Текст книги "Последний дар Эбена"

Глава 15. Крысы в школе

Первая домой зашла Агата. Для пущего эффекта она залила новым потоком слез и без того утопающее в них красное, разгоряченное лицо. Она уже шагала вниз по лестнице, когда погоня только подошла к воротам. Бабушка эстафету выдержала не так успешно, как Агата и не так хорошо как хотелось бы ей самой. Едва дойдя до дома, она согнулась пополам, вцепилась за ворота и так и стояла. Бабушка едва дышала. В голове звенело от частых гулких ударов, словно сердце сменило место обитания и переселилось прямо ей в уши. Тщетно пыталась она закричать, чтобы хотя бы таким образом суметь опередить внучку. Слова быстро вылетали из задыхающейся груди, но к концу они выходили уже безо всякого смысла. Безобидный хрип и бурчанье вместо вразумительных слов. Пользуясь, удобным случаем Эмма незаметно проскочила мимо нее и по лестнице направилась прямиком в огород. Арчи залился радостным лаем, когда увидел ее. К счастью, все были заняты Агатой и никто не вышел. За домом она отыскала старый пенек и уселась на нем, так что ее нельзя было разглядеть. Она вздохнула с облегчением. Плакать уже не хотелось. Кусты помидоров зашелестели и зашевелились. Показалась Уголёк. Шерсть была вся в пыли. Кошка беспокойно озирались кругом, прежде чем высунуться всем телом. Эмма так обрадовалась, словно сто лет ее не видела. Молчаливое присутствие кошки являлась для нее куда большей поддержкой, нежели тысячи нежных слов. Оно приносило собой умиротворение и спокойствие. Застывшее сердце тогда согревалось некой небесной теплотой, исходившей от Уголька светлым непрерывным потоком. Кошка, тем временем, острыми зубами вытаскивала приставшие к шерсти цепкие колючки. На коленях сидеть она уже отказывалась, поэтому прислонилась спиной к пеньку и загнула под себя передние лапы. Блестящая спина Уголька быстро вздымалась и опускалась в такт учащенному дыханию. Видно тоже устала от бесконечных прогулок, пронеслось в голове Эммы. Она погладила ее, послышалось тихое урчанье. Вот бы знать, где она гуляет.

Уголёк вздрогнула, когда из дома стали доноситься громкие крики. Уши оттопырились, острый слух был на страже, чтобы при малейшей опасности успеть скрыться. Окна дома были открыты настежь, поэтому все, что происходило там, Эмма слышала прекрасно. Сначала ругали Агату. Захлебываясь в море слез, она громко рассказывала о той несправедливости, что учинили ей сегодня, не забыла она упомянуть и о своей руке, пострадавшей в ходе этой самой несправедливости. Потом судя по крикам, досталось и бабушке. Дедушка строго отчитывал ее. Взрослая женщина, сказал, а ведет себя как маленький ребенок. Агата, в подтверждение этих слов, заплакала еще громче. Между потоком брани, мама тщетно пыталась разузнать, где же Эмма. Хорошо, что она успела вовремя скрыться. Она едва могла переносить громкие звуки с такого расстояния, а непрекращающийся спор вблизи сковал бы ее по обыкновению цепенящим ужасом. От всего этого сердце у нее внутри словно застывало, а сама она начинала дрожать как в лихорадке. Ссора достигла своей кульминации. Раздался сильный грохот. Эмма вынуждена была закрыть уши в ожидании развязки. Судя по всему, разбилась любимая ваза бабушки в виде белого лебедя.

Внезапно плач Агаты прекратился, следом за ним и ругань из дома мало-помалу утихала, а спустя пару минут и вовсе исчезла. Эмму испугалась внезапно возникшей тишины. Уголёк подскочила на месте. Она первая заметила, что с другой стороны дома к ним бежала Агата. По-видимому, она спасалась через окно и это ей удалось.

– Ты чего меня бросила?! – лицо Агаты несмотря ни на что было радостное. Слез как не бывало, вместо них светилось торжество и победа.

– Я не хотела домой. Уголька искала.

– Девочки, привет! Агата, что у вас там происходит? Марго прямо разошлась не на шутку сегодня, – бабушка Тамара через забор махала им рукой.

Тон, с которым она произнесла это, скорее был шутливый, чем сердитый, поэтому они встали и двинулись к ней. Уголёк потянулась, зевнула и поплелась следом за ними и первая встала у забора.

– Здравствуйте, бабушка Тамара, – хором крикнули они.

– Это ничего страшного, – объясняла Агата, пока Эмма смущенно смотрела в землю, – бабушка себя плохо вела, и дедушка немного рассердился. Да, из-за нее дедушка кричал. Мы не виноваты, бабушка Тамара.

Соседка не смогла удержаться. Смех у нее был добродушный и заразительный, так что Агата и Эмма тоже поневоле посмеялись от всей души. Затем она вытащила, из кармана передника пару леденцов и протянула девочкам. Они облокотились на ворота, открыли конфеты и спокойно смотрели, как бабушка Тамара занималась, как она это сама называла «обязательной чисткой». Каждый год, в хорошую погоду она доставала из своего чулана длинные пестрые ковры, протягивала через веревки и вытряхивала из них, что есть мочи залежалую пыль. Мягкий туман то и дело клубился и поднимался вокруг них подобно облаку после каждого энергичного взмаха бабушки Тамары. Девочки смотрели, как она выбивала свои ковры, заодно беседовали с ней. Эмма подробно рассказала о том, как они гостили у бабушки Касси, о том, что слышали от нее и главное, что произошло после этого. Потом, немного помолчав, добавила:

– А, правда, что крысы могут снова сюда прийти?

Палка бабушки Тамары на секунду повисла перед очередным ударом, затем заработала вновь.

– Касси может многое вам наговорить. Ваша бабушка права. Нечего вам туда ходить, – она закашлялась от пыли, лицо у нее теперь было серьезное. – У нас крыс никогда не было. Мыши куда не шли, а крысы нет, не помню. Так, что не бойтесь, девочки. Все это полная чушь.

Из окна дома выглянула их бабушка, девочки пригнулись и побежали прочь от забора бабушки Тамары. Агата позвала кошку, но оказывается Уголька давно уже и след простыл. Девочкам пришлось целый день играть вдвоем в своем лесу. Кошка вернулась лишь ближе к полуночи, когда волнение улеглось, и весь дом укладывался спать. Девочки заспорили, на чьей кровати кошка будет спать этой ночью. Уголёк быстро положила конец всяким ссорам. Она не стала ни кому идти, а предпочла спать, растянувшись, на прохладном полу. Как ни звали Агата и Эмма, ругаясь между собой, она осталась лежать на полу и вскоре заснула.

Эта ночь выдалась беспокойной. Где-то около часу ночи дедушка проснулся от того, что собака вдруг разразилась громким неистовым лаем и не прекращала лаять, пока на террасе не включили свет. Он осматривал все вокруг, ругал собаку. Арчи прекращал лаять, он возвращался в дом. А когда свет выключали, собака вновь затягивала свою песню. Итак, два раза. А на третий раз собака завыла так протяжно и жалобно, словно вторила волкам из леса, что на сей раз пришлось выйти бабушке. Послышался обиженный собачий визг. Тапка, видимо не промахнулась и нашла свою цель. Эмма один раз даже проснулась и успела заметить, что Уголька нигде не было видно, да и не разглядишь ее в такой темноте. Ускользнула под кровать, наверное, подумала она. Затем снова заснула. Чуть рассвело, все уже были на ногах. В доме стоял невероятный переполох. Эмма сразу же разбудила Агату. В пижамах они высунулись осторожно в гостиную. Оказалось, собаки не было во дворе. Цепь была оторвана, а сама она топталась в огороде, заливаясь безудержным лаем. Бабушка через окно о чем-то взволнованно говорила со своей соседкой. К их голосам примешался и собачий лай, так что сложно было издалека разобрать, о чем они говорят. Арчи, оказывается, лаял на бабушку Тамару. Чтобы услышать, друг друга им приходилось нередко выкрикивать слова и делать длинные паузы. Девочки незаметно протиснулись к окошку. Агата то и дело толкала Эмму. Ей хотелось первой взглянуть на причину такого бурного шума.

– Ты только посмотри, Марго! Безобразие!!! Вчера только достала их, почистила и положила обратно в чулан. Ты только взгляни на это.… Ох, доберусь я до них. Уж они у меня заплатят за это, – в подтверждение своих слов, соседка вытянула перед собой и раскрыла на всю ширину один из своих ковров, точнее все, что от него осталось, после сквозного ранения. Через ковер прекрасно виднелись голова и плечи бабушки Тамары. Изнутри ткань была основательно разорвана и края тоже кто-то тщательно обработал. Разноцветные нитки так и болтались со всех концов. Так один за другим она разворачивала и показала все три коврика. Бабушка Тамара очень гордилась ими. Все знали, что это был подарок на день ее свадьбы. Приданое, которое она берегла вот уже много лет. Все, что осталось от них теперь – жалкие лохмотья, которые никуда уже не годятся. Впервые в жизни они видели свою соседку такой рассерженной и расстроенной. Бабушка у окна громко ахнула.

– Как же это случилось? – закричала она, при этом высунулась из окна так далеко, словно сейчас выпрыгнет оттуда.

– Похоже, завелись мыши, причем очень крупные. Ты только посмотри, как загрызли. Мало мне этого горя, так еще пропала моя шкатулка медная, с золотым зубом моего покойного деда. Можешь себе представить! Весь дом обыскала. Да помолчи ты уже, прекрати лаять, никчемный пес. Иди к себе уже…

Дед с трудом, но оттаскивал собаку обратно. Она упиралась четырьмя лапами, уткнувшись мордой чуть ли не в землю, и все не желала идти. Как она вырвалась с цепи, оставалось лишь гадать.

– Совсем обезумела живность! – крикнула из окна бабушка, когда Арчи таки удалось выпроводить от забора. – На такой случай у меня припасен отличный яд. Давно лежит без дела в подвале. Сегодня достану. Избавишься от этой мерзости раз и навсегда. Это надо же! Все ковры загрызли! Ты видела это, Грета?

Мама покачивала головой.

– Это, наверное, крысы? – шепнула Агата Эмме.

– А вы что здесь делаете? Столпились тут, а ну живо идите одеваться. Тебе вообще пора в школу.

Они молча поплелись обратно. Быстренько оделись и вышли сразу же в огород. Любопытство мучило обеих. За это время бабушка Тамара немного успокоилась и возилась с какими-то увесистыми пачками.

– Можно мы тебе поможем, бабушка Тамара? Я принесу Уголька. Мы их быстро выгоним, – сказала Агата и тут же вспомнила, что с утра не видела свою кошку. Но долго гадать и звать ее не пришлось.

– Давайте, ступайте домой быстро! Мы как-нибудь справимся и без вашей помощи.

Девочки вздрогнули от страха и обернулись. Бабушка решительным шагом направлялась в их сторону, а в руках покачивался черный мешочек с нарисованным на ней белым черепом. Эмма испуганными глазами прочитала на этикетке следующие слова: «смертоносный яд». Если бы вредители в этот момент догадались выглянуть из своего убежища, то никакой мешочек уже и не понадобился бы, достаточно было бы грозного ухмыляющегося взгляда бабушки, чтобы крысы насмерть перепугавшись, тотчас испарились, навсегда позабыв обратную дорогу. Как ни странно Уголёк совершенно спокойно шла рядом с ней, будто сопровождала свою хозяйку на очень ответственную миссию. Куда делся былой страх?!

Эмма вздохнула, и они вышли из огорода. Ей очень хотелось остаться дома.

Школьные дни приносили все меньше радости. Каждое утро, прежде чем встать, она вела ожесточенную внутреннюю борьбу. Не хотела она туда идти, тело отказывалось потакать ее прихотям и подвергать себя ненужным опасностям. Не хотелось признавать, но бессмысленное противостояние неизменно заканчивалась ее поражением. Эмма надевала кепку, и шла в школу. В такие моменты к ней подкатывало бесконечное чувство одиночества, даже Агата не могла ей помочь. Раньше этот путь был легкий, свободный. Теперь же он казался бесконечным. Отовсюду на нее смотрели. Кто-то с любопытством, кто-то с удивлением, но больше всего со злостью в глазах. Она и не подозревала, сколько ненависти таиться в людях, пока не стала такой. Как щедро она разливается сейчас на ее голову. Просто так. Больше всего поражали взрослые. В их взгляде, зрелом и опытном, надеялась она встретить понимание, но повсеместно наталкивалась на невежественность порой не лучшую, а в некоторых случаях превосходящую детскую. Они – то казалось, с высоты своего жизненного опыта должны были понимать ее. Безразличие вполне устроило бы ее. Однако незаурядная внешность не позволяла надеяться даже на это скромное притязание. Эмма была не властна над необходимостью идти в школу. Надо было идти, и она шла, потому что так правильно. Эмма нехотя вставала, одевалась, завтракала и шла в школу. Один такой день она запомнила на всю жизнь. Как обычно она шагала в школу в одиночестве. Тяжелый рюкзак давил на плечи и порядком раздражал ее. На повороте она ускорила шаг, чтобы случайно не опоздать. Была середина весны, природа успела обновиться и расцвести свежей растительностью, а яркое солнце освещало ей путь. У входа она заметила плакучую иву, красиво покачивающуюся на ветру. Эмма позавидовала ее спокойствию и беззаботности. Невольно сравнивала себя с этим деревом, то в пышном цветении, то совершенно без листьев. Однако у Эммы на душе было не так тихо и мирно. Она опустила голову, вздохнула и вошла в школу.

Не успела она переступить порог своей школы, как сразу поняла, что в школе этой ночью тоже было не спокойно. Ученики и учителя вместо того, чтобы идти по классам медленно собирались и толпились у директорского кабинета. Обстановка была необычной, потому как без особой необходимости и тем более без разрешения никому не позволялось туда заглядывать. Значит, произошло что-то серьезное. Дверь была открыта настежь. Пользуясь, случаем, дети протискивались в кабинет главы школы, а выходили оттуда с возбужденными удивленными лицами. Затем делились впечатлениями со своими товарищами, которые терпеливо ожидали своей очереди. Ребята из ее класса тоже стояли там, поэтому Эмма решила заглянуть туда. Внутри была прихожая с маленьким лакированным столиком из дуба и большой кожаный диван черного цвета. Рядом с ними стоял огромный шкаф высотой до самого потолка. Любопытные взгляды были прикованы именно к нему. Кто-то над ним изрядно поработал. Стекла, покрывавшие большую часть шкафа, отсутствовали. Их беспощадно разбили. Многочисленные осколки были рассыпаны по всему полу, и даже на столике виднелся большой кусок разбитого стекла. Как услышала Эмма, этой ночью кто-то пробрался в кабинет директора и, судя по всему, достиг желаемого. Внутри шкафа зияла совершенная пустота. Пропали все до единого, золотые и серебряные медали. Там, где обычно красовались кубки, гордость главы школы, теперь царила пустота. Золотые часы директора непонятным образом тоже исчезли. По его словам, он запер их на ночь в надежном сейфе. Маленький железный ящик с инициалами директора валялся на полу. Понадобилась бы невероятная сила, чтобы превратить плотный кусок железа в помятый лист, лишь издалека сохранивший очертания бывшего сейфа. Сам глава школы, весь красный от негодования, проводил вместе с представителями закона допрос свидетелей.

– Магда, дорогая вспомните, вы точно ничего не слышали этой ночью, вы же дежурили сегодня? – было очевидно, что пару секунд, и он может взорваться, но продолжал разговаривать насколько мог вежливо.

Магда, почтенная старушка, вела хозяйственные работы у них в школе, иногда оставалась допоздна в качестве сторожа.

– Да, я была тут ночью. До часу ночи и что-то было вроде, грохот, шум. Ой, что творилось… – она ломала руки, а в голове у нее тем временем шла напряженная работа, она прикладывала титанические усилия, чтобы вспомнить, о чем ее просили.

– И что же это было? – с надеждой спросил директор.

– Нет, не помню. Много украли да?!! Ай, ай, ай.

Директор еле сдержался, чтобы не накричать на бедную бабушку. Присутствие стража правопорядка умерило его пыл. Потому, натянув на лицо вежливую улыбку, он добавил.

– Можете ту прибраться, – сказал он.

Старушка казалось, не расслышала его слов, тогда директор закричал.

– Вы можете убрать здесь все и уйти, Магда!!!

Взгляд его скользил по ученикам и остановился на Хэмфри, который вымахал за это время настолько, что не заметить его было очень трудно.

Тот беспокойно разглядывал стекла.

– Карапуз. Подойди сюда поближе. Поможешь бабушке Магде собрать стекла и отнесете все в подвал. Ясно? Молодец! Поторапливайтесь!

Прозвенел звонок. Все начали расходиться по классам. Учителя еле выпроводили учеников по своим комнатам. Эмма направилась в свой класс за остальными. Один Хэмфри сердито поплелся через парадный вход в сторону подвала. Хуже участи и не представить! Все в школе знали, что в подвале царит ужасный беспорядок, но хуже того смрадный запах, словно там разом померло войско мышей, трупы которых лежали столетиями. Магда, которая подталкивала его своим веником, не утруждала себя соблюдением чистоты, а может просто забывала, никто этого не знал. Хэму никто не позавидовал.

Сегодня должны были объявить результаты контрольных работ по математике и родной речи. Эмма к ним долго готовилась. Обычно у нее ничего не получалось с первого раза, лишь заставив себя повторять одно и то же по много раз она достигала хороших результатов. Первые два урока была математика, следом шла родная речь и литература, а в конце расписания стояла физкультура.

Учительница по математике быстро раздала им проверенные работы. Тетради одна за другой шлепнулись ученикам на парты. Эмма дрожала от волнения, хоть и надеялась на лучшее. Вот назвали ее имя, и показалась зеленая тонкая тетрадь. На первой странице никаких зачеркиваний красной ручкой не было. Она медленно пролистнула дальше. В самом конце листа была нарисована маленькая красная пятерка. После миссис Барнет им никто не ставил больших пятерок. Улыбка сама собой появилась на ее лице. Труд себя оправдал, и она гордилась, хоть и старалась особо не хвастаться, потому что у Лили рядом была четверка. У нее было расстроенное лицо, но она тоже улыбнулась. Четверка далеко не провал, в конце концов. Хотя для Эммы это было бы настоящей трагедией. К концу этого урока Хэмфри, наконец, появился. По классу прошел шепоток. По всему было видно, что он там натерпелся страху, словно побывал в аду. Волосы были сплошь покрыты паутиной, что в одночасье превратило черноволосого мальчика в седовласого мученика. Лицо красное, как бутон алой розы, а когда он проходил на свою парту, тонкий затхлый запах шлейфом потянулся за своим хозяином и заполнил всю комнату отвратным смрадом. Казалось, он пришел не с подвала, а сбежал из самой преисподни. Некоторым пришлось спешно закрывать свои носы. Тони, сидящий рядом с ним светловолосый мальчик, не замедлил пристать со своими вопросами.

– Ну что там? Нашел ядовитые грибы, летучих мышей? А мертвых крыс, видел?

Эмма невольно прислушивалась к их разговору. Хэмфри, как ни старался, отвечал громко, хотя это у него и называлось разговаривать шепотом.

– Это кошмар!!! Что она туда тащит, не пойму. Там не только дохлые крысы. Я видел одного живого. Тень от крысы. Большая как собака. Я убежал оттуда раньше. Пусть сама там копается. Она меня чуть не убила своим топором, когда погналась за крысой, – Хэмфри нервно взъерошил свои волосы.

Послышался приглушенный хохот Тони.

Снова крысы! Но что тут странного, в конце концов, подумала Эмма. Разве они такая уж редкость. Как ни успокаивала она себя, все же некоторое беспокойство появилось. Большая как собака, повторяла она про себя. Крыса размером с Арчи. Хуже не придумаешь. Что это значит?

– Тише, тише. Хэмфри. Вы нам мешаете. Тони еще хоть слово услышу от вас, пойдете за дверь, – сказала учительница. На этом оживленная беседа прекратилась.

Первые уроки прошли очень легко, волноваться уже было не о чем. Проходили новые темы. Они записывали, слушали. Радость удвоилась, когда она узнала, что по родной речи у нее также пятерка. Эти предметы вела их классный руководитель. Она оказалась чрезвычайно объективной в этом вопросе, или возможно до сих пор помнила дедушку Эммы. Сама она уже забыла про нанесенную ей обиду и считала ее хорошей учительницей. На урок физкультуры она буквально летела на воздушных крыльях радости. День был хороший, поэтому директор приказал им выйти на стадион в задней части школы. Урок будет проходить на улице. Мальчики там обычно гоняли мяч, а во время больших перемен многие прогуливались на свежем воздухе. Они побежали по лестницам через главный вход и повернули направо к стадиону. Какой-то мальчик, сосредоточенно защищал свои ворота от противника. Ученики седьмого класса гоняли грязный мяч по зеленой траве. Обычное явление. Директор прекрасно совмещал уроки физкультуры с несколькими классами одновременно. Эмма с одноклассниками прошли мимо них к дальней части поля, остановились под широкой елью и, суетясь, выстроились в один ряд. За ними медленно шел мистер Бедук. Распахнутый пиджак чинно развевался на ветру. От беспорядочной ходьбы, галстук чуть было не прилипал к самому подбородку. На первое сентября он по традиции надевал черную лакированную обувь, а в обычные триста шестьдесят четыре дня предпочитал ходить в кроссовках. Гармоничный образ завершали оттопыренные высоко к небу мыски служебной обуви. Сам арлекин в это время грустно сидел в стороне, поглядывая на свою обувь и вздыхал, сердечно завидуя находчивости мистера Бедука. Эмме показалось, что сегодня он был раздражен сильнее, чем когда-либо. Вероятно, сказывались недавние события, связанные с ограблением его кабинета. Как только он подошел, громким голосом скомандовал всем встать ровнее и отойти на пару шагов назад. Эмма еще с детства не терпела резкие звуки. Неожиданно повышенный баритон директора потряс все ее тело громовыми нотами. В то время когда все уже стояли на шаг позади, она замешкалась и растерялась. Лишь, на миг, на секунду, она отстала от одноклассников, но директору этого показалось более чем достаточным, чтобы на хрупком лице ребенка оставить алый след когтистой жилистой лапы. Что значила внезапная пощечина по сравнению с тем ударом, которое беспощадно обрушилось на ее сердце. Оно похолодело от ужаса и корчилось от сильной боли незаслуженного оскорбления. Она склонила голову, ни единого вздоха, ни звука не вырвалось из ее уст. Лишь что – то новое, необычное пронзило ее насквозь. Новая боль, новое страдание, новый урок. Ей было и стыдно и обидно перед другими детьми. Причина, как и прежде, ее нынешнее состояние. Разве могут быть в этом сомнения?! С той поры, как выпали волосы, внутри нее самой не изменилось ничего. Училась также на отлично, старалась даже больше, чем раньше, вела себя примерно и уважительно по отношению к другим, тем более к учителям. Лишь одна ее внешность могла быть причиной такого унижения. В отличие от Эммы некоторые не смогли сдержать испуганного вздоха и смотрели на нее испуганными непонимающими глазами. Радоваться они могли лишь той счастливой удаче, что пронесла мимо них неистовство директора.

Новые шипы горечи и разочарования вырастали на ее теле, а в сердце был вбит еще один гвоздь, на этот раз он зашел слишком глубоко. Реальный мир давал большую трещину под ее ногами. Совсем скоро она упадет туда, во мрак спокойствия и эфемерной радости. Спуски и падения последних лет изрядно утомили и порядком надоели, она устала от них. Что может сказать маленький ребенок дородному уважаемому амбалу с большим стажем преподавания физкультуры, да еще главе первой школы в их городке. Ничего, ей нечего сказать этому человеку. Она считала его интеллигентным образованным человеком, примером для всех. Эмма смутно осознавала простую истину. Как мы наивны, когда считаем каждого высокомерного шута интеллигентным и цивилизованным человеком, хотя, несомненно, культурных людей значительно больше, нежели пустых грамотеев. Их просто не видно в омерзительной клоаке зазнавшихся почитателей власти и денег. Вы не найдете их по весьма простой причине. Для этого понадобится смотреть внимательно, и слушать с большим усердием, потому что истинных людей, затаенных скромностью и высшей культурой, не слышно и не видно равнодушным сердцам. Они предпочтут молчание, даже тогда, когда это может навредить им самим, но если это поможет ненароком не задеть чувства других людей, то оно безусловно того стоит. Те же самые душевная уязвимость и восприимчивость нервной системы, неизбежно приводили Эмму на стезю замкнутых страданий и самобичевания, когда самые незначительные упреки переносятся с болезненной трудностью. Любой осуждающий взгляд в ее сторону, мог на целые сутки лишить ее покоя, заставляя искать причину, хоть крошечную разумную причину, чтобы объяснить это. Она не понимала той беспричинной агрессии, которая свалилась на ее голову высшим, как она думала, интеллигентным слоем в стенах собственной школы. Лучшим для себя выходом она считала необходимость закрыться, стать невидимой, закутать себя горькими шипами, чтобы они защищали ее, спрятаться так, чтобы больше не слышать и не видеть ничего. Лишь для Эммы тот миг показался вечностью, для остальных это длилось не больше пяти секунд. Урок продолжался в том же ритме. А мистер Бедук? Голова его от этого не опустилась ни на единый сантиметр, напротив лучезарная улыбка озарила величественное лицо, когда он сумел возместить злобу на невинного ребенка и на этом, видимо, успокоился. Он продолжил вести свой урок, как он считал самый главный в школе с тем же достоинством и гордостью, чинно подгоняя ребят. Эмма не помнила, что было на физкультуре, и что она делала. Это был, пожалуй, самый длинный в ее жизни урок. Детский разум пытался забросить, спрятать плохие моменты и воспоминания подальше, затянуть туманом в укромном месте, чтобы жизнь шла дальше, тяжелее, чем прежде, но все же шла, и они не смогли бы помешать своим постоянным присутствием. Чувства затупились внутри, а слезы наглухо застряли в сердце. Никто и не заметил, что с ней что-то случилось.

Дома Эмма никому не рассказала о случившемся, даже Агате. Она училась скрывать свои обиды и слезы от самых родных для нее людей. В прошлый раз тот случай сильно всех расстроил, потом дедушка долго ходил расстроенный, гораздо легче все скрыть, спрятать внутри себя и не причинять остальным лишних беспокойств. У них есть много других жизненных забот и проблем. Меньше всего ей хотелось стать для них еще одним страданием. Ради этого, не ради себя, она готова терпеть и хранить все в тайне. Ту картину она отказывалась и не могла вспоминать. Слишком страшно окунуться туда снова. Она усвоила этот урок и больше не станет так ошибаться на его уроке. Видимость простоты и принятие физкультуры как развлекательного урока, ослепили ее и заставили совершить эту неприятную ошибку. Теперь она будет стараться на этих уроках и не допустит подобных случаев. Они слишком дорогие и она пришла к выводу, что именно ей эти ошибки не прощаются.

Эмма очень боялась совершить оплошность, но, чем больше она за что-то переживала, тем больше усилий она прилагала, поэтому благополучно закончила третий класс. Классный руководитель подводила итоги года, а ученики приводили в порядок комнату. Нужно было отнести классный журнал в кабинет директора. Поручили это Эмме. Она невольно вздрогнула, однако делать нечего. Ей доверили дело и она должна его выполнить, несмотря ни на что. Она чувствовала себя крайне беспомощной. Угроза, постоянно висевшая над ее головой, заставляла ощущать себя беззащитной. Страх постоянно преследовал ее и укоренялся, все глубже пробираясь к душе. Опасность она чувствовала со всех сторон, даже там, где его не было. Лишь в стенах собственного дома ощущала она себя в полной безопасности. Тогда страхи ненадолго отступали.

В прихожей директорского кабинета никого не было. Стеклянный шкаф так и стоял пустой, без наград и стекол. Эмма решила, что лучше оставить журнал на столе и тихонько удалиться, пока никого нет. Ей было неловко и прежде всего, стыдно показываться на глаза директору, но она решила отдать ему в руки, если он там будет один. Если нет, просто положит на стол в прихожей и уйдет. Так она и решила сделать, следуя голосу неотвязной совести. Дверь напротив нее была приоткрыта. Там находился кабинет директора, а также учительская. Эмма тихонько подошла к двери. С одной стороны виднелись голова и плечи нескольких учителей. Они сидели у большого стола и что-то записывали под диктовку мистера Бедука.

– Дверь надо поменять, это в первую очередь. Шкаф конечно. Возможно, им удастся – таки отыскать наши награды. Хотя сильно сомневаюсь. Видно работали подготовленные закоренелые преступники. Таких нужно еще суметь отыскать. Далее, диван в прихожей тоже. Весь изрезанный.

Эмма взглянула на диван. Как это она раньше не заметила. С одного края отчетливо виднелись три продольные полосы примерно одинаковой длины, словно мощными когтями его расцарапал бешеный хищник исполинских размеров. Она снова повернулась к двери, так что показалась голова директора. Пальцы его нервно постукивали по столу. Внезапно на стене появилась его тень. Она в точности повторяла его движения, но вместо рук длинные лапы с острыми когтями отбивали ритм на столе, а голова, вдвое больше, головы директора опускалась и поднималась. Громадная мышь, нет скорее крыса. Тень медленно повернула к ней уродливую голову, между тем как голова директора оставалась на месте. Эмма едва успела закрыть рот обеими руками, чтобы невольный крик ужаса не выдал ее. Ступеньки она преодолела так же быстро, как она спускалась с той злосчастной яблони и вскоре очутилась на воздухе. Только сейчас она вспомнила, что надо было вернуться в класс. То, что она увидела, не укладывалось в ее голове. Вместо этого она зашагала вокруг школы, оттерла холодный пот со лба, и собиралась было вернуться в класс, но у самой лестницы остановилась. Из дверей подвала доносился оживленный разговор, голоса то усиливались, то пропадали вновь. Она стала прислушиваться.

– Мы уже тут целую вечность! Ходим вокруг да около. Что происходит? Это она, я точно знаю. По моим подсчетам мы должны были уже закончить. Вы никчемные бестолковые крысы. Вы даже не смогли справиться с какой то кошкой.

– Вальтер, сам видишь. Мы стараемся. Каждый раз, когда мы к ней подходим, что-то мешает. Откуда взялась та кошка. У Шпигга морда вся расцарапана, будто напала не кошка, а бешеный лев. Могу поклясться, что у этой проклятой кошки дар невидимости имеется.

– Мы должны покончить с этим скорее. Ждать уже нельзя. Это лето должно стать последней в ее жизни.

Потом стало тихо. В то время, когда голос внутри Эммы беспрестанно кричал: «беги», сама она уже медленно открывала дверь подвала. Свет озарил затхлое пространство. Ей показалось, что какая – то тень прошмыгнула за старый стол. Наверняка это люди, ищут там что-то из старых вещей. Или бабушка Магда. О том, чтобы пройти вперед и проверить это лично, не могло быть и речи. Запах ударил ей в нос, она закрыла дверь и побежала в класс. Ничего, успокаивала она себя. Придет домой расскажет все Агате.