Текст книги "Змея"

На рассвете в поле зрения появляется Девятый остров. Восходящее солнце словно заливает весь пейзаж пламенем. Когда мы приближаемся, я понимаю, что эти цвета созданы не светом. Пейзаж таков сам по себе: голые, отвесные утесы имеют ржаво-рыжий оттенок, из камней, словно звезды, пробиваются кустики ярко-желтых цветов, между устроенных в скалах гнезд перепархивают туда-сюда оранжевые птички. И все же, несмотря на окружающую красоту, меня охватывает странное ощущение – чувство, что мне сюда не надо. Чем ближе остров, тем сильнее я нервничаю. Когда Якс заруливает в гавань, которая выглядит пустой, Мордекай отводит меня в сторону.

– Твои кузины умеют драться?

Я удивлена этим вопросом, поскольку какими он представляет себе защитниц снежных кобыл?

– Разумеется. И копья у них не шутки ради.

– Просто хотел уточнить.

– Почему? Ожидаешь проблемы?

– На Девятом-то? Всегда.

– Давай я останусь на корабле.

Я говорю это машинально и замечаю его удивление.

– Не предполагал, что маленькая опасность может напугать тебя, Гадюка.

– Не может, – отвечаю я, пытаясь скрыть раздражение. – Просто ощущение. Если я сойду на сушу, жди неприятностей.

– Одно из твоих волшебных ощущений?

Я понимаю, что он всего лишь подтрунивает, но это раздражает ничуть не меньше.

– До сих пор доверие к своим внутренним ощущениям помогало мне выжить.

– Хорошо, – говорит он, отступая. – Я не хотел тебя обидеть.

– Извини.

Я тоже к нему несправедлива. Возможно, все из-за того, что он напоминает мне о моей свадьбе, о Торине и Бронне, о неуверенности в их благополучии.

– Не беспокойся, – продолжает он. – Мы заберем Астрид, прихватим провиант и вернемся еще до заката. Можешь остаться тут и не давай ворам украсть мой корабль.

Я вскидываю бровь:

– А такое бывает?

Мордекай смеется:

– О да!

Когда мы причаливаем, я наблюдаю, как Мордекай вкладывает серебро в ладонь начальника порта, а потом смотрю с неожиданной грустью на их удаляющиеся вглубь острова спины. Возможно, мне все же стоило пойти с ними.

Вместо этого я настороженно осматриваю гавань. Народу немного. Хотя по отдаленному гудению подозреваю, что большинство сосредоточено в обветшалой таверне на другом конце пирса. Признаков опасности я не вижу, но пока еще только утро. Вероятно, все еще спят после вчерашних потасовок и пьянок.

Я поворачиваюсь, чтобы разглядеть то, что лежит за бухтой, и что-то привлекает мое внимание. Хотя скалы мешают мне рассмотреть это как следует, похоже, что песок в заливе розовый. Я налегаю на поручни и вся вытягиваюсь, чтобы увидеть получше, и да, точно, земля мерцает, будто ковер из розохвосток.

Однако розовый песок – не единственное, что обнаруживается при смене ракурса. Я также замечаю группу людей, окруживших что-то, они машут руками взад-вперед, обрушивая удары на то, что лежит между ними. Прищурившись, я успеваю заметить тело, простертое на земле. Толпа снова смыкается, и тела больше не видно.

Раздраженно ругаясь, я спрыгиваю со шлюпа на причал. Ничего без меня с кораблем не случится, и придется избавиться от своих дурных предчувствий по поводу высадки на остров, поскольку не могу же я сидеть и ничего не делать, когда кто-то в беде.

Бегу в сторону укрытой бухты, спотыкаюсь о камни, падаю в песок.

– Оставьте его в покое! – кричу я людям, которые по-прежнему выколачивают дух из своей жертвы.

Они изумленно оглядываются на меня, но считают столь ничтожной опасностью, что от стаи отделяется и направляется в мою сторону только один человек. От него разит ромом и мочой. Я легко уклоняюсь от неспешной попытки меня ударить, перехватываю руку, выворачиваю до тех пор, пока в ней что-то трещит, и продолжаю держать, не обращая внимания на вой.

Это привлекает всеобщее внимание.

– Оставьте его, или я всех вас убью, – говорю я, и на сей раз мне верят.

Они бегут от меня, прочь с пляжа, а я спешу к лежащему на земле телу.

Человек, которого они избивали, стар, хил и без сознания. Я опускаюсь рядом на колени, но почти сразу понимаю, что ничего нельзя сделать. Несмотря на мои попытки остановить кровотечение из головы, он ускользает навстречу смерти. Они обобрали его до нитки, лишив всего, включая жизнь.

Отступая, я валюсь на песок и сжимаю кулаки. Злость рвется из меня вместе с проклятиями навстречу ветру. Я всегда опаздываю – и к этому незнакомцу, и к обитателям Шестого острова. Но я не могу позволить себе все время быть на шаг позади. Не тогда, когда от этого зависят жизни людей, которых я люблю. Каких только обещаний я не раздала – Торину, Бронну, Раулю с Лайлой, самим островитянам. Если я собираюсь их сдержать, мне нужно поторапливаться.

Я подумываю, не пойти ли мне на поиски друзей, но понимаю, что, вероятнее всего, заблужусь. Поэтому решаю остаться рядом с умирающим, чтобы никто не мешал ему в эти последние мгновения. Провожу пальцами по розоватому песку, который мягче шелка, и не понимаю, откуда у него такой цвет. Возможно, пигмент от раздавленных на мириады песчинок ракушек?

Мое внимание привлекает какое-то движение на берегу. Сев и прищурившись, понимаю, что в моем направлении идут трое. Я вскакиваю на ноги и кладу ладонь на нож за поясом – вдруг это воры возвращаются, чтобы снять со старика последнюю одежду.

Однако скоро я вижу, что ошибалась. Двое мужчин и женщина, все трое в рванье и явно голодающие, приближаются в замешательстве. Вида они дикого, что меня тревожит, и я хватаюсь за кинжал.

– Что ты тут делаешь? – кричит на меня женщина. У нее колкий взгляд и дубленое лицо. Гнев ее застает меня врасплох. Поскольку я не отвечаю сразу, она продолжает: – Ты что, не знаешь, где находишься? Разве не знаешь, что это за место? Это Кровавый остров. Тебе не стоило сюда забредать.

Хотя я понятия не имею, почему ее гнев обрушивается на меня, слова ее западают мне в сознание. Кровавый остров. Я смотрю на розоватый оттенок песка, вспоминаю коричнево-красные утесы и чувствую, как моя собственная кровь холодеет.

– Точно, – говорит ее спутник, замечая направление моего взгляда. – Тут столько же крови, сколько и камней. – Голос его меняется. – Зачем приперлась? – Теперь в его тоне отчаяние, будто мое присутствие причиняет ему боль.

Я открываю рот, не зная, что сказать, но не успеваю проронить ни звука. Что-то движется позади меня. Развернувшись и ожидая опасности, я вижу, как старик, за жизнь которого я перестала бороться, пытается подняться на ноги. Уставившись на свои руки, он через мгновение переводит взгляд на меня.

– Вы живы, – говорю я, радуясь, что ошиблась насчет его дальнейшей судьбы. – Вы ранены?

Но он продолжает пялиться, и меня охватывает ощущение сбывающегося пророчества, отчего волосы встают дыбом.

И тут начинаются крики.

Я оглядываюсь на гавань, откуда идет звук, и мое сердце бешено колотится. Я снова оглядываюсь, но на лицах подошедших нет ни малейшего признака удивления. Они грустны, будто ничего иного и не ожидали.

Понимая, что от них ответов не получу, я поворачиваюсь к поселению и выхватываю нож – уже на бегу. Преодолев скалу, отделяющую бухту от гавани, я вижу людей, выбегающих из таверны, спотыкающихся в спешке и оттого выглядящих еще более испуганными. Приблизившись, я хватаю одного из них за руку и отшатываюсь, видя ужас на его лице.

– Что случилось? – спрашиваю я, обеспокоенная хаосом.

Он таращится на меня так, будто не видит. Безумно тычет пальцем в таверну, разворачивается на пятках и уносится прочь.

Я хмурюсь, не понимая, что могло вызвать подобную реакцию, и решаю выяснить все сама, но, пока пробираюсь между бегущих, до моих ушей доносятся новые крики. Более отдаленные. Идущие оттуда, куда ушли мои друзья. И поскольку я слышу и другие звуки – звон стали и треск пистолетных выстрелов – я забываю про таверну.

Я бегу к городу, и мои мысли теперь только об Олвин и Рэйвн. Хотя постоять за себя они умеют, но ведь сестры никогда не покидали знакомой безопасности гор, а я подтолкнула их к уходу и потому ощущаю свою ответственность за их судьбу.

Чем ближе я к главному поселению, тем сильнее мои страхи. Я понимаю, что есть и другое объяснение моему беспокойству. Я полюбила их. Они – моя семья. Мысль о том, что с ними может что-то произойти, невыносима.

Дорога, вьющаяся вниз по склону, ведет меня из гавани прямиком к поселению, по обеим ее сторонам стоят малиновые деревья с перекрученными стволами, длинные, покрытые узкими листьями ветки грустно колеблются, склоняясь до земли.

Тех, кто, как и я, бежит из гавани, встречает волна людей, бегущих навстречу – спасающихся из поселения. Полная сумятица. Всюду царит страх. Обе толпы сталкиваются, и крики усиливаются. Еще мгновение, и начнется драка. Я прислушиваюсь, пытаясь понять, чего они испугались, но обрывки фраз лишены смысла. Разобрать удается лишь то, что произошло некое вторжение. Я бегу быстрее.

Пробираясь сквозь толпы, наконец добираюсь до поселения и останавливаюсь как вкопанная – отчасти потому, что понятия не имею, куда бежать дальше, отчасти – чтобы осознать, что же я вижу. Повсюду люди, и их можно легко разделить на две категории. Те, кто растерян, и те, кто испуган. Пистолеты стреляют, однако никто не падает на землю, и я не понимаю, что происходит.

Кто-то хватает меня за руку, я разворачиваюсь, готовая защищаться, но это всего лишь Олвин. Я обнимаю ее.

– Я искала тебя, – говорит она, и я слышу в ее голосе облегчение, поскольку удалось справиться с задачей так быстро.

– Что творится? – спрашиваю я, встревоженная ее бледностью.

– Отец Астрид, – объясняет Олвин. Хотя она явно напугана, я замечаю огонь в ее глазах. Она возбуждена. – Он жив.

– И что? – по-прежнему пытаюсь я ухватить суть.

– Он был мертв. Астрид его оплакивала. Но он воскрес. Они все воскресли.

– Кто?

– Мертвецы, Марианна. – В ее взгляде читается изумление. – Мертвецы восстали.

17

Это невозможно. Я знаю наверняка. И все же я верю Олвин полностью, будто это единственный вывод, который можно сделать. Я снова присматриваюсь к происходящему, и на сей раз убеждаюсь в ее правоте. Люди видят призраков и в страхе палят по ним, пытаясь вернуть их обратно в могилы. Мертвые, с другой стороны, совершенно потрясены, и Они не понимают, как оказались здесь, почему такая реакция.

Олвин дергает меня за рукав:

– Идем. Надо вернуться к остальным.

Я позволяю ей вести меня за руку по улице. Мы пригибаемся и уворачиваемся, избегая столкновения.

– Мойра?

Что-то в голосе привлекает меня, и, хотя было названо не мое имя, я знаю, что обращаются ко мне. Оборачиваюсь в поисках его источника, и выпускаю руку Олвин. Женщина смотрит на меня так, будто привидение – это я. Я делаю шаг ей навстречу и внезапно перестаю замечать окружающее, настолько она мне обезоруживающе знакома.

Женщина всматривается в мое лицо, потом вскрикивает и прижимает ладонь ко рту.

– О, ты – вылитая она!

Я потрясена: мертвые разговаривают.

– Вылитая кто? Мойра? – Кажется, я уже знаю ответ.

– Да. Но ты и на него похожа. Ты их девочка?

Лицо женщины исполнено любви и грусти.

Слезы слишком быстро наворачиваются на глаза.

– Вы знали моих родителей?

Женщина кивает:

– О да. – И улыбается. – Я любила твоего отца всю его жизнь.

Мне вдруг становится понятно, почему она мне так знакома. Я видела этот же нос в зеркале. И брови под тем же углом, что и мои.

– Вы его мать?

– Мать.

– Моя бабушка…

Сияющая улыбка озаряет ее черты, точно такие, как у меня.

Олвин, которая повернулась, чтобы узнать, что меня отвлекло, в растерянности смотрит на нас.

– Марианна?

Бабушка наклоняет голову.

– Марианна, – повторяет она мое имя.

Нет. Я хочу, чтобы она знала правду. Хочу, чтобы она услышала то имя, которое мне дали мои родители.

– Они назвали меня Маирин. Это мое настоящее имя.

Бабушка улыбается мне:

– А я – Бая. Как прекрасно встретиться с тобой!

Олвин, мягко говоря, нервничает при виде того, как я разговариваю с мертвой женщиной, и тянется ко мне.

– Нам пора.

Ясное дело, на здешних улицах опасно, однако, если Олвин думает, будто я вот так брошу самого близкого члена моей семьи из всех, кого я когда-либо встречала, она глубоко заблуждается.

– Идемте с нами?

Олвин вовсе не в восторге оттого, что я пригласила привидение вступить в наши ряды, но мне все равно, и я испытываю огромное облегчение, когда бабушка кивает.

– Мы должны спешить, – повторяет Олвин.

На сей раз я следую за ней, оглядываясь и проверяя, чтобы Бая от нас не отстала.

Какое бы сумасшествие ни охватило остров, меня поражает, как здорово Олвин ориентируется. Она ведет нас узкими, мощенными булыжником улочками к домику. Мы стучим в дверь.

На пороге Мордекай. Его и без того бледное лицо становится еще белее, когда он видит нашу спутницу. Он впускает нас внутрь, захлопывает дверь и баррикадирует ее тяжелым столом.

Маленькое помещение забито народом, причем все одинаково перепуганы. С одной стороны сгрудились все мои друзья. Якс обнимает женщину, – как я понимаю, Астрид. Ее немигающие глаза устремлены на человека, которого она недавно похоронила и который теперь сидит на стуле в противоположной стороне комнаты.

– Что стряслось? – спрашиваю я, надеясь, что кто-нибудь мне все-таки ответит.

Однако никто ничего не понимает – за исключением моей бабушки.

– Ты разве не знаешь? – говорит она мне. – У тебя получилось.

Таращусь на нее, и, когда понимаю, что все взгляды прикованы ко мне, чувствую, как начинает гореть лицо.

– Ничего у меня не получилось.

Поняв, на что намекает Бая, Астрид, чьи глаза делаются огромными, отталкивает Якса и теперь вся сосредотачивается только на мне.

– Они сказали, ты осталась на корабле. Ты сошла на берег до того, как это началось? Ты пошла на пески?

– Да, – признаюсь я. – Пошла в бухту рядом с гаванью. Человек попал в беду.

Я говорю оправдывающимся тоном, но так странно убеждать человека, которого ты видишь первый раз в жизни, в том, что ты вовсе не виновата в возвращении его покойного отца.

Астрид смотрит на Баю, которая кивает, будто подтверждая ее невысказанные умозаключения.

– В чем дело? – недоумевает Мордекай.

– Вы не знаете легенду? – Астрид переводит взгляд с Мордекая на Якса, но они оба без понятия. – О том, что отпрыск главной ветви может вызывать духов острова через кровь в земле?

Вспоминаю, как шлепнулась в песок, посылая в него злобу и сожаление о тех, кто погиб из-за меня. Мотаю головой:

– Нет, только не это!

Рэйвн прищуривается:

– Такое вообще возможно?

Астрид указывает на улицу:

– У тебя есть другое объяснение?

Мне тошно. Старик с пляжа. Он не очнулся, он был трупом. Я воскресила его. Это была я. Только я.

– Я не знала! – Я задыхаюсь. – Откуда мне было знать? Что это за остров?

Астрид смотрит на меня из-под темных ресниц. Буйные кудри, чем-то похожие на мои, обрамляют половину ее лица, другая половина головы обрита наголо.

– Проклятый. Здесь твое волшебство напрямую соединяется со своими корнями. Давным-давно на Двенадцатом острове произошло восстание. Люди голодали, а вся вина лежала полностью на короле, который только и делал, что с утра до ночи курил биллотравку. Он потребовал, чтобы обитатели всех островов сражались за корону против восставших. Однако Девятый отказался помогать. После кровопролитной битвы восстание захлебнулось, но, едва успев отпраздновать победу, король обратил свой гнев на Девятый. В ярости от их предательства, он использовал всю свою способность к волшебству, чтобы привязать души наших предков к своим потомкам. Те, кто умер на этой земле, не знают покоя, постоянно ожидая королевского призыва и вынужденные всегда подчиняться. Но мертвые спали на протяжении сотен лет, и единственным напоминанием о кровавом проклятии была передававшаяся из поколения в поколение легенда. До сего дня.

– Простите. – А что еще мне сказать?

– Должен быть какой-нибудь способ это остановить. – Олвин, как всегда, мыслит практично.

Моя бабушка кладет руки мне на плечи.

– Есть такой. Ты должна покинуть эти берега, и мы вернемся туда, откуда ты нас вызывала.

– Тогда надо спешить, – говорит Мордекай, – пока остров сам себя не разорвет на клочки.

– Погоди.

Хотя мне жаль, что я потревожила мертвых и ужаснула живых, я не готова проститься с бабушкой.

Не обращая ни на кого внимания, я становлюсь перед Баей и вижу понимание в ее глазах. Она знает, что у меня есть вопросы, на которые только она может ответить.

– В тебе живет волшебство, – говорит она, и говорит с гордостью. – Не бойся, Маирин. Ни себя, ни его. Учись принимать себя такой, какая ты есть.

– А моя мать обладала волшебством?

Я подразумеваю предположение Мамы о том, что моя мать, возможно, искала Эстер по той же самой причине, что и я.

– О да. – Улыбка бабушки меркнет. – Ты ничего не знаешь о своих родителях?

– Только то, что они были убиты.

Если мертвые могут испытывать боль, то я только что пронзила насквозь свою бабушку. Очевидно, что Бая не узнала об их судьбе до самой смерти, и теперь она не сразу приходит в себя.

– Жаль, что наше время ограничено, – говорит она. – Нам есть о чем поговорить. Но твои друзья правы. Наше присутствие только вредит.

Мордекай благодарен ей и делает знак уходить, но бабушка поднимает руку.

– Но вот что вы должны услышать, вы все. – Хотя обращается она ко всем присутствующим в комнате, глаза ее прикованы к моим. – Твой отец был Хранителем королевской крови. Так они и встретились. Он посвятил свою жизнь защите Мойры и, хотя это было запрещено, они полюбили друг друга. Спасаясь от преследования, твои родители бежали сюда. Они не рассказывали мне о своих бедах, однако до тех событий твой отец никогда ничего не боялся. Мойра хотела узнать, как им защититься, и потому они отправились искать волшебника на Восьмой. Выходит, было слишком поздно. Не знаю, какое зло преследовало их, но предупреждаю: оно все еще может разыскивать тебя. Будь осторожна, дитя мое.

Все это еще надо переварить. Мой отец был Хранителем. Я часто думала о нем, но почему-то мне никогда не приходила в голову подобная возможность, хотя это было так логично. Похоже, я унаследовала бойцовские навыки от отца и волшебство – от матери. Никогда не скучала по ним сильнее, чем сейчас.

– Они бежали от Адлера, – говорю я безжизненным голосом. – Он мне больше не опасен.

Однако бабушка смотрит с сомнением.

– Я остро чувствую подстерегающую тебя опасность. Никому не доверяй.

Мордекай трогает меня за руку:

– Мы должны увести тебя отсюда. Пожалуйста.

Я бросаю взгляд на Астрид, которая стоит на коленях рядом с отцом, упиваясь этими украденными минутами нежданной встречи. Ее горе – открытая рана, и я больше не могу держать ее в таком отчаянном положении.

– Последний вопрос, – обращаюсь я к Бае. – А я могу…

Я еще только хочу облечь вопрос в слова, но она уже догадывается, что у меня на сердце.

– Можешь ли ты воскресить мертвых на других Островах?

Мы обе знаем, что я думаю о родителях. Я готова почти на все, чтобы только получить возможность увидеть их, заговорить с ними.

– Извини, – говорит она, качая головой. – Воскресить ты можешь лишь тех, чья кровь ушла в эту землю. Я буду всегда готова прийти тебе тут на помощь, но не призывай меня по пустякам. Король поступил жестоко, соединив нас с живущими. Душам нужно дать покой.

Киваю, не обращая внимания на слезы, щиплющие глаза. Я не хочу оставлять ее так скоро после того, как обрела.

Хотя всем не терпится уйти, я не двигаюсь, глядя на свою бабушку через влажную пелену слез и думая о пророчестве Старой Грязьки, которое постоянно со мной.

– Это больно?

Глаза Баи полны грусти.

– Умирать? Да. Быть мертвой? Нисколько.

Я прощаюсь, и слез уже не остановить. Едва «прощай» слетает с моих губ, Мордекай, пользуясь этим, тут же отпирает дверь. Астрид в слезах расстается с отцом, и наша группа живых снова выбегает в обезумевший город.

Мы мчимся в гавань. На бегу я проклинаю себя за то, что не прислушалась к собственной интуиции, предупреждавшей меня не сходить на берег. И все же я ничуть не сожалею о том, что встретилась со своей бабушкой, пусть даже мертвой. Узнать правду об отце – подарок, который я не променяю ни на что.

Когда мы оказываемся в порту, я падаю духом. В отчаянии покидая остров, люди пытаются завладеть любым судном – включая наш корабль.

– Нет, нет, нет! – кричит Мордекай, видя, как группа мужчин грузится на его любимый шлюп.

Яростно рыча, мы прорываемся сквозь толпы сумасшедших, и наша решимость оказывается сильнее их. Хотя к тому моменту, когда мы добираемся до места, воры уже успешно отшвартовали корабль Мордекая и начинают отчаливать, они еще не настолько далеко, чтобы помешать нам перепрыгнуть с мостков на палубу.

Перемена ощущается в тот же миг, как только мои ноги отрываются от земли. Я почти слышу, как остров облегченно вздыхает.

Рэйвн и Олвин копьями скидывают нескольких непрошеных гостей в воду, тогда как остальные пускают в ход кулаки. Оказавшимся за бортом негодяям плыть недалеко. Только избавившись от их присутствия, мы позволяем себе расслабиться.

Якс первым начинает смеяться нервным смехом.

– Астрид, познакомься с Марианной. Нашей законной королевой и, как видишь, предвестницей кошмаров.

Несмотря на все причины недолюбливать такую «королеву», Астрид подходит и тепло меня обнимает.

– Так приятно наконец-то с тобой встретиться!

– Сочувствую, – говорю я, чувствуя себя ужасно неловко, – твоей утрате.

Ее глаза полны слез.

– Спасибо. Ты ведь знаешь боль от потери отца.

Сжимаю ее руку и ничего не отвечаю. Я никогда не знала своего истинного отца, чтобы горевать о нем, и лишила жизни того жестокого человека, который вырастил меня. Я могу грустить лишь о том, что могло бы быть.

Во время плавания я снова замечаю, что Рэйвн не отходит от Мордекая, задавая ему бесконечные вопросы о навигации, устройстве корабля, парусов. Ее жажда знаний вызывает у меня улыбку. Рэйвн, как птичка, которую всю жизнь держали в клетке и наконец-то показали открытое небо. Она впервые расправляет крылышки, осознает их размах.

Подходит Олвин, ставит передо мной плод мангвиана, уже разрезанный, чтобы удобнее было угощаться.

– Проголодалась?

Нет, но все же я беру дольку, потому что хочу, чтобы она составила мне компанию.

– Рэйвн нравится море, – замечаю я, кивая в ее сторону.

Олвин улыбается, но с грустью:

– В горы она уже не вернется.

Жую сладкую мякоть, не ощущая вкуса.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что знаю ее всю жизнь, – объясняет Олвин. – И я никогда не видела ее такой… – Она подбирает нужное слово: – …Живой.

– А ты как? – спрашиваю я. – Ты себя живой ощущаешь?

Олвин не спешит с ответом.

– Я рада возможности покинуть горы, посмотреть Острова. Но я чувствую себя ребенком, делающим первые шаги, как будто в любой момент могу упасть. Я столького еще не знаю, и все это предстоит узнать. Ощущение такое, будто я не успеваю вдыхать, будто меня может снести, как пылинку на ветру.

Я внимательно наблюдаю за ней, за тем, как она вглядывается в море, подставляя кожу бризу, и мгновение она кажется мне очень хрупкой. Но я знаю, что это совсем не так. Олвин – то самое затишье перед бурей Рэйвн. Там, где Рэйвн пылает огнем, Олвин опускается на океанские глубины. Ее сила в мудрости, а упорство – ее якорь. Чем больше она в себе сомневается, тем больше я ей доверяю.

– Сегодня я видела ходячих мертвецов, – говорит она, отворачиваясь от воды. – Я больше не знаю, по каким правилам жить.

Я склоняюсь головой ей на плечо.

– Я тоже.

Олвин смеется:

– У нас крупные неприятности.

– Ходячие катастрофы, – соглашаюсь я.

– Но не Рэйвн. – Вздох поглощает смех. – Она никогда еще не была так в себе уверена. Я завидую ей.

Я смотрю на Олвин, и вижу, что она одновременно счастлива и оплакивает потерю. Может, в Грейс и не текла моя кровь, но она была мне сестрой. Я знаю, что такое разлука, что значит жить в той пустоте, которая сейчас окружает ее. Я не желаю подобной судьбы моим кузинам, однако очевидно, что Олвин уже предвидит то время, когда их пути с Рэйвн разойдутся. Пути, которые могут никогда больше не пересечься.

И я сжимаю ее руку.

На протяжении последующих нескольких дней я замечаю, что наблюдаю за Рэйвн, и понимаю, почему Олвин ей завидует. С каждой минутой она все больше расцветает. И без того сильное тело становится еще крепче по мере того, как она приспосабливается к жизни на воде. Равновесие у нее необыкновенное, так что в штормовую погоду корабельная качка на нее совершенно не действует. Она с легкостью передвигается по палубе и взбирается на мачту так, будто всю жизнь только этим и занималась.

Я окончательно убеждаюсь в том, о чем давно подозревала: Рэйвн рождена Змеей.

Думаю, она тоже это чувствует, поскольку дни идут, наша цель все ближе, и я замечаю, что ее настроение падает от перспективы расставания с морем.

Так что как-то ранним утром я встаю, чтобы вместе с ней поскрести палубу, а заодно выгадать момент, чтобы поговорить, пока нас никто не слышит.

Некоторое время мы трудимся молча. Рэйвн, возможно, по-своему меня зауважала после того, как увидела в бою, но отношения между нами по-прежнему прохладные. Ну хоть не ледяные, как раньше.

– Послезавтра мы будем на Двенадцатом, – наконец говорю я.

Рэйвн молчит, только начинает еще яростнее драить деревянную доску.

– Интересно, какой он?

Я просто размышляю вслух, потому что не ожидаю от Рэйвн ответа, однако она выдавливает из себя два коротких слова:

– Один хрен.

Я прячу улыбку. Она говорит со мной.

– Тебе разве не интересно? – спрашиваю я с наигранным удивлением. – Целый новый остров, резиденция королевского рода!

Рэйвн пожимает плечами:

– Просто еще один кусок суши, набитый людьми, которые ненавидят друг друга и возненавидят нас. Чего там может быть интересного?

Я позволяю вопросу повиснуть в воздухе, не зная, могу ли дать ход моей идее.

– Меня кое-что беспокоит, – начинаю я, тщательно подбирая слова. Проверяю, слушает ли она, и убеждаюсь, что завладела ее вниманием. – Мои друзья на Востоке по-прежнему считают Мордекая ответственным за попытку убить моего мужа. Они ищут не того человека. – Я выдерживаю паузу, давая ей проникнуться услышанным. – Мне нужно передать им весточку о том, что они должны искать кого-то другого, должны продумать новую стратегию.

Рэйвн бросает работу и садится на коленки.

– Хочешь послать птицу.

Есть лишь одна птица, которой я поручила бы подобную миссию, и я не хочу думать о том, что могло помешать Коготку вернуться ко мне.

Я смотрю ей в глаза:

– Мне больше хотелось бы отправить кого-то, кому я доверяю.

Я почти слышу, как она прокручивает услышанное в голове, не зная, можно ли этому верить.

– Кого? – с подозрением спрашивает она.

– Тебе, похоже, море нравится, – говорю я спокойным, но теплым тоном. – Я бы доверила тебе передать мою весточку Бронну. Ты бы ему понравилась.

– Хочешь, чтобы я отправилась на Восток? И отыскала твой корабль?

Я киваю:

– Если ты сама этого хочешь.

Мы некоторое время смотрим друг на друга – между нами возникает взаимопонимание.

– Хочу, – отвечает она наконец. Глаза ее горят от возбуждения. – Я передам твое послание, если тебе нужно.

– Спасибо.

Я встаю, чтобы уйти. Дело сделано.

Но она окликает меня:

– Марианна.

Оглянувшись, я вижу редчайшее зрелище. Рэйвн мне улыбается.

– И тебе спасибо.

Слова ее как шепот, они танцуют в морском воздухе и обвиваются вокруг меня, подобно объятию, которого я едва ли когда-либо удостоюсь от Рэйвн, но этого достаточно.

Вполне.