Текст книги "Остров забвения"

46

– Мистер Фоллон, – сказал ландшафтный архитектор, – то, что вы предлагаете, невозможно. Это пустыня, и мы…

– Плевал я на вашу пустыню, – ответил Майкл. Они ехали на заднем сиденье его длинного лимузина, разложив между собой чертежи. – Если вы не можете с этим справиться, я найду кого-нибудь другого.

– Очень хорошо, мистер Фоллон, – кивнул его собеседник. – Можете приступать к поискам немедленно.

Тут машина остановилась, и архитектор вышел.

План Фоллона разбить рядом с казино огромный тропический лес потерпел очередную неудачу. Цены на воду были астрономическими, а без воды деревья существовать не могли. Климат и почва пустыни просто не позволяли такого. Это заставило Фоллона возненавидеть пустыню еще сильнее. Но он решил настоять на своем. Тропический лес должен был стать отличительной чертой «Атлантиса», приманкой для туристов, которой обладало каждое крупное казино. У «Луксора» был сфинкс, у «Острова сокровищ» – пиратские корабли. Но «Атлантис» был обязан иметь что-то свое, причем самое лучшее. То, что не стыдно поместить на обложке «Тайм» и описать в «Нэшнл Джиографик». Портрет Майкла Фоллона появился на обложке «Пипл»; «Форбс» включил Майкла в число четырехсот самых богатых людей Америки, оценив его состояние в 200 миллионов. Он был неофициальным королем Стрипа.

Именно поэтому в пятницу утром настроение у Фоллона было хуже некуда. Чертовы Ванденберги! Они должны были бы почитать за честь, что его дочь выходит замуж за их сына. Однако они демонстрировали свое недовольство тысячей разных способов: не пригласили Фоллона на прием в честь обручения, где присутствовало все высшее общество Невады. Миссис Ванденберг намекала на то, что жениху и невесте стоило бы как следует подумать. «Провести отпуск врозь», – сказала эта сука. А Стивен-старший, председатель организационного комитета благотворительного турнира по гольфу, на который были приглашены профессионалы и знаменитости, намеренно не включил Майкла Фоллона в список гостей.

Они тряслись над своим драгоценным сыночком так, словно тот был самим Христом. Но, по мнению Фоллона, в тридцатитрехлетнем Стивене не было ничего особенного. Он выбрал этого мальчишку за его происхождение и за то, что им, похоже, можно было командовать. Майкл Фоллон собирался воспользоваться браком дочери, нравится это Ванденбергам или нет. Эта свадьба состоится во что бы то ни стало, как бы хитро ни противодействовала ей миссис Ванденберг.

У Майкла Фоллона была гарантия. Он знал тщательно хранившийся секрет Ванденбергов, связанный с их единственным сыном.

Лимузин свернул к краю тротуара и остановился. Фоллон ехал на исповедь, но решил по дороге закончить одно небольшое дело.

Кабинет доктора Рейчел Фридман находился на четвертом этаже. Медсестры у психоаналитика не было. Она сама открыла дверь.

– Здравствуйте, мистер Фоллон, – сказала она и протянула руку.

– Спасибо, доктор, за то, что согласились меня принять. Я знаю, вы очень занятой человек. – Майкл пожал ей руку и посмотрел в глаза. Красивая женщина, холеная и зрелая. Когда они обменялись рукопожатиями, Фоллон заметил, что у нее инстинктивно сжались пальцы. А когда на шее доктора забилась жилка, он подумал, что с удовольствием лег бы с этой дамой в постель.

– Садитесь, пожалуйста. Чем могу служить? – Доктору Фридман казалось, что она уже знакома с этим человеком. Ее пациентка Франческа во время сеансов почти все время говорила о своем отце. И в городе о нем говорили тоже. В жизни Майкл Фоллон был красив не меньше, чем на фотографиях, и обаятелен так, как об этом рассказывали. Но в этом человеке было нечто большее. Мужчина, сидевший в кресле напротив, излучал энергию. Она сочилась из его пор так же, как из пор других мужчин сочится пот. «Интересно, каков он в постели», – подумала психоаналитик.

– Знаете, – сказал он, нервно усмехнувшись и одернув манжеты, – когда я узнал, что моя девочка ходит к психоаналитику, то не представлял себе, что встречусь с такой красивой женщиной. Ожидал увидеть кого-то постарше и посерее. Позвольте сказать, док, вы настоящая красавица.

Рейчел понимала, что на нее пытаются произвести впечатление, но все равно была польщена.

– И умница тоже. – Он присвистнул, увидев развешанные на стенах дипломы. – А вот я даже среднюю школу не закончил. – Затем Майкл помрачнел. – Док, речь пойдет о моей дочери. Я волнуюсь за нее.

Доктор Фридман промолчала.

– Я знаю, что она бывает здесь.

– Она сама вам об этом сказала?

Фоллон покраснел и смущенно засмеялся.

– Я ее выследил. Я отец и защищаю своего ребенка. Раз в неделю она куда-то ездит, регулярно как часы. Понимаете, я встревожился. Когда мне сказали, что она посещает психиатра – прошу прощения, психоаналитика, я испугался. С ней все в порядке?

– Мне очень жаль, мистер Фоллон, но это конфиденциально. Я не могу разглашать врачебную тайну.

– Вы уверены? Я ее отец. И я волнуюсь. Понимаете, мне не нужны подробности. Только главная проблема, которая заставила ее обратиться к вам.

Она подбодрила его улыбкой.

– Поговорите с Франческой сами. Думаю, она будет только рада этому.

Майкл обвел взглядом кабинет и забарабанил пальцами по ручке кресла.

– Не знаю… У меня такое чувство, что она чего-то не договаривает. Завтра она выходит замуж.

– Об этом написано во всех газетах.

– Пышная свадьба, – с улыбкой сказал Майкл. – Для моей девочки. Может быть, вы позволите мне заглянуть в ее досье? Тогда получится, что вы мне ничего не говорили, правда? – Он подмигнул. – Пусть это будет наш маленький секрет, ладно?

– Мистер Фоллон, информация, которая содержится в моих досье, тоже конфиденциальна.

Он кивнул.

– Я понял. Что ж, попытка не попытка. Отцу это простительно. – Фоллон умолк и снова принялся стучать пальцами по ручке кресла. Огромный изумруд в его перстне отражал свет люстры. Глаза Майкла потемнели, стали бесстрастными, и Рейчел ощутила укол возбуждения. Ее учили не обращать внимания на капризы пациентов; она годами имела дело как с робкими, так и с чрезвычайно агрессивными личностями. Но Майкл Фоллон не подпадал ни под одну категорию. В холодном профессионале проснулась женщина и заставила ее скрестить ноги так, чтобы юбка поднялась выше колена. Рейчел смотрела на него с ожиданием. Она знала, что Фоллон непредсказуем, и это возбуждало ее.

– Спасибо, что не пожалели на меня времени, – наконец сказал Майкл и поднялся. – Честно говоря, мне нравится, что вы так защищаете право своих клиентов на конфиденциальность… Знаете, замечательная картина. Она настоящая?

– Да.

– Должно быть, стоит уйму денег. Значит, бизнес идет неплохо? – Он протянул руку. – Нет, не то слово. Вы доктор, вы помогаете людям. А вот я, – он прижал руку к груди, – бизнесмен. И, могу похвастаться, неплохой. В настоящее время расширяю дело. Как говорится, меняю направление.

Рейчел встала, чтобы проводить его до дверей. Рейчел нравился его высокий рост, запах дорогого одеколона и смущенная улыбка.

– И в каком же направлении вы расширяетесь, мистер Фоллон? – Доктор Фридман с удивлением обнаружила, что разочарована краткостью его визита.

– В направлении чистки ковров… Нет, серьезно. Сейчас я вам кое-что покажу. – Он открыл дверь в приемную и сделал знак коренастому мужчине, который проскользнул в кабинет и закрыл за собой дверь.

– Тони, – сказал он, – дай-ка мне немного того очистителя для ковров. Может быть, док увидит, как он действует, и пожелает вложить деньги в мою новую компанию.

Человек полез в карман пальто и достал оттуда маленькую бутылочку с коричневой жидкостью.

– Вот, – сказал Майкл, откручивай пробку, – это самое радикальное чистящее вещество на свете. Тут же выводит любые пятна. Видите это пятно?

Рейчел вгляделась в ковер и нахмурилась. Никакого пятна не было. Ковер был новый.

– Следите за мной, – сказал Майкл и вылил несколько капель на пол.

Доктор в ужасе отшатнулась. На ковре образовалась шипящая черная дыра.

– Какого черта? – крикнул Фоллон своему человеку. – Ты подсунул мне концентрат! Мы испортили доктору ковер!

– Все в порядке, – пробормотала Рейчел и помахала ладонью у себя перед носом. Вонь была нестерпимая.

– Прошу прощения, док. Эту штуку нужно было разбавить перед употреблением. – Он взмахнул бутылочкой, и доктор Фридман попятилась. – Основу этого препарата составляет кислота. Она разъедает все, даже человеческую плоть. Нужно быть уверенным, что она не попадет на кожу, иначе возможен летальный исход… Позвольте купить вам новый ковер, – с обезоруживающей улыбкой добавил он.

Рейчел Фридман застыла от ужаса, глядя на красивое и любезное лицо Майкла, зажатую в его руке бутылочку и коренастого типа, преградившего ей дорогу к двери.

– Хорошенькое я произвел на вас впечатление… – Фоллон завинтил крышку, передал бутылочку своему спутнику и покачал головой. – Пришел поговорить о моей дочери, а кончил тем, что испортил ваш ковер. Пожалуйста, позвольте заменить его.

Он продолжал смотреть на нее и улыбаться, но теперь Рейчел от его улыбки бросало в дрожь.

От страха у нее захватило дух. Доктор Фридман отошла от Фоллона еще на шаг и сказала:

– Бог с ним, с ковром. Не беспокойтесь.

– Последние дни я только и делаю, что беспокоюсь. Хлопоты со свадьбой и все прочее…

– Мистер Фоллон, знаете, по-моему, не будет большого вреда, если вы увидите досье своей дочери… – пролепетала Рейчел, кляня себя за трусость и за то, что согласилась иметь дело с дочерью бандита. Утром она позвонит Франческе и скажет, чтобы та искала себе другого психоаналитика.

– Спасибо, док, – сказал он, приняв папку. – Давайте как-нибудь пообедаем с вами. Что скажете?

* * *

Лимузин остановился у церкви, и Майкл Фоллон театрально поднялся по ступенькам, постаравшись, чтобы это видело как можно больше народу. Однако когда он оказался внутри, то посмотрел на исповедальню с опаской.

В детстве мать заставляла его ходить на исповедь каждый субботний вечер, чтобы утром в воскресенье он мог принять причастие. Она этого не знала, но маленький Майки Фоллон всегда лгал священнику. Разве можно было сказать правду человеку, который наверняка наябедничает матери или еще того хуже – копам? Когда Майклу исполнилось восемнадцать, он вообще перестал посещать церковь и начал снова ходить туда только после рождения Франчески. Правда, исповеди он избегал.

Но сейчас это было необходимо. Завтра состоится самое грандиозное венчание по католическому обряду, все добрые католики выйдут в проход причащаться, а он, отец невесты, будет сидеть на скамье, как грешник? Конечно, со времен его детства обряд исповеди изменился (теперь его называли ритуалом священного примирения), но пройти его следовало все равно. Несколько человек ожидало своей очереди: в основном пожилые люди, которые верили, что отпустить человеку грехи может только священник. Если бы его мать была жива, она тоже стояла бы здесь, преклонив колени и накрыв голову платком. Но Люси была мертва. Вчера вечером Фоллону позвонили из Майами и сообщили, что у Люси случился сердечный приступ.

Вместе с ней умерла и тайна его происхождения. Ну что ж, зато Франческа никогда не узнает правду, а Майкл и жил на свете только для того, чтобы защищать Франческу от ее прошлого.

Когда пришла его очередь, он отодвинул занавеску, вошел в тесную и душную будку и стал ждать. Стенка отодвинулась, и Майкл Фоллон, увидев контур отца Себастьяна, перекрестился и прошептал:

– Отче, благословите грешника. Я не исповедовался сорок лет. Вот мои грехи…

Вчера вечером Фоллон честно и откровенно обдумал свою жизнь и пришел к выводу: все, что он сделал, было сделано ради Франчески. Но поймет ли это священник? Можно ли считать грехом то, что ты делаешь для своего ребенка?

– Пару раз я пропустил воскресную службу. Несколько раз ругался. Часто поминал всуе имя Господа, но только потому что меня к этому вынуждали. – Об остальных своих грехах – кражах, прелюбодеяниях, лжи и убийствах – он не упомянул. Все это было связано с его бизнесом.

Тут зазвонил его сотовый телефон.

– Прошу прощения, отче, – пробормотал он и нажал на кнопку.

– Иисусе! – наконец на всю исповедальню воскликнул Майкл. Ему звонила Эбби Тайлер. Она хотела встретиться.

Беседа оказалась короткой. Он сказал, что прилетит на своем самолете. Закончив разговор, Фоллон позвонил тому, кто должен был связаться с человеком, внедренным в «Рощу», и отменить задание. Он решил, что сам обо всем позаботится. Так же, как потом позаботится о Ванденбергах.

Затем он позвонил в аэропорт имени Маккаррана, велел подготовить его самолет и вызвать летчика. В «Атлантис» Майкл возвращаться не собирался. Он хотел избавиться от последнего свидетеля. Причем сделать это лично.

47

В этот миг Джеку больше всего хотелось оказаться рядом с Эбби. Обнять ее, поцеловать и сказать, как он ей благодарен. На его письменном столе лежало недописанное письмо Нине. Получалось не слишком хорошо, но это было только начало. А больше всего Джеку хотелось сказать Эбби, что он не сможет с ней расстаться. Но Эбби встречалась со своей дочерью после многолетней разлуки, и он не хотел ей мешать.

Распаковывая лук, Бернс думал о будущем и о том, как все изменилось. Его переполняли новые чувства, в которых нужно было разобраться. Джек чувствовал, что пять дней назад приехал в «Рощу» совсем другим человеком, но он слишком долго жил в горе и гневе, и не знал, как от них избавиться. Даже когда он начал писать письмо Нине, в душе еще оставалось то, от чего было невозможно избавиться. В последнее время гнев стал его кровью, а месть – дыханием. Когда он вернется домой, то примирится со смертью Нины и придумает, что делать дальше. Может быть, сдаст свой значок и пистолет, купит «Серебряный ручей», пригласит к себе Эбби и уговорит ее остаться…

Он хотел поделиться с Эбби своим прошлым, своими страстями и узнать о ней как можно больше. Как сложилась ее жизнь после рождения ребенка в тюрьме, как она сумела оправдаться и что чувствует человек, прошедший такие испытания.

Поразительная женщина! Она сумела возродить в нем вкус к жизни. По возвращении в Лос-Анджелес он первым делом позвонит в «Хрустальный ручей» и узнает, не продали ли винодельню за это время. Если продали, он найдет другую или создаст свою собственную. Снова думать о будущем было странно и непривычно, но ради этого стоило жить.

Протирая держатель – отпечатки пальцев ему больше не требовались, – Джек прислушивался к свисту ветра за окном. Ветер был крепким, утренним. А потом он услышал другой звук: писк факса. Машина ожила, и из нее выполз лист бумаги.

Это была записка от его друга из лаборатории: «Джек, твоя догадка о городах Эбилин и Тайлер гениальна. Я нашел Тайлер Эбилин, родившуюся в Эбилине, штат Техас, в 1938 году, которая в свою очередь родила в Литл-Пекос в 1955 году дочь по имени Эмили-Луиза Паган. Все даты и другие подробности совпадают. Джек, ты не поверишь, но за ее голову была объявлена награда».

За первым листом выполз второй: плакат ФБР с объявлением о розыске девушки по имени Эмили-Луиза Паган.

Ошеломленный Джек уставился на портрет. Там ей было шестнадцать лет, но сходство имелось. Любимые занятия – садоводство и цветоводство. Тоже совпадает. А потом он прочитал остальное…

В ушах Джека звучали слова «ложь» и «предательство»; казалось мир перевернулся.

Эбби рассказала ему далеко не все! Она подожгла тюрьму, сбежала на краденом автомобиле и убила двоих людей во время налета на винный магазин. Утаила все это, притворяясь честной.

Бернс испустил яростный крик. По его груди будто колотили кувалдой. Хотелось пробить стену кулаком. Он попался на самый древний крючок в мире: польстился на красивое личико. Гнев и горечь, еще не успевшие улечься, снова вырвались наружу и стали еще сильнее.

Джек сцепил зубы и принял решение. Выбора нет. Она уже сто лет в бегах. А он – офицер полиции. В день окончания полицейской академии ему прикололи значок к новому мундиру, он поднял руку, повторяя слова присяги: защищать, служить и соблюдать законы страны и города Лос-Анджелеса.

Он взял значок, надел кобуру с пистолетом, сложил плакат с заголовком «Разыскивается», сунул его в карман, вышел из коттеджа и отправился искать Эбби Тайлер.

48

Миссис Ванденберг вела себя странно. Мать Стивена была женщиной очень сдержанной и не любила показывать свои чувства. И все же Франческа, стоявшая перед высоким зеркалом и ждавшая, когда спохватившаяся в последнюю минуту портниха закончит подкалывать шлейф, была готова поклясться, что ее будущая свекровь, наблюдавшая за этой тонкой операцией, чем-то сильно возбуждена.

– Повернись, дорогая, – сказала миссис Ванденберг, смерив критическим взглядом свадебное платье за двадцать тысяч долларов. – Белое тебе не очень к лицу, так ведь?

Говорить такое новобрачной! Франческа боролась с досадой. Стивен, хорошо знавший свою мать, обещал, что не позволит ей вмешиваться в их личную жизнь.

Но свекрови умеют переубеждать своих сыновей…

Их прервал стук в дверь. Вошла девушка-посыльный и принесла пакет, адресованный отцу Франчески. На нем стояла пометка «срочно». Франческа посмотрела на обратный адрес.

Майами, штат Флорида, больница такая-то. Она отложила пакет в сторону и осторожно сняла платье. Когда миссис Ванденберг и портниха ушли, Франческа вернулась к пакету и нахмурилась.

Ее отец улетел по делам. Дядя Ури улетел с ним. Они должны были вернуться только вечером. А вдруг на письмо требуется ответить немедленно? Если так, она может взять это на себя: Франческа часто замещала отца. Она вскрыла пакет.

Внутри лежали два документа: свидетельство о смерти некоей женщины по имени Люси Фоллон и запечатанный конверт с тщательно сделанной надписью «Передать моему сыну Майклу Фоллону, Лас-Вегас, штат Невада, после моей смерти».

У Франчески полезли глаза на лоб. Папина мать?

Решив, что произошла ошибка, она взяла телефон и набрала номер, указанный в заголовке письма. Трубку взяла дежурная медсестра. Франческа попросила соединить ее с врачом, подписавшим свидетельство, но ей ответили, что тот уехал на уик-энд.

– Я хотела получить справку о миссис Фоллон и обстоятельствах ее смерти.

– Вы ее родственница?

– Майкл Фоллон – мой отец, – сказала Франческа, надеясь, что сестра скажет: «Это имя нам незнакомо. Видимо, речь идет о другой миссис Фоллон».

Но женщина ответила:

– Мы пытались связаться с мистером Фоллоном. Доктор надеялся, что он успеет прибыть вовремя. Мать просила послать за ним.

Франческа положила трубку. Мать ее отца все эти годы находилась во флоридском приюте? У нее была бабушка, а она об этом не знала? Почему?

И тут ей в голову пришли другие вопросы, еще более темные. Слухи, которые она слышала годами. Шепот о том, что ее отец много лет назад был связан с Синдикатом. Она всегда считала это местным мифом. Таким же, как вера в то, что Элвис Пресли еще жив. Но пакет заставил ее задуматься…

Отец не сказал, куда полетел, и даже не оставил номер телефона, по которому его можно было бы найти в случае крайней необходимости. И обратиться за помощью к дяде Ури тоже было невозможно, потому что тот сопровождал отца.

Оставался только один способ. Франческа позвонила вниз, велела подогнать к подъезду ее машину, взяла ключи, сумочку, запечатанный конверт и поехала в аэропорт имени Маккаррана.

Ее спортивная «Сессна-172» стояла в том же ангаре, что и отцовский реактивный самолет. Механики, знавшие Франческу, сказали, что ее отец и мистер Эделстейн полетели в пустыню Моджейв, в место под названием «Роща». Франческа слышала о нем. После тщательной подготовки самолета она поднялась в воздух и взяла курс на юг, сама не зная, зачем она это сделала. Неужели нельзя было подождать до вечера?

Нет, подождать было нельзя. Завтра свадьба. У нее не должно быть от Стивена никаких секретов.

* * *

Стивен Ванденберг остановил свой «мазератти» у ангара. Франческа уехала на аэродром, а у него было к ней срочное дело. Но механики сообщили, что она улетела в какую-то «Рощу». Решение следовало принять немедленно.

Дело было неотложное.

Сверившись с картой, Стивен прикинул, что если поторопиться, то можно добраться до «Рощи» часа через три. Конечно, Франческу он не обгонит, но если повезет, то перехватит невесту еще до того, как она успеет встретиться с отцом. Эту весть он должен был сообщить ей сам.

* * *

Франческа была недалеко от места назначения, когда подул сильный встречный ветер. Она запросила метеоцентр военно-морской базы Твентинайн-Палмс. Ей ответили, что с востока идет ураган, и посоветовали повернуть.

Но ветра Франческа не боялась. Ей уже доводилось летать в такую погоду. А до «Рощи» было рукой подать. Она поблагодарила метеостанцию и продолжила двигаться тем же курсом.

Но тут в воздух поднялась пыль, и ориентиры внизу заволокло пеленой. Франческа посмотрела налево и увидела картину, от которой кровь застыла в ее жилах.

Со стороны пустыни надвигалась огромная коричнево-желтая стена. Песчаная буря! И «сессна» летела прямо в нее.