слышишь? – закричала она.

Голос свой слышала разве что она сама, но продолжала звать его. В ее же норе все оставалось по-прежнему. Камни все сыпались и сыпались за стеной. Страшные мысли промелькнули в ее голове, но она с надеждой отгоняла их.

Наконец, шум прекратился. Камень ударил его в правое плечо. Он поднялся с земли, некоторое время разминал онемевшую руку, и заодно ощупывал все тело. Сложно было поверить, что после стремительного камнепада он вообще смог остаться живым.

– Да, все хорошо! – произнес, наконец, он.

– Слава Богу! Что случилось?

– Не знаю. Кажется, вход завалило сверху.

Он подошел к окошку. Это было уже не маленькое отверстие, а целое свободное пространство. Значит камни, загораживающие вход, посыпались вниз. Предварительно обнадеживать ее он не решался. Отнять появившуюся надежду у человека в этой пещере хуже, чем быть совсем без надежды. Оставшиеся камни легко поддавались и скатывались под его усилиями. Он взобрался по нижним валунам и выбрался наружу. Свобода, надежда и жизнь с новой силой обдали его холодной струей. Она стояла у окна.

– Я выбрался. Я здесь! – прошептал он, задыхаясь от радости.

– Как ты выбрался? – вскрикнула она, – ты свободен. Это хорошо, – потом добавила, – иди, пока он не вернулся. Он по каким-то причинам ненавидит больше тебя. Спасайся, – шепот медленно зазвучал как твердый приказ. – Уходи!

Он молча исследовал вход, делая вид, что ничего не слышал.

– Этот вход наглухо завален! Тут и десять человек не справятся. Ты все равно не сможешь мне помочь.

Никакая смерть ее больше не пугала. Он ее увидит и разочаруется, она снова окажется в этой бездне. Какой смысл? Больше она не станет терпеть слепящие краски болезненной жизни. Для нее жизнь тем и прекрасна, что есть смерть. Лишь безумные мечтают о бессмертии.

– Уйти?! А знаешь в чем твоя главная проблема? Ты слишком плохого мнения о людях. С высоты своих обожествленных страданий ты не видишь людей.

Она с негодованием промолчала. Слова, смело брошенные ей в лицо, не оставили ее равнодушной. Она боролась с собой, но постепенно смиренно приняла их. Эти слова так неприятны ей, потому что отчасти были истинны. Обвиняя других в предвзятости, она сама отчасти попала в плен собственных предрассудков. Однако ж доказательств подобного отношения у нее имелись в достаточном количестве. Так ли она ошибается на самом деле?!

Он тем временем думал только о своем деле.

– Камни здесь не такие тяжелые. Отойди от окошка! Они могут свалиться в твою сторону, – сказал он.

Неужели ей надо было спуститься в эту бездну, чтобы увидеть человека, думала она.

– Какой же я дурак?

– Что?

– У меня с собой зажигалка, – засмеялся он

– В пещере есть факели, помнишь. Возьми их. С помощью длинного шеста будет легче сдвинуть эти камни.

Пробираясь среди кучи мусора и костей, с помощью зажигалки он сумел отыскать один факел.

– Нет. Не подойдут. Ничего. Итак, нормально!

Неимоверными усилиями терпеливо двигал он острые камни один за другим. Вход был основательно завален со всех сторон. Прошло более получаса кропотливой работы. Пот катился по его лицу, застилая глаза, а руки, от самого локтя до пальцев вскоре покрылись кровоточащими порезами. Боли никакой он не чувствовал. Он спешил. Его больше волновало другое. В пещере уже давно никто не появлялся, и это сильно беспокоило его. Если этот Кондор вернется раньше, всему конец. Она то и дело проверяла окно, чтобы не заставлять его бессмысленно тратить и без того иссякающие силы. Нащупав достаточно расчищенного места, она взобралась на стену и спустилась, схватив протянутую руку.

– Спасибо! – она горячо поблагодарила его, пожимая его руку.

Оказавшись вдруг лицом к лицу, они почувствовали сильный прилив смущения, смешанный с радостью освобождения. Он наклонился, засуетившись с факелом. Пещера осветилась ярким светом. Теперь, когда она имела ясное представление о его душе, очень хотелось взглянуть в глаза человеку, который больше не являл собой тайну. Взлохмаченные каштановые волосы покрывали высокий лоб. Густая щетина успела покрыть молодое худощавое лицо, а светло-карие глаза глядели спокойно и уверенно. Он встретил перед собой такие же карие глаза, только чуть темнее. Его глаза полностью отражали безграничную человеческую сущность, о которой, она уже составила представление там. Она улыбнулась, встретив его глаза, а сердце у нее дрожало. Ей показалось странным, что никакого осуждающего взгляда он не бросил на нее. Сила предрассудков непреложно вмешивалась в ее жизнь и здесь. Мысль смелая и долгожданная неотвязно пускала свои ростки. Пора смиренно признать, что голова без волос не перестает быть важной. Неспособность и нежелание искоренять неправильные мысли, в этой самой голове куда как опасны для бренного тела. Он лишь ответил ей быстрой улыбкой. Все что он бегло заприметил это величественный профиль правильных черт лица и стройного человека. Он был немного выше нее. Худое нервное лицо его было напряжено и сосредоточено.

– Это цветы лотоса, невероятно, – сказала она, – такая красота в таком месте.

– Он ушел давно, мы можем натолкнуться на него. Надо смотреть внимательно, – говорил он, пока они шли.

– Может тебе нужно отдохнуть? – несмело спросил он, спустя десять минут.

– Нет, с чего мне устать?! Нам наоборот не помешает размяться. Засиделись в этой пещере.

Когда он спросил об этом в третий раз, она не выдержала, резко остановилась и посмотрела ему в глаза. Он выглядел дерганным и неестественно взвинчен.

– Слушай! Я понимаю, о чем ты думаешь. От алопеции еще никто не умирал, если только горе и бесконечные разочарования не вынудят к тому человека. Я совершенно здорова. Пусть мой вид тебя не беспокоит!

– Я не сказал, что ты не здорова. Ты не так поняла!

Краска смущения снова вернулась на его бледное лицо.

– Неужели? Не переживай. Все именно так и думают. Обыкновенное неведение. Тебе незачем об этом думать.

Сравнение со всеми покоробило его самолюбие, но он промолчал. Многие ее слова зазвучали теперь для него по-другому. Скрытый в них смысл он отчетливо прослеживал в каждом ранее сказанном слове. Слышал ее, думал, что понимает. На самом деле, как и прежде, блуждал вокруг непонятной загадки. Для нее же самой никакой таинственности уже не существовало. Как бы свободный волк не рассуждал, ему не суждено до конца понять, почему другой жалуется, оказавшись в тисках. И это вполне естественно и нельзя не учитывать этот факт.

Не успели они ступить и пару шагов, как пришлось им остановиться. Они переглянулись. По его радостному лицу она поняла, что не ошиблась. В отдалении действительно показался свет, тусклый, но все же свет. Душистый запах ранее пробудил в них хрупкую надежду, которая при виде нового открытия вспыхнула ярким огнем. Ведь свет означал выход, следовательно, они ближе к свободе еще на один шаг. Некоторое время сияние отражалось на пещерных стенах, затем повернулось к ним. Жизнь затрепетала в них, словно бабочка, собирающаяся в полет. Казалось, они просидели в глухой бездне целую вечность.

Подобно наивным несмышленым детям, средь тьмы заметившим множество привлекательных светлячков, не раздумывая, побежали они навстречу ярким огонькам. В темную пропасть они пришли каждым своим путем, своей тропой, потому сама пещера была им незнакома. О местоположении ходов и выходов они имели самое смутное представление, лишь могли догадываться, исходя из приходов и уходов Кондора.

Улыбка мгновенно исчезла. Разочарованием сменились их надежды. Издалека стали доноситься шорох, беспорядочные звуки похожие на стрекотанье кузнечиков. Вскоре они раздавались так близко, что девушка вздрогнула. В течение многих лет, шепот гадкий, неотвязный шел за ней по пятам, не отставал ни на шаг, неотступно преследовал ее, так что, едва завидев перед собой это существо, не могла она не признать знакомый облик ставший наваждением. С замиранием сердца они наблюдали, как длинное одутловатое тело, приблизившись на расстоянии примерно пяти шагов, начало подниматься, вытягиваться и тянуться вверх, пока не достигла уровня немногим выше человеческого роста. Тогда она застыла в воздухе. Толстые бока начали расширяться, распухли до размеров гигантского мяча, затем бесшумно взорвались, рассыпавшись миллионом радужных искр. Вместо гигантской змеи перед ними стояла женщина с короткими светлыми волосами. От искрящегося платья незнакомки, вся пещера вмиг озарилась ослепительным светом, так что хорошо виднелись даже мелкие закоулки и расщелины. Зрелище, раскрывшее перед ними, ужаснуло их не меньше, чем внезапное появление женщины. Земля под ногами оказалась сплошь усеянной гниющими костями животных и птиц. Возле них лежал закоченевший труп огромной крысы. Так вот откуда запах смрада и удушающее зловоние.

Синие глаза незнакомки, между тем, бегали из стороны в сторону. Выглядели они вполне человеческими, не лишены привлекательности, но оскаленный рот с тонкими губами алого, кровавого цвета, явственно выдавали в ней матерого хищника. Девушка смотрела на нее безразличными глазами. Она не ждала, не мечтала, не надеялась ни на что уже давным-давно, поэтому и сбивать ее шепотом не нужно, думала она. Да и змея смотрела не на нее. Взгляд хищника, вышедшего на охоту, скользило по мужчине. Поневоле девушка тоже взглянула на него. Вид у него был крайне озабоченный. Капельки пота бусинками проступали на лбу и, слившись, стекали вниз. Змея сумела добраться до сокровенных тайн души его, разбередила скрытые его закоулки, чтобы растерзать потом ядовитыми зубами, думала девушка, и догадывалась, до какой именно струны она сумела доползти. Облик, в котором она явилась в этот раз, и который девушка видела впервые, говорил красноречивее любых слов. Его реакция на появление этой женщины, кольнуло ее. Сама не зная почему, она чувствовала себя обманутой. В сердце поднималась ненависть не только к незнакомке, но и к нему. Видимо прошлое, которое, он считал давно забытым, нахлынуло с новой силой, и он не мог с ней бороться. Мысль его тем временем работала в другом направлении. Глазами он шарил в пещере, пытаясь отыскать что-то, и ломал себе голову над одной единственной задачей. Чем бы вырубить эту тварь, спрашивал он себя с той самой секунды, как только увидел ее.

Будь он один, ни минуты не задумываясь, обрушил бы годами накопившуюся злость и обиды на стоявшее перед ним чудовище. Именно чудовище, так он думал, ибо внешняя красота ее и ослепительный блеск не могли более скрыть от него истину, сбить с пути еще раз. Но подобное безумство могло навредить девушке. Необходимо было найти другой способ, и он искал его. Змея между тем приближалась. Девушка и забыла, что один из излюбленных приемов хитрого существа, – застать жертву врасплох. Только когда толстые холодные кольца разом обернули ее ноги, и уже приближались к коленям, она поняла ее уловку. Потеряв равновесие, она упала. Ее тело теперь опутывало не три кольца, а пять и змея продолжала оборачивать ее в смертельных объятиях. С каждой секундой она сжимала кольца все сильнее, яростнее. Казалось, эти кольца сделаны не из плоти, а сотканы из раскаленного железа. Руки и ноги девушки начали покалывать и уже немели. Вместо крика у нее вырывались хрипы. Тщетно старалась она вырваться. Чем больше тело ее сопротивлялось, тем плотнее и яростнее змея сжимала кольца и так до тех пор, пока силы не начали покидать ее. Все медленнее билось сердце, все короче становилось дыхание. Глаза, распухшие от бешеного прилива крови, застилало туманом. Во мгле она еще сумела разглядеть змею, с широко раскрытой пастью приближающуюся к ней. Желтые глаза горели адским огнем, а зубы засверкали над ней словно два заточенных ножа.

Подобно затухающему маятнику, дыхание становилось медленнее с каждой секундой. Глаза закрылись. Средь тьмы раздался сильный треск, следом еще один. В воображении она представляла, как смертельный укус змеи поражал ее тело снова и снова. Глаза ее мгновенно открылись, она лежала на земле. Сильный кашель вырвался из освободившихся легких. Взгляд прояснился, и она увидела перед собой мужчину, державшего в руках увесистый факел. Змея в бешеной пляске извивалась в воздухе. Она снова обернулась радужным блеском и перед ним стояла та же дама с лучезарной улыбкой. Мужчина усвоил урок хорошо. Со змеями надо действовать стремительно и не раздумывать ни на секунду. Тяжелый факел обрушился на голову дамы и оглушил ее. Лицо ее исказилось в змеиной гримасе. Радужный блеск в последний раз вспыхнул в пещере, и вскоре исчез. Напоследок девушка сумела разглядеть радостное торжествующее лицо мужчины. Он сумел одержать победу, победу важную для него. В темноте она вдруг вспомнила свои мысли и злобу, нахлынувшие на нее тогда. Ей стало стыдно за себя. Змея, поистине оказывала отравляющее воздействие на сердце и душу человека. Вскоре они привыкли к темноте. Когда он улыбнулся ей, сердце ее снова наполнилось теплотой и радостью.