Текст книги "Змея"

20

Последующие несколько недель я почти не покидаю уединение эликсирной комнаты Гая. Мне открывается огромный мир новых возможностей, и я поражена тем, как мало знала раньше.

Каждое утро я занимаюсь, читая бумаги и во всех подробностях разбирая свойства растений и трав. Я часами учу наизусть заклинания и экспериментирую, смешивая разные ингредиенты в котелках, предоставленных мне Гаем в больших количествах.

Он не дает мне расслабиться, требуя от меня совершенства в моем ремесле. Иногда он бывает резковат, но, когда Гай усмехается уголком рта, я знаю, что он доволен мной.

После полудня все меняется. Гай приносит мне с кухонь крыс, все еще висящих в мышеловках. Он раскладывает их передо мной, как кошка, притащившая подарок хозяйке, и я пытаюсь вылечить их одним своим прикосновением.

И всякий раз у меня ничего не получается.

Хотя я уже стала различать ощущения, возникающие в моем теле от волшебства, – некоторые из них безопасны, некоторые любопытны, некоторые почти болезненны, – у меня не получается им управлять.

Но я стараюсь. Меня удручает жалобный писк, издаваемый крысами, раздавленными жестокими ловушками, их тела, тщетно извивающиеся в муках под тяжестью смертоносных затворов.

Снова и снова я думаю, что должна их спасти, пытаясь воссоздать те мгновения, когда волшебство столь охотно приходило на мой зов, однако оно молчит. Недостижимое.

Это раздражает Гая, я вижу, хотя, когда я работаю, он всегда молчит. Только наблюдает. Иногда ему становится меня жалко, и тогда он позволяет мне попробовать на крысах какое-нибудь зелье, однако мне еще предстоит найти то, которое сращивает кости и восстанавливает органы.

Когда мои подопытные неизбежно умирают от ран, я упражняюсь во вскрытии, чем занималась еще в свою бытность на «Деве». Теперь я, ни от кого больше не прячась, разделываю тушки более методично, снимая кожу, извлекая органы и раскладывая их на верстаке, чтобы понять, как они взаимосвязаны. Гай даже помог мне сварить несколько трупиков, чтобы потом отделить плоть и более внимательно рассмотреть скелеты. Я вижу, где косточки сломались или были раздроблены: иногда только позвонки, но порой и ребрышки тоже. Одной бедной крысятине размозжило череп, так что ей изначально ничем нельзя было помочь.

За неудачи Гай меня не ругает.

– Продолжай работать, – говорит он. – Мы знаем, что в тебе это есть.

Он постоянно расспрашивает меня о моей способности видеть нити энергии, исходящие от умирающего и даже мертвого тела. Ни с чем подобным он раньше не встречался, и, хотя Гай называет это чудесным даром, в глубине души я не принимаю его похвалы. До сих пор ни к чему хорошему это не приводило.

– Это из-за того, что ты пока не научилась как следует управлять своей способностью, – говорит он, когда мы в очередной раз обсуждаем эту тему. – Как ты уже поняла, все навыки должны проверяться на практике, даже те, которые даны тебе от природы.

Я бросаю на него сердитый взгляд, не переставая чистить коноплю.

– Что вы предлагаете? Хотите проткнуть себя ножом, чтобы проверить, успею ли я вас откачать?

Он посмеивается моему сарказму и кидает в мою сторону несколько семян.

– Нет, конечно. Но, возможно, не стоит пытаться вылечить крыс, пока они живы, а попробовать возвращать их с того света.

Я качаю головой:

– Один мальчик, который был гораздо мудрее своих лет, как-то сказал, что мне нельзя этим заниматься, ничем хорошим это не кончится. После того, что произошло с Лайлой, я склонна с ним согласиться.

– Но это произошло исключительно из-за твоей неопытности, – возражает Гай. – Послушай, что ты говоришь. Ничем хорошим? Ты могла бы воскрешать мертвых, Марианна.

Я вспоминаю события на Девятом острове – мертвым не всегда нравится возвращаться к жизни.

– Я хочу лечить. Воскрешение мертвых неестественно.

– Ну, есть и умирающие. Ты могла бы спасать их.

– Вы полагаете, будто всегда есть нити, которые можно восстановить. Но ни у одной крысы их не было.

Это факт, который я нахожу примечательным. Не знаю, почему иногда в момент смерти есть шанс на воскрешение, а иногда – нет. Может быть, это связано с внезапностью кончины? Когда человек умирает слишком долго, у него не остается энергии, которую можно использовать для возрождения.

Я указываю на лежащие перед нами ингредиенты.

– Кроме того, вы учите меня силе зелий. Костровик может оттягивать смерть, я это видела.

– Почему ты готова удовлетвориться столь ограниченными способностями? Что, если у тебя не будет доступа к нужным ингредиентам? Другой какой-нибудь волшебник может в подобной ситуации сдаться, но ты обладаешь потенциалом пойти дальше, найти это волшебство внутри себя.

В доказательство своих слов Гай выхватывает у меня ветку конопли и кладет перед собой. Подняв руку и закрыв глаза, он тихо бормочет какие-то слова, и я вижу, как ветка вспыхивает. Я выливаю на горящую массу банку с водой раньше, чем она успевает подпалить все вокруг.

– Видишь? – говорит Гай. – Кроме зелий, есть и еще кое-что.

Разумеется, он прав, и я удваиваю свои усилия в попытках излечить крыс, – что бы это мне ни принесло.

То немногое время, когда рядом нет Гая, я провожу со своими друзьями. Верные обещаниям, Мордекай и Якс объехали поселения в поисках сведений о Капюшонах, однако, к их разочарованию, те остаются такими же неуловимыми, как и всегда.

Астрид и Олвин успели крепко сдружиться, что крайне меня радует. В промежутках между обучением Олвин мастерству Хранителей обе ненавязчиво общались с окружающими, стараясь выяснить, кому те верны.

– Отчасти беда в том, – говорит Астрид как-то вечером, когда мы вместе сидим в комнате Мордекая, обсуждая события прошедшего дня, – что никто с тобой практически не встречался. Как они могут поддерживать будущую королеву, которую никогда не видели?

– Отлично, – говорю я. – Что ты предлагаешь? Едва ли Арлан проведет меня маршем по дворцу.

– А как насчет того, чтобы прийти и потренироваться с нами завтра? – предлагает Олвин. – Всех ты не встретишь, но во внутреннем дворе всегда кто-нибудь да есть, так что молва о твоих умениях распространится быстро. Тебе ничего не придется делать. Просто будешь самой собой.

– Неплохая идея, – соглашается Якс.

Я тоже, но это означает перерыв в работе с Гаем, а мне не хочется рисковать и прерывать прогресс, который у меня наметился с крысами.

– Пожалуй, что да. – Тон мой напрочь лишен энтузиазма.

– Я знаю, как тебе нравятся твои занятия, – говорит Олвин. – Но мы уже несколько недель почти тебя не видим. – Она колеблется. – Перемена деятельности пошла бы тебе на пользу.

Я вдруг понимаю, почему так довольна, что она сошлась с Астрид, и мне становится стыдно. Их дружба означает, что мне не нужно о ней беспокоиться и чувствовать себя за нее ответственной. Мысленно напоминаю себе, что не должна забывать, кто мои настоящие друзья.

– Ты права, – говорю я и сжимаю ей руку. – Я соскучилась по тебе. Будет здорово провести какое-то время вместе.

– И встретиться с твоими верными защитниками, – добавляет Мордекай с горечью. Он, кажется, уже начинает ненавидеть собственных сородичей.

В дверь стучат, и мы все удивленно переглядываемся.

– Ждешь кого-нибудь? – спрашивает Якс встающего Мордекая.

– Нет, – отвечает тот, и я замечаю, что, подходя к двери, он держит руку на кинжале.

Приоткрыв дверь, Мордекай обменивается несколькими словами с человеком за порогом, снова закрывает и поворачивается к нам.

– Нам лучше пойти, – говорит он. – В тронном зале что-то происходит.

Когда мы уже спешим по коридору, Мордекай трогает меня за руку:

– Гай послал нас предупредить. Что бы там ни было, они не хотят нашего присутствия.

– А мы знаем, что случилось?

Мордекай качает головой:

– Нет, но в любом случае, не думаю, что тебе понравится.

Он предостерегает меня от излишней горячности и рекомендует держать язык за зубами, однако я не даю обещаний, которые могу не сдержать.

Войдя в тронный зал, я быстро оцениваю обстановку. Рэйф восседает на троне – непосредственно на троне, – и у меня в жилах моментально закипает кровь. Как он смеет? В зале по меньшей мере тридцать Хранителей, большинство из которых там явно для его защиты, тогда как некоторые в сердцах бросаются от трона к выходу. В воздухе попахивает бунтом.

Мордекай прихватывает одного из выбегающих за руку.

– Что происходит?

Тот указывает на Рэйфа:

– Его спроси.

Я чувствую, как мой шанс выяснить, в чем дело, ускользает, и решаю действовать прежде, чем эти люди уйдут.

Со всей властностью, какую только могу проявить, я направляюсь к трону, впиваюсь взглядом в сидящего на нем мальчика и двух человек по бокам.

– Что происходит? – требовательно спрашиваю я. – Почему эти люди так рассержены?

При моем появлении Арлан прищуривается, но отвечает Рэйф:

– Что она тут делает?

– Хороший вопрос, – говорит Арлан. – Ваше присутствие не требуется.

– Это решать мне! – Я замечаю, что мой тон заставляет всех вздрогнуть, и испытываю удовлетворение. Мне уже тошно, что в моем собственном дворце со мной обращаются так, будто я никто. – Похоже, вы находитесь под обманчивым впечатлением, будто я отдала трон Рэйфу, однако ничего подобного я не делала. И пока не сделаю, у него нет никакого права сидеть на нем эдаким королем, как нет и права исключать меня из решения важных вопросов. А потому отвечайте. Что происходит?

Впервые с момента приезда я вижу в глазах Арлана и Ины искорки страха. Они меня недооценили.

Поскольку они не отвечают, человек, с которым заговорил Мордекай, оказывает мне эту любезность.

– Мы прибыли из Арбнера, – говорит он. Замечая мой непонимающий взгляд, он добавляет: – Из соседнего поселения. Просто проезжали мимо, но обнаружили, что весь город в отчаянии, какого еще никогда не бывало.

– Капюшоны?

Он кивает:

– Они забрали всех детей.

– Всех? – Слова застревают у меня в горле.

Он стискивает зубы:

– Всех. – Затем, взяв себя в руки, поворачивается к Рэйфу. – Поэтому мы бросились сюда за подмогой. Но, похоже, у нас связаны руки, и мы можем только наблюдать, как творятся бесчинства.

– Вы должны выслать подмогу, – говорю я, обращаясь к любому, кто меня слышит. У меня нет слов от возмущения. – Мы можем еще успеть поймать их.

Арлан устремляет на меня твердый, как сталь, взгляд.

– Капюшоны – мастера исчезать. Мы никогда их не найдем.

– Им не удастся прятаться в тени с прежней легкостью, когда с ними целый город детей.

– Вам не приходило в голову, что, возможно, они именно этого и добиваются? – говорит Ина. – Чтобы мы послали наших лучших людей и оставили Рэйфа без присмотра. Его схватят и убьют.

Теперь я уже вне себя от гнева.

– У вас сотни людей! Пошлите половину, и по-прежнему будет достаточно, чтобы защитить вас. Мы говорим о детях.

Я успеваю остановиться прежде, чем высказываю свои сомнения по поводу того, что Капюшонам так уж важна жизнь Рэйфа. Зачем он им нужен?

– Решение принято, – заявляет Арлан. – Вы не станете спорить с принцем, и Хранители выполнят его приказы.

Только успокаивающая рука на моем плече не дает мне броситься вперед и вмазать по его наглой харе. Олвин понимает, что я вот-вот взорвусь.

– Возможно, нам стоит заручиться советом волшебника, – предлагает Ина, и мне становится легче.

Гай поможет. Гай все сделает, как надо.

Вышедший из тени Гай старается не смотреть на меня.

– Я согласен с принцем. Неразумно преследовать их, если мы не знаем, куда они делись. Это пустая затея.

От его предательства больно. Я проиграла эту битву, как и все остальные, с тех пор, как оказалась здесь.

– Если ты позволишь Западу сгореть, чем ты в конце концов будешь управлять? – говорю я тихо Рэйфу. – Послушайся собственного сердца, а не окружающих. И пусть страх не парализует тебя. Всегда можно что-то предпринять.

С этими словами я удаляюсь. В груди образуется зияющая пустотой пропасть. Я хочу побыть одна, и потому не жду друзей, но, когда подхожу к своей комнате, Гай уже там. Не знаю, какими тайными ходами он воспользовался, чтобы так быстро добраться сюда из тронного зала, но сейчас мне это безразлично.

– Марианна… – начинает он.

Но я обрываю его:

– Как вы могли? Я считала вас своим другом.

– Я твой учитель, – говорит он сдержанно. – Но я даю советы правителям, а поскольку ты пока не посягнула на трон, это означает, что я состою советником при этом дурачке. Нравится тебе это или нет, а бросаться с головой в неведомое – не слишком хороший план. Импульсивный, который обречет на гибель многих людей. Нетерпеливость не делает тебе чести. Иногда ты ведешь себя точно, как Змея.

Обида разжигает во мне гнев, но я перебарываю его. Я не хочу ссориться с Гаем. Вместо этого прикладываю голову к холодному камню и закрываю глаза.

– Знаешь, что тебе нужно? – говорит он. – Воздуха. Я слишком долго продержал тебя взаперти. В западном крыле есть коридорчик, который ведет к внешней лестнице. Если ты там проскользнешь, никто тебя не заметит. Почему бы тебе не прогуляться и не проветриться?

Я хмурюсь.

– Я думала, снаружи опасно…

Он выходит с улыбкой:

– А я было решил, что ты живешь ради опасности.

Предложение слишком соблазнительное, чтобы от него отказаться. Стены дворца словно сжимаются вокруг меня, я с трудом дышу. Прихватив плащ, я следую в указанном направлении, крадусь по коридорам и в итоге нахожу маленький дверной проем, который настолько сливается со стеной, что я чуть было не прохожу мимо. Дверь открывается с трудом, но, когда я с ней справляюсь, мне в лицо ударяет порыв холодного воздуха. Я оказываюсь на улице.

Мгновение я медлю. Наверное, надо сказать кому-нибудь из друзей, куда я собралась, но потом я передумываю. Они захотят пойти со мной, а мне сейчас нужно побыть одной. Я слишком разгневана для компании. Да и Гай знает, где я.

Из стены выступают каменные ступени, и я сбегаю по ним с такой скоростью, что мне кажется, будто я скольжу. Почти лечу. Приятно быть снаружи, пусть даже в воздухе витает угроза. Лестница ведет к нижней части стены, где можно перелезть и выйти за пределы дворца. Крадучись выхожу за пределы дворца и направляюсь в сторону маленького поселения, которое виднеется вдали. Мои мысли путаются. Неужто я останусь стоять в стороне и смотреть, как Арлан и Ина манипулируют мальчиком, вынуждая принимать бессовестные решения? Он не может править Западными островами. Просто не может. Но и… я тоже не хочу. Я испытываю чувство величайшей ответственности, когда вижу трон, и меня охватывают собственнические чувства, когда я вижу на этом троне Рэйфа, но я по-прежнему не желаю становиться королевой. Мне просто не хочется, чтобы мое место занял кто-то хуже меня.

Беда в том, что я все-таки королева. Я Маирин из рода Грифура, хочется мне того или нет, и неважно, коронован ли Рэйф. От этого не уйти. И если уж я готова пойти на все ради Востока, то, конечно же, должна хотеть еще большего для своей собственной страны. И здесь-то и заложена причина моего гнева. Что я могу сделать? Я пришла в поисках помощи для Востока, а вместо нее напоролась на проблемы похлеще. Я была слишком самонадеянна, когда думала, что смогу с этим справиться. Вероятно, Старая Грязька была права. Ее слова сами собой приходят на ум и звучат как предупреждение.

Твое время на исходе. Наше время. Твои враги уничтожат тебя и все, что ты любишь. Мы все будем уничтожены.

Возможно, некоторые пророчества сбываются, как бы отчаянно ты против них ни восставала.

Я забралась дальше, чем рассчитывала, и собираюсь повернуть домой, когда до меня доносятся громкие голоса. Замираю и напряженно вслушиваюсь. Вскоре следует крик, потом другой, и я понимаю, что кто-то в опасности.

Весь мой опыт твердит, что не надо вмешиваться, что всякий раз, когда я пытаюсь помочь, начинаются неприятности, однако выхватываю кинжал и бегу на шум.

Крики становятся громче. Я набрасываю капюшон и крадусь в тени на краю поселения. Выглядываю из-за разваливающейся кирпичной стены и вижу, как пятеро вооруженных мужчин терроризируют молодую чету с маленьким ребенком.

Муж с женой похожи на путников, возможно, возвращающихся домой. Они умоляют банду поверить, что у них нет никаких монет. Мне становится тошно. Этим людям не нужны деньги, им хочется жестокости. Я знаю, потому что помню, как Адлер и его свора чинили разбой просто ради жажды крови. Мою ярость уже не сдержать.

Кто-то тянется к женщине, и она шарахается в сторону, закрывая ребенка своим телом. Муж делает шаг вперед, чтобы защитить их обоих, получает сильнейший удар в подбородок и падает навзничь. Женщина бросается к нему, и я вижу, что она молит бандитов оставить их в покое и дать пройти с миром.

Больше я не могу взирать на это отстраненно. Я представляю другую супружескую пару, другого ребенка, на которых жестокие люди напали много лет назад. Моя мать сражалась насмерть, чтобы защитить меня, и не сумела отбиться. Я не могу стоять в стороне и наблюдать, как семью, подобную моей, разрывают на части.

Крики ребенка вонзаются в меня ножами, и я устремляюсь вперед, бездумно, без всякого плана, обрушиваясь на ближайшего негодяя.

Начинается хаос. Никто не ожидал нападения, банда застигнута врасплох. Я успеваю уложить парочку здоровых парней прежде, чем они перегруппируются и забудут про семейство, взирающее на меня с земли так, будто увидели демона-спасителя. Мальчикам захотелось драки? Сейчас они ее получат.

Вся моя злоба, вся досада направлена на этих незнакомцев, и я бью, молочу, пинаю и кусаю с диким самозабвением. В какой-то момент кричу парочке, чтобы они тикали, и, как только вижу, что они в безопасности, окончательно теряю голову, и горечь вперемежку с ненавистью превращают меня в безудержный клубок рук и ног.

До меня не сразу доходит, что на смену каждому павшему от моей руки приходит новый. Они получили подкрепление, их все больше и больше. Удивительно, но мне сейчас все равно. Мне все надоело. Меня тошнит от попыток исправить прегрешения других. Я не в состоянии восстановить Двенадцать островов, это очевидно. Я уничтожила того, кого люблю. Бросила того, за кого вышла замуж. Я скучаю по тем, кого мне уже никогда не вернуть, на меня постоянно давит скорбь. Слишком тяжело.

С жизнью я больше не могу сражаться. Поэтому сражаюсь просто так. Если такова моя судьба, я буду сражаться насмерть.

Противники медленно смыкают ряды, пользуясь численным преимуществом, но я почти не чувствую их ударов. Продолжаю делать взмахи и выпады, хотя глубоко в душе уже сдаюсь.

И тут из ночи вылетает еще одна тень и вступает в битву. В мою битву. Она движется поразительно плавно, будто исполняет смертельный танец. На мгновение мне кажется, что это призрак Грейс вернулся, чтобы спасти меня, но человек жив. У мертвых кровь не идет.

Астрид.

Во мне что-то просыпается, я будто выхожу из транса. Только что была готова сдаться, но появление Астрид возрождает меня. На ее долю приходится слишком много противников, как и на мою. Ну а если мы выступим вместе?

Мы встаем спина к спине и, мгновенно подладившись друг под друга, действуем синхронно, надвигаясь, как единая туча гнева. Вместе мы методично расправляемся с бандой, а когда дело сделано, поворачиваемся лицом друг к другу.

– Откуда ты узнала, где я? – Слова имеют привкус крови.

– Видела, как ты выбралась из замка. Идем, надо торопиться, – говорит Астрид, зорко оглядываясь. – Тут опасно.

Теперь, когда драка закончилась и семейству ничего не грозит, подступает боль. Я ранена, и, наверное, это заметно, потому что Астрид обхватывает меня за плечи и поддерживает, пока мы идем обратно к дворцу. Она ни разу не теряет бдительности, держит меч на изготовку, внимательно осматривается, и я позволяю ей вести меня домой. Не помню, когда последний раз доверяла кому-то настолько, чтобы уступить им ведущую роль, но, когда дворец уже близко, я закрываю глаза и следую за ней. Облегчение от того, что ответственность не на мне, поразительно.

Вероятно, я теряю сознание, потому что точно не помню, как мы добрались до дворца, а потом до моей спальни, но как-то у нас это получилось, а потом Астрид опустила меня в кресло, разожгла огонь и вручила бокал вина.

У меня дрожат руки. Я подношу бокал ко рту и упиваюсь обжигающим ощущением, когда вино устремляется мне в горло.

– Спасибо тебе, – говорю я.

Она передает мне кусок холодной, влажной ткани, чтобы приложить к разбитым губам. Интересно, насколько ужасно я сейчас выгляжу.

Астрид прислоняется к камину. Ее лицо – сплошной упрек.

– О чем ты только думала?

Я пожимаю плечами, не желая признаваться в том, что полностью утратила контроль над своими эмоциями. И чуть не потеряла гораздо больше.

– Тебя могли укокошить.

– Они собирались убить семью. – Мой голос звучит уныло, бесстрастно.

Астрид ничего не отвечает, забирает у меня ткань, полощет в миске с водой, возвращает и кивает на мой глаз. Я и не заметила, что он дергается, так что, когда я прижимаю ткань, он одновременно успокаивается и жжется.

– Ты несчастна.

Я благодарна ей за то, что она не спрашивает, а просто констатирует факт, не требующий ответа.

– Я зла. Постоянно. – Поднимаю глаза и встречаю ее грустный взгляд. – Когда все успело встать с ног на голову? Когда все стали ненавидеть друг друга? Почему нельзя…

Я умолкаю. Какой смысл? У Астрид не больше ответов на эти вопросы, чем у меня самой.

Она садится рядом и берет меня за руку.

– Я понимаю, – уверяет она. – Ты сражалась всю свою жизнь. Но дело в том, что тебе нельзя сдаваться. – Глаза ее пылают искренностью. – Ты наш лидер, наш генерал. Наша королева. Тебе от этого не уйти, как бы ни хотелось. Я знаю, что это тяжело – мучительно тяжело, – но ты не должна сдаваться. Не можешь. Ты нужна нам.

Слезы безжалостно подступают к глазам.

– Я не знаю, что делать. Мир горит, и я не знаю, как это остановить.

Она сжимает мою руку сильнее.

– Туши каждый пожар по очереди. И ты не обязана заниматься этим в одиночку. Я отдала всю жизнь на поиски тебя в надежде, что однажды обрету честь служить под твоим началом. То же самое касается и Мордекая, и Якса. У тебя есть друзья, Марианна. И сколько бы врагов ни ждало, чтобы сбить тебя с ног, мы готовы дать им сдачи. Мы не теряем в тебя веру, так что и ты верь в нас.

Ее слова – бальзам на мою израненную душу, и я чувствую, как пульс снова постепенно восстанавливается. Я стояла в нерешительности на краю пропасти, и Астрид оттащила меня от нее. Я киваю, уверяя, что никуда не уйду, накрываю свободной ладонью ее руки. Она облегченно вздыхает, поняв, что достучалась до меня.

Через минуту Астрид встает и снова освежает мой компресс.

– Где ты научилась так драться? – спрашиваю я ее, думая о том, с какой легкостью она противостояла столь многочисленной угрозе.

На губах Астрид появляется озорная ухмылка:

– Увидишь, когда присоединишься к нам утром. Мы тренируемся рано… на случай, если думаешь, что сможешь от нас не отстать.

– Не уверена, – отвечаю я с улыбкой, однако меня гложет подспудная догадка. То, как она двигалась, рождает во мне смутное воспоминание, которое все никак не могу ухватить.

– Ну, у тебя есть хорошая отмазка, – говорит Астрид и указывает на мое избитое, покрытое синяками лицо. – А пока отдохни.

Я еще раз ее благодарю, и вот она уже уходит, оставляя меня с моей болью и уязвленной гордостью. Сегодня я допустила ошибку, и она чуть не обошлась мне слишком дорого. С самого момента прибытия сюда злость не покидает меня, а досада бурлит, постоянно угрожая вырваться на поверхность. Мне это все не нравится.

Я заставляю себя встать с кресла, чтобы глянуть на свое отражение в зеркале. Все хуже, чем я ожидала, так что завтрашняя попытка убедить Хранителей в том, что я их королева, с такими синячищами представляется мне бесперспективной.

Выползаю в коридор и спускаюсь в комнату Гая. К моему облегчению, его нет на месте. Я принимаюсь за работу, кипячу воду, добавляю серебутон и топькрапиву – мои обычные средства от порезов. Потом подмешиваю дикорень, подбрасываю щепотку земли, чтобы усилить действие снадобий и ускорить заживление. И тут я отступаю от обычной процедуры. Если бы раньше я на этом остановилась и выпила настойку, то теперь роюсь в бесконечных запасах Гая, пока не нахожу то, что искала. Добавляю ложку растолченного в порошок копыта и горсть золы, после чего наклоняюсь и выдавливаю туда же из разбитой губы немного крови. Размешивая кашицу, я нашептываю то же заклинание, что использовала при ожоге Гая, и в конце концов снимаю варево с огня.

Запах гнуснейший, но я зажимаю ноздри и выпиваю зелье залпом. Тело вспыхивает изнутри, правда, по-доброму. Я чувствую, как волшебство принимается за дело. Вернувшись незаметно к себе в спальню, я снова смотрюсь в зеркало и улыбаюсь.

Все следы моих сегодняшних злоключений улетучились.