Текст книги "Последний дар Эбена"

Никогда она не рада была окончанию школы, как этим летом. Снова директор напоследок говорил свою речь, но Эмма не видела там никого, пустые слова лились на их головы из такой же пустой чаши. Раньше она старалась слушать, вникнуть и найти в смысл в его словах, теперь это казалось невыносимо скучной бессмысленной болтовней, как надоедливые новогодние хлопушки, выпущенные в пустое небо. На торжественной линейке в честь окончании третьего класса, учительница поставила на самое высокое место рядом с ней своего сына, а следом за ним отличниц. Эмма, чуть опустив глаза, стояла в конце второго ряда, так велел фотограф, и учительница вроде не возражала, поэтому она охотно пошла на укромное незаметное место, которое ей указали взрослые.

В то время как она уже заканчивала третий класс, ее волосы, пробивая себе новый путь, с прежней силой начинали расти вновь. Под кепкой видны были мелкие черные волоски примерно сантиметр длиной. Наступило лето.

Глава 16. Бабушка Касси

К середине июля, незаметно для самой Эммы, волосы отросли вновь. Обновленные антрацитовые завитки воздушным облаком ниспадали до самых плеч. Голова обрела былую роскошь, а сердце наполнялось свободой. Долгожданное и желанное событие, но когда оно наступило, она восприняла это как данность, как само собой разумеющееся. Возвращение незаслуженно утраченной ценности по праву принадлежащие ей. Как таковые волосы и представляли ценность, что в глазах окружающих она считалась обыкновенной, чтобы вернуть призрачное счастье. Действительно, жизнь как будто становилась прежней в ее глазах. Прошлые обиды несравнимы с нынешней радостью. Кроткое сердце, не задумываясь, забывало даже очень серьезные обиды. Как легко и просто простить и забыть, когда на душе ни чем не омраченная радость и счастье. Но где-то в многочисленных лабиринтах разума, трезвый ум с высокой точностью записывал в кладовой памяти каждое событие, каждое слово, обиды, разочарования, чтобы при случае припомнить ей все это, умерить наивные порывы сердца. Страх успел пустить невидимые ростки. Эмма подсознательно начала относиться к волосам как к чему-то весьма хрупкому. Из-за этого боялась расчесывать и даже трогать их руками. На радость домочадцам, ходила она теперь, как правило, с распущенными волосами. При каждом ее движении, кучерявые волосы, вафельными прядями подпрыгивали на плечах и раскачивались друг на друге мелкими скученными волнами. Склоненная голова вновь высоко поднялась навстречу прежней счастливой жизни, детской беззаботной жизни, так нелепо испорченной досадной болезнью. Теперь недуг казался таким же далеким, как и связанные с ним переживания.

Больше всего радовало возможность ходить без ненавистной кепки. Первым же делом она избавилась от него, заблаговременно спрятав в таком укромном уголке дома, где его никто никогда не сможет найти. Она почувствовала большое облегчение и радость, когда бросила его, спрятала главного свидетеля и виновника своих страданий. Где-то в глубине души она надеялась, что расставшись с кепкой, она таким образом попрощается и со всеми жизненными недоразумениями, и ни секунды не жалея выбросила его из своей жизни как бессмысленный балласт. Волосы выросли, а это означало, что к ней вернется былое уважение и доброта. Никто не посмотрит на нее с ухмылкой и за ее спиной не станут говорить обидные слова. Будучи не такой как все, всем сердцем желала она походить на других, по своей наивности слабо представляя в какие тупиковые дебри может завести подобное мышление.

Тринадцатое августа того лета обернулось для Эммы знаменательным событием, не столько потому, что было день рождение Агаты, но главным образом по причине загадочных событий после него. По такому случаю был намечен большой праздничный обед. Раскладной круглый стол распахнули на всю его ширину, а на белоснежной скатерти в ожидании праздника красовался главный символ торжества. Мама испекла большой прямоугольный торт, украшенный нежными пурпурными розами и листьями из сливочного крема. Агата бегала по дому в новом бархатном платье насыщенно красного цвета с белым воротничком, по краям которого вышиты были узоры из того же оттенка в виде миниатюрных розочек, подарок от мамы с папой. Перед этим ее золотые волосы постригли. Они больше не перекрывали ей глаза и Агате было легко и свободно, кроме того ей очень шли коротенькие волосы, круглой симпатичной шапочкой красиво подчеркивали они овальное лицо, что соответствовало озорному характеру Агаты. Один за другим, гости заполнили дом, и уселись за праздничным столом. Были тети, в том числе мамина тетя из больницы. Она тихонько расспрашивала маму про здоровье Эммы. В ответ мама радостно и с уверенностью говорила, что все прекрасно, дочь полностью выздоровела, чем вызвала краску смущения на лице Эммы.

– Да и зачем волноваться?! Ребенок здоров, и то хорошо. Скажите спасибо, что не другая какая злая напасть, – сказал сидящий рядом с тетей худощавый мужчина с густой копной черных волос. Усы, кудрявой щеточкой свисали над верхней губой, так что вместе с выпуклыми серыми глазами он напоминал Эмме старого моржа.

– Скажешь тоже, Берни! – возмутилась тетя.

Эмма на минуту отложила куриную ножку и посмотрела на дядю Берни. Его правая бровь взлетела кверху, он выглядел слегка побледневшим.

– Мы прекрасно осведомлены о наличии более опасных заболеваний, – продолжала тетя. – Мне ли не желать Эмме здоровья. Но разъясни мне тогда, пожалуйста, одну вещь. Ты, к примеру, когда лежишь целыми днями на кровати с обычным гриппом, под тремя шерстяными одеялами, окруженный чаем, вареньем, непрестанной моей заботой, ты тогда благодаришь Бога, что не прикончил тебя пневмонией или туберкулезом, или просишь подлить тебе чаю. Молишься, что не умираешь, или просишь себе грелку?! Хотя и вид у тебя иной раз такой, словно тебя медленно убивают простецким гриппом.

Дядя Берни ерзал на стуле. Слова жены явно застали его врасплох, будто узнал об этом впервые. Кое-кто начал исподтишка смеяться.

– Нет же ведь?! – продолжила тетя, обращаясь ко всем, – всю душу же из меня вытрясет, как годовалый ребенок, пока на ноги не встанет. И советы дает еще.

Все вокруг засмеялись. Дядя Берни чуть виновато склонил голову, но тоже рассмеялся.

Не забыли пригласить и бабушку Тамару, чему она обрадовалась словно маленький ребенок. За столом вели непринужденный разговор. По обыкновению, хвалили и удивлялись, как выросла Агата. Всем хотелось погладить Уголька по великолепной шерсти, но это им удалось лишь раз, когда сама Агата, под незаметными угрозами бабушки, подняла трепещущееся создание и отнесла к ним. Большинству гостей до этого не доводилось встретить кошку. Они глядели на нее как на некое чудо. Ей удавалось успешно скрывать свое существование от назойливых нарушителей спокойствия. Бабушка так гордилась при этом, будто не ее тапок то и дело летал ей вслед, этой «прекрасной кошке», как она ее сейчас ласково называла. Здесь нужно добавить, что еще ни один тапок не сумел достать осторожную кошку. Уголёк уже не была тем тоненьким котенком, которую некоторые из них видели в первый раз, поэтому Агата еле держала расплывающегося пушистого комка с испуганными горящими глазами. Крохотное сердце учащенно барабанило в руках девочки, глаза расширились, но когтей она не выпустила. Как и предполагалось, больше десяти секунд она не выдержала и после первого же прикосновения выпрыгнула на свободу. Эмма вынуждена была некоторое время сидеть вместе с взрослыми, в отличие от младшей сестры. Ей порядком наскучили беседы взрослых, однако приходилось сидеть тихо, чтобы ненароком не оказаться под гневным взглядом матери. Не один эклер пришлось тогда уничтожить, чтобы как-то скоротать время за непонятными разговорами. Наконец, очередь дошла и до торта. Мамина тетя говорила тост, вслед за этим в протянутых руках гостей задрожали и зазвенели хрустальные бокалы. Дедушка зажигал свечи, в то время как бабушка звала Агату. Она радостно подошла к столу, набрала столько воздуха в щеки, что глаза покраснели, и задула разом все свечи. Гости захлопали в ладоши. Агата поддержала бурные излияния восторга в свою честь коротким рукоплесканием, но решив, что итак задержалась, выскользнула из стола, унося с собой большой кусок торта. Тотчас к ней подбежала Уголёк, лизнула кончиком розового языка протянутый маленький кусочек угощения, но дальше есть отказалась. Эмма с завистью смотрела на свободных товарищей. Вдобавок ко всему становилось жарко, хотелось быстрее убежать на улицу. Сто раз она пожалела, что нарядилась в тесные джинсы, которые сейчас давили на сытый живот. А поверх белой теплой водолазки надела любимый фиолетовый жилет с большими карманами и пурпурными пуговицами. Уличив удобный момент, она быстренько убежала со стола по направлению к выходу. Остальные потянулись следом. Агата несла чемодан в одной, а Уголька в другой руке, так они выбежали на улицу, даже немного опередив Эмму. Агата всю дорогу твердила, что Уголёк заболела, надо ее как можно скорее вылечить. Конечно, это была всего лишь детская игра в доктора. Бабушка Тамара, подарила ей игрушечные инструменты в розовой коробке, и ей не терпелось испытать их на деле, подальше от посторонних глаз.

Так как пациентом в таких случаях оказывается, как правило, самый здоровый и невинный, само собой, выбор пал на Уголька. Агата окинула взглядом двор. Под навесом издавна находился старый гниющий стол. Она аккуратно постелила туда салфетку, и приземлила на нее Уголька. Оставалось только удивляться, почему кошка до сих пор не убежала от нее, ведь по всем признакам ей грозила нешуточная опасность. Напротив, она следила за каждым движением Агаты и неподвижно ждала. Агата втащила чемодан на стол и минуту другую вдумчивым взглядом рассматривала содержимое. Там уже лежали и щипцы для выдергивания зубов, а также все зубы, которые этим же инструментом у нее удаляли. Каким-то чудом ей удалось уговорить мистера Арманда подарить ей эти шипцы. Красные круглые очки без линз она сразу заприметила и тут же надела их. Когда она посмотрела на сестру, Эмма не смогла удержаться от громкого смеха. Несмотря на то, что очки прекрасно сочетались с цветом ее нового платья, все же несуразно большой размер, покрывал чуть ли не половину лица и придавал ей неуклюжий вид. Агату впрочем, ничуть это не смутило. Она чувствовала себя в них настоящим врачом. Лицо сразу стало серьезным.

– Приступим! Ты будешь моей сестрой, Эмма. Надо вылечить грипп у бедного Уголька. Посмотри, какие глаза грустные, а нос, какой влажный, потрогай.

Глаза действительно показались Эмме грустными, но никакого гриппа и в помине не было.

– Мама всегда говорила, что влажный нос у кошек это хорошо.

– Я врач, мне лучше знать, сестра. Нам нужна марля, чтобы обмотать простывшее горло. Сбегай, принеси, там, в аптечке найдешь.

– Почему это мне идти за марлей? Ты сходи.

– Эмма, сестра, я не могу оставить больного в таком тяжелом состоянии. Ну, сбегай. Видишь, горло болит, кашляет. Нет времени.

Эмма, вздохнув, ушла, выполнять поручение доктора. По коридору, она сразу завернула налево, в комнату деда и бабушки, там, на стене был прикреплен серый железный ящик. Из дома доносились голоса развеселившихся гостей.

– Возьми, я только это нашла!

Она протянула Агате небольшой кусок пожелтевшей марли. Как необычно, что Уголёк все еще сидела на столе и смотрела любопытными глазами то на Агату, то на инструменты. Теперь она слушала сердце кошки с помощью фонендоскопа. Померила температуру несусветным градусником величиной с самого Уголка.

– Сестра, надо приготовить шприц с анальгином.

– Откуда ты взяла, что анальгин нужен?

– Бабушка чуть, что сразу пьет анальгин. Очень хвалит. Не бойся, Уголечек. Это не больно совсем. Вот так.

Она взяла игрушечный толстый шприц и ловко сымитировала укол в мохнатую лапу.

Забавно было смотреть, как Агата в несколько оборотов обматывала шею Уголька, и та ни разу не задергалась и даже не тронула повязку. Лишь изредка мигала безучастными глазами и смотрела за движениями Агаты. Она же сама и развязала эту повязку, мягко схватив за голову обеими руками, запечатлела поцелуй на лбу выздоровевшего Уголька.

– Агата, разве можно целовать грязное животное?! Бог знает, где она ходила. Еще схватишь какую-нибудь заразу. Отойди от нее, живо!

Агата повернула голову и посмотрела обиженно на бабушку. Некоторые гости уходили домой. Праздник, по всей видимости, уже заканчивался, и вся семья вышла провожать гостей, которые то и дело улыбались, когда поглядывали на безмятежные игры девочек. Агата открыла рот, чтоб сказать что-то, но лишь с негодованием пробормотала, повернувшись к Эмме.

– Уголёк не грязная. Она в жизни не мылась, но какая чистая и блестящая. Даже, белое сердце на груди чистое, хотя она по земле катается часто.

В доказательство своих слов, Агата нежно провела рукой по гладкой шерсти кошки, от головы, до хвоста отмерив всю ее красоту любящим взглядом.

– И пахнет свежестью. Как только что вылупившийся цыпленок, – засмеялась Эмма.

Агата улыбнулась, забыв про обидные слова бабушки.

– Или как свежий воздух

– Да, точно!

Эмма почесала голову. Пальцы ее коснулись чего-то знакомого, но она смотрела, как Агата, пользуясь, случаем завязывала на шее Уголька бабочку и не обратила на это особого внимания. Затем встрепенулась, развернулась от них, и, не говоря ни слова, полетела в дом. Хорошо, что ванная оказалась свободна. Она побежала туда и закрыла за собой дверь на замок. Сразу же бессознательно снова запустила руки в волосы. Может она все же ошиблась? Гладкий на ощупь участок без волос вызвал невольную дрожь во всем теле. Земля затрещала под ногами. Она снова потрогала это место. Значит, тогда ей не показалось, и на затылке действительно появилась гладкая залысина. Счастье, словно сегодняшнее солнечное небо, медленно накрывалось серой пеленой. Надвигается огромная туча, а из нее щедро польются обидные слова, те же взгляды, будут изо дня в день колотить по ее хрупкой душе и неприкрытой голове. Ей хотелось закричать об этом. Безысходность усмирили прикативший и возрастающий гнев в сердце. Слезы жалости к себе и обиды покатились с глаз. Она ударила по зеркалу. Зубные щетки посыпались в раковину. Она быстро выбежала в гостиную. Всеобщее веселье и разговоры, которые до этого были ей безразличны, теперь кольнули ее и вызвали некоторое негодование. Ей было грустно и казалось, что весь мир стал печальным. А гости все веселились. Для них все осталось прежним. Резкий контраст развернул между ними незримую пропасть. В большой комнате, где спали Агата и Эмма, в левом углу, располагался покрытый лаком деревянный стол шоколадного цвета. Он стоял вплотную к большой кровати и на стыке с ним образовывал у самой стены свободное пространство. Эмма часто забиралась туда, в те времена, когда они развлекали себя игрой в прятки. Сегодня они не играли в прятки, но она прошла через зал прямо туда. В комнате было темно, она не стала включать свет. По еле заметным очертаниям мебели сразу нашла стол. Она успела проползти через стол в укромный угол, и только там вырвались сдержанные всхлипы. Обхватив колени руками, она уткнулась в них головой. Под ногами что-то мешалось. Подняв голову, она узнала свою синюю кепку с черной надписью. Воспоминания ожили с новой силой, словно ее ударили чем-то тяжелым. Не удержав громкий стон, она оттолкнула ее ногой к стене и снова опустила голову. Слезы потекли еще сильнее, по пути обжигая мелкие царапины на правой щеке. Она была безутешна в своем горе. Ей казалось, что оно такое большое, что тело не должно этого выдерживать. Почему ее сердце не разорвется от этой невыносимой боли и не положит конец ее страданиям. Лучше бы она умерла, думала она, никому она не нужна такая. Не понимала она, что сильная боль исходила не от тела, а от самой души. Однако она выдерживала, и ей это казалось неправильным. Разве можно терпеть такую острую боль. Никто уже ей не поможет. Вдруг ей вспомнились слова бабушки Касси: «Ури ушел, никогда не вернется, но он всегда помогает, тем, кто в нем нуждается». Слезы прекратились литься из глаз. Почему же он тогда не поможет ей? Как его можно позвать? Нужно сходить к бабушке Касси и спросить у нее еще раз.

Подобно чудесному озарению это мысль зажгла в сердце Эммы искру большой надежды. Прошло немало времени с тех, пор как они были в гостях у бабушки Касси, она наверняка обрадуется. Конечно это не их вина. После последнего раза, дальше родника никуда им ходить не разрешали, да и там Эмма ни разу, с тех пор не побывала. Рассказ бабушки Касси о прибывающих крысах сильно напугал ее. Агата, правда ходила туда, но сама она побаивалась. Эмма летела через всю гостиную, словно на крыльях. В своих мечтах она скромно представляла, как Ури излечивает ее от этого недуга навсегда. Почему-то она представляла его в виде старца с добродушной улыбкой.

Локоны прикрывали ее лицо и, к счастью, никто даже не заметил раскрасневшегося лица. Теперь оно пылало скорее от разгоревшихся вспышек надежды, чем от недавних слез. Агата, напевая песенку, аккуратно раскладывала свои драгоценные инструменты в красный чемоданчик. Уголёк мирно лежала на том же месте и облизывала лапы. Завидев Эмму, оба тут же развернулись к ней лицом.

– Ты что Эмма, плакала? Кто тебя там обидел, скажи?

Чемоданчик с треском захлопнулся, Агата быстро пошла навстречу сестре. Эмма дрожащими руками развернула пряди и показала ей круглый облысевший участок головы.

– Опять, да?

Агата слушала ее и грустно смотрела на свой чемоданчик. Там у нее нет ничего, что помогло бы ее сестре. Золотые брови хмурились сильнее, пока Эмма взволнованно рассказывала о своей идее пойти к бабушке Касси, и попросить у нее помощи.

В небе сверкнула молния. Уголёк прижала уши к самой спине, спустилась со стола и снова навострила уши. Если бы не девочки рядом, она давно бы убежала в укрытие. Природа подсказывала ей, что надо бежать, спрятаться, но она продолжала упорно стоять рядом с ними.

– Идем же скорей! – Агате эта мысль показалось разумной и единственно правильной, однако затем она задумалась.

– Надо пойти в дом и сказать, что мы уходим.

Оба резко замолчали. Никто не желал идти туда. После прошлого раза, им было немного страшновато. Однако пойти без спроса, тем более в такую погоду, было куда страшнее. Оба поглядывали друг на друга в надежде, что другая выразит желание с готовностью пойти в дом.

– Ладно! Я пойду! Спрошу у деда, и мы пойдем. Ждите здесь, – сказала Агата, и твердой походкой скрылась в дверях дома.

В образе врача она чувствовала себя всемогущей. Неразрешимой задачи в этот миг для нее не существовало. Эмма охотно доверила сестре ответственное дело. Они с Угольком стали ждать. Не прошло и минуты, как Агата вернулась. Так и держа крепко свой чемоданчик, словно его могли выкрасть у нее из рук, не говоря ни слова начала быстро подниматься по лестнице к воротам. В другой руке у нее был какой-то пакет. Уголёк уже стояла наверху и поджидала их. Эмма радостно побежала за ней.

– Разрешили, значит да?!

– Да, конечно. Я сказала, что мы быстро вернемся, – ответила Агата и тут же отвернулась от нее.

Молнии начали сверкать все чаще и яростнее рассекать почерневшее небо. Издалека к ним присоединился гром. Эмме стало вдруг очень страшно. Она уже пожалела, что решилась на это и потянула за собой сестру. Шли они быстро, не останавливаясь ни на минуту. Уголёк решительно скользила в самом конце. Тоненькие уши прижимались к самой спине каждый раз, когда по небу проносились раскаты грома. Возле старой церкви Уголёк остановилась. Шерсть встала дыбом. Агате приходилось все время поторапливать ее. Кошка явно не желала идти, но послушно поплелась следом. Уши все время оставались настороже. Хвост распушился на ветру. Они уже приближались к дому бабушки Касси. Старое дерево тяжело покачивало ветви. При каждом порыве ветра она скрипела и трещала, словно ее мучили и истязали. Калитка оказалась приоткрытой. Агата первым делом посмотрела на будку. Взглянула внутрь собачьего дома. На земле рядом с ней лежала разорванная цепь, а самой собаки поблизости не оказалось.

– Герда, где ты? Герда, я пришла! – кричала Агата.

Она развернула свой пакет и положила куриную ножку в покривившуюся железную миску. Они прождали несколько минут, но собака так и не появилась. Уголёк все это время стояла у калитки и теперь смело пошла за ними. Как ни странно, дверь дома тоже оказалась незапертой. Она медленно открывалась и закрывалась в такт завываниям ветра. При каждом таком порыве заржавевшие петли тянули заунывную песнь. Бабушка Касси давно должна была уже выглянуть. А если она куда-то ушла, почему же не закрыла тогда двери? Первая в дом зашла Эмма. Следом осторожно ступали и остальные. Внутри было довольно темно. Виднелось только, как в печке догорали последние огоньки. В углу послышался шум. По звукам, кто-то возился там с кастрюлями и ложками. Однако бабушки Касси не видно было. В тот угол совершенно не падал свет, поэтому не могли они никого разглядеть.

– Бабушка, это мы с Агатой. Мы пришли попросить вас помочь мне. Волосы мои снова начали выпадать, а в тот раз помните, вы сказали, что мне поможет только Ури. Я подумала, может, вы все-таки знаете, как позвать его. Он бы тогда помог мне…?

Грохот кастрюль прекратился, по дому пронесся небольшой писк и шепот. Агата насторожилась. Уголька шерсть встала дыбом, задолго до того, как они вошли сюда, и оставалась в таком распушённом виде. Когда послышался ответ, девочки успокоились.

– Да, конечно детка, – голос показался им охрипший, писклявый, мало походил на голос бабушки Касси. Они продвинулись чуть-чуть вперед.

– Нет!!! Стойте, там, – продолжал тот же голос. – Не подходите! – Я простыла, заболела. Того и гляди подцепите эту заразу сами. Лучше вам стоять там, детки. Вот и хорошо. Конечно, помогу. Бабка много чего знает. Ах, да! Вспомнила! Ури?! Какой еще Ури? Забудьте про него. У меня есть один рецепт.

– Рецепт?!!

Эмма поглядела на Агату. У той вид был не менее озабоченный. Бабушка Касси с таким благоговением отзывалась об Ури в прошлый раз, что едва могли они поверить своим ушам.

– Никакой Ури вам не поможет. Слушайте же, – продолжал голос, – у вас дома есть собака?

– Да, – протянула Агата.

– Берете собаку, крепко привязываете к столбу и не выпускаете никуда в течение целого месяца. Крепко-крепко, Поняли? Значит так. Дальше кормите ее строго, исключительно одной белой костью, хорошенько просушенной на солнце. После месяца уже можно собирать белый как снег… – тут голос стал тише.

Эмме уловила в нем оттенок насмешки.

– …экскременты собачки. Всем этим исцеляющим нектаром щедро мажете голову и оставляете на всю ночь. Чудо средство! Мне еще моя бабушка этот рецепт советовала. Волосы растут как на грибочных дрожжах.

Эмма чуть не заплакала. Мерзкого бреда подобного этому им еще не доводилось слышать в своей жизни. Гусиный жир, еще можно было понять, но этот рецепт заставит затрепетать самого дьявола в жарком аду. Обе сморщили лоб. Первое что они почувствовали, было отвращение, а затем злость. Конечно, Эмма хотела вылечиться, бесспорно. Но им так ярко представились безмолвные терзания невинного животного во имя призрачной надежды ее исцеления, что возмущение начало вскипать в них.

– Пошли отсюда Эмма. Я не отдам свою собаку. Я все расскажу бабушке!

Агата потянула за собой Эмму, но тут грохот в углу раздался сильнее. Уголёк, зашипела и бросилась туда. Не успели они позвать ее обратно, как в дверь, подобно урагану, ворвалась Герда. Левое ухо было разорвано. Кровь большими каплями стекала по белой шерсти разъяренного животного. На мгновение им показалось, что она хочет броситься на них. Герда пронеслась мимо них и вскоре исчезла в том же углу, где недавно скрылась Уголёк.

– Уголлёк, Уголёк, Герда! – кричали поочередно девочки.

Агата топала ногами. Нить ослепляющей молнии озарила комнату ярким светом, словно электрической лампой. Каждый угол теперь отчетливо виднелся. Огромная крыса величиной с человека, стояла над раненой собакой и скалилась прямо на них. Из громадных когтей стекала кровь. Герда не шевелилась. Не было сомнений, что она мертва. Вряд ли кто бы выдержал удара таких когтей. Вся шерсть была красная от крови.

Удары громом заглушили крики Эммы и Агаты. Примешался ли к ним страх за собаку или злость, но Агата так сильно замахнулась своим чемоданчиком, что сшибла крысу с ног. Вскоре появилась и вторая крыса. Уголёк выбежала к ним. Они выскочили на улицу. У самой калитки Эмма зацепилась за дерево. Резкими движениями ей удалось оторвать себя от них, разодрав при этом жилет. Они побежали прочь. Картина в доме у бабушки Касси будто стояла у них перед глазами. Дрожь во всем теле нарастала с каждой минутой. Ног они не чувствовали совсем, но продолжали бежать, пока не дошли до большой дороги.

– Это точно не бабушка Касси. Ты видела этих крыс?! Надо рассказать обо всем, – Агата то и дело всхлипывала, потирая ладонью нос. Эмма не могла ничего произнести. От страха все внутри клокотало бурным потоком.

Внизу их уже поджидала вся семья. Эмма хотела было начать свой рассказ о том, что случилось, но гневные взгляды остановили ее. Бабушка и дед выглядели крайне сердитыми, папа с мамой тоже поглядывали на них со злостью. Но за что, они же предупреждали, что уйдут. Она поглядела на сестру. Агата покусывала пальцы. Когда их взгляды встретились, Эмма все поняла.

– Ну и где вы были, кто вам разрешал выходить. В такую погоду?! – начал папа.

– Ты же сказала, что разрешили! – прошептала Эмма Агате.

– Они были заняты. Я подумала, наверное, можно.

Тут они все им рассказали. Лица у взрослых были такие, будто их жестоко и нагло обманывают и при этом издеваются.

– Говорю вам, там крысы. Бабушки Касси не было. Собаку убили, – Агата так истошно плакала, отбивая себе руками колени, что дед поневоле засомневался и поглядел на бабушку.

– Ладно, живо домой! Я позвоню Марте и попрошу навестить ее. Вы с этого дня никуда кроме школы не пойдете. Вот и выясним, что за несусветную чепуху вы тут несете, – сказала бабушка.

Мама схватила обеих и выпроводила в их комнату.

– Чтобы не выходили отсюда. Спать!

Время было только восемь, тем более после всего произошедшего им не хотелось спать. Они столпились у окна. Бабушка звонила по телефону, как и обещала.

– Иди, проведай, говорю, Марта! Ну и что гроза! Не помрешь. Велика беда! Давай, давай, жду. Проверь, сходи.

Трубка телефона с грохотом опустилась на свое место. Все ждали. Стояла невыносимая тишина. В гостиной часы громко отсчитывали время. Прошло десять минут, потом двадцать. Раздался звонок.

– Что ты такое говоришь?! – Эмма видела, как бабушка раскрыла рот от удивления и бросила крайне удивленный взгляд на остальных. – Касси умерла. Собака тоже мертвая. Ясно, Марта. Что-то надо делать тогда. У нее же никого не было, надо сделать все необходимое, чтобы похоронить бедняжку. Что же там стряслось?!

Девочки отошли от окна. Все считали ее сумасшедшей. Ничего кроме доброты они не видели от нее. Они знали, что никогда не увидят ее больше, но все же не могли поверить этому. Агате было стыдно, что она приняла гадкий бред какой-то крысы за слова человека, который так хорошо к ней относился. Длительным молчанием они почтили бабушку Касси и Герду. Эмма потянула руку за подарком бабушки Касси, но амулета на шее не оказалось. Наверное, потеряла, когда зацепилась за дерево. Слезы затуманили глаза. Агата плакала, и Эмма ни на секунду не сомневалась, что слезы были самые настоящие, потому как всеми силами пыталась она их скрыть.

Раздался мощный удар, словно куча камней с грохотом падали на дом и скатывались с крыши. Раскаты грома беспощадно оглушали небо. Прямо в одежде, натянув одеяло по самые глаза, они спрятались в постели. Дверь открылась, и показалась Уголёк. Не говоря ни слова, Агата легла на противоположную кровать и тоже накрылась, подозвав к себе Уголька. Временами слышно было, как она всхлипывала. Кошка прыгнула к ней на подушку и легла, обернувшись вокруг головы Агаты пушистым воротничком. Уголёк лизнула ей нос. Исподтишка она поглядывала на Эмму. Вскоре гром прекратился. Под убаюкивающие звуки зарядившего дождя они понемногу засыпали.

А в это самое время в заброшенной разрушенной церкви крысы лишь начали обсуждать дальнейший план действий. Вальтер бешено колотил и царапал стены.

– Что ты там нес за ерунду, Шпигг? Где были твои мозги? Какие собаки? Ты перепугал их до смерти.

В ярости он швырнул Шпигга. Тот ударился об стену и съежился в углу.

– Я отвлекал их, как мог, шеф! Не моя это вина. Это вы не смогли поймать ее, – запищал вдруг Шпигг. Смертельный страх перед Вальтером на мгновение придал смелости трусливой натуре.

– А ты, ты просто смеялся вместо того, чтобы схватить их, схватить их и прикончить!

Он ткнул когтем прямо в грудь Гэвину. Немного надавив, он мог бы проткнуть его насквозь. И Гэвин это прекрасно понимал.

– Меня ослепило, я не виноват! Эта проклятая кошка с собакой!

Гэвин попятился к стене под натиском Вальтера. Затем он выпустил его и отошел к входу.

– Ваши отговорки меня мало волнуют. Я знаю лишь одно. Запомните! Сегодня ночью, мы закончим свое дело и пройдем испытание. Ничто ей теперь не поможет.

Гэвин со Шпиггом подозрительно уставились на него. В глазах Вальтера светилось торжество, а в лапах покачивался амулет бабушки Касси.